Веденеев Василий. Бальзам авиценны

   Несмотря на отчаянные попытки парней Пепе не дать похитителям скрыться в доме, Мирадор и два охранника сумели унести шейха и закрыли за собой дверь. Прижатый к стене и лишенный возможности сопротивляться, Виктор сдался на милость победителей.
   Из всех окон третьего этажа вырывались длинные языки пламени, из окон второго валили клубы дыма, но подбежавших к дому пожарных осажденные встретили выстрелами и заставили отступить. Однако Федор Андреевич заметил: стреляли под ноги или в воздух. Значит, Мирадор еще на что-то надеялся? Неужели француз не понимает, что каждая лишняя минута, проведенная среди чада и дыма, грозила больному Мансур-Халиму катастрофическими последствиями? Этим он просто убивал пленника! Может быть, ему уже все равно? Нет, судя по его действиям, доверенному лицу «Перламутровых рыб» был присущ тонкий расчет. Как бы в подтверждение этого раздался крик Мирадора:
   - Я хочу говорить с маркизом да Эсти! Маркиз, я знаю, вы здесь! Подойдите! Я не буду стрелять, клянусь!
   Француз старался перекричать шум пожара. Толпа отхлынула от дома на безопасное расстояние, опасаясь новых, уже прицельных выстрелов. Среди зевак замелькали шляпы и мундиры полицейских. Старый Пепе осуждающе поглядывал на капитана как бы говоря: видишь, я послушался тебя и что из этого вышло? Здесь, голубчик, не сражение регулярных частей враждующих армий!
   - Придется согласиться на его условия, - мрачно сказал синьор Лоренцо. - Я не могу жертвовать жизнью родственника.
   - Вы хотите позволить им увезти его? - ужаснулся Кутергин.
   - Увезти? Нет, я только дам им выехать из Модены, а потом предпримем новые меры для спасения шейха.
   - Боюсь, будет поздно. - Федор Андреевич взял у стоявшего рядом парня ведро воды и вылил его на себя.
   - Зачем? - Да Эсти недоумевающе поглядел на него.
   - Отвлеките их внимание переговорами. - Капитан засунул за пояс пистолеты и взял топор. - А я проникну в дом.
   - Это безумие! - попытался остановить его маркиз. Он схватил Федора Андреевича за руку и развернул лицом к себе. - Пусть лучше уезжают! Сейчас могут обрушиться перекрытия второго этажа!
   - Я дал слово чести русского офицера, что помогу спасти шейха. - Кутергин высвободил руку. - Идите, синьор Лоренцо, не будем терять драгоценного времени. Каждый из нас должен сделать свое!
   Прячась за спинами собравшихся на улице людей, русский добежал до торца дома, где его не могли видеть из окон рядом с парадным входом. Он был уверен: похитители не стали удаляться от двери, надеясь вынудить, маркиза пойти на уступки. Действуя топором, капитан сломал решетку окна, выбил раму и выломал доски. В гуле и треске пламени осажденные вряд ли услышат, как он прокладывает себе дорогу в пылающий ад...
   Да Эсти медленно прошел сквозь строй расступившихся людей и остановился в десяти шагах от дверей горящего дома. Держа в руке шляпу, он стоял с непокрытой седой головой, освещенный багровым пламенем пожара.
   - Я здесь. Говорите, что вам нужно.
   - Пусть к подъезду подадут экипаж, запряженный четверкой лошадей, - донесся до него голос Мирадора. - И пусть ваши люди отойдут на соседние улицы, не мешают нам сесть в карету и не пытаются задержать при выезде из города. Тогда я обещаю сохранить жизнь шейху.
   - Я выполню все ваши условия, если вы готовы дать гарантии, что сдержите обещания. - Лоренцо боялся выдать себя предательской дрожью в голосе. Он до сих пор колебался: принять ультиматум Мирадора и тем самым попытаться спасти Мансура или сделать ставку на безумную отвагу русского и, как он просил, тянуть время? С одной стороны, каждая лишняя минута, проведенная стариком в горящем доме, неминуемо приближала его к смерти, но с другой - похитителям нельзя верить ни в чем.
   - Гарантии? - надрывался Мирадор. - Какие, к дьяволу, гарантии? Если через пять минут не подадут экипаж, я выброшу на мостовую голову вашего разлюбезного шейха!..
   - Хорошо. - Синьор Лоренцо поднял руку. - Не нужно лишних угроз, я вас прекрасно понял.
   - Тогда лошадей! - проревел Мирадор. - И свободную дорогу из города!
   - Вы согласитесь воспользоваться моим экипажем?
   - Да, только скорее!
   Маркиз мысленно попросил прощения у Мансура и русского: видит Бог, они оба дороги ему, но обстоятельства вынуждают временно уступить врагам, чтобы избежать лишних жертв. И Лоренцо дал знак подогнать к подъезду свою карету...
   ***
   Решетка поддалась удивительно легко. Наверное, французы знали, как ненадежны казавшиеся незыблемыми массивные прутья, украшенные железными цветами, поэтому и забили окна досками. С ними пришлось повозиться, однако Федор Андреевич был настойчив, а холодная ярость придала ему дополнительные силы. К счастью, треск и гул пожара заглушали звуки, и он мог рубить топором сплеча. Наконец, две толстые доски отлетели, и открылся дохнувший горячим смрадом гари сумрачный зев помещения: не разглядеть в чаду, то ли это комната, то ли уходящий в глубь здания коридор? Капитан вскочил на подоконник и спрыгнул на пол. Думать о том, что доски пола могут под его тяжестью провалиться, уже поздно. Но слава Богу, обошлось.
   Кутергин сжал в руке непривычно длинное топорище и прислушался. Наверху гудело и трещало, едкий дым щипал глаза и забивал дыхание, мешал сосредоточиться: хотелось выскочить обратно и всей грудью жадно хватать свежий воздух. Хорошо, он еще догадался окатиться из ведра, а каково приходится слепому старику?
   Помещение, где очутился капитан, оказалось узкой, лишенной мебели, комнатой с большим камином. Из комнаты вели две двери. Федор Андреевич заглянул в первую и обнаружил смежную непроходную каморку. Тогда он распахнул другую дверь. Перед ним открылся длинный задымленный коридор. Кутергин лег на пол, чтобы не мешал дым, и посмотрел вперед. Саженях в четырех мелькнула чья-то тень и скрылась за углом.
   Капитан пригнулся и, держа наготове топор, двинулся по коридору. Сейчас в горящем доме должны находиться пять человек: он сам, слепой шейх, Мирадор и два охранника. Если, конечно, сюда не проник кто-то еще, однако вряд ли нашлись желающие лезть в огонь. Федор Андреевич осторожно выглянул из-за угла и... столкнулся нос к носу с Леброком. Естественно, ни один из них не знал, как зовут другого, но то, что в данный момент они непримиримые враги, не вызывало сомнений.
   Француз успел перехватить руку русского с занесенным топором, а тот поймал запястье Леброка, сжимавшего длинный кинжал. Напряженно сопя и задыхаясь, настороженно следя за противником покрасневшими, слезящимися глазами, они закружились, как в страшном ритуальном танце смерти, попеременно прикладываясь спинами к успевшим раскалиться стенам коридора. Леброк был ниже ростом и уступал русскому в длине рук, зато превосходил его в весе и отличался более мощным сложением. Федор Андреевич чувствовал: враг понемногу одолевает его, усиливает нажим и лишает подвижности. Дать подножку или бросить француза на пол капитан не мог - слишком узким был коридор, а в случае неудачи - хоть на секунду выпустить руку противника означало неминуемую гибель.
   Леброк зло ощерился, усилил нажим и, прижав русского спиной к косяку, начал выворачивать ему кисть, пытаясь отобрать топор. Капитан уже едва удерживал руку француза с кинжалом, и лишь только измазанное сажей лицо Леброка оказалось прямо перед ним, резко боднул противника лбом в переносицу. Раздался хруст, из ноздрей наемника хлынула кровь, лицо Леброка смертельно побледнело, и он рухнул как подкошенный...
   В середине здания сильнее ощущался жар огня и страшно досаждал дым: он забивал дыхание и ограничивал видимость до полусажени. Жив ли еще больной старик? В таком аду и крепкому здоровому мужчине приходилось крайне нелегко. А тут еще возникла опасность оказаться погребенным в огненной могиле. Перекрытия между первым и вторым этажами начали расползаться, как гнилая ткань, уступая напору бушующего пламени и грозя рухнуть в любую секунду. Волосы на непокрытой голове капитана слегка потрескивали, от мокрой одежды шел пар, и он ощущал себя, как в раскаленной, на совесть протопленной русской печи. Расшвыривая ногами тлеющие обломки перил и куски обивки стен, Федор Андреевич лихорадочно метался в дыму, пытаясь отыскать, где парадный вход. Если доверять плану здания, который был у маркиза, именно там, в маленьком вестибюле, прятались Мирадор и оставшийся охранник. С ними должен быть и шейх, если, конечно, француз не блефует, таская за собой завернутый в плащ труп.
   Почему больше не слышно голоса Мирадора? Неужели он прервал переговоры или синьор Лоренцо не выдержал и уступил ему, согласившись на все условия ради сохранения жизни Мансур-Халима? Как бы там ни было, только вперед! Выйти теперь Кутергин мог лишь через парадное - обратной дороги в дыму и огне просто не найти.
   Капитан миновал очередной поворот коридора и увидел справа от себя прямоугольный холл с полуобвалившимся потолком. На поперечной балке каким-то чудом еще держался подвешенный на цепях большой фонарь с матовыми стеклами. Слева начиналась широкая лестница с почерневшими от хлопьев сажи мраморными ступенями. Рядом с ней мелькнули фигуры двух мужчин: они тянули к дверям продолговатый темный тюк.
   Неожиданно грохнул выстрел и пучя щелкнула совсем рядом с Кутергиным. Он выхватил из-за пояса пистолеты и ударил по неясным в дыму фигурам сразу из обоих стволов. Одного из мужчин удалось вывести из строя - его развернуло, он навалился спиной на стену и сполз на пол. Но другой бросился на капитана с обнаженной саблей. Вот тут-то Федор Андреевич и оценил все преимущества длинного топорища. Он отбросил разряженные пистолеты, подхватил топор и едва успел закрыться от первого разящего удара клинка, нацеленного в голову. Понять, с кем он сражается, было совершенно невозможно: лицо противника покрывал слой сажи, размытой потеками пота и сделавшей его похожим на маску ярмарочного паяца. Однако «паяц» умело держал в руках оружие. Капитан едва поспевал отбиваться, а нападавший, как назло, постоянно угрожал прямыми выпадами и старался нанести укол в грудь, прекрасно понимая, что топором крайне трудно парировать такие атаки. Он уже торжествующе сверкал глазами и готовился нанизать Кутергина на клинок, но тут Федор Андреевич, наконец, поймал его саблю в щель между широким лезвием топора и крепким топорищем. Он резко рванул, выбил оружие из рук противника и треснул его обухом топора. Тот отлетел на несколько шагов и затих. Второй мужчина, грязный, залитый кровью, лежал у стены и не подавал признаков жизни.
   Капитан кинулся к темному свертку, торопливо откинул капюшон плаща и приложил кончики пальцев к виску шейха. Уловив слабое биение жилки, Кутергин облегченно вздохнул: Мансур-Халим жив! Он подхватил старика на руки и удивился: шейх оказался легким, как ребенок. Неожиданно слепец выпростал из-под плаша руку и провел ею по лицу капитана. Веки его дрогнули, но глаза остались закрытыми. Он что-то прошептал. Федор Андреевич приблизил ухо к его губам и услышал:
   - Ты пришел, урус!
   Кутергин в два прыжка преодолел расстояние до парадного, откинул щеколду запора и ударом ноги распахнул дверь...
   Жак отлетел в сторону, но сознания не потерял: на его счастье, проникший в горящий дом безумец немного промахнулся и удар топором прищелся плашмя. Как только противник схватил завернутого в плащ шейха и выскочил с ним на улицу, Жак на четвереньках подбежал к двери и снова ее запер - он не хотел, чтобы его добили, а шанс спастись из горящего дома еще не потерян.
   С трудом выпрямившись (грудь сильно болела, возможно были сломаны ребра), он подошел к Мирадору. Пуля угодила тому в плечо, и рана была неопасна для жизни. Однако посланец мистера Роу потерял много крови и ослаб.
   - За ним! Убей их! - прохрипел он.
   - Мы проиграли. - Жак помог ему встать. - В правом крыле меньше дыма: может быть, удастся ускользнуть?
   - Нельзя упустить его, - сипел Мирадор, цепляясь окровавленными пальцами за покрытые копотью стены.
   - Или мы уходим, или я брошу вас тут одного, - пригрозил Жак, подбирая свою саблю.
   - Уходим, - обреченно выдохнул Мирадор. - Где Леброк?!
   Не ответив, Жак потащил его в коридор. Что толку искать Леброка: если он жив, то сам догадается позаботиться о себе, а если мертв, ему ничем не поможешь. А в дверь уже ломились местные моссадиери, чтобы положить к ногам дона трупы его врагов...
   ***
   Услышав выстрелы в горящем здании, синьор Лоренцо насторожился и забеспокоился: что там происходит, неужели русский прорвался сквозь дым и огонь и теперь вступил в схватку с похитителями шейха? Если так, пусть Небо пошлет удачу смельчаку! Еще в детстве маркиз слышал рассказы очевидцев о беспримерном переходе русских войск под командованием Суворова через Альпы и поражался их отваге и мужеству. Сейчас он сам увидел, на что способны русские.
   О, если бы он мог проникнуть взглядом сквозь стены! Карета уже стояла напротив подъезда, но кто появится на пороге, когда распахнется дверь? Пускать сейчас в дело парней старого Пепе поздно и чревато непредсказуемыми последствиями.
   Дверь распахнулась, и да Эсти с восторженным криком бросился навстречу капитану, державшему на руках завернутого в плащ слепца. Лицо Федора Андреевича покрывали потеки крови и пятна жирной сажи, одежда дымилась, но держался он молодцом.
   - Жив? - Маркиз открыл дверцу кареты.
   - Да, - кивнул Кутергин и бережно уложнч Мансур-Халима на обитые шелком подушки сидений.
   - Гони! - приказал кучеру синьор Лоренцо. -Но осторожней!
   Моссадиери как коршуны бросились к дверям пылающего дома, но они оказались закрыты изнутри - неужели там еще кто-то уцелел? Трое дюжих парней принялись рубить дверь топорами. Рядом суетились пожарные больше для проформы, чем надеясь погасить не на шутку разбушевавшееся пламя. Полицейские, сбившись в кучу, взирали на происходящее с равнодушным любопытством. Когда дверь рухнула, из проема полыхнуло, и все попятились, прикрывая лица от нестерпимого жара.
   - Аминь! - Пепе плюнул на камни мостовой и начал раскуривать трубку...
   Лючия ждала в вестибюле - то ли подсказало сердце, то ли молва успела опередить быстрых лошадей маркиза, мигом примчавших карету к его особняку. Девушка была очень бледна, но старалась держаться бодро и даже не забыла тепло поблагодарить капитана, хотя ей никто ничего не успел рассказать. Но потом все ее внимание полностью переключилось на отца. Слуги перенесли его наверх, и почти тут же появился доктор, постоянно пользовавший семью да Эсти. Вскоре привезли молодого врача, посещавшего слепого старика в доме над обрывом. Медики закрылись в комнате больного и устроили консилиум.
   Лючия, молитвенно сложив руки, ходила из угла в угот пол дверями. Слуги кололи лед и ждали распоряжений. Кутергин устало рухнул в кресло, не решаясь напомнить о себе, и только водил за девушкой глазами. Подошел маркиз и присел рядом.
   - Мне кажутся излишними напыщенные слова благодарности, - помолчав, сказал он. - Вы сделали невозможное, Теодор! Мы все в неоплатном долгу перед вами.
   - Титто пропал, - не отводя взгляда от Лючии, вздохнул капитан. - Шкатулка, книга и сумка с моими записями погибли в огне. Я сделал ничтожно мало!
   - У меня хорошие связи при дворе, - понизил голос синьор Лоренцо. - Я лично попрошу короля написать вашему царю. Кстати, пришел ответ из Рима.
   Ом подал Федору Андреевичу запечатанный сургучными печатями пакет. Кутергин небрежно вскрыл его и вынул лист бумаги с несколькими строками, выполненными каллиграфическим почерком дипломатического письмоводителя. В них сообщалось, что господину капитану следует обратиться в русскую миссию в Турине или к военному агенту в Париже. Увидев его фамилию, Федор Андреевич не смог сдержать радостной улыбки: это же его однокашник по Академии Генерального штаба! Пожалуй, лучше всего отправиться в Париж. Но...
   Вышли оба врача, сохраняя на лицах торжественно-замкнутое выражение, и тут же в еще не успевшую закрыться за ними дверь тенью скользнула Лючия.
   - Плох, - развел руками пожилой доктор, отвечая на немой вопросительный взгляд маркиза. - Истощен организм и сердце никудышное.
   - Я старался его поддержать, - немного обиженно заметил молодой врач, подкручивая донжуанские усы. - Но в тех условиях?!
   - Да, коллега. - Пожилой доктор сделал вежливый полупоклон в его сторону. - У меня нет претензий к вашему профессиональному искусству, однако мы не в силах бороться с самой природой. Конечно же, дорогой маркиз, будет сделано все возможное...
   - Перестаньте, - поморщился синьор Лоренио. - Говорите прямо, его дочь в другой комнате.
   - Он умирает, - шепнул пожилой доктор. - Мы постараемся его подбодрить лекарствами, однако сколько он протянет, знает только Бог.
   - Я прошу вас остаться в моем доме, - обратился да Эсти к докторам. - И по очереди дежурить у постели больного.
   Доктора согласились, испросив разрешения наведаться домой, чтобы взять все необходимое для ухода за стариком и предупредить семьи. Они единодушно придерживались мнения, что ухудшение состояния слепого старца может произойти только перед рассветом. Тем не менее, маркиз решил, что домой докторам лучше отправиться по очереди. Те не возражали.
   ***
   Федора Андреевича почти силой заставили уйти из гостиной. Оставшийся доктор - фвмильный врач да Эсти - по настоянию маркиза осмотрел капитана, обработал многочисленные ссадины и кровоподтеки на его теле, велел принять горячую ванну а потом как следует поесть и непременно выспаться. Кутергин пошел в ванную. Доктор вымыл после осмотра руки и сообщил маркизу:
   - Крепкий, удивительно крепкий мужчина. И психически, и физически.
   - Ничего удивительного, - покуривай сигару откликнулся да Эсти. - Это же драгун-канитан из русского Генерального штаба. Сорвиголова!
   Доктор в ответ неуверенно улыбнулся - маркиз иногда любил пошутить - и отправился перекусить в буфетную. Откуда здесь взяться русскому капитану, разве только он, как барон Мюнхгаузен, скалился с луны?
   Федор Андреевич быстренько привел себя и порядок и опять устроился в том же кресле в
 
   уголке гостиной. Там он и поужинал в компании маркиза: им накрыли на ломберном столике. Лючия ужинать отказалась - она не отходила от отца. Старый шейх выпил чашку бульона, и это вселяло некоторые надежды.
   Вскоре пришел Пепе. Он хриплым шепотом рассказал, что дом выгорел дотла. Даже сейчас там еще сущее пекло, и осмотреть пожарище просто невозможно. Вернулся молодой доктор и уехал домой старый. Часы хрипло пробили одиннадцать, и Кутергин поразился, как незаметно приблизилась ночь. Казалось, прошло только часа два, как все завертелось, словно в карусели, а за окнами уже темно.
   Неожиданно двери комнаты, где лежал слепой шейх, распахнулись. На пороге стояла Лючия:
   - Отец зовет вас.
   Доктор тоже вскочил и следом за маркизом и русским хотел пройти к постели больного, но девушка мягко удержала его:
   - Он хочет поговорить с близкими. Пожалуйста, останьтесь в гостиной, если понадобится, я позову вас.
   Шейх лежал на кровати, выдвинутой на середину комнаты, чтобы врачи могли подходить к нему с любой стороны. Последний раз Федор Андреевич видел Великого Хранителя в палатке лагеря вольных всадников, а в горящем доме ему некогда было вглядываться в лицо старика. Теперь же он поразился произошедшей в нем перемене - оно казалось высохшим, обтянутым пергаментного цвета кожей, а незрячие глаза лихорадочно блестели. Мансур-Халим раскинул в стороны исхудавшие руки и нетерпеливо пошевелил пальцами. Лючия шепотом велела Кутергину подойти к правой руке, а сама взяла в ладони левую.
   Федор Андреевич снял с шеи маленькую деревянную табличку с выжженными на ней непонятными значками и вложил ее в руку Великого Хранителя.
   - Али-Реза просил передать это, - сказал он на арабском. - Твой сын в безопасности. Он в городе храмов, и его избрали одним из Хранителей знания .
   Старик закрыл глаза, и по его щеке скользнула слеза. Зажав амулет в кулаке, он что-то тихо шепнул дочери, и она сняла с его шеи шнурок с такой же табличкой. Ощупью найдя руку русского, шейх отдал ему оба талисмана и положил невесомую ладонь на голову преклонившего перед ним колени Федора Андреевича.
   - Я знаю все, что случилось после того, как мы расстались, - тяжело роняя слова, сказал шейх. - Ты сдержал слово мужчины и прошел за мной половину мира. Если тебе когда-нибудь выпадет подаренная Судьбой новая встреча с Али-Резой или другими Великими Хранителями, покажи им это и передай: Великий Хранитель Мансур-Халим согласен!
   Кутергин не понимал, о чем он говорит, но не решался перебить или задать вопрос: вероятно, больной просто бредил. Не стоило доставлять ему лишние волнения и забирать остатки сил.
   - Лоренцо! - позвал шейх. - Ты здесь?
   - Да, Мансур. - Маркиз подошел и коснулся ладони слепого, лежавшей на голове русского.
   - Спасибо тебе за все, - продолжил старик. - Но Лючии не следует оставаться в Италии. Пусть урус увезет ее отсюда. Я доверяю ему жизнь, честь и судьбу моей дочери!
   Лючия побледнела и упала на колени. Отец притянул ее к себе и погладил по голове, как ребенка.
   - Все было заранее начертано в Книге судеб, даже моя встреча с твоей матерью на невольничьем рынке. Отец не станет заставлять тебя поступать наперекор велениям сердца!
   - Да. - Дочь покрыла его руку поцелуями.
   Маркиз стоял в полном недоумении, понимая в происходящем не более русского. Почему капитан должен увезти его племянницу? Разве здесь, под опекой всесильных да Эсти, она не будет в безопасности? И что означают странные деревянные таблички?
   Тем временем слепец взял руки Лючии и Федора Андреевича, соединил их и накрыл своими ладонями.
   - Куда ты отправишься? - не отпуская рук молодых людей, спросил он капитана.
   - В Санкт-Петербург, - ответил Кутергин, еще боясь поверить в свое счастье.
   - Прощайте, дети мои, и будьте счастливы. Прощай, Лоренцо! Скажи своим врачам, чтобы шли домой: им больше нечего делать здесь. Я сам врач!
   - Ты не прав. - Маркиз поправил подушку под головой слепца. - Европейские врачи тоже многое знают и умеют.
   - Все мы пылинки перед лицом Творца, - пробормотал Шейх. - Идите, мне пора уснуть. Я сказал все!
   Лючия осталась у постели отца, а синьор Лоренцо и русский вышли в гостиную. Обеспокоенный доктор выхаживал из угла в угол, а у дверей, нетерпеливо переминаясь, ждал дворецкий.
   - Он уснул, - успокоил врача маркиз и повернулся к слуге. - Что такое?
   - Там пришел человек. Он хочет говорить с вами и капитаном. - сообщил дворецкий.
   - Француз? - быстро спросил Кутергин, чувствуя, как его вдруг охватило необъяснимое волнение.
   - Неаполитанец, синьор, - ответил слуга. - Он в голубой гостиной.
   Капитан бегом кинулся по коридору, распахнул двери и увидел коренастого черноволосого человека в грязной одежде, с любопытством разглядывавшего картины на стенах.
   - Титто?
   Неаполитанец сдержанно поклонился и обратился к вошедшему следом за русским да Эсти:
   - Наш договор еще в силе, дон Лоренцо? Мне не удаюсь все, что я обещал, но, как болтали в городе, вы сами неплохо справились?
   - Смотря с чем, - усмехнулся маркиз.
   - Вы обещали мне помощь и деньги. - Титто поднял лежавший у его ног мешок и вытащил из него большую кожаную сумку. При виде ее Федор Андреевич не смог сдержать крик радости, но южанин вытянул из мешка кривую саблю и выставил ее перед собой. - Погодите, синьор иностранец! Я хочу услышать слово дона Лоренцо!
   - Если вы принесли вещи... - начал маркиз, но махнул рукой и улыбнулся. - Даже если вы ничего не принесли, я готов выполнить свои обещания: пожар здорово помог нам.
   Он подошел к секретеру, открыл ключом потайной ящичек и вынул из него конверт. Следом появился холщовый мешочек. Да Эсти раскрыл конверт и подал неаполитанцу лист плотной бумаги:
   - Вот обещанный паспорт. Здесь указано новое имя и ваши приметы. Теперь вы уроженец Болоньи. А тут деньги.
   Титто отдал сумку. Подумав немного, положил на стол и саблю.
   - Мне она ни к чему, синьоры. Наваха привычнее. А как насчет того, чтобы побыстрее убраться из Италии?
   - Я распоряжусь, - кивнул Лоренцо. - Вас доставят в Геную и посадят на корабль. Куда вы хотите отправиться?
   - Чем дальше, тем лучше. - Неаполитанец раскрыл мешочек и заглянул в него. Вид золотых монет придал ему бодрости. - Хорошо бы за океан.
   - Там идет война, - заметил маркиз.
   - Ничего, - отмахнулся южанин. - Не пропаду.
   Пока они разговаривали, Федор Андреевич завладел сумкой и с дрожью нетерпения открыл ее. Какие-то перевязанные бечевками бумаги, книги на английском и французском - все это явно чужое, хотя сама сумка именно та, с которой он выехал в степь из пограничного форта: вон царапина на крышке, случайно оставленная его шпорой.
   Но что это? Не может быть! Он нащупал лаковые бока заветной шкатулки. Цело ли ее драгоценное содержимое? Даже легкая испарина выступила на лбу капитана, когда он увидел уложенные ровными столбиками резные костяные таблички. А где рукописная книга и его записи? Они оказались на самом дне. Все, теперь он с чистой совестью и спокойной душой может вернуться домой.
   - Прощайте, синьоры!
   Голос Титто отвлек его от разглядывания сумки и ее содержимого. Неаполитанец уже стоял у дверей, собираясь уходить.
   - Можем ли мы еще что-то сделать для вас? - спросил русский.
   - И так достаточно, - усмехнулся Титто - Прощайте!