— А знаешь, в Лабиринте ты сможешь заработать куда лучше. У тамошней публики и денег в карманах побольше... да и настоящего музыканта она оценить сумеет...
   Спаркс изумленно вскинул глаза и увидел перед собой женщину; темные волосы ее были перехвачены повязкой, низко спущенной на лоб, и заплетены в косы. Толпа обтекала их с обеих сторон; у него даже возникло ощущение, будто они стоят на острове. Женщина была примерно одних лет с его теткой Леларк, а может, на несколько лет постарше; в длинном поношенном платье из бархата, на шее потрепанное боа из перьев. В руке она держала тросточку с набалдашником, который светился красным, как головешка. Она поднесла этот набалдашник к самому его лицу, коснулась его рукой и улыбнулась. На него она не смотрела. Вокруг ее глаз была какая-то странная мертвенная пустота, словно в них чего-то не хватало, какого-то света.
   — Кто ты? — спросила она.
   Слепая!
   — Спаркс... Покоритель Зари... — начал он, совершенно не представляя, куда же ему смотреть, и посмотрел на ее трость. Она, казалось, ждала. — Сын Лета, — договорил он с отвращением.
   — А! Я так и думала. — Она кивнула. — Другой столь же печальной музыки в Карбункуле не услышишь. Послушайся моего совета, Спаркс, сын Лета. Отправляйся на верхние уровни. — Она порылась в украшенной перьями сумочке, висевшей у нее на плече, и протянула ему горсть монет, толстых, с дыркой посредине. — Желаю тебе удачи.
   — Спасибо. — Он неуверенно коснулся ее руки и, мгновение поколебавшись, взял монеты.
   Она кивнула и опустила свою трость, собираясь двинуться дальше. Потом вдруг снова остановилась.
   — Заходи ко мне в мастерскую на Цитрусовой аллее. Спросишь, где маски делают, тебе всякий покажет.
   Он молча кивнул; потом опомнился и быстро сказал:
   — М-м... Конечно. Я, наверно, приду. — И долго смотрел ей вслед.
   А потом отправился вверх по Главной улице, в Лабиринт, где фронтоны зданий были разрисованы звездами, бусами, диковинными раковинами и игрушечными крутящимися колесами; где ни расцветка материи, ни фасон платья у прохожих никогда не повторялись дважды; где оглушающие зазывные вопли торговцев обещали рай и ад одновременно и все ступени, расположенные между ними. Отыскав более или менее тихий уголок, где на ветру хлопали пестрые флажки, Спаркс остановился и несколько часов подряд играл свои островные мелодии, то и дело слыша звон монет, которые бросали ему прохожие, — денег в итоге оказалось не так много, как он надеялся, но для начала и это было очень и очень неплохо.
   В конце концов аппетитные запахи самых разнообразных приправ, что плыли над улицей, заставили его пойти и потратить некоторое количество заработанных денег на ублажение пустого желудка всякими необычными лакомствами. Потом он скинул привычный плащ и купил себе рубашку из красного шелка и бусы из стеклянных и медных шариков; на эти бусы ушли все последние деньги. Однако, бредя по вечерним улочкам на свой излюбленный угол, чтобы заработать на ночлег, он в душе благодарно помолился Хозяйке за то, что одарила его способностью играть на флейте и все-таки привела в Карбункул. Благодаря музыке он теперь вполне проживет, пока не усвоит все правила здешней жизни...
   Четверо инопланетян в космических комбинезонах, проходившие мимо, внезапно окружили его и поволокли куда-то в темную щель между двумя домами.
   — Что вам надо?! — Он яростно вертел головой, пока не высвободился из-под руки, зажимавшей ему рот; рука пахла машинным маслом. В тусклом свете он разглядел перед собой еще троих, скаливших зубы в усмешке охотников, настигших жертву; а еще он заметил какой-то явно очень опасный предмет в руках одного из бандитов — заморское оружие. Вырваться он не мог: его со всех сторон удерживали чьи-то мощные руки, потом на голову ему обрушился сокрушительный удар и воняющие маслом пальцы сомкнулись у него на горле.
   Он резко дернулся назад и вдруг увидел того, кто держал его сзади, а потом услышал болезненный стон, когда пустил в ход собственные локти и тяжелые башмаки. Инопланетянин упал навзничь, грязно выругавшись; и Спаркс, почуяв близкую свободу, уже хотел было позвать на помощь, но человек с оружием опередил его.
   Вопль вырвался у Спаркса, он задохнулся, когда черная молния поразила его. Он упал ничком, словно жалкая марионетка, у которой разом оборвали все нити, не в силах даже оберечь голову от удара о тротуар. Но боли он не чувствовал, только тупое головокружение и как бы сухое потрескивание тысячи нейронов, которые перестали передавать сигналы мозга его телу, утратившему способность отвечать и повиноваться. Железная хватка на горле стала еще сильнее, он слышал свой собственный отвратительный хрип — он задыхался...
   Кто-то ногой перевернул его лицом вверх. Тот тип с оружием, стоявший в тени, теперь наклонился над ним, и на этот раз он хорошо разглядел их хищные улыбки: бандиты заметили ужас у него на лице.
   — Ты сколько ему влепил, толстопалый? Он, похоже, задыхается.
   — Пусть себе задыхается, жалкий червяк. От того, что будет чуть похуже соображать, цена ему на рынке не убавится.
   Тип, которому Спаркс съездил по физиономии, вытер кровь с разбитой губы.
   — Да, мальчик хорошенький, это верно. Не то что мой Нозири, скотина. За этого можно получить столько, что хватит заплатить за груз до Ци-пун. — Все засмеялись. На живот Спарксу крепко надавила чья-то нога в ботинке. — А ну-ка дыши, красавчик. Вот так.
   Один из них, опустившись на колени, застегнул на его беспомощных руках наручники. Человек с окровавленным ртом тоже опустился на колени, вытащил из кармана фонарик, нажал на кнопку, и узкий лучик света осветил его руку. Вторая его рука полезла Спарксу в рот, отыскивая язык.
   — Ну, каково будет твое последнее слово, красавчик?
   ПОМОГИТЕ! Но вопль этот прозвучал лишь у него в душе.

Глава 5

   — О боги, до чего я ненавижу эту обязанность! — Инспектор полиции Гея Джеруша ПалаТион сердито дернула за полу свой алый плащ, который прищемила дверцей патрульной машины. Машина вздрогнула и остановилась на дворцовой площади — в самом верхнем конце Главной улицы Карбункула.
   Сопровождавший ПалаТион сержант посмотрел на нее с иронической полуулыбкой, от которой смешно сморщились светлые веснушки на его тонком смуглом лице.
   — Вы хотите сказать, инспектор, что вам не нравятся визиты в королевский дворец? — невинным тоном спросил он.
   — Вы прекрасно поняли, что я хочу сказать, сержант Гундалину. — Она еще раз дернула за полу плаща, и тот распахнулся; под ним была обычная полицейская форма серо-голубого цвета. Зато алый плащ был скреплен у горла красивой пряжкой с печатью Гегемонии. — Ах, БиЗед... — она махнула рукой, — я хочу сказать, что ненавижу эти костюмированные представления на тему: «Визит инопланетян к Снежной королеве»!
   Гундалину погладил светозащитный козырек своего самого обычного шлема из белого металла. Шлем Джеруши был позолочен. Алого плаща Гундалину тоже не полагалось.
   — Вы еще должны радоваться, инспектор, что наш комиссар не пристроил в машину карликовое деревце в горшке, а вам на шлем — консервированные фрукты, чтобы вы могли произвести на здешнюю королеву еще более благоприятное впечатление... Ведь должны же вы как-то внедрять универсальный закон Гегемонии на этой ублюдочной планете, черт бы ее побрал?
   — Ох и дерьмо! — По светлым плиткам дворцовой площади, выложенным прихотливым рисунком, они двинулись к массивным парадным дверям. На дальнем конце площади двое слуг — уроженцев Зимы — скребли плитки щетками на длинных ручках. Здесь вечно что-нибудь скребли, чистили, мыли, доводили до совершенства. Не алебастр ли это, полюбопытствовала она, посмотрев себе под ноги, и подумала о песке, летней жаре и синем небе. Ничего этого здесь не было — во всем холодном вылизанном каменном городе. Дворцовая площадь была началом Главной улицы, началом этого мира Зимы. Или его концом. Здесь, над верхними ярусами, были видны мертвенно-холодные небеса, беспомощно глядевшие на них с Гундалину сквозь толстенные, предохраняющие от любых ветров и дождей прозрачные стены Карбункула.
   — Ариенрод не более моего любит эти идиотские визиты. Единственный положительный момент — если она чисто случайно поверит, что мы настолько глупы, насколько хотим казаться.
   — Ну а что вы скажете, инспектор, насчет здешних варварских ритуалов и суеверий? Ведь аборигены до сих пор считают чрезвычайно важными и полезными человеческие жертвоприношения. А какие чудовищные маскарады и оргии они устраивают прямо на улицах Карбункула каждый раз, когда члены Ассамблеи прибывают сюда с визитом!..
   — А ты, БиЗед, разве не принимаешь участия в параде по случаю прибытия на Харему премьер-министра, который позволяет наиболее отличившимся целовать ему ноги в знак особого расположения?
   — Ну, вряд ли это можно сравнивать... К тому же премьер-министр ведь и сам родом с Харему, — Гундалину весь подобрался, словно пытаясь защититься от скверны, — да и наши празднества всегда такие благородные!
   Джеруша улыбнулась.
   — Все познается в сравнении. И прежде чем бросаться оценками по поводу чужой культуры, сержант, вам следует повнимательнее изучить этнографию планеты, пока не разберетесь, что к чему. — Она специально нацепила маску официальной благопристойности, дав Гундалину возможность оценить ее по достоинству, прежде чем они предстанут перед королевской стражей, которая уже напряженно ждала у дверей, словно тоже участвуя в некоем костюмированном представлении, данном в честь инопланетной полиции. Огромные, потемневшие от времени двери раскрылись перед ними без малейшей задержки.
   — Да, мэм, вы правы.
   Их начищенные башмаки прогремели по коридору, ведущему в зал Ветров. Гундалину выглядел подавленным. Он провел на Тиамат уже почти целый ее стандартный год и большую часть этого времени был Джеруше незаменимым помощником. Он ей нравился. И, похоже, отвечал своей начальнице взаимностью. Ей представлялось, что он весьма твердо следует намеченным курсом вверх по карьерной лестнице и вскоре будет достаточно компетентным, высшим офицером. Впрочем, родом он был с Харему, планеты, которая, в сущности, правила всей Гегемонией. Особой властью там пользовались технократы, создававшие в высшей степени изощренное оборудование для всех семи миров Гегемонии. Джеруша подозревала, что Гундалину, младший сын какого-нибудь могущественного технократического клана, был просто вынужден покинуть родину и служить полицейским на чужой планете из-за суровых законов о наследстве, свойственных Харему, но сам он технократ до мозга костей. С некоторой грустью она думала, что, сколько ни заставляй его прокручивать видеозаписи по культурной ориентации, все равно терпимости такого человека не научишь.
   — Ну что ж, — сказала она куда более мягким тоном, — я, пожалуй, назову тебе одного человека в маске, который действительно соответствует всем твоим предубеждениям по поводу аборигенов, да и моим тоже. Это Звездный Бык. Впрочем, он инопланетянин, кем бы или чем бы по сути своей ни был здесь, на Тиамат. — Она взглянула на фрески, украшавшие стены зала; на них были изображены леденящие душу сцены из жизни Зимы. Джеруша попыталась определить, сколько раз подобные сцены воспроизводили здесь вновь и вновь. Однако из головы не шел Звездный Бык — этот негодяй, что вечно стоит по правую руку королевы и как бы прячет усмешку под своим проклятым капюшоном и маской при виде полицейских — инопланетных пташек с подрезанными крыльями.
   — Он носит маску по той же причине, что воры и убийцы, — мрачно изрек Гундалину.
   — Да, весьма похоже. Живое доказательство того, что ни одна планета не обладает монополией на духовный регресс... И ведь этот подонок практически на вершине власти! — Джеруша замедлила шаг: ей показалось, будто в брюхе планеты сонно вздохнул какой-то великан. Она и сама глубоко вздохнула, с неприязнью ожидая очередного Испытания Ветром, которое тоже было частью ритуала во время визитов во дворец, и даже в теплом плаще дрожала от холода, ибо воздух вокруг стал вдруг ледяным. Ей никогда не удавалось полностью избавиться от страха и изумления в этом странном месте, называемом залом Ветров.
   Она заметила, что у моста, перекинутого над пропастью, их ждет один из придворных, и была рада, что королева хоть на этот раз оказалась достаточно предусмотрительной. Чем меньше думать о пропасти, тем легче через нее перейти. Возможно, присутствие придворного означало, что Ариенрод пребывает в хорошем настроении или же просто слишком занята чем-то более важным. Джеруша хорошо знала, сколь разветвленную систему шпионов создала королева в этом городе и особенно здесь, в собственном дворце. Ариенрод очень нравилось ставить ловушки, способные полностью деморализовать противника... а еще — Джеруша нисколько в этом не сомневалась — королеве приятно было видеть, как ее жертвы покрываются испариной от страха.
   Джеруша узнала Кирарда Сета, старейшего из представителей древних родов Тиамат, фаворита королевы. По слухам, он пережил уже целых четыре визита членов Ассамблеи, однако лицо его под причудливо закрученным тюрбаном казалось совсем еще юным.
   — Старейший! — Джеруша немного смущалась, приветствуя его так и с горечью сознавая, что у нее самой вокруг глаз уже появились «гусиные лапки»; однако от этих мыслей ее тут же отвлек то ли стон, то ли зов, донесшийся из пропасти и похожий на голодный хохот проклятого и нераскаявшегося грешника в аду. Кому только пришло в голову построить этот Колодец? Каждый раз, приходя сюда, она задавала себе один и тот же вопрос. Ей казалось порой, что в стонах ветра на самом деле слышатся стоны строителей этого зала, тех древних людей, которые выдумали и создали весь этот город-призрак на самом севере планеты Тиамат. Никому не ведомо, кто они были такие, что делали здесь до того, как рухнула их великая межзвездная империя, по сравнению с которой теперешняя Гегемония кажется крохотным государством.
   Если бы сейчас она могла оказаться где-нибудь на Летних островах, то попыталась бы, возможно, отыскать предсказателя и получить ответ на эти вопросы, пусть невнятный, невежественный, но все-таки ответ. Здесь, на Тиамат, на дальних островах предсказатели странствовали, подобно магам иных миров, считая, что их устами говорит великая Богиня — Мать Моря, Хозяйка. Однако мудрость их была подлинной и не искаженной современной цивилизацией, ибо автохтонное население Тиамат давно утратило понимание того, откуда эта мудрость и эти знания на самом деле взялись и зачем существует город Карбункул. В самом Карбункуле никаких предсказателей не было — по законам Гегемонии, охотно поддерживаемым жителями Зимы, испытывавшими отвращение ко всему «примитивному», им появляться там было запрещено. Хорошо рассчитанная и обретшая здесь благодатную почву пропаганда Гегемонии заставляла обитателей Карбункула верить, что пророчества сивилл — это всего лишь смесь шарлатанства и болезненного безумия. Никто, даже правители Гегемонии, не решились бы уничтожать предсказателей в обитаемых мирах... однако Гегемония приложила немало усилий, чтобы сделать Карбункул практически недоступным для них. Они были носителями утраченной мудрости Старой Империи и предназначались для того, чтобы дать новым цивилизациям, возникшим на ее обломках, ключ от дверей в хранилище ее тайн. А уж чего могущественная и ныне процветающая Гегемония не желала, так это видеть, как Тиамат пробуждается ото сна, набирается сил, становится способной даже отказать порой инопланетянам в поставках «живой воды».
   Джеруша вдруг живо припомнила того единственного предсказателя, которого когда-либо встречала в Карбункуле, — это было лет десять назад, вскоре после ее прибытия сюда. Она видела все от начала до конца — именно ей было приказано проследить за изгнанием несчастного из города — и шла вместе с вопящей толпой, гнавшей своего перепуганного, протестующего соотечественника вниз, к пристани, чтобы посадить в лодку и отправить в море. На шее у предсказателя был «ведьмин воротник», утыканный шипами, а люди подталкивали его вперед длинными баграми, справедливо опасаясь, что его зло перейдет на них.
   А потом, уже спускаясь по крутой лестнице к причалам, они толкнули его слишком грубо, и он упал, и шипы вонзились ему в шею и нижнюю часть щеки; из открытых ран обильно потекла кровь. Кровь, которой так сильно боялась эта толпа, заливала ему рубаху (а рубаха была небесно-голубого цвета; ее тогда поразила красота этого контраста), и, перепуганная до смерти, как и все остальные, она лишь смотрела. Как он сидит и стонет, прижав руки к горлу, но не сделала ничего, чтобы помочь ему...
   Гундалину нерешительно коснулся ее локтя. Она удивленно вскинула на него глаза и встретилась с чуть насмешливым взглядом Старейшего.
   — Скажите, когда будете готовы, инспектор.
   Она кивнула.
   Старейший поднес к губам маленький свисток, висевший у него на шее на цепочке, и ступил на мост. Джеруша последовала за ним, глядя только вперед и зная, что увидит, если посмотрит вниз, и вовсе не желая увидеть это: ужасную шахту, ведущую к рабочим механизмам самодостаточного производственного городского цикла, то есть того, что, насколько ей было известно, ни разу городу не понадобилось в течение последних тысячелетий. Там же находились лифты, дававшие техникам возможность беспрепятственно попадать на любые уровни города. Гигантский воздушный столб как бы пронизывал полую сердцевину спирали, вокруг которой расположился Карбункул, заканчиваясь в зале Ветров. Здесь было единственное место в городе, где путь штормовым ветрам был прегражден не полностью. Яростные ветры открытого пространства с бешеной скоростью врывались в эту громадную трубу, как бы высасывая воздух из ее подземных пустот. Здесь, в зале Ветров, на большой высоте в воздухе всегда чувствовался сильный запах моря и слышались его стоны, пока сам ветер ощупывал шероховатости и углубления в стенах шахты.
   Над шахтой в воздухе парили прозрачные панели, похожие на громадные, вечно меняющие свою форму мобили, способные то вздыматься подобно облакам, то создавать предательские боковые потоки воздуха, способные сбить человека с ног. Существовал лишь один путь, ведущий через этот зал к самым верхним уровням города и дворца: легкий разводной мост, светящейся лентой взлетающий над бездной. Мост был достаточно широк, и по нему было бы нетрудно пройти при спокойном воздухе; но это становилось смертельно опасным, когда вокруг начинали свирепствовать жадные вихри.
   Старейший издал с помощью своего свистка какой-то определенный звук и уверенно шагнул вперед: воздух вокруг него сразу же застыл. Джеруша буквально по пятам следовала за ним, испытывая непреодолимое желание во что бы то ни стало спрятаться вместе с Гундалину внутрь этого пузыря полного штиля. Старейший продолжал идти спокойным ровным шагом, потом свистнул еще раз и еще. Штиль по-прежнему окружал их со всех сторон; но Джеруша, не оборачиваясь, услышала, как Гундалину выругался себе под нос: видимо, чуть замешкался, и ветер тут же лизнул ему спину.
   Это же безумие! Именно такие слова без конца вертелись у нее в голове. Она не могла избавиться от отвращения и ужаса, всегда охватывавших ее при переходе через эту бездну. Что за маньяк придумал подобную забаву? — думала она, понимая, что подобная технологическая ловушка способна поглотить и самого ее создателя, даже если шахта строилась исключительно с целью безопасности города. На том уровне развития техники, который допускался Гегемонией на планете Тиамат, подобное препятствие действовало достаточно эффективно. Какой бы бессердечный безумец ни создал Колодец, он, как подозревала Джеруша, более чем успешно служил и нынешней королеве Зимы.
   Они уже достигли середины моста. Джеруша по-прежнему не сводила глаз со спины Старейшего, слушая непохожие один на другой слабые посвисты этого «заклинателя ветров», удерживавшие смертоносный вой где-то во вздыхающей тяжко глубине. Впрочем, то были отнюдь не магические чары, а всего лишь включение автоматического контроля створок, которые то сдвигались, то раздвигались под воздействием конкретного акустического сигнала; в данном случае во благо тем, кто шел по мосту, а не во вред им. Понимая это, она не слишком-то доверяла механизму, особенно если учесть возможность того, что человеку вообще свойственно ошибаться, а в столь древней системе и подавно могли произойти определенные сбои. Некогда, видимо, существовали специальные приборы дистанционного управления, выполнявшие ту же функцию, что и дующий в свисток человек; однако, насколько ей было известно, последний из таких действующих приборов висел на поясе у Звездного Быка.
   Наконец-то безопасность. Ее башмаки ощутили под собой спасительную твердь. Пропасть осталась позади. Джеруша с трудом удержалась от невыносимого искушения позволить ватным коленям подогнуться; ей ужасно хотелось сесть прямо на пол. Гундалину, лицо которого было покрыто крупными каплями пота, с улыбкой поглядывал на нее. Интересно, а он тоже старается не думать о том, что придется возвращаться обратно? Джеруша заметила, что даже в походке шествующего впереди них Старейшего ощущается триумф победителя.
   Вскоре они вошли в зал Приемов, находившийся как бы в самой вершине спиралевидного города; зал этот поражал своими размерами. Джеруше казалось, что здесь свободно может поместиться целая вилла с ее родной планеты Ньюхевен. Воздушные занавеси из искусственного волокна с морозными узорами на пастельном фоне свисали с изящных арок между стройными колоннами и, покачиваясь, издавали мелодичный звон — к ним были прикреплены тысячи крохотных серебряных колокольчиков, искусно сделанных вручную.
   Весь пол в зале был застлан заморским белоснежным ковром — и на противоположном конце этого белого поля на троне своем восседала Снежная королева, божество во плоти, хищный снежный ястреб с когтистыми лапами, и вокруг нее, казалось, царил леденящий холод. Джеруша машинально запахнула плащ поплотнее. «Холоднее, чем в Кару», — пробормотал Гундалину, потирая руки. Старейший знаком велел им остановиться и ждать, а сам прошел вперед, чтобы доложить об их прибытии королеве. Джеруша не сомневалась, что эта женщина с темными холодными глазами под короной очень светлых, почти белых волос уже отлично обо всем осведомлена, хотя и не выдала себя ни единым движением, а продолжала смотреть в пространство перед собою, как бы не видя их. В который раз она поражала Джерушу этой своей способностью; однако, внимательно проследив за взглядом королевы, она вдруг заметила тонкий лучик света.
   — Ух ты! — выдохнул Гундалину, когда на ковер неожиданно с криком вывалились сплетенные тела господ придворных; впрочем, комок этот тотчас же распался. — Это что же, дуэль?
   Он не мог поверить собственным глазам. Джеруша стиснула пряжку с эмблемой Гегемонии, еле сдерживая злость. Неужели королеве настолько наплевать на межпланетную полицию, что кровавый спектакль по ее приказу разыгрывается прямо в присутствии полицейского инспектора? Она уже открыла рот, чтобы протестовать, требовать... Но еще до того, как сумела отыскать нужные слова, увидела, что «жертва», лежавшая ничком, перевернулась и села; на лице ее не было заметно ни единого волдыря, ожога или пятнышка крови, способного испачкать дивной белизны ковер. Это была женщина. Пышные причудливые одежды, принятые у здешней знати, делали порой невозможным сразу определить пол человека. Вокруг дамы воздух едва заметно колебался: ясно, защитное поле. «Жертва» грациозно поднялась на ноги, склонилась перед королевой в изысканном поклоне, а все остальные зааплодировали, смеясь от удовольствия. Гундалину снова выругался, теперь уже, правда, тише, но с отвращением. Когда придворные расходились, Джеруша заметила среди них человека в черном, холодный блеск металла и поняла, что изображал убийцу сам Звездный Бык.
   Боги! Какими пресытившимися полудурками нужно быть, чтобы пытаться сжечь человека просто ради смеха? Они играли с оружием, способным не только искалечить, но и полностью уничтожить, не лучше разбираясь в назначении того или иного механизма, чем избалованный любимец пес в драгоценностях, которыми зачем-то украшен его ошейник. Да, но чья в том вина, разве не наша? Ариенрод вдруг остро глянула в ее сторону, и Джеруша не успела скрыть лицо под маской равнодушия. Странного цвета глаза спокойно смотрели прямо на нее; королева улыбалась. Выражение лица самой Ариенрод приятным назвать было никак нельзя. Кто сказал, что любимый пес не понимает, какой на нем ошейник? Джеруша глаз упрямо не отводила. Или, что дикарь не понимает, зачем придумана та ложь, что превращает его в недочеловека?
   Старейший объявил об их прибытии и уже пятился от трона, поскольку в зал вошел Звездный Бык, заняв свое обычное место. Его скрытое маской лицо также было обернуто в их сторону — видимо, ему интересно было узнать, какое впечатление произвел на них разыгранный спектакль. Все мы в душе дикари.
   — Можете подойти ближе, инспектор ПалаТион. — Королева подняла тонкую руку.
   Джеруша сняла шлем и шагнула вперед, Гундалину держался чуть позади. Она была уверена, что сейчас ничего, кроме минимального официального почтения, прочесть на ее лице нельзя, как и на лице ее спутника. Придворные выстроились в сторонке, приняв те изысканные позы, которые так часто изображались на привозимых торговцами голографиях, с нескрываемым равнодушием наблюдая, как Джеруша приветствует королеву. Почему-то ей вдруг подумалось: отчего они так любят играть со смертью? Все эти люди явно были фаворитами королевы — лица совсем юные, и лишь богам известно, сколько этим старикам на самом деле лет. Все всегда говорили ей одно и то же: те, кто пользуется «живой водой», желают во что бы то ни стало сохранить свою вечную юность. Может ли действительно наступить такой момент, когда испытаешь все, чего желал в жизни? Нет, для этого даже и полутора сотен лет не хватит. А вдруг они просто ничего не подозревают, вдруг Звездный Бык не предупредил их о грозящей опасности?..