Снова Сальваторе Рома...
   — Почему именно ему?
   — Я уже говорил, что он ей помогал. Они почти ежедневно общались до... отъезда Мэл.
   Мистер Рома все больше и больше годился на роль потенциального злодея.
   — Вы с ним связывались?
   — Нет. Собственно, он со мной связывался, разыскивал Мэл. Она ему должна была позвонить, да так и не позвонила. Он забеспокоился.
   — И не имеет понятия, где она.
   — Ни малейшего.
   Как-то мало верится, почему — непонятно.
   Джек оглядел заваленный кабинет, вспомнил слова исчезнувшей Мэл. Меня найдет только Наладчик Джек. Один он поймет.
   Извините, что разочарую вас, леди, но у Джека нет ниточки.
   — Как насчет друзей? С кем она общается?
   — Со мной главным образом. Мы оба домоседы, хотя Мэл со всем миром перезнакомилась по Интернету. Подолгу сидит за компьютером.
   — Какой у нее автомобиль?
   — "Ауди". Мне не сообщали, что он где-то найден.
   — Никаких больше связей? — безнадежно расспрашивал Джек. — Родные?
   — Родители умерли. Отец — еще до нашего знакомства, мать — в прошлом году. Мэл — единственная дочь, поэтому унаследовала их дом со всем содержимым. Я все ее уговариваю продать, но...
   — У нее есть другой дом? Почему вы мне не сказали?
   — Не подумал, что это имеет значение. Кроме того, я его вчера осматривал. Ее нет. Я и раньше ездил, хоть не стал обходить. Увидел в подвале кое-что странное...
   — В каком смысле странное?
   — На полу в подвале... Не имеет никакого отношения к исчезновению Мэл.
   Мы тут толкуем об очень странной женщине, подумал Джек. Странности порой сходятся.
   — Не вредно посмотреть, — решил он, отчаянно ища ниточку, которая указала бы направление. — Где это?
   — Да не так далеко. В маленьком городке Монро.
   — Никогда не слыхал.
   — Рядом с Глен-Коув.
   — Отлично. Давайте заглянем.
   Не то чтобы была большая надежда найти что-нибудь ценное, но этот самый Монро стоит на обратном пути к городу, все равно ехать мимо.
   Если в родительском доме обнаружится столько же, сколько здесь, придется вернуть Лью задаток. Ни к чему это не приведет.
   Джек бросил прощальный взгляд на картину в дальнем конце кабинета, выходя следом за Лью на лестницу. Пальцы уже не болели, видно, накололся на что-нибудь острое под слоем краски, похоже было на укус, но — проклятье! — по-прежнему казались влажными.
   Бред.

6

   Монро оказался городком с Золотого берега, меньше и очаровательней Шорэма. Во-первых, живописная гавань, ни для каких атомных электростанций нет места. Судя по имитирующим китобойный поселок фасадам прибрежных магазинчиков и жилых домов, город зарабатывает хорошие деньги на летнем туризме. Пока еще рановато. Почти не встречаясь с другими машинами, Джек ехал за «лексусом» Лью через деловой квартал, вверх по холму мимо муниципалитета с кирпичным фасадом, библиотеки, белой церкви со шпилем — истинная картинка с открытки. Потянулись ряды аккуратных колониальных построек, дальше — район послевоенных ранчо на две-три спальни.
   Лью свернул на подъездную дорожку к дому, который не так хорошо выглядел. Деревянная обшивка нуждается в покраске, водосточные желоба завалены прошлогодней опавшей листвой, темно-зеленые стебли травы пробиваются на безжизненной, заросшей сорняками лужайке. Справа стоит отдельный гараж. В переднем дворе царствует гигантский дуб, необычно крупный по сравнению с окружающими деревьями, пол-акра, если не больше, в обхвате.
   Джек остановил у обочины фургон Эйба, встретил Лью у парадных дверей.
   — Зачем ей этот дом? — спросил он.
   — Наверно, из сентиментальных соображений, — предположил Лью, отыскивая ключ в связке. — Я хотел, чтоб она его продала, может быть, даже участок сдала по частям. Стоил бы каждого пенни, но Мэл за него упорно цепляется. Она здесь выросла, почти всю жизнь прожила в этом доме.
   Джека мороз прохватил, когда они остановились на верхней ступеньке. Он нерешительно огляделся вокруг, заметив, что стоит в глубокой тени, отброшенной массивным дубовым стволом, закрывшим позднее солнце. Должно быть, в этом дело.
   Через открытую дверь шагнули в темный дом с легким запахом плесени. Лью включил свет, побрели вдвоем дальше.
   Кругом фотографии Мелани в разном возрасте, снятые главным образом в дни рождения, по окончании учебного года — никаких спортивных занятий, никаких танцев. На лице везде то же самое выражение: так ли уж надо меня снимать? Стены ее старой комнаты до сих пор увешаны взятыми в рамки свидетельствами об отличной учебе. Способный ребенок, явно обожаемый родителями.
   — Ну, что тут такого «странного»? — спросил Джек.
   — Пойдемте в подвал. Сюда.
   Через крошечную кухоньку вниз по узкой лестнице в подвал с голыми стенами. Лью остановился на последних ступеньках, указал на пол:
   — Вот. Вам не кажется странным?
   Он ничего не увидел, кроме веревочной лестницы, валявшейся на полу. Обычная пожарная лестница из нейлонового шнура, с цилиндрическими деревянными перекладинами, какие продаются в любом хозяйственном магазине. За исключением того, что она какая-то коротковатая и лежит на полу ранчо, ничего нету странного...
   Стой. Или это обман зрения, или другой конец лестницы уходит в пол?
   Он сделал шаг вперед, пригляделся.
   Будь я проклят.
   Нижний конец веревочной лестницы вделан в бетонную плиту пола. Джек присел, дернул за верхнюю перекладину — нисколько не поддается. Посмотрел на другой конец — привязан к несущему стальному столбу.
   — Что это такое?
   — Я сам удивился. — Лью подошел ближе, встал рядом. — До вчерашнего дня никогда не спускался, поэтому не могу сказать, давно ли она здесь.
   Джек поцарапал вдруг зазудевшую грудь под рубашкой.
   — Не может быть, чтоб давно, — заключил он, щупая нейлоновый трос. — Лестница новая.
   — А бетон старый, — заметил Лью. — Эти дома, строились вскоре после Второй мировой войны. Плите лет пятьдесят, как минимум.
   — Нет. Смотрите. Бетон явно залит вокруг лестницы.
   — Но бетон-то старый, Джек.
   Пришлось признать правду. Бетон потрескавшийся, выщербленный, безусловно старый. Не удалось заметить ни единого шва, который свидетельствовал бы о недавней заплатке.
   — Можно сказать, перед нами загадка, — констатировал Джек.
   Выпрямляясь, заметил маленькое темное пятнышко на бетоне. Наклонился пониже. Размером в полдоллара, черное, неправильной формы, неровное по краям, похоже на след от ожога. Он обследовал весь пол, обнаружив еще семь отметок, регулярно расположенных на площади в три фута вокруг уходившей в бетон лестницы.
   — Не догадываетесь, для чего это?
   — Абсолютно.
   Джек встал, огляделся. Два стальных столба подпирают центральную балку, к одному из них привязана лестница. Больше почти ничего: стиральная машина, сушилка, насос в углу, провалившийся диван у дальней стены, хромой старый письменный стол, складной карточный столик, несколько стульев. Он пошел к письменному столу. Электрическая отвертка, гаечный ключ, на крышке рассыпан десяток болтов, гаек рядом с тремя крупными продолговатыми янтарными кварцевыми кристаллами. В ящиках пусто.
   Почесывая грудь, задумчиво оглянулся на веревочную лестницу. Чем-то она его действительно озадачила, но какое это имеет отношение к исчезновению Мелани Элер? Пока совершенно неясно.
   — Ладно, — сказал он. — Вернемся наверх.
   — Говорю вам, тут нет ничего, — повторил Лью, добравшись до кухни.
   — Слышу.
   У Лью зазвонил сотовый, и, пока он разговаривал с кем-то в Калифорнии насчет последней доставки, Джек вышел в спальню Мелани, разглядывая фотографии, стараясь составить о ней представление. Никаких пикников в компании с другими детьми, рядом с ней только взрослые, без сомнения члены семьи. Маловато улыбок. Серьезная девочка.
   Открыл шкаф, вытащил с полки коробку. Куча старых кукол, Барби и прочие, одни одетые, другие нет. Уже собрался поставить обратно, но тут заметил, что одна без левой руки. Кисть не отломана, не откручена, а как бы обстругана до острого шпенька.
   Странно...
   Вытащил другую, тоже без левой кисти, точно так же обструганной. Равно как и прочие — все однорукие. У некоторых на обструганном шпеньке спиральные желобки, как бы вырезанные карандашной точилкой.
   Не просто странно... дикость какая-то.
   Он сунул коробку на место, пристально глядя на девочку лет десяти — двенадцати на снимке покрупнее. Темноволосая, с темными пристальными глазами, с каким-то очарованием. Почему ты невеселая, детка? Кто-нибудь может заставить тебя улыбнуться? Где ты сейчас? Почему хочешь, чтобы тебя искал только я?
   Джек уже крепко сел на крючок. Надо найти эту странную леди, расспросить, глядя прямо в глаза.
   Вернулся на кухню, когда Лью заканчивал разговор.
   — Извините. Неотложный звонок.
   — Кстати, о звонках. Нельзя ли кому-нибудь звякнуть, узнать, не объявлялась ли Мелани? Друзьям? Родным?
   — Родных нет, а с одним другом детства, который живет тут же, в Монро, они до сих пор общаются. Его зовут Фрейн Кэнфилд. Тоже член СИСУПа.
   — Хорошо. Давайте с ним поговорим.
   Лью пожал плечами, сверился с телефонным справочником в сотовом, вызвал номер, минуту послушал и разъединился.
   — Согласно автоответчику, на несколько дней уехал из города, но следит за звонками.
   Интересно. Мэл уехала... ее старый приятель уехал...
   — О чем задумались? — спросил Лью.
   Джек, отвечая, смотрел в кухонное окно, выходившее на задний двор, где под другим большим дубом ржавели старые качели. Зуд в груди начинал утихать.
   — Думаю, что люди исчезают по двум причинам: либо сами скрываются, либо их похищают. В том и в другом случае практически всегда к делу причастен кто-то знакомый. Но все «знакомые» Мелани, кроме вас и того самого Фрейна Кэнфилда, рассеяны по земному шару.
   — Только не на этой неделе. Большинство, наверняка включая Фрейна Кэнфилда, будут в Манхэттене на первой ежегодной конференции СИСУПа.
   Лью пошел к передней двери, Джек за ним.
   — Там она обещала обратить все другие теории в прах с помощью своей собственной?
   — Именно.
   — Рома, видимо, тоже будет?
   — Конечно. Он же их всех собрал.
   У Джека вдруг словно гора с плеч свалилась. Все возможные подозреваемые в одном месте — идеально.
   — Когда начинается конференция и как мне туда попасть?
   — Послезавтра, но вы туда не попадете. Допускаются исключительно члены, каждый может привести с собой одного человека.
   — Значит, вы меня приведете.
   — Я не член. Меня с собой Мэл приводит.
   — К чему такие строгости?
   — Говорю вам, организация эксклюзивная. Для них это серьезное дело.
   — Хочу, чтоб вы меня провели.
   — Зачем? Мэл там не будет.
   — Да, но даю голову на отсечение — будет тот, кто знает, где она.
   Лью кивнул, адамово яблоко запрыгало.
   — Да. Понятно. Подумаю, что смогу сделать. Понадобится легенда.
   На улице Джек заметил, как что-то мелькнуло. В дальнем углу соседнего участка справа с места тронулся черный седан и умчался, вильнув хвостом.
   Что такое? За ними следили? Не помнится, чтоб по приезде на улице стояли какие-нибудь машины.
   — Зачем легенда? — переспросил он.
   — Вряд ли вы собираетесь просто прийти и расспрашивать, не видел ли кто недавно Мелани Элер.
   — Нет, конечно. Я думал, вы меня представите...
   — Для этого нужен повод, связанный с Мэл. Попробую придумать. Конференция состоится в отеле «Клинтон-Риджент», знаете?
   — Смутно. По-моему, не «Уолдорф».
   Далеко не «Уолдорф». Если правильно помнится, у черта на куличках, где-то в Адской Кухне.
   — Ну, члены СИСУПа не самые бедные, но обычный номер в центре города стоит больше двухсот долларов в день, плюс еще двадцать пять процентов за счет налогов. Для многих тяжеловато. Рома уговорил «Риджент» на более приемлемые расценки, если снимем отель целиком, что нам и нужно.
   — Хорошо. Встретимся там в четверг утром. Во сколько?
   — Регистрация начинается в полдень. Ждите меня в фойе около половины двенадцатого. К тому времени чего-нибудь соображу.
   Они расстались — Лью направился назад в Шорэм, Джек в Манхэттен, вытирая пальцы о штанину. Почему кажется, будто они не сохнут?

7

   Он проснулся, чувствуя какую-то сырость. Включил свет, увидел красные простыни, испуганно вскрикнул, сорвался с постели. Обе простыни — нижняя и верхняя, — трусы, футболка пропитаны красным...
   Кровь? Чья?
   Правая ладонь залита густой красной жидкостью... сочившейся с кончиков указательного и среднего пальца... коснувшихся картины Мелани Элер. Зажав пальцы, чтобы остановить струйку, побежал в ванную, споткнулся, замер на полпути, видя стоявший посреди гостиной мольберт с холстом.
   Застыл в леденящем шоке. Откуда эта чертовщина взялась? Здесь его дом, его крепость. Кто мог...
   Осторожно шагнув в гостиную, Джек узнал картину. Видел тревожную композицию в доме Лью Элера, только теперь густые сверкающие мазки ожили на полотне, крутились, завязывались в черно-красные гордиевы узлы, в глубине дикого хаоса вертящихся спиралей мелькнули на миг и исчезли ослепительно желтые метеоры.
   Он медленно обернулся кругом в поисках незваного гостя, завершив оборот, увидел, что полотно изменилось... нет, меняется у него на глазах. Краски блекнут, стекаются в лужицу на ковре перед мольбертом, вроде окрашенной жидкости из перевернутой трубки для внутривенных вливаний. Пятно расползалось быстро, слишком быстро — Джек не успел отступить, однако не почувствовал краску босой ногой, вообще ничего под ногой не почувствовал, кроме пустоты.
   Бешено замахал руками, стараясь за что-нибудь ухватиться, за что угодно, лишь бы не провалиться. Краска каким-то образом проела пол, он падал в нижнюю квартиру. Извернулся, вцепился в край дыры, но пальцы скользнули на краске, и Джек полетел в поджидавшую пустоту.
   Приземлившись по-кошачьи на лапы, немедленно понял, что находится не в квартире на втором этаже. Пускай Нил анархист и не сильно похож на мальчика с плаката, образец личной гигиены, но так у него все же не пахнет. Как будто кишки раздавленной три дня назад на дороге твари вываляны в тухлых яйцах и выставлены на жаркое солнце.
   Хуже того... Запах знакомый.
   Быть такого не может.
   Тут он сообразил, что стоит на четвереньках не на ковре и не на деревянном полу — на железной решетке, холодной, осклизлой, залитой машинным маслом. На каких-то узеньких подсобных мостках. Взглянул вверх — путаница труб, проводов, никаких следов дыры, сквозь которую он сюда провалился. Далеко внизу... легкий свет поблескивает на внутренней стальной обшивке корабельного корпуса...
   Проклятье, шепнул Джек.
   Ясно, где он: на «Аджит-Рупробати». Невозможно. Немыслимо. Прошлым летом сам потопил ржавую посудину вместе со всеми, кто был на борту, людьми и нелюдями. Старый грузовой пароход теперь покоится и ржавеет в расщелине на дне нью-йоркской гавани. Не может он на нем оказаться...
   Значит, сон. Хотя, черт побери, не похоже на сон. Видел в кошмарах судно и населявших его тварей после того, как пустил на дно, сам едва чуть не погибнув, но так реально никогда.
   Твари... ракшасы...[7] Джек содрогнулся всем телом при мысли о них. Если корабль вернулся и всплыл вместе с вонью, то и они способны вернуться из Страны Мертвых.
   Ниже что-то мелькнуло. Он застыл, видя, как по другим таким же мосткам под ним скользит массивная мускулистая тварь с акульей пастью. Высотой шесть-семь футов, блики света играют на поблескивающей кобальтом шкуре при зловещих грациозных движениях.
   Ракшаса.
   Джек чуть не завопил. Такого не бывает. Он убил чудовищ прошлым летом, истребил до последнего. Даже вдохнуть не осмеливался. Надо замереть как статуя, пока оно не пройдет, и поскорей искать выход. Но чудовище, оказавшись под ним, замедлило ход, потом остановилось. Молниеносным движением скрутилось в шипящий клубок, вертя туда-сюда головой, словно внюхиваясь в зловонный воздух.
   Учуяло меня? Сердце заколотилось еще быстрее. Или просто чует что-то другое?
   Ракшаса втянул акулью голову, взглянул вверх. Глядя в горящие желтые щелки глаз, Джек боролся с примитивным стремлением вскочить и бежать с воплем от всей этой жути.
   Здесь темно, говорил он себе, стараясь успокоиться. Я по другую сторону стальной решетки. Если не дышать, не моргать, он меня не заметит. Пойдет своей дорогой.
   В конце концов так и вышло. Чудовище опустило голову, нерешительно огляделось, повернулось и только тронулось с места, как Джек увидел что-то упавшее сквозь решетку. Маленькое... округлое... красное.
   Капля его собственной крови.
   Он в ужасе следил за рубиновой бусинкой, которая снежинкой парила над головой ракшасы, капнув прямо на морду. Не шелохнувшись, смотрел, как из безгубого рта выстрелил темный язык, бесследно слизнув капельку.
   Дальнейшее покрылось туманом: шипение, вспышка оскалившихся зубов, вскинутая трехпалая лапа пробила решетку, как оконное стекло, схватила кровоточившую руку, дернула вниз. Джек кричал от страха и боли, ударившись правым плечом об решетку, старался выдернуть руку, но ракшаса держал стальной хваткой.
   Потом почувствовал на ладони что-то прохладное, влажное, на ощупь похожее на сырую печенку.
   Посмотрев вниз, увидел, что ракшаса слизывает с его руки кровь. Охваченный отвращением, попытался ухватить слюнявый язык, вырвать из проклятой пасти, но тот выскользнул.
   Из тени начали появляться другие фигуры, собираясь с обеих сторон на нижних мостках. Очередные ракшасы. Принялись соперничать за его руку, скаля клыки и рыча друг на друга, тянули сильней и сильней, Джек уже боялся, чтоб не выдернули из сустава.
   Потом одно чудовище дотянулось, укусило повыше запястья. Он завопил, ослепнув от смертельной боли, когда острые зубы впились в кожу, в мышцы, вгрызлись в кость... Руки не стало — запястье, кисть, ладонь исчезли, ракшасы, запрокинув головы, открыв широкие пасти, ловили лившийся из раны алый дождь.
   Беспомощный Джек, теряя сознание, наблюдал, как утекает его жизнь...
* * *
   Нет!
   Он рывком сел в постели, схватившись за правую руку. Нашарил выключатель лампы на ночном столике, щелкнул, с неимоверным облегчением ощупал ладонь — все на месте, все пять пальцев.
   И на кончиках никакой крови. Никаких кровавых пятен на простынях.
   Повалился на спину, тяжело дыша. Господи, ну и кошмар. Жутко реальный. Демоны давно не снились... пожалуй, с конца прошлого года. Зачем сегодня явились? Во сне присутствовала картина Мелани. Из-за нее? Почему? Каким образом? Ничто в ней не наводило на воспоминание о чудовищах.
   Джек скатился с кровати, зашлепал в гостиную. Все на месте. С некоторым облегчением увидел знакомые битком набитые полки, хотя знал, что снова заснуть будет не так-то легко.
   Вытянул руку, пошевелил пальцами, просто чтоб убедиться. Почти чувствовал фантомную боль в кости выше запястья, где рука была во сне перекушена. Вспомнил другие отгрызенные руки — пластмассовые кисти кукол маленькой Мелани Элер. Может быть, поэтому приснилось, что он потерял руку?
   Конечно. Можно согласиться. Но откуда ракшасы? Почему они его снова сегодня преследовали?
   Он направился на кухню выпить пива.

Среда

1

   Измотанный ночным кошмаром и прерывистым сном, Джек поздно вылез из постели, поставил пинту воды для кофе, прослушал речевую почту. Его ждали два сообщения. Первое — отцовское — он встретил со стоном.
   «Джек! Джек, ты дома? Вечно его нет на месте. Это папа. Пожалуйста, перезвони. Хочу насчет приезда поговорить».
   Насчет приезда... Известно, о чем речь. Прошлой осенью обещал навестить отца во Флориде. Уже весна, а поездка не состоялась. Не то чтобы не хочется повидать папу, просто ясна конечная цель — пристроить его к местному бизнесу, найти «что-нибудь посолидней» наладки электроприборов, которой, по отцовскому мнению, живет сейчас младший сын.
   Второй звонок от него же.
   «Джек, это папа. Не знаю, получил ли ты мое последнее сообщение, никогда не перезваниваешь, поэтому дай я тебе расскажу, что задумал».
   Он с нараставшим дурным предчувствием слушал изложение планов. Уже все устроено, дом во Флориде, где отец поселился после выхода на пенсию, остается в надежных руках, на следующей неделе он едет в Филадельфию к дочери и двум внукам, оттуда заскочит к старшему сыну в Трентон. А потом взорвалась бомба — прозвучали страшные слова, от которых сердце Джека обуял истинный ужас:
   «...а раз уж буду на северо-востоке, думаю завернуть в Нью-Йорк, провести с тобой пару дней».
   Здесь? Что за шутки?
   Он сохранил сообщение, чтоб не забыть. Потом перезвонит. Гораздо позже. В данный момент надо собраться и встретиться с Джиа и Вики за ленчем.
   Побрился, принял душ, вышел пораньше в надежде развеять туман в голове с помощью быстрой хорошей прогулки.
   Кошмар с ракшасами... будем надеяться, что тенденция не сохранится.
   Выходя, прихватил купленную для Вики книжку. Заглянул внизу, в подъезде, в свой почтовый ящик, обнаружил ежегодный циркуляр местной Малой лиги[8] насчет благотворительных взносов. Уже пора? Он всегда посылает им щедрый анонимный дар. Значит, скоро пора приступать к сбору средств.
   Срезал путь через Центральный парк, направляясь к Мидтауну, пробежал рысцой мимо озера с двумя дикими утками и селезнем, вертевшимися в поисках корма вокруг плававшей пластиковой сумки с надписью «Я люблюНью-Йорк» и латексной хирургической перчатки.
   Сегодня прохладнее, в парке не так много народу. Сидевший на одном из перекинутых через озеро мостиков парень разламывал хот-дог, деля между утками внизу на воде, ласточками и голубями на мощеной дорожке; женщина гуляла с четырьмя крошечными итальянскими борзыми в подбитых шерстью ошейниках; пронеслась, взявшись за руки, пара на роликах. Дорожка петляла вокруг огромных гранитных шаров, сорная трава вновь пробивалась в трещинах, на одном камне сверху, подстелив дождевик, сидела в позе лотоса молодая женщина, медитировала с закрытыми глазами.
   Через несколько дней парк совсем оживет, народ примется греться на солнце на этих камнях. Ивы, дубы, тополя вместе с айлантом, живучим городским сорняком ростом с доброе дерево, полностью оденутся листвой. Влюбленные будут гулять под ручку, мальчишки перебрасываться «летающими тарелками», родители катать коляски, вдоль дорожки встанут фургончики с мороженым, парочки рассядутся на скамейках рядом с отдыхающими в тени стариками.
   У статуи Шекспира Джек заметил небольшую кучку народа. Подумал сперва, что тут развернул коммерческую деятельность какой-нибудь мелкий мошенник из тех, что специализируются на сумочках «Луис Вуиттон» за тридцать пять долларов и «ролексах» за двадцать баксов, которых в последние годы практически вымели с Пятой авеню, но люди не расходились. Потом распознал в сторонке двоих дозорных, стоявших на стороже, угрюмо озирая дорожки.
   Улыбнулся — наперсточники. Любо-дорого посмотреть.
   Один из дозорных еще за пятьдесят футов заподозрил в нем легавого. Парню и его напарнику, стоявшему шагах в десяти дальше, едва стукнуло восемнадцать. Дутые куртки, широкие штаны, расшнурованные бутсалы. Тот, что поближе, чернокожий с обесцвеченными волосами, в надетой козырьком назад бейсболке, сохранял абсолютно бесстрастный вид, но Джек знал, что лазерный взгляд шустрых темных глаз анализирует его одежду, походку, манеры.
   Ты меня сильно обидишь, приняв за копа в штатском.
   Он замедлил шаг, изобразив на лице любопытство. В команде типичных наперсточников должно быть пятеро ребят. Двое на шухере, двое подставных зазывал и кидала, работающий с наперстком на карточном столике.
   Если дозорный сочтет его опасным, то крикнет: «Линяй!» — компания мигом свернется и бросится врассыпную.
   Впрочем, он, видно, выдержал экзамен, поскольку с приближением никакой тревоги не возникло. Проходя мимо, сменил шаг на вкрадчивый, вытянул шею, словно желая вступить в игру. Остановился, попятился, как бы гадая, хорошо ли примут.
   Высокий худой черный малый в синей вязаной шапке покосился на него и заорал кидале:
   — Эй, щас моя очередь! Не тебе одному забавляться! Пусти сыграть. Ты уже у меня взял сорок баксов, дай отыграться. — И повернулся к Джеку: — Эй, браток, иди глянь. Хочу банк сорвать.
   Он вопросительно оглянулся, не понимая, к нему ли относится приглашение, снова посмотрел на синюю шапку, ткнув себя пальцем в грудь.
   — Ты, ты, — кивнул синяя шапка с массивной крученой золотой цепью на шее, на которой висел огромный золотой бульдог. — Хочу, чтоб проследил, как бы кореш меня не обжулил.
   Джек нерешительно шагнул вперед.
   Другой ухмылявшийся чернокожий верзила с непокрытой головой подвинулся, освободив ему место:
   — Сюда, старик.
   Хорошо. Диспозиция прояснилась. Судя по размерам и количеству золотых колец на пальцах у парней, бизнес идет в последнее время неплохо.
   — Выигрывать не грех, — заявил кидала в центре полукруга, чернокожий хорек в синей куртке с капюшоном, склонившийся над импровизированным карточным столиком. Лет за двадцать, самый старший в команде, вожак. — Повторяю тебе — никогда не мошенничаю. Может, как раз ты меня обыграешь.