— Вы патрулируете улицы не просто так, капитан. Вы же знаете, сколь значителен в последнее время рост особо опасных преступлений. — Она чувствовала за всем этим руку Ариенрод; читала в глазах КерлаТинде обвинение в свой адрес, в адрес комиссара полиции ПалаТион. — Грядет окончательная эвакуация, и штат нам расширять никто не собирается. Так что придется вам все-таки патрулировать улицы, пока последний корабль не будет готов к отлету с Тиамат. Мы должны обеспечить порядок!
   — Но старший инспектор Мантаньес...
   — Мантаньес — пока что не глава здешней полиции, черт побери! Этот пост занимаю я! — Голос у нее сорвался. — И мои приказы должны выполняться! А теперь убирайтесь из моего кабинета, капитан, пока я не сделала вас лейтенантом.
   Оливковое лицо КерлаТинде потемнело от возмущения. Он удалился, хлопнув дверью. Так, ну вот и еще одна неразрешимая проблема. Она совершила еще одну идиотскую, глупейшую ошибку.
   Ничего удивительного, что они меня ненавидят. Она и сама себя ненавидела сейчас, тупо уставившись в стену — единственную защиту от враждебности, буквально излучаемой ее подчиненными. В стене из непрозрачного стекла слабо маячило ее собственное отражение, похожее на голограмму или на привидение и словно искаженное лживой атмосферой, царившей вокруг. Где прежняя Джеруша ПалаТион, нормальная женщина, нормальный человек? Ее будто подменили, она превратилась в старую ведьму с истрепанными нервами, параноидальными заблуждениями и острым как бритва языком. Кого, черт побери, она пытается обмануть? То была ее собственная ошибка, она не сумела справиться с работой, она потерпела поражение... нет, женщины — это низшие существа, слабые, слишком эмоциональные. Самки, одним словом. Джеруша откинулась на спинку кресла, изучая собственное тело и приходя к выводу, что даже тяжелая полицейская форма не в состоянии скрыть полностью ее женскую сущность. Ведь не хватило же у нее духу признать, что ошибка была допущена ею самой, а не явилась следствием какого-то дикого заговора Снежной королевы. Ничего удивительного, что она стала всеобщим посмешищем.
   И все же... она совершенно определенно видела, что та девочка с Летних островов — двойник королевы! И видела, как разъярилась Ариенрод, узнав, что девочка исчезла. И видела, как ЛиуСкед барахтался в собственном дерьме — и не была для того никакой мыслимой причины, кроме мести Ариенрод. Нет, это вовсе не она сходит с ума! Это королева систематически, упорно отнимает у нее рассудок.
   Но с этим ничего поделать нельзя; ничего! Она уже все испробовала. Спасения не было; пришло только ужасное понимание того, что ее карьера, ее будущее, ее вера в собственные возможности неудержимо рушатся. Ее карьера!.. Отчет о ее пребывании на посту комиссара полиции будет представлять собой один долгий перечень просчетов и жалоб. Конец их пребывания на Тиамат станет концом всего, ради чего она работала, к чему всегда стремилась. Ариенрод уничтожала ее, — не так быстро, как ЛиуСкеда, но давая ей почувствовать все этапы агонии.
   И Ариенрод прекрасно знала: Джеруша будет продолжать свою работу даже наперекор собственной судьбе — как поступала всегда, всю жизнь. Ибо сейчас для нее оставить этот пост и уехать с Тиамат означало бы, что она сдалась, и все ее усилия были напрасны. Разумеется, все пойдет прахом, когда они надолго покинут эту планету; но даже неразрешимая шарада ее мечтаний лучше жизни, совсем лишенной мечты.
   Она была не в силах нанести королеве ответный удар, не могла отомстить ей даже маленькой неприятностью. Чисто случайно ей удалось сорвать один из заговоров, устроенных Ариенрод во имя сохранения собственной власти на планете. Однако она не получила тогда даже мимолетного удовлетворения. Богам известно, с тех пор она не нашла ни одного ключа к тем новым заговорам, которые, несомненно, плела Снежная королева... Джеруша была уверена, что готовится очередной план захвата власти, однако не знала, сможет ли на этот раз Гегемония остановить происки Ариенрод. И этот проигрыш будет венчать крах ее собственной полицейской карьеры.
   Но время пока еще есть. Сражение со Снежной королевой не закончено, просто нужно немного оглядеться, подумать...
   — Ты слышишь меня, сука? Я еще доберусь до тебя, клянусь! Ты не успеешь сломить меня, уничтожить, прежде чем я...
   Дверь в ее кабинет снова отворилась. Вошел дежурный. Одного взгляда ему было достаточно, чтобы понять: комиссар в полном одиночестве разговаривает сама с собой. Он положил на стол еще несколько коробок с дискетами, посматривая на нее исподтишка.
   — Ну, в чем дело? Что это вы высматриваете?
   Он отдал ей честь и вышел из кабинета.
   Ну вот, пожалуйста, еще одна сплетня для подчиненных! Ей стало не по себе. Откуда тебе знать? Разве можно быть в чем-то уверенной, если действительно сходишь с ума?.. Она потянулась было к дискетам, но тут заметила торчавший из ящичка одинокий листок. Она вытащила его и прочитала первую строчку; СПИСОК ЖАЛОБ... Она скомкала листок. Кто положил его туда? Кто?
   Запищал интерком; она молча включила его, не доверяя собственному голосу.
   — Радиовызов из дальних поселений, комиссар. Некто по имени Кеннет или что-то в этом роде. Переключить на вас?
   Нгенет? Боги, да невозможно же говорить с ним прямо отсюда, нет, только не это... Ну почему, черт побери, он выбрал самое неудачное время, почему вообще еще помнит о ней?
   — Да, комиссар, здесь еще инспектор Мантаньес...
   — Переключите вызов на меня. — Но что, черт побери, я скажу? Что? — И попросите Мантаньеса... — Она стиснула зубы. — Попросите инспектора Мантаньеса подождать.
   Она услышала в динамике потрескивание грозовых разрядов, и знакомый, хотя и искаженный расстоянием голос произнес:
   — Алло? Здравствуйте, Джеруша!..
   — Здравствуйте, Миро! — Вдруг стало необычайно приятно вспомнить, что и с тобой кто-то может говорить радостно, охотно... Она понимала теперь, как много дала ей дружба с ним, как много простой человеческой теплоты... — Боги, как хорошо услышать вас снова! — Она улыбалась, нет, она действительно по-настоящему улыбалась!
   — Ничего не слышу!.. Очень плохо сигнал проходит! Как вы?.. Приезжайте ко мне на плантацию снова... день или около того? ...времени прошло с тех пор, как вы приезжали ко мне в гости?
   — Я не могу, Миро. — Сколько же времени прошло с тех пор — наверно, несколько месяцев! — как она приняла его приглашение; с тех пор, как даже просто разговаривала с ним; и уже много месяцев она ни дня, ни часа не потратила на то, что могло бы заставить ее просто улыбнуться. Она не могла, не могла себе этого позволить.
   — Что? Что вы сказали?
   — Я сказала, я... я... — Она снова увидела собственное отражение в зеркальной стене; лицо казалось измученным, похожим на лицо заключенного в одиночную камеру. Панический ужас ощутимо коснулся ее волос своими расплывающимися как дым ледяными пальцами. — Да! Да, я приеду! Сегодня.

Глава 22

   — Ну что, простофили, вот вы и остались с носом! — Тор двинулась назад, надеясь, хоть и не особенно, на переменчивую благосклонность фортуны. Невольно обнажив больше собственной плоти, чем это было допустимо, она продралась сквозь толпу. На голове у нее покачивалась золотом шитая шапочка — сверкающий диск космического корабля и дождь метеоритов, — прижимавшая к голове пышный парадный парик. Блестящая ткань платья сверкала, точно пламя газовой горелки; участки обнаженного тела казались в сумеречном свете мертвенно-бледными, даже чуть лиловатыми.
   Толпа свистела и негодующе вопила ей вслед. Как ей и было велено хозяином, она рискнула сыграть сегодня сама, проиграв ровно столько, (и отыграв на столько же больше), сколько было нужно, чтобы убедить всех в том, что игра здесь ведется честно. Простофили! Автоматы вообще играли довольно честно — что ее весьма удивляло. Они были настолько сложны, что обычный человек не мог и надеяться перехитрить их. Когда Тор вспоминала, сколько раньше пускала на ветер времени и денег — так же безалаберно и глупо, как любой из этих сбрендивших от вина и наркотиков людишек, — то лишь с отвращением трясла головой. И все-таки дела сейчас у нее шли в общем-то неплохо; теперь она уже знала правила, позволявшие ей тайно контролировать доходы заведения.
   Нет, теперь было совсем не то, что прежде, — свое казино, отличный бизнес, и сама она — ширма номер один для Сурса. Она считалась официальной хозяйкой «Ада Персефоны», без сомнения самого популярного из злачных мест Карбункула, где имелись самые хитроумные игральные автоматы. Кроме того, она участвовала еще в кое-каких, незаметных для глаз непосвященного, делишках, повинуясь Сурсу — самому главному воротиле межпланетного подпольного бизнеса. Пользуясь поддержкой Снежной королевы и действуя в ее интересах, наиболее активные из подданных Ариенрод служили ширмой для ее незаконных сделок с инопланетянами, а потому и сами могли действовать практически безнаказанно, не опасаясь ни полиции, ни сотрудников Межгалактического Кордона. Тор, например, арестовывали четыре раза, пока она не заслужила полного доверия Сурса; но с тех пор, когда она попадала в руки королевской стражи, ее просто отпускали.
   — Эй, Поллукс!.. — Она украдкой глянула в сторону танцующих — там, из-за занавесей со вделанными в них крошечными зеркалами появился инопланетянин, ведя за руку зомби, и нажала кнопку у себя на браслете, чтобы робот наверняка расслышал ее команду в оглушительном грохоте музыки. Поллукс тут же возник у нее за плечом — такой надежный, металлический, крепкий. — Вон — только что вошел очередной извращенец, так ты покажи ему, где дверь. Нам тут эти дела ни к чему. — Сама она старалась не смотреть ни на извращенца, ни на его спутника-зомби, так что не разглядела, мужчина он или женщина. Один только вид этих зомби вызывал у нее тошноту, но еще более противно было смотреть на мерзавцев, которым доставляет удовольствие пользоваться живыми людьми для своих паскудных развлечений.
   — Как скажешь, Top. — Поллукс двинулся прочь с неотвратимостью танка. Он был куда лучшим вышибалой, чем все те мужчины, что работали здесь до него; Тор уже давно внесла деньги за его аренду на неопределенно долгий срок.
   В итоге все получилось отлично... просто удивительно. Даже Герне... Она облокотилась о край полукруглого столика. Странный, поглощающий свет угольно-черный материал, из которого был сделан столик, казалось, высасывал тепло из ее тела; она вздрогнула и выпрямилась. На другом конце зала Герне присматривал за автоматами, продающими напитки, курево и наркотики. Она действовала с дальним прицелом, посадив его за стойку бара: там посетители готовы были оставить не только свои сбережения, но и доброе имя и выбалтывали друг дружке любые секреты, прямо-таки наизнанку выворачивались — самое оно Герне послушать. А потом рассказать ей. Она же передавала собранную Герне информацию Спарксу, который глотал ее с жадностью алкоголика.
   Разве можно было предположить, что в тот день, когда Спаркс чуть не удушил ее в переулке у мастерской Фейт, судьба ее переменится подобным образом? Однако при поддержке ловкого и сообразительного Герне с одной стороны, а с другой — Спаркса, обладавшего связями при дворе, она сделала карьеру куда быстрее, чем в самых смелых своих мечтах.
   — Эй, Персефона, детка, Сурс тебя требует. — Ойярзабал, один из подручных Сурса, вдруг вырос прямо у нее за спиной. Он обнял ее сзади, и руки его зашарили в опасной близости от ее груди, едва прикрытой соблазнительным вечерним платьем.
   Она еле удержалась, чтобы как следует не врезать ему локтем в живот. Она давно научилась изображать фальшивую страсть и вообще всячески притворяться, хотя это далось ей и не без труда.
   — Осторожней! Смотри, браслет не задень, не то включишь сигнальное устройство. — Она оттолкнула Ойярзабала, но не слишком сильно. Он в общем-то был совсем сопляком, ничтожеством, и ему явно льстило, что эта шикарная женщина, проплывающая по залам казино, считается его любовницей; да она и сама не слишком старалась разубедить его на сей счет. Сын фермера с Большой Голубой, он был довольно привлекателен внешне, хотя и несколько грубоват, и в целом походил на мальчика-переростка. Она переспала с ним несколько раз, и нельзя сказать, что была так уж разочарована. Ей даже представлялась забавной идея окрутить его прежде, чем начнется окончательная эвакуация инопланетян.
   — Ну, а как насчет того, чтобы потом позабавиться, милашка?..
   — Сегодня я занята, — отрезала она прежде, чем он успел снова облапить ее; потом решила все-таки одарить его улыбкой. — Завтра поговорим, хорошо?
   Он гнусно ухмыльнулся. Зубы у него были инкрустированы бриллиантами. Она покачала, головой и отвернулась.
   Пробравшись сквозь толпу, она отперла потайную дверцу, что вела в покои Сурса, и оказалась в его отлично охраняемой приемной — сторожами здесь были не только люди, но и различные хитроумные механизмы. Убедившись в том, что Герне родом с Харему, она попросила его научить ее подслушивать тайные переговоры Сурса. Но Герне совсем не разбирался в электронных сторожах, и она, в конце концов, поняла, что отнюдь не всем уроженцам Харему с малых лет дано уметь превращать железную руду непосредственно в компьютер. Пришлось удовлетвориться простым наблюдением и примечать, кто и когда посещает Сурса, лишь подозревая о целях этих визитов.
   Сама она встречаться с Сурсом не очень-то любила. Дверь в его кабинет открылась сама, стоило ей приблизиться; она уже научилась не удивляться подобной «предусмотрительности» и вошла. И тут же отчаянно заморгала и остановилась: там было так темно, что ей показалось, будто она вдруг ослепла. Неведомые благовония наполняли воздух удушливым ароматом. Она подняла было руку, чтобы протереть глаза, но вовремя остановилась — побоялась стереть великолепные цветы, нарисованные на веках. Потом глаза немного привыкли, и на фоне красноватой задней стены появился темный силуэт Сурса. Большего ей никогда видеть не позволяли.
   Ойярзабал говорил ей, что у Сурса какое-то заболевание глаз и он не выносит света. Она не знала, стоит ли верить этому; может быть. Сурс просто скрывает свое лицо. Порой, когда она немного привыкала к слабому красноватому свечению, исходившему от стены, она начинала думать, что лицо у Сурса, возможно, сильно обезображено. Но и в этом уверена быть не могла.
   — Персефона? — Сурс говорил каким-то свистящим шепотом. И опять же она не была уверена, что это его настоящий голос. В нем слышался слабый акцент, который, впрочем, ни о чем не говорил ей.
   — Я, хозяин. — Он любил, когда его так называли, но здесь, в темноте, это слово приобретало новый, зловещий смысл. Она неловко поправила парик, чувствуя, что голова чешется от волнения. Он отлично видел в темноте — это она знала и каждый раз вынуждена была терпеть, пока он не закончит ее рассматривать.
   — Повернись кругом.
   Она повернулась на плотном мягком ковре; в голове вдруг мелькнуло: а может, у него кожа какого-нибудь странного цвета, хотя больше похоже, что он просто черный...
   — Да, теперь уже значительно лучше... мне определенно нравится... Ты, разумеется, никогда не станешь красавицей, но уже немного научилась не придавать этому решающего значения. Ты вообще многому научилась, Персефона. Я и не думал, что ты сделаешь такие успехи.
   — Да, хозяин. Спасибо, хозяин. — Она не говорила ему, что разрешила Поллуксу выбирать для нее платья и косметику. Беспристрастные суждения Поллукса о моде были отличной подсказкой при выборе одежды такого покроя и фасона, который скрадывал ее физические недостатки. В парике и сильно накрашенная, она теперь вполне способна была как-то скрыть свою неистребимую заурядность, — С другой стороны, разве можно сравнивать живого человека с абсолютным идеалом, да еще без ущерба для сравниваемого?.. — В голосе Сурса слышалась мечтательность; вздохнув, он немного помолчал, и секунды эти показались Тор часами. Однажды, когда ей разрешили зажечь крохотную красную лампочку, чтобы прочитать список данных Сурсом указаний, она успела мельком заметить на столе фотографию и на ней — лицо женщины поразительной, неземной красоты; вокруг головы ее туманом вились волосы цвета слоновой кости, уложенные в золоченую сетку. И Тор, внезапно почувствовав неловкость, догадалась, почему ей, как и ее многочисленным предшественницам, велено носить парик такого же цвета и почему в названии казино и у всех его хозяек одно и то же имя — Персефона. Ее тогда потрясло, что такой делец, как Сурс, испытывает безумную страсть — а возможно, и ненависть — к обыкновенной женщине. Но благодаря этому она вдруг почувствовала в нем что-то человеческое и даже ощутила себя пусть отдаленным, но все же в какой-то степени объектом этой безумной страсти. Впрочем, она никогда бы не осмелилась сказать это вслух — слишком щедрым было вознаграждение за молчание.
   — Как выручка сегодня?
   — Отлично, хозяин. Сегодня в Звездном порту получка, так что у нас не протолкнуться.
   — Удачной ли оказалась последняя сделка? Богат ли... ассортимент? Все ли заказчики удовлетворены?
   — Да, встреча с Кунабарабраном была именно там, где вы и сказали, и все товары получены. Сегодня ассортимент у нас чрезвычайно богат. — Она была уверена, что он уже знает заранее все ответы, так что всегда отвечала честно. Он не просил ее лично заниматься всеми его поручениями, но не возражал против ее участия в сделках, связанных с наркотиками, — она всегда сохраняла трезвость ума и могла ответить за последствия. Сурс наблюдал за ведением дел как бы издали, сам принимая участие во множестве других, тайных и опасных сделок; иногда таких, о которых она боялась даже думать. Но всегда находился кто-то, кто ничего такого не боялся.
   — Хорошо... Сегодня вечером я жду исключительно важного гостя. Позаботься о том, чтобы внутренняя гостиная была соответствующим образом подготовлена. Она будет у боковой двери ровно в полночь. Смотри, чтобы ей не пришлось ждать.
   — Да, хозяин. — Она? В подпольном мире было не так уж много женщин, которых Сурс удостаивал своим вниманием.
   — Это все, Персефона. Ступай назад, к своим гостям.
   — Благодарю вас, хозяин, — ответила она еле слышно. Дверь снова открылась сама собой, пропуская ее, и она зажмурилась, когда в глаза ударил слепящий белый свет. Дверь аккуратно щелкнула у нее за спиной. Она вздохнула с облегчением. Нет, она отнюдь не была обижена тем, что Сурс находил ее крайне непривлекательной. Она вообще не могла на него обижаться: он был величиной, совершенно несопоставимой с остальными, и при общении с ним где-то в глубине души у нее постоянно таился страх — так, несмотря на все разумные доводы, ребенок боится темноты.
* * *
   Ариенрод последовала за укутанной в темный плащ Персефоной во внутренние покои Сурса. Издалека до нее доносился приглушенный шум казино и еще какой-то странный пульсирующий звук, порой казавшийся просто вибрацией, но проникавший прямо в сердце, словно рука смерти. Отлично, думала она, вот поистине поучительное зрелище. А сколь безгранична власть Сурса над этим бездумно веселящимся сбродом!.. И где-то здесь, в полутемных коридорах, его логово...
   Персефона остановилась перед одной из многочисленных дверей в длинном коридоре, ничуть не отличавшейся от остальных, и пропустила гостью вперед. Ариенрод подошла ближе, и Персефона прижала ее руку к незаметной глазу панели — специальному сигнальному устройству. (Можно подумать, что верные псы Сурса до сих пор их не заметили!) Потом Персефона склонилась перед Ариенрод с почтительным достоинством и удалилась по коридору в сторону игральных залов. Ариенрод была уверена, что эта женщина узнала ее; интересно, что бы она сказала, если б знала, что ее королеве она сама тоже отлично известна как шпионка Спаркса?
   Но дверь передней уже отворилась; внутри царила непроницаемая тьма, и Ариенрод пришлось выбросить из головы все посторонние мысли. Она набросила на голову капюшон серого, как тень, плаща и отважно шагнула вперед, не дожидаясь, пока ее пригласят войти. Но стоило ей перешагнуть порог, как дверь у нее за спиной снова плотно закрылась, как бы запечатав ее в абсолютно лишенном света пространстве. Ужас вдруг сжал ей сердце своей тяжкой рукой — как и всегда здесь. Вдруг стало трудно поверить, что, переступив порог, она не очутилась мгновенно на чужой планете, в ином мире, в безжалостных сетях того подпольного бизнеса, который, как ей казалось, она держала под контролем... Может быть, она выбрала неверный путь?.. Ее электронные шпионы, способные проникнуть в каждую щель, сюда доступа не имели; это место охранялось куда более могущественной и мудреной аппаратурой. А всепоглощающая тьма так и старалась смять ее волю, уничтожить самообладание... Ариенрод стояла в оцепенении, пока не обрела способности что-то видеть. Темнота... Прекрасно придумано! Жаль, мне самой это в голову не приходило...
   — Ваше величество, вы оказали мне большую честь своим визитом. — Надтреснутый голос Сурса (похожий на голос мертвеца?) прошелестел от стены напротив; в нем чувствовался какой-то странный акцент. — Пожалуйста, садитесь, чувствуйте себя как дома. Совершенно недопустимо, чтобы хозяйка Тиамат стояла.
   Ариенрод заметила, как подчеркнуто он произнес это «хозяйка», словно намекая на ее варварское прошлое. Она ничего не ответила и, спокойно пройдя вперед, села в глубокое мягкое кресло, стоявшее напротив Сурса, через столик. С самой их первой встречи, когда она вынуждена была чуть ли не ползком пробираться в полной темноте, она перед визитом к нему непременно надевала контактные линзы с вмонтированным в них микроскопическим прибором ночного видения. Таким образом, она обретала способность не только нормально ориентироваться, но и видеть неясные очертания фигуры самого Сурса. Впрочем, как она ни старалась, разглядеть черты его лица не могла.
   — Может быть, вы хотели бы развлечься, ваше величество? У меня имеется широчайший выбор любых чувственных наслаждений, если вам будет угодно... — Он сделал широкий приглашающий жест, однако сама рука его была видна неясно.
   — Не сегодня. — Она никак не называла его, не говоря уж о слове «хозяин», употребления которого он требовал от всех остальных своих клиентов. — Я никогда не мешаю дело с удовольствием, разве что в исключительных случаях. — В этой темноте все ее органы чувств, а не только зрение, были чрезвычайно напряжены.
   Сурс хрипло захихикал.
   — Как жаль! Пустая трата... разве вам никогда не хотелось узнать, чего вы лишаете себя здесь?
   — Напротив, — она держалась с прежним холодным достоинством, — я никогда и ни в чем себе не отказываю. Именно поэтому я так давно являюсь королевой этого мира. И именно поэтому пришла сюда. Я намерена остаться королевой Тиамат и после того, как вы и прочие паразитирующие на наших богатствах инопланетяне в очередной раз исчезнете. Но для достижения поставленной цели мне приходится прибегать к вашей сомнительной помощи чаще, чем прежде. Чем хотелось бы.
   — Ах, вы так деликатны, ваше величество... Разве может мужчина в чем-то отказать вам? — Точно железом по цементу поскребет. — Так каковы же ваши намерения?
   Ариенрод оперлась локтем об удивительно мягкий подлокотник кресла. Точно живая плоть. Такое ощущение, что это живая плоть.
   — Я хочу, чтобы во время Фестиваля случилось кое-что, способное создать панику, хаос... За счет островитян, разумеется.
   — Возможно, что-то вроде несчастья, выпавшего на долю бывшего комиссара полиции? В значительно большем масштабе, конечно. — В голосе Сурса не чувствовалось ни малейшего удивления; она сочла это одновременно и добрым знаком, и чем-то опасным для себя самой. — Может быть, наркотики в системе водоснабжения?
   Но почему его спокойствие должно меня волновать? Ведь идея принадлежит полностью мне самой.
   — Никаких наркотиков. Это повредит гражданам Зимы, а я не хочу, чтобы они пострадали. Зима должна по-прежнему править планетой. Нет, я думаю, лучше что-то вроде небольшой эпидемии... заболевания, от которого у большей части жителей Зимы сделаны прививки, а у островитян никакого иммунитета нет.
   — Понятно... Да, такое устроить можно. Хотя я, разумеется, нанесу весьма сильный ущерб интересам Гегемонии, предоставив вам возможность удержать власть. Мы прежде всего заинтересованы в том, чтобы удержать этих дикарей на прежнем уровне развития, когда временно покинем Тиамат.
   — Ну, высокие интересы Гегемонии вы вряд ли разделяете. Вы преданы ей не более, чем я. — Аромат благовоний в этой комнате был слишком силен — казалось, с их помощью стараются заглушить какой-то совсем иной запах...
   — Наши интересы совпадают в том, что касается «живой воды». — Было похоже, что он улыбается.
   — Раз так, назовите вашу цену. У меня слишком мало времени, чтобы тратить его понапрасну. — Она сказала это резким тоном; ей надоела бессмысленная чопорная церемонность.
   — За это я возьму добычу трех Королевских Охот.
   — Трех? — Она усмехнулась, надеясь скрыть испытанное ею облегчение: он просил даже меньше, чем она рассчитывала.
   — А сколько стоит жизнь Снежной королевы, ваше величество? — В голосе Сурса теперь почти физически ощутима была та тьма, что окружала их; Ариенрод постаралась припомнить все, случайно услышанное здесь, пытаясь компенсировать невозможность увидеть выражение его лица. — Я уверен, полиции будет весьма любопытно узнать о ваших планах относительно судьбы этой планеты. Геноцид — очень серьезное преступление, ваше величество, особенно по отношению к собственному народу. Впрочем, когда женщине предоставляется возможность править миром... Вы ведь знаете, в Гегемонии более нигде нет правителей-женщин. Зато на многих планетах существует такая власть, которая способна сломить даже вашу самоуверенность, Ариенрод.