Страница:
Мы поженились прямо на космодроме с помощью одного из этих отвратительных механических нотариусов, и перелет на Харему был нашим медовым месяцем. Бедный ТиДжей! Мы пролетели половину галактики, прежде чем я позволила ему дотронуться до меня. Но раз и навсегда усвоила: все, что мне говорили — твердили всю жизнь! — о моем теле, это ложь. Куда легче было поверить, что и у меня есть мозги, которые требуют пищи... Мы были очень разными во многом... но души наши были как одна душа. — Она вздохнула.
Тьма внезапно поглотила их — трамвай нырнул в одну из прозрачных «спиц», вакуумных тоннелей, которые выходили прямо в космическую «ступицу» городского колеса. История, рассказанная Элсевиер, странным образом преломилась в восприятии Мун — ей почему-то вспомнились огонь в очаге, ветер за окном, горячие поцелуи и два сердца, бившиеся рядом как одно. Черная пустота заполнила космос ее души, заползая в сердце, меняя лицо, обесцвечивая саму ее душу...
— Жаль, что я его не знал! — Во тьме на мгновение мелькнуло лицо Кресса — он раскуривал тонкую длинную сигарету, какие здесь курили, кажется, все.
— С-с-сейчас-с-с его с-с-с нами нет-с-с-с, — спокойно просвистел Силки, словно отмечая очевидность этого факта. Он говорил на едва понятном сандхи, языке Харему, ставшем международным языком. Мун как раз учила его с помощью Элси. Однако, несмотря на сложности с произнесением человеческих слов, мыслил Силки как всегда ясно.
— В споре ТиДжей непременно припер бы тебя к стенке, Кресс, — любовно сказала Элси. — И он всегда был наготове. Зато ты гораздо лучше управляешь кораблем!
Кресс засмеялся, потом закашлялся.
— Тебе же запретили курить! — Элси потянулась и вынула из его пальцев тлеющий красный огонек; он не сопротивлялся.
— Нет его с-с-с нами, — снова сказал Силки. — Нет. Нет... — словно помешался на этом слове.
— Да, Силки, — прошептала Элсевиер. — Хорошие люди всегда умирают слишком рано, даже если им до ста лет жить на роду написано. — Она погладила одно из изуродованных щупалец, лежавших на спинке кресла. — Я больше никогда не видела его таким сердитым и веселым одновременно, как в тот день, когда он вытащил тебя из уличной толпы во время карнавала в Нарликаре. — Она покачала головой; раздался серебристый перезвон колокольчиков. — Он за каждого душой болел, всем помочь хотел; боль каждого как свою чувствовал. Благодарение богам, он был человеком сильным. И все равно — не знаю, как он с этим жил?..
Где-то сейчас Спаркс? Кто тот человек, что причиняет ему боль? И почему я не могу помочь ему? Своей изящно обутой ногой Мун беспокойно постукивала по краешку сиденья. Потом посмотрела на Силки с неожиданной симпатией. Хозяйка! Я не могу больше ждать! Домой! Костяшки ее пальцев побелели, так сильно она сжала спинку кресла.
— ...Подумать только, он оборвал все свои связи с революционерами только потому, что боялся ЗА МЕНЯ — а я ведь знала, что за свои убеждения он бы с радостью жизнь отдал. Я тогда сердилась, но и рада была тоже: он ведь был настоящим пацифистом среди тех, кто пацифистами только считались... — Элси затянулась сигаретой, отобранной у Кресса. — И тогда он занялся контрабандой. О боги!..
Трамвай снова вылетел на свет — уже на уровне космопорта. Стены космопорта были украшены сценами из жизни различных миров Гегемонии; на нижних уровнях комплекса, занятых складами, невообразимое количество товаров со всех планет ожидало, когда все это переправят на Харему. А мудреная техника, созданная технократами Харему, в свою очередь ждала отправки в иные миры. Здесь на стенах Мун видела изображения побед высокоразвитой технологии Харему, например в космосе. Эти картины были специально рассчитаны на то, чтобы сразу ошеломить гостей с наиболее отсталых планет. Мун уже знала, что их орбитальный город — самый большой, хотя и не единственный, космопорт Харему. Существовали еще тысячи других посадочных станций, промышленных предприятий и прочих структур, тоже вынесенных на орбиту и обслуживаемых людьми, которые практически всю свою жизнь проводили как бы между небом и землей. Одна лишь мысль о том, чтобы жить всегда в этой черной пустоте, вызывала у Мун тошноту и депрессию.
Трамвай, покачиваясь, приблизился к остановке, где его уже поджидали пассажиры. Мун следом за Крессом и Силки молча выбралась из бурлившей толпы и стала ждать Элси, которая направилась к билетным автоматам.
— Ax... — Кресс уселся неудобнее, глядя на многочисленные телеэкраны. На них сейчас показывали внешнюю сторону гигантского космопорта: сперва появилась туманная, окутанная облаками поверхность планеты Харему; потом — общий вид ближайшего спутника; потом — похожее на абстрактную живопись экологически вредное пятно индустриального гиганта; потом — великолепие межзвездного грузового лайнера, напоминавшего ожерелье из блестящих монеток или отполированных ракушек на матово-черном фоне бездонного космоса. Силки сидел между ними так, чтобы Мун с Крессом отгораживали его от прохожих, и во все глаза смотрел то на медленно бредущих пассажиров, то на нефтяные пятна на поверхности воды, появившиеся на телеэкранах. — Вот за что я люблю Харему: ее обитатели всегда стараются чем-то занять свои и чужие мозги! — Голос Кресса прозвучал несколько фальшиво, хотя тон и был нарочито небрежным: в этот миг на телеэкранах как раз появились космические корабли. Элсевиер рассказывала, что Кресс когда-то был астронавигатором на одной из главных космических линий. — Жаль, что нельзя посмотреть, как летит премьер-министр со своим эскортом: его возвращение ожидается только недели через две. Вот это действительно зрелище — тебе бы полюбоваться, юная леди!
Мун отвела глаза от экрана.
— Почему ты все время называешь меня так? Меня зовут Мун!
— Как? — Кресс непонимающе посмотрел на нее и пожал плечами. — Я знаю, как тебя зовут, юная леди, — добавил он осторожно. — Но ты ведь сивилла; и я обязан тебе собственной жизнью. Ты заслуживаешь того, чтобы к тебе обращались с почтением. Кроме того, — он улыбнулся, — я боюсь влюбиться, ежели начну тут с тобой болтать по-свойски...
Она, пораженная, уставилась на него, но по его лицу невозможно было понять, шутит он или говорит серьезно. Она медленно отвернулась, не зная, как ему ответить, и снова принялась рассматривать картины на стенах.
Лишенные телесной оболочки чужие голоса что-то громко объявляли на сандхи и, по крайней мере, еще на десяти других языках, которых она не знала вовсе. Идеографическая письменность сандхи была ей пока совершенно недоступна, но она уже немного научилась понимать устную речь благодаря магнитофонным записям и занятиям с Элси. Элси инициировала ее восприятие с помощью музыкального ключа, а потом легко «записывала» новые слова и понятия прямо ей в подкорку; и теперь Мун понимала почти все, что слышала. Но в сандхи было невероятное множество разнообразных тонов и оттенков... — точно так же, как и в обществе тех людей, для которых этот язык был родным. Строго соблюдаемая кастовая система определяла роли людей в этом обществе с момента их рождения. На инопланетян подобные строгости не распространялись, пока те не нарушали закон — так, например, Мун вручили «штрафной билетик» за то, что она назвала хозяина одного из магазинов «хозяином», а не «гражданином». И не помогли никакие мольбы Элсевиер. Более серьезные нарушения правил могли караться строже, а для местных жителей нарушение этикета порой грозило даже потерей наследственного социального статуса. Существовали специальные магазины, рестораны и театры для представителей различных каст и классов — для технократов, интеллигенции и так далее; а те, кто занимал в обществе Харему самое высокое и самое низкое положение, то есть технократы и деклассированные, не могли даже просто разговаривать друг с другом без посредника. Мун недоумевала, сжимая в руке штрафной билетик, почему они мирятся со всем этим? Элси как-то раз с улыбкой сказала в ответ на ее возмущенные вопросы: «По инерции, моя дорогая. Большая часть этих людей просто еще не испытала особых несчастий, чтобы променять известную им жизнь на неизвестную. Этого ТиДжей как раз и не мог никогда понять».
Перед Мун, чуть было не заснувшей в мягком кресле, вдруг появилась бодрая Элси.
— Посадка уже идет. Нам, пожалуй, лучше поспешить. — Элси помахала зажатыми в руке билетами и направилась в сторону находящихся на противоположной стороне огромного зала дверей, за которыми пассажиры исчезали прямо в пустоте какого-то тоннеля. Кресс, Силки и Мун последовали за ней.
— Да не смотри ты так мрачно, юная леди; ты ничего и не почувствуешь. Здесь всем заправляют компьютеры; к тому же, «челнок» — это не космический корабль. Больше на самолет похоже.
— Там, внизу, очень красиво, Мун. Погоди, вот скоро увидишь сады КейАра... — обернулась к ней Элси.
— Не нужны мне никакие сады! — Взгляд Мун снова устремился к экранам, показывавшим открытый космос; ее тянуло туда, точно железо к магниту. — Мне нужно домой!
Кресс тяжелым осуждающим взглядом посмотрел на Элсевиер; та отвернулась.
— Подожди, вот поговорим с КейАром, Мун, и ты все поймешь...
Глава 20
Тьма внезапно поглотила их — трамвай нырнул в одну из прозрачных «спиц», вакуумных тоннелей, которые выходили прямо в космическую «ступицу» городского колеса. История, рассказанная Элсевиер, странным образом преломилась в восприятии Мун — ей почему-то вспомнились огонь в очаге, ветер за окном, горячие поцелуи и два сердца, бившиеся рядом как одно. Черная пустота заполнила космос ее души, заползая в сердце, меняя лицо, обесцвечивая саму ее душу...
— Жаль, что я его не знал! — Во тьме на мгновение мелькнуло лицо Кресса — он раскуривал тонкую длинную сигарету, какие здесь курили, кажется, все.
— С-с-сейчас-с-с его с-с-с нами нет-с-с-с, — спокойно просвистел Силки, словно отмечая очевидность этого факта. Он говорил на едва понятном сандхи, языке Харему, ставшем международным языком. Мун как раз учила его с помощью Элси. Однако, несмотря на сложности с произнесением человеческих слов, мыслил Силки как всегда ясно.
— В споре ТиДжей непременно припер бы тебя к стенке, Кресс, — любовно сказала Элси. — И он всегда был наготове. Зато ты гораздо лучше управляешь кораблем!
Кресс засмеялся, потом закашлялся.
— Тебе же запретили курить! — Элси потянулась и вынула из его пальцев тлеющий красный огонек; он не сопротивлялся.
— Нет его с-с-с нами, — снова сказал Силки. — Нет. Нет... — словно помешался на этом слове.
— Да, Силки, — прошептала Элсевиер. — Хорошие люди всегда умирают слишком рано, даже если им до ста лет жить на роду написано. — Она погладила одно из изуродованных щупалец, лежавших на спинке кресла. — Я больше никогда не видела его таким сердитым и веселым одновременно, как в тот день, когда он вытащил тебя из уличной толпы во время карнавала в Нарликаре. — Она покачала головой; раздался серебристый перезвон колокольчиков. — Он за каждого душой болел, всем помочь хотел; боль каждого как свою чувствовал. Благодарение богам, он был человеком сильным. И все равно — не знаю, как он с этим жил?..
Где-то сейчас Спаркс? Кто тот человек, что причиняет ему боль? И почему я не могу помочь ему? Своей изящно обутой ногой Мун беспокойно постукивала по краешку сиденья. Потом посмотрела на Силки с неожиданной симпатией. Хозяйка! Я не могу больше ждать! Домой! Костяшки ее пальцев побелели, так сильно она сжала спинку кресла.
— ...Подумать только, он оборвал все свои связи с революционерами только потому, что боялся ЗА МЕНЯ — а я ведь знала, что за свои убеждения он бы с радостью жизнь отдал. Я тогда сердилась, но и рада была тоже: он ведь был настоящим пацифистом среди тех, кто пацифистами только считались... — Элси затянулась сигаретой, отобранной у Кресса. — И тогда он занялся контрабандой. О боги!..
Трамвай снова вылетел на свет — уже на уровне космопорта. Стены космопорта были украшены сценами из жизни различных миров Гегемонии; на нижних уровнях комплекса, занятых складами, невообразимое количество товаров со всех планет ожидало, когда все это переправят на Харему. А мудреная техника, созданная технократами Харему, в свою очередь ждала отправки в иные миры. Здесь на стенах Мун видела изображения побед высокоразвитой технологии Харему, например в космосе. Эти картины были специально рассчитаны на то, чтобы сразу ошеломить гостей с наиболее отсталых планет. Мун уже знала, что их орбитальный город — самый большой, хотя и не единственный, космопорт Харему. Существовали еще тысячи других посадочных станций, промышленных предприятий и прочих структур, тоже вынесенных на орбиту и обслуживаемых людьми, которые практически всю свою жизнь проводили как бы между небом и землей. Одна лишь мысль о том, чтобы жить всегда в этой черной пустоте, вызывала у Мун тошноту и депрессию.
Трамвай, покачиваясь, приблизился к остановке, где его уже поджидали пассажиры. Мун следом за Крессом и Силки молча выбралась из бурлившей толпы и стала ждать Элси, которая направилась к билетным автоматам.
— Ax... — Кресс уселся неудобнее, глядя на многочисленные телеэкраны. На них сейчас показывали внешнюю сторону гигантского космопорта: сперва появилась туманная, окутанная облаками поверхность планеты Харему; потом — общий вид ближайшего спутника; потом — похожее на абстрактную живопись экологически вредное пятно индустриального гиганта; потом — великолепие межзвездного грузового лайнера, напоминавшего ожерелье из блестящих монеток или отполированных ракушек на матово-черном фоне бездонного космоса. Силки сидел между ними так, чтобы Мун с Крессом отгораживали его от прохожих, и во все глаза смотрел то на медленно бредущих пассажиров, то на нефтяные пятна на поверхности воды, появившиеся на телеэкранах. — Вот за что я люблю Харему: ее обитатели всегда стараются чем-то занять свои и чужие мозги! — Голос Кресса прозвучал несколько фальшиво, хотя тон и был нарочито небрежным: в этот миг на телеэкранах как раз появились космические корабли. Элсевиер рассказывала, что Кресс когда-то был астронавигатором на одной из главных космических линий. — Жаль, что нельзя посмотреть, как летит премьер-министр со своим эскортом: его возвращение ожидается только недели через две. Вот это действительно зрелище — тебе бы полюбоваться, юная леди!
Мун отвела глаза от экрана.
— Почему ты все время называешь меня так? Меня зовут Мун!
— Как? — Кресс непонимающе посмотрел на нее и пожал плечами. — Я знаю, как тебя зовут, юная леди, — добавил он осторожно. — Но ты ведь сивилла; и я обязан тебе собственной жизнью. Ты заслуживаешь того, чтобы к тебе обращались с почтением. Кроме того, — он улыбнулся, — я боюсь влюбиться, ежели начну тут с тобой болтать по-свойски...
Она, пораженная, уставилась на него, но по его лицу невозможно было понять, шутит он или говорит серьезно. Она медленно отвернулась, не зная, как ему ответить, и снова принялась рассматривать картины на стенах.
Лишенные телесной оболочки чужие голоса что-то громко объявляли на сандхи и, по крайней мере, еще на десяти других языках, которых она не знала вовсе. Идеографическая письменность сандхи была ей пока совершенно недоступна, но она уже немного научилась понимать устную речь благодаря магнитофонным записям и занятиям с Элси. Элси инициировала ее восприятие с помощью музыкального ключа, а потом легко «записывала» новые слова и понятия прямо ей в подкорку; и теперь Мун понимала почти все, что слышала. Но в сандхи было невероятное множество разнообразных тонов и оттенков... — точно так же, как и в обществе тех людей, для которых этот язык был родным. Строго соблюдаемая кастовая система определяла роли людей в этом обществе с момента их рождения. На инопланетян подобные строгости не распространялись, пока те не нарушали закон — так, например, Мун вручили «штрафной билетик» за то, что она назвала хозяина одного из магазинов «хозяином», а не «гражданином». И не помогли никакие мольбы Элсевиер. Более серьезные нарушения правил могли караться строже, а для местных жителей нарушение этикета порой грозило даже потерей наследственного социального статуса. Существовали специальные магазины, рестораны и театры для представителей различных каст и классов — для технократов, интеллигенции и так далее; а те, кто занимал в обществе Харему самое высокое и самое низкое положение, то есть технократы и деклассированные, не могли даже просто разговаривать друг с другом без посредника. Мун недоумевала, сжимая в руке штрафной билетик, почему они мирятся со всем этим? Элси как-то раз с улыбкой сказала в ответ на ее возмущенные вопросы: «По инерции, моя дорогая. Большая часть этих людей просто еще не испытала особых несчастий, чтобы променять известную им жизнь на неизвестную. Этого ТиДжей как раз и не мог никогда понять».
Перед Мун, чуть было не заснувшей в мягком кресле, вдруг появилась бодрая Элси.
— Посадка уже идет. Нам, пожалуй, лучше поспешить. — Элси помахала зажатыми в руке билетами и направилась в сторону находящихся на противоположной стороне огромного зала дверей, за которыми пассажиры исчезали прямо в пустоте какого-то тоннеля. Кресс, Силки и Мун последовали за ней.
— Да не смотри ты так мрачно, юная леди; ты ничего и не почувствуешь. Здесь всем заправляют компьютеры; к тому же, «челнок» — это не космический корабль. Больше на самолет похоже.
— Там, внизу, очень красиво, Мун. Погоди, вот скоро увидишь сады КейАра... — обернулась к ней Элси.
— Не нужны мне никакие сады! — Взгляд Мун снова устремился к экранам, показывавшим открытый космос; ее тянуло туда, точно железо к магниту. — Мне нужно домой!
Кресс тяжелым осуждающим взглядом посмотрел на Элсевиер; та отвернулась.
— Подожди, вот поговорим с КейАром, Мун, и ты все поймешь...
Глава 20
Они погрузились на «челнок» почти последними, в самом хвосте длинной очереди. Через пневматические двери Мун видела бочкообразный внутренний салон, действительно похожий на салон самолета, как и говорил Кресс. Это был «самолет», который с помощью компьютера то сажали на планету, то снова выводили на орбиту. Посадочным «окном» для него служила специальная шахта диаметром 30 м, выходившая прямо в промышленную зону Харему.
Их проводили к рядам кресел на второй палубе. Стены были прозрачными, и Мун могла видеть под собой туманную поверхность планеты, основными цветами которой были голубой и хаки. Она попыталась представить себе ее величину и плотность, ее атмосферу и тому подобное, чтобы не думать, как немыслимо все-таки они далеко от земли. Здесь, на борту «челнока», ни один человек не «плавал» в невесомости над своим креслом; жители Харему говорили не без гордости, что избавляться от гравитационного притяжения вредно, а потому человек должен ощущать его всегда.
Наконец двери были плотно закрыты, «челнок» высвободился из объятий станции и начал падать вниз по скоростной шахте. Мун сидела, тупо слушая невнятный говор вокруг, по большей части ей непонятный; она и не пыталась вникнуть ни во что; ее заворожило зрелище поднимающейся им навстречу планеты, готовой встретить их и принять. Сейчас Харему напоминала довольно бесформенную тарелку, окутанную облаками, края которой все расширялись, а поверхность становилась видна все более четко. Наконец Элси вполголоса что-то сказала Мун и показала вниз, на блестящие синие воды моря и зелено-охряные пятна островов; острова были такие большие, что казались порой больше самого моря. Один из них, прямо под ними, все увеличивался, пока не заполнил собой все видимое пространство и не разделился на множество разных земель — гор, лесов, возделанных и освещенных утренним солнцем полей... А потом, прежде чем Мун успела осознать это, хрупкое кольцо города, огни которого расплывались в сумерках, выплыло из концентрических кругов, нарисованных посреди обширной, лишенной деревьев долины...
— ...И посадочная площадка! — услыхала она слова Элсевиер.
В последний миг у нее возникло такое чувство, будто рука неведомого гиганта выхватила их прямо из воздуха — еще до того, как «челнок» сел в самый центр светящейся сетки, которой было расчерчено поле, — перенесла куда-то в сторону, в одно из огромных, похожих на склад зданий, кольцом окружавших посадочную площадку, и, в конце концов, поставила на землю.
Толпа пассажиров хлынула из дверей выкрашенного приятными теплыми красками помещения космопорта. Мун чувствовала, что колени у нее подгибаются — здесь сила тяжести была немного больше, чем на Тиамат или в орбитальном городе, а может, просто затекли ноги... Ноги прямо-таки волочились по земле, хотя она очень старалась идти, как следует.
Здесь, на поверхности планеты, утро еще только начиналось, воздух был холодным; Элси сунула руки в рукава своего кафтана. Мун тоже накинула винно-красное пальто и даже завязала кушак. Жители Харему отличались скромностью в одежде, и Элсевиер предупреждала ее, что вольное поведение, принятое на Воровском Рынке, здесь, на самой планете, считается неприличным. Заря дивной красоты расцветала на востоке, хотя небо у них над головой по-прежнему было черным, беззвездным... У Мун перехватило дыхание, когда она подняла голову: тьма над ней вдруг скрылась под невиданными светящимися занавесями, в складках которых таились зеленовато-розовые, золотисто-желтые, морозно-голубые оттенки, сияли обрывки радуг, какие-то слепящие белоснежные лучи — да, их белизна как бы венчала великолепие волшебного мира света.
— Ты только посмотри, Силки, на это безобразие! — Элси внезапно перешла на сандхи, заметив восхищение Мун; в ее тоне восторгов не слышалось вовсе. — Это же просто неприлично!
— Можете еще разок повторить это, гражданка? — Трое пассажиров с их «челнока», смуглые стройные уроженцы Харему, стояли с ними рядом в ожидании такси. Один из них покивал головой в шлеме, на лице его тоже было написано отвращение. — Загрязнение окружающей среды чудовищное! Можно подумать, завтра здесь и жить будет некому! А впрочем, какая тут жизнь! Боги, там столько всякого мусора плавает!.. Не знаю уж, на что они надеются?.. И кто здесь что контролирует?.. По-моему, они соревнуются, кто больше разрушит и испакостит!
— Ох, ЭсЭн... — Его спутница звонко засмеялась и похлопала мужчину по плечу. — Ты пойми, эти граждане не местные, — она выразительно подняла брови, — и им вовсе не обязательно слушать твои бессмысленные вопли.
— Да уж, старичок, — поддержал ее второй мужчина, тоже в шлеме, — что-то ты увлекся! Тебе действительно пора отдохнуть. Ты прямо каким-то биопуристом заделался!
Первый мужчина, сунув руки за ремень брюк, с раздражением посмотрел на них.
— А что такое с вашим небом? — Мун неохотно отвела глаза от этой красоты. — Оно полно дивного света... Оно прекрасно! — Как и должно быть.
Мужчина перевел взгляд на нее и сперва нахмурился, но потом не смог сдержать улыбки. И покачал головой — скорее сокрушенно, чем сердито.
— О, счастливое неведение! Радуйся, что родилась не на Харему, юная гражданка. — Возле них остановилось такси, и он вместе со своими спутниками нырнул внутрь.
— Добро пожаловать на Харему! — Кресс нарочно говорил на языке Тиамат. — Здесь боги и люди говорят на священном сандхи. — Он улыбнулся Мун.
Элсевиер взяла следующее такси; местный житель, но явно не технократ, сидевший за пультом управления, одарил их компанию взглядом, в котором явственно читалось тихое изумление, особенно когда Элси спросила, как проехать в поместье КейАра Аспундха, и продемонстрировала ему рубиновый перстень с печаткой, который всегда носила на своей изящной руке. Водитель потрясенно молчал, объезжая по периметру огромное посадочное поле.
— И все-таки, что здесь такое с небом? — высунулась из окна Мун. Небо светлело, предрассветный туман рассеивался, гонимый светом дня.
— Промышленное загрязнение окружающей среды, — тихо отчеканила Элси. — Неужели мы навеки приговорены повторять ошибки наших предков? Неужели сама история передается по наследству и непременно связана с конкретной средой обитания?
— Хорошо сказано, — заявил Кресс, оглядываясь назад со своего кресла рядом с водителем.
— Это ТиДжей так говорил, — Элси отмахнулась от его комплимента, как от мухи. — Харему уже обладала хорошо развитой промышленностью, когда Старая Империя начала приходить в упадок, хотя трудности здесь поначалу тоже были велики, как и везде, впрочем. Особенно пока Харему была лишена возможности вести межгалактическую торговлю, которая позже сыграла такую роль в ее развитии. Жители Харему научились полностью удовлетворять собственные потребности, избрав для этого, однако, весьма непродуманные, грубые и расточительные способы, а потом очень страдали от самых различных экологических проблем. Всего тысячу лет назад их мир был на грани гибели, однако они как-то умудрились спасти положение — в частности, научились чистой кислородной плавке металлов и вывели большую часть промышленных предприятий в космос. Впрочем, теперь прежние экологические проблемы сменились новыми — пока, правда, не настолько серьезными, однако кто знает, к чему все это приведет в будущем? Причина и следствие — от этого никуда не деться.
Мун коснулась своей татуировки, скрытой широким ожерельем из эмалированных пластин, и посмотрела в окно, на море зеленой листвы. Она старалась не касаться Силки, сидевшего рядом: знала, что ему неприятны ее прикосновения, и, кроме того, втайне все еще побаивалась его щупалец и маслянистой блестящей шкуры. Они летели вдоль похожего на длинную ленту города — внизу, насколько она сумела разглядеть, виднелись по большей части склады и магазины, в основном еще не открывшиеся, а вот жилых домов было совсем мало. Потом показалась полоса леса с лужайками несколько искусственного вида, посреди которых стояли красивые особняки.
— Ты, по-моему, говорила, что они здесь страдают от перенаселенности, Элси? Но они живут даже более просторно, чем у нас на островах!
— Да, моя дорогая, проблема перенаселенности на Харему все еще существует, просто большая часть людей вместе с теми предприятиями, на которых они работают, переселилась в космос, так что оставшиеся могут располагаться достаточно свободно — настолько, насколько хотят и могут себе позволить. Они группируются вокруг таких городских центров, какой мы только что видели, где имеется все необходимое. Обычно, чем выше у здешнего жителя доход, тем дальше от города он живет. КейАр, например, живет весьма далеко.
— Значит, он богат?
— Богат ли он? — Элси хмыкнула. — О да, он настоящий грязный богатей!.. А вообще-то по закону все должен был унаследовать ТиДжей, старший из братьев; однако ТиДжей всегда не ладил со своими земляками, и, в конце концов, здешнее общество его осудило, вычеркнув из рядов высокорожденных. Я уверена, он этого добивался нарочно, потому что ненавидел кастовую систему Харему. А его брат, КейАр, напротив, всегда стремился сохранить в своих отношениях со здешней системой статус кво. Они с ТиДжеем даже порой подолгу не разговаривали друг с другом.
— Тогда, может, он и с нами разговаривать не захочет? — Мун встревожено заерзала.
— Он с удовольствием повидается с нами, не волнуйся. — Загадочная улыбка скользнула по лицу Элси. — Не делай из моих слов слишком поспешных выводов, дорогая. КейАр — очень хороший человек, просто он живет в другой системе ценностей.
— Все жители Харему в той или иной степени страдают нетерпимостью, — сказал Кресс, — только проявляют ее по-разному. И по отношению к разным проблемам и людям.
— Верно. Когда КейАр приезжал на похороны ТиДжея, он сказал мне, что прекрасно понимает: всем своим богатством он обязан исключительно брату, который сам отказался ото всего в его пользу. Он сказал еще, что если я когда-нибудь буду нуждаться в чем-либо, мне нужно только намекнуть.
— А как умер ТиДжей? — неуверенно спросила Мун.
— Сердце. Черные Ворота — тяжкое испытание для человеческого организма. Особенно страдает сердце. Ну и постоянные разочарования свою роль сыграли... — Элси отвернулась, глядя куда-то вдаль, на зелено-красный ковер пролетающего внизу леса. Теперь сквозь деревья просвечивали порой огромные узловатые пальцы серых скал. К утесам осторожно жались дома. — Все это случилось совершенно неожиданно. Надеюсь, я тоже умру вот так, внезапно.
Они снова снизились, пролетая над территорией огромного поместья и почти касаясь верхушек великолепных цветущих кустарников, подстриженных в виде застывших в причудливых позах животных. Повсюду виднелись хрупкие изящные домики, окруженные лентами живых изгородей. Пилот опустил машину на посадочную площадку, красиво обложенную по краям камнями, прямо перед центральным зданием усадьбы, своей архитектурой напоминавшей какой-нибудь городской дворец с залом для торжественных заседаний. Стены дома были прелестно украшены зелеными занавесями плюща и винограда и почти сливались с зеленым ковром лужайки. В доме было множество окон, многие — с разноцветными стеклами; окна по форме напоминали цветы и прекрасно сочетались с архитектурой искусно созданных дивных садов, раскинувшихся вокруг. Во все глаза глядя на удивительный дом, Мун увидела, как приоткрылись огромные, украшенные фресками двери.
— Вы хотите, чтобы я подождал вас, граждане? — Водитель, опершись на локоть, обернулся к ним; взгляд у него был скептический.
— Вряд ли в этом есть необходимость. — Элси с высокомерным видом протянула ему свою кредитную карточку;
Мун вместе с Силки и Крессом выбралась из такси.
— Погодка как раз для отдыха за городом, — Кресс широко раскинул руки в стороны.
— С-с-славно! — Силки, не сходя с места, поворачивался, озирая уходящие вдаль террасы садов.
Элсевиер повела их к центральному входу. Исполненная достоинства женщина средних лет с лицом, покрытым бледными веснушками, и с серебряным колечком в одной ноздре уже поджидала их на крыльце; она была одета в простое белое платье, перетянутое в талии широким, расшитым бирюзой поясом.
— Тетя Элсевиер, какой неожиданный сюрприз! — Мун показалось, что сопровождавшая эти слова улыбка лишь слегка натянула кожу на лице этой светской дамы, вряд ли затронув хоть что-то в ее душе.
— Ну, не такой уж неожиданный, — пробормотала Элси. — Мой свекор на системе электронного оповещения целое состояние заработал — Здравствуйте, ЭйЭлВи, дорогая, — теперь она говорила на сандхи, — как это мило, что наши визиты сюда совпали! Я привезла одного своего друга повидаться с вашим отцом. — Она коснулась руки Мун. — Надеюсь, КейАр в добром здравии? — Мун обратила внимание, что Элси обращается к своей племяннице на «вы».
— Да, отец здоров, благодарю вас, но в настоящий момент его как раз осматривает терапевт Дарджинг-эшкрад. — ЭйЭлВи провела гостей в прохладный вестибюль и закрыла двери. Солнечный свет, проникавший сквозь разноцветные стекла в панелях по обе стороны от дверей и веселыми зайчиками игравший на полу, несколько отвлек внимание Мун, смягчил ощущение полной неуместности здесь всей их разношерстной компании. — Позволите мне чем-нибудь развлечь вас, пока отец не закончит консультацию с врачом? — Она жестом пригласила их следовать за ней; Мун заметила, что ее длиннющие ногти выпилены в виде мини-скульптур.
ЭйЭлВи провела их по анфиладе просторных, с высокими потолками комнат в гостиную, где огромное, отделанное по краю цветными стеклами окно выходило прямо на живописные сады. Она нажала одну из кнопок на маленьком, вделанном в стену пульте у дверей, и вид за окном почему-то изменился: теперь там был зал, полных яростно споривших о чем-то людей. В глубине комнаты, среди пышных пурпурных занавесей виднелись низенькие деревянные столики, инкрустированные золотом и аметистами.
— Прошу вас. Слуги принесут все что нужно... А меня, я надеюсь, вы извините? Я ужасно занята: готовлю для отца данные о налогах. Он присоединится к вам, как только сможет. — И ЭйЭлВи вышла из гостиной. Люди на стене по-прежнему о чем-то спорили.
— Ну-ну. — Кресс скрестил руки на груди и присвистнул. — Чувствуйте себя как дома! Можете даже кое-что украсть из столового серебра! Нет, все-таки у нас, на Большой Голубой, родственные связи кое-что значат. Все мои родственники...
— Хватит, Кресс. — Элси покачала головой. — Мы и всего-то с этой девушкой... с этой женщиной раза два встречались: один раз, когда ей было лет восемь, и еще — на похоронах ТиДжея. А слухи о нас с ним ходили не самые благоприятные. И ты прекрасно знаешь, как здешние высокорожденные боятся... — она изучала свой подол, — ...переживают из-за смешанных браков.
Кресс тоже покачал головой и сердито пнул ножку стола.
— Прекрасная работа! — громко заявил он. — А знаешь, Элси, за эти камешки у нас на орбите можно целых четыре дигитальных диска получить...
— Веди же себя как следует. Кресс! — неодобрительно прошипела Элси. — Ну, как ты, Мун? Ведь правда, здесь очень красиво?
Мун вздрогнула и повернулась к ней. Она лишь молча улыбалась, не в силах выразить свои чувства.
— А ты не думаешь, что могла бы остаться здесь и быть сивиллой?
Улыбка медленно сползла с лица девушки. Она покачала головой, подошла к столику и уселась среди подушек. Элси внимательно следила за ней. Мун чувствовала в ее глазах вопрос, но ответить не могла. Я не могу ответить ни на один вопрос! Желая сменить тему, она указала на экран:
— Почему они все такие сердитые?
Элсевиер посмотрела на спорящих.
— Ну, это старый ПиЭн Сингалу, политический лидер деклассированных. Господи, я и не знала, что он еще жив! Обычные дебаты в парламенте; а вон и переводчик, вон тот темпераментный молодой человек справа; должно быть, тоже из высокорожденных. Ты ведь знаешь, представители противоположных каст не могут непосредственно общаться друг с другом.
— Я думала, что деклассированные вообще никаких прав не имеют...
Двое мужчин с горящими глазами стояли на возвышении лицом к лицу, а между ними, как бы на нейтральной территории, монотонно гудел переводчик с бритой головой. Они, не давая ему закончить предыдущую фразу, тут же начинали вновь сердито говорить что-то, а он переводил, не успевая за ними, и все в целом это было похоже на детскую ссору. По их виду Мун никак не могла отличить высокорожденного технократа от деклассированного, и удивлялась, как это они сами отличают, кто выше по рождению, а кто ниже.
Их проводили к рядам кресел на второй палубе. Стены были прозрачными, и Мун могла видеть под собой туманную поверхность планеты, основными цветами которой были голубой и хаки. Она попыталась представить себе ее величину и плотность, ее атмосферу и тому подобное, чтобы не думать, как немыслимо все-таки они далеко от земли. Здесь, на борту «челнока», ни один человек не «плавал» в невесомости над своим креслом; жители Харему говорили не без гордости, что избавляться от гравитационного притяжения вредно, а потому человек должен ощущать его всегда.
Наконец двери были плотно закрыты, «челнок» высвободился из объятий станции и начал падать вниз по скоростной шахте. Мун сидела, тупо слушая невнятный говор вокруг, по большей части ей непонятный; она и не пыталась вникнуть ни во что; ее заворожило зрелище поднимающейся им навстречу планеты, готовой встретить их и принять. Сейчас Харему напоминала довольно бесформенную тарелку, окутанную облаками, края которой все расширялись, а поверхность становилась видна все более четко. Наконец Элси вполголоса что-то сказала Мун и показала вниз, на блестящие синие воды моря и зелено-охряные пятна островов; острова были такие большие, что казались порой больше самого моря. Один из них, прямо под ними, все увеличивался, пока не заполнил собой все видимое пространство и не разделился на множество разных земель — гор, лесов, возделанных и освещенных утренним солнцем полей... А потом, прежде чем Мун успела осознать это, хрупкое кольцо города, огни которого расплывались в сумерках, выплыло из концентрических кругов, нарисованных посреди обширной, лишенной деревьев долины...
— ...И посадочная площадка! — услыхала она слова Элсевиер.
В последний миг у нее возникло такое чувство, будто рука неведомого гиганта выхватила их прямо из воздуха — еще до того, как «челнок» сел в самый центр светящейся сетки, которой было расчерчено поле, — перенесла куда-то в сторону, в одно из огромных, похожих на склад зданий, кольцом окружавших посадочную площадку, и, в конце концов, поставила на землю.
Толпа пассажиров хлынула из дверей выкрашенного приятными теплыми красками помещения космопорта. Мун чувствовала, что колени у нее подгибаются — здесь сила тяжести была немного больше, чем на Тиамат или в орбитальном городе, а может, просто затекли ноги... Ноги прямо-таки волочились по земле, хотя она очень старалась идти, как следует.
Здесь, на поверхности планеты, утро еще только начиналось, воздух был холодным; Элси сунула руки в рукава своего кафтана. Мун тоже накинула винно-красное пальто и даже завязала кушак. Жители Харему отличались скромностью в одежде, и Элсевиер предупреждала ее, что вольное поведение, принятое на Воровском Рынке, здесь, на самой планете, считается неприличным. Заря дивной красоты расцветала на востоке, хотя небо у них над головой по-прежнему было черным, беззвездным... У Мун перехватило дыхание, когда она подняла голову: тьма над ней вдруг скрылась под невиданными светящимися занавесями, в складках которых таились зеленовато-розовые, золотисто-желтые, морозно-голубые оттенки, сияли обрывки радуг, какие-то слепящие белоснежные лучи — да, их белизна как бы венчала великолепие волшебного мира света.
— Ты только посмотри, Силки, на это безобразие! — Элси внезапно перешла на сандхи, заметив восхищение Мун; в ее тоне восторгов не слышалось вовсе. — Это же просто неприлично!
— Можете еще разок повторить это, гражданка? — Трое пассажиров с их «челнока», смуглые стройные уроженцы Харему, стояли с ними рядом в ожидании такси. Один из них покивал головой в шлеме, на лице его тоже было написано отвращение. — Загрязнение окружающей среды чудовищное! Можно подумать, завтра здесь и жить будет некому! А впрочем, какая тут жизнь! Боги, там столько всякого мусора плавает!.. Не знаю уж, на что они надеются?.. И кто здесь что контролирует?.. По-моему, они соревнуются, кто больше разрушит и испакостит!
— Ох, ЭсЭн... — Его спутница звонко засмеялась и похлопала мужчину по плечу. — Ты пойми, эти граждане не местные, — она выразительно подняла брови, — и им вовсе не обязательно слушать твои бессмысленные вопли.
— Да уж, старичок, — поддержал ее второй мужчина, тоже в шлеме, — что-то ты увлекся! Тебе действительно пора отдохнуть. Ты прямо каким-то биопуристом заделался!
Первый мужчина, сунув руки за ремень брюк, с раздражением посмотрел на них.
— А что такое с вашим небом? — Мун неохотно отвела глаза от этой красоты. — Оно полно дивного света... Оно прекрасно! — Как и должно быть.
Мужчина перевел взгляд на нее и сперва нахмурился, но потом не смог сдержать улыбки. И покачал головой — скорее сокрушенно, чем сердито.
— О, счастливое неведение! Радуйся, что родилась не на Харему, юная гражданка. — Возле них остановилось такси, и он вместе со своими спутниками нырнул внутрь.
— Добро пожаловать на Харему! — Кресс нарочно говорил на языке Тиамат. — Здесь боги и люди говорят на священном сандхи. — Он улыбнулся Мун.
Элсевиер взяла следующее такси; местный житель, но явно не технократ, сидевший за пультом управления, одарил их компанию взглядом, в котором явственно читалось тихое изумление, особенно когда Элси спросила, как проехать в поместье КейАра Аспундха, и продемонстрировала ему рубиновый перстень с печаткой, который всегда носила на своей изящной руке. Водитель потрясенно молчал, объезжая по периметру огромное посадочное поле.
— И все-таки, что здесь такое с небом? — высунулась из окна Мун. Небо светлело, предрассветный туман рассеивался, гонимый светом дня.
— Промышленное загрязнение окружающей среды, — тихо отчеканила Элси. — Неужели мы навеки приговорены повторять ошибки наших предков? Неужели сама история передается по наследству и непременно связана с конкретной средой обитания?
— Хорошо сказано, — заявил Кресс, оглядываясь назад со своего кресла рядом с водителем.
— Это ТиДжей так говорил, — Элси отмахнулась от его комплимента, как от мухи. — Харему уже обладала хорошо развитой промышленностью, когда Старая Империя начала приходить в упадок, хотя трудности здесь поначалу тоже были велики, как и везде, впрочем. Особенно пока Харему была лишена возможности вести межгалактическую торговлю, которая позже сыграла такую роль в ее развитии. Жители Харему научились полностью удовлетворять собственные потребности, избрав для этого, однако, весьма непродуманные, грубые и расточительные способы, а потом очень страдали от самых различных экологических проблем. Всего тысячу лет назад их мир был на грани гибели, однако они как-то умудрились спасти положение — в частности, научились чистой кислородной плавке металлов и вывели большую часть промышленных предприятий в космос. Впрочем, теперь прежние экологические проблемы сменились новыми — пока, правда, не настолько серьезными, однако кто знает, к чему все это приведет в будущем? Причина и следствие — от этого никуда не деться.
Мун коснулась своей татуировки, скрытой широким ожерельем из эмалированных пластин, и посмотрела в окно, на море зеленой листвы. Она старалась не касаться Силки, сидевшего рядом: знала, что ему неприятны ее прикосновения, и, кроме того, втайне все еще побаивалась его щупалец и маслянистой блестящей шкуры. Они летели вдоль похожего на длинную ленту города — внизу, насколько она сумела разглядеть, виднелись по большей части склады и магазины, в основном еще не открывшиеся, а вот жилых домов было совсем мало. Потом показалась полоса леса с лужайками несколько искусственного вида, посреди которых стояли красивые особняки.
— Ты, по-моему, говорила, что они здесь страдают от перенаселенности, Элси? Но они живут даже более просторно, чем у нас на островах!
— Да, моя дорогая, проблема перенаселенности на Харему все еще существует, просто большая часть людей вместе с теми предприятиями, на которых они работают, переселилась в космос, так что оставшиеся могут располагаться достаточно свободно — настолько, насколько хотят и могут себе позволить. Они группируются вокруг таких городских центров, какой мы только что видели, где имеется все необходимое. Обычно, чем выше у здешнего жителя доход, тем дальше от города он живет. КейАр, например, живет весьма далеко.
— Значит, он богат?
— Богат ли он? — Элси хмыкнула. — О да, он настоящий грязный богатей!.. А вообще-то по закону все должен был унаследовать ТиДжей, старший из братьев; однако ТиДжей всегда не ладил со своими земляками, и, в конце концов, здешнее общество его осудило, вычеркнув из рядов высокорожденных. Я уверена, он этого добивался нарочно, потому что ненавидел кастовую систему Харему. А его брат, КейАр, напротив, всегда стремился сохранить в своих отношениях со здешней системой статус кво. Они с ТиДжеем даже порой подолгу не разговаривали друг с другом.
— Тогда, может, он и с нами разговаривать не захочет? — Мун встревожено заерзала.
— Он с удовольствием повидается с нами, не волнуйся. — Загадочная улыбка скользнула по лицу Элси. — Не делай из моих слов слишком поспешных выводов, дорогая. КейАр — очень хороший человек, просто он живет в другой системе ценностей.
— Все жители Харему в той или иной степени страдают нетерпимостью, — сказал Кресс, — только проявляют ее по-разному. И по отношению к разным проблемам и людям.
— Верно. Когда КейАр приезжал на похороны ТиДжея, он сказал мне, что прекрасно понимает: всем своим богатством он обязан исключительно брату, который сам отказался ото всего в его пользу. Он сказал еще, что если я когда-нибудь буду нуждаться в чем-либо, мне нужно только намекнуть.
— А как умер ТиДжей? — неуверенно спросила Мун.
— Сердце. Черные Ворота — тяжкое испытание для человеческого организма. Особенно страдает сердце. Ну и постоянные разочарования свою роль сыграли... — Элси отвернулась, глядя куда-то вдаль, на зелено-красный ковер пролетающего внизу леса. Теперь сквозь деревья просвечивали порой огромные узловатые пальцы серых скал. К утесам осторожно жались дома. — Все это случилось совершенно неожиданно. Надеюсь, я тоже умру вот так, внезапно.
Они снова снизились, пролетая над территорией огромного поместья и почти касаясь верхушек великолепных цветущих кустарников, подстриженных в виде застывших в причудливых позах животных. Повсюду виднелись хрупкие изящные домики, окруженные лентами живых изгородей. Пилот опустил машину на посадочную площадку, красиво обложенную по краям камнями, прямо перед центральным зданием усадьбы, своей архитектурой напоминавшей какой-нибудь городской дворец с залом для торжественных заседаний. Стены дома были прелестно украшены зелеными занавесями плюща и винограда и почти сливались с зеленым ковром лужайки. В доме было множество окон, многие — с разноцветными стеклами; окна по форме напоминали цветы и прекрасно сочетались с архитектурой искусно созданных дивных садов, раскинувшихся вокруг. Во все глаза глядя на удивительный дом, Мун увидела, как приоткрылись огромные, украшенные фресками двери.
— Вы хотите, чтобы я подождал вас, граждане? — Водитель, опершись на локоть, обернулся к ним; взгляд у него был скептический.
— Вряд ли в этом есть необходимость. — Элси с высокомерным видом протянула ему свою кредитную карточку;
Мун вместе с Силки и Крессом выбралась из такси.
— Погодка как раз для отдыха за городом, — Кресс широко раскинул руки в стороны.
— С-с-славно! — Силки, не сходя с места, поворачивался, озирая уходящие вдаль террасы садов.
Элсевиер повела их к центральному входу. Исполненная достоинства женщина средних лет с лицом, покрытым бледными веснушками, и с серебряным колечком в одной ноздре уже поджидала их на крыльце; она была одета в простое белое платье, перетянутое в талии широким, расшитым бирюзой поясом.
— Тетя Элсевиер, какой неожиданный сюрприз! — Мун показалось, что сопровождавшая эти слова улыбка лишь слегка натянула кожу на лице этой светской дамы, вряд ли затронув хоть что-то в ее душе.
— Ну, не такой уж неожиданный, — пробормотала Элси. — Мой свекор на системе электронного оповещения целое состояние заработал — Здравствуйте, ЭйЭлВи, дорогая, — теперь она говорила на сандхи, — как это мило, что наши визиты сюда совпали! Я привезла одного своего друга повидаться с вашим отцом. — Она коснулась руки Мун. — Надеюсь, КейАр в добром здравии? — Мун обратила внимание, что Элси обращается к своей племяннице на «вы».
— Да, отец здоров, благодарю вас, но в настоящий момент его как раз осматривает терапевт Дарджинг-эшкрад. — ЭйЭлВи провела гостей в прохладный вестибюль и закрыла двери. Солнечный свет, проникавший сквозь разноцветные стекла в панелях по обе стороны от дверей и веселыми зайчиками игравший на полу, несколько отвлек внимание Мун, смягчил ощущение полной неуместности здесь всей их разношерстной компании. — Позволите мне чем-нибудь развлечь вас, пока отец не закончит консультацию с врачом? — Она жестом пригласила их следовать за ней; Мун заметила, что ее длиннющие ногти выпилены в виде мини-скульптур.
ЭйЭлВи провела их по анфиладе просторных, с высокими потолками комнат в гостиную, где огромное, отделанное по краю цветными стеклами окно выходило прямо на живописные сады. Она нажала одну из кнопок на маленьком, вделанном в стену пульте у дверей, и вид за окном почему-то изменился: теперь там был зал, полных яростно споривших о чем-то людей. В глубине комнаты, среди пышных пурпурных занавесей виднелись низенькие деревянные столики, инкрустированные золотом и аметистами.
— Прошу вас. Слуги принесут все что нужно... А меня, я надеюсь, вы извините? Я ужасно занята: готовлю для отца данные о налогах. Он присоединится к вам, как только сможет. — И ЭйЭлВи вышла из гостиной. Люди на стене по-прежнему о чем-то спорили.
— Ну-ну. — Кресс скрестил руки на груди и присвистнул. — Чувствуйте себя как дома! Можете даже кое-что украсть из столового серебра! Нет, все-таки у нас, на Большой Голубой, родственные связи кое-что значат. Все мои родственники...
— Хватит, Кресс. — Элси покачала головой. — Мы и всего-то с этой девушкой... с этой женщиной раза два встречались: один раз, когда ей было лет восемь, и еще — на похоронах ТиДжея. А слухи о нас с ним ходили не самые благоприятные. И ты прекрасно знаешь, как здешние высокорожденные боятся... — она изучала свой подол, — ...переживают из-за смешанных браков.
Кресс тоже покачал головой и сердито пнул ножку стола.
— Прекрасная работа! — громко заявил он. — А знаешь, Элси, за эти камешки у нас на орбите можно целых четыре дигитальных диска получить...
— Веди же себя как следует. Кресс! — неодобрительно прошипела Элси. — Ну, как ты, Мун? Ведь правда, здесь очень красиво?
Мун вздрогнула и повернулась к ней. Она лишь молча улыбалась, не в силах выразить свои чувства.
— А ты не думаешь, что могла бы остаться здесь и быть сивиллой?
Улыбка медленно сползла с лица девушки. Она покачала головой, подошла к столику и уселась среди подушек. Элси внимательно следила за ней. Мун чувствовала в ее глазах вопрос, но ответить не могла. Я не могу ответить ни на один вопрос! Желая сменить тему, она указала на экран:
— Почему они все такие сердитые?
Элсевиер посмотрела на спорящих.
— Ну, это старый ПиЭн Сингалу, политический лидер деклассированных. Господи, я и не знала, что он еще жив! Обычные дебаты в парламенте; а вон и переводчик, вон тот темпераментный молодой человек справа; должно быть, тоже из высокорожденных. Ты ведь знаешь, представители противоположных каст не могут непосредственно общаться друг с другом.
— Я думала, что деклассированные вообще никаких прав не имеют...
Двое мужчин с горящими глазами стояли на возвышении лицом к лицу, а между ними, как бы на нейтральной территории, монотонно гудел переводчик с бритой головой. Они, не давая ему закончить предыдущую фразу, тут же начинали вновь сердито говорить что-то, а он переводил, не успевая за ними, и все в целом это было похоже на детскую ссору. По их виду Мун никак не могла отличить высокорожденного технократа от деклассированного, и удивлялась, как это они сами отличают, кто выше по рождению, а кто ниже.