Желтых листьев на деревьях было много, они падали при порывах ветра. Однако и зеленых листьев было немало, и они держались изо всех сил. Когда Гуля сунула телефон в карман, Леня осведомился:
   – Как там, в кишлаке?
   – Требуют, чтоб я берегла честь. – Гуля потянула его за рукав. – Пошли, полно уроков. Тебе еще стихи в стенгазету писать.
   Леня хлопнул себя по лбу.
   – Черт, была же светлая мысль! – Он потянул Гулю в противоположную сторону. – Пошли на автобус.
   – Зачем?
   – Поехали к Сашке. Помнишь малявку, с которым нас Глеб познакомил?
   – Конечно. И что с того?
   – Гуль, из него стихи прут вот так! – Леня щелкнул пальцами. – Помнишь, Глеб нахваливал?
   Гуля смотрела на него сердитыми карими глазами.
   – Рюмин, знаешь, ты кто? Ишачий ты сын.
   – Но-но, мой папа не ишак, а чекист. Прошу не путать.
   – За папу извиняюсь. Но сам ты… Этот Саша, по-твоему, спит и видит, как бы настрочить за тебя в стенгазету?
   Леня разозлился.
   – А по-твоему, я сам стихи напишу?! – Он постучал себя по лбу. – Не моя, Гуль, область!
   – Тогда отболтайся.
   – Ну да, у Виктории отболтаешься! Припомнит потом по случаю… Поздняк метаться. Едем к юному дарованию. – Леня зашагал к остановке.
   Гуля его догнала.
   – Адрес хоть помнишь?
   – Если б не помнил, – буркнул Леня, – не вылез бы со стихами. Хватило бы ума.
   Тут подошел автобус, и ребята, пробежавшись, в него вскочили. Ехать предстояло минут двадцать, до остановки «Дом игрушек», но свободных сидений, слава богу, хватало. Пропустив Гулю к окошку, Леня принялся развлекать ее беседой, состоявшей в основном из перемалывания мелких школьных событий. Когда они вышли из автобуса, моросил дождик.
   – Могли бы завтра заехать, – поежилась Гуля.
   – Нет уж. – Леня уверенно двинулся по асфальтовой дорожке, петляющей меж домов. – Если филонишь, надо филонить грамотно. Мало ли что случится завтра.
   Они приблизились к дому, где проживал девятилетний поэт Саша. И картина, представшая их взорам, была, мягко сказать, удручающей. «Юное дарование» стояло, прижавшись к стене школьным ранцем, под ветвями желтеющего клена. В руках «юного дарования» билась перепуганная кошка, а трое мальчишек лет одиннадцати агрессивно на них наседали. На Сашу и кошку то есть. Один из агрессоров держал пластиковую бутылочку, наполненную, похоже, водой. Двое других – размахивали жестяными банками пива. И тот, у которого была вода, совал ее Саше в лицо.
   – Не ссы, тормоз, глотни! Прикольно будет!
   Саша отчаянно отбивался ногами. И кошка, будто с ним заодно, норовила цапнуть противников лапой. Дождик усилился, народу вокруг не было ни души.
   Леня с Гулей переглянулись.
   – Что за пассаж? – пробормотал Леня. – И какой в нем смысл?
   – Стоять будем?! – сверкнула глазами Гуля. – Посмотрим и порассуждаем, да?!
   Леня хмыкнул.
   – О'кей, вдарим по мелкоте! – Он зашагал к арене действий. – Эй, шелупонь! Ну-ка, брысь!
   Взгляды мальчишек обратились на него. На лицах нападавших не было ни испуга, ни растерянности – только злость.
   – Что еще за крендель? – осклабился один из них, хлебнув пива.
   – Клизму захотел! – предположил другой, державший воду.
   Эти мальчишки учились, вероятно, в классе шестом, а Леня Рюмин – в десятом. Но ему стало не по себе.
   – Пошли вон, – произнес он без должной уверенности.
   Мальчишка вновь хлебнул пива.
   – Ну давай, прогони нас!
   Повисло молчание. Прижатый к стене Саша, пользуясь передышкой, отпустил кошку. Кошка с удовольствием дала деру. Никто ее не преследовал.
   – Ну так че, крутой? – скалился на Леню шпаненок с пластиковой бутылкой. – Махаться будем или как?
   Героем Леня не был. Но за спиной у него стояла Гуля. К тому же «юное дарование», освободясь от кошки, заехал ближайшему придурку по скуле. И Леня ринулся в битву: в одной руке – портфель, в другой – неукротимая ярость. Тут и Гуля кинулась на подмогу.
   – Прочь, шакалье дерьмо! Уши поотрываю! – вопила она.
   Саша, подросший за лето, но все такой же худой и вихрастый, с немой свирепостью орудовал кулачками. Получилось, так сказать, трое на трое. Шпанята, однако, оказались увертливы и сильны не по возрасту, и неизвестно, чем бы эта свара закончилась, если б мимо не проехал милицейский патруль. Даже не глянув на драку, менты покатили дальше. Но шпанята задали стрекача, и вожачок их прокричал:
   – Запомним вас! Еще встретимся!
   – Хоть сейчас! – хорохорился Леня, отряхивая брюки. И, не получив ответа, с облегченьем обратился к Саше: – Ну, что тут у вас за дела?
   Саша поправил на плечах ранец.
   – Куртку порвали, падлы. От бабушки влетит.
   Гуля потрогала его рукав.
   – Чего они хотели, Саш? Кошка твоя?
   Саша мотнул вихрастой головой.
   – Кошку они хотели из бутылки напоить. Она верещала, а я проходил мимо и… В общем, выхватил кошку – и драпать. Они – за мной. Обступили и тычут бутылкой в рожу. «Выпей, – говорят, – отпустим», – «Щас, – говорю, – разбежался!» Они ржут: «Думаешь отрава?» И глотнули по очереди. Я послал их подальше. Тут вы нарисовались.
   Гуля застегнула пуговку на его рубашке.
   – Что в бутылке-то? Пахнет чем?
   Саша чуть подумал.
   – Ничем. Вода вроде.
   – Ну и выпил бы, – усмехнулся Леня. – Великое дело.
   Саша бросил на него взгляд.
   – Ты дурак?
   У Лени покраснели уши.
   – Но-но, малявка, фильтруй базар. Они же пили, сам говоришь. А тебе, что ли, гордость не позволяет?
   Саша вновь подумал.
   – Леня, – сказал он, – я не делаю того, что меня заставляют делать.
   Леня раздраженно тряхнул чубом.
   – Слушай, бэби, сколько тебе лет?!
   Гуля пихнула его портфелем.
 
   – Помнишь, зачем мы пришли?
   Леня вздохнул.
   – Саш, у меня к тебе просьба…
   – Заходите в дом, – пригласил Саша. – Посидим, чайку попьем.
   Гуля шагнула к подъезду, но Леня покачал головой.
   – Спасибо, нет времени. Уроков до черта. А тут еще задали стих об осени написать. Вот я и подумал: если б ты помог…
   – Нет проблем. – Сашину мордашку озарила улыбка. – Ты ведь, блин, мне жизнь спас.
   Гуля хихикнула. А Леня так и взвился.
   – Слушай, не хочешь – не надо! За спрос денег не берут.
   – К какому дню? – уточнил Саша. – Об осени так об осени.
   – Ко вторнику, – воспрял духом Леня. – В понедельник мы могли бы к тебе заехать и забрать. Сделаешь?
   Саша кивнул.
   – Заходите в понедельник.
   Леня отсалютовал, развернулся и пошел.
   Гуля потрепала Сашу по вихрам.
   – Пока, вундеркинд. – И двинулась за Леней.
   – Гуль! – окликнул ее мальчик. – Ты заметила, что эти оглоеды как бы дымились.
   Гуля растерянно обернулась.
   – Не выдумывай.
   Леня также остановился и воззрился на Сашу.
   – Капал дождик, – сказал он, – на них падала тень от дерева… Оптический эффект.
   – Какая тень?! – возмутился Саша. – Черный дымок их окутывал. Они были как бы в сумраке.
   Леня хохотнул.
   – Неплохо для юного дарования. Развей этот образ. Гуль, погнали, а то пролетим с уроками.
   Гуля помахала Саше рукой.
   – До понедельника! – И поспешила прочь.
   – Гуль! – крикнул Саша. – Ты заметила, я знаю!
   Мальчик вошел в подъезд, поднялся на свой этаж и позвонил в квартиру. Открыла ему горбатая старушка с усталым лицом.
   – Где тебя носило? Обед остыл. – Она заметила порванную куртку. – Господи, опять дрался! Когда это прекратится?!
   – Ба, отстань, – буркнул Саша, раздеваясь.
   – Что значит «отстань»?! – возмутилась старушка. – Одежда на тебе горит прямо, не напасешься!
   Из-за спины старушки выглянула пятилетняя девочка с плюшевым медведем в руках.
   – Ой, какой чума-азый! – пропищала она. – Как поросенок.
   Саша хмуро на нее покосился.
   – Отвали, Танька. Пока не схлопотала.
   Танька тоже подросла за лето. Она перестала в разговоре путать буквы «р» и «л» и четко произнесла:
   – Вредный и противный! Майкл, – обратилась она к медвежонку, – дай ему по роже!
   Плюшевый мишка сохранял невозмутимый вид и, судя по всему, приказ этот выполнять не собирался. Саша, однако, отреагировал с неуместным пылом:
   – Заткнись, болтушка! Прикуси язык!
   Бабушка всплеснула руками.
   – Как ты стал разговаривать! Грубости да хамство! Вот позвоню сейчас Глебу…
   – И я позвоню Глебу! – ввернула Танька. – И скажу, как ты обзываешься!
   Мальчик швырнул ранец в угол.
   – Отстаньте обе! Надоели! – Он захлопнул за собой дверь комнаты. – Звоните кому угодно!
   – Шучу, думаешь?! – крикнула из-за двери бабушка. – Сию же минуту звоню Глебу!
   Она подошла к телефону, набрала номер и, выслушав семь долгих гудков, повторила набор. Затем старушка положила со вздохом трубку и отправилась на кухню разогревать обед.
   Саша неслышно возник у нее за спиной.
   – Ну как, позвонила?
 
   – А как ты думал? – громыхнула посудой бабушка. – Не подходит у него никто.
   – Само собой, – кивнул мальчик. – Станет он дома рассиживать.
   Бабушка хмуро обернулась.
   – Думаешь, такое поведение сойдет тебе с рук? Не надейся: попозже позвоню опять.
   Саша улыбнулся.
   – Давай-давай. Удачи тебе.
 
11
 
   С опозданием на десять минут Глеб вбежал в пустынный вестибюль. Охранник сонно ему кивнул.
   – Началось? – Глеб снял на ходу куртку.
   – Что? – зевнул охранник.
   – Педсовет, Петя. Что же еще?
   – Мне лично не докладывали.
   Глеб метнулся было в раздевалку, однако заметил приближающуюся директрису. На ней было пальто, форма и цвет которого могли бы повергнуть в ужас обитателей зоопарка. А жиденькую косу вокруг затылка прикрывал такой симпатичный платочек, что, как говорится, ни в сказке сказать, ни пером описать.
   – Опаздываем, Глеб Михайлович! – упрекнула она. – Как всегда, опаздываем!
   Глеб удивленно сверился с часами.
   – Неужто успели закончить?
   С улыбкой Джоконды директриса похлопала его по плечу.
   – На ваше счастье, дорогой мой, педсовет отменился. Меня срочно требуют в министерство.
   Она собралась проследовать к выходу, но Глеб непочтительно придержал ее за локоть.
   – Как это отменился? Зинаида Павловна, вы дернули меня в мой выходной и полагаете, в этом мое счастье?
   Бледные щеки директрисы порозовели.
   – Поверьте, Глеб Михайлович, для меня самой этот вызов – как гром среди ясного неба. Но министерству я условий не диктую, а педсовет наш…
   – Плевал я на министерство!
   – …педсовет мы легко перенесем на следующий четверг.
   Молодой охранник, стряхнув сонливость, наблюдал эту пикантную сцену.
   – Что-о?! – взревел Глеб. – Опять на четверг?!
   Директриса смотрела с вызовом.
   – Четверг, Глеб Михайлович, наиболее удобен для большинства преподавателей!
   – Вот и отлично! Заседайте без меня!
   – Нет, Глеб Михайлович, мы будем заседать с вами! Пустите руку, я опаздываю! В отличие от вас я к этому не привыкла!
   Глеб смущенно ее отпустил.
   – Извините. Только на педсовет я не явлюсь.
   – Явитесь как миленький!
   – Посмотрим!
   Со второго этажа по лестнице сбежал учитель физкультуры. Его рыжие кудри были расчесаны, а веснушки раздвинулись в улыбке.
   – Вот и ты! – приветствовал он Глеба и крикнул, задрав голову: – Даш, спускайся: он здесь! – И прошагал к двери. – Едем, Зинаида Павловна. Успеете, не волнуйтесь.
   Глеб полюбопытствовал:
   – Ты куда, Стас?
   Физкультурник приоткрыл входную дверь.
   – Подброшу Зинаиду Павловну до министерства.
   – Карьеру делаешь? – съязвил Глеб.
   – Кто запретит? – подмигнул Стас, выходя.
   Глеб буркнул вдогонку:
   – Подпевала кулацкий!
   – Как остроумно! – прокомментировала директриса, задержавшись на выходе. – А на педсовет вы придете, иначе… иначе в нос дам! – Дверь за ней захлопнулась.
   Тут по лестнице с царственной неторопливостью спустилась Даша. Она была уже в плаще, и пепельная ее грива трепетала на плечах при каждом шаге.
 
   – Разбуянился. – Она взяла Глеба под руку. – Склочник и горлопан.
   Глеб вздохнул.
   – Зла не хватает. Летел сюда сломя голову, а мне говорят: «Спасибо за попытку. Ну-ка, еще разок».
   Даша прыснула.
   – Кошма-ар!
   Простившись с охранником, они вышли. Мелкий дождик не прекращался. Даша подняла воротник плаща.
   – А утром, – сказала она, – было солнце и были розы.
   Глеб кивнул с комичной серьезностью.
   – Наслышан.
   – Сычова стукнула?
   – Кто ж еще?
   Они забрались в «жигуленок», Глеб включил «дворники» и лихо взял с места. Даша приклонила голову на его плечо.
   – А у тебя что было интересного? Кроме скомканных листов.
   Глеб усмехнулся.
   – Меня посетил барон Мак-Грегор. Помнишь такого?
   – А то! – Даша подняла голову с его плеча. – Что он хотел?
   Сквозь дождь «жигуленок» мчался в транспортном потоке к дому.
   – Он высказал два желания, – ответил Глеб. – Одно… Держись крепче, чтоб не упасть. Барон предложил мне украсть из музея «Вакханалию» Рубенса.
   – Да ладно!
   – Ей-богу.
   В изумрудных Дашиных глазах сверкнули искорки.
   – Любовь моя, надеюсь, ты согласился?
   Глеб кивнул.
   – Угу, этой ночью и приступим.
   Даша рассмеялась.
   – Ладно. А второе желание?
   – Второе не столь эффектно. Он хотел, чтобы я разыскал в Москве его английских друзей. Каких-то биохимиков.
 
12
 
   Барон Мак-Грегор вышел из взятого напрокат «Вольво». Вечерело. Дождь моросил беспрестанно. Ежась, барон вошел в фойе «Метрополя». Публика здесь фланировала солидная, несуетливая и, главное, малочисленная. Портье за стойкой – в смокинге, с манерами виконта – приветствовал Мак-Грегора почтительным полупоклоном, изобразив радость от его лицезрения. Оно и понятно: барон не скупился на чаевые. Фойе было освещено, что называется, в театральной традиции: весьма празднично – для демонстрации нарядов и драгоценностей, однако не слишком ярко – чтобы скрыть гримировку на лицах дам.
   У стойки дежурного барон приоткрыл рот для вопроса, но портье вопрос предвосхитил.
   – Вам звонили, мистер Мак-Грегор, – доложил он на хорошем английском. – Пять минут назад. Женщина.
   Барон, невысокий, чистенький и будто накрахмаленный, воззрился на служителя отеля. Портье, преданно глядя ему в глаза, молчал как рыба. Мак-Грегор извлек из бумажника двадцатидолларовую купюру и припечатал ладонью к стойке.
   – Имя, – потребовал он.
   И дежурный доверительно сообщил:
   – Назвалась Люси Ньюгарт.
   Барон убрал руку со стойки, и купюра исчезла в кармане портье. Мак-Грегор не сводил с него взгляда.
   – Леди оставила адрес?
   – Нет, сэр. Она перезвонит завтра между четырьмя и пятью часами.
   Барон задумчиво массировал подбородок.
   – Вы дежурите в это время? – осведомился он. – Или кто-то вас сменит?
   Портье сверкнул улыбкой.
   – Завтра я на месте до девяти вечера.
   – О'кей, проследите за моими звонками.
   – К вашим услугам, сэр.
   Отойдя от стойки, барон подумал, что в этой стране сервис все же налаживается. За спиной он услыхал незнакомый голос:
   – Мистер Мак-Грегор, не уделите ли мне три минуты своего драгоценного времени?
   Обернувшись, барон увидел азиата неопределенного возраста с небольшим шрамом над левой бровью.
   – Вам известно мое имя? – произнес барон сухо.
   Азиат с улыбкой поклонился.
   – Случайно, мистер Мак-Грегор. Во-первых, я имел честь лететь с вами из Лондона одним рейсом. А во-вторых…
   – Не припомню вас, – бесцеремонно перебил барон.
   – Вероятно, потому, сэр, что для вас мы, японцы, все на одно лицо. – Незнакомец поклонился с той же улыбкой. Его английский был вполне сносен. И ростом японец был столь невзрачен, что барон, который на каблуках едва достигал ста шестидесяти сантиметров, взирал на него сверху вниз. – А во-вторых, – продолжил японец, кивнув на портье, – этот бой назвал вас по имени. Простите, мистер Мак-Грегор, я не заткнул уши.
   Барон усмехнулся.
   – И что же вам угодно, мистер… э-э…
   – Этот бой, – кивнул японец на портье, – произнес имя Люси Ньюгарт, которое, как я понял, хорошо вам известно. Я тоже биохимик, мистер Мак-Грегор. Мы с Люси и Джорджем незнакомы, хоть и работаем в смежных областях. Я надеюсь с ними встретиться. Разумеется, если вы, мистер Мак-Грегор, соблаговолите мне в этом содействовать.
   Барон пристально смотрел на японца.
   – Вы остановились в этом отеле?
   – Да, сэр. Иначе как бы получил счастливую возможность встретить вас снова?
   – Простите… Э-э… как вы сказали ваше имя?
   Шрам над бровью японца чуть покраснел.
   – Мое имя ничего не скажет вам, мистер Мак-Грегор. С Люси и Джорджем я также незнаком, хоть считаю их лучшими в нашей области. Когда полгода назад они были в Токио на конгрессе, я не имел возможности засвидетельствовать им мое безграничное восхищение. Зато теперь с вашей помощью, надеюсь… У меня неплохая частная лаборатория, мистер Мак-Грегор. Я намерен сделать Люси и Джорджу предложение, которое, уверен, их заинтересует.
   Барон массировал подбородок.
   – Что за предложение?
   – При всем уважении, мистер Мак-Грегор, – японец поклонился, – я не предполагаю в вас специалиста в данной области науки. Вряд ли я сумею растолковать вам суть проблемы. Свое предложение я готов озвучить лишь перед Люси и Джорджем. В вашем присутствии, если угодно. Должен, однако, заметить, мистер Мак-Грегор, времени у нас мало: сделка может расстроиться.
   Барон вставил в рот сигарету и задумчиво задержал возле нее руку.
   Японец безмятежно улыбался.
   – Такое впечатление, мистер Мак-Грегор, будто вы собираетесь высечь огонь из пальцев.
   В смятении барон принялся хлопать себя по карманам.
   – Глупости… Просто зажигалку потерял, выронил из окна… Как вы узнали, что Ньюгарты в Москве?
   Лицо японца было непроницаемым. Он достал свою зажигалку, щелкнул и дал барону прикурить.
   – Всегда ношу с собой. На всякий случай. А разве они не в Москве, мистер Мак-Грегор? Из вашего разговора с портье я понял, что…
   – О'кей. – Барон махнул дымящей сигаретой. – Я проинформирую Джорджа и Люси, что их коллега просит о встрече. Думаю, возражать они не будут.
   Шрам над бровью японца вновь покраснел.
   – Когда мне ждать ответа, сэр?
   Барон сделал неопределенный жест.
   – Ну, в общем… Мы остановились с вами в одном отеле. В каком вы номере, кстати?
   Японец поклонился, скрывая выражение глаз.
   – Я сам разыщу вас, мистер Мак-Грегор. – Он направился к лифтам и, не оглядываясь, обронил: – Будьте осторожны: здесь курить запрещено.
 
   – Не выставят же меня за это вон, – пробормотал барон. – Хотел бы я и сам знать, где эти чертовы Ньюгарты.
   Погруженный в размышления, он расхаживал по фойе, дымя сигаретой. Разумеется, его не выставили.
 
13
 
   Супруги Ньюгарты, послужившие поводом для знакомства Мак-Грегора с низеньким японцем, нашли приют на подмосковной даче в Голицыно. Дача была столь роскошной, что их дом в Манчестере по сравнению с ней выглядел жалкой лачугой. И биохимическая лаборатория, которую отгрохал супругам владелец дачи в двух смежных комнатах, могла бы вызвать зависть у большинства коллег. Но Джордж и Люси окрыленными себя не ощущали, хотя проводили в лаборатории по шестнадцать часов в сутки. Обстановка и окружение действовали им на нервы. Однако в положении супругов, как Ньюгарты его понимали, выбирать особо не приходилось.
   Джордж, мужчина лет пятидесяти, имел солидное брюшко и плешь, вокруг которой курчавились светлые волоски. На лице его выделялись голубые глаза и нос картошкой – типичная рязанская физиономия. Тем не менее Джордж был, что называется, чистокровным англичанином.
   Люси, дама сорока пяти лет, худосочная, высокая, с орлиным профилем, смотрелась как истинная британская леди, хотя в девичестве носила фамилию Куроедова. То есть Владимир Куроедов являлся ее племянником и владельцем дачи одновременно. И это обстоятельство отнюдь не улучшало настроение супругов.
   – Надоел он мне, – заявил Джордж, уставясь в окуляр микроскопа. – Осточертел, как пудинг тетушки Мэг. Дай-ка образец три-один-S.
   Люси подала ему предметное стеклышко с лоскутком шерсти, пропитанным экспериментальным раствором.
   – Но, Джордж, – возразила она мягко, – ведь он столько для нас делает. Мы здесь в таких условиях…
   – Как в тюрьме. – Джордж изучал под микроскопом поданный лоскут. – Так-так… Структура обозначилась… Но как-то смутно. Люси, он не для нас старается, а для себя. Надеется нажиться на моем красителе.
   – Дорогой, ведь это естественно. Владимир вложил в нас такие деньги… Притом учти: он успешно торгует автомобилями, и мы не единственный свет в его окошке. – Люси аккуратно раскладывала на лабораторном столе стеклышки с образцами материи. – Он богат и не мелочен, дорогой. Это окупает многое.
   – Богат?! – возмутился Джордж Кудряшки вкруг его плеши воинственно топорщились. – Когда я запатентую СКН, в сравнении с нами он будет выглядеть нищим и хорошо это знает! Потому и пускает слюни!
   Наклонившись через стол, Люси погладила мужа по голове.
   – СКН еще надо создать, дорогой. У нас много работы.
   Джордж оторвался от окуляра микроскопа.
   – Хочу домой, в Манчестер.
   Люси опустила взгляд.
   – Будь умницей, дорогой. Это невозможно.
   Помолчав, Джордж произнес в досаде:
   – Тогда устрой так, чтоб твой чокнутый племянник не попадался мне на глаза.
   – Джордж, не выдумывай. Он не чокнутый.
   – Чокнутый, чокнутый. Особенно – последний месяц. Возбужден, точно под кайфом, взгляд бегает… Не замечала?
   Люси пожала плечами.
   – Ерунда, наркотиков он не употребляет. Ты переутомился, дорогой. Может, отдохнем денек? Кстати, я звонила Ричарду в отель – не застала. Поговорила с портье.
   Лицо Джорджа оживилось.
   – Оставила Ричарду адрес?
   Люси покачала головой.
   – Не думаю, что это было бы благоразумно.
   – Чушь! – отмахнулся Джордж. – Я хочу видеть Ричарда! Когда позвонишь ему в следующий раз…
   Тут в лабораторию ввалился Куроедов с начальником охраны и двумя амбалами. Племянник был в шелковом халате с драконами, обвивавшими хвостами его обильные телеса.
   – О чем треп? – спросил он по-английски. – Не обо мне ли?
   – Много чести! – отозвался Джордж, взирая в микроскоп. – Не могли бы вы отсюда убраться?
   Куроедов с усмешкой тряхнул длинными волосами.
   – Ах, дядюшка! За что вы меня так не любите?
   – Черт лысый тебе дядюшка! – буркнул Джордж.
   Приблизившись к племяннику, Люси наклонилась, будто собиралась клюнуть его своим орлиным носом.
   – Не обижайся, Володя, – проговорила она по-русски. – Джордж устал и не в духе.
   Куроедов потрепал тетку по плечу.
   – Твой Джордж всегда не в духе. – Толстяк казался навеселе. Его покрасневшие глаза словно увеличились в объеме. – Но все равно, тетя Людочка, я обожаю старину Джорджа. Вы приготовили мне бульон?
   – Субстанцию, Володя, – поправила Люси. – Приготовили. Но зачем она тебе в таком количестве?
   – Растения поливаю, тетя Людочка. Эксперимента ради.
   Джордж обратил взор на жену.
   – Что он там болтает? – Когда Люси перевела, Джордж хмыкнул. – Растения, как же. Не удивлюсь, если он эту субстанцию пьет.
   Куроедов хмыкнул в ответ.
   – Странные мысли, дядюшка! – И обратился к тетке по-русски: – Где бульон?
   Люси указала на пластиковые канистры. По кивку племянника начальник охраны и амбалы, взяв канистры, направились к выходу.
   – Момент! – Заступив дорогу начальнику охраны, Джордж стал разглядывать его оттопыренные уши на фоне света лампы. – Интересный материал. Стоит попробовать.
   Губы Люси дрогнули в улыбке.
   – Дорогой, прекрати.
   – Что прекратить? – Выпятив брюшко, Джордж изучал физиономию полковника МУРа в отставке. – Я и не приступил еще.
   Начальник охраны взглянул на своего босса.
   – Володь, что ему надо?
   Куроедов хохотнул.
   – Хочет уши твои покрасить. Может, согласимся, Гаврилыч?
   – Не сегодня. – Гаврилыч отодвинул Джорджа плечом и вышел.
   Вслед за ним удалились амбалы с канистрами.
   Куроедов задержался на пороге.
   – Когда ждать результатов, родственники? – по-английски осведомился он.
   – Скоро, – пообещала Люси.
   – Денек-другой? Не так ли, тетя?
   Склонясь над микроскопом, Джордж буркнул:
   – Прекратите на нас давить. Мы не поденщики.
   Глаза Куроедова покраснели еще более, грудь его вздымалась под шелковым халатом.
   – Мы делаем, что можем, Володя, – пробормотала Люси по-русски. – Это в наших интересах, ты должен понять.
   После некоторой паузы Куроедов произнес:
   – Понимаю, Людмила Петровна. Но дело в том, что у меня появилась сногсшибательная девушка. Я хочу надеть на нее платье, какого нет ни у кого. Поторопитесь, иначе я потеряю терпение. – С этими словами он вышел.
   Джордж с тревогой смотрел на жену.
   – Что он сказал?
   – У него новая девица, – перевела Люси. – Он хочет подарить ей платье.
   Голубые глаза Джорджа негодующе блеснули.
   – Мы должны обслуживать его шлюх?!
   – Вопрос так не стоит, дорогой.
   – Именно так! – Джордж заметался между пробирками. – Говорю тебе, он чокнутый! Вспомни его взгляд!
   Люси поймала мужа в объятья и поцеловала в плешь.
   – Ты переутомился. Отдохни.
 
   Сердито сопя, Джордж разомкнул ее руки и вернулся к микроскопу.
   – Дай мне образец три-один-t. И позвони завтра Ричарду, оставь наш адрес.