Вилсон Фрэнсис Пол. Наследники

   И чертовски непривычно. Лет в двадцать он даже не мыслил себя женатым, ведущим какой-нибудь традиционный образ жизни. Стать отцом? Невозможно!
   Все изменила близость с Джиа, любовь к Вики. Хочется, чтобы они всегда были рядом, чтобы он всегда был рядом с ними.
   Только не так это просто.
   — Хочешь сказать, поженимся?
   — Хочу сказать, поженимся. Что тут такого страшного?
   — Я говорю не о свадьбе. И конечно, не об обязательствах. Но тащиться в муниципалитет, регистрироваться под своим именем... — Он изобразил легкий приступ апоплексии. — О-о-ох!
   — Возьми какое-нибудь другое... Выберем самое подходящее к Джиа и Вики, и все. В чем проблема?
   — Разве нельзя просто жить вместе? — спросил Джек, заранее зная ответ. Ну, хотя бы покончено с вопросом о его деятельности.
   — Конечно. Как только Вики вырастет, уйдет, замуж выскочит, заживет своей жизнью. До тех пор ее мамочка не спутается ни с кем, даже с тем самым Джеком, которого Вики с мамочкой так сильно любят.
   Джиа — художница, давно живет в Манхэттене, до мозга костей горожанка, и все-таки из глубины ее существа нередко выглядывает девчонка с фермы из Айовы.
   И замечательно. Именно эта девчонка с фермы придает ей привлекательность, уникальность, превращает в настоящую Джиа.
   Проблема даже не в регистрации. Официально оформленным отношениям реально препятствует только Наладчик Джек. Ибо, как только он переберется к Джиа и Вики — или наоборот, — сразу станет уязвимым. Занимаясь такими делами, разумеется, наживаешь врагов. Как ни старайся, в определенной степени неизбежно засвечиваешься. Немало сердитых ребят знают его в лицо. Частенько то один, то другой выясняет и адрес. Дальше, как правило, следуют неприятности. Пока Джек живет один, пока изо всех сил старается не появляться на людях с теми, кто ему дорог, сердитым ребятам приходится разбираться с ним лично. Очень хорошо. Можно справиться. И он справляется. Большинство ребят никогда уже не возникают.
   Если же Джиа и Вики с ним свяжутся, охота начнется за ними.
   Как с этим справиться, совершенно неясно.
   Если кто-то из них пострадает каким-нибудь образом из-за него...
   — Хорошо, — продолжал он. — Я бросаю дела, и мы женимся. Что потом?
   — Будем жить.
   — Легко тебе говорить. Ты будешь выдумывать книжные обложки, писать картины, а я? Что мне делать в честном мире? Я больше ничего не умею.
   Джиа приподнялась на локте, внимательно на него глядя.
   — Потому что никогда ничего другого не пробовал. Джек, ты умный, изобретательный, интеллигентный мужчина с крепким телом. Можешь делать что хочешь.
   Хочу делать то, что делаю, подумал он.
   — А как же украденные игрушки? Если бы я бросил дело и мы поженились, как бы ты решила проблему? — Он игриво ее подтолкнул. — А? Как? Куда обратилась бы?
   — Попросила бы, чтобы ты их нашел.
   Джек изумленно взглянул на нее. Ни намека на каверзу, никаких признаков шутки. Абсолютно серьезно.
   — Я один из присутствующих в этой комнате вижу маленькое противоречие?
   — Нет, — сказала она. — Я лицемерка, честно признаюсь. Хочу, чтобы ты был Наладчиком Джеком исключительно для меня.
   Он лишился дара речи. Ну что тут скажешь?
   В минуту молчания из передней комнаты просочился тихий утробный смех. Он почувствовал, как рука Джиа покрылась гусиной кожей.
   — Господи боже мой! Слышишь?
   — Всего-навсего телевизор. Наш старый приятель Дуайт.
   Продолжая ретроспективный показ фильмов Дуайта Фрая, крутили «Дракулу». Перед глазами Джека во всех деталях предстал шедший сейчас эпизод, один из самых любимых на все времена: корабль, доставляющий графа в Англию, выброшен на берег, в живых остается один только Рэнфилд, выглядывает из глубокого трюма, глаза горят безумием, дикий смех гулко раскатывается по палубе.
   — Прямо мурашки по коже.
   — Точно. Старик Дуайт до того классно сыграл Рэнфилда, что раз и навсегда определил свою дальнейшую карьеру. Как только требовался персонаж, у которого далеко не все дома, звали Дуайта Фрая.
   Джиа бросила взгляд на часы:
   — Боже, время! Я же собиралась кое-что купить к Рождеству, прежде чем забирать Вики.
   — Вряд ли успеем в Вестчестер, — заметил Джек.
   — Совершенно верно. Поэтому отправимся к Шварцу.
   Он застонал.
   — Не ной.
   Она его чмокнула, скатилась с кровати, направилась в ванную.
   — Быстренько душ приму, и пойдем.
   Джек смотрел, как она проходит по комнате. Любовался ее наготой — тугие маленькие груди, длинные ноги, светлый пушок на лобке — удостоверение натуральной блондинки.
   Интересно было в увидеть ее беременной. Наверно, сказочное зрелище.
   Странно, в последнее время в голову лезут мысли о детях. С той минуты, как он в пятницу смотрел в Центре на Джиа с больным СПИДом младенцем. В глазах светится бесконечная нежность, забота... Джиа прирожденная нянька. Достаточно взглянуть на нее с Вики. Фактически мать-одиночка, она дает Вики больше десятка родителей, вместе взятых.
   Он услышал стук закрывшейся двери ванной, прислушался к шипению воды в трубах, когда открылись краны.
   Закрыл глаза, вообразив Джиа с другим младенцем... их собственным. Представил, как старится рядом с Джиа, Вики, новым крошечным существом, в котором он с ней сплавился. От подобной картины в душе вспыхнуло солнышко.
   Только, чтобы в ту картину попасть, надо менять образ жизни.
   Джек вылез из постели, выдвинул нижний ящик старого дубового комода. Покопался в разнообразных париках, усах, очках, нашлепках на нос, прочих причиндалах, пока не отыскал окладистую бороду. Вытащил из застегнутого на «молнию» пакета, осмотрел. Довольно потрепанная. Скоро придется покупать другую.
   Приложил к подбородку, взглянул в зеркало.
   Не так чтобы очень. Впрочем, с другой прической, с пробором ближе к середине, прямоугольное лицо приобрело овальную форму, изменилось до неузнаваемости.
   Ты только посмотри на себя. Чтобы выйти в город за рождественскими покупками, приходится цеплять бороду. Вечно оглядываться через плечо. Разве это жизнь?
   Если бросить дело, можно отрастить настоящую бороду и ходить куда хочешь — за одну руку держится Джиа, за другую Вики, — наплевать, черт возьми, кто их видит.
   Бросить дело...
   В конце концов, почему бы и нет? Может быть, даже пора. Предупредительных звонков хватит на дюжину жизней, но он никогда не чувствовал серьезной неотступной угрозы. Предпочитал приписывать это своему вниманию к деталям, хотя, может быть, ему просто везет. Как быть дальше — ждать смерти, жестокого увечья? Какой смысл дергать черта за хвост?
   Не валяй дурака, посоветовал внутренний голос. Бросай, пока ты наверху.
   Как всегда, голос прав.
   Как всегда, Джек не намерен следовать его советам.
   Пока, во всяком случае.

Понедельник

1

   Алисия в нерешительности стояла возле бара, щурилась в позднем утреннем свете, заглядывая внутрь сквозь забрызганное окно.
   Здесь? Джек назначил встречу у Хулио, что и написано на вывеске над дверями, только очень уж убогое заведение. Она рассчитывала на какую-нибудь шикарную таверну в Верхнем Вестсайде, однако шнырявшие туда-сюда в дверь неопрятные мужчины решительно не похожи на яппи.
   Хотела предложить ему зайти к ней в кабинет, но на этот раз он пригласил ее в свой кабинет. Ладно. Вполне справедливо. Хотя кто устраивает кабинет в баре для рабочих?
   Разве хозяин не может время от времени вымыть окно? Сквозь грязь почти ничего не видно. А то, что видно внутри в сумраке, не сильно обнадеживает.
   Видны в основном растения — паучники, аспарагусы, традесканции — все погибшие. Больше чем неживые. Хуже чем неживые. Немногочисленные еще державшиеся на стеблях коричневые свернувшиеся листья покрыты толстым слоем пыли. Что это — идеальное представление мумии о папоротниковом баре?
   В космическом пространстве между засохшими растениями полный мрак. Даже звезды не светят.
   Тем не менее, Джек дал этот адрес, велел прийти к Хулио...
   Алисия отошла от окна, огляделась по улице. Приехала в такси, поэтому не имела особой возможности проследить, не идет ли за ней тот седан. Сейчас его на дороге не видно. Может, просто фантазия разыгралась.
   Может, вообще не стоит связываться с этим самым Джеком. Не хочется еще раз описывать ситуацию, на цыпочках маневрируя между деталями, о которых допустимо и недопустимо рассказывать. А потом отвечать на вопросы... на неизбежные вопросы.
   Каждому, кто не знает того, что известно Алисии, ее поведение кажется абсолютно иррациональным. Все факты знает единственный человек на всем белом свете — Томас, — причем даже он считает ее сумасшедшей.
   На вопросы отвечать невозможно. Поэтому приходится мириться, что люди принимают ее за чокнутую.
   Желательно добавлять к их числу «просто Джека»?
   Фактически нет. С другой стороны, в данный момент совсем некуда обратиться, тогда как «просто Джек» способен, кажется, вникнуть в суть проблемы. Удалось раздобыть медицинское заключение насчет укравшего игрушки типа. Копы не преувеличили. Над ним очень старательно поработали... множественные повреждения, бесчисленные травмы. Это свидетельствует, что «просто Джек» не брезгует справедливым применением силы.
   Учитывая происшествие с Лео Вайнштейном, может быть, именно он ей и нужен.
   Смущает только мысль о возможности привести Джека к тому же концу, что и бедного Лео.
   Перебрала другие варианты, но пока самым верным был «просто Джек». Ее уже смертельно тошнило от любого упоминания о завещании и о доме, и вчера она вдруг решила окончательно распутать кошмарный клубок. Такое дело адвокат не уладит. А для Джека задача наверняка подходящая.
   Хватит ли духу к нему обратиться?
   Алисия глубоко вдохнула, взяла в руки разгулявшиеся нервы, дернула дверную ручку, шагнула внутрь.
   В ожидании, пока привыкнут глаза, услыхала, как гул голосов увял, вроде оконных растений.
   Интерьер выплывал из тьмы медленно. Сначала возникли телеэкраны, похоже, канал И-эс-пи-эн^[6] или что-нибудь вроде того, потом над стойкой бара замерцала неоновая реклама пива — «Бад», «Роллинг рок», «Миллер», никакого «Басс эль» или «Зима», — отражаясь в строе бутылок на зеркальных полках. Потом табличка над стойкой с надписью темными, врезанными в светлое дерево буквами: «Бесплатное пиво завтра».
   Потом завсегдатаи — пяток седеющих мужчин, облокотившихся на стойку бара, которые пили пиво, шумели между собой, все вдруг разом оглянулись и молча уставились на нее.
   Что это? Гей-бар? Никогда здесь не видели женщину?
   — Вы к Джеку, да?
   Алисия оглянулась на крошечного мускулистого испанца, явившегося из темноты. Карандашные усики, волнистые, гладко зализанные черные волосы. Низкий голос, живые горящие темные глаза.
   — Ммм... да. Он обещал прийти...
   — В дальнем зале. Я — Хулио. Пойдемте со мной.
   Она с облегчением направилась за ковылявшим Хулио мимо стойки бара в сгущавшуюся тьму. За спиной сразу возобновлялись беседы. Где-то у дальних столиков разглядела фигуру, прислонившуюся к стене. Фигура поднялась, Алисия узнала Джека.
   Он протянул руку:
   — Рад снова с вами встретиться, доктор.
   У нее горло перехватило при воспоминании о вернувшихся вчера игрушках. Она обеими руками стиснула его ладонь:
   — Даже не знаю, как вас благодарить. Как даже для начала отблагодарить за найденные подарки.
   — Не надо никакой благодарности. Меня наняли на работу, я ее сделал.
   Алисия почему-то засомневалась. Несмотря на сухой, сдержанный тон, она в пятницу видела его глаза, знала, как он расправился с вором. Станет разыгрывать столь рискованное и трудоемкое представление человек, просто «нанятый на работу»?
   Он предложил кофе, она отказалась. Хулио долил белую потрескавшуюся кружку Джека, оставив их наедине.
   — Все цело? — поинтересовался Джек, потягивая черный кофе.
   Она опять обратила внимание на длинные ногти на больших пальцах. Может, потом можно будет спросить, почему он их не стрижет так же коротко, как остальные.
   — Да, насколько можно судить. Персонал буквально обалдел от радости. Говорят, рождественское чудо. В газетах то же самое пишут.
   — Видел. Ладно. Дело считаем закрытым. Кстати, как там стриженый малыш? Тот, которого стошнило после нашей встречи.
   — Гектор? — переспросила она, удивляясь, что он помнит. — Да не очень-то хорошо.
   — Ох, нет! Неужели что-то серьезное?
   Как ни странно, в самом деле встревожился. Искренне.
   — Последний рентгеновский снимок грудной клетки показывает пневмонию.
   Инфильтраты в легких складываются в типичную картину пневмоцистоза, посевы свидетельствуют о присутствии болезнетворного микроорганизма. Не великий сюрприз. Pneumocystis carinii любит больных СПИДом.
   Алисия начала с внутривенных вливаний бактрима. Его предписано принимать орально для профилактики, но далеко не все приемные родители считают необходимым ежедневно давать лекарство здоровым с виду детям.
   — Он поправится?
   — Обычно лечение, которое ему назначено, помогает.
   Обычно.
   — Чем я ему могу помочь? Прислать воздушный шарик, плюшевого мишку, еще чего-нибудь?
   Хорошо бы маму, папу, а лучше всего — новую иммунную систему, подумала Алисия, но просто кивнула:
   — Было бы замечательно. У него ничего нет. Наверняка всему будет рад.
   — Ничего нет, — повторил Джек, качая головой, мрачно уставившись в чашку с кофе.
   А когда поднял на нее глаза, стало ясно, что он силится найти слова, чтобы что-то сказать о безрадостной жизни, которую пытается себе представить.
   Не старайся. Не выйдет.
   — Я вас понимаю, — сказала она.
   Он кивнул. И вздохнул.
   — Хотите обсудить какое-то личное дело?
   Да, мысленно подтвердила она. Перейдем к делу, которое ты можешь уладить.
   — Во-первых, зовите меня Алисия. Только, прежде чем браться за дело, хочу спросить насчет мертвых растений в окне. Зачем они нужны?
   Джек взглянул на окно. Неживые растения сидят там так давно, что он уже их перестал замечать.
   — Для Хулио это тотемы. Отгоняют злых духов.
   — Шутите? Каких злых духов?
   — Тех, что заказывают тонкие вина вроде шардоне.
   Алисия криво усмехнулась:
   — А, понятно. Бар для мачо... в воздухе густо пахнет тестостероном.
   — Я за Хулио не отвечаю, — пожал Джек плечами. — Он предпочитает публику определенного сорта, других старается отвадить. Иногда получается ровно наоборот. Растения привлекают нежелательных клиентов, придавая в их глазах заведению подлинную «оригинальность», что бы это ни значило. Ну, так что там у вас?
   Она вздохнула, чувствуя нарастающее напряжение. Вот мы и дошли до сути.
   — История долгая, сложная, не стану вам докучать всеми подробностями. В двух словах: два месяца назад некий Рональд Клейтон погиб в авиакатастрофе и оставил мне, черт возьми, все до последнего.
   — Кто он такой?
   — Мой родитель.
   — Отец? Соболезную...
   — Не соболезнуйте. У нас общие гены, и ничего больше. Как бы там ни было, когда мне позвонил адвокат, назначенный душеприказчиком, я ему заявила, что не нуждаюсь ни в какой движимости и недвижимости и вообще ни в чем, что связано с тем самым типом. Тогда он сообщил, что я единственная наследница.
   Джек, сидевший напротив нее за столом, поднял брови:
   — А ваша мать?
   — Умерла двадцать с лишним лет назад, и по этому поводу, если угодно, можете выразить соболезнование.
   Алисия едва помнила мать. Если бы не ее смерть... все было бы совсем по-другому...
   — Ну, в любом случае, я была ошарашена. Лет десять с ним не разговаривала. Даже не вспоминала. — Не позволяла себе вспоминать. — Сказала поверенному, что не хочу иметь ничего общего с проклятым домом, и бросила трубку.
   Джек молчал. Ждал, наверно, когда речь пойдет о «проблеме».
   Не беспокойся. Сейчас.
   — Потом позвонил мой сводный брат Томас и...
   — Постойте, сводный брат?
   — Да. На четыре года старше меня.
   — С отцовской или с материнской стороны?
   — Сын Ричарда Клейтона.
   Джек склонил голову набок.
   — Оставшийся с носом.
   — Вот именно. Не получил ни гроша.
   — Еще имеются какие-то сводные в семействе Клейтон?
   — Нет. Один Томас. Вполне достаточно, спасибо. Ну так вот, позвонил и сказал, если мне дом не нужен, он его сам бы забрал. Я говорю, нет. Говорю, передумала, нужен. И правда передумала. Решила отдать СПИД-Центру под филиал. Забудь, говорю.
   — Видно, с братом вы ладите не лучше, чем с отцом.
   — Хуже, если такое возможно. Назавтра он опять позвонил, предложил за дом два миллиона.
   Джек высоко вздернул брови:
   — Где стоит этот дом?
   — В Марри-Хилл.
   — Давайте без шуток, — улыбнулся он. — Дешево для Марри-Хилл.
   — Трехэтажный особняк. Стоит каждого пенни.
   — Пока не понимаю, зачем я вам нужен. Берите деньги и смывайтесь.
   Приближается щекотливый момент. Начинаются размышления о причине. Алисия избегала трудных вопросов — немыслимых — с бедным Лео Вайнштейном и с Джеком не намерена их обсуждать.
   — Ни за что. Я его к черту послала.
   — Знали, что ставка повысится.
   — Ничего подобного! Впрочем, действительно. Томас вновь объявился, предложив четыре миллиона. Получил тот же самый ответ. После чего заявил, что устал сам с собой торговаться, потребовал, чтобы я сама назначила «распроклятую цену», по его выражению, а я снова бросила трубку.
   — Еще раз его завернули... как бы выиграли в лотерею, а денег по билету не получили.
   — Не совсем. Понимаете, у Томаса на счете нет практически ни гроша.
   Джек подался вперед и уставился на нее. Теперь, кажется, заинтересовался.
   — Точно знаете?
   — Сначала догадывалась. То есть он после колледжа занимал в АТТ^[7] невысокую должность научного сотрудника. Кто бы дал ему такую ссуду? Поэтому я постаралась проверить и точно выяснила: никакого кредита, больше того — Томас с работы уволился примерно в то же время, как начал мне названивать.
   — Стало быть... безработный без денег сулит четыре миллиона? Не стану вас упрекать за отказ.
   — Нет, — возразила Алисия, — вы не поняли. По-моему, у него есть деньги... наличные.
   — Наличные?
   — Он предлагает наличные, обещает отдать прямо в руки или все пожертвовать на благотворительные цели по моему выбору. Как вы это объясните?
   — Либо съехал с катушек, либо за ним кто-то стоит.
   — Верно, но кто? Почему они не обращаются прямо ко мне? Зачем действовать через Томаса?
   — Разве это имеет значение? — Джек снова откинулся на спинку стула. — У вас в руках лакомый кусок недвижимости. Можете поселиться в доме, можете продать. Вам нужен не я, а налоговый инспектор.
   Алисия чувствовала, как он отстраняется, теряет интерес. И поспешила продолжить историю:
   — Да ведь я не могу там ни жить, ни продать. Как только отказала Томасу, он нанял дорогих адвокатов, чтоб оспорить завещание. Пока дело не решено, я не могу вступить во владение. Они даже добились судебного постановления о передаче дома под охрану, так что мне туда теперь и заглядывать не разрешается. — Не скажу, чтоб когда-то хотелось.
   — Для чего же его охранять?
   — Якобы кто-то туда забирается, с тех пор как он стоит пустой. Томас говорит, что хочет сберечь свою собственность, которая обязательно ему достанется после решения дела о завещании. Нанял охранников из частной фирмы.
   — Не имея при этом никаких доходов, — хмыкнул Джек. — У вас очень находчивый сводный брат.
   — Я бы так не сказала про Томаса.
   — И все-таки вам нужен не я, а ловкий адвокат.
   Алисия закусила губу. Нет, ей нужен именно он. Только чем Джек ответит на просьбу?
   Иногда выгодно отклоняться от правил, изображать интерес, иногда нет.
   Если бы Джек придерживался своих обычных непреложных законов, это свидание никогда бы не состоялось. Прежде чем встретиться лицом к лицу, он сначала беседует с потенциальным заказчиком по телефону или по электронной почте. Таким образом удается отсеивать всяких докторш Клейтон с проблемами, которые можно уладить ортодоксальными методами.
   Но, будучи уже знакомым с Алисией, согласился с ней свидеться без каких-либо предварительных предосторожностей.
   Не совсем, но почти пустая трата времени, черт побери. Единственное утешение — сама славная докторша.
   Алисия Клейтон чем-то интриговала его. У многих есть секреты. Практически все заказчики что-то скрывают. Привычное дело — правды в первый раз не услышишь. Он давно наловчился подмечать пробелы. Не знал, о чем конкретно умалчивается, но ясно видел, что о чем-то умалчивается.
   Алисия Клейтон — совсем другой случай. Ее не раскусишь. Либо она ничего не скрывает, либо скрывает настолько умело, что способна скрыть все, включая сам факт умолчания.
   Скорее последнее. Глядя на нее, сидящую напротив за столиком, угадываешь хорошую фигуру, спрятанную под пальто и толстым вязаным свитером. С такими тонкими чертами и черными-черными волосами была бы поистине потрясающей женщиной, привлекательной, стильной. Однако не хочет. Предпочитает выглядеть попроще. Скрывается.
   Ну, внешний вид — ее дело. Хотя работа у нее не блестящая.
   Вряд ли в таких заведениях чересчур много платят.
   И какая колоссальная сдержанность. Даже чрезмерная. Она почти... деревянная.
   Что еще прячет? Женщина не просто накрепко замкнута, а герметически запечатана. Для этого нужна практика. Многолетняя практика.
   Вот что интересно. Кто эта женщина, желающая все утаить?
   Ясно, впрочем, что нынче утром вряд ли удастся сорвать хоть одну печать. Поэтому следует подобающим образом завершить небольшой тет-а-тет, но Алисия вдруг потянулась к нему:
   — У меня был адвокат. В пятницу его убили.
   Джек усмехнулся. Адвокатов, которые занимаются завещаниями и прочим в том же роде, не убивают.
   — Вы хотите сказать, он погиб?
   — Нет. Я хочу сказать, его убили. Как по-вашему, что, кроме убийства, означает заложенная в автомобиль бомба?
   Джек распрямился на стуле. Об этом без конца твердили радио и ТВ.
   — Взорванная машина в Мидтауне? Это был ваш адвокат?
   Алисия кивнула:
   — В то утро мы должны были встретиться. Видно, кому-то этого не хотелось.
   Угу. Не попахивает ли слегка паранойей?
   — Почему вы считаете, что его убили из-за вас? Я читал, в машине в бардачке обнаружены следы кокаина.
   — Я достаточно насмотрелась на любителей кокаина, — отрезала она. На лице сохраняется маска, а пальцы правой руки крепко сжались в кулак. — Родители почти всех моих малышей — наркоманы. Через наркотики заражаются вирусом, передавая по наследству детям. У Лео Вайнштейна никаких признаков не заметила.
   Откинулась на спинку стула, кажется, успокоилась — с немалым, по мнению Джека, усилием.
   — Разумеется, я могу ошибаться. Но Лео не первый погибший насильственной смертью из-за этого завещания.
   Джек невольно дернулся вперед:
   — Еще один адвокат?
   — Нет, — тряхнула головой Алисия. — Придя к очевидному заключению, что Томаса кто-то науськивает, я решила выяснить, кто именно. Наняла частного сыщика, понимаете, чтоб за ним проследить, посмотреть, с кем встречается, что-то вроде телевизионного детектива. Не знаю, как бы употребила полученную информацию, но все эти увертки и тайны меня просто достали. Я имею в виду, если кому-то так уж нужен дом, почему прямо со мной не связаться? Зачем впутывать Томаса?
   — И что выяснилось?
   — Ничего. — Она просверлила его серо-стальным взглядом. — Однажды вечером, через две недели после заключения нашего договора, сыщик погиб на переходе через Восточную Семьдесят пятую улицу. Его сбила машина. И скрылась с места происшествия.
   Джек забарабанил пальцами по круглой столешнице. Ладно, может, и не паранойя. Возможно, совпадение, но после гибели двух человек, нанятых для решения некоей проблемы, никто не станет обвинять тебя в излишней подозрительности.
   Кому-то — желающему сохранить инкогнито — явно хочется завладеть домом Клейтона. Очень сильно хочется. Предлагают «назвать свою цену», получают от ворот поворот, обращаются в суд.
   Отсюда адски далеко до утверждения, будто они уничтожат каждого, кто окажется на пути. Кроме того...
   — Ладно. Двое нанятых вами помощников мертвы. Может быть, есть какая-то связь. Но давайте подумаем: если неизвестные убирают людей, которые стоят между ними и домом, почему не убрать основное препятствие — вас?
   — Будьте уверены, я с самой пятницы ночей не сплю из-за этого. Ничего не знаю о завещании. На оглашении не присутствовала. Когда наняла Лео, убитого адвоката, просто велела, чтобы документ из офиса душеприказчика отправили ему в контору. Никогда не видела распроклятой бумаги. Впрочем, дело поправимое. Теперь сама получу экземпляр, ознакомлюсь с условиями. Помню, Лео как-то обмолвился, что завещание «не совсем обычное».
   Джек с любопытством насторожился:
   — Вы когда-нибудь жили в том доме?
   Алисия не шевельнулась, но как будто отодвинулась далеко в глубь заведения Хулио.
   — До восемнадцати лет. А что?
   — Просто спрашиваю, — пожал он плечами. — Пока не понимаю, чего вы от меня хотите. Личной охраной я не занимаюсь, поэтому...