Страница:
Фрэнсис Пол Вилсон
Наследники
* * *
За техническую консультацию большое спасибо писателю Симеону Гарфинкелю, знатоку металлоконструкций, проводки и пр., настоящему, как перед Богом, (бывшему) хакеру, лазавшему по всевозможным постройкам. Джек пользуется разнообразными вариантами Метода Гарфинкеля, занимаясь серфингом на лифте.Моей жене и первой читательнице — Мэри.
Докторам медицины Джо Богдану и Дафне Кешишьян за сведения о детском СПИДе.
Служащим магазина WB в 1-м округе: помните 26 сентября 1996 года в Олбани?
За щедрую профессиональную редакторскую помощь: Элизабет Монтелеоне, которая проницательно во всех деталях видит любой персонаж; тонкому психологу Стивену Спруиллу; Диэдре Лонза за мастерский набор, правку и вкуснейшее печенье; Элу Цукерману — маэстро.
Замечание автора
Джек вернулся.
Ни на один из семнадцати своих романов я не получал столько откликов, как на «Могилу». Она публикуется с 1984 года, а ко мне до сих пор идет нескончаемый поток писем с одним и тем же вопросом: когда вернется Наладчик Джек?
Собственно, я раз пять выводил его в рассказах, новеллах и в качестве второстепенного персонажа в «Ночном мире». Но еще ни разу не посвящал отдельной книги.
Почему после «Могилы» не появилось ни одного романа о Наладчике Джеке? По многим причинам. Во-первых, Джек для меня — особенный персонаж. Не желая им злоупотреблять, я придерживал его, выпускал в экстренных случаях, снова прятал в ожидании подходящих обстоятельств, когда он удостоится целого произведения.
И вот перед вами «Наследники».
Самое замечательное: выяснилось, что мне с Джеком по-прежнему приятно работать. Мы собираемся как-нибудь это проделать еще разок. Обещаю взяться за дело, не выжидая следующих десяти с половиной лет. (Знаете, никто не молодеет.)
Примечание: на Седьмой авеню у Сент-Винсента нет никакого Центра для детей, больных СПИДом. Я его выдумал. Хотя, к несчастью, не выдумал нуждающихся в нем малышей.
http://www.repairmanjack.com
Ни на один из семнадцати своих романов я не получал столько откликов, как на «Могилу». Она публикуется с 1984 года, а ко мне до сих пор идет нескончаемый поток писем с одним и тем же вопросом: когда вернется Наладчик Джек?
Собственно, я раз пять выводил его в рассказах, новеллах и в качестве второстепенного персонажа в «Ночном мире». Но еще ни разу не посвящал отдельной книги.
Почему после «Могилы» не появилось ни одного романа о Наладчике Джеке? По многим причинам. Во-первых, Джек для меня — особенный персонаж. Не желая им злоупотреблять, я придерживал его, выпускал в экстренных случаях, снова прятал в ожидании подходящих обстоятельств, когда он удостоится целого произведения.
И вот перед вами «Наследники».
Самое замечательное: выяснилось, что мне с Джеком по-прежнему приятно работать. Мы собираемся как-нибудь это проделать еще разок. Обещаю взяться за дело, не выжидая следующих десяти с половиной лет. (Знаете, никто не молодеет.)
Примечание: на Седьмой авеню у Сент-Винсента нет никакого Центра для детей, больных СПИДом. Я его выдумал. Хотя, к несчастью, не выдумал нуждающихся в нем малышей.
http://www.repairmanjack.com
Пятница
1
— Эй, полегче! — крикнула Алисия, когда такси шарахнулось влево, обгоняя фургон «Нинекс», тащившийся вверх по Мэдисон-авеню. — Я вовсе не так сильно спешу!
Шофер, с курчавыми черными волосами, усами Саддама Хусейна, смуглой кожей, словно не слышал. Бросил машину через два ряда влево, через три вправо, ударил по тормозам, газанул, тормознул, газанул — Алисия прыгала взад и вперед, вправо и влево на заднем сиденье, — вильнул, уклоняясь от столкновения с другим бешеным желтым такси, точно так же маниакально пытавшимся прорваться сквозь утренний трафик.
Чистый выигрыш в нашу пользу — целый корпус. Возможно, что в пользу.
Она забарабанила в запотевшую поцарапанную пластиковую перегородку:
— Тише, черт побери! Я хочу доехать в целости и сохранности.
Шофер проигнорировал. Только прибавил скорости, если такое возможно, как бы ведя личную войну с каждой другой машиной в Манхэттене. Боже, храни пешеходов.
Следовало бы привыкнуть. Она росла в Манхэттене. Хотя не бывала давненько. В восемнадцать уехала в колледж, училась в медицинской школе, специализировалась по педиатрическим и инфекционным заболеваниям. Не хотела возвращаться туда, где прежде обитало чудовище и до сих пор жил ее сводный брат Томас, но, получив из Сент-Винсента баснословное предложение, не смогла отказаться.
Поэтому теперь, спустя год с небольшим, еще не свыклась с переменами в городе. Кто бы поверил в возможность расчистить грязь, как бы навечно налипшую на Таймс-сквер?
А таксисты? Что с ними стряслось? Шоферы всегда были нахальными, дерзкими, и прежде в этом городе приходилось поглядывать по сторонам, тем не менее новая поросль — истинные маньяки.
Наконец домчались до сороковых улиц.
Почти приехали. В конце концов, может, завтра удастся увидеть рассвет.
Однако на подъезде к Сорок восьмой она обратила внимание, что такси по-прежнему держится в центральном ряду и прибавляет скорость. Сначала подумала, будто шофер проскочил поворот, потом разглядела просвет через два ряда справа за разрисованным грузовым фургоном и чуть-чуть впереди отходившего от бровки тротуара автобуса.
— Нет! — закричала Алисия. — Пожалуйста! Неужели вы собираетесь...
Таксист собирался. И выполнил свое намерение, еле-еле успев. Автобус заскрежетал тормозами и оглушительно загудел.
Машина юркнула на свободный клочок Сорок восьмой, лихорадочно дернулась к тротуару направо. Рывком остановилась там, где сказала Алисия, усаживаясь на заднее сиденье в Гринвич-Виллидж.
— Шесть семьдесят пять, — потребовал шофер.
Она сидела, кипя от злости, желая, чтобы хватило сил разбить перегородку и удавить его. Сил не хватило. Впрочем, в отместку можно дать ему отведать его же собственной микстуры.
Алисия медленно, дюйм за дюймом, подвинулась к дверце со стороны тротуара, открыла с величайшей осторожностью, не спеша вылезла. Вытащила бумажник, принялась старательно звякать мелочью. Мелочи набиралось доллара на два. Даймами и никелями отсчитала доллар семьдесят пять.
— Ну, леди, — буркнул таксист, наклонившись через спинку пассажирского сиденья и глядя на нее в окно, — у меня не целый день в запасе.
Алисия притворилась, будто не слышит, неторопливо вытаскивая из бумажника пять долларовых бумажек... одну за другой... Наконец, держа в руке ровно шесть семьдесят пять, протянула в окно.
И замерла в ожидании.
Долго ждать не пришлось — максимум через три секунды таксист выскочил из своей дверцы, глядя на нее поверх крыши такси.
— Эй! А на чай?
— Простите? — вежливо извинилась она. — Не расслышала.
— На чай, леди?
— Извините, — повторила Алисия, приложив руку к уху. — Вижу, губы шевелятся, да только ни слова не слышу. Чаю выпить хотите?
— Чаевые где, черт побери! Чаевые! Будь я проклят, мои чаевые за ездку!
— Понравилась ли мне поездка? — переспросила она и ледяным тоном продолжила: — По десятибалльной шкале нулевая оценка... в точности равная чаевым.
Он было собрался выйти из-за машины, видно, думая припугнуть худенькую бледную женщину с тонкими чертами лица и черными глянцевыми волосами, но Алисия держалась стойко. Таксист метнул в нее угрожающий взгляд, снова шмыгнул за руль.
Отворачиваясь, она услышала, как он нечленораздельно выругался, хлопнул дверцей и, скрипнув горелой резиной, помчался вперед.
Квиты, заключила Алисия, чувствуя, как испаряется злость. Тем не менее, дурное начало чудесного зимнего дня.
Впрочем, забудем об этом. Перед встречей с Лео Вайнштейном не стоит расстраиваться из-за всяких сдуревших таксистов.
Наконец нашелся адвокат, не побоявшийся связываться с солидной юридической фирмой. Все остальные, к кому она обращалась — при своих ограниченных денежных средствах, — демонстрировали, пожалуй, несколько чрезмерный благоговейный ужас, услыхав имена Хинчбергера, Рейни и Герана. Кроме Вайнштейна, который ничуть не смутился. От корки до корки прочел завещание, через день выдал полдюжины предложений, посредством которых намеревался припечь крупных деятелей.
— Отец оставил вам дом, — констатировал он. — Не могут они вас туда не пускать. Предоставьте мне действовать.
Именно так Алисия и сделала. Теперь хотела взглянуть, чего он добился, завалив Хинчбергера, Рейни и Герана целой кучей бумаг.
Услышав позади гудок, окаменела на месте. Если снова тот самый таксист...
Оглянулась и успокоилась, видя, как Лео Вайнштейн машет в открытое окно серебристого «лексуса». Не расслышав, подошла, поздоровалась:
— Доброе утро.
— Извините за опоздание, — сказал адвокат. — Лонг-айлендское скоростное шоссе сплошь забито. Дайте только добраться вон до того гаража, и я в полном вашем распоряжении.
— Ради бога.
Она почти дошла до парадного подъезда здания, где находилась контора Каттера и Вайнштейна, когда позади громыхнул оглушительный взрыв. Звуковая волна ударила в спину гигантской рукой, чуть не сбив ее с ног.
Обернувшись, Алисия увидела рвущийся в небо посреди квартала огненный шар, летавшие вокруг пылающие куски металла. Со скрежетом тормозили машины, прохожие шарахались с тротуара под сверкавшими повсюду осколками оконных стекол. Она увернулась от дымившегося почерневшего автомобильного капота, который рухнул и покатился прямо ей под ноги.
С перехваченным от леденящего страха дыханием разглядела фирменную эмблему «лексуса».
Завертела головой, ища автомобиль Лео... которого нигде не было.
— Ох, нет, — простонала Алисия. — Боже мой, нет!
Поспешно пробежала несколько шагов на ватных ногах, стремясь чем-то помочь, но на месте, где стояла машина секунду назад, ничего не осталось, кроме обугленного асфальта.
— О господи, Лео, — задохнулась она. — Ох, это я виновата!
Нечем дышать. Куда делся весь воздух? Надо убираться отсюда.
Заставила оцепеневшее тело вернуться на тротуар, побрела, спотыкаясь, подальше от дыма и пламени катастрофы. Остановилась, выйдя на Мэдисон-авеню, прислонилась, тяжело дыша, к столбу светофора. Отдышалась, огляделась.
Уже слетались стервятники, устремлялись к огню, любопытствуя, что стряслось. Неподалеку завыли сирены.
Нельзя тут оставаться. Вайнштейну теперь не поможешь, а записываться в свидетели никак не желательно. Вдруг полиции взбредет в голову, будто она что-то скрывает, вдруг начнет копаться в прошлом, в родственных связях. Это недопустимо. Невыносимо.
Такси искать не стала — не могла находиться в замкнутом пространстве. Ей нужен простор, свет, воздух. Свернула к деловой части города.
Бедный Лео!
Шла и шла, шмыгая носом, переставляя ноги с максимально допустимой скоростью в туфлях без каблука. Но, даже износив башмаки, не избавиться от чувства вины, от ужасного подозрения о своей загадочной причастности к гибели Лео Вайнштейна.
Шофер, с курчавыми черными волосами, усами Саддама Хусейна, смуглой кожей, словно не слышал. Бросил машину через два ряда влево, через три вправо, ударил по тормозам, газанул, тормознул, газанул — Алисия прыгала взад и вперед, вправо и влево на заднем сиденье, — вильнул, уклоняясь от столкновения с другим бешеным желтым такси, точно так же маниакально пытавшимся прорваться сквозь утренний трафик.
Чистый выигрыш в нашу пользу — целый корпус. Возможно, что в пользу.
Она забарабанила в запотевшую поцарапанную пластиковую перегородку:
— Тише, черт побери! Я хочу доехать в целости и сохранности.
Шофер проигнорировал. Только прибавил скорости, если такое возможно, как бы ведя личную войну с каждой другой машиной в Манхэттене. Боже, храни пешеходов.
Следовало бы привыкнуть. Она росла в Манхэттене. Хотя не бывала давненько. В восемнадцать уехала в колледж, училась в медицинской школе, специализировалась по педиатрическим и инфекционным заболеваниям. Не хотела возвращаться туда, где прежде обитало чудовище и до сих пор жил ее сводный брат Томас, но, получив из Сент-Винсента баснословное предложение, не смогла отказаться.
Поэтому теперь, спустя год с небольшим, еще не свыклась с переменами в городе. Кто бы поверил в возможность расчистить грязь, как бы навечно налипшую на Таймс-сквер?
А таксисты? Что с ними стряслось? Шоферы всегда были нахальными, дерзкими, и прежде в этом городе приходилось поглядывать по сторонам, тем не менее новая поросль — истинные маньяки.
Наконец домчались до сороковых улиц.
Почти приехали. В конце концов, может, завтра удастся увидеть рассвет.
Однако на подъезде к Сорок восьмой она обратила внимание, что такси по-прежнему держится в центральном ряду и прибавляет скорость. Сначала подумала, будто шофер проскочил поворот, потом разглядела просвет через два ряда справа за разрисованным грузовым фургоном и чуть-чуть впереди отходившего от бровки тротуара автобуса.
— Нет! — закричала Алисия. — Пожалуйста! Неужели вы собираетесь...
Таксист собирался. И выполнил свое намерение, еле-еле успев. Автобус заскрежетал тормозами и оглушительно загудел.
Машина юркнула на свободный клочок Сорок восьмой, лихорадочно дернулась к тротуару направо. Рывком остановилась там, где сказала Алисия, усаживаясь на заднее сиденье в Гринвич-Виллидж.
— Шесть семьдесят пять, — потребовал шофер.
Она сидела, кипя от злости, желая, чтобы хватило сил разбить перегородку и удавить его. Сил не хватило. Впрочем, в отместку можно дать ему отведать его же собственной микстуры.
Алисия медленно, дюйм за дюймом, подвинулась к дверце со стороны тротуара, открыла с величайшей осторожностью, не спеша вылезла. Вытащила бумажник, принялась старательно звякать мелочью. Мелочи набиралось доллара на два. Даймами и никелями отсчитала доллар семьдесят пять.
— Ну, леди, — буркнул таксист, наклонившись через спинку пассажирского сиденья и глядя на нее в окно, — у меня не целый день в запасе.
Алисия притворилась, будто не слышит, неторопливо вытаскивая из бумажника пять долларовых бумажек... одну за другой... Наконец, держа в руке ровно шесть семьдесят пять, протянула в окно.
И замерла в ожидании.
Долго ждать не пришлось — максимум через три секунды таксист выскочил из своей дверцы, глядя на нее поверх крыши такси.
— Эй! А на чай?
— Простите? — вежливо извинилась она. — Не расслышала.
— На чай, леди?
— Извините, — повторила Алисия, приложив руку к уху. — Вижу, губы шевелятся, да только ни слова не слышу. Чаю выпить хотите?
— Чаевые где, черт побери! Чаевые! Будь я проклят, мои чаевые за ездку!
— Понравилась ли мне поездка? — переспросила она и ледяным тоном продолжила: — По десятибалльной шкале нулевая оценка... в точности равная чаевым.
Он было собрался выйти из-за машины, видно, думая припугнуть худенькую бледную женщину с тонкими чертами лица и черными глянцевыми волосами, но Алисия держалась стойко. Таксист метнул в нее угрожающий взгляд, снова шмыгнул за руль.
Отворачиваясь, она услышала, как он нечленораздельно выругался, хлопнул дверцей и, скрипнув горелой резиной, помчался вперед.
Квиты, заключила Алисия, чувствуя, как испаряется злость. Тем не менее, дурное начало чудесного зимнего дня.
Впрочем, забудем об этом. Перед встречей с Лео Вайнштейном не стоит расстраиваться из-за всяких сдуревших таксистов.
Наконец нашелся адвокат, не побоявшийся связываться с солидной юридической фирмой. Все остальные, к кому она обращалась — при своих ограниченных денежных средствах, — демонстрировали, пожалуй, несколько чрезмерный благоговейный ужас, услыхав имена Хинчбергера, Рейни и Герана. Кроме Вайнштейна, который ничуть не смутился. От корки до корки прочел завещание, через день выдал полдюжины предложений, посредством которых намеревался припечь крупных деятелей.
— Отец оставил вам дом, — констатировал он. — Не могут они вас туда не пускать. Предоставьте мне действовать.
Именно так Алисия и сделала. Теперь хотела взглянуть, чего он добился, завалив Хинчбергера, Рейни и Герана целой кучей бумаг.
Услышав позади гудок, окаменела на месте. Если снова тот самый таксист...
Оглянулась и успокоилась, видя, как Лео Вайнштейн машет в открытое окно серебристого «лексуса». Не расслышав, подошла, поздоровалась:
— Доброе утро.
— Извините за опоздание, — сказал адвокат. — Лонг-айлендское скоростное шоссе сплошь забито. Дайте только добраться вон до того гаража, и я в полном вашем распоряжении.
— Ради бога.
Она почти дошла до парадного подъезда здания, где находилась контора Каттера и Вайнштейна, когда позади громыхнул оглушительный взрыв. Звуковая волна ударила в спину гигантской рукой, чуть не сбив ее с ног.
Обернувшись, Алисия увидела рвущийся в небо посреди квартала огненный шар, летавшие вокруг пылающие куски металла. Со скрежетом тормозили машины, прохожие шарахались с тротуара под сверкавшими повсюду осколками оконных стекол. Она увернулась от дымившегося почерневшего автомобильного капота, который рухнул и покатился прямо ей под ноги.
С перехваченным от леденящего страха дыханием разглядела фирменную эмблему «лексуса».
Завертела головой, ища автомобиль Лео... которого нигде не было.
— Ох, нет, — простонала Алисия. — Боже мой, нет!
Поспешно пробежала несколько шагов на ватных ногах, стремясь чем-то помочь, но на месте, где стояла машина секунду назад, ничего не осталось, кроме обугленного асфальта.
— О господи, Лео, — задохнулась она. — Ох, это я виновата!
Нечем дышать. Куда делся весь воздух? Надо убираться отсюда.
Заставила оцепеневшее тело вернуться на тротуар, побрела, спотыкаясь, подальше от дыма и пламени катастрофы. Остановилась, выйдя на Мэдисон-авеню, прислонилась, тяжело дыша, к столбу светофора. Отдышалась, огляделась.
Уже слетались стервятники, устремлялись к огню, любопытствуя, что стряслось. Неподалеку завыли сирены.
Нельзя тут оставаться. Вайнштейну теперь не поможешь, а записываться в свидетели никак не желательно. Вдруг полиции взбредет в голову, будто она что-то скрывает, вдруг начнет копаться в прошлом, в родственных связях. Это недопустимо. Невыносимо.
Такси искать не стала — не могла находиться в замкнутом пространстве. Ей нужен простор, свет, воздух. Свернула к деловой части города.
Бедный Лео!
Шла и шла, шмыгая носом, переставляя ноги с максимально допустимой скоростью в туфлях без каблука. Но, даже износив башмаки, не избавиться от чувства вины, от ужасного подозрения о своей загадочной причастности к гибели Лео Вайнштейна.
2
— Слава богу, явились! — вздохнул Реймонд, когда Алисия вошла в Центр через служебный вход. — С восьми часов вызываю по пейджеру. Почему вы не... — И умолк, посмотрев на нее. — Господи Исусе, вид у вас чертовски поганый.
Фактически в высшей степени снисходительная оценка, только говорить об этом не хочется.
— Спасибо, Реймонд. Вы даже наполовину не представляете.
Она направилась не к своему кабинету, а к центральному вестибюлю. Реймонд двинулся следом.
— Куда вы?
— Пожалуйста, Реймонд, дайте мне одну минуту, — резко оборвала его Алисия. — Сейчас вернусь.
Стыдно так с ним обращаться, но нервы натянуты до предела. Еще один толчок не в ту сторону...
Торопясь мимо регистратуры к парадным дверям, едва расслышала приветствие Тиффани, посторонилась, пропустив входившую женщину средних лет, с двумя внуками, выглянула сквозь стеклянные двери на улицу, высматривая серый автомобиль.
Он определенно ехал за ней с самой Сорок восьмой улицы. Кажется, по крайней мере. Серый автомобиль... Как его там? Седан? Проклятье, она ничего не смыслит в машинах. Не отличит «форда» от «шевроле». Однако, как бы там ни было, по пути все время замечала проезжавший мимо серый автомобиль. Он сворачивал за угол, обгоняя ее на пару кварталов, на несколько минут пропадал и опять выплывал. Ни разу не приближался. Ни разу сильно не отставал. Ни разу открыто не проявлял к ней внимания. Просто постоянно был рядом.
Алисия пристально рассматривала Седьмую авеню за стеклом, почти надеясь увидеть, как мимо прокатится та самая машина. Взглянула на тротуар через дорогу чуть ниже, в той части комплекса Сент-Винсент, которая меньше всего ей нравилась. На углу Двенадцатой торчит жилой дом «О'Тул». Монолитный безоконный фасад из белой плитки вообще неуместен здесь, в Виллидже. Как будто некий неуклюжий гигант нечаянно обронил модернистское безобразие на этом самом месте по дороге в какой-нибудь Миннеаполис.
Серой машины нет. Можно ли точно сказать при таком количестве серых автомобилей в Манхэттене?
Нервы совсем разболтались. Вот-вот паранойя начнется.
Хотя кто вправе ее упрекнуть после нынешнего утра?
Она повернула к своему кабинету. Реймонд перехватил ее в холле.
— Теперь можно поговорить?
— Извините за грубость.
— Что за глупости, милочка. Никто мне не грубил. Никто не посмел бы.
Алисия с трудом изобразила улыбку.
Медбрат Реймонд Денсон — не Рей, обязательно Реймонд — был одним из первых сотрудников Центра для детей, больных СПИДом. В Центре работали доктора медицины, именуемые «директорами», «заместителями директоров», но всей его деятельностью заправлял практикующий санитар. По мнению Алисии, без него Центр вряд ли выжил бы. Реймонд досконально знал и прослеживал за неукоснительным исполнением повседневных обязанностей, требований, предписаний, знал, так сказать, где зарыта любая собака. В свои, судя по всему, пятьдесят — упаси бог осведомиться о возрасте — умудряется молодо выглядеть: короткая стрижка, аккуратные усики, стройная атлетическая фигура.
— Что касается пейджера, — продолжала Алисия, — я его отключила. Доктор Коллингс сегодня меня заменяет, как вам хорошо известно.
Реймонд шел за ней к кабинету по узкому коридору. Стены Центра сложены быстро, отделаны торопливо, небрежно оштукатурены, окрашены тонким слоем уже облупившейся ярко-желтой краски. Впрочем, о декоре здесь думают меньше всего.
— Известно, — кивнул Реймонд, — только дело не медицинское. Даже не административное. Криминальное, в зад ему дышло.
Что сквозит в его тоне... во взгляде? Дикая злость. Впрочем, не на нее. А на что же?
Она похолодела от дурного предчувствия. Неужели в Центре начнется сейчас разбирательство ее личных проблем?
На ходу замечала толпившийся кучками персонал — сестры, регистраторы, добровольцы[1], — все оживленно переговаривались, склоняя друг к другу головы.
Все в возбуждении.
Алисия ощутила леденящее дуновение.
— Ладно, Реймонд. Выкладывайте.
— Игрушки. Какая-то крыса поганая, ублюдок долбаный, игрушки украл.
Она в ошеломлении остановилась, недоверчиво на него глядя. Не может такого быть. Какая-то жестокая, гадкая шутка. Хотя Реймонд способен на все, кроме жестокости.
И не слезы ли у него на глазах?
— Подарки? Неужели вы хотите сказать...
Он кивнул, закусив губу.
— Ох, нет.
— Все до единого.
У нее горло перехватило. Как ни странно — она себя упрекнула, — известие о пропаже игрушек потрясло ее больше, чем смерть Лео Вайнштейна.
Знакомый человек, женатый, семейный мужчина погиб, и все-таки... все-таки... это гораздо хуже.
С Вайнштейном они виделись всего пару раз. А игрушки... Алисия с Реймондом — особенно Реймонд — не один месяц их собирали, рассылали сотрудников и добровольцев по всему городу в поисках благотворителей — компаний, торговых фирм, просто людей, кого угодно. Сначала откликались слабо — кто в октябре думает о рождественских подарках? После Дня благодарения дары валом повалили. Вчера вечером подсобка была битком набита куклами, машинами, ракетами, книжками-раскрасками, марионетками, всякой всячиной...
А нынче утром...
— Как это произошло?
— Взломали дверь, вынесли в переулок. Подогнали, наверно, какой-то фургон для погрузки.
До открытия Центра для детей, больных СПИДом, на нижнем этаже здания находился оптовый склад. Возможно, бывшие хозяева загружали доставочные фургоны так же, как укравшие игрушки воры.
— Дверь без сигнализации? Разве не все двери оборудованы сигнализацией?
— Должны быть оборудованы, — кивнул Реймонд. — Только сигнализация не сработала.
Бедный Реймонд. Он всю душу вложил в это дело.
Алисия дотащилась до кабинета, бросила сумку на письменный стол, рухнула в кресло. Ее до сих пор била дрожь. Ноги — мука смертная. Она закрыла глаза. Утро наполовину еще не прошло, а из нее уже дух вон.
— При докторе Лэндис случалось когда-нибудь что-то подобное?
Реймонд покачал головой:
— Никогда.
— Замечательно. Дождались, когда ее не будет, потом нанесли удар.
— Может, это и к лучшему, вам не кажется? Я хочу сказать, с учетом ее положения.
Пришлось согласиться.
— Пожалуй, вы правы.
Доктор Ребекка Лэндис была директором Центра, по крайней мере номинально. Обнаружив на третьем месяце беременности симптомы токсикоза, акушер приказал лежать дома в постели.
Прошла всего неделя после отъезда в Израиль заместителя директора, который передал «руководство» Алисии и другому специалисту по детским инфекционным заболеваниям Теду Коллингсу. Тед увиливал от всяких руководящих обязанностей, ссылаясь на жену и новорожденного младенца. Таким образом бремя административной ответственности свалилось на новенькую — на доктора медицины Алисию Клейтон.
— Есть возможность, что кто-нибудь из своих?
— Полиция разбирается, — ответил Реймонд.
— Полиция?
— Да. Приезжали, уехали. Я вызвал, обо всем доложил.
— Спасибо, Реймонд.
Славный старина Реймонд. Лучшего помощника невозможно представить.
— Что они думают насчет наших шансов вернуть игрушки обратно?
— Будут «работать». Только чтоб наверняка поработали, я в газеты хочу сообщить. Вы не против?
— Хорошая мысль. Опишите злодейское преступление в самом высоком стиле. Может, еще немножечко подстегнем копов.
— Отлично. Я уже разговаривал с «Пост». «Ньюс» и «Таймс» пришлют сюда своих ребят позже утром.
— Ох... Ну хорошо. Встретитесь с ними, ладно?
— Если желаете.
— Желаю. Внушите им, что преступники не просто совершили кражу, обокрали не просто маленьких детей, что они обокрали детей, у которых уже вообще ничего не осталось, кроме смертного приговора в крови... Возможно, их даже не будет здесь к следующему Рождеству.
— Потрясающе. Может, лучше вы сами...
— Нет, Реймонд, пожалуйста. Я не могу.
Чувствуя себя абсолютно несчастной, Алисия на миг отключилась.
— Что еще может сегодня случиться? — пробормотала она. — Дурные вести троицу любят, правда?
Реймонд все так же стоял у стола.
— Что-нибудь не заладилось с тем самым «семейным делом», которым вы занимаетесь? — осведомился он и подчеркнуто добавил: — Исключительно самостоятельно.
Ему было известно, что она встречается с адвокатами, очень занята в последнее время, и, видно, обижало, что с ним это не обсуждается. Она себя чувствовала перед ним виноватой. О своей личной жизни он с ней говорил откровенно, доверяя больше, чем ей бы хотелось, но Алисия не могла отплачивать тем же. Ее собственная личная жизнь представляет собой практически опустошенную территорию, зараженную ядовитыми отходами катастрофы. Абсолютно не хочется делиться семейной историей даже с таким симпатичным и непредосудительным человеком, как Реймонд.
— Да, — подтвердила она, — с тем самым «семейным делом». Только это не так важно, как вернуть игрушки. Мы собрали для ребятишек обалденные рождественские подарки, и я не хочу, чтоб все попусту вылетело в трубу. Хочу получить игрушки обратно, и, черт побери, Реймонд, дайте мне телефон комиссара полиции. Сама позвоню. Буду звонить каждый день, пока не отыщут украденное.
— Сейчас же узнаю, — пообещал он и вышел, закрыв за собой дверь.
Алисия сложила руки на поцарапанной крышке старого письменного стола, опустила на них голову. Похоже, все вышло из-под контроля. Полнейшая беспомощность, полнейшее бессилие... Система... Вечно приходится иметь дело с огромными сложными громоздкими системами.
Из Центра пропали игрушки. Их должна найти полиция. Но у полиции свои дела, свои более важные приоритеты, поэтому надо ждать, пока до них дойдет очередь, если вообще дойдет. Можно начисто стереть телефонные кнопки, звоня комиссару, но так и не услышать ответа.
В завещании она объявлена наследницей дома, но Томас ее туда не пускает, оградив дом целым лабиринтом систем. Его адвокаты-питбули уже сожрали бы одинокую Алисию, поэтому кто-то их должен отпугивать.
Лео... Ох, боже, бедный Лео. В ушах до сих пор стоит грохот, в глазах — пламя. После такого взрыва от него ничего не осталось.
Ее пронизал тошнотворный холодный страх. Когда мой черед? Может, следующий, если и дальше идти против Томаса и его покровителей, кто б они ни были?
Она грохнула кулаком по столу. Будь они прокляты!
Хорошо бы держать в руках большой самурайский меч — дайкатану, — рассекая до самого сердца...
— Прошу прощения.
Алисия вскинула голову. Из дверей на нее смотрела одна из добровольцев, хорошенькая блондинка лет тридцати с небольшим.
— Я стучала, но вы, наверно, не слышали.
Алисия распрямилась, пригладила волосы, сделала профессиональное лицо.
— Извините. Унеслась за миллионы миль, мечтая изловить крыс, которые утащили подарки.
Стройная женская фигурка проскользнула в створку, дверь за ней закрылась. Неплохо бы иметь такую.
Алисия часто с ней сталкивалась. Иногда женщина приводит с собой дочку, симпатичную девочку лет семи-восьми. Как их зовут?
— Чтобы их изловить, не надо за миллион миль бежать, — заметила женщина. — Одной-двух вполне достаточно.
— Пожалуй, вы правы, — согласилась Алисия.
Имя... имя... как же ее имя?
Вспомнила!
— Джиа, не так ли?
— Джиа Ди Лауро, — улыбнулась посетительница.
Ослепительная улыбка. Неплохо бы иметь такую.
Джиа... прекрасное имя. Неплохо бы...
Хватит.
— Да... Вы со своей дочкой...
— Вики.
— Верно. Вы с Вики уделяете нам много времени.
— Не знаю другого места, которое в этом больше нуждается, — пожала плечами Джиа.
— В самом деле.
В чем только Центр не нуждается, настоящая черная дыра.
— Можно с вами минутку поговорить?
Алисия повнимательнее посмотрела на Джиа, заметила покрасневшие глаза. Плакала, что ли?
— Конечно.
Времени нет, но женщина стольким жертвует Центру, что обязательно следует уделить ей, как минимум, пару минут.
— Садитесь. У вас все в порядке?
— Нет, — ответила та, присаживаясь на стул. Глаза наливались слезами. — Я так разозлилась, что... Даже не представляю, что сделала бы с мерзавцем, укравшим игрушки.
— Может, обойдется, — сказала Алисия. — Полиция работает.
— Но ведь и мы не должны сидеть сложа руки, правда?
— Нет, наверно, — вздохнула Алисия. — Только нам, кроме них, не на кого положиться.
— Не совсем, — возразила Джиа.
— Что вы хотите сказать?
Женщина наклонилась поближе, понизила голос:
— Я слышала об одном человеке...
Фактически в высшей степени снисходительная оценка, только говорить об этом не хочется.
— Спасибо, Реймонд. Вы даже наполовину не представляете.
Она направилась не к своему кабинету, а к центральному вестибюлю. Реймонд двинулся следом.
— Куда вы?
— Пожалуйста, Реймонд, дайте мне одну минуту, — резко оборвала его Алисия. — Сейчас вернусь.
Стыдно так с ним обращаться, но нервы натянуты до предела. Еще один толчок не в ту сторону...
Торопясь мимо регистратуры к парадным дверям, едва расслышала приветствие Тиффани, посторонилась, пропустив входившую женщину средних лет, с двумя внуками, выглянула сквозь стеклянные двери на улицу, высматривая серый автомобиль.
Он определенно ехал за ней с самой Сорок восьмой улицы. Кажется, по крайней мере. Серый автомобиль... Как его там? Седан? Проклятье, она ничего не смыслит в машинах. Не отличит «форда» от «шевроле». Однако, как бы там ни было, по пути все время замечала проезжавший мимо серый автомобиль. Он сворачивал за угол, обгоняя ее на пару кварталов, на несколько минут пропадал и опять выплывал. Ни разу не приближался. Ни разу сильно не отставал. Ни разу открыто не проявлял к ней внимания. Просто постоянно был рядом.
Алисия пристально рассматривала Седьмую авеню за стеклом, почти надеясь увидеть, как мимо прокатится та самая машина. Взглянула на тротуар через дорогу чуть ниже, в той части комплекса Сент-Винсент, которая меньше всего ей нравилась. На углу Двенадцатой торчит жилой дом «О'Тул». Монолитный безоконный фасад из белой плитки вообще неуместен здесь, в Виллидже. Как будто некий неуклюжий гигант нечаянно обронил модернистское безобразие на этом самом месте по дороге в какой-нибудь Миннеаполис.
Серой машины нет. Можно ли точно сказать при таком количестве серых автомобилей в Манхэттене?
Нервы совсем разболтались. Вот-вот паранойя начнется.
Хотя кто вправе ее упрекнуть после нынешнего утра?
Она повернула к своему кабинету. Реймонд перехватил ее в холле.
— Теперь можно поговорить?
— Извините за грубость.
— Что за глупости, милочка. Никто мне не грубил. Никто не посмел бы.
Алисия с трудом изобразила улыбку.
Медбрат Реймонд Денсон — не Рей, обязательно Реймонд — был одним из первых сотрудников Центра для детей, больных СПИДом. В Центре работали доктора медицины, именуемые «директорами», «заместителями директоров», но всей его деятельностью заправлял практикующий санитар. По мнению Алисии, без него Центр вряд ли выжил бы. Реймонд досконально знал и прослеживал за неукоснительным исполнением повседневных обязанностей, требований, предписаний, знал, так сказать, где зарыта любая собака. В свои, судя по всему, пятьдесят — упаси бог осведомиться о возрасте — умудряется молодо выглядеть: короткая стрижка, аккуратные усики, стройная атлетическая фигура.
— Что касается пейджера, — продолжала Алисия, — я его отключила. Доктор Коллингс сегодня меня заменяет, как вам хорошо известно.
Реймонд шел за ней к кабинету по узкому коридору. Стены Центра сложены быстро, отделаны торопливо, небрежно оштукатурены, окрашены тонким слоем уже облупившейся ярко-желтой краски. Впрочем, о декоре здесь думают меньше всего.
— Известно, — кивнул Реймонд, — только дело не медицинское. Даже не административное. Криминальное, в зад ему дышло.
Что сквозит в его тоне... во взгляде? Дикая злость. Впрочем, не на нее. А на что же?
Она похолодела от дурного предчувствия. Неужели в Центре начнется сейчас разбирательство ее личных проблем?
На ходу замечала толпившийся кучками персонал — сестры, регистраторы, добровольцы[1], — все оживленно переговаривались, склоняя друг к другу головы.
Все в возбуждении.
Алисия ощутила леденящее дуновение.
— Ладно, Реймонд. Выкладывайте.
— Игрушки. Какая-то крыса поганая, ублюдок долбаный, игрушки украл.
Она в ошеломлении остановилась, недоверчиво на него глядя. Не может такого быть. Какая-то жестокая, гадкая шутка. Хотя Реймонд способен на все, кроме жестокости.
И не слезы ли у него на глазах?
— Подарки? Неужели вы хотите сказать...
Он кивнул, закусив губу.
— Ох, нет.
— Все до единого.
У нее горло перехватило. Как ни странно — она себя упрекнула, — известие о пропаже игрушек потрясло ее больше, чем смерть Лео Вайнштейна.
Знакомый человек, женатый, семейный мужчина погиб, и все-таки... все-таки... это гораздо хуже.
С Вайнштейном они виделись всего пару раз. А игрушки... Алисия с Реймондом — особенно Реймонд — не один месяц их собирали, рассылали сотрудников и добровольцев по всему городу в поисках благотворителей — компаний, торговых фирм, просто людей, кого угодно. Сначала откликались слабо — кто в октябре думает о рождественских подарках? После Дня благодарения дары валом повалили. Вчера вечером подсобка была битком набита куклами, машинами, ракетами, книжками-раскрасками, марионетками, всякой всячиной...
А нынче утром...
— Как это произошло?
— Взломали дверь, вынесли в переулок. Подогнали, наверно, какой-то фургон для погрузки.
До открытия Центра для детей, больных СПИДом, на нижнем этаже здания находился оптовый склад. Возможно, бывшие хозяева загружали доставочные фургоны так же, как укравшие игрушки воры.
— Дверь без сигнализации? Разве не все двери оборудованы сигнализацией?
— Должны быть оборудованы, — кивнул Реймонд. — Только сигнализация не сработала.
Бедный Реймонд. Он всю душу вложил в это дело.
Алисия дотащилась до кабинета, бросила сумку на письменный стол, рухнула в кресло. Ее до сих пор била дрожь. Ноги — мука смертная. Она закрыла глаза. Утро наполовину еще не прошло, а из нее уже дух вон.
— При докторе Лэндис случалось когда-нибудь что-то подобное?
Реймонд покачал головой:
— Никогда.
— Замечательно. Дождались, когда ее не будет, потом нанесли удар.
— Может, это и к лучшему, вам не кажется? Я хочу сказать, с учетом ее положения.
Пришлось согласиться.
— Пожалуй, вы правы.
Доктор Ребекка Лэндис была директором Центра, по крайней мере номинально. Обнаружив на третьем месяце беременности симптомы токсикоза, акушер приказал лежать дома в постели.
Прошла всего неделя после отъезда в Израиль заместителя директора, который передал «руководство» Алисии и другому специалисту по детским инфекционным заболеваниям Теду Коллингсу. Тед увиливал от всяких руководящих обязанностей, ссылаясь на жену и новорожденного младенца. Таким образом бремя административной ответственности свалилось на новенькую — на доктора медицины Алисию Клейтон.
— Есть возможность, что кто-нибудь из своих?
— Полиция разбирается, — ответил Реймонд.
— Полиция?
— Да. Приезжали, уехали. Я вызвал, обо всем доложил.
— Спасибо, Реймонд.
Славный старина Реймонд. Лучшего помощника невозможно представить.
— Что они думают насчет наших шансов вернуть игрушки обратно?
— Будут «работать». Только чтоб наверняка поработали, я в газеты хочу сообщить. Вы не против?
— Хорошая мысль. Опишите злодейское преступление в самом высоком стиле. Может, еще немножечко подстегнем копов.
— Отлично. Я уже разговаривал с «Пост». «Ньюс» и «Таймс» пришлют сюда своих ребят позже утром.
— Ох... Ну хорошо. Встретитесь с ними, ладно?
— Если желаете.
— Желаю. Внушите им, что преступники не просто совершили кражу, обокрали не просто маленьких детей, что они обокрали детей, у которых уже вообще ничего не осталось, кроме смертного приговора в крови... Возможно, их даже не будет здесь к следующему Рождеству.
— Потрясающе. Может, лучше вы сами...
— Нет, Реймонд, пожалуйста. Я не могу.
Чувствуя себя абсолютно несчастной, Алисия на миг отключилась.
— Что еще может сегодня случиться? — пробормотала она. — Дурные вести троицу любят, правда?
Реймонд все так же стоял у стола.
— Что-нибудь не заладилось с тем самым «семейным делом», которым вы занимаетесь? — осведомился он и подчеркнуто добавил: — Исключительно самостоятельно.
Ему было известно, что она встречается с адвокатами, очень занята в последнее время, и, видно, обижало, что с ним это не обсуждается. Она себя чувствовала перед ним виноватой. О своей личной жизни он с ней говорил откровенно, доверяя больше, чем ей бы хотелось, но Алисия не могла отплачивать тем же. Ее собственная личная жизнь представляет собой практически опустошенную территорию, зараженную ядовитыми отходами катастрофы. Абсолютно не хочется делиться семейной историей даже с таким симпатичным и непредосудительным человеком, как Реймонд.
— Да, — подтвердила она, — с тем самым «семейным делом». Только это не так важно, как вернуть игрушки. Мы собрали для ребятишек обалденные рождественские подарки, и я не хочу, чтоб все попусту вылетело в трубу. Хочу получить игрушки обратно, и, черт побери, Реймонд, дайте мне телефон комиссара полиции. Сама позвоню. Буду звонить каждый день, пока не отыщут украденное.
— Сейчас же узнаю, — пообещал он и вышел, закрыв за собой дверь.
Алисия сложила руки на поцарапанной крышке старого письменного стола, опустила на них голову. Похоже, все вышло из-под контроля. Полнейшая беспомощность, полнейшее бессилие... Система... Вечно приходится иметь дело с огромными сложными громоздкими системами.
Из Центра пропали игрушки. Их должна найти полиция. Но у полиции свои дела, свои более важные приоритеты, поэтому надо ждать, пока до них дойдет очередь, если вообще дойдет. Можно начисто стереть телефонные кнопки, звоня комиссару, но так и не услышать ответа.
В завещании она объявлена наследницей дома, но Томас ее туда не пускает, оградив дом целым лабиринтом систем. Его адвокаты-питбули уже сожрали бы одинокую Алисию, поэтому кто-то их должен отпугивать.
Лео... Ох, боже, бедный Лео. В ушах до сих пор стоит грохот, в глазах — пламя. После такого взрыва от него ничего не осталось.
Ее пронизал тошнотворный холодный страх. Когда мой черед? Может, следующий, если и дальше идти против Томаса и его покровителей, кто б они ни были?
Она грохнула кулаком по столу. Будь они прокляты!
Хорошо бы держать в руках большой самурайский меч — дайкатану, — рассекая до самого сердца...
— Прошу прощения.
Алисия вскинула голову. Из дверей на нее смотрела одна из добровольцев, хорошенькая блондинка лет тридцати с небольшим.
— Я стучала, но вы, наверно, не слышали.
Алисия распрямилась, пригладила волосы, сделала профессиональное лицо.
— Извините. Унеслась за миллионы миль, мечтая изловить крыс, которые утащили подарки.
Стройная женская фигурка проскользнула в створку, дверь за ней закрылась. Неплохо бы иметь такую.
Алисия часто с ней сталкивалась. Иногда женщина приводит с собой дочку, симпатичную девочку лет семи-восьми. Как их зовут?
— Чтобы их изловить, не надо за миллион миль бежать, — заметила женщина. — Одной-двух вполне достаточно.
— Пожалуй, вы правы, — согласилась Алисия.
Имя... имя... как же ее имя?
Вспомнила!
— Джиа, не так ли?
— Джиа Ди Лауро, — улыбнулась посетительница.
Ослепительная улыбка. Неплохо бы иметь такую.
Джиа... прекрасное имя. Неплохо бы...
Хватит.
— Да... Вы со своей дочкой...
— Вики.
— Верно. Вы с Вики уделяете нам много времени.
— Не знаю другого места, которое в этом больше нуждается, — пожала плечами Джиа.
— В самом деле.
В чем только Центр не нуждается, настоящая черная дыра.
— Можно с вами минутку поговорить?
Алисия повнимательнее посмотрела на Джиа, заметила покрасневшие глаза. Плакала, что ли?
— Конечно.
Времени нет, но женщина стольким жертвует Центру, что обязательно следует уделить ей, как минимум, пару минут.
— Садитесь. У вас все в порядке?
— Нет, — ответила та, присаживаясь на стул. Глаза наливались слезами. — Я так разозлилась, что... Даже не представляю, что сделала бы с мерзавцем, укравшим игрушки.
— Может, обойдется, — сказала Алисия. — Полиция работает.
— Но ведь и мы не должны сидеть сложа руки, правда?
— Нет, наверно, — вздохнула Алисия. — Только нам, кроме них, не на кого положиться.
— Не совсем, — возразила Джиа.
— Что вы хотите сказать?
Женщина наклонилась поближе, понизила голос:
— Я слышала об одном человеке...
3
Джек не сводил одного глаза с Дуайта Фрая на экране телевизора, а другим косился на сообщения, оставленные на сайте Наладчика Джека.
Он наслаждался отловленной экранизацией «Мальтийского сокола» 1931 года в ретроспективном показе фильмов Дуайта Фрая, просматривая его в передней комнате своей квартиры. Фрай играет здесь роль Уилмера Кука и за Джековы деньги гораздо лучше изображает отмороженного психопата, чем Элиша Кук в поздней версии Джона Хьюстона. Но теперь на экран вышел Рикардо Кортес — не самый крутой Сэм Спейд[2].
Назад во Всемирную паутину.
Большинство вопросов на страничке Джека касались холодильников и микроволновок, против чего он нисколько не возражал. Наткнувшись на сайт, блуждающие в Сети принимают его за мастера-наладчика каких-нибудь электроприборов. И очень хорошо. Не получив ответа на вызов, просто выкинут из записной книжки адрес.
А вот это... от парня по имени Хорхе:
«Меня обманули. Не могу получить деньги за сделанную работу. Больше некуда обратиться. Поможешь?»
Так. Похоже на дело.
Джек настучал ответ на электронный адрес Хорхе:
"Сообщи телефон. Перезвоню. Н. Дж.".
Позвоним, посмотрим, в чем дело. Если у него проблемы с букмекером, то так ему и надо. Хотя сказано: деньги «за сделанную работу». Вполне вероятно, что Хорхе потенциальный заказчик.
Зазвонил телефон. Предоставив дело автоответчику, он сперва услышал собственный голос: «Фирма „Пиноккио продакшнс“... Меня сейчас нет, оставьте сообщение после гудка», а потом другой:
«Джек, это папа. Ты дома? — Пауза в ожидании, когда сын возьмет трубку. Сын, не шевельнув пальцем, закрыл глаза. Нехорошо так поступать с отцом, но сейчас он просто не расположен к очередной беседе. — Ладно. Перезвони, как вернешься. Я тут отыскал для тебя потрясающий шанс».
Джек выдохнул только после разъединяющего щелчка.
И тихо пробормотал:
— Папа, ты меня с ума сведешь.
Несколько месяцев назад отец переехал во Флориду, и мысль в тот момент показалась удачной. Вдовцом-пенсионером лучше быть там, чем в Берлингтоне, штат Нью-Джерси.
Но как только он устроился, сразу начал подыскивать всевозможные шансы для Джека. Старший сын и дочь — оба специалисты, профессионалы, настоящие столпы общества, каждый в своей области. У них жизнь налажена. А Джек... Отец до сих пор считает, что недоработал с младшим сыном.
Брат с сестрой давно махнули на него рукой. Их взаимные отношения не простираются далее ежегодных рождественских открыток. Отец же никогда не сдастся. Не хочет сойти в могилу, зная, что блудный, недоучившийся сын живет в Нью-Йорке, зарабатывая на пропитание наладкой электроприборов.
Он наслаждался отловленной экранизацией «Мальтийского сокола» 1931 года в ретроспективном показе фильмов Дуайта Фрая, просматривая его в передней комнате своей квартиры. Фрай играет здесь роль Уилмера Кука и за Джековы деньги гораздо лучше изображает отмороженного психопата, чем Элиша Кук в поздней версии Джона Хьюстона. Но теперь на экран вышел Рикардо Кортес — не самый крутой Сэм Спейд[2].
Назад во Всемирную паутину.
Большинство вопросов на страничке Джека касались холодильников и микроволновок, против чего он нисколько не возражал. Наткнувшись на сайт, блуждающие в Сети принимают его за мастера-наладчика каких-нибудь электроприборов. И очень хорошо. Не получив ответа на вызов, просто выкинут из записной книжки адрес.
А вот это... от парня по имени Хорхе:
«Меня обманули. Не могу получить деньги за сделанную работу. Больше некуда обратиться. Поможешь?»
Так. Похоже на дело.
Джек настучал ответ на электронный адрес Хорхе:
"Сообщи телефон. Перезвоню. Н. Дж.".
Позвоним, посмотрим, в чем дело. Если у него проблемы с букмекером, то так ему и надо. Хотя сказано: деньги «за сделанную работу». Вполне вероятно, что Хорхе потенциальный заказчик.
Зазвонил телефон. Предоставив дело автоответчику, он сперва услышал собственный голос: «Фирма „Пиноккио продакшнс“... Меня сейчас нет, оставьте сообщение после гудка», а потом другой:
«Джек, это папа. Ты дома? — Пауза в ожидании, когда сын возьмет трубку. Сын, не шевельнув пальцем, закрыл глаза. Нехорошо так поступать с отцом, но сейчас он просто не расположен к очередной беседе. — Ладно. Перезвони, как вернешься. Я тут отыскал для тебя потрясающий шанс».
Джек выдохнул только после разъединяющего щелчка.
И тихо пробормотал:
— Папа, ты меня с ума сведешь.
Несколько месяцев назад отец переехал во Флориду, и мысль в тот момент показалась удачной. Вдовцом-пенсионером лучше быть там, чем в Берлингтоне, штат Нью-Джерси.
Но как только он устроился, сразу начал подыскивать всевозможные шансы для Джека. Старший сын и дочь — оба специалисты, профессионалы, настоящие столпы общества, каждый в своей области. У них жизнь налажена. А Джек... Отец до сих пор считает, что недоработал с младшим сыном.
Брат с сестрой давно махнули на него рукой. Их взаимные отношения не простираются далее ежегодных рождественских открыток. Отец же никогда не сдастся. Не хочет сойти в могилу, зная, что блудный, недоучившийся сын живет в Нью-Йорке, зарабатывая на пропитание наладкой электроприборов.