Вилсон Фрэнсис Пол. Бездна

   — Близнецы! — выдохнул Маврицио, как только дверцы закрылись. — Я видел одного Близнеца!
   Его мороз прохватил по спине.
   — Быть не может!
   — Собственными глазами видел.
   — Где?
   — На восьмом этаже — на твоем!
   Спину уже прохватил не мороз — стиснула ледяная рука.
   — Там еще целая куча народу. Один из Близнецов? Что он делал?
   — Бродил по этажу.
   — У моего номера?
   — Нет, в другом конце коридора. Я не стал задерживаться. Побоялся, как бы он меня не узнал.
   Рома взглянул на красную шестерку на указателе этажей, быстро нажал кнопку седьмого.
   — Хорошая мысль, — одобрил Маврицио. — Не стоит выходить из лифта, чтоб столкнуться лицом к лицу с Близнецами.
   — Вряд ли они меня узнают. Но твоя истинная природа не так хорошо скрыта. Могут обратить внимание. Я же наверняка пройду мимо, не внушив подозрений.
   — Тогда для чего они здесь? Врагу явно известно...
   — Ш-ш-ш, — шикнул Рома, когда кабина остановилась. — Дай подумать.
   Дверцы разъехались на седьмом этаже. Он вышел, нажал кнопку спуска, осмотрел коридор. Пусто. Пока дверцы закрывались, прошелся, стараясь собраться с мыслями.
   Близнецы — неумолимо безжалостные вражеские агенты. Возникли в качестве наблюдателей где-то во время Второй мировой войны после увольнения первого стража. Оказались весьма решительной парочкой, вторгаясь туда, куда намеревалось проникнуть Иное. Грубые методы нередко эффективно работали, возникший вокруг миф о «людях в черном» действовал на руку.
   Теперь у них есть возможность не просто помешать, а погубить все дело. Хуже того — уничтожить его самого, если только узнают.
   — Будем рассуждать логически, — зашептал он. — Допустим, они обо мне не знают. Если бы знали, схватили в при первой возможности где бы то ни было, на людях или с глазу на глаз... во время вчерашнего приветственного выступления... растерзали бы в клочья.
   — Что-то наверняка знают, — заметил Маврицио. — Иначе зачем они здесь? Разве только...
   — Что?
   — Разве только им стало известно об открытии Мелани Элер.
   — Хорошая мысль, Маврицио, — признал Рома. — Возможно. Хотя я бы поклялся, им только известно о факте открытия, но не о том, в чем оно заключается. Поэтому сюда явились. Наверняка шли следом за мужем до нашего порога.
   Он вздрогнул, услышав стук двери ниже по коридору, поспешно вскочил в звякнувшую спускавшуюся кабину лифта, нажав кнопку нижнего вестибюля, пока дверцы еще не успели закрыться.
   — Ну, теперь бросишь глупости? — торопливо спросил Маврицио, боясь, чтобы в лифт не зашел очередной пассажир. — Я тебе постоянно твержу: еще рано. Слишком многое уже пошло иначе, даже если бы не пошло, появление Близнецов — веский повод для отказа.
   Рома покачал головой:
   — Просто мелкие осложнения. Будем действовать по плану. Вторая и последняя посылка нынче ночью.
   — Мы еще первую не нашли!
   — Значит, ищи, Маврицио. Найди ее!
   Дверцы лифта открылись, впустив молодую пару. Рома обрадовался. У Маврицио есть что сказать, но не хочется слушать. Ему требуется только двадцать четыре часа для исполнения своего долга.

7

   — Посмотри-ка, шрамы воспалились, — заметила Джиа, поглаживая пальцами грудь Джека.
   Он с закрытыми глазами прислонялся к кафельной стенке душевой кабины. После часа активных занятий любовью коленки резиновые. Горячий пар привел в приятное состояние полного паралича.
   Открыв глаза, смотрел, как вода течет по прильнувшему к нему белому гладкому женскому телу. Череп обрисовался под мокрыми волосами. Чувствуется нежное блаженное тепло.
   Старомодная ванная отделана белым кафелем, слив потемнел от времени. А закрытая душевая кабина относительно новая и просторная.
   По его настоянию Джиа с Вики переехали в городской особняк Вестфаленов на Саттон-сквер. Дом в любом случае неофициально принадлежит Вики — последней наследнице, упомянутой в завещании теток. Она станет законной владелицей после официального признания смерти Грейс и Нелли Вестфален, хотя можно только гадать, когда это случится, — останков никогда не найдут. Впрочем, против проживания в особняке Джиа с Вики никто не возражает.
   Он с неимоверным усилием взглянул на три диагональные красные полосы на собственной груди от левого плеча до последнего справа ребра.
   Перед глазами встала картина, словно это было вчера. Баттери-парк... горящий в гавани корабль Кусума... безгубый ракшаса, догоняющий Джиа и Вики... Джек бросился на него сзади, стараясь ослепить... чудовище его стряхнуло, замахнулось трехпалой лапой, грудь огнем обожгло...
   — Не все, — уточнил он, — только те, что ракшаса оставил.
   — Странно. В прошлый раз все было нормально.
   — Угу. Просто зудят в последнее время. — Тут до него наконец дошло, что поэтому он и чесался в Монро. — Вчера снова ракшасы снились.
   — Очередной кошмар?
   Джек кивнул, мысленно умоляя не спрашивать, присутствовала ли она во сне.
   Джиа снова погладила шрамы.
   — Надеюсь, когда-нибудь это останется страшным сном. Хотя напоминание навсегда сохранится.
   — Скорей будет служить подтверждением реального существования тех самых тварей.
   — Да кому оно нужно? — Джиа крепче прижалась к нему. — Хочется напрочь забыть об их существовании.
   — Ведь они настоящие, правда? Мы их не выдумали?
   Она взглянула на него:
   — Ты серьезно? Разумеется, настоящие. Зачем спрашивать?
   — Затем, что для участников конференции, на которой я присутствую, НЛО, пришельцы, Антихрист тоже настоящие. Если кто-то кого-нибудь спросит о реальности пришельцев, тот глянет на него точно так же, как ты на меня, и скажет: «Ты серьезно? Конечно, они настоящие. Зачем спрашивать?» Понимаешь, к чему я клоню? Люди абсолютно уверены в подлинном существовании заговорщиков, инопланетян, секретных организаций.
   — Массовое помешательство, — медленно кивнула Джиа, принимаясь намыливать ему грудь, покрывая шрамы мыльной пеной. — Понимаю.
   — По-моему, они ненормальные. Поговоришь с кем-нибудь пять минут, сразу видно — связь с реальностью больше не оплачивается. А если бы мы с тобой начали кругом болтать о ракшасах? Разве о нас не сказали бы то же самое? И были бы абсолютно правы, потому что у нас, черт возьми, не имеется никаких доказательств, никаких надежных свидетельств, за исключением моих шрамов, которые, как всем известно, я сам мог себе нанести.
   — Это действительно было, Джек. Мы это пережили — с большим трудом — и поэтому знаем.
   — Правда? Действительно пережили, но что запомнили? Воспоминания — главное для самосознания. А то, что я читал о памяти в последнее время, свидетельствует о ее ненадежности.
   — Перестань, ты меня пугаешь.
   — Я сам себя пугаю.
   — В конце концов, мы же не утверждаем, что ракшасы намерены завладеть миром, не сваливаем на них вину за все беды.
   — Пока нет...
   — Ну и хватит об этом. — Она легонько толкнула его в грудь. — Мы отличаемся от твоих чокнутых именно тем, что не зацикливаемся на подобных проблемах. Произошло нечто ужасное, мы его пережили и, поверь мне, забыли. Я изо всех сил стараюсь забыть. А у них вся жизнь на этом сосредоточена, они на мир смотрят с такой точки зрения.
   — Угу. Зачем это кому-нибудь надо? Реальная жизнь недостаточно сложная?
   — Может быть, дело именно в этом, — заметила Джиа. — Я почти всегда вижу в реальной жизни чересчур много сложностей. Иногда что-то случается из-за того, иногда из-за этого, иногда из-за того и этого плюс еще чего-нибудь.
   — И очень часто, — добавил Джек, — что-то случается, черт побери, вообще безо всякой причины.
   — Вот именно. А теория всеобъемлющего заговора все упрощает. Больше нечему удивляться. Незачем по кусочкам складывать головоломку — дело и так уже ясное. Кто-то, возможно, блуждает в потемках, а тебе все известно.
   — Если подумать, в этом самом СИСУПе немало болванов, — вздохнул Джек. — Однако, несмотря ни на что, они очень на меня похожи...
   — Да ну тебя.
   — Правда. Постоянно поглядывают через плечо, и я тоже без конца поглядываю.
   — Не напрасно.
   — Дай закончить. Они одиночки, и я до нашей встречи был в основном одиночкой. Такие же изгои, как я.
   — Поди ты.
   — В нормальном обществе считаются ненормальными, и я попаду в ту же самую категорию, если общество обо мне когда-нибудь узнает. За исключением того факта, что я держу язык за зубами, можно ли утверждать, что хоть настолечко отличаюсь от них? — Джек чуть расставил большой и указательный пальцы.
   — Ничего подобного, говорю я тебе, — заявила Джиа и поцеловала его.
   Если бы этого было достаточно, думал он, закрыв глаза, крепко прижав ее к себе, нуждаясь в тепле, в присутствии, в самом существовании Джиа на свете. Это якорь, привязывающий его к реальности, к здравомыслию. Кто знает, в какую пучину безумия канул бы он без нее и без Вики.
   Джек снова бросил взгляд на косые покрасневшие шрамы, и вдруг перед глазами встал Рома на вчерашнем приеме с коктейлями, скрючивший три средних пальца на манер трехпалой лапы ракшасы, которые процарапали в воздухе точно такие же диагональные линии.
   — Ты чего? — спросила Джиа, чувствуя, как у него инстинктивно напряглась спина.
   — Ничего. Мышцу потянуло.
   Он обнял ее крепче, пряча лицо, зная, что на нем написано ошеломление и растерянность.
   Неужели Рома знает? Что он сказал? Как мы легко забываем. Я ничего не забыл. А он никак знать не может.
   Тогда что означает дурацкий жест тремя пальцами в точном направлении? Другого объяснения невозможно найти — знает. Откуда?
   Не имеется никакого понятия, но надо выяснить.
   Однако, если Рома знает об оставленных ракшасами шрамах, может быть, знает и о Джиа с Вики? Не следил ли за ним до их дома?
   Он протянул руку за спину Джиа, отвернул горячий кран. Вода вдруг показалась холодной.

8

   Договорившись насчет бейсбольной тренировки с Вики попозже, Джек вернулся в отель. Войдя, почувствовал вновь нарастающее напряжение в атмосфере. Огляделся в поисках Ромы — хочу задать пару вопросов, дружище, — но не увидел. Добравшись до второго этажа, заметил стоявшую в общем холле рядом с залом заседаний парочку: Лью с Ивлин. Направился к ним.
   Ивлин с расстроенным, озабоченным видом взволнованно потирала крошечные пухлые ручки.
   — Случилось что-нибудь?
   — Олив так и не можем найти? — заверещала она. — После вчерашнего приема никто ее не видел? Я уже беспокоюсь?
   — В номере были?
   — Я звонил и стучал, — сказал Лью, — нет ответа.
   — Может, администратора попросить, чтоб открыл, посмотрел, вдруг она там лежит в обмороке или еще что-нибудь, — предложил Джек.
   Ивлин зажала ладонью рот.
   — Вы и правда так думаете? А мне даже на ум не пришло? Может, она обо всем позабыла? Пошла гулять по городу или еще куда-то? И как отнесется к тому, что мы вошли в ней в номер?
   Любой другой, думал Джек, был бы тронут заботой. Но вся эта компания кругом видит злодейские заговоры.
   — По-моему, стоит рискнуть.
   Ивлин глянула на часы:
   — Дам ей еще часок? Если не появится к тому времени, пойду к администратору? Пусть проверят? Что скажете?
   — Неплохой план, — одобрил он.
   Когда она упорхнула, Лью обратился к нему:
   — Думаю пока домой вернуться.
   — В такую даль до Шорэма?
   — Да. Хочу заглянуть, посмотреть, не вернулась ли Мэл, не оставила ли записочку. — Он сморгнул слезы. — Сначала она, потом Олив. Мне по-настоящему страшно. Есть что-нибудь новое?
   — Ничего определенного, — сказал Джек, видя, как он помрачнел. — Может быть, вы кое-что проясните.
   — Разумеется, все, что угодно.
   — По словам Олив, Мелани передала ей компьютерные дискеты. Зачем, как по-вашему?
   — Даже не представляю, — покачал он головой. — Они совсем не так близки.
   — Не верите?
   — Точно не знаю. Может быть, Олив просто хочет набить себе цену. Может, Мелани их отдала на хранение, уничтожив папку ТВО. Думала, что никто не станет искать дискеты у Олив, которая, как всем известно, ненавидит компьютеры.
   — Хорошая мысль, — признал Джек. — Найдем Мелани, спросим.
   — Если найдем, — глубоко вздохнул Лью. — Ну, пока, — кивнул он и ушел.
   Джек решил прослушать свой автоответчик, потом заглянуть на какое-нибудь заседание. На одном должен был выступать по программе неуловимый Майлс Кенуэй. Хотелось бы на него посмотреть.
   По дороге к вестибюлю вновь заметил рыжеволосого мужчину, который сидел в дверях в кресле-каталке, так же пристально на него глядя, как вчера вечером. Не очень-то приятно. Что его так занимает, черт побери?
   Проверил ответчик по телефонной карточке. Кроме отца, никто не звонил.
   Ладно, пора набраться духу и перезвонить. Он нашел номер в бумажнике, набрал, перенесся во Флориду, неподалеку от Корал-Гейблс, с болотом практически на отцовском заднем дворе.
   Папа оказался на месте. Немножко поболтали — с обязательным уведомлением о приятнейшей теплой погоде, — после чего Джек перешел к сути дела:
   — Не передумал насчет поездки?
   — Нет. Заказал билеты и прочее.
   — Ух ты, какая жалость! Я в круиз уезжаю на пару недель, причем в то же самое время.
   На другом конце, во Флориде, долго стояло молчание, по проводу текло огорчение. На лице Джека выступила едкая виноватая испарина. Отец явно старается сблизиться на склоне лет с блудным сыном, а тот его окатывает холодным душем.
   Какой же я трус. Вшивый лживый трус.
   — Куда едешь? — спросил в конце концов отец. Куда, черт побери?
   — На Аляску.
   — Правда? Всегда хотел побывать на Аляске, посмотреть ледники и так далее. Что ж ты раньше не сказал? Я бы с тобой поехал. Может, еще получится...
   Ох, нет!
   — Не получится, папа. Все продано.
   Снова долгое молчание.
   Не просто вшивый лживый трус, а настоящая крыса.
   — Знаешь, Джек, — сказал потом отец, — понимаю, ты, видно, не хочешь, чтоб я вмешивался в твою жизнь или знал какие-то подробности...
   Он заледенел.
   — Ты о чем это?
   — Слушай, если ты... г-гей, — с трудом выдавил он, — ничего. Переживу. Ты все равно мой сын.
   Джек так и присел у телефона. Гей? Страшней ничего не придумал?
   — Нет, папа. Меня не привлекают мужчины. Собственно, даже не понимаю, что женщины в них находят. Предпочитаю женщин. Всегда любил, всегда буду любить.
   — Да? — В отцовском голосе явственно слышалось облегчение. — Почему же тогда...
   — Я действительно уезжаю.
   — Ладно. Верю. В гости обещал приехать, помнишь? Когда? Давай точно условимся.
   — Не могу сейчас точно сказать...
   Больше нельзя его отфутболивать.
   — До конца года приеду. Идет?
   — Идет! Договорились!
   Отец еще немножко поговорил, отпустил его с миром. Джек постоял на месте, набираясь сил. Лучше встретиться с бандой разъяренных наперсточников, чем разговаривать с папой по телефону.
   Грохнул кулаком в стенку. Что я наделал? Пообещал приехать и время назначил: до конца года. Рехнулся?
   При всей своей ненависти к поездкам поддался извечному чувству вины.
   И попался в ловушку — дал обещание.
   Лучше вернуться в номер и передохнуть.

9

   Сальваторе Рома сидел у себя в номере, уставившись в телевизор, но практически не обращая внимания на экран, где шло какое-то ток-шоу с участниками в побрякушках, с причудливыми прическами, которые жаловались на пренебрежительное отношение со стороны приличного общества. Он далеко унесся мыслями, воображая близкое будущее, изменившийся с его помощью мир. Улыбнулся в экран: у вас проблемы? Обождите немножечко...
   Настойчивое царапанье в дверь вернуло его к реальности. Открыл, впустил Маврицио.
   — Нашел, — объявил капуцин, прыгая на кровать.
   — Долго искал.
   — В номера можно попасть только с горничными во время уборки. До сих пор бегал бы попусту, если в не уделил особое внимание конкретному номеру.
   У Ромы самопроизвольно сжались кулаки.
   — Незнакомца.
   — Конечно! Загадочного Джека Шелби. Посылка стоит у него в ванной под раковиной.
   Рома крепко зажмурился.
   — Вскрыта?
   — Да, хотя нет никаких признаков, что он пробовал собрать конструкцию.
   — Все равно набор не полный. Даже когда остальное прибудет...
   — Будем надеяться, ничего не сломает, не выкинет. Думаю, надо как можно скорее забрать.
   — Не согласен, — возразил Рома. — Не надо, пока тут Близнецы. Вдобавок у нас слишком много безответных вопросов. Почему посылка пришла не в подвал, как планировалось, а к нему? Его рук дело или решение той стороны? Кто он такой?
   — Если бы я целый день не потратил на поиски, мог бы ответить.
   — Зачем он здесь? Связан ли с Близнецами? Если да, мы, возможно, сыграем им на руку, выступив против него и тем самым себя обнаружив.
   — Не нравится мне это, — буркнул Маврицио, заскакал к двери, оглядываясь. — Выпусти меня отсюда.
   Рома повернул ручку, до которой капуцин не мог дотянуться.
   — Куда ты?
   — Мне надо подумать.
   Он вышел, посмотрел в конец коридора и ошеломленно замер.

10

   Судя по постели, в номере побывала горничная. Джек заглянул в ванную, с облегчением не увидев другого ящика. Первый стоял на том же самом месте.
   Поднял крышку, снова осмотрел миниатюрные фермы и стержни. Может быть, попытаться собрать эту чертову штуку? Взглянул на часы: нету времени. Через сорок — пятьдесят минут Ивлин попросит открыть номер Олив. Плохо, что та не явилась на заседание. Гуляет по городу? В скопище Зла? Едва ли.
   Назвала вчера номер — 812.
   Почему не заглянуть, не выяснить, вдруг скончалась во сне? Если жива и зачем-то прячется, можно объяснить визит беспокойством. Если в номере пусто, возможно, найдутся дискетки, которые ей, по ее утверждению, отдала Мелани.
   Чем больше он раздумывал, тем больше ему нравилась эта мысль.
   Вытащил кое-какие полезные веши из спортивной сумки и направился на восьмой этаж. В коридоре было пусто, горничная работала в номере по другую сторону от лифтов. Сейчас или никогда.
   На круглой дверной ручке номера 812 висела табличка с просьбой не беспокоить. Горничная не войдет, а его это не остановит. Впрочем, на всякий случай он стукнул, тихонечко окликнул Олив. Нет ответа.
   Ладно. Вытащил собственноручно изготовленную отмычку — длинную тоненькую пластинку из высокопрочной стали двенадцати дюймов на два, с зубчатой выемкой приблизительно в дюйме от края. Конечно, имеется набор ключей, но отмычкой гораздо быстрее. Наклонился к двери, сунул отмычку между косяком и створкой. Выемка зацепилась за язычок, поворот, рывок, толчок, дверь открылась внутрь...
   ...на один дюйм. Закрыта на цепочку.
   Он замер. Цепочка закрывается исключительно изнутри. Стало быть, Олив в номере.
   — Олив! — позвал он в щелку.
   Никто не ответил, но внутри что-то точно мелькнуло.
   Сердце зачастило. Дело явно неладное. В номере кто-то шныряет — может быть, Олив, а может быть, нет.
   Джек закрыл дверь, осмотрел коридор. Никого. Опять вставил отмычку между косяком и створкой, на сей раз на уровне глазка, слыша, как она звякнула о цепочку. Толкнул, выбил ее из гнезда, снова отпер замок.
   Сразу почувствовал сквозняк из открытого окна. Минуту назад не чувствовал.
   Первым делом вытащил полу фланелевой рубашки, вытер дверную ручку, вошел, закрыл дверь за собой.
   Заглянул в ванную, где горел свет. Занавеска душевой кабины отдернута, никто не прячется. Вошел в комнату — в глаза бросились широко раздутые ветром оконные шторы. В принципе створчатое окно открывается назад на несколько дюймов. Видно, кто-то снял стопор — настежь открыто, вполне можно вылезти.
   Мысленно видя, как Олив прыгает с подоконника, он оглядывал выдвинутые ящики, разбросанную одежду, образы Иисуса на стенах, пришпиленные над гравюрами в рамках; как минимум, десяток крестов и распятий, одно особенно крупное над кроватью...
   — Проклятье! — охнул Джек, шарахнувшись назад при виде лежавшей на ней Олив.
   По крайней мере, некогда это была Олив... Укрыта по шею, однако не спит. Глаза вырваны из окровавленных пустых глазниц, уставившихся в потолок. Хуже того — губы неаккуратно срезаны, на лице сияет вечная чудовищная ухмылка.
   С комом в желудке он осторожно приблизился. Подушки, постельное белье на удивление чистые, ни капли крови не видно. Лицо — сплошной ужас, а с телом что сделали? Надо посмотреть. Набравшись храбрости, ухватился за край одеяла и сдернул.
   Ох, господи Исусе.
   Сперва даже не понял, что видит, хоть все равно испытывал отвращение. Тело сплошь искромсано, кругом куски отхвачены. Пытка? Какой-то неслыханный способ. Ритуал? Кроме ран, есть еще что-то страшное. Тут его паровым молотом ошеломило прозрение, он задохнулся, невольно отступил на шаг.
   Тело лежало к нему спиной.
   Голова свернута на сто восемьдесят градусов.
   Джек вздрогнул, оглянулся на звук бьющегося стекла. Безусловно, окно...
   Подскочил, отдернул шторы — стекла целы.
   Можно было б поклясться...
   Высунул наружу голову, видя перед собой заднюю стену отеля. Слева мелькнуло что-то белое: занавеска выбивается из дыры в окне соседнего номера размерами с человеческую фигуру. Глянул вниз: никаких разбившихся трупов на крыше соседнего здания тремя этажами ниже. Кто-то прыгнул в другое окно?
   Из разбитого окна донесся стук хлопнувшей двери.
   Он втянул голову, бросился к выходу, на бегу хватаясь за полу рубашки, повернул ручку, выскочил в коридор.
   Слева из номера Ромы выпрыгнула обезьяна, изумленно застыла при виде его, справа удалялась чья-то фигура в черном костюме и шляпе, успев пройти три четверти коридора не совсем бегом, но поспешно, показывая чертовски хорошее время. Глянула через плечо — мелькнуло бледное лицо, темные очки — и пустилась бежать.
   Пугало в черном, узнал Джек, пускаясь вдогонку. Ладно, приятель. Посмотрим, как справишься с парнем покрепче леди средних лет.
   Фигура в черном нырнула в дверь на лестницу.
   Он тоже вылетел, притормозил на площадке, смутно видя голые панельные плиты, выкрашенные бежевой краской, темно-коричневые железные перила с тошнотворной, проступающей в трещинах зеленью, сосредоточась на шаркавшем эхе мягких подметок, галопом топавших ниже на добрых два пролета.
   Продолжил погоню. Шустрый малый. И дьявольски ловкий, если это он был за окном при осмотре трупа Олив. Видно, умеет летать по воздуху, как муха.
   Ну, я тоже умею летать... в своем роде.
   Он прыгнул через перила на нижнюю площадку, пробежал вниз несколько ступенек, вновь прыгнул. Опасно: неправильно приземлишься — сломаешь лодыжку, но иначе никак не поймать того типа.
   Добравшись до ближайшего к убийце пролета, сделал очередной прыжок. Тот запрокинул голову — лицо бледное, маленький нос, тонкие губы, в черных стеклах очков на миг отразились подметки Джековых мокасин, прежде чем обрушиться ему на макушку.
   Оба выкатились на следующую площадку. Джек очутился сверху. Мельком заметил разбившиеся при падении на бетон очки. Хотя тело в черном смягчило удар, ощущение потрясающее. Локтем ударился в стену, рука огнем горит. Партнеру наверняка много хуже, хотя тот, как ни странно, мгновенно вскочил как ни в чем не бывало и ринулся вниз, прихватив по дороге очки.
   Видимо, болевой порог у него где-то рядом с Луной. Джек с трудом поднялся на ноги — далеко не так быстро, — кинулся догонять. Следующая площадка с красной дверью под цифрой 5 — этаж, где находится его собственный номер. Фигура в черном прошмыгнула, а когда Джек добежал, дверь открылась, и он лицом к лицу столкнулся с зеркальным отражением преследуемого, за исключением черной сувенирной бейсболки.
   Новенький полностью приготовился к встрече, уже почти замахнулся, открывая дверь. Джек со своей стороны абсолютно не ждал сокрушительного удара кулака в черной перчатке в солнечное сплетение.
   Который прочно его припечатал к бетонной стене. Боль взорвалась в желудке. Дышать невозможно. Он разевал рот, стараясь вдохнуть, но диафрагма была парализована. Старался устоять на ногах, те не слушались. Съежился, словно старая долларовая бумажка, согнулся пополам, захрипел на площадке, не в силах остановить вторую черную фигуру, бежавшую вниз за приятелем.
   Дыхание вернулось через добрых пятнадцать — двадцать секунд. Джек лежал, задыхаясь, глотал сладкий воздух, ожидая, когда боль утихнет. Наконец, сумел сесть, привалился к стене, постанывая и тряся головой. Ни за что не стошнит, как бы ни просил желудок.
   Господи, ну и удар. Идеальная точность, чуть спину насквозь не пробил, черт возьми. Наверно, перчатка с кастетом — будем, по крайней мере, надеяться. Даже думать не хочется, что у такого тщедушного типа подобный кулак.
   В конце концов удалось встать. Теперь уж ловить их нет смысла, давным-давно удрали. Собравшись с силами, он открыл дверь и, делая вид, что все в полном порядке, захромал по коридору к своему номеру.

11

   Поплескав водой в лицо, Джек задумался о следующем шаге.
   Олив... мертва. Господи боже, не просто мертва — зверски убита.
   Повидав свою долю трупов, он с таким никогда в жизни не сталкивался. Одно дело убить женщину, но выколоть глаза, срезать губы... Святители небесные.
   Зачем? Какая-то символика? Видела что-то лишнее? Слишком много болтала? Рассказала о дискетах не только ему, но и тому, кому не следовало рассказывать? Номер старательно обыскан — можно голову прозакладывать, что искали дискетки. Вопрос в том, нашли или нет?