Ватанабэ Дзюнъити. Свет без тени

   – У нас в прошлом году была точно такая же история.
   – До чего же обидно: помогаешь, помогаешь человеку, а он выучится – и добра не помнит.
   – Да… Нынешние девушки понятия не имеют, что такое долг, благодарность… Получат свое – и до свидания.
   – Вам проще, у вас клиника крохотная, дел не так много. А вот у нас просто рук не хватает.
   – Маленькая, большая – какая разница? Частным врачам всем трудно. Государственные и муниципальные больницы не стесняясь переманивают к себе сестер.
   – Да, просто беда с этими медсестрами. Не знаешь, как и угодить им. Непонятно, кто у кого работает: они у тебя иди ты у них.
   – А в вашей Ассоциации врачей этот вопрос не ставили?
   – Само собой. – Раздражение слышалось в голосе Ютаро. Вопрос о медсестрах, можно сказать, уже навяз у всех в зубах, в Ассоциации он бесконечно дискутировался. – Курсы медсестер есть в каждом районе, да желающих учиться мало.
   – И почему никто не хочет работать медсестрой?
   – Зарплата мала.
   – Вы так считаете? А по-моему, им платят вполне прилично.
   – Ну что вы, не так много, если учесть объем работы.
   – Объем работы? Да они же просто бездельничают!
   – Нет, все-таки и знания у них порядочные, а ответственность какая!..
   – Как же быть? Если повысить им зарплату, частные клиники просто разорятся.
   – И так едва-едва концы с концами сводим, – вздохнула Рицуко. По правде говоря, она была не очень сведуща в делах «Ориентал», но, когда речь заходила о деньгах, порассуждать обожала.
   – Да… Если и дальше будет так, по миру скоро пойдем, – поддакнула мадам Хираяма.
   – Все зло в низкой плате за лечение, – заключил Ютаро.
   Хираяма и дамы согласно кивнули. В этом вопросе у обеих супружеских пар было полное согласие.
   – Постель, трехразовое питание – и за все тысячу четыреста восемьдесят иен в день! Да гостиницы такой дешевой вы по нынешним временам не найдете!
   – Вы помните все до иены? – поразилась Рицуко.
   – Еще бы! – не без язвительности отпарировала Хираяма. – В нашей клинике не то что у вас – людей мало, так что я и в приемном покое сижу, и лекарства упаковываю, и финансовый учет веду, и за больными тоже присматриваю. Да что и говорить – работы, только успевай поворачиваться.
   – Ну и я делаю то же самое! – попыталась вставить словечко Рицуко.
   – Разве можно сравнить вашу клинику – сколько у вас коек? семьдесят? – с нашей…
   – Но послушайте, Хираяма-сан, большая клиника вовсе не означает больших доходов, – прикуривая сигару, заговорил Ютаро. – Знаете, мне порой кажется, что гораздо выгодней была больница, в которой у меня работало всего пять человек. А как стало расти дело, увеличились и расходы: только на одну зарплату сколько уходит… Вот на других предприятиях: больше вкладываешь – больше получаешь. А у нас…
   – Да, в принципе, – включился в разговор Хираяма, – предприятие расширилось – прибыль увеличивается, но в медицинской практике, видно, не все так просто.
   – И что же? Небольшая клиника, вроде нашей, – самый лучший вариант? – Мадам Хираяма, кажется, несколько успокоилась.
   – Ну, этого я не говорил.
   – Беда в том, что маленькие больницы люди обходят стороной, даже с обычным аппендицитом никого не заманишь, – снова пожаловалась мадам Хираяма. – Пришел к нам недавно мясник – лавка у него тут неподалеку. Доктор Хираяма его осмотрел и говорит: «Надо делать операцию, удалять аппендикс». Тот соглашается. Мы готовим ему место в палате, уже чистую постель постелили. Ждем. И что вы думаете? Он не приходит. Звоним ему домой, спрашиваем: что случилось? А он, представьте, отвечает, что передумал. Родственник его, мол, в муниципальную клинику лег – он туда же собирается.
   – Может, боится, что у меня руки плохие? – невесело усмехается Хираяма.
   – Я раньше всегда брала у него мясо, но теперь ноги моей там больше не будет!
   – Какой негодяй! – поддакнула Рицуко. – Ну как можно сравнивать доктора Хираяму с сопливым мальчишкой из муниципальной больницы!
   – А плата?.. Вы только подумайте: за операцию аппендицита всего десять тысяч иен! Представляете? – Мадам Хираяма возмущенно умолкла.
   – Неужели так мало? – удивилась Рицуко.
   – Вот видите! – Жена Хираямы даже обрадовалась. – Я же говорю: все из-за того, что наша клиника слишком мала. Ах, как я вам завидую! Как хотелось бы жить спокойнее, как вы, не считая каждую иену!..
   – Десять тысяч иен… В баре на Гиндзе их и на полчаса не хватит, – заметил Ютаро.
   – Что-что, а это тебе прекрасно известно, – поддела мужа Рицуко. – Только и знаешь бегать по барам. При таких-то мизерных доходах.
   – Мы говорим о разных вещах. – Ютаро раздраженно нахмурился, и Хираяма поспешил перевести разговор в другое русло.
   – Заработать, конечно, можно – на лекарствах, на инъекциях… Хотя, между нами говоря, лекарствами уже буквально закормили пациентов.
   – Кстати, ты не слышал, какую штуку придумал Ясуи? – негромко спросил Ютаро у Хираямы, отворачиваясь от жены.
   – Какой Ясуи? Который живет в Мита?
   – Как-то раз после заседания в Ассоциации мы пошли с ним выпить, и он рассказал мне. Когда к нему приходит больной, лечащийся по страховке, Ясуи непременно находит у него плавающий аппендикс.
   – Что же получается? У всех, оплачивающих лечение по страховке, плавающие аппендиксы?
   – Именно так.
   – Ну и ну…
   – Операция-то простейшая: закрепил кончик аппендикса – и все дела. У кого все в порядке, вообще ничего делать не надо. Разрезал – зашил. А потом, если что, можно всегда сказать, что аппендикс снова сдвинулся; все равно никто в этом не разбирается.
   – Ну а когда удаляешь аппендикс? Это же анекдот – выписывать счета на две операции одновременно.
   – Разумеется. В таких случаях в документах пишут, что операции сделаны в разное время.
   – По-моему, это уж слишком!
   – Зато выгодно.
   – М-да… И что, Ясуи давно уже это практикует?
   – Года два-три. Ему тоже кто-то подсказал.
   – А страховая инспекция ничего не заметила?
   – Да как-то ему намекнули, что слишком много у него плавающих аппендиксов.
   – Засекли все-таки, – ухмыльнулся Хираяма.
   – Но он это проделывает только с теми, кто лечится по страховке, так что неприятностей не бывает.
   – Я, пожалуй, не пошел бы на это.
   – Ну и сиди всю жизнь в неудачниках, – фыркнула мадам Хираяма.
   – Тем, кто не разбирается, лучше помолчать.
   – Вот так он всегда, – пожаловалась супруга. – Слова сказать не дает. Между прочим, и жена Кайты – ну того, что живет у станции, – тоже недовольна.
   – А ей-то чего плакаться? У них всегда полная приемная.
   – Он окулист. А у окулистов работы много, денег мало. Промывание, например, стоит семьдесят иен. А сколько на это уходит времени! Кайта сам говорит, выгодней всего быть дантистом.
   – Нет, лучше всего – ветеринаром, – сказал Ютаро. – Никаких тебе страховок…
   – И требуй сколько хочешь, – улыбнулся Хираяма.
   – А пациенты – люди состоятельные.
   – Да не пациенты. Их хозяева. Все расхохотались.
   – Поставишь не тот диагноз – не велика беда, ответственности-то никакой…
   – Может, переучишься на ветеринара? – предложила мужу мадам Хираяма.
   – А ты к собаке подойдешь?
   – Ни за что в жизни.
   – Ну вот и я тоже. Все опять засмеялись.
   – А вообще, парадокс. – Хираяма неожиданно погрустнел. – Чем хуже врач, тем чаще у него повторные операции, а значит, и больше доход. Врачи сейчас не врачи, а провизоры и администраторы.
   – Парадоксов много: неопытный врач, только что с институтской скамьи, и профессор получают за операцию одинаковую плату.
   – Профессора тоже бывают разные.
   Было уже совсем поздно, но женщины и не думали расходиться. Им было хорошо: мужья при них, дети уже выросли. Раз не звонят, значит, все в порядке.
   Но Ютаро было скучно. Идти с Рицуко домой тоже не хотелось. Дорвалась сегодня до маджонга, даже выиграла. Наконец-то! Пусть еще потешит себя, наболтается вволю. Устанет и довольная ляжет спать. Так-то оно будет лучше.
   Ютаро снова вспомнилась Маюми. «Да, старею», – с грустью подумал он.
   Женщины продолжали болтать. Теперь они обсуждали вопрос о дефиците женихов. Разговор явно увлек их.
   Послушав немного щебетание женщин, Хираяма обратился к Ютаро:
   – Я тебе тоже кое-что могу рассказать. Ты же знаешь, что при рините и гайморите нос промывают тампоном, смоченным в растворе ксирокаина. Так вот, оказалось, есть и другое средство – прокаин. Эффект практически тот же, но стоит прокаин гораздо дешевле.
   – Знаю, конечно. Мы тоже используем его для местной анестезии.
   – Ты послушай. Есть один существенный момент: прокаин – пусть незначительно – все же наркотичен. Если применять его ежедневно, у больного возникает стойкая потребность. Он не успокоится, пока ему снова не смажут слизистую прокаином.
   – От гайморита он вылечится, а к врачу будет по-прежнему ходить?
   – То-то и оно. Врачи умышленно приучают к прокаину.
   – Убивают сразу двух зайцев… Да, у каждого свои секреты.
   Хираяма подлил Ютаро пива.
   – Так вот, отец, – обернулась к мужу Рицуко, – нужно постараться, чтобы следующие смотрины прошли успешно.
   – Ладно… – вяло отреагировал на неожиданную атаку Ютаро.
   – Ты давно должен был хорошенько поговорить с Микико!
   – Поговорю.
   – Нельзя медлить. Такой партии у нас не будет.
   – Но ведь Микико что-то в нем не понравилось?
   Она, кажется, убежала со смотрин? – спросила мадам Хираяма.
   – Просто не знаю, что с ней творится, – посетовала Рицуко. – Стала такая замкнутая. Ничего мне не рассказывает. Может быть, она вашей Ясуко что-нибудь говорит?
   – Не знаю. Из нашей тоже слова не вытянешь. Ютаро вспомнил, что ему говорила Маюми. Неужели Микико действительно влюбилась в Наоэ? А почему бы и нет? Разница в возрасте? Так он и сам вдвое старше Маюми. Эта мысль была для него неожиданной, и Ютаро впервые задумался всерьез.
   – Жаль, если такую прекрасную клинику некому будет оставить, – посочувствовала мадам Хираяма.
   – Если бы Юдзи захотел стать врачом… Но он просто ненавидит медицину. А напрасно. Врачи не ахти как зарабатывают, но на жизнь всегда хватает.
   – Будь у меня сын, я бы не пожалела и десяти миллионов, только чтобы он учился на медицинском факультете.
   – Погоди-погоди! Ты что городишь? У нас и денег-то таких нет, – изумился Хираяма.
   – Ничего. Заняли бы. На больницу вон сколько денег ухлопали! Здание, оборудование – миллионов пятьдесят, если не больше! А что толку. Муж состарится – и все пойдет прахом. Оборудование не продать – уже устарело, здание никак по-другому не используешь… Нет, я была бы готова сколько угодно заплатить, лишь бы клиника не пропала. А у вас-то и вовсе – не одна сотня миллионов затрачена.
   Рицуко только горько вздохнула в ответ.
   – А жених Микико примет вашу фамилию? – поинтересовалась Хираяма.
   – Что вы! – всплеснула руками Рицуко. – Теперешних молодых людей не заставишь это сделать. Но он терапевт, и мы бы с радостью передали ему «Ориентал».
   – Да… как важно в нашем деле, чтобы дети шли по стопам родителей.
   – И не говорите… Сколько средств надо, чтобы обеспечить себя оборудованием, а тем более начинающему врачу. А найти приличных врачей, медсестер!..
   – Но вам повезло, – заметила Хираяма. – У вас работает такой прекрасный доктор – Наоэ.
   – Как вам сказать… – Рицуко натянуто улыбнулась. – Руки у него действительно золотые, но…
   – Он ведь холостяк? Наверное, увлекается женщинами.
   – В том-то и дело. Даже в клинике у него кто-то есть.
   – Прекрати, – одернул жену Ютаро. – Пора прощаться.
   – Уже? Так не хочется…
   Часы на серванте показывали одиннадцать.
   – Куда вам спешить? Посидите еще, – радушно предложила хозяйка.
   – Нет-нет, завтра тяжелый день. – И Ютаро первым поднялся из-за стола.
   Вернувшись домой, они с удивлением обнаружили, что ворота освещены, дверь не закрыта на ключ. Над входом ярко горела лампочка, хотя обычно после десяти служанка гасила свет и запирала парадное, оставляя открытым черный ход.
   В гостиной было пусто. Служанка спит, Юдзи и Микико, видимо, у себя на втором этаже.
   – Подозрительно тихо, – заметила Рицуко, снимая пальто.
   На лестнице появился Юдзи.
   – Ужинал? – спросила Рицуко.
   – Ужинал. – Юдзи открыл холодильник, достал банку пива. – А Микико разве не с вами?
   – Нет. А что?
   – Еще не вернулась.
   – Не вернулась? – Рицуко обеспокоенно взглянула на сына. – Где же она?
   Юдзи открыл банку и сделал глоток.
   – Кто ее знает. Вообще она последнее время что-то загуляла.
   – Не выдумывай…
   – Точно! Приходит поздно, а то и вообще дома не ночует.
   – Значит, остается у подруг, – сказала Рицуко. Но беспокойство становилось все сильней, и она решила разбудить служанку.
   – Томиё, ты спишь?
   – А?.. – Служанка, видимо, и в самом деле уже спала.
   – Да ты лежи, не вставай. Не знаешь, куда это Микико запропастилась?
   – Не знаю, госпожа. Она звонила, сказала, что домой сегодня не придет.
   – Откуда звонила?
   – От подруги. Просила, чтобы не беспокоились.
   – Ты не спросила, что за подруга? Как ее зовут?
   – Да разве она скажет? Хоть и спросишь… – проворчала Томиё.
   Недоброе предчувствие овладело Рицуко. Постояв в задумчивости на лестнице, она спустилась в столовую, к Ютаро.

Глава XV

   «Ориентал» захлестнула предновогодняя суматоха. Все старались выписаться на праздники – долечиться можно и потом. Остались только тяжелобольные – те, кто был не в состоянии покинуть палаты.
   Есидзо Исикуре Новый год предстояло встречать в клинике. По подсчетам Наоэ, ему оставалось жить дней десять, максимум двадцать. Он уже не мог умываться, ходить в туалет, с трудом приподнимался на кровати. Старик страшно похудел: это был скелет, обтянутый пергаментной, землистого цвета кожей; из-под одеяла выступал огромный, непомерно раздутый живот.
   Придя на осмотр, Наоэ постучал пальцами по вспухшему животу Исикуры, прислушался. При простукивании явственно улавливается легкий металлический оттенок: в животе скопилась жидкость. Наоэ достал фонендоскоп, склонился над Исикурой. Последние дни старик почти ничего не ел, но было слышно, как в желудке колеблется жидкость. Наоэ показалось, что он слышит крадущиеся шаги смерти.
   Закончив слушать, Наоэ снял фонендоскоп с шеи, согнул резиновые трубки и положил в карман. Норико поправила Исикуре повязку и начала застегивать пуговицы на пижаме.
   – До свидания, – попрощался Наоэ.
   Исикура ответил ему легким кивком, даже не спросил: «Ну как, доктор, скоро ли поправлюсь?» Как и Наоэ, он знал, что смерть уже у порога. Но, так же как и Наоэ, молчал. Он понимал, что стоит только спросить: почему? как? – и навалится липкий страх, оборвется последняя ниточка надежды.
   «А вдруг?..» В этом смутном «а вдруг» больной находит смысл последних дней теплящейся жизни, а врач – единственное спасительное лекарство.
   Однажды Наоэ на работу не вышел. Днем позвонил в «Ориентал» и сказался больным.
   – Перебрал вчера.
   – Да нет, скорее всего, просто проспал и поленился идти на работу.
   Разговоров в тот день было много. В клинике привыкли к тому, что Наоэ все время опаздывает, но совсем не прийти – такое случилось впервые.
   На сердце у Норико было неспокойно. Она уже не раз снимала трубку, чтобы позвонить Наоэ, но каждый раз почему-то не могла решиться.
   Последнее время Наоэ почти не разговаривал с Норико, хотя они работали бок о бок. Кто-нибудь непременно крутился рядом, мешая поговорить. Но даже в те редкие минуты, когда они оставались вдвоем, Наоэ отмалчивался, словно воды в рот набрал.
   Норико терпеливо дожидалась, когда он пригласит ее к себе, но он лишь иногда спрашивал в конце рабочего дня: «Что ты сегодня делаешь?» – и, стоило ей услышать это, она бросала все и бежала к нему.
   Однажды Норико попыталась поговорить с ним: почему бы не приглашать ее заранее? – но он только нахмурился, и все осталось, как было: Норико, негодуя, откладывала дела и спешила в Икэдзири.
   Раньше они встречались дважды в неделю, а теперь только раз в десять дней. И Норико ждала, не решаясь заговорить первой. Когда надежды сбывались, она безмерно радовалась. Порой предчувствие обманывало ее, но она научилась не слишком огорчаться. Ей казалось, что они вместе, даже когда Наоэ был далеко.
   Несколько раз, не в силах удержаться, она все же спрашивала: «Вы сейчас прямо домой?» Наоэ угрюмо кивал в ответ и молча уходил. Норико грустно вздыхала: что с ним? что творится в его душе? Но ее любовь ничего не могло погасить, она отдавала ему все – и тело, и душу.
   Нередко пациенты, выписавшись из больницы, и молодые врачи приглашали Норико в кафе, ресторан, но она всем отказывала. Ей даже в голову не приходило встретиться с кем-нибудь, кроме Наоэ. Все остальные мужчины были ей безразличны – уж лучше провести вечер с подругой, считала она.
   А Наоэ? Интуитивно Норико чувствовала, что он изменяет ей. Иногда женский голос просил его к телефону, в постели Норико находила дамские шпильки, явно не мужской рукой была прибрана кухня… Но Норико ни разу не позволила себе упреков в его адрес.
   Она была всего лишь любовницей и служанкой, о женитьбе он не заговаривал, даже не предлагал жить у него – только разрешал любить себя. Да Норико и не ставила никаких условий. Более того, она бы удивилась, узнай, что женщины равнодушны к Наоэ. О них она старалась не думать. Она сама любила, и этого ей было достаточно.
   Наоэ не появлялся в клинике уже второй день. С утра он позвонил и сказал, что еще побудет дома.
   Рицуко, которая в предновогодние дни бывала в клинике каждый день, спросила у Сэкигути:
   – Как дела у доктора Наоэ? Может быть, надо бы послать к нему кого-нибудь проведать?
   – Да-да, конечно… – Старшая сестра с готовностью кивнула, но ничего, однако, не предложила.
   Рицуко, а вслед за ней и все остальные обернулись к Норико.
   – Симура-сан, может быть, вы проведаете сэнсэя? Вопрос застал Норико врасплох, и она едва не выронила шприц.
   – Я…
   – Сходите к нему. Ну хотя бы сегодня после обеда. Скажете, что это я вас послала, хорошо? Вы не возражаете? – обернулась Рицуко теперь уже к старшей сестре.
   – Нет. После обеда операций нет. Пусть Симура-сан сходит навестит доктора.
   – Мы вас очень просим, – мягко приказала Рицуко.
   Безусловно, и Рицуко и Сэкигути преследовали благую цель, и все же Норико ощущала какую-то фальшь. Да все равно, съездить к Наоэ – об этом же можно только мечтать! Раз уж сама Рицуко приказала, можно идти с чистой совестью.
   У Кобаси в эти дни не было ни одной свободной минуты. Особенно тяжело приходилось с амбулаторными больными. И после двенадцати дня у кабинета ожидало вызова человек десять. К счастью, пациентов перед праздником было меньше обычного, но все равно Кобаси приходилось работать за двоих. Куда как проще было помогать Наоэ, чем самому ставить диагноз, назначать лечение…
   В двенадцать часов Норико вместе с Каору и Акико Такаги пошли обедать. Кобаси остался один.
   Зная, что Наоэ, выйдя на работу, будет особенно придирчив к тому, что и как делалось в его отсутствие, Кобаси работал с еще большим усердием.
   Сейчас он осматривал старика, страдающего ревматизмом. Откачал из коленного сустава жидкость и начал вводить преднин. Неожиданно послышались торопливые шаги: кто-то бежал по лестнице со второго этажа.
   Подняв голову, Кобаси увидел в дверях запыхавшуюся Томоко Каваай.
   – Сэнсэй!..
   – В чем дело?
   – Исикура… – У Томоко прерывалось дыхание. – У него что-то в горле…
   – Давление?
   – Не знаю…
   Кобаси опрометью выскочил из кабинета и помчался на второй этаж. Норико бежала за ним. Пациент так и остался лежать на кушетке.
   Когда Кобаси с Норико ворвались в палату, Исикура лежал без движения, голова запрокинута; казалось, он уже не дышит, только мелко дрожало горло.
   – Аспиратор!
   Норико бросилась за аспиратором.
   – Дедушка! Дедушка! – повторял Кобаси, делая Исикуре искусственное дыхание.
   В горле скопилась мокрота и мешала дыханию. Здоровый человек без труда бы откашлял ее, но изможденному старику это оказалось не под силу.
   Кобаси вставил трубку аспиратора Исикуре в ноздрю и повернул выключатель.
   – А! А-а-а!.. – дико закричал Исикура, и по трубке поплыл комок слизи.
   – Держите его крепче! – приказал Кобаси. Медсестры схватили старика за руки.
   Невестка Исикуры, испуганно выглядывая из-за их спин, следила за происходящим.
   – Отхаркайтесь! Соберите все силы! – повторял Кобаси, двигая трубкой.
   Исикура, задыхаясь, корчился в мучительных судорогах. Через несколько минут дыхание восстановилось, и он несколько успокоился.
   – Фу-у… Еще немного – и опоздали бы. – Кобаси стер со лба пот.
   Невестка молчала – только чуть опустила голову.
   – Аспиратор пусть постоянно будет в палате. Исикура часто дышал, лицо было мокрым от слез и слюны.
   – На сей раз все кончилось благополучно, но никто не может гарантировать, что это не повторится. Надо внимательно следить за больным.
   Старик высунул из-под простыни руку и пошевелил ею, стараясь привлечь внимание.
   – Что, дедушка?
   – У-у…
   – Ничего-ничего. Попробуйте сказать медленнее.
   – У-у…бей…те с. ко…рее…
   – Что?! – Кобаси склонился над стариком, почти касаясь его лица. – Разве можно так падать духом? Надо крепиться!
   – Тя…тяжело… так тяжело… – И Исикура отвернулся к стене.
   – Нельзя, нельзя так. Понятно? Ну-ка, смотреть веселей! – Кобаси похлопал по иссохшей руке старика.
   – Наоэ… Наоэ-сэн…сэй…
   – Его сегодня нет, – объяснила Норико, вытирая больному лицо. – Но он скоро придет.
   – Убей…те… про…шу…
   – Вам же сказали, дедушка, не надо об этом думать. Доктор спас вас, а вы… Разве так можно?
   – Все… Не могу больше… не хочу… – И Исикура беззвучно заплакал, уткнувшись лицом в подушку.
   Когда Норико подошла к дому Наоэ, шел уже второй час.
   В коридоре было пусто, дверь заперта. Норико испытывала странное волнение. Казалось бы, не впервые, но…
   Последний раз она была здесь дней десять назад. А может, и больше. Но сегодня она была незваной гостьей.
   «А вдруг он не один? – подумала Норико, отдергивая руку от звонка. – Надо было позвонить…»
   Она уже раскаивалась, что согласилась пойти к нему. Но ведь не по своей воле… Зато удастся увидеть Наоэ. Норико почти убедила себя, что он дома и ждет ее.
   Чуть поколебавшись, Норико нажала на кнопку звонка. К двери никто не подошел. Норико позвонила еще раз и еще – никакого результата. Подождав немного, она опять позвонила и приложила ухо к двери. Звонок пронзительно звенел. Если хозяин даже и спит, должен услышать.
   «Все-таки у него кто-то есть». У Норико защемило сердце. Раз не открывает, значит, там женщина. «Сэнсэй и какая-то женщина…»
   Норико представила себе знакомую картину: они сидят, тесно прижавшись друг к другу, и, затаив дыхание, прислушиваются к звонкам. Женщина прильнула к его груди, Наоэ обнимает ее и смотрит в сторону… Вот они на цыпочках, крадучись, подходят к двери, заглядывают в глазок… Норико сама бывала в подобной ситуации. Снаружи глазок совсем крохотный, почти незаметен, но изнутри обзор хороший.
   А вдруг они сейчас смотрят на нее? Норико поспешно отошла в сторону.
   За дверью по-прежнему стояла мертвая тишина.
   Раздался щелчок, и из соседней квартиры вышла женщина в кимоно, прошла мимо. По тому, как она уверенно закрывала дверь, Норико догадалась: женщина живет здесь. Норико еще немного постояла, вздохнула и тоже направилась к лифту.
   Спускаясь вниз, Норико задумалась: что же ответить Рицуко и старшей сестре? Сказать все, как было? Не застала дома. Но тогда она подведет Наоэ. Ведь он же сказал, что болен. Нет, этого делать нельзя. И так слишком много толков.
   Только что Норико сердилась на Наоэ, теперь лихорадочно соображала, как его выгородить.
   Лифт остановился. Норико вышла и сквозь стеклянную дверь вестибюля снова увидела женщину с пятого этажа: та шла по улице, придерживая полы кимоно, распахивавшиеся от порывов ветра. Норико медленно побрела за ней.
   Половина третьего. Обеденный перерыв кончился, до вечера еще довольно далеко, и улочка обезлюдела. По полого спускавшейся вниз дороге Норико вышла к широкой улице. Здесь была совсем другая жизнь: с толчеей, многоголосым шумом и гулом.
   Дома через два Норико заметила маленькое кафе, а вернее, стоявший в нем телефон-автомат. Она вошла, села за столик у двери и попросила чашку кофе.
   Выпив в ожидании кофе воды со льдом, Норико подошла к телефону. Набрала номер. После небольшой паузы в трубке послышались гудки. Телефон у Наоэ, вспомнила Норико, жужжит как-то простуженно. Она явственно слышала сейчас его звонки. Трубку не снимали. Норико набрала номер еще раз – гудки. Сжимая в ладони десятииеновую монетку, Норико вернулась к столику, где уже стоял кофе. Она вдохнула пряный аромат.
   «Может быть, вышел в магазин? Во всяком случае, к телефону бы он подошел, если бы был дома, – рассуждала Норико. – Не хочет меня видеть – можно было так и сказать. По телефону это проще».
   Она отхлебнула кофе и немного успокоилась.
   Было почти три часа. Уже двадцать минут, как она ушла от его дверей.
   Норико подошла к телефону и снова набрала номер.
   У стойки, на которой стоял таксофон, кассирша рассчитывалась с клиентом, официантка о чем-то оживленно болтала с буфетчиком.