Ну, как бы там ни было, он не собирается спорить насчет поджога. Дискуссий на эту тему не будет.
   — Потому что я сам решаю, на кого работать и что делать. За это дело предпочитаю не браться.
   В течение минуты полного молчания глаза Алисии горели с такой силой, что Джек ждал взрыва. Потом она повернулась, направилась к входной двери, открыла, отступила в сторону.
   — Тогда обсуждать больше нечего. Да свидания, Джек.
   Правильно поняла. Однако, проходя мимо в дверь, он добавил:
   — Просто помните: есть другие возможности. Сделайте несколько глубоких вдохов и поразмыслите, прежде чем искать кого-то другого для этой цели.
   — Не беспокойтесь, — бросила она. — Я никого другого не буду искать.
   И захлопнула дверь.
   Джек медленно пошел вниз по лестнице. Может быть, в самом деле лучше распрощаться с Алисией Клейтон. В квартире 4А живет тяжело изувеченный человеческий отпрыск. Не хотелось бы оказаться поблизости, когда она начнет кусаться и биться о стены.
   Теперь, по крайней мере, можно полностью уделить время проблеме Хорхе. Насчет Рамиреса уже выяснилось кое-что любопытное.
   Джек оглянулся на дверь Алисии. Все-таки... есть в ней что-то притягательное. Или, лучше сказать, интригующее.
   Как там говорится — загадка, скрытая в тайне, окутанной неизвестностью? Вот что собой представляет Алисия Клейтон — загадка, скрытая в тайне, окутанной неизвестностью, в плотной оболочке из пластиковой взрывчатки.
   И с очень коротким запалом.

3

   — Мне никого искать не придется, — пробормотала Алисия, замкнув дверь и направившись к телефону. — У меня есть уже имя и номер.
   Надо позвонить сейчас же, сделать дело как можно скорее. Тот самый дом — раковая опухоль на теле города, на планете, в ее жизни.
   Единственное средство — огонь, очистительный огонь...

Среда

1

   — Ночью подскочила до 103,4, — доложила Соренсон, когда они вошли в палату Гектора. — Одна доза тайленола хорошо помогла, с тех пор температура нормальная.
   — Один скачок был? — взглянула на сестру Алисия. — Всего один?
   Джин Соренсон пролистала карту, сверилась с температурным графиком.
   — Всего один. В четыре двадцать.
   Может быть, ничего. Один скачок может быть и случайным. Будем надеяться.
   Она кивнула на гроздь воздушных шаров, прицепленную в углу у кровати.
   — Откуда это?
   — Вчера доставили. Адресовано в педиатрию Гектору с колючим ежиком. Еще плюшевый мишка. На карточке написано просто «От друга».
   Алисия села на соседнюю с Гектором койку. Тот лежал, обняв нового мишку в докторском халате.
   Джек, улыбнулась она. Не забыл.
   Погладила колючую голову.
   — Привет, Гектор.
   — Привет, доктор Элис.
   Мальчик улыбался, однако глаза его ей не понравились. Чувствуется что-то неладное.
   — Как дела, малыш?
   — Рука так и болит. Вы обещали вытащить иголку.
   — Скоро. Точно. — По-прежнему глядя на Гектора, Алисия спросила у Соренсон: — Что на последнем снимке грудной клетки?
   — Устойчивое улучшение, — сообщила сестра.
   — Анализы?
   — Кровь нормализовалась.
   Рентген и показатели улучшаются, но невозможно отделаться от нехорошего ощущения. Она научилась ему доверять. Иногда надо отбрасывать накопленные за годы учебы знания, опыт составления исчерпывающих историй болезни, тщательного физического обследования, умелого чтения результатов анализов и поверить инстинкту. Порой достаточно взглянуть на пациента, чтобы почувствовать нечто неописуемое словами.
   Она прослушала легкие ребенка, прощупала лимфатические узлы, живот. Все нормально.
   Озабоченная, изобразила улыбку для Гектора, снова погладила по голове.
   — Залежался ты тут. Скоро мы тебя выпустим. — Поднявшись, Алисия обратилась к Соренсон: — Сделайте еще снимок грудной клетки, общий анализ крови, мочи и посевы.
   Поймала вопросительный взгляд сестры по дороге к дверям.
   — Надеюсь, что я ошибаюсь, — тихо сказала она, — только чувствую: Гектор готовит нам неприятный сюрприз.

2

   В кабинете Алисии запищал телефон, она нажала кнопку интеркома.
   — Звонит детектив Мэтьюс, — сообщил Реймонд. — Хочет поговорить.
   Она замерла. Рефлекторно. Не может Мэтьюс знать о встрече с поджигателем вчера вечером. Ей самой известно одно имя... Бенни. Похоже, ни у кого из возникших в последнее время новых знакомых фамилии не имеется. Обещал наведаться по адресу и связаться с ней. С той минуты она постоянно буквально и фигурально посматривает через плечо.
   Чего же надо Мэтьюсу? Раскопал уже что-нибудь насчет Флойда Стивенса?
   — Соедините.
   — Это не тот самый коп, что был вчера по поводу...
   — Тот самый.
   — Ладно. Говорите.
   Алисия переключилась.
   — Доброе утро, детектив.
   — Уилл, не забыли?
   — Ох, правда, забыла, — соврала она. Не хочется становиться с ним на короткую ногу. — Чем могу помочь... Уилл?
   — Я тут, как обещал, поинтересовался одним вашим знакомым.
   Она стиснула трубку, надеясь, что этот знакомый — не Бенни. Прокашлялась.
   — Каким?
   — Тем, с которым у вас недавно случился небольшой конфликт.
   Флойд Стивенс. Почему имя не упоминается?
   — Правда? Удачно?
   — О да. По-моему, результаты вас заинтересуют.
   — Действительно? — Алисия склонилась над столом, вдруг обрадовавшись звонку. — И что же удалось разузнать?
   — Не хотелось бы по телефону. Может быть, согласитесь на ленч, и я вам все выложу.
   Она сдержала стон, закрыв глаза. Заинтересован. Решительно заинтересован.
   А она нет. У нее нет ни времени, ни душевных сил для личных взаимоотношений с Уиллом Мэтьюсом, равно как и со всяким прочим. Особенно сейчас.
   Впрочем, даже в лучшие времена, даже с наилучшими намерениями любые взаимоотношения почему-то, каким-то образом непременно заканчиваются катастрофой.
   С другой стороны, неудобно отказываться. Он явно для нее старается, бегает, тратит время. Хотя бы согласиться на ленч она просто обязана. Дальше дело не пойдет. Надо дать ему знать, что она не свободна. Правильно. Связана серьезными, прочными отношениями.
   Вдобавок вчера звонил юрист из больничного совета с сообщением о своей беседе с адвокатом Флойда Стивенса, изложившим претензии, которые он собирается предъявить Алисии и больнице, если она не снимет обвинений с его клиента. Совет рассматривает вопрос.
   С той минуты у нее все внутренности сжаты в тугой комок.
   — Хорошо. Только быстро. Я по уши завалена бумагами.
   — Быстро и вкусно, — сказал он. — Обещаю.
   Договорились встретиться в «Эль-Кихоте» в полпервого.
   Алисия положила трубку, уставилась на лежавший на столе конверт, доставленный срочной почтой «Федерал экспресс». Собиралась сегодня во время обеденного перерыва читать присланный сюда вчера из конторы Лео Вайнштейна экземпляр завещания. С тяжелым чувством безнадежности припомнилось замечание, прозвучавшее в понедельник из уст Джека: если Томасу и его покровителям хватило решимости и жестокости взорвать на ее глазах адвоката, почему она остается целой и невредимой?
   Чертовски хороший вопрос. А ответ, возможно, лежит в этом самом вчерашнем конверте, рядом, в нескольких дюймах.
   Была надежда утром взглянуть, но она слишком долго сидела в больнице у Гектора. Еще ждет результатов последних анализов.
   Может быть, после ленча удастся выкроить на завещание несколько минут.

3

   Алисия решила пешком идти в ресторан, чтоб подробно продумать историю прочных, серьезных взаимоотношений. Хотелось накрепко запечатлеть в памяти детали, небрежно вставляя в беседу с Мэтьюсом в подходящий момент.
   Посмотрим... Мужчина в моей жизни... Сначала дадим ему имя.
   Бросила какую-то мелочь в мешок Санты на тротуаре, оглядела магазинные витрины в поисках вдохновения. Кажется, в этом квартале английские имена скорее исключение, чем правило. Хосе Эррера на вывеске магазина одежды.
   Ладно. Надо с ним что-нибудь сделать. Нехорошо, если детектив Мэтьюс выйдет из ресторана и увидит на вывеске имя моего возлюбленного. Переделаем на английский лад: Джозеф Эрман. Здорово. Чем же он занимается? Тем, для чего приходится часто уезжать из города. Импортер. Хорошо. А чего импортирует?
   Повернув на Двадцать третью улицу, она прошла мимо магазина с компьютерами, пейджерами, телефонами, увидела в витрине богатую россыпь всевозможной аппаратуры.
   Вот чего: электронику. Мой друг Джозеф Эрман импортирует с Дальнего Востока сотовые телефоны, видео, компьютерные игры и тому подобное. Постоянные разъезды омрачают наши отношения, но мы глубоко друг к другу привязаны и поженимся, как только он наладит линии поставки и перестанет колесить по свету.
   Тут в глаза бросился козырек «Эль-Кихота». Алисия проходила мимо бесчисленное множество раз, но никогда даже не думала зайти поесть именно из-за этого облезлого металлического навеса, выкрашенного в какие-то жуткие красные и желтые цвета. Ресторан приткнулся под примечательным отелем «Челси», красный кирпичный фасад которого с балкончиками, обнесенными коваными решетками, был бы гораздо уместней в Новом Орлеане. Сам ресторан далеко не так привлекателен. С виду совсем... старомодный.
   Войдя внутрь, она увидела слева длинную стойку бара. Справа обеденный зал. Интерьер полностью соответствует внешнему виду. Старомодный, традиционный. Высокие потолки, белые полотняные скатерти, на стене фальшивые фрески на темы Сервантеса. Интересно, менялось ли оформление с сороковых годов? Почему-то сумрачно, даже при лившемся в фасадное окно дневном свете. Как ни странно, уютно, приятно.
   От стойки к ней направился мужчина. Детектив Мэтьюс. В полушинели, ни много ни мало.
   — Привет, — улыбнулся он. — Я столик заказал.
   Очень уж ему идет улыбка. Алисия протянула руку:
   — Детек...
   — Ох-ох-ох, — погрозил он поднятым пальцем. — Снова забыли? Уилл.
   — Хорошо, Уилл. — Она глубоко вздохнула. Знала, чего он ждет. И уступила: — Только если вы будете меня звать Алисией.
   Улыбка стала еще шире.
   — С удовольствием, Алисия. Позвольте взять ваше пальто.
   Сбрасывая всепогодное пальтецо, она понадеялась, что не вводит его в заблуждение. Хотя парень с виду порядочный. Что тут плохого?
   Мэтьюс сдал оба пальто и махнул метрдотелю, который повел их через обеденный зал в дальний угол.
   Не в силах ничего больше выдумать, Алисия заметила:
   — Здесь очень мило.
   — Никогда раньше не были?
   Она качнула головой:
   — Ем обычно за письменным столом и дома стараюсь закусывать поскорей и полегче. Нечасто хожу обедать.
   Потому что не люблю сидеть в одиночестве за ресторанным столиком.
   Он вдруг нахмурился:
   — Я только что сообразил: надо было сначала спросить, любите ли вы чеснок. Если нет, лучше пойдем в другое место.
   — Чеснок я люблю. Хотя мексиканскую кухню не очень...
   — А здесь кухня испанская, не мексиканская.
   — Ну конечно, — сморщилась Алисия. — «Эль-Кихот», можно было догадаться. Но, прожив столько лет в Южной Калифорнии, любой ресторан на «эль» автоматически принимаешь за мексиканский.
   — Столько лет? Я думал, вы живете в Нью-Йорке.
   — Жила. И опять живу. Родилась здесь и выросла. В восемнадцать лет уехала в университет в Южную Калифорнию и десять лет тут не бывала.
   Она не стала рассказывать, что собиралась поступить в университет на Гавайях — дальше всего от Нью-Йорка, от дома на Тридцать восьмой улице и все-таки в Соединенных Штатах. Однако университет Южной Калифорнии предлагал больше финансовых льгот, поэтому остановилась на нем.
   Явился официант.
   — Попробуйте креветок в зеленом соусе, — посоветовал Мэтьюс. — Лучшее блюдо в меню, если чеснок любите.
   Алисия заказала, добавив диетическую пепси. Он попросил пива.
   В ожидании расспрашивал о жизни на Западном побережье, она чувствовала, как успокаивается, рассказывая о себе. Пока вопросы не касаются жизни до отъезда. Подготовительные медицинские курсы, институт, стажировка... тяжелые, но хорошие годы.
   Уехала из Нью-Йорка одним человеком, приехала в Калифорнию совсем другим. У той новой Алисии не было прошлого, никаких ни перед кем обязательств. Вышла из самолета заново родившейся, творением своих собственных рук.
   Воспользовавшись принесенным заказом — металлической миской, полной крупных розовых креветок в соусе из зеленого лайма, — она сменила тему:
   — Ну, хватит обо мне. Как насчет Флойда Стивенса?
   — Сначала попробуйте, — предложил Мэтьюс, накладывая ей на тарелку щедрую порцию. — Зачем портить вкусное блюдо разговорами о подонке.
   Алисия удержалась от раздраженного ответа. Она пришла сюда не ради еды, а за информацией, черт побери. Вместо этого разломила креветку вилкой пополам и попробовала. Боже, как вкусно. Просто невероятно. Быстро умяла вторую половинку. Даже не знала, как сильно проголодалась.
   — Ну? — спросил он, внимательно на нее глядя. — Что скажете?
   — Божественно, — признала она. — И правда, так вкусно, что никакие известия не испортят.
   — Ладно, — вздохнул детектив. — Вот что мне удалось разузнать: похоже, красавчика Флойда не впервые застукивают с ребенком. Стоило немалых трудов, но я откопал на него еще три заявления.
   Алисия воспрянула духом:
   — Значит, на него есть досье... несколько случаев педофилии. Проклятье, как мы вообще могли пустить его в Центр?
   — Притормозите. Нет никакого досье. Все жалобы отозваны.
   — Отозваны? Все?
   Он кивнул, медленно жуя.
   — Видно, с финансами у него полный порядок. Сделал кучу денег на Уолл-стрит в восьмидесятых, ушел на покой молодым миллионером, располагая массой свободного времени и питая нездоровую страсть к ребятишкам.
   Несмотря на вкусную еду, у Алисии пропал аппетит.
   — Откупается.
   — Или угрожает, как в вашем случае. Нашел себе в адвокаты истинную акулу. Поганый сукин сын любит хватать за горло.
   — Иными словами, не просто пустые угрозы?
   — Боюсь, что нет.
   — Вы мне действительно скрасили день.
   — Простите. Но по-моему, вы должны знать, с чем столкнулись.
   — Пожалуй, и так уже знаю. Файнмен вчера звонил.
   — Что сказал?
   — В основном то, что вы уже слышали. Следующие несколько лет — от трех до пяти — мне придется бегать по судам, выкладывая на судебные издержки каждое заработанное пенни, потом до конца трудовой жизни оплачивать нанесенный физический и моральный ущерб, который, по его убеждению, признает суд, оправдывая клиента. Конечно, всего этого можно избежать, если я прозрею, осознаю страшную ошибку и сниму обвинения.
   — Славный малый. Вот вам подтверждение, что адвокаты заслуживают своих клиентов.
   Алисия откинулась на стуле, борясь с приливом отчаяния, прокручивая в голове разумные соображения. Канесса физически не пострадала, не настолько сознательна, чтобы долго страдать от психической травмы. В конце концов, Флойд Стивенс навсегда изгнан из Центра, детей от него оградили. Может быть, после побоев опомнится, испугается, больше не будет распускать руки.
   Сам факт допущения подобных соображений ее еще сильней расстроил.
   — С вами все в порядке?
   — Нет.
   — Знаете, что вы сделаете?
   Алисия уставилась на него:
   — Что я, по-вашему, сделаю?
   Он посмотрел ей прямо в глаза:
   — Хоть я с вами недавно знаком, даже не могу представить ничего другого. Не отступитесь.
   На нее вдруг накатила теплая волна, хлынувшая от сидевшего напротив фактически чужого мужчины. Она никогда не сдается. Можно, наверно, в чем-то уступить, но в данном случае — никогда, и детектив Мэтьюс это понял. Почему-то — абсолютно неясно почему — Алисия улыбнулась:
   — Откуда вы знаете?
   — Не знаю. Просто чувствую. Отчасти именно это мне в вас очень нравится.
   Угу. Вот оно, вышло наружу, шлепнулось на стол. Не будем обращать внимания.
   — Считаете меня сумасшедшей?
   — Нет. Принципиальной.
   Ох, если в дело было в принципах. Если бы было так просто.
   Он склонился над столом, обеими ладонями накрыл ее руку.
   — Знайте, я восхищаюсь вами. И помните: в этом деле вы не одиноки. Еще кое-что можно сделать.
   — Например?
   — Я немало усвоил в отделе нравов. Во-первых, педофилы от своих пристрастий не отказываются. Они неизлечимы. Тюремный срок, проведенные на нарах годы среди полчищ преступников — ничто их не исправит. Как только им покажется, будто никто их не видит, иногда даже подозревая, что видят, начинают охотиться за добычей.
   — Компульсивное побуждение. — Алисии все об этом известно.
   — Точно. И это может пойти нам на пользу.
   Нам? Это уже его личное дело?
   Полегче, одернула она себя. Ему точно так же хочется прищучить гада. Не отбрыкивайся. Он хочет помочь. И пускай помогает.
   Неясно, почему так трудно решиться. Возможно, потому, что долгие годы справлялась самостоятельно, ни от кого помощи не принимала, сама решала все вопросы, улаживала все проблемы. Неужели поэтому предложение помочь кажется почти... вмешательством в личную жизнь?
   — Каким образом?
   — Предоставьте дело мне, — улыбнулся он.
   Алисия выпрямилась, обнаружила, что тоже улыбается.
   — Знаете, Уилл, кажется, ко мне вернулся аппетит.
   Ох, нет. Неужели она назвала его Уиллом? С чего бы?
   Но действительно снова чувствовала голод. И была вынуждена признать, что мысль иметь кого-то на своей стороне приятна.
   Они прикончили креветок с зеленым соусом, поспорили, кому платить. Уилл победил — руки у него длиннее, успел выхватить счет. Расставаясь в дверях, обещал держать связь.
   Только на полпути к Центру Алисия вспомнила, что так и не упомянула о своих серьезных, прочных отношениях с без конца разъезжающим импортером Джозефом Эрманом.

4

   Прежде чем перебрать кипу нагромоздившихся на столе сообщений, поступивших в ее отсутствие, Алисия прослушала личный автоответчик.
   «Это Бенни. Перезвоните». И номер.
   Пульс зачастил. Поджигатель. Она закрыла дверь кабинета и сразу набрала номер.
   — Да? — сказал тот же голос.
   На фоне слышен шум дорожного движения. Говорит, разумеется, из автомата.
   — Бенни? Вы просили перезвонить.
   — Угу. Насчет Марри-Хилл, правильно?
   — Верно.
   — Угу. Можно.
   — Хорошо. Только мне нужно еще кое-что. — Ее беспокоило замечание Джека, что пожар может охватить весь квартал. — Нельзя допустить распространения.
   — Без проблем. Вы со спецом имеете дело. Заварится внутри, по очереди раскурится в пепел, прежде чем выйдет наружу. К тому времени водовозы подъедут, если нет, я сам вызову. Вот так вот. Хирургическая операция. Лучше не придумаешь.
   — Уверены? Абсолютно? Никто не пострадает?
   — Гарантия. Конфетка. Не успеете глазом моргнуть, начнете пересчитывать денежки.
   Бенни, видно, решил, что она это делает ради страховки. Ну и ладно.
   — Отлично.
   — Только мне сегодня же вечером свои хотелось бы пересчитать. Как договаривались. Половину вперед, половину на другое утро. Наличными, ясно?
   — Знаю.
   На гонорар Бенни уйдет почти все. Стоит ли? Действительно ли ей это надо?
   Да.
   — Где встретимся?

5

   Алисия стояла на стуле, вглядываясь в ночь сквозь световой фонарь. На северо-восток. В сторону Марри-Хилл.
   Бенни обещал сделать дело нынче ночью.
   — У меня другой заказ ближе к жилым кварталам, — сообщил он. — Чего ждать? У вас пусто. Все готово. Конфетка.
   Другой заказ ждет... видно, поджигательский бизнес переживает настоящий бум.
   За спиной заквакала, зачирикала полицейская рация, купленная нынче днем по дороге домой. Какая-то перестрелка рядом с Мэдисон-сквер-гарден. Не то, что хотелось услышать.
   Сообщается о задымлении в доме на Восточной Тридцать восьмой.
   Вот что нужно.
   Алисия знала, что никогда не увидит отсюда ни дыма, ни пламени, но что-то все равно тянуло к окну. Будет стоять здесь, щурясь в темноту, пока рация не подаст сигнал тревоги. Тогда побежит вниз по лестнице, схватит такси до Марри-Хилл, остановится на Тридцать восьмой, глядя, как пламя пожирает дом на тротуаре.
   Дрожь пробежала по телу, она пошатнулась на стуле. Вцепилась в оконную раму, закрыла глаза. Взвинченные нервы натянуты до предела. Просто не приспособлена к таким делам.
   Боже, что я наделала? Действительно наняла человека сжечь дом. Из ума выжила?
   Иногда кажется, да.
   Сегодня, выкроив наконец время прочесть завещание, Алисия призадумалась, не передается ли сумасшествие по семейной линии. Лео Вайнштейн обронил мимоходом, что завещание довольно необычное, но было даже невозможно представить, насколько необычное.
   Прочитав бумагу, узнала ответ на вопрос Джека, почему нанятые ею люди погибают, а она остается целой и невредимой.
   И теперь больше прежнего убеждена, что единственное решение — уничтожить дом.
   После этого она избавится от кусающих за пятки адвокатов Томаса. А если получит страховку, пожертвует Центру.
   Из ее мира навсегда исчезнет тот дом и все, что с ним связано.

6

   — Порядок, — буркнул Кенни, спускаясь по лестнице. — Завалил в фургон. Чего дальше?
   Сэм Бейкер стоял в конусе света в подвале дома Клейтона, вытирая о коврик окровавленное лезвие длинного ножа. Надо бы отхватить от Кенни кусок и скормить ему самому за то, что так облажался сегодня. Да ведь Кенни родня, сын его собственной старшей сестры, широкоплечий двадцатипятилетний оболтус с материнскими рыжими волосами, а родню нельзя резать, даже если она того заслуживает.
   Кенни вместе с напарником будут иначе наказаны.
   — Дальше много чего, Кенни. Во-первых, вы с Моттом лишаетесь пяти процентов наградных.
   Кенни вытаращил глаза.
   — Пяти процентов? За что, твою мать?
   — За то, что пропустили сукиного сына.
   — Черт побери, старик, мы ж его повязали!
   — Да, когда он уже был в доме и взялся за дело. Если бы ты не унюхал бензин, дом целиком превратился бы в дым, а мы бы лишились доходного места. — Бейкер нацелил нож Кенни в грудь. — Прежде всего, он не должен был тут оказаться.
   — Парень, видно, какой-нибудь фокусник. Мы его даже не видели, хотя, клянусь, ворон не считали.
   — Клянись чем угодно, только не жди сочувствия от остальных ребят. Если с домом что-нибудь случится, они потеряют все сто процентов гонорара. Ты тоже. Может, поэтому будешь плясать на цыпочках в очередную смену.
   — Обижаешь, Сэм.
   — Не расстраивайся. Я позабочусь, чтоб бабушка все получила.
   Кенни недовольно скривился:
   — Ну правильно. Думаешь, докумекает прислать мне в открытке спасибо?
   Внезапно взбесившись, Сэм схватил Кенни за ворот рубашки, рванул к себе. Родня не родня, можно сплясать чечетку на башке племянника.
   — Выбирай выражения, когда говоришь о собственной бабушке, парень. Понял?
   Кенни потупил глаза и кивнул:
   — Виноват. Пошутил.
   Сэм его выпустил.
   — Надеюсь. Ну, тащи наверх остатки горючего, жди остальных.
   Кенни затопал вверх по лестнице, Бейкер оглядел подвал, качая головой. Еле-еле успели. Черт возьми, еле-еле. Проклятье, он едва не наделал в штаны, когда позвонил Кенни и сообщил о пойманном в доме жучке-поджигателе. Примчавшись, увидел слизняка с мордочкой как у хорька, привязанного к стулу в подвале. По внутренним карманам куртки рассована пара галлонов горючего в бутылках по кварте.
   Долго его раскалывать не пришлось. Поразительно, до чего убедителен нож с тонким бритвенным лезвием. Пара широких ленточек кожи — речи льются потоком. Поджигатель признался: наняла какая-то девка. До последней капли соответствующая описанию малышки Клейтон.
   Дерьмо!
   Разве сучка не соображает, когда надо идти на попятный? Чем еще ее напугать?
   От ярости Бейкер немножко лишился рассудка. Схватил подвернувшийся под руку пистолет, начал палить во все стороны. По-настоящему чистенько разнес поджигателю черепушку. Тот отключился намертво. Может быть, никогда уже не очнется.
   Бейкер было собрался позвонить Кемалю, потом передумал. Старичок араб оказывается слабаком. Только посмотрите, какой хай поднял из-за аккуратненькой бомбочки в автомобиле. Наверняка чокнется, если услышит, как Бейкер намерен разделаться с поджигателем.
   Кемаль просто не понимает. Проблемы пинком не отбрасывают, а искореняют. Чтоб больше не возникали.
   Вроде вот этого поджигателя.
   Парень получил урок, возможно последний. Но этого недостаточно. Надо отправить малышке Клейтон еще одно предупреждение. Мало ей раздавленного на дороге частного сыщика. Мало взлетевшего на воздух на ее глазах адвоката. Может, в третий раз произойдет чудо.
   Однако не стоит действовать в одиночку. Надо собрать всю команду, восемь человек. Учитывая растущее число трупов, пора принять кое-какие меры предосторожности. Всех повязать. Кругом поднять ставки.
   Бейкер знает: ребята крутые и стойкие. Не такого калибра, как парни из спецотрядов, с которыми он был в начале семидесятых в Лаосе и Камбодже, но дело свое знают глухо. Сплошь ветераны-наемники, служившие в Центральной Америке, Африке и Персидском заливе. Он много лет их использовал для грязной работы по доставке наркоты из Центральной Америки, нанимаясь на службу к разнообразным авантюристам из Медельина и Кали.