Страница:
Не торопясь, любовно отстроил Мун стены Романского стиля. В Тарасконе, расположенном неподалеку к западу, он присмотрел деревянные ворота с резьбой, изображающей Успение Богородицы, и транспортировал их в Вене. Заменил обычную черепицу на покатой крыше глазированной, генуэзской, проследив, чтобы каждую черепичку тщательно очистили.
С севера виллу защищала от мистраля кипарисовая аллея, а с южной стороны подымали вверх свои скрюченные, будто артритом, сучья раскидистые платаны, в тени которых было так приятно посидеть летом. А ниже по усаженному валунами склону, на котором стояла вилла, стена густого кустарника и древних деревьев надежно отгораживали ее от всего мира.
Большинство людей находили Муна и Сутан очень похожими внешне. Кузен был немного выше ростом, пошире в плечах, но осанка — совсем как у Сутан. Лицо Муна отличалось разве только тем, что было обветренным, как у настоящего провансальского фермера, которым он, в сущности, и стал.
— Ты плохо выглядишь, — сказал Мун. Они сидели во внутреннем дворике виллы, построенной П-образно. Миндальные деревья были в розовом цвету, воздух пропитан запахом дикого тимьяна и майорана. Плющ обвился вокруг каменного фонтана в виде двух дельфинов, изо рта которых лилась вода на лазурный кафель.
Время от времени пробивалось солнце сквозь синевато-серые тучи и освещало вершины деревьев, росших выше виллы по склонам гор.
— Я хочу знать, — сказала Сутан, — в каких делах был замешен Терри.
На покрытом мозаикой столике перед ними стояли вазы с земляникой из Карпентрас, маслинами из Ниона и засахаренным миндалем из Аикса.
Мун улыбнулся, и его улыбка напомнила ей об изваяниях Будды в Юго-Восточной Азии.
— Зачем ты обращаешься ко мне с подобными вопросами? — сказал он, беспомощно разведя руками.
— Ты хочешь сказать, что ты не знаешь на них ответа? Терри часто приходил к тебе за советами. А, может, еще и за помощью?
— За помощью он ко мне никогда не приходил, — ответил Мун. — Довольно странно мне напоминать тебе, что Терри был очень независимым человеком. Он терпеть не мог одалживаться у кого бы то ни было.
— Ты всегда славился умением давать уклончивые ответы, — заметила она. — Но я — член семьи. Меня такие ответы удовлетворить не могут.
— Терри нет в живых, — сказал Мун. — Духам тоже требуется отдых. — По этим словам Сутан поняла, что ее двоюродный брат не хочет обсуждать ее покойного возлюбленного.
— Я должна знать, Мун. Мне необходимо знать.
— Он умер в церкви, — сказал Мун. — И я вот думаю, не сделало ли это его смерть ужасной для него вдвойне.
Сутан закрыла глаза, и ей показалось, что все ее душа содрогнулась. — Пусть Терри убили, но любовь моя к нему осталась. Что еще осталось? Еще многое, не так ли?
Мун смотрел на нее все с тем же выражением Будды на лице.
— Просвети и ты меня, в таком случае, — попросил он.
Сутан глубоко вздохнула и сообщила ему, что она обнаружила, вернувшись домой, что кто-то обыскивал ее квартиру. И еще кто-то наблюдал за ней, притаившись в подъезде дома напротив.
Рассказывая об этом, она заметила, что лицо ее кузена внезапно изменилось. Оно уже не было, как прежде, полусонным, отрешенным от жизни. Он выпрямился в кресле и даже вперед подался, весь внимание.
— Ты уверена в том, что ничего, кроме того предмета из нижнего белья, не пропало? — спросил он, когда Сутан закончила. — Абсолютно уверена?
— Абсолютно. И еще, зачем тогда продолжать за мной наблюдение? Если он нашел то, что искал, то должен был бы отстать.
Напряжение Муна заметно спало, и Сутан, заметив это, спросила:
— Значит, ты знаешь, что он искал?
— Не знаю, — ответил Мун, но она не очень-то поверила ему. Что он скрывает от нее? Она пришла сюда, ища успокоения, а вместо этого — новые волнения.
Сутан неотрывно смотрела на двоюродного брата. Хотя было очевидно, что он ей не доверяет, она решила довериться ему до конца. Достала открытку, которую Терри перед смертью написал Крису, и протянула Муну. Пока тот читал ее, все пыталась понять по выражению его лица, какое впечатление это послание произвело на него. — Скажи на милость, что бы это могло значить?
Он поднял глаза.
— Зачем ты мне ее показала? — А на лице все то же отсутствующее выражение.
— Прекрати! — крикнула она и вырвала из его руки открытку. С ума сойти можно, все та же каменная стена вместо участия! — Я понимаю, тебе кажется, что ты спасаешь меня, — с горечью сказала она.
— Да, спасаю. От тебя самой.
— Не надо! — бросила она. Вот этого она боялась больше всего. — Я не хочу ворошить это!.. Я же тебя не раз предупреждала.
Мун ничего не ответил, и даже не пошевелился. Золотой луч солнца соскользнул с высоких склонов и залил их дворик, бросив змеевидные тени вдоль каменных порталов, в глубину виллы.
— Оно само придет, — молвил, наконец, Мун. — Всегда приходит.
— Я запрещаю! — крикнула Сутан.
— Ты же сама сказала, — Мун поднял руки с коленей, будто пытаясь поймать ускользающий свет, — что пришла сюда, чтобы я рассказал тебе о твоих тайнах, и, тем не менее, запрещаешь мне даже намекать на последствия подобных тайн. Человек не живет в вакууме, Сутан. Ты должна отдавать себе в этом отчет. Ты, такая, какая ты есть. — Голос Муна гулко отдавался среди миндальных деревьев, зарослей мимозы, шиповника.
— Ты имеешь в виду, какой я стала. — Сутан смотрела на каменистый склон, утонувший в прохладной тени оливковых деревьев. Лицо ее удивительным образом переменилось, будто тоже окаменев. Но вместе с тем, в нем появилось удивительное спокойствие. — Ты же сам был моим учителем.
— То были лихие времена, — возразил Мун. — Я хотел спасти тебя от моих врагов. Но получилось так, что ты стала тем, кем быть для тебя — мучение.
Какое-то время я молчала, глядя, как последние солнечные лучи просачиваются сквозь древние камни. Наконец, спросила. — Ты думал, что я попытаюсь убить себя после смерти Терри?
— Должен признать, такая мысль не раз посещала меня.
— Понятно. Но, видишь ли, во мне на сей раз бушевало горе, а не ненависть к себе самой. И вызвано это чувство было не тем, что я кого-то убила.
— Ты убила тогда, чтобы спасти мне жизнь, — напомнил Мун. — Как можно ненавидеть себя за это?
— Я убила, и точка, — отрезала она. — Во мне дремлют силы, которых я не понимаю. Их передал мне ты.
— Они у нас обоих с рождения, — возразил Мун. — Ты думаешь, что ты другая, потому что твой отец — француз? Мы — одна семья. Мы друг для друга — все. И это главное.
Она склонила голову набок. — И Терри изменил все это?
— Я любил Терри, — ответил Мун, задумчиво глядя на воду в фонтане. — Мы были ближе друг другу, чем братья.
— Потому что вы убивали вместе — друг для друга.
— Это было давно.
Она кивнула, соглашаясь.
— Но не забывается.
— Даже мертвые, Сутан, не забывают.
— Будь ты проклят, — прошептала она. Ее глаза были мокры от слез, но, очевидно, она смирилась с правдой.
Мун взял ее руки в свои и нежно гладил ее ладони, как он делал, когда она в детстве болела или боялась чего-нибудь. Вдоль кипарисовой аллеи шел фермер: темный силуэт в свете уходящего дня. Какая незатейливая жизнь у него, подумала она. Работа, еда, сон, любовь, опять работа... Ее душа стремилась к этой мудрой простоте.
— Что ты можешь сказать об открытке, которую Терри написал брату?
— Что я нахожу ее странной, — признал Мун. — Особенно принимая во внимание их долгую размолвку. Почему он решил написать? И еще ненаписанный постскриптум... Что Терри намеревался написать?
— Может быть, мы получим ответы на эти вопросы, — сказала Сутан. — Я разговаривала по телефону с Крисом. Завтра он прилетит сюда забрать тело Терри, и мы договорились, что я встречу его в аэропорту Ниццы.
— В свете той истории, что была меж вами, стоит ли?
— Это не важно, — ответила она. — У меня нет выбора. Твоя школа.
— В твоей жизни было кое-что и помимо этого, — заметил он.
— Правда, это может и не дать ничего нового. По словам Криса, за последнее время Терри ничего не посылал ему.
— По словам. Однако, в любом случае, было бы хорошо, если бы ты привезла его сюда, так что бы я мог с ним поговорить.
— Допросить его, ты хочешь сказать.
— Меня не будет дома, когда вы приедете. Побудьте с ним вдвоем, отдохните. Но обязательно дождитесь меня. — Он поймал ее взгляд. — Ясно?
Она кивнула.
— А как насчет того человека, который следит за мной?
— Что насчет него? — Опять выражение Будды на лице Муна.
— Я не знаю, как с ним поступить, — уточнила она.
Мун продолжал смотреть на нее.
— Ты отлично знаешь, как с ним поступить. Знаешь с того самого момента, как заметила, что он следит за тобой. Надо позволить ему найти тебя.
— Не надо! — отчеканила Сутан. — Ты знаешь, к чему это может привести.
Тяжелый, пристальный взгляд Муна продолжал сверлить ее. Она вздрогнула. — Ты пришла сюда со своими страхами и подозрениями, — сказал он. — И этим ты сделала свой выбор. И, между прочим, ты должна признать, что ничего этого не было бы, если бы не твоя любовь к Терри. Теперь поздно идти на попятную. Ты должна выяснить, зачем этот человек преследует тебя.
Запах дикого тимьяна и майорана усилился, стал почти удушающим.
— Что мне придется делать? — в отчаянии спросила она.
— Ничего такого, к чему ты не подготовлена, — заверил ее Мун.
— Но убивать я не буду! — крикнула она, а сама в это время думала, что все повторяется, как в жутком кошмаре. Более того, она знала, что это такой кошмар, от которого нельзя пробудиться.
— Думай о Терри, — глаза Муна опять закрылись. — Или, если хочешь, думай о Крисе.
Дельфины выплевывали сверкающую в закатных лучах воду на лазурные кафельные плитки, которыми был облицован фонтан.
— А черт побери! — ругался он, когда Сив и Диана вышли на освещенное место. — А дьявол! — Гудение переносного генератора перекрывало стрекотание цикад.
Он мрачно взглянул на приближающуюся пару.
— Вы только посмотрите на это! — говорил он, указывая им под ноги. — Нет, вы только посмотрите!
Один из его людей приподнял брезент. Человек лежал скрючившись, животом в канаве. Самым замечательным было то, что его голова лежала в шести дюймах от обрубка шеи.
— Еще один! — воскликнул Блокер с омерзением. — И убит тем же самым способом.
— Кто обнаружил тело? — спросила Диана.
— Да парочка одна, что забрела сюда пообжиматься. Мы записали их показания и отпустили. На них лица не было от страха.
— Личность убитого установлена? — осведомилась Диана. Сив уже ползал, обследуя тропинку над канавой. Повсюду была кровь, но уже всосавшаяся в землю. Не так, как в ризнице...
— Человека звали Декордиа. Аль Декордиа, — ответил Блокер, выворачивая дорогой бумажник из кожи аллигатора. — Вот все его барахло: водительское удостоверение, кредитные карточки. Страховка на случай болезни... Это ему больше ни к чему.
Сив смотрел на обрубок шеи. Такие же зазубрины, что и на шее Доминика. Как будто голову его брата и этого человека отхватило медвежьим капканом. Но такое, разумеется, невозможно.
— Этот парень из местных, — продолжал Блокер. — Вот, взгляните. — Он протянул Диане визитную карточку. На оборотной стороне что-то написано, очевидно, самим Декордиа. — Живет на конце Растеряева Проезда — есть тут такой фешенебельный квартал, где дома стоят по нескольку миллионов. У нас еще не было возможности поставить в известность семью, и поэтому никто еще не сделал официального опознания. — Диана что-то быстро строчила в записной книжке. — В бумажнике куча денег — больше пяти тысяч — так что версию убийства с целью ограбления можно сразу отбросить.
Сив внимательно осмотрел пальцы. Ни один из них не сломан, и никаких следов пудры или чего-нибудь в этом духе.
— Никто не прикасался к телу? — спросил он.
— Группа экспертов еще и не прибыла, — вздохнул Блокер. Похоже, сегодня ему вообще не придется поесть. — Под ложечкой прямо-таки подсасывает, — добавил он, ни к кому конкретно не обращаясь.
— Если вы не возражаете, — сказал Сив, выбираясь из канавы, — я бы хотел получить копию заключения коронера и по этому делу тоже.
— Пожалуйста, — устало ответил Блокер. — Почему бы и нет? Всего навсего бумажка, которую надо переслать. У меня времени навалом, не так ли? Разве я не похож на человека, у которого времени навалом?
— Спасибо, детектив, — поблагодарил Сив, подталкивая Диану по направлению к их машине. — Спасибо за все.
Потом он молчал, пока они не выбрались на шоссе, ведущее к дому.
— Тот человек, что убил этого парня, Декордиа, убил и Доминика. Тот же почерк, те же характерные отметины на месте среза. — Он закрыл глаза. От бесконечного потока встречных машин с зажженными фарами начинала болеть голова. — Интересно, каким дьявольским инструментом обезглавили их обоих? — Потом, после паузы, вздохнул. — Мы обедали с тобой или только мечтали об обеде?
— Мечтали, босс.
— Тогда остановись в первом подходящем месте. Придорожная забегаловка, у которой они остановились, снаружи была облицована имитацией гранитных булыжников, а изнутри — имитацией мраморных плит. Гамбургер, картошка, пожаренная ломтиками, кофе и пирожок с сыром, похоже, тоже были имитацией, потому что на пути к желудку явно пытались прожечь пищевод. Пообещал себе перейти на более здоровый рацион, хотя и отлично понимая, что не выполнит этого обещания.
Вернувшись в машину, он бросил в рот таблетку фестала и повернулся к Диане.
— Я хочу, чтобы ты наступила этому Блокеру на хвост и постоянно теребила его, пока он не пришлет обещанные документы. Чую я, что заключение коронера даст подтверждение тому, о чем я могу пока только догадываться.
— Ты думаешь, что этот Аль Декордиа связан каким-то образом с твоим братом?
— Возможно. Они убиты одним и тем же человеком, в том же самом городе, хотя и не в одно и то же время, — ответил Сив. — Но, с другой стороны, возможно, мы имеем дело с маньяком-убийцей. Я думаю, именно это перепугало Блокера до колик в заднице. И есть чего испугаться. Однако, учитывая тот факт, что этот парень, Декордиа, пролежал в канаве несколько дней, как минимум, ума не приложу, каким образом он может быть связан с Домиником.
Слово «связан» зацепило сигнальный колокольчик в его памяти и он, включив свет в салоне машины, вынул из кармана смятый клочок бумаги.
— Это я увел с места преступления, — объяснил он Диане, разворачивая его. — Нашел в правом кармане Дома. И, поскольку он лежал на правом боку, бумажки не было видно никому.
— Только не тебе, — заметила она, начиная обгонять огромный грузовик. — Помнится, ты нас всегда учил, что нельзя ничего трогать на месте преступления, пока там не побывала группа экспертов.
— Это было до того, как я познакомился с детективом Блокером.
Сказано это было в шутку, но никто из них не засмеялся. Диана была абсолютно предана Сиву. За те годы, что они работали вместе, она не раз лезла под пули, чтобы прикрыть его. Она и в будущем сделает это без колебаний. И именно благодаря этой преданности — потому что она любила его и доверяла ему абсолютно — она задумалась про себя, что это такое нашло на босса. Будто смерть его брата в какой-то степени изменила его, сделала жестче. Он хотел — нет, это слово не достаточно точно передает чувство, которое он испытывал, решила она — он страстно желал отыскать убийцу брата.
Ныряя в Коннектикутский тоннель в этот ночной час, Диана думала, а не перейдет ли это желание в одержимость. Сив всегда жил для людей. Общественное для него всегда было выше личного. Теперь, ей казалось, это могло измениться. Не то, чтобы она не понимала и не сочувствовала ему... Но что если чувства возьмут в нем верх и он отставит прочь принципы, которым прежде следовал беспрекословно? Она уже слышала, как он сказал неправду собрату-полицейскому. Видела, как он утащил с места преступления улику — причем с места вне его юрисдикции. Причем до того, как ответственный за это дело офицер полиции смог увидеть ее. Диане и в голову не приходило, что ее босс способен на такие нарушения установленной процедуры расследования преступления.
А Сив тем временем сидел, уставившись в смятый клочок бумаги. На нем было несколько слов, написанных незнакомым, но характерным почерком — буквы наклонены назад — и, ниже них, одно слово, написанное неразборчивым, легко узнаваемым почерком его брата Дома. Вот что прочел Сив:
Сутан Сирик
бульвар Виктора Гюго, д. 67
Ницца, Франция
Спасен?
— Долгое время, — говорила Аликс, — я думала о себе только как о матери Дэна. Для женщин часто трудно отделить свое существование от жизни их детей. А порой ребенок занимает такое место в твоей жизни, что больше на ней ничего и не умещается.
Дождь все еще шел и, хотя они и были защищены от него козырьком навеса, кое-где капли блестели в ее волосах, как бриллианты в тиаре.
— Но со временем я начала понимать, что удовольствие от общения с ним, хотя и весьма значительное, не может наполнить мою жизнь. Если я потеряю себя в нем, то это будет плохо для нас обоих.
— И тогда ты поступила на службу в прокуратуру округа, — закончила за нее Крис.
Она улыбнулась.
— Все было не так просто. Для начала надо было отъединить себя от него. А потом надо было сдать экзамены на адвокатуру. — Ее улыбка потускнела. — А потом и мое замужество начало разваливаться прямо на глазах, причем весьма болезненным образом.
— Извини, что напомнил о неприятном. Опять та же улыбка, скупая, но преображающая все лицо. — Никогда не знаю, говорить ли в этом случае «Не извиняйся» или «Спасибо». Я полагаю, что надо говорить и то, и другое. Сейчас это дело прошлое.
Она наклонила голову, услышав знакомую мелодию, долетевшую с кухни. Вполголоса стала подпевать и, казалось, все напряжение, сковывающее ее до этого, покинуло ее. Она перестала петь, но глаза так и остались ясными, сверкающими.
— Ну а ты? — спросила она. — Ты больше похож на атлета, чем на юриста.
Он засмеялся точности ее наблюдения. К его собственному удивлению, эта оценка даже польстила ему.
— Я и был атлетом, — признался он. — Велогонщиком.
— Да ну! Неужто не шутишь? — Недоверчиво подняла она брови. — Я обожаю велоспорт. Мы с Дэнни часто катаемся вместе.
— Я уже заметил ваши велики в прихожей, — сказал Крис. — Отличные машины.
— Ив каких гонках ты участвовал?
— В разных, — ответил Крис, глядя в темноту ночи. — Все время готовился к своей главной гонке — к Тур де Франс.
— Твоя семья, наверно, ужасно гордилась тобой, — предположила Аликс.
Эти ее слова удивили его. Обычно в таких случаях спрашивают: «И как, выиграл?»
— Нет, — ответил он. — Они не очень-то интересовались моими успехами и поражениями.
— Это ужасно.
Да, подумал Крис, действительно ужасно. Он вздохнул.
— Пожалуй, больше всего на свете мне бы хотелось услышать от отца: «Молодец, парень!» К тому времени, как я поехал во Францию, моя мать умерла. А отец думал только о моем старшем брате Терри. Дело в том, что в то время, как я катался по Франции, мой брат воевал во Вьетнаме, защищая американские идеалы свободы и справедливости. То, чем отец больше всего дорожил. И я для него был дезертиром, трусом, который отказывается служить стране, которая вскормила его. — Даже сейчас, столько лет спустя, он не мог рассказать кому-либо о том, что действительно происходило в то достопамятное лето. — Во всяком случае, так казалось моему отцу.
— Настоящий ястреб.
— Я бы сказал даже — супер-ястреб, — согласился Крис.
— И что случилось, когда ты участвовал в Тур де Франс? — спросила Аликс.
— Я покалечился. — Это был его обычный ответ, когда он отвечал на этот вопрос. Часто он просто отмалчивался. В этом ответе хоть и была правда, но не вся правда.
— И сильно?
Да, подумал он. Очень сильно. Он так и хотел ей сказать, но вместо этого у него получилось:
— Я завтра вечером улетаю во Францию. Там моего брата убили.
— О, Кристофер, я тебе так сочувствую! Кристофер, подумал он. Так мой отец меня всегда называл. Подняв глаза, он увидел опечаленное лицо Аликс. Интересно, подумал он, печалюсь ли я сам о гибели Терри, как она? — А у меня, кажется, все чувства атрофировались. Сам не пойму, что со мной.
— Вы с братом были не очень близки?
Крис саркастически усмехнулся.
— Можно сказать и так. За последние десять и даже больше лет между нами не было никаких контактов. Я бы сказал, что мы так и не смогли узнать друг друга.
Аликс придвинулась к нему ближе.
— Как жалко!
Он ощутил тепло ее плеча и почувствовал приятное возбуждение. Не сексуальное, а именно приятное: когда она рядом, та черная пропасть, которая разверзлась перед ним, когда он узнал о смерти Терри, была как-то не так страшна. Он не один на ее краю.
— Долгое время я возлагал вину за это на отца, — сказал Крис. — Он любил стравливать нас друг с другом, считая, что это способствует формированию характера. Мой отец большое внимание придавал характеру. Гордился своим кельтским происхождением. «Из семейства Хэев всегда выходили хорошие бойцы», — любил повторять он. Он был строг, пожалуй, даже суров с нами. Первое доброе слово, которое я слышал от него, да и то не в свой адрес, а в адрес Терри, я услышал из его уст, когда Терри приезжал на побывку из Вьетнама. Так что, естественно, проще всего для меня было считать отца виновным в том, что мы с братом как чужие. Но теперь, после смерти Терри, я начинаю думать, что не только его в том вина. Мы ведь и сами никогда не пытались выяснить, почему мы далеки друг от друга.
— Очевидно, — продолжал Данте, — Декордиа познакомился с нею, когда приезжал сюда с месяц назад повидать Терри Хэя. Это было почти сразу после смерти его дочери. Она погибла в автокатастрофе: ее машина съехала с дороги во время дождя. Ей было девятнадцать лет.
Данте полистал свои записи.
— Так или иначе, Декордиа чувствовал симпатию к этой Сирик. Она выросла без родителей, и он — по возрасту и прочему — годился ей в отцы. Декордиа, он был такой, шибко привязчивый. Смерть его дочери сломила его.
Со страхом в сердце Мильо спросил:
— Могла мадемуазель Сирик убить его?
— Ни в коем случае, — ответил Данте. — Она была здесь, во Франции, когда Декордиа прикончили.
Мильо почувствовал такое глубокое облегчение, что у него даже слезы на глазах выступили. Быстро отвернувшись от Данте, он уставился в окно, за которым виднелась Военная Академия и парк Марсова Поля. Слава Богу, подумал он. Теперь надо постараться разузнать, что действительно на уме у того незнакомца.
— Ты не знаешь, кто убил Декордиа?
— Нет, — ответил Данте. — Я ничего не смог узнать об этом деле, кроме того, что он был обезглавлен, что само по себе весьма странно.
Странно действительно, подумал Мильо. Не менее странно и то, что незнакомый собеседник Логрази знает о подразделении ПИСК, которым Терри Хэй командовал во Вьетнаме, больше, чем он сам. Например, Мильо не слыхал про идею Терри Хэя обезглавливать свои жертвы. А теперь кто-то опять использовал ее, убивая Декордиа. Зачем?
Но Мильо тут же подумал, что это — не главный вопрос при данных обстоятельствах. Прежде всего надо разобраться в том, почемуДекордиа был убит. Поскольку Сутан относилась к нему, как к отцу, совершенно неправдоподобно предполагать, что Терри вообще причастен к его убийству, как полагает незнакомец.
Но, с другой стороны, Декордиа и Терри Хэй действительно встречались месяц назад. Что они обсуждали? Считается, что они были врагами. Операция Белый Тигр, в разработке которой принимал участие Декордиа, была замыслена, чтобы лишить Терри влияния в им же созданной сети. Может, правда, что Декордиа хотел выйти из дела, как предположил незнакомец? И что он продал секретные сведения по операции Терри Хэю? Если это так, то, по всей видимости, сама мафия и ответственна за его смерть. Но, опять же, если это так, то незнакомец, который является эмиссаром главы мафии, должен быть в курсе этих дел.
Мильо откинулся в кресло и задумался о трагической иронии, заложенной в самой жизни. Он нашел ответ на один из вопросов, но это ни на шаг не приблизило его к истине. Теперь он стоял перед загадкой, внутренний смысл которой уже дал первые опасные ростки. Гудронированное шоссе серебристо переливалось в лучах множества рукотворных солнц — фонарей дневного света, выстроившихся вдоль него. Мосье Мабюс, думая, как всегда, о смерти и разрушении, от нечего делать включил радио, покрутил ручку настройки. Из динамика полился бархатный голос Ван Моррисона:
С севера виллу защищала от мистраля кипарисовая аллея, а с южной стороны подымали вверх свои скрюченные, будто артритом, сучья раскидистые платаны, в тени которых было так приятно посидеть летом. А ниже по усаженному валунами склону, на котором стояла вилла, стена густого кустарника и древних деревьев надежно отгораживали ее от всего мира.
Большинство людей находили Муна и Сутан очень похожими внешне. Кузен был немного выше ростом, пошире в плечах, но осанка — совсем как у Сутан. Лицо Муна отличалось разве только тем, что было обветренным, как у настоящего провансальского фермера, которым он, в сущности, и стал.
— Ты плохо выглядишь, — сказал Мун. Они сидели во внутреннем дворике виллы, построенной П-образно. Миндальные деревья были в розовом цвету, воздух пропитан запахом дикого тимьяна и майорана. Плющ обвился вокруг каменного фонтана в виде двух дельфинов, изо рта которых лилась вода на лазурный кафель.
Время от времени пробивалось солнце сквозь синевато-серые тучи и освещало вершины деревьев, росших выше виллы по склонам гор.
— Я хочу знать, — сказала Сутан, — в каких делах был замешен Терри.
На покрытом мозаикой столике перед ними стояли вазы с земляникой из Карпентрас, маслинами из Ниона и засахаренным миндалем из Аикса.
Мун улыбнулся, и его улыбка напомнила ей об изваяниях Будды в Юго-Восточной Азии.
— Зачем ты обращаешься ко мне с подобными вопросами? — сказал он, беспомощно разведя руками.
— Ты хочешь сказать, что ты не знаешь на них ответа? Терри часто приходил к тебе за советами. А, может, еще и за помощью?
— За помощью он ко мне никогда не приходил, — ответил Мун. — Довольно странно мне напоминать тебе, что Терри был очень независимым человеком. Он терпеть не мог одалживаться у кого бы то ни было.
— Ты всегда славился умением давать уклончивые ответы, — заметила она. — Но я — член семьи. Меня такие ответы удовлетворить не могут.
— Терри нет в живых, — сказал Мун. — Духам тоже требуется отдых. — По этим словам Сутан поняла, что ее двоюродный брат не хочет обсуждать ее покойного возлюбленного.
— Я должна знать, Мун. Мне необходимо знать.
— Он умер в церкви, — сказал Мун. — И я вот думаю, не сделало ли это его смерть ужасной для него вдвойне.
Сутан закрыла глаза, и ей показалось, что все ее душа содрогнулась. — Пусть Терри убили, но любовь моя к нему осталась. Что еще осталось? Еще многое, не так ли?
Мун смотрел на нее все с тем же выражением Будды на лице.
— Просвети и ты меня, в таком случае, — попросил он.
Сутан глубоко вздохнула и сообщила ему, что она обнаружила, вернувшись домой, что кто-то обыскивал ее квартиру. И еще кто-то наблюдал за ней, притаившись в подъезде дома напротив.
Рассказывая об этом, она заметила, что лицо ее кузена внезапно изменилось. Оно уже не было, как прежде, полусонным, отрешенным от жизни. Он выпрямился в кресле и даже вперед подался, весь внимание.
— Ты уверена в том, что ничего, кроме того предмета из нижнего белья, не пропало? — спросил он, когда Сутан закончила. — Абсолютно уверена?
— Абсолютно. И еще, зачем тогда продолжать за мной наблюдение? Если он нашел то, что искал, то должен был бы отстать.
Напряжение Муна заметно спало, и Сутан, заметив это, спросила:
— Значит, ты знаешь, что он искал?
— Не знаю, — ответил Мун, но она не очень-то поверила ему. Что он скрывает от нее? Она пришла сюда, ища успокоения, а вместо этого — новые волнения.
Сутан неотрывно смотрела на двоюродного брата. Хотя было очевидно, что он ей не доверяет, она решила довериться ему до конца. Достала открытку, которую Терри перед смертью написал Крису, и протянула Муну. Пока тот читал ее, все пыталась понять по выражению его лица, какое впечатление это послание произвело на него. — Скажи на милость, что бы это могло значить?
Он поднял глаза.
— Зачем ты мне ее показала? — А на лице все то же отсутствующее выражение.
— Прекрати! — крикнула она и вырвала из его руки открытку. С ума сойти можно, все та же каменная стена вместо участия! — Я понимаю, тебе кажется, что ты спасаешь меня, — с горечью сказала она.
— Да, спасаю. От тебя самой.
— Не надо! — бросила она. Вот этого она боялась больше всего. — Я не хочу ворошить это!.. Я же тебя не раз предупреждала.
Мун ничего не ответил, и даже не пошевелился. Золотой луч солнца соскользнул с высоких склонов и залил их дворик, бросив змеевидные тени вдоль каменных порталов, в глубину виллы.
— Оно само придет, — молвил, наконец, Мун. — Всегда приходит.
— Я запрещаю! — крикнула Сутан.
— Ты же сама сказала, — Мун поднял руки с коленей, будто пытаясь поймать ускользающий свет, — что пришла сюда, чтобы я рассказал тебе о твоих тайнах, и, тем не менее, запрещаешь мне даже намекать на последствия подобных тайн. Человек не живет в вакууме, Сутан. Ты должна отдавать себе в этом отчет. Ты, такая, какая ты есть. — Голос Муна гулко отдавался среди миндальных деревьев, зарослей мимозы, шиповника.
— Ты имеешь в виду, какой я стала. — Сутан смотрела на каменистый склон, утонувший в прохладной тени оливковых деревьев. Лицо ее удивительным образом переменилось, будто тоже окаменев. Но вместе с тем, в нем появилось удивительное спокойствие. — Ты же сам был моим учителем.
— То были лихие времена, — возразил Мун. — Я хотел спасти тебя от моих врагов. Но получилось так, что ты стала тем, кем быть для тебя — мучение.
Какое-то время я молчала, глядя, как последние солнечные лучи просачиваются сквозь древние камни. Наконец, спросила. — Ты думал, что я попытаюсь убить себя после смерти Терри?
— Должен признать, такая мысль не раз посещала меня.
— Понятно. Но, видишь ли, во мне на сей раз бушевало горе, а не ненависть к себе самой. И вызвано это чувство было не тем, что я кого-то убила.
— Ты убила тогда, чтобы спасти мне жизнь, — напомнил Мун. — Как можно ненавидеть себя за это?
— Я убила, и точка, — отрезала она. — Во мне дремлют силы, которых я не понимаю. Их передал мне ты.
— Они у нас обоих с рождения, — возразил Мун. — Ты думаешь, что ты другая, потому что твой отец — француз? Мы — одна семья. Мы друг для друга — все. И это главное.
Она склонила голову набок. — И Терри изменил все это?
— Я любил Терри, — ответил Мун, задумчиво глядя на воду в фонтане. — Мы были ближе друг другу, чем братья.
— Потому что вы убивали вместе — друг для друга.
— Это было давно.
Она кивнула, соглашаясь.
— Но не забывается.
— Даже мертвые, Сутан, не забывают.
— Будь ты проклят, — прошептала она. Ее глаза были мокры от слез, но, очевидно, она смирилась с правдой.
Мун взял ее руки в свои и нежно гладил ее ладони, как он делал, когда она в детстве болела или боялась чего-нибудь. Вдоль кипарисовой аллеи шел фермер: темный силуэт в свете уходящего дня. Какая незатейливая жизнь у него, подумала она. Работа, еда, сон, любовь, опять работа... Ее душа стремилась к этой мудрой простоте.
— Что ты можешь сказать об открытке, которую Терри написал брату?
— Что я нахожу ее странной, — признал Мун. — Особенно принимая во внимание их долгую размолвку. Почему он решил написать? И еще ненаписанный постскриптум... Что Терри намеревался написать?
— Может быть, мы получим ответы на эти вопросы, — сказала Сутан. — Я разговаривала по телефону с Крисом. Завтра он прилетит сюда забрать тело Терри, и мы договорились, что я встречу его в аэропорту Ниццы.
— В свете той истории, что была меж вами, стоит ли?
— Это не важно, — ответила она. — У меня нет выбора. Твоя школа.
— В твоей жизни было кое-что и помимо этого, — заметил он.
— Правда, это может и не дать ничего нового. По словам Криса, за последнее время Терри ничего не посылал ему.
— По словам. Однако, в любом случае, было бы хорошо, если бы ты привезла его сюда, так что бы я мог с ним поговорить.
— Допросить его, ты хочешь сказать.
— Меня не будет дома, когда вы приедете. Побудьте с ним вдвоем, отдохните. Но обязательно дождитесь меня. — Он поймал ее взгляд. — Ясно?
Она кивнула.
— А как насчет того человека, который следит за мной?
— Что насчет него? — Опять выражение Будды на лице Муна.
— Я не знаю, как с ним поступить, — уточнила она.
Мун продолжал смотреть на нее.
— Ты отлично знаешь, как с ним поступить. Знаешь с того самого момента, как заметила, что он следит за тобой. Надо позволить ему найти тебя.
— Не надо! — отчеканила Сутан. — Ты знаешь, к чему это может привести.
Тяжелый, пристальный взгляд Муна продолжал сверлить ее. Она вздрогнула. — Ты пришла сюда со своими страхами и подозрениями, — сказал он. — И этим ты сделала свой выбор. И, между прочим, ты должна признать, что ничего этого не было бы, если бы не твоя любовь к Терри. Теперь поздно идти на попятную. Ты должна выяснить, зачем этот человек преследует тебя.
Запах дикого тимьяна и майорана усилился, стал почти удушающим.
— Что мне придется делать? — в отчаянии спросила она.
— Ничего такого, к чему ты не подготовлена, — заверил ее Мун.
— Но убивать я не буду! — крикнула она, а сама в это время думала, что все повторяется, как в жутком кошмаре. Более того, она знала, что это такой кошмар, от которого нельзя пробудиться.
— Думай о Терри, — глаза Муна опять закрылись. — Или, если хочешь, думай о Крисе.
Дельфины выплевывали сверкающую в закатных лучах воду на лазурные кафельные плитки, которыми был облицован фонтан.
* * *
Под вязами была устроена освещенная площадка, потому что вблизи канавы, что проходила наискосок поля, никакого освещения, естественно, не было. Лицо детектива Блокера лоснилось от пота. Кожу, казалось, можно отдирать лоскутьями.— А черт побери! — ругался он, когда Сив и Диана вышли на освещенное место. — А дьявол! — Гудение переносного генератора перекрывало стрекотание цикад.
Он мрачно взглянул на приближающуюся пару.
— Вы только посмотрите на это! — говорил он, указывая им под ноги. — Нет, вы только посмотрите!
Один из его людей приподнял брезент. Человек лежал скрючившись, животом в канаве. Самым замечательным было то, что его голова лежала в шести дюймах от обрубка шеи.
— Еще один! — воскликнул Блокер с омерзением. — И убит тем же самым способом.
— Кто обнаружил тело? — спросила Диана.
— Да парочка одна, что забрела сюда пообжиматься. Мы записали их показания и отпустили. На них лица не было от страха.
— Личность убитого установлена? — осведомилась Диана. Сив уже ползал, обследуя тропинку над канавой. Повсюду была кровь, но уже всосавшаяся в землю. Не так, как в ризнице...
— Человека звали Декордиа. Аль Декордиа, — ответил Блокер, выворачивая дорогой бумажник из кожи аллигатора. — Вот все его барахло: водительское удостоверение, кредитные карточки. Страховка на случай болезни... Это ему больше ни к чему.
Сив смотрел на обрубок шеи. Такие же зазубрины, что и на шее Доминика. Как будто голову его брата и этого человека отхватило медвежьим капканом. Но такое, разумеется, невозможно.
— Этот парень из местных, — продолжал Блокер. — Вот, взгляните. — Он протянул Диане визитную карточку. На оборотной стороне что-то написано, очевидно, самим Декордиа. — Живет на конце Растеряева Проезда — есть тут такой фешенебельный квартал, где дома стоят по нескольку миллионов. У нас еще не было возможности поставить в известность семью, и поэтому никто еще не сделал официального опознания. — Диана что-то быстро строчила в записной книжке. — В бумажнике куча денег — больше пяти тысяч — так что версию убийства с целью ограбления можно сразу отбросить.
Сив внимательно осмотрел пальцы. Ни один из них не сломан, и никаких следов пудры или чего-нибудь в этом духе.
— Никто не прикасался к телу? — спросил он.
— Группа экспертов еще и не прибыла, — вздохнул Блокер. Похоже, сегодня ему вообще не придется поесть. — Под ложечкой прямо-таки подсасывает, — добавил он, ни к кому конкретно не обращаясь.
— Если вы не возражаете, — сказал Сив, выбираясь из канавы, — я бы хотел получить копию заключения коронера и по этому делу тоже.
— Пожалуйста, — устало ответил Блокер. — Почему бы и нет? Всего навсего бумажка, которую надо переслать. У меня времени навалом, не так ли? Разве я не похож на человека, у которого времени навалом?
— Спасибо, детектив, — поблагодарил Сив, подталкивая Диану по направлению к их машине. — Спасибо за все.
Потом он молчал, пока они не выбрались на шоссе, ведущее к дому.
— Тот человек, что убил этого парня, Декордиа, убил и Доминика. Тот же почерк, те же характерные отметины на месте среза. — Он закрыл глаза. От бесконечного потока встречных машин с зажженными фарами начинала болеть голова. — Интересно, каким дьявольским инструментом обезглавили их обоих? — Потом, после паузы, вздохнул. — Мы обедали с тобой или только мечтали об обеде?
— Мечтали, босс.
— Тогда остановись в первом подходящем месте. Придорожная забегаловка, у которой они остановились, снаружи была облицована имитацией гранитных булыжников, а изнутри — имитацией мраморных плит. Гамбургер, картошка, пожаренная ломтиками, кофе и пирожок с сыром, похоже, тоже были имитацией, потому что на пути к желудку явно пытались прожечь пищевод. Пообещал себе перейти на более здоровый рацион, хотя и отлично понимая, что не выполнит этого обещания.
Вернувшись в машину, он бросил в рот таблетку фестала и повернулся к Диане.
— Я хочу, чтобы ты наступила этому Блокеру на хвост и постоянно теребила его, пока он не пришлет обещанные документы. Чую я, что заключение коронера даст подтверждение тому, о чем я могу пока только догадываться.
— Ты думаешь, что этот Аль Декордиа связан каким-то образом с твоим братом?
— Возможно. Они убиты одним и тем же человеком, в том же самом городе, хотя и не в одно и то же время, — ответил Сив. — Но, с другой стороны, возможно, мы имеем дело с маньяком-убийцей. Я думаю, именно это перепугало Блокера до колик в заднице. И есть чего испугаться. Однако, учитывая тот факт, что этот парень, Декордиа, пролежал в канаве несколько дней, как минимум, ума не приложу, каким образом он может быть связан с Домиником.
Слово «связан» зацепило сигнальный колокольчик в его памяти и он, включив свет в салоне машины, вынул из кармана смятый клочок бумаги.
— Это я увел с места преступления, — объяснил он Диане, разворачивая его. — Нашел в правом кармане Дома. И, поскольку он лежал на правом боку, бумажки не было видно никому.
— Только не тебе, — заметила она, начиная обгонять огромный грузовик. — Помнится, ты нас всегда учил, что нельзя ничего трогать на месте преступления, пока там не побывала группа экспертов.
— Это было до того, как я познакомился с детективом Блокером.
Сказано это было в шутку, но никто из них не засмеялся. Диана была абсолютно предана Сиву. За те годы, что они работали вместе, она не раз лезла под пули, чтобы прикрыть его. Она и в будущем сделает это без колебаний. И именно благодаря этой преданности — потому что она любила его и доверяла ему абсолютно — она задумалась про себя, что это такое нашло на босса. Будто смерть его брата в какой-то степени изменила его, сделала жестче. Он хотел — нет, это слово не достаточно точно передает чувство, которое он испытывал, решила она — он страстно желал отыскать убийцу брата.
Ныряя в Коннектикутский тоннель в этот ночной час, Диана думала, а не перейдет ли это желание в одержимость. Сив всегда жил для людей. Общественное для него всегда было выше личного. Теперь, ей казалось, это могло измениться. Не то, чтобы она не понимала и не сочувствовала ему... Но что если чувства возьмут в нем верх и он отставит прочь принципы, которым прежде следовал беспрекословно? Она уже слышала, как он сказал неправду собрату-полицейскому. Видела, как он утащил с места преступления улику — причем с места вне его юрисдикции. Причем до того, как ответственный за это дело офицер полиции смог увидеть ее. Диане и в голову не приходило, что ее босс способен на такие нарушения установленной процедуры расследования преступления.
А Сив тем временем сидел, уставившись в смятый клочок бумаги. На нем было несколько слов, написанных незнакомым, но характерным почерком — буквы наклонены назад — и, ниже них, одно слово, написанное неразборчивым, легко узнаваемым почерком его брата Дома. Вот что прочел Сив:
Сутан Сирик
бульвар Виктора Гюго, д. 67
Ницца, Франция
Спасен?
* * *
Крис и Аликс, стесненные присутствием на кухне мальчика-подростка, сидели на площадке пожарной лестницы, пробравшись на нее через широко открытое окно спальни. Грохот рока преследовал их и здесь, прорываясь через всю квартиру, заполняя пространство между ними.— Долгое время, — говорила Аликс, — я думала о себе только как о матери Дэна. Для женщин часто трудно отделить свое существование от жизни их детей. А порой ребенок занимает такое место в твоей жизни, что больше на ней ничего и не умещается.
Дождь все еще шел и, хотя они и были защищены от него козырьком навеса, кое-где капли блестели в ее волосах, как бриллианты в тиаре.
— Но со временем я начала понимать, что удовольствие от общения с ним, хотя и весьма значительное, не может наполнить мою жизнь. Если я потеряю себя в нем, то это будет плохо для нас обоих.
— И тогда ты поступила на службу в прокуратуру округа, — закончила за нее Крис.
Она улыбнулась.
— Все было не так просто. Для начала надо было отъединить себя от него. А потом надо было сдать экзамены на адвокатуру. — Ее улыбка потускнела. — А потом и мое замужество начало разваливаться прямо на глазах, причем весьма болезненным образом.
— Извини, что напомнил о неприятном. Опять та же улыбка, скупая, но преображающая все лицо. — Никогда не знаю, говорить ли в этом случае «Не извиняйся» или «Спасибо». Я полагаю, что надо говорить и то, и другое. Сейчас это дело прошлое.
Она наклонила голову, услышав знакомую мелодию, долетевшую с кухни. Вполголоса стала подпевать и, казалось, все напряжение, сковывающее ее до этого, покинуло ее. Она перестала петь, но глаза так и остались ясными, сверкающими.
— Ну а ты? — спросила она. — Ты больше похож на атлета, чем на юриста.
Он засмеялся точности ее наблюдения. К его собственному удивлению, эта оценка даже польстила ему.
— Я и был атлетом, — признался он. — Велогонщиком.
— Да ну! Неужто не шутишь? — Недоверчиво подняла она брови. — Я обожаю велоспорт. Мы с Дэнни часто катаемся вместе.
— Я уже заметил ваши велики в прихожей, — сказал Крис. — Отличные машины.
— Ив каких гонках ты участвовал?
— В разных, — ответил Крис, глядя в темноту ночи. — Все время готовился к своей главной гонке — к Тур де Франс.
— Твоя семья, наверно, ужасно гордилась тобой, — предположила Аликс.
Эти ее слова удивили его. Обычно в таких случаях спрашивают: «И как, выиграл?»
— Нет, — ответил он. — Они не очень-то интересовались моими успехами и поражениями.
— Это ужасно.
Да, подумал Крис, действительно ужасно. Он вздохнул.
— Пожалуй, больше всего на свете мне бы хотелось услышать от отца: «Молодец, парень!» К тому времени, как я поехал во Францию, моя мать умерла. А отец думал только о моем старшем брате Терри. Дело в том, что в то время, как я катался по Франции, мой брат воевал во Вьетнаме, защищая американские идеалы свободы и справедливости. То, чем отец больше всего дорожил. И я для него был дезертиром, трусом, который отказывается служить стране, которая вскормила его. — Даже сейчас, столько лет спустя, он не мог рассказать кому-либо о том, что действительно происходило в то достопамятное лето. — Во всяком случае, так казалось моему отцу.
— Настоящий ястреб.
— Я бы сказал даже — супер-ястреб, — согласился Крис.
— И что случилось, когда ты участвовал в Тур де Франс? — спросила Аликс.
— Я покалечился. — Это был его обычный ответ, когда он отвечал на этот вопрос. Часто он просто отмалчивался. В этом ответе хоть и была правда, но не вся правда.
— И сильно?
Да, подумал он. Очень сильно. Он так и хотел ей сказать, но вместо этого у него получилось:
— Я завтра вечером улетаю во Францию. Там моего брата убили.
— О, Кристофер, я тебе так сочувствую! Кристофер, подумал он. Так мой отец меня всегда называл. Подняв глаза, он увидел опечаленное лицо Аликс. Интересно, подумал он, печалюсь ли я сам о гибели Терри, как она? — А у меня, кажется, все чувства атрофировались. Сам не пойму, что со мной.
— Вы с братом были не очень близки?
Крис саркастически усмехнулся.
— Можно сказать и так. За последние десять и даже больше лет между нами не было никаких контактов. Я бы сказал, что мы так и не смогли узнать друг друга.
Аликс придвинулась к нему ближе.
— Как жалко!
Он ощутил тепло ее плеча и почувствовал приятное возбуждение. Не сексуальное, а именно приятное: когда она рядом, та черная пропасть, которая разверзлась перед ним, когда он узнал о смерти Терри, была как-то не так страшна. Он не один на ее краю.
— Долгое время я возлагал вину за это на отца, — сказал Крис. — Он любил стравливать нас друг с другом, считая, что это способствует формированию характера. Мой отец большое внимание придавал характеру. Гордился своим кельтским происхождением. «Из семейства Хэев всегда выходили хорошие бойцы», — любил повторять он. Он был строг, пожалуй, даже суров с нами. Первое доброе слово, которое я слышал от него, да и то не в свой адрес, а в адрес Терри, я услышал из его уст, когда Терри приезжал на побывку из Вьетнама. Так что, естественно, проще всего для меня было считать отца виновным в том, что мы с братом как чужие. Но теперь, после смерти Терри, я начинаю думать, что не только его в том вина. Мы ведь и сами никогда не пытались выяснить, почему мы далеки друг от друга.
* * *
— Вы были правы, — сказал Данте. — Между Сутан Сирик и Декордиа есть связь. — У Мильо упало сердце. Неужели он был не прав, не поверив словам незнакомца насчет Сутан и Аль Декордиа?— Очевидно, — продолжал Данте, — Декордиа познакомился с нею, когда приезжал сюда с месяц назад повидать Терри Хэя. Это было почти сразу после смерти его дочери. Она погибла в автокатастрофе: ее машина съехала с дороги во время дождя. Ей было девятнадцать лет.
Данте полистал свои записи.
— Так или иначе, Декордиа чувствовал симпатию к этой Сирик. Она выросла без родителей, и он — по возрасту и прочему — годился ей в отцы. Декордиа, он был такой, шибко привязчивый. Смерть его дочери сломила его.
Со страхом в сердце Мильо спросил:
— Могла мадемуазель Сирик убить его?
— Ни в коем случае, — ответил Данте. — Она была здесь, во Франции, когда Декордиа прикончили.
Мильо почувствовал такое глубокое облегчение, что у него даже слезы на глазах выступили. Быстро отвернувшись от Данте, он уставился в окно, за которым виднелась Военная Академия и парк Марсова Поля. Слава Богу, подумал он. Теперь надо постараться разузнать, что действительно на уме у того незнакомца.
— Ты не знаешь, кто убил Декордиа?
— Нет, — ответил Данте. — Я ничего не смог узнать об этом деле, кроме того, что он был обезглавлен, что само по себе весьма странно.
Странно действительно, подумал Мильо. Не менее странно и то, что незнакомый собеседник Логрази знает о подразделении ПИСК, которым Терри Хэй командовал во Вьетнаме, больше, чем он сам. Например, Мильо не слыхал про идею Терри Хэя обезглавливать свои жертвы. А теперь кто-то опять использовал ее, убивая Декордиа. Зачем?
Но Мильо тут же подумал, что это — не главный вопрос при данных обстоятельствах. Прежде всего надо разобраться в том, почемуДекордиа был убит. Поскольку Сутан относилась к нему, как к отцу, совершенно неправдоподобно предполагать, что Терри вообще причастен к его убийству, как полагает незнакомец.
Но, с другой стороны, Декордиа и Терри Хэй действительно встречались месяц назад. Что они обсуждали? Считается, что они были врагами. Операция Белый Тигр, в разработке которой принимал участие Декордиа, была замыслена, чтобы лишить Терри влияния в им же созданной сети. Может, правда, что Декордиа хотел выйти из дела, как предположил незнакомец? И что он продал секретные сведения по операции Терри Хэю? Если это так, то, по всей видимости, сама мафия и ответственна за его смерть. Но, опять же, если это так, то незнакомец, который является эмиссаром главы мафии, должен быть в курсе этих дел.
Мильо откинулся в кресло и задумался о трагической иронии, заложенной в самой жизни. Он нашел ответ на один из вопросов, но это ни на шаг не приблизило его к истине. Теперь он стоял перед загадкой, внутренний смысл которой уже дал первые опасные ростки. Гудронированное шоссе серебристо переливалось в лучах множества рукотворных солнц — фонарей дневного света, выстроившихся вдоль него. Мосье Мабюс, думая, как всегда, о смерти и разрушении, от нечего делать включил радио, покрутил ручку настройки. Из динамика полился бархатный голос Ван Моррисона: