Вассму Хербьерг. Сын счастья (Книга Дины - 2)

   - Я достану немного денег, - пообещал я, глядя на маленькое сердитое личико, которое выглядывало из свертка.
   Черный серпик волос приклеился к потному лобику. Сверток извивался. Девочка делала гримасы и плакала. Она раскрывала рот, как скворчонок. Сперва казалось, что она хочет только глотнуть воздуха. Потом сморщенное личико начинало дрожать и раздавался сердитый крик.
   - У нее что-нибудь болит? - спросил я.
   - Да нет, - ответила бабушка. - Девочка хорошая и здоровенькая. Она просто не принимает этой пищи. Такая пища не годится для новорожденного. Если бы я знала какую-нибудь женщину, которая могла бы покормить ее грудью хоть две недели...
   Бабушка заплакала.
   - Может, я найду кого-нибудь в клинике, - пообещал я, мне хотелось утешить ее. - Я узнаю.
   * * *
   Теперь моей жизнью командовал доктор. Он заставлял меня униженно молить о грудном молоке для свертка, который лежал у бабушки на кровати Карны. Я бегал по акушерам в клинике Фредерика и в городской больнице. Просил и умолял. Собирал подаяние по капле. Рассказывал душераздирающую историю о бабушке, ребенке и скончавшейся от родов матери. Наконец все сиделки и акушерки знали мою историю уже наизусть, и мне было достаточно только протянуть им бутылку. Каждый день бабушка спрашивала, не нашел ли я кого-нибудь, кто захотел бы взять здоровенькую девочку. И я со стыдом отвечал ей, что еще не нашел.
   За это время мы с Акселем виделись только во время дежурств в клинике. Но однажды, вернувшись домой, я нашел его спящим на моей кровати.
   Я решил, что впредь, уходя, буду запирать дверь.
   - Что ты здесь делаешь? - спросил я.
   - Сплю, - ответил он и враждебно поглядел на меня. Я снял сюртук и подошел к столу, что стоял у окна.
   Аксель следил за мной. Потом потянулся и начал искать под кроватью свои башмаки. Но нашел только один. Он так и сидел с башмаком в руке. Лица его я не видел.
   - Чего тебе надо? - спросил я.
   - Почему ты меня избегаешь?
   - Я не избегаю.
   - А почему я не вижу тебя в наших обычных кабачках? Почему тебя никогда нет дома? Почему ты сам больше не приходишь ко мне? Тебя мучают угрызения совести? Мы были вместе, когда случилось это несчастье... Я не виноват...
   - Замолчи!
   - И не собираюсь! Нам надо поговорить!
   - О чем тут говорить? Ведь ее больше нет...
   - Я и не собирался говорить о Карне. Прости, я не знал, что она так много для тебя значила. Ты слишком хорошо это скрывал!
   Не знаю, что меня разозлило: то ли его слова, то ли тон, каким они были сказаны, - но я бросился на него. Он схватил меня за жилетку и держал в воздухе, пока я не успокоился. Правда, жилетка не выдержала этого испытания Она лишилась своей шелковой спинки и затейливой пряжки. Почувствовав под ногами пол, я снял жилетку и начал ее разглядывать.
   Аксель стоял посреди комнаты, опустив руки.
   - Не советую дразнить меня, - сказал он.
   - Что у тебя за манеры!..
   - Это я у тебя научился.
   - Неужели?
   - У тебя дома есть пиво? - спросил он.
   - Нет. К этому часу оно все равно стало бы слишком теплым.
   - Идем куда-нибудь, выпьем по кружечке?
   - Нет. Я хочу спать.
   - Ты проспал самое меньшее две недели.
   - Ошибаешься, - равнодушно ответил я и лег на кровать, еще хранившую отпечаток его тела.
   Он вздохнул и сел к письменному столу, почти повернувшись ко мне спиной.
   Воцарилось молчание. Я закрыл глаза и надеялся, что он уйдет. Вдруг он произнес в пространство, словно говорил сам с собой:
   - Анна мне отказала.
   Сквозь опущенные веки я видел, что тени в углу за кроватью стали синими. Мимо окна проехала телега. Копыта стучали по мостовой. Дина! Дина скакала на Вороном по береговым камням. Тот же стук. У меня в ушах отдельные удары сливались в единый гул. Тело мое лежало на кровати. А сам я, точно орех, перекатывался в голове Акселя. Там я снова услышал его слова. Они висели в воздухе. И, трепеща, ждали, чтобы я принял их.
   - А что ей надо? - неожиданно для себя спросил я.
   - Я не интересовался... Но это и так ясно.
   - Что тебе ясно?
   - Она сказала мне, что вы... Что ты... Что она спала с тобой!
   Я приподнял голову с подушки и постарался дышать спокойно.
   - Анна?.. Она так сказала?.. - Я заикался, но не мог ни подтвердить, ни опровергнуть ее слова.
   Это невероятно! Женщины не говорят о таких вещах. Этого не сказала бы даже Сесиль. А уж Анна... Нет! Не может быть!
   - Вот черт! - пробормотал я.
   Он обернулся и посмотрел на меня. Словно на собачье дерьмо где-нибудь на рынке.
   - Сколько ты переберешь женщин, прежде чем угомонишься? - сказал он, шумно выдыхая воздух через ноздри. - Я даже не подозревал, что ты настолько лжив и подл! Что ты такой негодяй!
   - Нет! - Я продолжал размышлять над словами Анны. Я ничего не понимал. Неожиданно у меня вырвалось: - Почему она это сказала?
   - Потому что она честнее, чем ты! Наступила мертвая тишина. Потом он взорвался:
   - Смотри, чтобы она не умерла от родов до того, как вы обвенчаетесь. Это было бы уже слишком! Чертов норвежский кобель!
   Я слушал его лежа. Конечно, я понимал его. Аксель! Милый, милый Аксель!
   - Это неправда! - выдохнул я.
   - Может, это и преувеличение, но не очень сильное, - процедил он сквозь зубы.
   - Я говорю про Анну. Это неправда. Я не спал с ней. Никогда. Я...
   Он смерил меня ледяным взглядом:
   - Пытаешься выкрутиться? Хочешь представить Анну лгуньей, чтобы сохранить дружбу со мной? Тебе нужны все - и я, и Анна. Ты хуже, чем я думал. Мне следовало бы размазать тебя по стене в этой несчастной...
   - Поверь мне! Я говорю правду!
   Он подошел к кровати с таким видом, что я невольно приподнялся. И снова смерил меня взглядом. От макушки до пяток. Посмотрел в глаза. "Сейчас он меня прикончит, - подумал я. - И хорошо! Скорей бы конец".
   - Как думаешь, чего она добивалась, преподнеся мне эту гнусную ложь? прохрипел он, низко нагнувшись над кроватью.
   Я понимал, что мое дело плохо. Надо мной навис отлично оснащенный фрегат. Мощные гики... Правда, паруса плохо зарифлены и в любую минуту могут отхлестать меня по лицу.
   - Не знаю.
   Он меня не ударил. Нет. Но не спускал с меня глаз.
   - Черт бы тебя побрал! - сказал он наконец. Уже спокойно.
   Я с облегчением сел и пошарил на ночном столике в поисках трубки и табака.
   - Ты мне веришь? - живо спросил я. Слишком живо.
   - Верю? Я верю, что Вениамин Грёнэльв просто мерзавец! И ты столько лет был моим другом! Ну а если б она и солгала? Значит, у нее есть на то причины! Неужели ты этого не понимаешь? Зачем же ты выдал ее мне? Почему как мужчина не взял все на себя? Струсил?
   Он вырвал у меня из рук табак и трубку, вернулся на свой стул, потом долго набивал трубку и раскуривал ее.
   - Ты прав.
   Аксель закатил глаза, скрывшись за облаком дыма.
   - Но я хотел этого, - признался я. - Я очень хотел обладать Анной!
   - В таком случае у нас есть хоть что-то общее, - сухо сказал он без тени улыбки.
   В ту минуту я понял, почему так люблю Акселя. Я думал об этом все время, пока он произносил свои циничные слова. Вряд ли я понял их смысл. Но он как будто оправдал меня. Все стало просто, и теперь с этим легко было покончить. Наконец Аксель смилостивился надо мной.
   - Как ты собираешься поступить с Анной? - спросил он.
   - Ты прекрасно знаешь, что я ей тоже не нужен.
   - А если понадобишься?
   Я вздохнул и пожал плечами:
   - Возьму с собой в Рейнснес.
   На губах у Акселя заиграла злая усмешка.
   - Вот это да! Ты делаешь успехи! Я хочу присутствовать, когда ты ей это предложишь. Мне доставит удовольствие лицезреть твой первый мужской поступок.
   Я счел, что мне не следует отвечать на его слова.
   - А если она согласится поехать с тобой в твою ледяную пустыню? спросил он.
   Я почувствовал, что Аксель готовит мне ловушку.
   - Этого не случится, - заверил я его.
   - Почему же? Зачем же она лжет и наговаривает на себя то, что может пагубно отразиться на ее репутации? И все это ради тебя!
   - Я не отвечаю за то, что она говорит!
   Он кивнул. И продолжал кивать некоторое время.
   - Подумать только, Вениамин Грёнэльв понял наконец, как проста любовь. Он не откажется от любви, но и не приложит ни малейших усилий, чтобы добиться ее! Он не отвечает за то, что говорит Анна! И не задумывается, почему она так говорит! Он! Который мечтал переспать с невестой своего друга! Вот твое евангелие любви и дружбы! Поздравляю!
   Он встал и собрался уходить. Я не успел опомниться, как он был уже у двери.
   - Ты уходишь?
   - А я и не приходил, - буркнул он.
   - Мы больше не друзья?
   - Во всяком случае, сегодня. - Голос его звучал устало.
   - Ты не скажешь ей... что я выдал ее? - попросил я. Аксель посмотрел на меня с жалостью.
   - Нет! - коротко бросил он.
   * * *
   Теперь настал его черед избегать меня. Даже в клинике. Я неукоснительно соблюдал распорядок хирургического отделения профессора Саксторпа. Моя жизнь подчинялась его строгим правилам и запаху карболки.
   Ежедневно мое мужество подвергалось серьезному испытанию - вопреки обычаям и приличию я ходил в акушерское отделение и вымаливал молока для ребенка на Стуре Страндстреде. Молоко я относил к бабушкиной двери. Несколько раз я слышал, как за дверью плакала девочка.
   В мае у нас с Акселем начался шестинедельный курс по акушерству, но мы так и не помирились.
   От Дины по-прежнему не было ни слуху ни духу.
   Я нарочно изводил себя мыслями, что сейчас Аксель и Анна гуляют у озера или пошли в Тиволи. Эти мысли вызывали усталость. Мне хотелось заснуть и не просыпаться.
   У себя на Бредгаде я аккуратно выносил ведро с нечистотами, словно это было делом моей жизни. Я даже постарался выяснить свое материальное положение. Мне было ясно, что я должен просить, чтобы мне продлили срок ординатуры до моего отъезда домой. Домой? Значит, я полагал, что смогу избежать судебного процесса?
   В свое оправдание хочу сказать, что не собирался писать Андерсу или посылать ему телеграмму с просьбой прислать немного денег для бабушки Карны.
   Постепенно я восстановил в памяти наш последний разговор с Акселем. Вспомнил его обвинения. Попытался вспомнить и нашу последнюю встречу с Анной. Но все это как будто больше не имело ко мне отношения.
   Я вытащил сочинения Кьеркегора. Не потому, что хотел снова перечитать их, а просто чтобы спастись от самого себя.
   "Страх и трепет": "...лишь тот, кто обнажает меч, получает Исаака. Тот, кто не станет трудиться, не получит хлеба, но будет обманут так же, как боги обманули Орфея, показав ему мираж вместо возлюбленной; обманули потому, что он был чувствителен, а не храбр, потому, что он был кифаредом, а не настоящим мужчиной... таким, который, желая работать, кормит собственного отца".
   Эти постулаты помогали мне сдерживать свои чувства.
   ГЛАВА 16
   Однажды вечером я пошел в пивную, потому что не мог больше оставаться на Бредгаде один на один с кандидатом Вениамином Грёнэльвом и вдовой Фредериксен.
   Увидев Акселя, я понял, как сильно мне его не хватало. Он сидел один. В углу. Под керосиновой лампой.
   Я подошел к его столику. Нерешительно выждал некоторое время. Он вяло кивнул, и я сел.
   - Пришел поклониться старым святыням?
   - Хотел посмотреть, начала ли расти борода у новых желторотых в Регенсене, - ответил я.
   Он мрачно кивнул.
   - С бородой все не так просто, нет! - сказал он, помолчав.
   - Я угощаю!
   Нам принесли пива, но он по-прежнему не подавал признаков жизни.
   - У тебя был трудный день? - спросил я.
   - Я чуть не умер от смеха, - ответил он.
   - Даже так?
   - Да!
   Я отпил немного и огляделся по сторонам. Решил, что мне нужно снять пальто. Снял и снова сел рядом с ним. Он все не поднимал головы.
   - Аксель, послушай! - взмолился я.
   - Не кричи! - крикнул он так, что официантка с подносом вздрогнула.
   - Кого ты хочешь убить? Меня? Или кого-нибудь другого?
   - Я не убиваю людей, - отрезал он.
   - Тогда в чем дело?
   - А это вопрос!
   Я вдруг сообразил, что он имеет в виду. Мы сидели, глядя в разные стороны, словно были незнакомы друг с другом.
   - Я был на похоронах, - неожиданно сказал он. - О Господи!
   Я насторожился: - Да?
   - Она думала, что это я... мне пришлось, черт подери, втолковать ей, что отец ребенка не я, а ты...
   - Благодарю за заботу! А почему ты заговорил об этом сейчас? Чтобы помучить меня?
   - Да, да, угадал, только успокойся! - громыхнул он. Я был невозмутим, но старался не встречаться с ним глазами. Он снова принялся за свое:
   - Ты ее видел?
   - Кого?
   - Девочку.
   - Да.
   - Похожа она на тебя?
   - Прекрати! - взмолился я.
   Через некоторое время я не выдержал:
   - Угощаю водкой!
   - Какой ты щедрый сегодня! - презрительно бросил он.
   - Какой уж есть.
   - Ты виделся с Анной? - равнодушно спросил он, когда нам принесли водку.
   - Нет. А ты?
   - Виделся. - Он кинул на меня злобный взгляд.
   - Я скоро уезжаю домой, - неожиданно сообщил я.
   - Еще бы! Здесь у тебя земля горит под ногами! Это было уже слишком. Я отодвинул рюмку и встал.
   Надел пальто. Его глаза следили за мной.
   - Пойду! - Я кивнул на прощание.
   Он как будто не заметил моего эффектного жеста.
   - А где твоя мать? Все еще за границей? Она поправилась? - спросил он, словно мы все еще сидели за столиком друг против друга.
   - Она и не была больна.
   - Но ведь ты ездил в Берлин из-за ее болезни?
   - Я с ней не встречался, - уклончиво ответил я.
   - Вот как?
   - Да.
   - Но ведь ты привез ее виолончель?.. Я думал, что из-за болезни она больше не может играть. Если не ошибаюсь, она раньше играла?
   - Да, какое-то время. Брала уроки.
   - Я так и понял. А теперь, значит, перестала?
   - Да.
   - Она тоже собирается вернуться домой?
   - Нет.
   - Да сядь же ты в конце концов! Чего ты злишься? Это я должен злиться, а не ты! - заорал он.
   Я пожал плечами и сел на кончик стула.
   - Странные у вас там женщины, на Северном полюсе! Ты не находишь? - Он даже улыбнулся.
   Я промолчал.
   - Она хорошо играет? Виртуоз?
   - Не думаю.
   - А как она сама считает?
   - Никак.
   - Ты не спрашивал?
   - Я же тебе сказал, что я ее не видел! Нельзя ничего спросить у женщины, которую последний раз видел еще в детстве!
   - Ты хочешь сказать, что твоя мать когда-то просто уехала из дому?
   - Что-то в этом роде.
   - О Создатель! И давно? Сколько тебе тогда было?
   - Не помню... Кажется, четырнадцать...
   - Вот черт!.. - пробормотал он и подергал себя за бороду. - А я-то считал, что знаю тебя! Оказывается, мне многое еще неизвестно...
   Я молчал, но мне был ясен его намек.
   - Я не знал, что она уехала так давно. А из-за чего? Чтобы учиться играть на виолончели? Или была какая-нибудь другая причина? - спросил он.
   - Поехала учиться играть на виолончели. Насколько мне известно, солгал я.
   Мы помолчали. Аксель обхватил рукой рюмку. Я посмотрел на свои руки. Ни он, ни я не занимались физическим трудом. Мои руки для этого не годились. По сравнению с руками Акселя они выглядели слабыми и хрупкими. Я унаследовал от Дины ее длинные пальцы. Впрочем, кто знает? У Иакова пальцы тоже могли быть длинные. У Акселя же кулаки были как кувалды. Словно кто-то подсунул пастору сына кузнеца.
   - Ты хочешь сказать, что не нашел ее? И далее не знаешь, где она сейчас?
   - Примерно так.
   - А ты искал? Или смирился?
   - Перестань! Неужели ты думаешь, что я просто так прокатился в Берлин?
   - Ты отсутствовал недолго.
   - Ее нет в Берлине!
   Он настойчиво дергал себя за бороду.
   - А если сейчас съездить туда? - Его голос был похож на шепот, влетевший ночью в открытое окно.
   - Зачем?
   - Узнаешь, хочет ли она тебя видеть. Как она живет.
   - Я пытался. Впрочем, меня больше не интересует, как она живет!
   Он пристально посмотрел на меня, потом зажмурился, и лицо его скривилось.
   - Меня не проведешь! С тех пор как она уехала, не прошло ни одного дня, чтобы ты не думал о ней!
   - Ха!..
   - Я не прав?
   - Почему же, иногда думал...
   - Мы едем!
   - Мы?
   - Да! Тебе нужен спутник. А мне надо вырваться отсюда, посмотреть мир! Неужели только женщины могут разъезжать, где им вздумается, а мы должны работать в поте лица своего? - Он усмехнулся.
   - У меня нет денег на такое путешествие.
   Он вздохнул и задумался, вытянув губы трубочкой.
   - Это я постараюсь уладить.
   - Нет, я не могу влезать в долги.
   Я объяснил ему, что брать взаймы - последнее дело. Он не сводил с меня глаз, потом стукнул кулаком по столу:
   - Ты просто трус! Боишься найти свою мать! Боишься, что она прогонит тебя!
   Зал вдруг закачался у меня перед глазами. Аксель превратился в какие-то зловонные останки. Мне следовало уйти отсюда, пока не поздно.
   Я встал, ноги плохо держали меня, но Аксель вдруг протянул руку и посадил меня обратно на стул.
   - Я поеду с тобой в Берлин! - решительно заявил он.
   - Что заставило тебя принять такое решение? - Я обратил внимание, что он закурил одну из гаванских сигар профессора.
   - Это имеет для тебя значение?
   - Да. Я должен знать, какие у тебя намерения. Хочешь ли ты таким образом отомстить Анне или считаешь, что должен поддержать меня.
   - Ни то и ни другое. Мной движет эгоистическое желание попутешествовать, - ответил он.
   Я протянул руку. По старой привычке он отдал мне сигару. Я затянулся два раза и вернул ему.
   - Пошли, - сказал я и осушил рюмку.
   Аксель был на удивление покладист. Мы пошли по направлению к его дому. Он жил в Валькендорфе.
   - У меня нет денег на поездку в Берлин, как бы мне этого ни хотелось, - сказал я.
   - А ты не можешь где-нибудь достать?
   - Нет. То есть я мог бы попросить у Андерса, но не знаю, как обстоят у него дела. На это требуется время.
   - Я могу занять для тебя, - предложил он.
   - У кого?
   - У своей матери. - Он засмеялся.
   - Не сказав ей, на что берешь? Он пожал плечами:
   - Она подумает, что я залез в долги.
   - Почему тебе этого так хочется?
   - Я уже объяснил тебе.
   - Ты хочешь отвлечь меня от Анны! Но ведь я все равно скоро уеду!
   Он остановился и схватил меня за руку:
   - Дело не только в этом. Ты просто глуп, если не понимаешь этого. Я Анне больше не нужен. Во всяком случае, сейчас. Если женщина может уехать, значит, я тоже могу!
   - Понятно, понятно!
   Через несколько шагов он снова остановился и снова схватил меня за руку. Смех его не предвещал добра.
   - Сегодня вечером я был там. У Анны. - Он смеялся.
   - Там было так весело?
   - Не особенно, - признался он. - Хочешь знать почему?
   - Да...
   - Анна не вышла к обеду. Она, видите ли, заболела и не могла присутствовать за столом. Уверяю тебя, Вениамин, я не предлагал поставить ей диагноз. Все и так ясно. Но я воспитанный человек и утешал родителей как мог. Вениамин Грёнэльв летал над нами, как крылатый дух над водой.
   - Мне очень жаль.
   - Ликуй! Тебе все дозволено!
   - Ты еще молод, не надо так ожесточаться, - поддел я его.
   Но он даже не стал платить мне той же монетой. Мы уже прошли мимо Валькендорфа.
   - Мы с Анной больше не увидимся! - сказал я.
   - И не думай! Увидитесь! - со злостью возразил он. - И каждая встреча будет постепенно исцелять тебя. Наедине с ней ты будешь меня расхваливать. А когда мы будем все вместе, можешь надо мной смеяться. Ты мой друг и будешь моим шафером. А я, со своей стороны, раздобуду денег и найду твою мать. Не сомневайся.
   Мы стояли в промежутке между двумя уличными фонарями. Я видел только его руку с зажженной сигарой.
   - И это ты называешь дружбой? - спросил я.
   - Да, черт бы тебя побрал!
   - Не слишком ли ты быстро решил, что меня можно купить?
   - Ты прав, считаю я быстро. Но я тебя не покупаю. Ты мне необходим.
   - Ты уверен, что Анне нужен именно такой муж, как ты?
   - Да. Я уже объяснял тебе. Все решила наша первая встреча. Анне тогда было шесть. Мне - восемь. Мы уже тогда знали, что будем вместе. Это так красиво. И никто не сможет нам помешать...
   - Ты никогда не говорил о... о любви между вами. Я думал, что это чисто практический подход к делу.
   - Значит, если бы я сказал хоть слово о любви, ты бы не стал пытаться отбить у меня Анну? Ты это имеешь в виду?
   Что я мог ответить ему?
   - Не стал бы? - повторил он и выпустил густую струю дыма. Превосходство было на его стороне.
   - Не знаю. - Я сдался.
   Он шел набычившись, молча. Потом у него вырвалось:
   - Вот это признание!
   * * *
   Небо затянулось тучами, и на нас упали первые капли дождя. Мы проходили мимо каменного рыцаря на Конгенс-Нюторв. Деревья шумели от ветра, волосы Акселя растрепались. Припозднившийся чистильщик сапог уныло тащил свою тележку. Две одинокие вспышки осветили небо.
   - Смотри! - воскликнул Аксель. - В Тиволи фейерверк!
   - Да. - Я засунул руки в карманы.
   Мы смотрели друг на друга. На мостовой пузырились капли дождя.
   - Надо где-то укрыться! - решил Аксель. - Где здесь ближайший кабачок?
   - Аксель, у нас завтра утром операция!
   - Как это на тебя похоже! Сперва ты слишком поздно приходишь, чтобы повидаться со мной. А когда мы уже встретились, оказывается, ты слишком устал. И это притом, что мы еще даже не начали веселиться! Когда мы едем?
   Он наслаждался своим превосходством.
   Бредя под дождем, мы, безусловно, являли собой странное зрелище. Сиамские близнецы - головы разные, но во всем остальном они зависят друг от друга.
   Первый попавшийся нам кабачок оказался унылым заведением на Ню Адельсгаде. Там нам удалось преодолеть свои разногласия и начать строить планы на будущее. Они касались Дины.
   Водка обожгла мне желудок и напомнила о том, что неплохо было бы и поесть. Но Аксель был сыт после обеда у профессора, а есть одному мне не хотелось. К тому же он уверил меня, что в таких заведениях не подают ничего, кроме колбасок с мышьяком.
   Но я хотя бы согрелся. На вешалке сохли и коптились в дыму мокрые пальто. Из-за табачного дыма и грубых голосов здесь казалось многолюдно. Наши огорчения испарились, и постепенно нами овладела необузданная радость. После нескольких рюмок мы опьянели. Перед каждой рюмкой Аксель произносил небольшой тост. По его словам получалось, что он у матери любимчик. И безусловно, устроит мне заем. Как только наша ординатура закончится, мы едем в Берлин!
   Я попросил его перестать повторять одно и то же, чтобы я не счел его слова пьяной болтовней. Тогда он начал подробно рассказывать, как мать любит его. И не только за неотразимую внешность, но главным образом - за тонкую душу, которая, по ее мнению, частица ее собственной души.
   Я преодолел усталость и голод. И чувствовал себя Иудой, сидящим у ног Иисуса и слушающим, как Иисус собирается спасти нас обоих благодаря своим связям с высшими силами. Для Акселя высшей силой была его мать.
   Убедив меня, что ему ничего не стоит склонить мать на нашу сторону, он начал расспрашивать меня о Дине. - Я должен узнать ее при встрече, даже если тебя не будет рядом! - сказал он.
   Я задумался. Мне нечего было поведать ему такого, что свидетельствовало бы об исключительной материнской любви, подобной той, что выпала на его долю. Поэтому я избрал другой путь. Мой рассказ захватил меня самого. Я с восторгом слушал собственные излияния. Я описывал не мать, а женщину. Дину, о которой мечтал столько лет. Которая заставляла людей меняться, стоило ей войти в комнату. Особенно мужчин.
   Рассказал о пробсте, который почти всегда приезжал в Рейнснес без жены. О Нильсе, который повесился от несчастной любви. Об Андерсе, которого она бросила. О русском, который застрелился у нас на глазах, потому что она его отвергла.
   Я понимал, что кое в чем преступаю границы дозволенного, но верил всему, что говорил. У Акселя загорелись глаза. За соседними столиками шелестели чужие голоса. Мне было жарко. Я был счастлив, что мы с Акселем снова друзья. Все это заставляло меня приправлять и приукрашивать свой рассказ.
   Несколько раз я мысленно увидел Дину, идущую через двор, - замкнутое лицо, между бровями морщинка. Но я отмахнулся от этого воспоминания. Я посадил ее на Вороного, и она понеслась галопом. Я заставил ее играть Моцарта так, что даже паутина зазвенела у нас над головами. И Аксель вздыхал. Я заставил ее зажечь на Рождество свечи, нагнувшись над канделябром так низко, что у нее вспыхнули волосы. Или лететь на карбасе в открытом море, будто за ней гнался сам черт.
   Меня не огорчало, что она оставалась равнодушной к чарам юного Вениамина. Зато я расписывал, как она ездила без седла, бросив на спину лошади только овчину. Как стояла на носу, когда мы спускали шхуну на воду. Или встречала вернувшихся с Лофотенов рыбаков. А также о том, как мы с ней шли на карбасе вдвоем в открытом море, когда ездили покупать новую лошадь.
   Аксель не проронил ни одного ироничного замечания. Он заразился моим опьянением. По-моему, в тот вечер мы оба были влюблены, но не в Анну, а в Дину!
   Один раз Аксель спросил:
   - Ты говоришь о своей матери или о женщине, которую мечтаешь найти?
   - Мы вместе найдем ее!
   - Может, мне нужна именно такая женщина? - проговорил он.
   Я осушил рюмку и надменно усмехнулся:
   - Уж она точно не дала бы нам денег взаймы!
   Он стукнул кулаком по столу. Мы громко чокнулись.
   - Приезжай в Рейнснес, когда она вернется домой! - гостеприимно пригласил я.
   - С Анной?
   - С Анной! - Я не колебался ни секунды. Покачиваясь, мы вышли на улицу. Дождь перестал.
   Но воздух был очень влажный. Мы блуждали в брюхе кита. Зловоние и аромат смешались друг с другом.
   Газовые фонари нежно смотрели на нас. Улицы были почти пусты. В чреве кита раздавались таинственные звуки. Сиамские близнецы. Общие руки и ноги, ступавшие нетвердо и забрызганные грязью.
   - Куда подевался этот чертов чистильщик? Мне надо почистить башмаки! кричал Аксель отвесным стенам домов.