Страница:
Он налил в стакан пива с верхом, сунул Джеку.
— После Первой мировой войны Британская империя развалилась, поэтому преемники Родса выбрали другую тактику. Создали две продвинутые организации: Совет по международным отношениям и Трехстороннюю комиссию[37]. Наверняка слышал.
— Слышал, — подтвердил Джек, потягивая пиво. — Только будь я проклят, если знаю, чем они занимаются.
— Вряд ли кто-нибудь знает, чем они занимаются на самом деле. Но в докладе Трехсторонней комиссии семьдесят пятого года сказано, что в определенных ситуациях — я цитирую — «демократия бывает излишней». Веришь?
— А вы верите, что меня это вовсе не удивляет, ни чуточки не интересует?
— Поинтересуйся, черт побери. Европа практически в кармане у НАТО и Евросоюза. ООН, которой они заправляют, прибрала к рукам третий мир. Остались одни старые Соединенные Штаты, куда они всеми силами рвутся. Посмотри: чуть ли не каждый президент и государственный секретарь член Совета по международным отношениям и — или — Трехсторонней комиссии. Лучший пример — Билл Клинтон: член Совета, Трехсторонней комиссии и стипендиат Родса![38] В Оксфорд поехал на деньги Родса! Вот почему его назначили вместо Джорджа Буша.
— Звучит жутковато, — серьезно признал Джек. От сценария Кенуэя не отмахнешься с такой легкостью, как от инопланетян и антихристов.
— Жутковато? Ты даже половины не знаешь. Европа почти вся сдалась, но американский народ в мячик не согласился играть. Значит, пришла пора грязных трюков, а вечные мастера грязных трюков работают в ЦРУ, которым с самого момента его создания руководит НМП. Сегодня всем известно, что ЦРУ с пятидесятых годов проводит эксперименты по психоконтролю. Известнейший, МК-Ультра, рассматривался в конгрессе, и правительству пришлось возмещать ущерб жертвам первых опытов с ЛСД.
— Я когда-то об этом читал.
— Грандиозный скандал. Тут они допустили промашку. Но еще остается огромное множество тайных проектов — программирование, зомбирование, высокочастотное облучение, психотропные имплантанты, промывание мозгов. Агенты, с которыми ты нынче столкнулся, — результат экспериментов по психоконтролю и программированию.
— Да ну? — хмыкнул Джек, потирая больное запястье. Есть еще кое-что, кроме психоконтроля.
— Можешь поверить. Приспешники НМП программируют также массовые самоубийства — особенно удачно в Джонстауне и Хевенс-Гейте, — хотя с зомбированием всей страны в целом не преуспели. Поэтому в последнее время сосредоточились на американской армии.
— Я слышал, вы сами бывший военный.
— С акцентом на бывшем, — подчеркнул Кенуэй. — Заглянул кое в какие натовские бумаги, до потрохов сдрейфил и подал в отставку. Понимаешь, боссы Нового Мирового Порядка признали тот факт, что для покорения Америки нужна армия. Сперва надо нас утихомирить. План такой: ослабить американскую экономику, сокращая в стране количество рабочих мест с помощью договоров вроде НАФТА[39], подрезать поджилки промышленности, вводя всевозможные экологические ограничения, устроить анархию типа косовской в Югославии, взрывая в церквях бомбы, и прочее вроде того, что стряслось в Уэйко. Когда поднимется ад кромешный, кликнуть ооновских «миротворцев» для поддержания порядка. Вводить войска не надо, они уже тут. Как я уже говорил, иностранные отряды ООН тайком стоят в национальных парках, лесах, сосновых пустошах, и, как только будет отдан приказ, наши собственные солдаты присоединятся к ним, напялив голубые каски ООН. Почему? Потому что всем промыли мозги по упомянутой программе психоконтроля, разработанной ЦРУ.
Кенуэй остановился перевести дух, открыл лежавший на столе кейс, вытащил карту Соединенных Штатов, разложил перед Джеком. Вся страна усеяна маленькими, нарисованными от руки звездочками.
— Вот точно установленные места расположения войск ООН и будущих концлагерей. Небо потемнеет от черных вертолетов, людей вроде меня начнут хватать, сажать в концентрационные лагеря на «перековку». Впрочем, начнется борьба, браток. Мы будем биться насмерть, не отдадим Америку в рабство.
Джек молча вернул карту. В этот мир очень легко погрузиться — на первый взгляд рассуждения и псевдологика очень даже убедительны, — хотя он ни за что не клюнет.
— Ну? — спросил Кенуэй. — Хочешь присоединиться? Я видел, как ты нынче управился. Нам такие ребята всегда нужны.
— Подумаю, — пообещал он, надеясь избежать торгов. — Остается вопрос: для чего боссам Нового Мирового Порядка хлопоты с вооруженным захватом? Люди и так убиваются на двух-трех работах, чтобы концы с концами свести, средний американец каждый год вкалывает до середины мая только для уплаты федеральных подоходных налогов, после чего с них сдирают налог с оборота, поимущественный налог, дополнительные налоги, акцизы, не говоря обо всех скрытых поборах, заложенных в повседневные цены под видом комиссионных, бесконечных приказов Управления по регулированию цен и прочих зубастых правительственных учреждений. В конечном счете граждане отдают бюрократии семьдесят процентов заработка. Похоже, ребята из Нового Мирового Порядка всех вас уже взяли тепленькими.
— Нет, нет, нет! — закричал Кенуэй, яростно мотая головой, с побагровевшим лицом. — Вооруженный захват! Вот что будет! Вот как они лишат нас свободы, превратят в рабов, в свою собственность!
Горячий субъект. Джек допил пиво. Попробуем еще чуть подогреть.
— Как я понимаю, оно почти так и есть. Единственно, после захвата нельзя будет тешиться мыслью, будто вы не их собственность.
Кенуэй выпучил на него глаза, открыв рот. Потом прищурился:
— Почему это ты выражаешься в третьем лице, будто дело тебя не касается?
Так. Сюда сворачивать нежелательно. На территорию его собственной жизни вход запрещен.
— Просто так говорится, — объяснил он, вставая. — Мне пора. Спасибо за помощь, за пиво.
— Нет, постой. Еще о многом надо поговорить.
— Не могу, хочу выспаться.
Джек направился к двери, оглянулся оттуда:
— Кстати... меня вы проверили, а профессора Рому проверяли когда-нибудь?
— Сразу же, черт возьми, с воскресенья, в шести местах. Профессор Сальваторе Рома из университета Северного Кентукки прошел проверку с развевающимися знаменами. Он мне не особенно нравится, но к нему не придерешься.
— Да? — Джек помнил, что Рому видели в Монро с Мелани перед ее исчезновением, а он лжет, будто с ней никогда не встречался. — И на фото взглянули?
Кенуэй расхохотался.
— На кой оно мне? Известно, как он выглядит. Два дня гляжу на хорошенькую мордашку.
— Известно, как выглядит тот, кто называет себя профессором Сальваторе Ромой, основателем СИСУПа. А как выглядит проверенный вами преподаватель университета Северного Кентукки?
Улыбка исчезла с физиономии Кенуэя, словно монетка в пальцах фокусника.
— Что?
— Просто интересно. Корреспонденция из СИСУПа доставляется Роме на факультет, домой или в абонентский почтовый ящик?
— На почту...
Джек с усмешкой покачал головой:
— Советую раздобыть фото из университета.
Майлс вытаращил глаза:
— Хочешь сказать, это разные люди?
Он поднял руки:
— Я этого не говорю. Хотя никогда не знаешь, пока не проверишь. Выдать себя за другого на удивление просто.
— Правда? — прищурился Кенуэй. — Откуда тебе столько об этом известно?
— Ну ладно, я пошел. — И он двинулся к двери.
— Ладно, в другой раз договорим. А карточку из университета я все-таки получу.
— Есть возможность?
— Будет у меня в руках максимум через двадцать четыре часа.
— Хотелось бы взглянуть, когда будет.
Кенуэй пошел следом, задержался у письменного стола, нацарапал что-то на листке из блокнота, вырвал, сунул ему:
— Подумай о моем предложении. Вот номер пейджера, звони в любой момент, как захочется потолковать о вступлении в наши ряды. Мне нравится ход твоих мыслей.
Он отпер дверь, выглянул в глазок, прежде чем открывать, высунул голову, оглядел коридор в оба конца.
— Будь осторожен. За тобой следят.
Джек вышел в коридор, чувствуя по пути на спине его взгляд.
И ты в том числе, мысленно добавил он. Кажется, все за мной следят в последнее время.
В предрассветный час
— После Первой мировой войны Британская империя развалилась, поэтому преемники Родса выбрали другую тактику. Создали две продвинутые организации: Совет по международным отношениям и Трехстороннюю комиссию[37]. Наверняка слышал.
— Слышал, — подтвердил Джек, потягивая пиво. — Только будь я проклят, если знаю, чем они занимаются.
— Вряд ли кто-нибудь знает, чем они занимаются на самом деле. Но в докладе Трехсторонней комиссии семьдесят пятого года сказано, что в определенных ситуациях — я цитирую — «демократия бывает излишней». Веришь?
— А вы верите, что меня это вовсе не удивляет, ни чуточки не интересует?
— Поинтересуйся, черт побери. Европа практически в кармане у НАТО и Евросоюза. ООН, которой они заправляют, прибрала к рукам третий мир. Остались одни старые Соединенные Штаты, куда они всеми силами рвутся. Посмотри: чуть ли не каждый президент и государственный секретарь член Совета по международным отношениям и — или — Трехсторонней комиссии. Лучший пример — Билл Клинтон: член Совета, Трехсторонней комиссии и стипендиат Родса![38] В Оксфорд поехал на деньги Родса! Вот почему его назначили вместо Джорджа Буша.
— Звучит жутковато, — серьезно признал Джек. От сценария Кенуэя не отмахнешься с такой легкостью, как от инопланетян и антихристов.
— Жутковато? Ты даже половины не знаешь. Европа почти вся сдалась, но американский народ в мячик не согласился играть. Значит, пришла пора грязных трюков, а вечные мастера грязных трюков работают в ЦРУ, которым с самого момента его создания руководит НМП. Сегодня всем известно, что ЦРУ с пятидесятых годов проводит эксперименты по психоконтролю. Известнейший, МК-Ультра, рассматривался в конгрессе, и правительству пришлось возмещать ущерб жертвам первых опытов с ЛСД.
— Я когда-то об этом читал.
— Грандиозный скандал. Тут они допустили промашку. Но еще остается огромное множество тайных проектов — программирование, зомбирование, высокочастотное облучение, психотропные имплантанты, промывание мозгов. Агенты, с которыми ты нынче столкнулся, — результат экспериментов по психоконтролю и программированию.
— Да ну? — хмыкнул Джек, потирая больное запястье. Есть еще кое-что, кроме психоконтроля.
— Можешь поверить. Приспешники НМП программируют также массовые самоубийства — особенно удачно в Джонстауне и Хевенс-Гейте, — хотя с зомбированием всей страны в целом не преуспели. Поэтому в последнее время сосредоточились на американской армии.
— Я слышал, вы сами бывший военный.
— С акцентом на бывшем, — подчеркнул Кенуэй. — Заглянул кое в какие натовские бумаги, до потрохов сдрейфил и подал в отставку. Понимаешь, боссы Нового Мирового Порядка признали тот факт, что для покорения Америки нужна армия. Сперва надо нас утихомирить. План такой: ослабить американскую экономику, сокращая в стране количество рабочих мест с помощью договоров вроде НАФТА[39], подрезать поджилки промышленности, вводя всевозможные экологические ограничения, устроить анархию типа косовской в Югославии, взрывая в церквях бомбы, и прочее вроде того, что стряслось в Уэйко. Когда поднимется ад кромешный, кликнуть ооновских «миротворцев» для поддержания порядка. Вводить войска не надо, они уже тут. Как я уже говорил, иностранные отряды ООН тайком стоят в национальных парках, лесах, сосновых пустошах, и, как только будет отдан приказ, наши собственные солдаты присоединятся к ним, напялив голубые каски ООН. Почему? Потому что всем промыли мозги по упомянутой программе психоконтроля, разработанной ЦРУ.
Кенуэй остановился перевести дух, открыл лежавший на столе кейс, вытащил карту Соединенных Штатов, разложил перед Джеком. Вся страна усеяна маленькими, нарисованными от руки звездочками.
— Вот точно установленные места расположения войск ООН и будущих концлагерей. Небо потемнеет от черных вертолетов, людей вроде меня начнут хватать, сажать в концентрационные лагеря на «перековку». Впрочем, начнется борьба, браток. Мы будем биться насмерть, не отдадим Америку в рабство.
Джек молча вернул карту. В этот мир очень легко погрузиться — на первый взгляд рассуждения и псевдологика очень даже убедительны, — хотя он ни за что не клюнет.
— Ну? — спросил Кенуэй. — Хочешь присоединиться? Я видел, как ты нынче управился. Нам такие ребята всегда нужны.
— Подумаю, — пообещал он, надеясь избежать торгов. — Остается вопрос: для чего боссам Нового Мирового Порядка хлопоты с вооруженным захватом? Люди и так убиваются на двух-трех работах, чтобы концы с концами свести, средний американец каждый год вкалывает до середины мая только для уплаты федеральных подоходных налогов, после чего с них сдирают налог с оборота, поимущественный налог, дополнительные налоги, акцизы, не говоря обо всех скрытых поборах, заложенных в повседневные цены под видом комиссионных, бесконечных приказов Управления по регулированию цен и прочих зубастых правительственных учреждений. В конечном счете граждане отдают бюрократии семьдесят процентов заработка. Похоже, ребята из Нового Мирового Порядка всех вас уже взяли тепленькими.
— Нет, нет, нет! — закричал Кенуэй, яростно мотая головой, с побагровевшим лицом. — Вооруженный захват! Вот что будет! Вот как они лишат нас свободы, превратят в рабов, в свою собственность!
Горячий субъект. Джек допил пиво. Попробуем еще чуть подогреть.
— Как я понимаю, оно почти так и есть. Единственно, после захвата нельзя будет тешиться мыслью, будто вы не их собственность.
Кенуэй выпучил на него глаза, открыв рот. Потом прищурился:
— Почему это ты выражаешься в третьем лице, будто дело тебя не касается?
Так. Сюда сворачивать нежелательно. На территорию его собственной жизни вход запрещен.
— Просто так говорится, — объяснил он, вставая. — Мне пора. Спасибо за помощь, за пиво.
— Нет, постой. Еще о многом надо поговорить.
— Не могу, хочу выспаться.
Джек направился к двери, оглянулся оттуда:
— Кстати... меня вы проверили, а профессора Рому проверяли когда-нибудь?
— Сразу же, черт возьми, с воскресенья, в шести местах. Профессор Сальваторе Рома из университета Северного Кентукки прошел проверку с развевающимися знаменами. Он мне не особенно нравится, но к нему не придерешься.
— Да? — Джек помнил, что Рому видели в Монро с Мелани перед ее исчезновением, а он лжет, будто с ней никогда не встречался. — И на фото взглянули?
Кенуэй расхохотался.
— На кой оно мне? Известно, как он выглядит. Два дня гляжу на хорошенькую мордашку.
— Известно, как выглядит тот, кто называет себя профессором Сальваторе Ромой, основателем СИСУПа. А как выглядит проверенный вами преподаватель университета Северного Кентукки?
Улыбка исчезла с физиономии Кенуэя, словно монетка в пальцах фокусника.
— Что?
— Просто интересно. Корреспонденция из СИСУПа доставляется Роме на факультет, домой или в абонентский почтовый ящик?
— На почту...
Джек с усмешкой покачал головой:
— Советую раздобыть фото из университета.
Майлс вытаращил глаза:
— Хочешь сказать, это разные люди?
Он поднял руки:
— Я этого не говорю. Хотя никогда не знаешь, пока не проверишь. Выдать себя за другого на удивление просто.
— Правда? — прищурился Кенуэй. — Откуда тебе столько об этом известно?
— Ну ладно, я пошел. — И он двинулся к двери.
— Ладно, в другой раз договорим. А карточку из университета я все-таки получу.
— Есть возможность?
— Будет у меня в руках максимум через двадцать четыре часа.
— Хотелось бы взглянуть, когда будет.
Кенуэй пошел следом, задержался у письменного стола, нацарапал что-то на листке из блокнота, вырвал, сунул ему:
— Подумай о моем предложении. Вот номер пейджера, звони в любой момент, как захочется потолковать о вступлении в наши ряды. Мне нравится ход твоих мыслей.
Он отпер дверь, выглянул в глазок, прежде чем открывать, высунул голову, оглядел коридор в оба конца.
— Будь осторожен. За тобой следят.
Джек вышел в коридор, чувствуя по пути на спине его взгляд.
И ты в том числе, мысленно добавил он. Кажется, все за мной следят в последнее время.
В предрассветный час
Рома...
— Чувствуешь? — спросил Рома, когда они с Маврицио ждали в подвале. — Опять начинается.
— Для чего? — кисло буркнул Маврицио. — Чтобы и остальное послать чужаку?
Кажется, Маврицио недоволен... гораздо сильнее обычного.
— В чем дело?
Маврицио отвел глаза:
— Я должен тебе рассказать кое-что. Сегодня пытался убрать чужака.
— Как? — вскричал он, внезапно взбесившись. Отчасти подозревал, что животное выкинет некую глупость, но надеялся, что здравый рассудок возьмет все-таки верх. — Не спросив меня?
— Думал, верней будет. — Капуцин по-прежнему не смотрел в глаза собеседнику.
— Говоришь, «пытался»? Не означает ли это, что попытка потерпела провал?
— Да. Что самое неприятное. Я его взял, приготовился нанести смертельный удар, как меня вдруг от него отшвырнуло.
— Кто отшвырнул?
— Я сам... вернее, какой-то непонятный внезапный внутренний импульс не позволил мне его убить.
Гнев испарился. Все это очень даже нехорошо.
— Почуял, что враг его защищает?
— Нет. Как ни странно, похоже на руку Иного. Ничего не пойму.
Я тоже, мысленно признался Рома. Зачем Иному беречь незнакомца? Нет смысла. Возможно, Маврицио ошибается.
— Во-первых, не предпринимай ничего без моего разрешения, — приказал он. — Я больше этого не потерплю, ясно?
Маврицио ничего не ответил.
— Я с ним долго сегодня беседовал. Ему об Ином и обо всем с ним связанном абсолютно ничего не известно. Нам нечего бояться. Когда придет вторая половина, избавим его от обеих посылок.
— Опыт мне подсказывает, что это может оказаться непросто.
Рома задумался. Он не позволит себе дрогнуть перед осложнениями. Будет держать себя в руках.
— Поэтому и надо узнать, кто он такой, кого любит, как я уже говорил. С помощью надлежащего рычага мы направим его в любую сторону, куда пожелаем. — Он закрыл глаза и глубоко вдохнул. — Ах. Чуешь?
В этот миг почти физически ощущалось напряжение в воздухе. Он вновь поздравлял себя с мудрым решением и способностью собрать в одном месте сильно чувствующих экстрасенсов. Они как молниеотводы притягивают силу Иного, принимают во сне, проводя в здание, подтачивая барьер между этим и Иным мирами. Со временем что-то уже начинает просачиваться с той стороны.
Вторая посылка идет... чувствуется, как барьер утончается, возникает крошечная трещина...
И снова, как прошлой ночью, протечка с другой стороны наградит их ужаснейшими в жизни кошмарами.
Джеймс Залески...
...проснулся, щурясь в белом сиянии, лившемся в окно номера, сверкающим треугольником падая на ковер.
Свет слепил нестерпимо, резал глаза, фантастически яркий, почти материальный.
Он мог бы поклясться, что задернул шторы, прежде чем отключиться, а теперь они широко открыты, словно раздвинуты горячим дуновением сиявшего сверху луча.
Откуда он идет? Не от луны же, черт побери, а для солнца слишком белый.
Не хотелось шевелиться, не хотелось вылезать из уютной постели, хотя надо взглянуть на источник. Джима, как нерешительного мотылька, слишком для своего вида умного, знающего об обожженных крылышках, но рабски повинующегося непобедимому инстинкту, неудержимо тянуло к сверкающему лучу. Стараясь в него не попасть, он искоса глянул в окно, не увидев источника. Наконец, набрался духу, шагнул в луч...
...и закричал в пронзительном свете. Свет был материальным, проникая сквозь кожу, жировой слой, кости, внутренние органы, пробивая копьем каждую клетку тканей. Каждый вонзавшийся в тело фотон жалил ядовитым жалом.
Крепко и безвозвратно опутав, свет подхватил его, как рыбу на остроге, швырнул к окну. Он съежился в страхе, видя летящее навстречу стекло, закрыл лицо руками, врезался с воплем... умолк, пройдя насквозь, не повредив ни стекло, ни тело.
Страшно, да что там, до чертиков жутко — перепуганный до одурения мальчик хочет домой к маме, — в то же время любопытно и восхитительно. Свет его не уносит, они слиты в единое целое.
Наконец, взглянув вверх, Джим увидел немыслимо яркий источник — овальный проем в сияющем сердце Космического Яйца за одну десятую долю наносекунды до Большого взрыва.
Он не летел к нему, а возносился вверх почти со световой скоростью, далеко за пределом возможности сопротивления. Позади осталось сморщенное яблоко Земли, промелькнула Луна, дальше в межпланетное пространство, мимо Марса, прямым путем, усыпанным кувыркавшимися астероидами, к красноглазому буйку Юпитера.
Впрочем, он не долетел до Юпитера, затянутый в гигантскую флагманскую тарелку, которая громоздилась близ Ио. Впорхнул в широченный освещенный люк, все вокруг растворилось в ослепительном текучем сиянии...
Вновь прозрев, обнаружил, что голым привязан лицом к сверкающей балке из полированной стали в длинном помещении с зеркальными стенами. Балка холодная, жесткая.
Тут еще кто-то есть...
Серые, примерно с десяток, хотя трудно сказать, учитывая многочисленные зеркальные отражения. Не совсем похожи на рисованных, но есть сходство. Голова большая, тело маленькое, рост три-четыре фута, безволосая серая кожа в морщинах, словно их слишком долго держали в воде. Плавают в воздухе, то ли с помощью левитации, то ли благодаря невесомости, точно не скажешь. Должно быть, левитация — ножки хилые, слабые, младенца не удержат. Между ножками никакого намека на пол — мужской или женский. Длинные костлявые руки кончаются длинными костлявыми пальцами, большие скошенные глаза без век над рудиментарным носом и щелкой рта.
Изумление и любопытство ушло, остался один страх. По ногам потекло что-то теплое — мочевой пузырь не выдержал.
Он бессмысленно в ужасе выкрикнул:
— Кто вы такие? Чего вам надо? — Голос эхом отразился от сияющих стен.
Чертовски отлично известно, кто они такие. Что касается ответа на второй вопрос, не хочется получить его раньше, чем он того пожелает.
Никто из инопланетян не остановился, даже не посмотрел в его сторону. Плавали, занимались своими делами, точно он какой-нибудь предмет мебели.
Вдруг что-то холодное воткнулось между ягодицами, прямую кишку просверлила жгучая боль. Серые подлетели к вопившему Джиму, сгрудились над головой, глядя сверху пустыми черными глазами. Один поднял руку с тонким инструментом, концы которого зажимали тоненький, похожий на иголку зонд, ткнул в лицо, но в ноздрю не попал.
Джим снова вскрикнул, лихорадочно забился в путах.
— Нет! Пожалуйста! Только не зонд! Все, что угодно, только не это!
Абсолютно беспомощное подопытное животное в виварии. Даже голову не повернешь. Остается смотреть в диком ужасе, как зонд вставляется в левую ноздрю. Впрочем, вместо болезненного укола в носу он почувствовал сильный удар сбоку по голове...
Джим лежал на полу в гостиничном номере, запутавшись в простынях, с пульсирующей болью в левом виске.
Больно, проклятье!
Выпутал руку, потер висок, дотянулся, нащупал в нескольких дюймах угол тумбочки.
Видно, с кровати упал.
Он вылез из простыней, заполз в постель.
Господи, снова дикий дурацкий сон.
Посмотрел на часы: 4.32. Точно в то же время, что и прошлой ночью. Что тут происходит?
Лежал на спине, дрожа и обливаясь потом. Чертовски реальный сон. Откуда известно, что это был сон? Ощупал нос — не больно.
И все-таки...
Джеймс Залески покоился в темноте, глядя на тени на потолке, боясь снова заснуть.
...в испуге проснулся, услышав стрельбу.
Сон, явь? Откуда?
Опять автоматная очередь — из коридора.
Вскочил с постели, рывком выдвинул ящик тумбочки, полез за сорок пятым калибром.
Нету! Паника зашевелилась внутри, пока он лихорадочно ощупывал дно ящика — пусто, кроме Гидеоновской Библии[40].
Не включив свет, добрался на ощупь до чемодана, где всегда держал запасное оружие. Тоже исчезло. Майлс вздрогнул, услыхав за спиной голос с акцентом:
— Не трать зря время, Кенуэй.
При вспыхнувшем свете увидел перед собой мужчину в полном военном боевом снаряжении, сплошь черном, за исключением голубой каски. Похож на японца, китайца, а то и на вьетнамца.
— Ты кто, черт возьми?
Отлично известно кто — не по имени, а кем послан. Майлс узнал форму, душу сковал ледяной ужас. В конце концов, началось — Новый Мировой Порядок приступил к захвату.
— Твой новый хозяин, — объявил солдат, нацелив ему в живот «АК-47». — Пошел в коридор.
Майлс взглянул на свою майку, боксерские трусы:
— Дай хотя бы...
Автомат без предупреждения выпалил, и он съежился, видя прошитые в стене номера дыры.
— Шевелись!
Майлс зашевелился. Босой, заложив руки за голову, зашлепал к двери. Сердце колотится в груди почтовым штемпелем. Куда его отправят? На место массовой казни? В концлагерь? Лучше быстрая смерть тут, чем медленная в лагере.
Эта мысль придала ему сил, он опустил руки, взялся за дверную ручку, притворившись, будто та не поворачивается.
— Что-то заело. Закрыто.
Солдат НМП ткнул дулом в спину, рявкнул:
— Открывай!
— Говорю тебе, не поддается.
Солдат ткнул еще разок, протянул руку... держа автомат одной.
Хватит духу? Мочевой пузырь готов лопнуть, в организм выбросилось столько адреналина, что Майлс как бы плыл в воздухе. Хватит?
Хватит или не хватит, это, возможно, единственный шанс, выбора не остается.
Извернувшись, он всадил локоть в горло солдату, перехватил «АК-47». Солдат глухо закашлялся, попятился, держась за шею. Майлс двинул ему коленом в мошонку, вцепился в автомат обеими руками, вырвал, без колебания вскинул, выстрелил. Ублюдка отшвырнуло, отбросило, выкинуло в окно на улицу.
Он таращился на зиявшую дыру в стекле. Господи Исусе, сумел! Окупились бесчисленные тренировки! Уничтожил сукиного сына!
Вдруг остатки стекол задрожали от шквального огня снизу. Майлс вильнул, нырнул, метнулся к двери. Сейчас за ним начнется охота. Некогда одеваться. Выбежав в коридор, автоматически свернул к лифтам. И остановился. Нет. Там в ловушке слишком легко его взять. Развернулся и кинулся к лестнице.
Добежав до дверей, услыхал позади шум. Оглянулся, видя вываливавшуюся из лифта роту солдат НМП.
Проклятье, шепнул он, выскочив на лестницу.
Спускаясь, услыхал снизу гулкие бегущие шаги. Есть только одна возможность — сверху всего один этаж, бежать недалеко.
Четыре пролета до красной двери с табличкой:
АВАРИЙНЫЙ ВЫХОД
Оборудован сиреной тревоги
Майлс толкнул дверь, и точно, как было обещано, взвыла сирена. Теперь он на крыше, и знает — настал час Аламо[41]. В живых не останется, но перед смертью прихватит с собой как можно больше гадов.
Вокруг светится равнодушный город. Во многих ли зданиях разыгрываются подобные сцены?
Он нашел вентиляционную трубу, присел за ней, нацелил «АК-47» на дверь и стал ждать.
Вдруг тело обвила нейлоновая веревка, стянулась арканом, примотав к бокам руки, вздернула на ноги, в воздух, причем Майлс выронил автомат.
Подняв голову, увидел гигантский черный вертолет, волочивший его, как фигурку в дешевых компьютерных играх. Почему шума не слышно? Почему не бьет воздушный поток от вертящихся лопастей?
Грубые руки втащили его в черный люк сбоку. Веревка ослабла, сдернулась через голову, голос почти с таким же акцентом, как у убитого им солдата, зашептал на ухо:
— Мы тебя ищем. Слишком дорого стоишь, чтобы убивать, поэтому забронировали особое местечко в лагере для перевоспитуемых. Потом с большой пользой пополнишь наши ряды.
— Нет! Не надо промывать мозги!
Майлс рванулся, выпрыгнул из вертолета. Лучше смерть!
Чья-то рука схватила его за шиворот, другой голос, чисто американский, крикнул...
Майлс увидел внизу улицу с высоты восьми этажей. Оглянулся с тревожным восклицанием и попал...
...в руки крупного чернокожего мужчины в какой-то форме.
Только через секунду узнал в нем гостиничного охранника.
— Где я? — спросил он, резко вырвавшись из объятий.
— На крыше.
— Как... здесь оказался?
— Должно быть, во сне. Вид у вас был совсем сонный, когда шли мимо меня в коридоре несколько минут назад. Поскольку мое дело — приглядывать за людьми, которые бродят в нижнем белье в полпятого утра, решил пойти следом. И правильно сделал, иначе валялись бы сейчас на тротуаре.
Майлс содрогнулся:
— Но ведь я не лунатик...
— Сегодня стали. Пойдемте, — махнул он рукой на дверь к лестнице, — провожу до номера.
Майлс, дрожа, потащился вперед.
— Не обязательно кому-либо рассказывать, правда?
— Я должен указать в рапорте, — заметил охранник, — но дальше не пойдет.
— Хорошо, — облегченно вздохнул он. — Спасибо. Надо беречь репутацию в организации.
— Конечно. Хорошо, успел схватить вас за задницу, а то больше уж не пришлось бы заботиться о репутации и обо всем прочем.
Охранник добродушно рассмеялся. Майлс не видел ровно ничего смешного.
...почувствовал, что кровать сдвинулась, открыл глаза.
Поискал красные цифры будильника и не нашел. В номере темно... слишком темно. Обычно сквозь шторы просачивается свет уличных фонарей, а сейчас нет. Вместо того доносится звук... низкий барабанный рокот из-под пола, из-за стен.
Кровать задрожала, рокот усилился, смешиваясь с испуганными криками, визгом.
Он встал, пошел по вибрировавшему полу к окну, отдернул шторы. Полная луна стояла высоко в чистом небе, заливая окружающий мир льдистым светом. Улица забита ползущими машинами, обезумевшими людьми, которые вопили, метались, толкали друг друга — сцена из любого фильма о гигантском чудовище. В десять раз хуже глубоководного чудовища, только это не кино, а реальность. Даже здесь, на пятом этаже, ощущается страшная паника, толпа мчится вниз, на запад, к реке. Он взглянул на восток, стараясь понять, что ее гонит. Но увидел лишь, что остальной город погружен во тьму.
Предположил аварию на электростанции, потом заморгал, загородил глаза руками с обеих сторон, прищурился сквозь стекло... От ледяного призрачного дуновения волосы на затылке встали дыбом. Слишком темно. Даже если авария на электростанции, при луне должно быть хоть что-нибудь видно.
Джек открыл створку, высунул голову. В любом случае можно разглядеть металлическую верхушку Эмпайр-стейт-билдинга. Одно пустое небо с мерцавшими звездами.
Рокот усиливался и усиливался, стал уже оглушительным, до основания сотрясая отель.
По-прежнему глядя на восток, он увидел, как офисное здание покосилось и рухнуло, исчезнув за стоящим впереди. Потом и то развалилось, и ближнее — волна разрушения катится в его сторону.
Уже собрался втянуть назад голову, мчаться вниз и вливаться в толпу, как увидел чудовище, быстро, неумолимо двигавшееся по дороге, поглощая все на своем пути. Не кровожадный древний Бегемот — намного проще и несказанно хуже.
Дыра... такая широкая, что дальнего края в лунном свете не видно, такая глубокая, что не слышно, как на дно бесконечно ширящейся бездны одно за другим безостановочно падают дома. Такое впечатление, будто Земля — парящая в пространстве плоская лепешка грязи — крошится и осыпается с краю.
С одной стороны, ясно, что это сон, должен быть сон, а с другой — понятно, что хочется, чтобы это был сон, хотя для сна картина слишком реальная. В любом случае не спастись: земля поглотит отель, не успеешь добраться до вестибюля. Поэтому Джек с восторженным страхом смотрел, как рушится, уходит в бесконечность Адская Кухня. Внизу воцарилась полнейшая паника, крошившаяся трещина подрывала тротуар, в пустоту летели автомобили, вопившие люди. Он сохранял неестественное спокойствие. Джиа с Вики уже нет, канули вместе с остальным Ист-сайдом, скоро он последует за ними. Ничего не поделаешь, фактически, и не хочется что-нибудь делать. Трещина почти дошла до отеля. Джек схватил стул, выбил оконное стекло, влез на подоконник, вгляделся в бездну — дно теряется в полуночной тьме. Гостиница явственно дрогнула, накренилась под неким безумным углом, заскользила, помедлила на краю... Он прыгнул с подоконника. Если падать, то самостоятельно.
— Чувствуешь? — спросил Рома, когда они с Маврицио ждали в подвале. — Опять начинается.
— Для чего? — кисло буркнул Маврицио. — Чтобы и остальное послать чужаку?
Кажется, Маврицио недоволен... гораздо сильнее обычного.
— В чем дело?
Маврицио отвел глаза:
— Я должен тебе рассказать кое-что. Сегодня пытался убрать чужака.
— Как? — вскричал он, внезапно взбесившись. Отчасти подозревал, что животное выкинет некую глупость, но надеялся, что здравый рассудок возьмет все-таки верх. — Не спросив меня?
— Думал, верней будет. — Капуцин по-прежнему не смотрел в глаза собеседнику.
— Говоришь, «пытался»? Не означает ли это, что попытка потерпела провал?
— Да. Что самое неприятное. Я его взял, приготовился нанести смертельный удар, как меня вдруг от него отшвырнуло.
— Кто отшвырнул?
— Я сам... вернее, какой-то непонятный внезапный внутренний импульс не позволил мне его убить.
Гнев испарился. Все это очень даже нехорошо.
— Почуял, что враг его защищает?
— Нет. Как ни странно, похоже на руку Иного. Ничего не пойму.
Я тоже, мысленно признался Рома. Зачем Иному беречь незнакомца? Нет смысла. Возможно, Маврицио ошибается.
— Во-первых, не предпринимай ничего без моего разрешения, — приказал он. — Я больше этого не потерплю, ясно?
Маврицио ничего не ответил.
— Я с ним долго сегодня беседовал. Ему об Ином и обо всем с ним связанном абсолютно ничего не известно. Нам нечего бояться. Когда придет вторая половина, избавим его от обеих посылок.
— Опыт мне подсказывает, что это может оказаться непросто.
Рома задумался. Он не позволит себе дрогнуть перед осложнениями. Будет держать себя в руках.
— Поэтому и надо узнать, кто он такой, кого любит, как я уже говорил. С помощью надлежащего рычага мы направим его в любую сторону, куда пожелаем. — Он закрыл глаза и глубоко вдохнул. — Ах. Чуешь?
В этот миг почти физически ощущалось напряжение в воздухе. Он вновь поздравлял себя с мудрым решением и способностью собрать в одном месте сильно чувствующих экстрасенсов. Они как молниеотводы притягивают силу Иного, принимают во сне, проводя в здание, подтачивая барьер между этим и Иным мирами. Со временем что-то уже начинает просачиваться с той стороны.
Вторая посылка идет... чувствуется, как барьер утончается, возникает крошечная трещина...
И снова, как прошлой ночью, протечка с другой стороны наградит их ужаснейшими в жизни кошмарами.
Джеймс Залески...
...проснулся, щурясь в белом сиянии, лившемся в окно номера, сверкающим треугольником падая на ковер.
Свет слепил нестерпимо, резал глаза, фантастически яркий, почти материальный.
Он мог бы поклясться, что задернул шторы, прежде чем отключиться, а теперь они широко открыты, словно раздвинуты горячим дуновением сиявшего сверху луча.
Откуда он идет? Не от луны же, черт побери, а для солнца слишком белый.
Не хотелось шевелиться, не хотелось вылезать из уютной постели, хотя надо взглянуть на источник. Джима, как нерешительного мотылька, слишком для своего вида умного, знающего об обожженных крылышках, но рабски повинующегося непобедимому инстинкту, неудержимо тянуло к сверкающему лучу. Стараясь в него не попасть, он искоса глянул в окно, не увидев источника. Наконец, набрался духу, шагнул в луч...
...и закричал в пронзительном свете. Свет был материальным, проникая сквозь кожу, жировой слой, кости, внутренние органы, пробивая копьем каждую клетку тканей. Каждый вонзавшийся в тело фотон жалил ядовитым жалом.
Крепко и безвозвратно опутав, свет подхватил его, как рыбу на остроге, швырнул к окну. Он съежился в страхе, видя летящее навстречу стекло, закрыл лицо руками, врезался с воплем... умолк, пройдя насквозь, не повредив ни стекло, ни тело.
Страшно, да что там, до чертиков жутко — перепуганный до одурения мальчик хочет домой к маме, — в то же время любопытно и восхитительно. Свет его не уносит, они слиты в единое целое.
Наконец, взглянув вверх, Джим увидел немыслимо яркий источник — овальный проем в сияющем сердце Космического Яйца за одну десятую долю наносекунды до Большого взрыва.
Он не летел к нему, а возносился вверх почти со световой скоростью, далеко за пределом возможности сопротивления. Позади осталось сморщенное яблоко Земли, промелькнула Луна, дальше в межпланетное пространство, мимо Марса, прямым путем, усыпанным кувыркавшимися астероидами, к красноглазому буйку Юпитера.
Впрочем, он не долетел до Юпитера, затянутый в гигантскую флагманскую тарелку, которая громоздилась близ Ио. Впорхнул в широченный освещенный люк, все вокруг растворилось в ослепительном текучем сиянии...
Вновь прозрев, обнаружил, что голым привязан лицом к сверкающей балке из полированной стали в длинном помещении с зеркальными стенами. Балка холодная, жесткая.
Тут еще кто-то есть...
Серые, примерно с десяток, хотя трудно сказать, учитывая многочисленные зеркальные отражения. Не совсем похожи на рисованных, но есть сходство. Голова большая, тело маленькое, рост три-четыре фута, безволосая серая кожа в морщинах, словно их слишком долго держали в воде. Плавают в воздухе, то ли с помощью левитации, то ли благодаря невесомости, точно не скажешь. Должно быть, левитация — ножки хилые, слабые, младенца не удержат. Между ножками никакого намека на пол — мужской или женский. Длинные костлявые руки кончаются длинными костлявыми пальцами, большие скошенные глаза без век над рудиментарным носом и щелкой рта.
Изумление и любопытство ушло, остался один страх. По ногам потекло что-то теплое — мочевой пузырь не выдержал.
Он бессмысленно в ужасе выкрикнул:
— Кто вы такие? Чего вам надо? — Голос эхом отразился от сияющих стен.
Чертовски отлично известно, кто они такие. Что касается ответа на второй вопрос, не хочется получить его раньше, чем он того пожелает.
Никто из инопланетян не остановился, даже не посмотрел в его сторону. Плавали, занимались своими делами, точно он какой-нибудь предмет мебели.
Вдруг что-то холодное воткнулось между ягодицами, прямую кишку просверлила жгучая боль. Серые подлетели к вопившему Джиму, сгрудились над головой, глядя сверху пустыми черными глазами. Один поднял руку с тонким инструментом, концы которого зажимали тоненький, похожий на иголку зонд, ткнул в лицо, но в ноздрю не попал.
Джим снова вскрикнул, лихорадочно забился в путах.
— Нет! Пожалуйста! Только не зонд! Все, что угодно, только не это!
Абсолютно беспомощное подопытное животное в виварии. Даже голову не повернешь. Остается смотреть в диком ужасе, как зонд вставляется в левую ноздрю. Впрочем, вместо болезненного укола в носу он почувствовал сильный удар сбоку по голове...
* * *
— Что за черт?..Джим лежал на полу в гостиничном номере, запутавшись в простынях, с пульсирующей болью в левом виске.
Больно, проклятье!
Выпутал руку, потер висок, дотянулся, нащупал в нескольких дюймах угол тумбочки.
Видно, с кровати упал.
Он вылез из простыней, заполз в постель.
Господи, снова дикий дурацкий сон.
Посмотрел на часы: 4.32. Точно в то же время, что и прошлой ночью. Что тут происходит?
Лежал на спине, дрожа и обливаясь потом. Чертовски реальный сон. Откуда известно, что это был сон? Ощупал нос — не больно.
И все-таки...
Джеймс Залески покоился в темноте, глядя на тени на потолке, боясь снова заснуть.
* * *
Майлс Кенуэй......в испуге проснулся, услышав стрельбу.
Сон, явь? Откуда?
Опять автоматная очередь — из коридора.
Вскочил с постели, рывком выдвинул ящик тумбочки, полез за сорок пятым калибром.
Нету! Паника зашевелилась внутри, пока он лихорадочно ощупывал дно ящика — пусто, кроме Гидеоновской Библии[40].
Не включив свет, добрался на ощупь до чемодана, где всегда держал запасное оружие. Тоже исчезло. Майлс вздрогнул, услыхав за спиной голос с акцентом:
— Не трать зря время, Кенуэй.
При вспыхнувшем свете увидел перед собой мужчину в полном военном боевом снаряжении, сплошь черном, за исключением голубой каски. Похож на японца, китайца, а то и на вьетнамца.
— Ты кто, черт возьми?
Отлично известно кто — не по имени, а кем послан. Майлс узнал форму, душу сковал ледяной ужас. В конце концов, началось — Новый Мировой Порядок приступил к захвату.
— Твой новый хозяин, — объявил солдат, нацелив ему в живот «АК-47». — Пошел в коридор.
Майлс взглянул на свою майку, боксерские трусы:
— Дай хотя бы...
Автомат без предупреждения выпалил, и он съежился, видя прошитые в стене номера дыры.
— Шевелись!
Майлс зашевелился. Босой, заложив руки за голову, зашлепал к двери. Сердце колотится в груди почтовым штемпелем. Куда его отправят? На место массовой казни? В концлагерь? Лучше быстрая смерть тут, чем медленная в лагере.
Эта мысль придала ему сил, он опустил руки, взялся за дверную ручку, притворившись, будто та не поворачивается.
— Что-то заело. Закрыто.
Солдат НМП ткнул дулом в спину, рявкнул:
— Открывай!
— Говорю тебе, не поддается.
Солдат ткнул еще разок, протянул руку... держа автомат одной.
Хватит духу? Мочевой пузырь готов лопнуть, в организм выбросилось столько адреналина, что Майлс как бы плыл в воздухе. Хватит?
Хватит или не хватит, это, возможно, единственный шанс, выбора не остается.
Извернувшись, он всадил локоть в горло солдату, перехватил «АК-47». Солдат глухо закашлялся, попятился, держась за шею. Майлс двинул ему коленом в мошонку, вцепился в автомат обеими руками, вырвал, без колебания вскинул, выстрелил. Ублюдка отшвырнуло, отбросило, выкинуло в окно на улицу.
Он таращился на зиявшую дыру в стекле. Господи Исусе, сумел! Окупились бесчисленные тренировки! Уничтожил сукиного сына!
Вдруг остатки стекол задрожали от шквального огня снизу. Майлс вильнул, нырнул, метнулся к двери. Сейчас за ним начнется охота. Некогда одеваться. Выбежав в коридор, автоматически свернул к лифтам. И остановился. Нет. Там в ловушке слишком легко его взять. Развернулся и кинулся к лестнице.
Добежав до дверей, услыхал позади шум. Оглянулся, видя вываливавшуюся из лифта роту солдат НМП.
Проклятье, шепнул он, выскочив на лестницу.
Спускаясь, услыхал снизу гулкие бегущие шаги. Есть только одна возможность — сверху всего один этаж, бежать недалеко.
Четыре пролета до красной двери с табличкой:
АВАРИЙНЫЙ ВЫХОД
Оборудован сиреной тревоги
Майлс толкнул дверь, и точно, как было обещано, взвыла сирена. Теперь он на крыше, и знает — настал час Аламо[41]. В живых не останется, но перед смертью прихватит с собой как можно больше гадов.
Вокруг светится равнодушный город. Во многих ли зданиях разыгрываются подобные сцены?
Он нашел вентиляционную трубу, присел за ней, нацелил «АК-47» на дверь и стал ждать.
Вдруг тело обвила нейлоновая веревка, стянулась арканом, примотав к бокам руки, вздернула на ноги, в воздух, причем Майлс выронил автомат.
Подняв голову, увидел гигантский черный вертолет, волочивший его, как фигурку в дешевых компьютерных играх. Почему шума не слышно? Почему не бьет воздушный поток от вертящихся лопастей?
Грубые руки втащили его в черный люк сбоку. Веревка ослабла, сдернулась через голову, голос почти с таким же акцентом, как у убитого им солдата, зашептал на ухо:
— Мы тебя ищем. Слишком дорого стоишь, чтобы убивать, поэтому забронировали особое местечко в лагере для перевоспитуемых. Потом с большой пользой пополнишь наши ряды.
— Нет! Не надо промывать мозги!
Майлс рванулся, выпрыгнул из вертолета. Лучше смерть!
Чья-то рука схватила его за шиворот, другой голос, чисто американский, крикнул...
* * *
— Тише, тише! Полегче. Не причиняйте себе вреда.Майлс увидел внизу улицу с высоты восьми этажей. Оглянулся с тревожным восклицанием и попал...
...в руки крупного чернокожего мужчины в какой-то форме.
Только через секунду узнал в нем гостиничного охранника.
— Где я? — спросил он, резко вырвавшись из объятий.
— На крыше.
— Как... здесь оказался?
— Должно быть, во сне. Вид у вас был совсем сонный, когда шли мимо меня в коридоре несколько минут назад. Поскольку мое дело — приглядывать за людьми, которые бродят в нижнем белье в полпятого утра, решил пойти следом. И правильно сделал, иначе валялись бы сейчас на тротуаре.
Майлс содрогнулся:
— Но ведь я не лунатик...
— Сегодня стали. Пойдемте, — махнул он рукой на дверь к лестнице, — провожу до номера.
Майлс, дрожа, потащился вперед.
— Не обязательно кому-либо рассказывать, правда?
— Я должен указать в рапорте, — заметил охранник, — но дальше не пойдет.
— Хорошо, — облегченно вздохнул он. — Спасибо. Надо беречь репутацию в организации.
— Конечно. Хорошо, успел схватить вас за задницу, а то больше уж не пришлось бы заботиться о репутации и обо всем прочем.
Охранник добродушно рассмеялся. Майлс не видел ровно ничего смешного.
* * *
Джек......почувствовал, что кровать сдвинулась, открыл глаза.
Поискал красные цифры будильника и не нашел. В номере темно... слишком темно. Обычно сквозь шторы просачивается свет уличных фонарей, а сейчас нет. Вместо того доносится звук... низкий барабанный рокот из-под пола, из-за стен.
Кровать задрожала, рокот усилился, смешиваясь с испуганными криками, визгом.
Он встал, пошел по вибрировавшему полу к окну, отдернул шторы. Полная луна стояла высоко в чистом небе, заливая окружающий мир льдистым светом. Улица забита ползущими машинами, обезумевшими людьми, которые вопили, метались, толкали друг друга — сцена из любого фильма о гигантском чудовище. В десять раз хуже глубоководного чудовища, только это не кино, а реальность. Даже здесь, на пятом этаже, ощущается страшная паника, толпа мчится вниз, на запад, к реке. Он взглянул на восток, стараясь понять, что ее гонит. Но увидел лишь, что остальной город погружен во тьму.
Предположил аварию на электростанции, потом заморгал, загородил глаза руками с обеих сторон, прищурился сквозь стекло... От ледяного призрачного дуновения волосы на затылке встали дыбом. Слишком темно. Даже если авария на электростанции, при луне должно быть хоть что-нибудь видно.
Джек открыл створку, высунул голову. В любом случае можно разглядеть металлическую верхушку Эмпайр-стейт-билдинга. Одно пустое небо с мерцавшими звездами.
Рокот усиливался и усиливался, стал уже оглушительным, до основания сотрясая отель.
По-прежнему глядя на восток, он увидел, как офисное здание покосилось и рухнуло, исчезнув за стоящим впереди. Потом и то развалилось, и ближнее — волна разрушения катится в его сторону.
Уже собрался втянуть назад голову, мчаться вниз и вливаться в толпу, как увидел чудовище, быстро, неумолимо двигавшееся по дороге, поглощая все на своем пути. Не кровожадный древний Бегемот — намного проще и несказанно хуже.
Дыра... такая широкая, что дальнего края в лунном свете не видно, такая глубокая, что не слышно, как на дно бесконечно ширящейся бездны одно за другим безостановочно падают дома. Такое впечатление, будто Земля — парящая в пространстве плоская лепешка грязи — крошится и осыпается с краю.
С одной стороны, ясно, что это сон, должен быть сон, а с другой — понятно, что хочется, чтобы это был сон, хотя для сна картина слишком реальная. В любом случае не спастись: земля поглотит отель, не успеешь добраться до вестибюля. Поэтому Джек с восторженным страхом смотрел, как рушится, уходит в бесконечность Адская Кухня. Внизу воцарилась полнейшая паника, крошившаяся трещина подрывала тротуар, в пустоту летели автомобили, вопившие люди. Он сохранял неестественное спокойствие. Джиа с Вики уже нет, канули вместе с остальным Ист-сайдом, скоро он последует за ними. Ничего не поделаешь, фактически, и не хочется что-нибудь делать. Трещина почти дошла до отеля. Джек схватил стул, выбил оконное стекло, влез на подоконник, вгляделся в бездну — дно теряется в полуночной тьме. Гостиница явственно дрогнула, накренилась под неким безумным углом, заскользила, помедлила на краю... Он прыгнул с подоконника. Если падать, то самостоятельно.