Страница:
* * *
Сив вспомнил: Искусство войны есть искусство обмана.—Надо поскорее выбираться из этой больницы, — сказал он.
— И куда же ты собираешься направиться? — спросила Диана.
Но ведь война кончилась тринадцать лет назад. Опять вспомнилось то имя: Сутан Сирик. И тот адрес: Ницца, бульвар Виктора Гюго, д. 67.
Она положила ему руку на плечо.
— Никуда ты не поедешь.
Надо перестать обманывать себя, подумал он. Война никогда не кончается. Для меня, и, конечно, для него.
—Ты ничего не понимаешь, — сказал он, отмахиваясь от ее попыток удержать его. — Здесь мы не найдем ответа на свои вопросы. Дракон убит. Моя единственная зацепка превратилась в пыль.
— Конечно, Чана не вернешь, — согласилась Диана. — Но теперь, когда мы начали официально работать над этими двумя убийствами. С разрешения Блокера, мы...
— Это тупик, — сказал Сив, направляясь через комнату к шкафу. — Поверь мне, распутывать эти два убийства с этого конца — пустая трата времени.
Диана сначала молча смотрела, как он одевается, потом не выдержала.
— Что все-таки произошло? Ты от меня что-то утаиваешь.
Не был ли Дом убит потому, что Аль Декордиа что-то ему сообщил? — думал между тем Сив. Но в честь чего Декордиа вдруг пришел к Дому? И вот, когда одна нога уже пролезла в брючину, а вторая — только наполовину, до него вдруг дошло. Внизу записки и немного наискосок его брат написал: Спасен?Ясно, что Аль Декордиа приходил к нему исповедываться.
Он представил себе, как Декордиа заходит в исповедальню и говорит Дому то, что он не мог сказать никому другому, выплескивая из себя то, с чем он, по-видимому, уже не мог жить.
Но знал ли убийца о том, что Декордиа дал Дому эту записку? И почему тогда он оставил ее, хотя постарался удалить кусочек резины из руки убитого.
— Чтобы это ни было, — ответил он Диане, — это не твоя забота.
У Дианы замерло сердце, но она все-таки ответила:
— Твоя забота — это и моя забота.
Сив застегивал рубашку, но, услышав ее слова, остановился и повернулся к ней.
— Диана, — сказал он, беря ее руки в свои. — Я не знаю, что у тебя на уме. Нет! — Он прижал палец к зубам. — Ничего не говори. Сейчас я хочу, чтобы ты очень внимательно слушала. Все, что происходит здесь, каким-то образом, которого я пока не понимаю, взаимосвязано. — Действительно ли это так, или все это стечение обстоятельств и случайностей? Может, Диана права насчет его зацикленности? Может, он свихнулся на одной идее, как капитан Ахав?[17] — Самое главное, это перестало быть служебным делом и стало личным.
Глаза Дианы, такие большие, темные и испуганные. Такие близкие. Сив знал, что он должен сейчас забыть о них, забыть обо всем. Помнить только о войне, которая никогда не кончается.
— Видишь ли, я знаю, кто убил Дома. Или мне кажется, что знаю. В любом случае, у меня нет выбора: я должен выяснить это наверняка.
И он знал, что есть только один способ сделать это.
* * *
— Его дома нет, — сказала Сутан, входя в садик, вокруг которого была построена вилла Муна. — Он часто в отлучке.— А куда он ездит? — спросил Крис, наблюдая, как вода льется из дельфиньих ртов.
Сутан пожала плечами. — Куда только его не заносит по его делам! Чаще всего, в Азию, я полагаю. В Камбоджу нам путь заказан: у нас там слишком много политических врагов. Но Мун любит бывать хотя бы около.
— Так ты не знаешь точно, где он сейчас? — Крису хотелось узнать как можно больше о ее двоюродном брате. — Ты позвонить ему не можешь?
— Туда, где он сейчас? — Она рассмеялась. — Даже телексом его не достать, когда он в Азии. — Она подошла и остановилась рядом с ним. — Потерпи немного. Ты уже занялся подготовкой необходимых бумаг для того, чтобы распорядиться Терриным... — Ее голос немного сорвался и она отвернулась туда, где синели в утренней дымке горы.
— Крис, я хочу попросить тебя об одном одолжении, — сказала она после довольно длительной паузы. — И прежде чем дать свой ответ, обещай хорошенько подумать.
— Хорошо.
— Я бы хотела, чтобы тело Терри покоилось во Франции. А именно, здесь, в месте, которое он любил.
— Сутан, я не...
— Пожалуйста, — прервала она, — ты обещал не отвечать, не подумав.
Он кивнул. Конечно, надо учесть желания отца. Он бы похоронил Терри на семейном кладбище в Коннектикуте. Но то ли это место, где бы сам Терри хотел лежать, если бы задумался когда-либо о собственной смерти? Другое дело, здесь, неподалеку от городка, где Крис провел незабываемое лето Тур де Франс, где он познакомился с Сутан, о чем Терри, конечно, знал.
— Я думаю, это неплохая идея, — ответил он и сразу же увидел огромное облегчение на лице Сутан. По-видимому, ей не легко далась эта просьба, подумал он с запозданием.
Она стояла так близко от него, что он мог вдыхать ее запах: чуть-чуть пряный, чуть-чуть мускусный.
— Кому ты звонил по прибытии сюда, — спросила она. — Я видела, как сразу же изменилось твое лицо: потемнело и стало как каменное.
Крис сел напротив фонтана. Теперь, когда он добрался сюда, когда заполнил необходимые документы относительно тела Терри, он мог позволить себе роскошь признаться хотя бы самому себе, как пусто у него было на душе. Основа этой пустоты была заложена задолго до получения известия о смерти Терри. Ощущение было такое, словно он жил не свою жизнь, а жизнь совсем чужого человека. А еще лучше сказать, что он будто пришел на середину фильма о ком-то, кого он смутно знал, а, может, не знал вовсе.
— Близкий мне человек пострадал в Нью-Йорке накануне моего отъезда сюда. На нее было совершено нападение. Причем, в моей квартире.
Сутан, озабоченная, тоже присела рядом с ним. Между пальцами она рассеянно теребила упавший цветок каштана.
— Часто слышишь о бандитизме в Нью-Йорке. Эти истории, получается, правдивы?
— Не сказал бы, — ответил Крис, — да и большинство ньюйоркцев тоже будет отрицать их. Я всю свою взрослую жизнь прожил в Нью-Йорке, и никогда никто на меня не нападал и не вламывался в мою квартиру.
— До последнего времени.
— Я не думаю, что это был грабитель или злоумышленник, — пояснил он. — Во всяком случае, обычный злоумышленник.
— Кто же это такой?
— Хотел бы я знать, кто! — признался Крис. — В этой истории много неясного. Я спал. И у меня такое ощущение, что Аликс пострадала, пытаясь спасти мне жизнь.
— У тебя есть враги в Нью-Йорке? — У Сутан был богатый опыт по части того, к чему может привести, когда имеешь врагов.
Крис засмеялся.
— Может, и есть. Не знаю. Я специализируюсь по уголовным делам, но я защитник, а не прокурор. Так что вряд ли много.
— Тогда кто же мог напасть на тебя?
— Не напасть, — задумчиво произнес Крис. — Убить. Я уверен, этот подонок собирался убить меня.
— Но почему?
— Понятия не имею.
Сутан притронулась к его руке.
— Ну и как твоя подруга? Ты ведь поговорил с ней?
Крис кивнул.
— Не совсем с ней. Я разговаривал с ее сыном. С ней будет все в порядке.
Сутан почувствовала, что он не все сказал.
— Так все-таки что с ней?
Он вздохнул.
— Я разговаривал также с хирургом. Говорит, что у нее повреждены голосовые связки. Пока неизвестно, чем все это кончится. По всей видимости, изменится голос, но это не худшее из того, что ей угрожает.
— А худшее?
Он встал, склонился над фонтаном так, что струи воды из дельфиньих ртов попадали на его пылающее лицо. — В худшем случае она навсегда потеряет голос.
Сутан взяла его за плечи, повернула лицом к солнцу.
— Посмотри туда. Эти склоны холмов так красивы в это время года, — сказала она, указывая рукой. — Эта часть Франции дышит историей, не только красотами. Ты знаешь, что в XVI столетии Вене управлялся епископом, который потом стал Папой Павлом III? Он был по рождению итальянским князем. — Сутан повела рукой вокруг. — Почему бы нам не совершить экскурсию в историю. Здесь все рядом.
Она провела его через ворота виллы, затем вдоль по склону, и скоро Крис увидел, что они идут по гребню, похожему на хребет исполинского ящера, выползающего из самого центра земли.
— Мы находимся неподалеку от Турет-сюр-Луп, — сказала она, указывая на великолепные древние стены городка, построенного на самой середине хребтообразного гребня. — Именно там убили Терри. В церкви. — Она замялась, будто сомневаясь, говорить это или нет. — Мун сказал, что для него, наверно, особенно ужасно было умереть в святом месте.
— Не могу сказать. Когда мы с Терри читали Библию, это было, по преимуществу, интеллектуальным занятием.
— Но это было очень давно, — заметила она, — не так ли?
Они двинулись дальше, по направлению к Турет.
— Ты слышишь? — Сутан склонила голову, прислушиваясь. — Шум водопада. В особо тихие ночи его можно слышать и на вилле.
Они стояли на поросшем травой бугре, книзу от которого простиралась поросшая деревьями долина, а выше их средневековая каменная крепость торчала на зубчатом хребте, как сова на сучковатой ветке дерева.
Сутан стояла под оливковым деревом, прижав руки к груди. Они казались неестественно белыми на фоне ее темной одежды.
— Крис, я хочу тебе что-то сказать, что-то важное. Я никогда не переставала думать о тебе. Я была такая молодая тогда. Мы оба были. И я сделала то, что считала своим долгом.
— Не уверен, что тебя понимаю. Ты ведь сделала все, чтобы мы потеряли друг друга навсегда, не так ли?
— Я ужасно боялась. Мой отец дал мне ясно понять, что он собирается сделать с тобой.
— Я тебе не верю, — сказал Крис. — Я знал твоего отца. Он не убийца. Он просто не...
— Ты совсем не знал моего отца, — прервала его Сутан. — Ты был тогда чертовски самоуверен. Это меня ужасно бесило. Никогда не мог видеть дальше фасада, даже если подозревал, что фасад — фальшивый. О да, мой отец был вежлив, знающ, очарователен. Но он жил тем, что угождал то тем, то другим. Очень пестрой публике.
— Ты говоришь так, словно он торговал притираниями на змеином яде, — возмутился Крис. — Я помню, он был всецело поглощен идеей политической революции. А мы верили только в себя.
— Позволь тебе заметить, — возразила Сутан, — что мой отец был самым опасным из всех торговцев именно потому, что верил в революцию. История полна людьми вроде моего отца. Умными людьми — порой даже гениальными — которые считали, что своими манипуляциями они смещают политический баланс сил в том или другом регионе, в то время как вся их деятельность сводилась к замене одного тирана другим. Но в процессе этой деятельности они сами накапливали огромное богатство и власть. И в конце концов все они — и мой отец тоже — оказывались заложниками этих двух зол. Они были самыми злостными грешниками из тех, которых знало человечество.
— Твой гнев заслуживал бы лучшего применения, — сказал Крис. — Тогда ты, помнится, отказалась пойти со мной к властям и рассказать все, что мы узнали. Но все случилось именно так, как я боялся, что случится. С помощью денег и оружия, которое твой отец приобрел для них. Пол Пот и Красные Кхмеры захватили власть. Пол Пот раздел Камбоджу до гола, уничтожил ее прошлое, а потом, как в свое время русские, переписал историю своей страны на свой лад. А ведь у нас была возможность не допустить всего этого.
— Ты ошибался тогда, — возразила Сутан. — И ты ошибаешься сейчас. У нас не было никаких доказательств, и ты сам в этом убедился. Тебе казалось, что у тебя в кулаке зажат джинн, но как только ты его разжал, он улетучился, как дым. Видишь ли, мой отец тогда был очень могущественен: он мог двигать горы. Но этого ты не мог понять, потому что не видел результатов его работы. Точно так он никогда не позволял тебе увидеть другую сторону его личности — ту, которую мы с матерью прекрасно знали. В любом случае, поверь мне, он был абсолютно серьезен, когда говорил мне, что расправится с тобой. И он выполнил бы свою угрозу, если бы ты остался во Франции.
— Но вот я снова во Франции. Насколько долга у твоего отца память?
— Вообще-то, — сказала Сутан, — мой отец никогда ничего не забывал. — Она пожала плечами. — Но теперь это не имеет особого значения. Возможно, его уже давно нет в живых, так же, как и моей матери.
— Ты хочешь сказать, что не знаешь точно, жив он или умер? Как это понять?
— Он узнал о том, что я предупредила тебя об опасности, нарушив его строжайший запрет. И он просто выгнал меня из дома, отсек от семьи, как сухую ветку.
Вид на долину, простирающуюся внизу, был грандиозен. Густые заросли деревьев скрывали от них водопад, но шум его достигал места, где они стояли.
— Я на всю жизнь запомнил тот вечер, когда мы с тобой подслушали разговор Салот Сара с твоей матерью, — тихо сказал он. — Часто, читая в газетах о жертвах геноцида в Камбодже, я просто поражался, насколько точно Пол Пот выполнял то, о чем он говорил твоей матери: уничтожение политически активных людей, интеллигенцию, буддийского духовенства, — всех достаточно образованных людей, которые могли противодействовать ему. Десять миллионов людей, забитых, как скот, брошенных живыми в шахты. Но это еще не конец кошмарам: скоро стали распространяться слухи о лагерях по перевоспитанию. Детей учили шпионить за их родителями. Сколько случаев известно, когда десятилетние малыши становились предателями своих родственников! Часто по ночам я лежал без сна и все проигрывал в памяти ту сцену в посольстве США. Почему никто не хотел меня слушать? Почему никто не поверил мне?
Сутан молча слушала его, потом заметила:
— Ты сейчас очень похож на своего брата: взволнованный, озадаченный, немного недоумевающий. Он тоже часто так разговаривал со мной, но в нем эти черты растворялись в более темной смеси. Он тоже пострадал в свое время, так же, как и ты, но иначе, более болезненно. В нем было много жестокости, но была и боль, которая могла служить в какой-то мере оправданием. Как-то раз я увидела его в Турет, и пошла следом. Всю дорогу в Ниццу я думала, ты это или не ты.
— Но мы никогда не были похожи, — заметил Крис.
Сутан улыбнулась.
— Потом я это увидела. И я вернулась домой, решив навсегда забыть о нем. И забыла, пока однажды он не увидал меня в Турет, в ресторане. Я тоже увидала его через окно. Его лицо казалось грустным, задумчивым, но и решительным. Твои черты, которые я так любила в тебе. Черты, которые тот несчастный случай уничтожил или, во всяком случае, несколько деформировал... Он вошел в ресторан, сел за соседний столик. Потом как-то сам собой завязался разговор. Он был заинтригован, узнав, что я художница. И ему очень понравились мои работы, когда я их ему показала.
Крис почувствовал, как в нем подымается слепой гнев.
— И ты сразу же с ним легла в кровать?
Сутан удивленно подняла брови.
— Разве это так важно?
— Да, — ответил Крис. — Очень.
— О Крис! Что за дурная привычка вечно себя изводить!
— Все-таки ответь. Я хочу знать, — упорствовал он.
— Сначала объясни, зачем.
— Затем, что он был моим братом, затем, что мы с тобой любили друг друга! — Затем, прибавил он про себя, ты была для меня тогда всем на свете.
— Он захотел помочь мне, — сказала Сутан. — Мне была нужна помощь.
— Какого типа помощь?
Сутан закрыла глаза. Ее веки дрожали, будто она спала и видела сны.
— Семья Муна — можно сказать, и моя семья — была весьма известна в Камбодже во время правления Лон Нола, — тихо сказала она. — И, в результате этого, у них появилось много врагов, врагов могущественных и непримиримых. Когда Муну удалось бежать во Францию, у него были опасения, что враги последуют за ним. И он нашел меня. Мы долгое время не виделись с ним. Свидание было кратким, так как он боялся подвергать меня риску.
И именно я убедила его приехать сюда, в Вене, и устроить для себя здесь убежище. И я не захотела с ним расставаться, почувствовав в нем родную кровь. Я ненавидела мать, а он был так непохож на нее. Я часто видела во сне мое раннее детство в Юго-Восточной Азии, а Мун был частицей того мира, и с ним я открывала для себя родину снова и снова. Так что он был для меня как родной брат.
Но он все время опасался, что его враги доберутся до него и убьют. Эта мысль ему покоя не давала до такой степени, что он постоянно тренировался и настоял, чтобы и я тренировалась вместе с ним. Он знает многие виды боевых искусств. Его духовная выучка просто поразительна: как Тибетские монахи, он может неделями находиться в состоянии анабиоза и ходить по огню.
Конечно, таким вещам он и не брался научить меня за какие-то месяцы или даже годы. Но он научил меня убивать. Я сопротивлялась, не желая этому учиться, и он однажды даже разозлился и выгнал меня из виллы. «И чтоб духу твоего здесь не было», — крикнул он мне. Но я вернулась. И делала то, чему он меня учил. Занималась я весьма прилежно, хотя мне было противно до тошноты изучать эти вещи. Ты даже не представляешь, сколько способов разработано для того, чтобы быстро убивать людей, Крис!
Дни шли за днями, недели сливались в месяцы, а месяцы — в годы. Никто не появлялся с замыслом убить Муна, но он все был во власти страха за свою жизнь и продолжал настаивать, чтобы и я не бросала занятия боевыми искусствами.
Очень немногие люди посещали его виллу. Ну, конечно, Терри, несколько камбоджийцев, эмигрировавших во Францию. Время от времени какая-нибудь девушка. Но никогда никто из его деловых партнеров. В этом он был кремень.
К моногамии у Муна склонности никогда не было. Но одна из его девушек появлялась на вилле чаще, чем другие. Она тоже из кхмеров, и Мун ее знал, когда еще жил в Камбодже. Они, фактически, выросли вместе, играли, плавали в Меконге, нежились в грязи на берегу, возможно, и любовью занимались с малых лет. Я ее очень смутно помнила. Пожалуй, преобладающей эмоцией во мне была ревность, когда я ее увидала на вилле. Посмотрел бы ты, как Мун таращился на нее!
Но она, со своей стороны, всегда была очень мила по отношению ко мне. Раз или два, помню, приносила мне подарки, когда приезжала на уик-энд на виллу: не хотела, чтобы я чувствовала себя забытой. Ее внимание еще больше распаляло мою ревность.
В один из уик-эндов — а это было во время самых жарких недель августа, и было жарко и душно, как в бане, — Мун объявил, что ждет ее. Они двое у меня уже в печенках сидели, и я сказала, что, пожалуй, поеду в Ниццу на пару дней. Он упросил меня остаться, но когда я увидала ее улыбающуюся рожу, я почувствовала дикое желание врезать ей хорошенько. Мне стало самой нехорошо от таких мыслей, и я уехала.
Уже вечерело, но было неимоверно жарко. Моя машина стояла целый день на солнце и, не успела я отъехать и на милю от виллы, как у меня потек радиатор.
Я поискала станцию техобслуживания или хотя бы заправочную станцию, где есть механик, но было уже слишком поздно. Все закрыто. Я вытащила из машины сумку с постельным бельем и ночнушкой и на попутке добралась до виллы. Никто мне не открыл ворота, но, к счастью, у меня был свой ключ, и я им воспользовалась, чтобы не звонить.
Их я нашла в библиотеке. Девушка Муна — его любовь с детских лет — подсыпала ему что-то в бренди, и он лежал на ковре. Лицо серое-серое. Без сознания или уже мертв — я не знала. А она стояла над ним, намотав на кулаки струну от пианино.
Сутан внезапно остановилась. Лицо ее было бледным, мученическим, как у пациента, которого врач заставляет рассказывать о травме, явившейся причиной жутких страданий. Крис было положил ей на плечо руку, но она нетерпеливым жестом сбросила ее, будто ее кожа была слишком чувствительной и не переносила прикосновений.
— Ну и что было дальше?
— Что? — Ее голос, повторивший вопрос, звучал удивительно глухо. — Я ее убила. Приблизилась к ней сзади, как меня учил Мун. Она не слышала, где ей! И сломала ей шею. Потом отвезла Муна в больницу. А потом чуть не покончила жизнь самоубийством.
— Что ты, Сутан! — Крис пришел в ужас. — Почему? Ты же спасала жизнь брата. Спасала себя, если на то пошло. Тебе не приходило в голову, что она бы и тебя убила при случае?
Глаза Сутан сверкнули.
— Это все неважно! — А потом эта вспышка быстро погасла. — Тебе этого не понять. — Ее голос звучал опять глухо.
— Так объясни мне тогда!
— И этого я не могу, — откликнулась она. — Понять это может только тот, кто сам убивал другого человека. — Она подняла на него глаза. — Но я тебя знаю, Крис. Тебе этого никогда не приходилось делать. Слава Богу, ты никогда не почувствуешь то, что чувствовала я тогда.
— Ага, так вот чем тебе Терри помог! Научил тебя самоистязанию? Научил растравлять свое чувство вины?
Сутан кивнула.
— Это чувство и тебе не чуждо. Что-что, а его ты хорошо знаешь! — Потом она взглянула на него. — Извини, Крис. Это было жестоко с моей стороны.
Крис смотрел на окружающие холмы и думал, как это получилось, что жизнь прошла мимо него. Столько самых разных событий происходили в жизни людей, которых он любил, а он все это время крутился, как белка в колесе своей профессии адвоката.
— Ты не ответила на мой вопрос, — напомнил он ей, наконец прервав молчание. — Ты сразу же с ним легла в кровать?
— Я думала, ты забыл, — печально улыбнулась Сутан. — Он так напоминал мне тебя. Тебя, каким ты был до того несчастного случая.
— Я такой, какой есть, — заявил Крис, и в этих словах смешались и злость, и грусть, которые захлестнули его душу от такого ответа Сутан. — Такого, каким я был, не вернуть. Нельзя вернуть того, что ушло безвозвратно.
— Ты говоришь о себе, как о покойнике. Вот в этот момент Крис и понял, почему желание узнать о том, что случилось с Терри во Вьетнаме, превратилось у него в навязчивую идею. Потому что явление именно такого рода произошло и с ним — таинственное и неуловимое — в тот день, под дождем, когда он лежал, обжигаемый болью подвернувшейся ноги. В висках стучал ненужный напор адреналина, а в душе стонала тоска несбывшихся надежд. Потому, что финишную линию ему уже никогда не пересечь.
— Юноша, которого ты знала, — сказал он, — тот le coureur cycliste, как однажды назвала меня твоя мамаша, тот юноша действительно умер.
— Почему? Потому что ты проиграл ту гонку?
— Я мог победить, — сказал он, не желая вновь переживать то, что пережил тогда. — Мне надо было победить.
— Но не победил, и ты до сих пор не смирился с этим, даже после всех этих лет. — Она покачала головой. — Ты больше похож на брата, чем ты думаешь. Он всегда жил прошлым, и ты — тоже.
Сутан отошла от дерева. У нее была походка танцовщицы: центр тяжести смещен ниже, чем у других людей, где-то на уровне бедер и нижней части живота. Японцы называют это качество «хара», и необычайно высоко ценят.
Эта походка казалась Крису сексуальной. А, может, это Сутан сделала ее таковой. А, может, он сам наделил все это сексуальностью.
Когда она была совсем рядом, когда он уже чувствовал ее дыхание, она подняла руку и убрала прядь волос с его лба. Рука не торопилась опускаться.
— Помнишь, я спрашивала тебя, обучался ли ты когда самообороне? — спросила Сутан. — Я хочу показать тебе кое-что сейчас.
— Зачем?
Она пожала плечами.
— Мы не знаем, во что оказался вовлеченным Терри, но, факт остается фактом, из-за этого он лишился жизни. Не кажется ли тебе, что и тебе есть смысл поостеречься?
— Может, лучше просто обратиться в полицию?
Сутан взглянула на него удивленно.
— А что ты им скажешь?
— Только то, что ты только сейчас сказала мне.
— И как же, ты думаешь, полиция отреагирует на твое заявление?
Он не ответил. Тогда она взяла его правую руку.
— Сожми кулак, — попросила она и, когда он выполнил ее просьбу, провела пальцем по первому ряду костяшек. — В драке обычно используются они. — Затем она, нажав на эти костяшки, слегка вытянула его кулак, так что второй ряд костяшек выдвинулся вперед. — Теперь сожми пальцы покрепче, — инструктировала она его, — и твой удар получится более эффективным.
Затем она направила его кулак в свое солнечное сплетение.
— Бей сюда. Или в подмышку — вот сюда, под эту кость, — говорила она, прижимая костяшки его пальцев к своей нежной коже. — И то, и другое болевые точки, где начинаются нервные волокна. Здесь, поэтому, и источник силы.
Он взял ее руку, сжал ее крепко, чтобы остановить ее внутреннюю дрожь.
— Я всегда помню, — сказал он тихо, — как ударил тебя в тот вечер в саду. Помню звук удара, помню, как откинулась твоя голова, как сразу покраснела щека. Помню ненавидящий взгляд твоих глаз.
— Я тогда тебя ужасно ненавидела.
— Я хотел, чтобы у тебя тогда появился такой взгляд. Мне надо было, чтобы ты ненавидела меня с такой же силой, с какой я презирал себя. За то, что искал тихую гавань, что бежал как можно дальше от Вьетнама. А Вьетнам преследовал меня по пятам, и это было не спроста. Я думал, что мне надо найти свой театр военных действий.
— Теперь я знаю, что я проиграл Тур де Франс именно в тот момент, как ударил тебя в припадке самоедства, увидав себя в тебе. Как и я, ты стояла в стороне от главных битв того времени.
— Кто это сказал, что я стояла в стороне?
— Твоя мать, — признался Крис. — Мы разговаривали о тебе.
— Ты хочешь сказать, что она говорила обо мне? О Господи, только не говори мне, что она так здорово сумела провести нас обоих!
— Что?
— И все потому, что ты не захотел с ней переспать, — печально сказала Сутан. — Твоя моральная устойчивость привела ее в ярость. И, раз ей не удалось соблазнить тебя, она постаралась сделать так, что и я не смогла долго удержать. Она враз раскусила тебя. Это был один из ее талантов. И она всегда знала, на какие кнопки нажимать.