Вебер Дэвид Марк. Тень Саганами

   Он проследил, как Андрэ Иверно отставил микрофон, и вернулся в своё кресло, и краем сознания отметил недовольные лица пары других делегатов Новой Тосканы. Похоже, единодушие делегации было куда менее прочным, чем хотелось бы Иверно. Но всё ещё куда более прочным, чем предпочёл бы Крицманн. В отличие от Дрездена, где крайняя нищета была всеобщим объединителем, на Новой Тоскане был свой непомерно богатый (по стандартам Окраины) верхний класс, как и на Шпинделе и, по крайней мере, в половине других систем Скопления. Иверно был, пожалуй, таким же богатым, как и Самиха Лабабиби. Будучи таковым, глава делегации оказывался в случае принятия аннексии перед перспективой огромных возможностей и большого риска, и хотел получить все гарантии, какие только мог. Некоторые из остальных делегатов Новой Тосканы, не обладавшие его огромным богатством, которое требовалось защищать, начинали терять терпение. К сожалению, делегация, как и само правительство Новой Тосканы, преимущественно состояла из местных олигархов. Было весьма маловероятно, что хоть кто-то из остальных пойдёт на открытый разрыв с Иверно. На самом деле, они были связаны инструкцией следовать его указаниям, что отдало в политическом смысле Новую Тоскану прямо в руки Александры Тонкович.
   Крицманн подождал, пока Иверно усядется в своё кресло, затем взглянул на требовательно мерцающую россыпь огоньков у себя на дисплее.
   - Слово предоставляется достопочтенному делегату Тилермана, - сказал он, жестом приглашая женщину взять микрофон.
   - Спасибо, господин председатель, - сказала Йоланда Харпер, лидер делегации системы Тилермана, вставая, но не отходя от кресла, - но я скажу коротко, и, думаю, мне не понадобится микрофон, чтобы меня поняли. Худощавая, обветренная, тёмно-рыжая женщина повернулась лицом к другим делегатам, и с отвращением потрясла загрубелой фермерской рукой. - Это была самая большая куча дерьма, которую я слышала или видела с тех пор, как этой весной ко мне прибыл последний шаттл с удобрениями, - заявила она грубым и четким голосом. - Делегация Тилермана единогласно поддерживает резолюцию и…
   Двери палаты резко распахнулись, и Крицманн оглянулся в непроизвольной вспышке гнева. Закрытые заседания Собрания не должны нарушаться и тем более не в такой грубой бесцеремонной манере! Он открыл было рот, собираясь возмутиться, затем остановился. Максвелл Деверо, начальник охраны, не пытался остановить вторжение; он сам трусил от отрытой двери по боковому проходу перед осунувшимся, одетым в форму гонцом, и выражение его лица внезапно заставило кровь Крицманна заледенеть.
   - Извините, Генри… я имел в виду господин председатель, - хрипло сказал Деверо. - Знаю, мы не должны, но… - он глубоко вздохнул и встряхнулся, словно человек, которого ударили под дых. - Это майор Тобоч. Он только что прибыл с сообщением со Сплита. Я… думаю вам лучше его посмотреть.
 

***

 
   Трудно сказать, чьё лицо в отдельном конференц-зале было более потрясенным.
   Генри Крицманн сидел во главе стола, Самиха Лабабиби на противоположном конце. Иоахим Алквезар сидел слева от Крицманна, напротив Александры Тонкович, и тишина леденящим свинцовым грузом давила на всех них. Наконец, Крицманн прочистил горло.
   - Что ж, - отрывисто сказал он, - полагаю, мы все должны были это предвидеть.
   Тонкович передернулась, словно он дал ей пощечину. Затем она напряглась в своем кресле, расправив плечи, и уставившись на него.
   - Что вы хотите этим сказать? - резко потребовала она.
   Крицманн уставился на неё в неподдельном изумлении. На какой-то миг он не мог понять, что вывело её из себя. Потом понял, и его собственная ярость вспыхнула при мысли, что она могла быть такой мелочной, чтобы подумать, что в такой момент!..
   "Нет, Генри" - сказал он успокаивающе себе. - Сейчас не время. И что бы ещё не происходило в её голове, сейчас она страдает. Конечно, она ищет кого-нибудь на кого излить всю эту ярость и боль. Но Боже, как хотелось бы, чтобы Бернардус был здесь".
   - Чтобы вы не думали, Александра, - произнес он, силой воли убирая резкость из голоса, и заставляя его звучать рассудительно, - это вовсе не было попыткой с моей стороны сказать: "Я тебя предупреждал".
   - Нет? - она разъярено уставилась на него, но потом потерла глаза тыльной стороной ладони, и её плечи снова опустились. - Да, наверное нет. Просто… -голос её прервался и она медленно покачал головой.
   - Генри не говорил, что предупреждал вас, Александра, - вмешался Альквезар. - И я тоже. Но, по всей видимости, подобное ощущение не могло не возникнуть.
   Её глаза сверкнули, когда она посмотрела на него, и он в свою очередь тоже покачал головой.
   - Послушайте, Александра. Все мы, включая вас, уже месяцы говорили о том, что какой-то уровень негативной реакции неизбежен. И все мы признавали, что найдутся экстремисты, - такие как Вестман, - которые наверняка постараются повернуть ситуацию в свою пользу. Но не думаю что кто-либо, включая меня или Генри, ожидал чего-то подобного. Однако мы должны были учесть такую возможность, и прозвучит множество обвинений - и самообвинений - пока мы не разберемся с действительностью. Часть этого будет болезненной, и ещё большая окажется ужасной. Но здесь, в этой комнате, мы четверо - особенно мы! - должны быть способны говорить друг с другом настолько откровенно, насколько только можем.
   Она буравила его взглядом ещё несколько секунд, затем с явной неохотой кивнула.
   - Ладно. Я всё понимаю.
   - Спасибо, - мягко поблагодарил он и перевёл дыхание. - Но с учетом вышесказанного, Александра, это именно тот инцидент, которого я опасался больше всего. О, я никак не ожидал чего-то настолько кровавого, настолько… ужасного, в таком масштабе и так быстро. Но я предсказывал вспышку насилия, и должен повторить мою позицию. Чем дольше мы протянем с этим Собранием, тем будет хуже. И чем будет хуже, тем вероятнее, что Звёздное Королевство пересмотрит свою готовность вообще принять первоначальный референдум.
   - Чушь! - резко возразила Тонкович. Тем не менее, было видно, что она сдерживает свой вздымающийся гнев и пытается сохранить хотя бы немного беспристрастности. - Конечно, это был ужасный, жуткий акт! Я всегда знала, что Агнесс Нордбрант была идиоткой, но не думала, что она ещё и сумасшедшая. Эта женщина наверное лишилась рассудка - она и вся её партия! Хотя ей и не удастся прикинуться невменяемой, когда мы её арестуем. Но возлагать вину за её действия на тот факт, что Собрание ещё не приняло проекта Конституции, просто нелепо!
   - Я не возлагаю вину за её действия на задержки. Я сказал что…
   - Погодите, Иоахим, - мягко вмешалась Лабабиби, и он остановился, взглянув на неё.
   - Конечно, вы не говорили, что отказ Александры от сдачи её позиций каким-то образом создал Нордбрандт или этот её кошмарный "Альянс Свободы Корнати". Но вы подразумевали, что затянувшиеся дебаты здесь, в Тимбле, помогли создать возможность для неё совершить это зверство. И что любой отказ примкнуть к политической платформе вашей партии только ухудшит положение вещей. Не говоря уже о вашем выводе, что если обстановка продолжит ухудшатся, Мантикора, в конечном итоге, вероятно, решит отказать в нашей просьбе об аннексии.
   Альквезар стиснул зубы и сердито уставился на неё. Его карие глаза потемнели. Но затем резко махнул рукой в знак неохотного согласия - или, по крайней мере, уступки.
   - Хорошо, - признал он. - Полагаю, что это и содержалось в моих словах. Но я продолжаю считать, что, согласна со мной Александра или нет, это серьёзные вопросы, которые необходимо обсудить.
   - Думаю, Иоахим прав, - сказал Крицманн самым мирным голосом, каким только мог. Несмотря на его усилия избежать дальнейшей провокации в любом виде, Тонкович яростно уставилась на него. И, как он заметил, Лабабиби тоже не выглядела особенно довольной.
   - Во-первых, - сказала Тонкович, - давайте вспомним, на чьей планете это всё произошло. Я не только глава делегации системы Сплит. Я также планетарный президент Корнати. Вук Райкович - исполняющий обязанности главы государства, мой заместитель, пока я здесь на Тимбле. И те люди, которые погибли в Неманья-Билдинг, были моими коллегами. Чёрт побери, они были моими друзьями! Людьми, которых я знала десятки лет - некоторых из них в буквальном смысле всю свою жизнь! И даже те, кого я не знала, всё-таки были моими гражданами, моими людьми. Не сомневайтесь ни на секунду, что я жажду видеть Агнесс Нордбрант и каждого из её сумасшедших убийц арестованными, подвергнутыми суду за это зверство и казнёнными. И когда придёт время, я брошу бумажку со своим именем в шляпу, когда судьи будут жребием выбирать расстрельную команду!
   - Но вы видели отчеты. Полагаю, вы прочитали их также внимательно, как и я. В них ничто не говорит о том, что этот её "Альянс Свободы" есть нечто иное, кроме как крошечная, сверхагрессивная группировка отщепенцев. Да, они установили бомбы по всей столице. Да, им это сошло с рук. Но не потому что, у них тысячи членов, затаившихся за каждым кустом, за каждой дверью с бомбами в руках. Очевидно, что они всё это весьма тщательно спланировали. А перед тем, как Нордбрант ушла в подполье, она сама была членом парламента. У неё был доступ ко всем нашим секретным данным, всем нашим планам на чрезвычайные ситуации. И, разумеется, она знала, где были дыры - где мы были уязвимы. Мы должны были полностью перестроить все наши планы обеспечения безопасности, как только она скрылась из виду. Я признаю это. И ответственность за нашу ошибку лежит целиком и полностью на мне. Но они сделали это самодельными бомбами. Из доступных коммерческих взрывчатых веществ, и таймерами и детонаторами, которые найдутся в коробках с электроникой в амбаре любого фермера на Корнати. Они тщательно это спланировали; они разместили бомбы так, чтобы причинить максимально возможные потери и психологический шок; и как бы сильно я их не ненавидела, они продемонстрировали при проведении этого теракта не только безжалостность, но и изрядную искусность. Определенно, они представляют собой серьёзную угрозу, которой мы всерьёз и займёмся. Но они не десятиметровые титаны, и не могут проникать сквозь замочную скважину как вампиры, и, чертовски уверена, они не оборотни, для убийства которых нам понадобятся серебряные пульсерные дротики!
   Она обвела сидящих за столом взглядом, её ноздри раздувались от ярости, а зелёные глаза были тверды.
   - И что из этого следует? - весьма осторожно спросила Лабабиби.
   - Из этого следует, что я не позволю себе запаниковать и сделать именно то, чего хочет Нордбрант. Я была послана на это Собрание избирателями Корнати с определенным поручением. Поручением, поддержанным абсолютным большинством этих самых избирателей. Я не позволю этой сумасшедшей и её безумным последователям манипулировать мною, чтобы помешать исполнению этого поручения. Не могу себе представить ничего, что с большей вероятностью приведёт к той самой поляризации в обществе, которой она добивается. И если уж быть совершенно честными и хладнокровными, произошедшее ничего не изменит в политической обстановке относительно аннексии. Если, конечно, мы этого не позволим, а я этого делать не собираюсь.
   Крицманн уставился на неё, не в силах полностью скрыть недоверие, а она ответила ему вызывающим взглядом.
   - Что бы ни произошло здесь, в "политической обстановке" Скопления, - немного помедлив сказал Альквезар, - его воздействие на мантикорские политические уравнения вне нашей возможности повлиять простым актом выражения политической воли, Александра. Королева Елизавета ведет войну за выживание её Звёздного Королевства. Если в Скоплении возникнет ситуация, которая заставит её полагать, что ей придётся отправить сюда значительные военные силы выступать в морально неприемлемой роли угнетателей, она очень даже может решить, что всё что ей нужно по-настоящему - это терминал Рыси. И если это произойдет, как по вашему отнесётся УПБ к нашим попыткам избежать его объятий заигрывая с Мантикорой?
   - Я думаю, что вы, возможно, преувеличиваете возможные последствия, Иоахим.
   Альквезар в изумлении резко повернул голову, потому что сказано это было не Тонкович. А Лабабиби.
   - Я не имею в виду, что вы придумали проблему из ничего, - продолжила президент системы Шпиндель. Её голос и выражение лица были одинаково обеспокоены, словно ей не слишком нравилось то, что она говорила, однако она продолжила без колебаний. - Но то, что мы сейчас обсуждаем является одиночным актом насилия. Да, особо… нет, будем честны, чудовищно ужасающим актом. Но это всего лишь единственный случай, и Мантикора не откажется от процесса аннексии и не станет рисковать в глазах межзвёздного сообщества образом обманувшей наше доверие без куда более серьёзных оснований, чем это.
   - Королева Елизавета назначила временного губернатора. Она уполномочила и санкционировала наше Конституционное Собрание. На самом деле она настояла, чтобы мы изложили ей условия, на которых мы просим аннексии. Она также дала понять, что если парламент Звёздного Королевства найдёт наши условия неразумными или неприемлемыми, те будут отклонены. Но это действия монарха, которая верит в политический процесс и готова к совершению этой аннексии. Так что пока мы сталкиваемся с действиями очевидно маньяков-отщепенцев, разозленных своей неспособностью повлиять на политическое мнение большинства, и пока наши правоохранительные агентства неустанно проводят расследование и поиск преступников, она не перекроет аннексии кислород.
   Глаза Крицманна чуть сузились при доводах Лабабиби. Рассудком он был убежден, что глава правительства Шпинделя стояла ближе к позиции его самого и Альквезара. Но он всегда ощущал определенную неуверенность в её поддержке, и теперь та стала ещё более выраженной.
   Дело в экономическом факторе. И в классовом. Эта мысль пришла к нему внезапно и резко, словно что-то щелкнуло внутри. В заявлении Нордбрант были слова о "богатых предателях", о продаже планеты давшему большую цену и о "непристойном богатстве". Лабабиби - олигарх. Вся её семья и друзья, и семьи друзей - да что там, большая часть всей проклятой политической верхушки здесь, на Флаксе! - все они олигархи. Вот почему она всегда комфортнее чувствовала себя с Иоахимом, чем с презренным представителем низших слоёв вроде меня.
   "Но теперь Нордбрант выставила экономическое неравенство Скопления напоказ прямо перед ней, и, внезапно, Лабабиби обнаружила, что все её драгоценные либеральные убеждения являются слабым утешением. Или, хуже того, она может отказаться признать это - может продолжать цепляться за них, и использовать их для оправдания своей открытой поддержки Тонкович. В конце концов, всё, что она делает на самом деле, это защищает традиционные права и свободы в своей звёздной системе. И если так случится, что извращение Конституции, учинённое для защиты этого, заодно защитит также и статус кво - и богатство и власть её семьи - что ж, чего не бывает…"
   Он уже было открыл рот в непроизвольном порыве протеста, но тут же захлопнул его, а также послал Альквезару быстрый предупреждающий взгляд. Ему потребовалась пара секунд на то чтобы собраться с мыслями, а затем он спокойно окинул взглядом своих серых глаз Тонкович и Лабабиби.
   - Я думаю, вы чересчур оптимистичны, Самиха, - сказал он тихим, спокойным голосом. - Также, однако, возможно, что мои убеждения в этом отношении чересчур пессимистичны. Я так не считаю, но готов признать возможность этого. Тем не менее, я надеюсь, что вы готовы в свою очередь признать, что мы с Иоахимом имеем право быть озабоченными реакцией Мантикоры на произошедшее.
   - Разумеется, имеете, - тут же ответила Лабабиби, словно была рада тому, что он тоже явно решил избежать открытого раскола. - Бог мой, кто не отреагировал бы на это со всей серьёзностью?! Как абсолютный минимум, общественное мнение Звездного Королевства должно задуматься, что за неоварварами мы являемся, раз допустили нечто подобное.
   - Что является ещё одной причиной, чтобы помешать попыткам Нодбрандт принудить нас к какой-либо опрометчивой реакции, - вставила Тонкович.
   Альквезар дернулся было в кресле, но Крицманн наступил ему на ногу под столом. Была некая ирония, на взгляд председателя Собрания, в том, что он, вспыльчивый пролетарий, неожиданно оказался в роли голоса благоразумия и успокоителя "хладнокровного" капиталиста.
   - Мы можем не вполне соглашаться, относительно того, кто и к чему принуждает, Александра, - возразил он, позволяя небольшой доле прохладности проявиться в его голосе и во взгляде. - Но на данный момент всё, чем мы располагаем, это предварительные доклады. Я надеюсь, вы будете информировать Собрание о результатах вашего расследования на Корнати?
   - Безусловно! На самом деле, мне кажется, было бы замечательно, если бы Собрание отправило на Корнати группу независимых наблюдателей, чтобы обеспечить всех делегатов объективными, полными и точными отчетами о наших достижениях.
   - Спасибо. Думаю, это превосходная идея. И уверен, что довольно многие делегаты будут довольны, если вы сделаете это объявление сами на дневном экстренном заседании.
   - Я так и сделаю, - пообещала она.
   - Спасибо, - повторил он. - И я также уверен, что если кто-нибудь из нас может хоть чем-то помочь, вам нужно только попросить.
   - В данный момент у нас нет причин полагать, что это не является чисто внутренней проблемой. Если мы получим хоть какие-нибудь улики, намекающие на вероятность межзвёздных контактов, мы доведем их до сведения Собрания и будем обращаться за любой подходящей поддержкой, - заявила Тонкович. - И, хотя я не согласна с Иоахимом, что Мантикора откажется от проведения аннексии, я собираюсь держать баронессу Медузу полностью в курсе наших успехов.
   - Думаю, это тоже замечательная идея, - одобрил Крицманн, и она по-настоящему улыбнулась ему, хоть и едва заметно.
   - На этой ноте, - продолжил он, - наверное, мы можем закончить. Я уверен, всем нам не терпится обсудить это с нашими делегациями. И всем нам следует передать эту информацию, и реакцию Собрания на неё, нашим собственным правительствам.
   Тонкович и Лабабиби кивнули, Альквезар - нет, но и не возразил, и Крицманн отодвинул кресло и встал. Они все обменялись рукопожатиями, а затем Тонкович и Лабабиби вышли в коридор и направились в одну сторону, а Крицманн и Альквезар в другую.
   Дрезденец ощущал бурлящие внутри рослого делегата Сан Мигеля разочарование и кипящую ярость, но, по крайней мере, у Альквезара были килотонны самоконтроля. В какой бы ярости он ни был, он не даст ей выхода при всех.
   "Наедине, - совсем другое дело", - подумал Крицманн. Но не было смысла сжигать за собой какие-либо ещё мосты раньше, чем придётся. И если мы надавим на Лабабиби и других олигархов слишком сильно, если отправим их прямо под флаги Тонкович…
   Он со встревоженным выражением лица покачал головой, и снова пожалел, что Ван Дорта не было на Флаксе.
 

***

 
   - Что за маньячка способна сотворить такое? - контр-адмирал Аугустус Хумало был явно потрясен, лицо его вытянулось, когда на экран конференц-зала закончился ролик побоища в столице Корнати.
   - Та, которая считает, что ей нечего терять, адмирал, - резко ответила дама Эстель Мацуко.
   - И та, если позволите добавить, госпожа губернатор, - вставил Грегор О'Шонесси, - которая хочет спровоцировать своих политических противников на крайние меры.
   Хумало кинул холодный взгляд на старшего офицера разведки Медузы.
   - Я думаю что это, - он разъяренно ткнул пальцем в изображения накрытых тел, санитарного транспорта, пожаров, обломков, дыма и ужасных пятен крови, которые выглядели так, словно какой-то сумасшедший пробежался с ведром красной краски, - настолько "крайность", насколько это только может быть, мистер О'Шонесси! Там погибшие мирные жители. Жители, которые должны были уже стать гражданами Звёздного Королевства!
   - Никто не пытается преуменьшить произошедшее, адмирал. - О'Шонесси был на десять сантиметров ниже контр-адмирала, с редеющими седыми волосами и худощавого телосложения. Он был выходцем из гражданской разведки, и между ним и военными подчиненными Медузы сохранялась легкая, почти незаметная, - но только почти - тень враждебности. К его чести, О'Шонесси осознавал это, и обычно старался сглаживать острые углы. Как сейчас. Его тон оставался благоразумным и неконфронтационным, когда он повернулся к более внушительному физически Хумало.
   - Всё что я хочу сказать, сэр, - продолжил он, - это что классическая стратегия террористов - и давайте не будем обманывать сами себя, это был определенно террористический акт - состоит в том, чтобы вызывать максимально возможную поляризацию в обществе. Они хотят, чтобы власти казались деспотичными, чтобы казалось, что они переусердствовали с ответом. И стали давить настолько жестко, что это убедит колеблющихся, что террористы были правы насчет фундаментальной деспотичности властей.
   - Он прав, адмирал, - вставил коммандер Амброз Чандлер. Чандлер сидел слева от Хумало, а капитан Шоуп справа. Офицер разведки штаба Хумало был на добрых пять сантиметров выше контр-адмирала, хотя и был значительно менее широкоплеч. Он был также на двадцать пять лет младше, и - по мнению О'Шонесси - склонен был избегать конфронтации со своим начальником, что иногда подрывало его собственные аргументы. Но, как правило, он добросовестно старался предоставить хороший анализ, и в этот раз он покачал головой, уверенно встретив сердитый взгляд Хумало.
   - В данный момент, сэр, - продолжил он, - подавляющей реакцией в Сплите является отвращение, возмущение и ярость. Прямо сейчас единственное, чего хочет основное большинство корнатийцев, это увидеть Нордбрант и её сообщников арестованными, поставленными перед судом и приговорёнными. И эта реакция будет сохраняться по крайней мере какое-то время. Вы согласны, Грегор?
   - В ближайшее время? О, да! Но вот в долговременной перспективе… - О'Шонесси поднял правую руку, и покачал ею взад-вперёд.
   - Как может хоть кто-нибудь чувствовать что-либо кроме возмущения? - с очевидным недоверием вопросил Хумало.
   - Имеется, вероятно, по меньшей мере крошечное меньшинство, которое на самом деле согласны с ней, - явно осторожно подбирая слова ответил О'Шонесси. - Большинство, как сказал Амброзий, практически наверняка нет, но экономика Корнати в худшем положении, чем экономика большинства других планет Скопления. Существует заметная прослойка бедноты и экономические проблемы, и те, кто находятся в самом низу существующей социальной структуры, скорее всего будут хотя бы немного согласны с заявленными ею мотивами, как бы сильно они ни сожалели о её методах. И большинство, которое не поддержало её, те, кто ужаснулся случившемуся, будут желать двух вещей, сэр. Во-первых, они захотят, чтобы преступники были схвачены. Во-вторых, они захотят, чтобы правительство сделало это без того, чтобы превратиться в полицейское государство.
   Он пожал плечами, его обычно теплые карие глаза были холодными и задумчивыми.
   - Поэтому задачами террористов будут в первую очередь оставаться на свободе, и, во вторую, вынудить правительство Корнати выглядеть экстремистами. Как абсолютный минимум, они захотят, чтобы правительство казалось беспомощным. Как максимум, чтобы правительство казалось одновременно беспомощным, деспотичным и коррумпированным.
   - Я просто не могу поверить, что что-нибудь может преодолеть отвращение и ненависть к тем, кто ответственен за подобное, - возразил Хумало, встряхнув головой и ещё раз махнув рукой в сторону кровавых картин.
   - Поверьте, адмирал, - тихо сказала Медуза. - Грегор прав насчет экономики Корнати, а политическая динамика в ситуации подобной этой достаточно сложна и подвижна, чтобы могло случиться практически всё. Особенно если власти начнут делать ошибки и действовать небрежно. Корнатийцы захотят твердых решительных действий, но у них также есть традиция яростной защиты личных прав и свобод граждан. Основана ли позиция Тонкович здесь, в Собрании, на подлинных принципах, или просто на громадной доле эгоизма, в системе Сплит найдется достаточно людей, обладающих твердыми политическими убеждениями, которые будут возмущены любыми действиями в стиле полицейского государства. Так что любые действия правительства, предпринимаемые для уничтожения Нордбрандт и её безумцев, окажутся потенциально палкой о двух концах.
   Хумало снова покачал головой, и упрямо сжал губы. Но в нём не было видно готовности открыто противоречить своему гражданскому начальнику.
   - Есть ещё кое-что, что нам следует иметь в виду, - добавил О'Шонесси. Все взгляды устремились к нему, и он улыбнулся, хоть и без следа юмора. - По сведениям моих тщательно подобранных источников, Генри Крицманн встречается в этот самый момент с Иоахимом Альквезаром, Александрой Тонкович, и Самихой.
   - У вас есть предположения, каким будет итог этой встречи? - спросила временный губернатор.
   - Нет, миледи. Слишком много переменных, чтобы высказывать хотя бы самые грубые предположения насчет этого. Тем не менее, я надеюсь собрать хоть какую-нибудь информацию об этом для вас к сегодняшнему вечеру.