Страница:
Видимо, этот вопрос я задал вслух, потому что Володька развел руками.
— И я не знаю, Игорех. У самого сейчас все бабки в деле. Хотя… — он подумал. — Что-то можно прокрутить поживее… Но всей суммы все равно не будет. Максимум — штуки полторы! А где тебе еще две взять?
Я рефлекторно пожал плечами. Полторы — и то хлеб! Вот ведь — не просил, а поможет! Золотой парень! Полторы… Стоп! Полторы штуки зеленых американских рублей… Где это я слышал?
В голове что-то вспыхнуло. “Леха! — подумал я. — Спившийся, чего-то отчаянно боящийся Леха! И тотализатор! Бои без правил! За участие — полторы, за победу — пять!”
— Что? — спросил Вовка, заметив движение мысли на моей физиономии. — Придумал, какой банк грабить?
— Нет. Но вот мысль есть. Встретил я сегодня одного знакомого…
Рассказ не занял много времени. Когда я закончил, Володька прикурил новую сигарету и посмотрел на меня сквозь дым. Как на помешанного.
Позвенел задумчиво ложечкой в пустой кофейной чашке…
— Ты маньяк! — твердо определил он. — Или псих! Это не шутки! Какие гарантии, что ты получишь свои деньги, если выиграешь? И что будет делать твоя любовь, если тебя убьют? А?
— А что? Есть другой выход? — спросил я. — Есть выбор? Если есть, то ткни мне в него пальцем.
Он не ткнул. Мы посидели еще немного, обменялись телефонами, а потом Ширшик подвез меня до подъезда.
— Ты вот что, — сказал он, когда я вышел из машины, — не спеши. Все взвесь. В конце концов, до твоих боев еще есть время. И постарайся узнать об этом тотализаторе все, что сможешь. Только осторожно. Я тебе позвоню.
“Мерс” у шелесте л прочь, а я пошел домой. И настроение у меня было ни к черту.
Глава 9
Правда, можно отмазаться. Сослаться на то, что все приключения вроде как были в далеком прошлом. Мол, надеялся, что все давно закончилось.
Вот только себя не обманешь. Знал я, прекрасно днал — ничего не заканчивалось. Это была передышка. И не уйти, не убежать. Потому что это трусость. И подлость. А трусом и подлецом мне никак нельзя быть. Противно.
А значит, ситуацию надо решать. Кровь из носу.
Подумав об этом, я криво усмехнулся. Будет мне и из носа. Однако в панику впадать нельзя. А надлежит вместо этого собрать нужную информацию, позвонить тем дельцам, что устраивают бои, и записаться вместо Лехи. Потому что другого выхода на данный момент просто нет. Я Татьяну люблю и обещал помочь. Не могу не помочь. Обязан. Потому что я мужчина. Потому что есть такое понятие — долг. “Гири”, как говорят японцы.
Кстати! Надо поговорить с Сенсэем. Он наверняка знает о тотализаторе. И может что-то посоветовать.
Я встал и прошелся по комнате. Еще раз взглянул на спящую Танюшку и спросил себя: “А не боишься ли ты?” И ответил себе: “Нет. Не боюсь”. Хотя страшно, конечно. Неизвестно ведь ничего Но страх этот какой-то абстрактный. Неконкретный, что ли. Ну и хорошо. Главное — не суетиться.
Танюшка вдруг закашляла во сне. Надо бы ей бросить курить. Я присел рядом и погладил ее по спинке. Она не проснулась. Здоровый сон невинного младенца. Говорить или не говорить ей, когда проснется? Наверное, пока не нужно. Она будет беспокоиться и чувствовать себя виноватой. Уж что-что, а комплекс вины на себя повесить — это Танюшку хлебом не корми. Скажу потом, когда все решится. А может, лучше вообще ничего не говорить. А придумать что-нибудь. Например, что богатенький Вовка занял мне денег. Хотя врать, конечно, не хочется. Но тут, пожалуй, без вариантов. Ладно.
Я переоделся и начал разминку. Вечером занятия, и к ним неплохо бы подготовиться. Тем более что “в свете последних решений” мне надо заниматься с полной отдачей. А решение уже принято. Или я что-то упустил?
Танюшка проснулась, когда я “дошел до буквы „И" в слове „Передовую"”. Мне захотелось повторить движение, от которого “реактивному Вовке” пришлось научиться менять направление полета в воздухе. Собственно, позиция-то знакомая. Длинный выпад вперед. Обычная Зенутсу-дачи. А если проводить параллель с ниндзютсу, то Рисийо-Фусэцу-но камаэ. “Позиция со связанными руками”. Вот только руки у меня были в другом положении. Я это очень хорошо запомнил, поскольку мне пришлось приложить немалые усилия, чтобы из оного положения выйти. Корпус — фронтально. Руки вытянуты вперед. Правая — выше, запястье изогнуто, кисть сформирована в “тигровую лапу”, ладонь вниз. Левая — сантиметров на двадцать ниже. Ладонь повернута вперед, пальцы скрючены “медвежьими когтями”. Такой вот гибрид.
Я пытался повторить движение так и эдак и никак не мог понять, что же конкретно я тогда сделал. В памяти отпечаталась только последняя фаза. Значит, так. Я, судя по всему, пытался уклониться. Значит, двигался назад. Шаг сделать не успел. Следовательно, просто перенос веса на “заднюю ногу”… Забавно, но у человека действительно есть “задняя нога”. Помнится, мы много смеялись над этим выражением, когда начинали заниматься… Значит, перенос веса. Классическая аккумуляция энергии. Вовка прыгнул, когда я двинулся назад. Но на самом деле это было движение вперед. Толчок “задней ногой”, волна прокатилась по телу, доворачивая таз, корпус, плечи. Но не так, как делается Цки[39]. Волна была практически вертикальной, а не горизонтальной или комбинированной. Руки выстрелили вперед. От живота. Да!
Обнаружилось, что стою я в искомом положении. И эмоции мои довольно точно совпадают с теми, что испытал в зале. Я даже зарычал. Тихонько, чтобы не разбудить Танюшку. Напрасно. Она уже проснулась.
— Тигр! — сказала она сонно. — Ты похож на тигра. Что-то новое?
— Да, — я опустил руки. — А может, просто хорошо забытое старое.
— Красиво, — Танюшка потянулась, и сама стала похожа на большую кошку, — но жутковато. Я думала… У тебя было такое лицо… Как в прошлый раз, когда ты вошел в комнату. Все в порядке?
— Конечно, — я встряхнулся, — просто одна из техник. Звериный стиль… Что тебе снилось? Она с улыбкой посмотрела на меня.
— Только хорошее… А ты, значит, переводишь разговор на другую тему. Точно, все в порядке? Ах ты моя маленькая колдунья!
— Ты — сама проницательность. — Я забрался на диван, обнял Танюшку, теплую ото сна, и с наслаждением поцеловал. — Конечно, случилось. Встретил Вовку Ширшова. Помнишь, я тебе школьный альбом показывал? Теперь Ширшик ездит на “мерсе”. Обещал помочь. А он слово держит, так что насчет денег не волнуйся.
Она молча посмотрела мне в глаза. Как видно, сомневалась, что я говорю ей все.
— В долг?
— Да.
— А как отдавать?
— Заработаю, — я провел рукой по нежной внутренней поверхности ее бедра, — тебе не кажется, что ты слишком много разговариваешь?
— Маньяк! — пискнула она, но негодующий возглас превратился в стон.
Кофе мы сели пить только через пару часов…
Глава 10
Бой на ножах очень скоротечен. Чик-чик — и ты мертв. Особенно если привык к этим киношным приколам — удар снизу, удар сверху. Сенсэй говорит, что ножом надо работать как кистью для каллиграфии. Писать. Не зря же урки говорят “попишу — порежу”! Они дело знают. А чтобы защищаться от них, надо владеть ножом в совершенстве. Знаешь атаку — знаешь защиту. Не знаешь — покойник. Правда, только освоив нож, я понял, какая это страшная штука в умелых руках. Ей-богу, способ защиты, если нет подручных средств, только один — быстро перебирать ногами подальше от греха. Это если у нападающего умелые руки. Если же он лох и нож взял для того, чтобы придать себе крутости, — ему же хуже. Только порежется.
Я с ножом работаю неплохо. Наверное, из-за навыков в рисовании. Лучше меня “пишет” только Коляныч. Ну на то он и Мусаси. Но Юрка тоже хорош. Реакция у него мгновенная, техника на высоте. Поэтому мы идем по “забитым и пропущенным” ноздря в ноздрю. Точнее, шли. Я его все-таки обошел. Юрка кривится — укол под сердце вышел болезненный, хотя острие у ножа закругленное. Можно, конечно, надеть жилеты, но тогда не будет стимула. Жилеты у нас для девчонок. Их не надевают даже мальки.
— Ямэ!!! — Сенсэй остановил нас, когда мы начали новую серию, осторожно подкрадываясь друг к другу — Скамейки в квадрат! Все против всех!
Ура! Обожаю это упражнение! Полтора десятка человек на тридцати квадратных метрах. Каждый — за себя. Внимание должно быть распределено так, чтобы видеть все и вся. Чуть отвлечешься на одного противника, и тебе другой уже что-то “отрезал”!
Мы быстренько составили скамейки и вошли внутрь.
— Готовы? Хадзимэ!
Тело рванулось, уходя от удара по ноге. Короткий полет. В поле зрения возникло чье-то плечо. Полоснуть! Рука… Отрезать! И двигаться, двигаться! Хлоп! Кто-то вскользь задевает меня ногой. Йоко-гери! Вращение влево. Я не человек — фреза! Отсечь ногу, руку! One! Левое предплечье обжигает удар. Порезали! Внимательнее, черт возьми! Мешанина из рук, ног, клинков. Кто-то падает через скамейку, не удержав поле. Режь! Бей! Мимо проносится чья-то спина. Получи! Не фиг подставлять! Удар, порез, вращение. Вращение, удар, порез. Блок! Хлесткий — шлепком, чтобы не залипать, иначе лишишься руки. Внимание начинает расползаться… Резкий выдох! Локтями в ребра, чтобы выбить воздух. Соберись… Бей! Норма, работаем дальше…
И вдруг время остановилось. Стремительные фигуры застыли как на фотопленке. В ушах нестерпимо зазвенело, и сердце обрушилось куда-то вниз, а потом подскочило к горлу. Я рванулся, понимая, что надо выходить из боя. Что-то случилось с… Концентрация исчезла, и тут же чей-то нож врезался мне под ребра. Слепо ударив в ответ, я вывалился из схватки и замер за скамейкой, переводя дыхание.
Проклятие! Что…
— Что случилось, Игорь? — Сенсэй возник рядом, словно по волшебству.
— Понятия… не имею, Валентин Юрьевич! Кажется, что-то с Таней…
— С твоей девушкой? — Сенсэй нахмурился. — Тогда беги звони ей. Есть куда?
— Да, она на работе…
— Хорошо, иди. Но помни, даже в такой миг ты не должен был расслабляться. От этого, возможно, будет зависеть жизнь. Твоя и ее… Ну, беги же!
И я побежал. Зря. Телефон казино был занят наглухо. А Сенсэй, как всегда, оказался прав.
Таня уже дошла до двери, когда от стойки бара ее окликнули:
— Танечка! Подожди минутку! Разговор есть…
“Терпеть не могу, когда меня так называют! — подумала она, оборачиваясь. — О Боже! Еще этого не хватало!”
Окликнул ее один из телохранителей Хозяина. Вдвоем с напарником они оккупировали небольшой столик рядом с баром. Тот, что окликнул ее — “Саша, кажется”, — призывно похлопал рукой по сиденью стула рядом с собой. Второй — Ваня — тоже поглядывал в ее сторону, прихлебывая кофе из чашечки, которая совершенно терялась в его огромной лапище.
Что-то почудилось ей в выражении лиц этих здоровенных парней, похожих друг на друга, словно родные братья. Что-то такое, что Татьяна внутренне съежилась.
— Я спешу, — на всякий случай сказала она.
— Ничего-ничего! Всего пару слов! — Саша так и лучился доброжелательностью. — Присаживайся. Кофе будешь?
Таня вежливо отказалась и присела на краешек стула. Ей не хотелось разговаривать с ними. Тем более что они присутствовали на “беседе”, которую провел с ней Хозяин. Возвышались молчаливыми башнями за ее спиной. Вроде и не угроза, но напоминание… Неприятно.
— Ты не бойся, Танечка, — начал Саша, — мы тебе добра хотим. Положение у тебя, сама знаешь, сложное. А мы с корешем на шефа влияние имеем. Если хочешь, можем похлопотать насчет отсрочки.
— Зачем вам это? — Татьяна удивленно посмотрела на Сашу.
— А мы хорошие, — Саша подмигнул напарнику. Тот кивнул, соглашаясь — “хорошие, мол”. — Ты девушка симпатичная, общительная. Чисто по-дружески стыдно тебя в беде оставлять, мы же мужчины.
— И еще какие! — поддакнул Ваня. Таня прищурилась. Ситуация совершенно перестала ей нравиться, но она улыбнулась.
— Если я вас правильно понимаю, ребята, “дружить” вы можете только одним способом.
— Ну-у… — протянул Саша, — какая ты подозрительная… И сообразительная. У Ваньки вон хата пустая. Возьмем еще подружку, заглянем в кабачок. Оттуда поедем на хату, погудим. Чего тебе? У тебя ж вроде нет никого.
— Ошибаешься, — спокойно сказала Таня, — есть.
— Ну и что? — Саша весело улыбнулся. — Один-то вечерок. От жениха твоего не убудет. А мы с шефом поговорим, попросим за тебя.
— Это все? — спросила она, леденея от ярости. — Тогда я пошла.
— Э, ты че? — Ваня даже привстал с места. — Че ты кобенишься? Мы ж по-дружески…
— Так дружите с кем-нибудь еще. А я не продаюсь.
Она хотела подняться, но Сашины пальцы больно стиснули ее колено.
— Сиди! — он наклонился к ней ближе. — Че ты целку из себя строишь?! Мы ведь пока добром просим. Помочь хотим…
— Засунь эту помощь себе в зад! И убери руки, козел!
Она вырвалась, вскочила, но Ваня, с удивительной для таких габаритов быстротой, обогнул стол и схватил ее за руку повыше локтя.
— Ты кого козлом назвала, сучка?! — вполголоса прорычал он, сжимая пальцы. — Моего кореша?! Я ж тебя во все дыры за такие слова отимею.
Татьяна посмотрела в его бешеные бледные глаза и вдруг ощутила ледяное спокойствие. Даже боль в руке, сжатой будто тисками, ослабла.
— А ну-ка отпусти меня, — сказала она тихо, — или я закричу на все казино. Клиентам это не понравится. Шефу тоже. И догадайся, что с вами будет?
Ваня растерялся. Скорее не от смысла услышанного, а от тона, которым это было произнесено. Он ослабил хватку, и Татьяна вырвалась вторично. Она могла бы сейчас уйти, но бесенок уже вселился в нее. И понимая, что здесь, на людях, они ничего ей сделать не смогут, произнесла:
— Вам двоим, если чешется, советую друг дружку же и оттрахать. Вы ведь наверняка частенько так делаете, ублюдки.
Сказала — и выбежала вон.
Ваня стоял, тупо уставившись ей вслед и переваривая услышанное. Рука его рефлекторно сжималась и разжималась. У Саши глаза сделались белыми от ярости. Он медленно встал.
— Ну, Ванька, эту сучку… Последними лохами будем, если не отпялим ее так, что ходить не сможет. Надо узнать, где живет… Поймаем возле дома и п…дец ей. Это я говорю!
— Угу… — отозвался напарник. Его ноздри раздувались, как будто он старался запомнить запах ускользнувшей жертвы. — И чур сзади я первый!
Домой я примчался бегом. Мелькнула мысль заскочить в Сосновку, подышать. Но уже подходя к парку, я понял, что тело мое, в отличие от ума, идти туда вовсе не желает. Пришлось развернуться на девяносто градусов и галопом мчаться по Манчестерской вниз. Мне чудилось — я не успеваю.
Однако Танюшки еще не было. Я вернулся раньше обычного. Время — без пятнадцати десять. Она заканчивает работу в девять пятнадцать. Значит, скоро будет. Если будет. Мысли одна страшнее другой заполнили мою голову. Чтобы избавиться от них, я схватил трубку и набрал номер казино. Вежливый женский голос сказал, что Татьяна ушла примерно полчаса назад. Так. Значит, ушла. Я добрался за десять минут — “сто двадцать третий” пришел как на заказ. Предчувствие ударило меня за десять минут до конца занятия. Следовательно, было девять двадцать плюс минус пять минут. Как раз время смены. Один кассир пришел, другой ушел. Черт, что же могло случиться?
Я понял, что безнадежно опаздываю. События идут обвалом, все сметая на своем пути. Мирная жизнь закончилась. Видит Бог, я старался остановить этот обвал. Но времени не хватает. Как не хватает времени! Ситуация явно вышла из-под контроля. Черт! Черт! Черт!
Кулак с хрустом врезался в настенную макивару. И только в этот миг я сообразил, что все время до того метался по квартире как тигр в клетке. Стоп. Надо сесть и успокоиться.
Приняв позу для медитации, я подумал, что если бы не был таким кретином… (вдох), то давно бы уже вскрыл свою заначку… (длинный медленный выдох) и купил нам с Танюхой по радиотелефону. Именно на такой случай…
Когда в замке стал поворачиваться ключ, душевное равновесие уже вернулось ко мне. Я вышел в прихожую… И увидел Танюшкино лицо. Через миг она была уже у меня в объятиях. Чувствуя, как она дрожит, я осторожно поцеловал ее в висок и спросил:
— Что случилось?
Она всхлипнула и повела меня в ванную, где, включив свет, стала с отвращением сдирать с себя блузку. И я увидел. На ее руке.
Синяки уже успели потемнеть и налиться страшным черно-лиловым цветом. Мать такую!
— Это не все! — сказала Татьяна и приподняла юбку. Точно такие же были у нее на колене.
“Кто, — подумал я, — кто эта сволочь?!!!” — и тут же спросил вслух.
Голос прозвучал глухо, как из могилы. Татьяна увидела мое лицо в зеркале и повернулась.
— Игорь, ты…
— Расскажи мне, — сказал я тихо, погладив ее по щеке. — Расскажи…
Мы прошли на кухню. Я налил ей и себе чаю и сел напротив. Руки Танюшки дрожали, пока она пила чай и рассказывала. Кое-как прикуренная сигарета плясала в пальцах. И я, слушая, поклялся себе, что эти выродки никого и никогда больше хватать не будут. Никого и никогда.
Уснул я поздно. Лежал, осторожно обнимая любимую за плечи, и смотрел в потолок. Мне было страшно. Я боялся себя. Демона придется выпустить…
Глава 11
Отец, услышав о выпавшей Марну задаче, только кивнул головой. Он всегда был строг и суров со своим сыном. Суров, но справедлив.
— Это великая честь, — сказал он. — Я не мог и надеяться на такое! Ты найдешь Бессмертного — иначе и быть не может… А эта девушка, кто она?
— Это Найи, отец. Она дочь одного из аргайских вождей.
Отец усмехнулся и повернулся к окну-бойнице. Разговор происходил в его личных покоях, похожих скорее на арсенал, чем на комнаты вождя Королевского Клана.
— Неужели ты думаешь, что я не узнаю кровь аргайев? Я спросил, кто она для тебя?
— Она Проводник. Ее отправил со мной жрец из Бен Галена. И мы с ней…
— Жрец?! — перебил Эохайд. — В урочище нет жрецов! Оно не посвящено никаким богам. Неужели, проведя там целый год, ты не знаешь этого? Тот, кого ты считаешь жрецом, на самом деле кто-то другой. Опиши его.
Марн рассказал все, что помнил. Он и видел-то низкорослого незнакомца всего один раз. Отец внимательно выслушал и покачал головой.
— Понятно… Тебе удивительно повезло! Тот, кого ты видел, — не человек! Это вагар! Возможно, единственный из них, еще скитающийся по миру. Остальные давно закрылись в своих горах.
Ты прав — он великий воин. Может, даже больше чем просто великий воин. Его зовут Читающий Воду. Я сам никогда не видел живого вагара. Они почти никого не принимают у себя. Но легенды слышал не раз…
Марн ошеломленно слушал. Неужели?! Ему так повезло, а он даже ничего не заподозрил! Ведь, по легенде, последним из Клана Черного Волка, кто видел живого вагара и даже учился у него, был Эохайд Черный Клинок, в честь которого дед назвал отца. Но это было почти пятьсот солнц тому назад. Во время войн за Храм Смерти!
— Ну что же, — отец вновь повернулся к Марну, — если эту девушку отправил с тобой вагар, я приму ее. Вагары не делают зла людям. Мы — как дети для них.
— Но отец! Почему ты решил, что в ней есть какое-то зло?
— Не знаю, — просто ответил Эохайд, — но узнаю. А теперь, сын мой, если ты не против, позвеним-ка сталью. Сдается мне, ты там в Бен Галене многое подзабыл.
— А вот и нет! — воскликнул Марн и выхватил меч. Но отец, как всегда, оказался чуть быстрее…
Марн закрыл за собой тяжелую дверь и прошелся по своей комнате из угла в угол. Потом зачем-то надел боевой браслет-наруч, защищающий левое предплечье до самого локтя, и уселся на лежащую посреди комнаты шкуру горного медведя. Принял Положение Покоя и стал ждать, пока утихнут мысли. Перевязь с мечом он снимать не стал и даже передвинул поудобнее, как будто готовился к внезапному нападению. Почему? Тело знает, а он привык ему доверять…
Два удара сердца — вдох. Два удара сердца — выдох. Два — вдох, два — выдох. Границы тела. Не кожа. Человек — не только мясо и кости. Дух — больше. У человека два тела. Чувствовать тело духа… Вдох, выдох Тело Духа… Вдох, выдох… Вот. Странное ощущение, будто мотылек легонько коснулся крылом. Везде. Вокруг. Хорошо. Марн обратился сознанием вверх, чтобы почувствовать касание крылышек над головой. Так… Вдох… Нежное, трепещущее касание… Выдох… А вот и звук, тихий, едва различимый звон, раздающийся, кажется, прямо между ушами, внутри головы. Слушай… Вдох… Касание… Выдох…
Марн же давно был настроен на Цель. И поэтому, когда вокруг возникли незнакомые деревья с белыми стволами, он сразу огляделся, ища взглядом… Но нет! Он снова попал не туда… Что это за люди? Откуда мерзкий, непонятный запах?
— Да, Михалыч, тот самый “Чероки”.
— Ага. — Тот, кого назвали Михалычем, прищурившись смотрел на петляющую среди древесных стволов машину. — Готовьтесь, братки. Когда я сделаю второй шаг — шмаляйте из всех стволов!
За его спиной хлопнула дверца машины и отчетливо клацнул затвор “калаша”. Михалыч поморщился — раньше надо было! Но что поделать. Из всех, кто с ним, только Петруха да Санек не понаслышке знают, что такое мокруха. Нынче времена не те, что в начале девяностых. Тогда что ни день стреляли. Народ дикий был, борзый. Залетные всякие… Машины со жмурами горели, как пионерские костры при совке… Сейчас не то. Но и теперь вылезают всякие суки. Как черви из земли. Вот эти появились и предъявили права на супермаркет. Мол, делитесь, то-се. Кто такие, никто не знает. Сборная солянка — два чечена, русский и трое хохлов. Причем старший — из хохлов. УНА УНСо — какое-то. Жучье, сразу видно. Морды волчьи, битые. А у Михалыча бригада молодая. Недавно еще трое в “пехоте” ходили. Семен на зоне, Лешка Репан — в завязке, Монгол по дурости копыта откинул. Подрался в кабаке, и кто-то в сутолоке воткнул в него перо. Такую мать! Ну, ничего, ребята не подкачают. Положим этих козлов здесь, чтоб другим неповадно было.
И все же Михалыч чувствовал себя не совсем уверенно. И ежу ясно — стрелка в парке, значит, либо на психику давят, либо собираются валить. Место назначил он, но и эти ведь не дураки… Еще кто кого положит.
Сомнения сомнениями, но выглядел Михалыч уверенно. Старая школа! И те, кто поглядывал сейчас на его мощный затылок, и те, кто выходил из подъехавшей машины, видели перед собой человека-скалу.
“Залетные” важно выползли из тачки. Опытный бригадир сразу отметил, как топорщатся плащи и куртки. Михалыч промчался взглядом по фигурам врагов. Шестеро. Крайний слева — “Узи”, следующий — “помпа”, следующий — АК, следующий — еще “помпа”, крайний справа — скорее всего, АКСу. А у главаря, что впереди всех, как и у самого Михалыча, с виду ничего нет. Будем надеяться, что вон за теми кустиками у них не сидит джигит с “Мухой”. Иначе перевеса на нашей стороне нету. Ну, медлить нечего!
— И я не знаю, Игорех. У самого сейчас все бабки в деле. Хотя… — он подумал. — Что-то можно прокрутить поживее… Но всей суммы все равно не будет. Максимум — штуки полторы! А где тебе еще две взять?
Я рефлекторно пожал плечами. Полторы — и то хлеб! Вот ведь — не просил, а поможет! Золотой парень! Полторы… Стоп! Полторы штуки зеленых американских рублей… Где это я слышал?
В голове что-то вспыхнуло. “Леха! — подумал я. — Спившийся, чего-то отчаянно боящийся Леха! И тотализатор! Бои без правил! За участие — полторы, за победу — пять!”
— Что? — спросил Вовка, заметив движение мысли на моей физиономии. — Придумал, какой банк грабить?
— Нет. Но вот мысль есть. Встретил я сегодня одного знакомого…
Рассказ не занял много времени. Когда я закончил, Володька прикурил новую сигарету и посмотрел на меня сквозь дым. Как на помешанного.
Позвенел задумчиво ложечкой в пустой кофейной чашке…
— Ты маньяк! — твердо определил он. — Или псих! Это не шутки! Какие гарантии, что ты получишь свои деньги, если выиграешь? И что будет делать твоя любовь, если тебя убьют? А?
— А что? Есть другой выход? — спросил я. — Есть выбор? Если есть, то ткни мне в него пальцем.
Он не ткнул. Мы посидели еще немного, обменялись телефонами, а потом Ширшик подвез меня до подъезда.
— Ты вот что, — сказал он, когда я вышел из машины, — не спеши. Все взвесь. В конце концов, до твоих боев еще есть время. И постарайся узнать об этом тотализаторе все, что сможешь. Только осторожно. Я тебе позвоню.
“Мерс” у шелесте л прочь, а я пошел домой. И настроение у меня было ни к черту.
Глава 9
Санкт-Петербург. Наше время. Июнь
Танюшка спала, уткнувшись носиком в цветастую подушку, и на губах ее блуждала мягкая, счастливая улыбка. А я сидел в кресле напротив дивана и думал о разных вещах. Например, о том, какая у меня красивая девушка. Красивая, нежная, умная. А я, скот, втянул ее во все эти мрачные перипетии, ни о чем не предупредив. Вообразил, осел, что могу жить, как все нормальные люди. Забыл, что моим близким всегда достается в первую очередь.Правда, можно отмазаться. Сослаться на то, что все приключения вроде как были в далеком прошлом. Мол, надеялся, что все давно закончилось.
Вот только себя не обманешь. Знал я, прекрасно днал — ничего не заканчивалось. Это была передышка. И не уйти, не убежать. Потому что это трусость. И подлость. А трусом и подлецом мне никак нельзя быть. Противно.
А значит, ситуацию надо решать. Кровь из носу.
Подумав об этом, я криво усмехнулся. Будет мне и из носа. Однако в панику впадать нельзя. А надлежит вместо этого собрать нужную информацию, позвонить тем дельцам, что устраивают бои, и записаться вместо Лехи. Потому что другого выхода на данный момент просто нет. Я Татьяну люблю и обещал помочь. Не могу не помочь. Обязан. Потому что я мужчина. Потому что есть такое понятие — долг. “Гири”, как говорят японцы.
Кстати! Надо поговорить с Сенсэем. Он наверняка знает о тотализаторе. И может что-то посоветовать.
Я встал и прошелся по комнате. Еще раз взглянул на спящую Танюшку и спросил себя: “А не боишься ли ты?” И ответил себе: “Нет. Не боюсь”. Хотя страшно, конечно. Неизвестно ведь ничего Но страх этот какой-то абстрактный. Неконкретный, что ли. Ну и хорошо. Главное — не суетиться.
Танюшка вдруг закашляла во сне. Надо бы ей бросить курить. Я присел рядом и погладил ее по спинке. Она не проснулась. Здоровый сон невинного младенца. Говорить или не говорить ей, когда проснется? Наверное, пока не нужно. Она будет беспокоиться и чувствовать себя виноватой. Уж что-что, а комплекс вины на себя повесить — это Танюшку хлебом не корми. Скажу потом, когда все решится. А может, лучше вообще ничего не говорить. А придумать что-нибудь. Например, что богатенький Вовка занял мне денег. Хотя врать, конечно, не хочется. Но тут, пожалуй, без вариантов. Ладно.
Я переоделся и начал разминку. Вечером занятия, и к ним неплохо бы подготовиться. Тем более что “в свете последних решений” мне надо заниматься с полной отдачей. А решение уже принято. Или я что-то упустил?
Танюшка проснулась, когда я “дошел до буквы „И" в слове „Передовую"”. Мне захотелось повторить движение, от которого “реактивному Вовке” пришлось научиться менять направление полета в воздухе. Собственно, позиция-то знакомая. Длинный выпад вперед. Обычная Зенутсу-дачи. А если проводить параллель с ниндзютсу, то Рисийо-Фусэцу-но камаэ. “Позиция со связанными руками”. Вот только руки у меня были в другом положении. Я это очень хорошо запомнил, поскольку мне пришлось приложить немалые усилия, чтобы из оного положения выйти. Корпус — фронтально. Руки вытянуты вперед. Правая — выше, запястье изогнуто, кисть сформирована в “тигровую лапу”, ладонь вниз. Левая — сантиметров на двадцать ниже. Ладонь повернута вперед, пальцы скрючены “медвежьими когтями”. Такой вот гибрид.
Я пытался повторить движение так и эдак и никак не мог понять, что же конкретно я тогда сделал. В памяти отпечаталась только последняя фаза. Значит, так. Я, судя по всему, пытался уклониться. Значит, двигался назад. Шаг сделать не успел. Следовательно, просто перенос веса на “заднюю ногу”… Забавно, но у человека действительно есть “задняя нога”. Помнится, мы много смеялись над этим выражением, когда начинали заниматься… Значит, перенос веса. Классическая аккумуляция энергии. Вовка прыгнул, когда я двинулся назад. Но на самом деле это было движение вперед. Толчок “задней ногой”, волна прокатилась по телу, доворачивая таз, корпус, плечи. Но не так, как делается Цки[39]. Волна была практически вертикальной, а не горизонтальной или комбинированной. Руки выстрелили вперед. От живота. Да!
Обнаружилось, что стою я в искомом положении. И эмоции мои довольно точно совпадают с теми, что испытал в зале. Я даже зарычал. Тихонько, чтобы не разбудить Танюшку. Напрасно. Она уже проснулась.
— Тигр! — сказала она сонно. — Ты похож на тигра. Что-то новое?
— Да, — я опустил руки. — А может, просто хорошо забытое старое.
— Красиво, — Танюшка потянулась, и сама стала похожа на большую кошку, — но жутковато. Я думала… У тебя было такое лицо… Как в прошлый раз, когда ты вошел в комнату. Все в порядке?
— Конечно, — я встряхнулся, — просто одна из техник. Звериный стиль… Что тебе снилось? Она с улыбкой посмотрела на меня.
— Только хорошее… А ты, значит, переводишь разговор на другую тему. Точно, все в порядке? Ах ты моя маленькая колдунья!
— Ты — сама проницательность. — Я забрался на диван, обнял Танюшку, теплую ото сна, и с наслаждением поцеловал. — Конечно, случилось. Встретил Вовку Ширшова. Помнишь, я тебе школьный альбом показывал? Теперь Ширшик ездит на “мерсе”. Обещал помочь. А он слово держит, так что насчет денег не волнуйся.
Она молча посмотрела мне в глаза. Как видно, сомневалась, что я говорю ей все.
— В долг?
— Да.
— А как отдавать?
— Заработаю, — я провел рукой по нежной внутренней поверхности ее бедра, — тебе не кажется, что ты слишком много разговариваешь?
— Маньяк! — пискнула она, но негодующий возглас превратился в стон.
Кофе мы сели пить только через пару часов…
Глава 10
Санкт-Петербург. Наше время. Июнь
Занятие было в самом разгаре. Учебный деревянный нож рыбкой мелькнул перед глазами. Спарринг! Юрец хлестнул ножом вверх и тут же стремительно присел, стараясь “подрезать” мне сухожилия на левой ноге. Мимо! Колено вздернулось вверх, голень описала петлю, и стопа с треском угодила Юрке в бок. Он крутанул корпусом, смягчая удар, подался назад. Но я уже рядом. Атака с постановкой ноги! Секущий в запястье — прямой под сердце! Есть!Бой на ножах очень скоротечен. Чик-чик — и ты мертв. Особенно если привык к этим киношным приколам — удар снизу, удар сверху. Сенсэй говорит, что ножом надо работать как кистью для каллиграфии. Писать. Не зря же урки говорят “попишу — порежу”! Они дело знают. А чтобы защищаться от них, надо владеть ножом в совершенстве. Знаешь атаку — знаешь защиту. Не знаешь — покойник. Правда, только освоив нож, я понял, какая это страшная штука в умелых руках. Ей-богу, способ защиты, если нет подручных средств, только один — быстро перебирать ногами подальше от греха. Это если у нападающего умелые руки. Если же он лох и нож взял для того, чтобы придать себе крутости, — ему же хуже. Только порежется.
Я с ножом работаю неплохо. Наверное, из-за навыков в рисовании. Лучше меня “пишет” только Коляныч. Ну на то он и Мусаси. Но Юрка тоже хорош. Реакция у него мгновенная, техника на высоте. Поэтому мы идем по “забитым и пропущенным” ноздря в ноздрю. Точнее, шли. Я его все-таки обошел. Юрка кривится — укол под сердце вышел болезненный, хотя острие у ножа закругленное. Можно, конечно, надеть жилеты, но тогда не будет стимула. Жилеты у нас для девчонок. Их не надевают даже мальки.
— Ямэ!!! — Сенсэй остановил нас, когда мы начали новую серию, осторожно подкрадываясь друг к другу — Скамейки в квадрат! Все против всех!
Ура! Обожаю это упражнение! Полтора десятка человек на тридцати квадратных метрах. Каждый — за себя. Внимание должно быть распределено так, чтобы видеть все и вся. Чуть отвлечешься на одного противника, и тебе другой уже что-то “отрезал”!
Мы быстренько составили скамейки и вошли внутрь.
— Готовы? Хадзимэ!
Тело рванулось, уходя от удара по ноге. Короткий полет. В поле зрения возникло чье-то плечо. Полоснуть! Рука… Отрезать! И двигаться, двигаться! Хлоп! Кто-то вскользь задевает меня ногой. Йоко-гери! Вращение влево. Я не человек — фреза! Отсечь ногу, руку! One! Левое предплечье обжигает удар. Порезали! Внимательнее, черт возьми! Мешанина из рук, ног, клинков. Кто-то падает через скамейку, не удержав поле. Режь! Бей! Мимо проносится чья-то спина. Получи! Не фиг подставлять! Удар, порез, вращение. Вращение, удар, порез. Блок! Хлесткий — шлепком, чтобы не залипать, иначе лишишься руки. Внимание начинает расползаться… Резкий выдох! Локтями в ребра, чтобы выбить воздух. Соберись… Бей! Норма, работаем дальше…
И вдруг время остановилось. Стремительные фигуры застыли как на фотопленке. В ушах нестерпимо зазвенело, и сердце обрушилось куда-то вниз, а потом подскочило к горлу. Я рванулся, понимая, что надо выходить из боя. Что-то случилось с… Концентрация исчезла, и тут же чей-то нож врезался мне под ребра. Слепо ударив в ответ, я вывалился из схватки и замер за скамейкой, переводя дыхание.
Проклятие! Что…
— Что случилось, Игорь? — Сенсэй возник рядом, словно по волшебству.
— Понятия… не имею, Валентин Юрьевич! Кажется, что-то с Таней…
— С твоей девушкой? — Сенсэй нахмурился. — Тогда беги звони ей. Есть куда?
— Да, она на работе…
— Хорошо, иди. Но помни, даже в такой миг ты не должен был расслабляться. От этого, возможно, будет зависеть жизнь. Твоя и ее… Ну, беги же!
И я побежал. Зря. Телефон казино был занят наглухо. А Сенсэй, как всегда, оказался прав.
* * *
Дверь кассы закрылась с сухим щелчком. Смена сдана, рабочий день закончен. Таня перевела дух и, поправив на плече сумочку, решительно направилась к выходу. Напряжение, которое она, боясь ошибиться снова, испытывала в течение всего рабочего дня, спало. Теперь можно поехать домой к Игорю. Мама все еще сердится, а ругаться с ней в очередной раз совершенно не хочется. Игорешка уже должен будет прийти со своей тренировки, которую он упорно называет “занятием”. Он говорил, что будут какие-то новости насчет денег. Очень неудобно было его впутывать во все это, но к кому еще обратиться? Не к кому. Хорошо бы поскорее отдать деньги и забыть о них и об этой работе. В конце концов, нетрудно будет найти другую.Таня уже дошла до двери, когда от стойки бара ее окликнули:
— Танечка! Подожди минутку! Разговор есть…
“Терпеть не могу, когда меня так называют! — подумала она, оборачиваясь. — О Боже! Еще этого не хватало!”
Окликнул ее один из телохранителей Хозяина. Вдвоем с напарником они оккупировали небольшой столик рядом с баром. Тот, что окликнул ее — “Саша, кажется”, — призывно похлопал рукой по сиденью стула рядом с собой. Второй — Ваня — тоже поглядывал в ее сторону, прихлебывая кофе из чашечки, которая совершенно терялась в его огромной лапище.
Что-то почудилось ей в выражении лиц этих здоровенных парней, похожих друг на друга, словно родные братья. Что-то такое, что Татьяна внутренне съежилась.
— Я спешу, — на всякий случай сказала она.
— Ничего-ничего! Всего пару слов! — Саша так и лучился доброжелательностью. — Присаживайся. Кофе будешь?
Таня вежливо отказалась и присела на краешек стула. Ей не хотелось разговаривать с ними. Тем более что они присутствовали на “беседе”, которую провел с ней Хозяин. Возвышались молчаливыми башнями за ее спиной. Вроде и не угроза, но напоминание… Неприятно.
— Ты не бойся, Танечка, — начал Саша, — мы тебе добра хотим. Положение у тебя, сама знаешь, сложное. А мы с корешем на шефа влияние имеем. Если хочешь, можем похлопотать насчет отсрочки.
— Зачем вам это? — Татьяна удивленно посмотрела на Сашу.
— А мы хорошие, — Саша подмигнул напарнику. Тот кивнул, соглашаясь — “хорошие, мол”. — Ты девушка симпатичная, общительная. Чисто по-дружески стыдно тебя в беде оставлять, мы же мужчины.
— И еще какие! — поддакнул Ваня. Таня прищурилась. Ситуация совершенно перестала ей нравиться, но она улыбнулась.
— Если я вас правильно понимаю, ребята, “дружить” вы можете только одним способом.
— Ну-у… — протянул Саша, — какая ты подозрительная… И сообразительная. У Ваньки вон хата пустая. Возьмем еще подружку, заглянем в кабачок. Оттуда поедем на хату, погудим. Чего тебе? У тебя ж вроде нет никого.
— Ошибаешься, — спокойно сказала Таня, — есть.
— Ну и что? — Саша весело улыбнулся. — Один-то вечерок. От жениха твоего не убудет. А мы с шефом поговорим, попросим за тебя.
— Это все? — спросила она, леденея от ярости. — Тогда я пошла.
— Э, ты че? — Ваня даже привстал с места. — Че ты кобенишься? Мы ж по-дружески…
— Так дружите с кем-нибудь еще. А я не продаюсь.
Она хотела подняться, но Сашины пальцы больно стиснули ее колено.
— Сиди! — он наклонился к ней ближе. — Че ты целку из себя строишь?! Мы ведь пока добром просим. Помочь хотим…
— Засунь эту помощь себе в зад! И убери руки, козел!
Она вырвалась, вскочила, но Ваня, с удивительной для таких габаритов быстротой, обогнул стол и схватил ее за руку повыше локтя.
— Ты кого козлом назвала, сучка?! — вполголоса прорычал он, сжимая пальцы. — Моего кореша?! Я ж тебя во все дыры за такие слова отимею.
Татьяна посмотрела в его бешеные бледные глаза и вдруг ощутила ледяное спокойствие. Даже боль в руке, сжатой будто тисками, ослабла.
— А ну-ка отпусти меня, — сказала она тихо, — или я закричу на все казино. Клиентам это не понравится. Шефу тоже. И догадайся, что с вами будет?
Ваня растерялся. Скорее не от смысла услышанного, а от тона, которым это было произнесено. Он ослабил хватку, и Татьяна вырвалась вторично. Она могла бы сейчас уйти, но бесенок уже вселился в нее. И понимая, что здесь, на людях, они ничего ей сделать не смогут, произнесла:
— Вам двоим, если чешется, советую друг дружку же и оттрахать. Вы ведь наверняка частенько так делаете, ублюдки.
Сказала — и выбежала вон.
Ваня стоял, тупо уставившись ей вслед и переваривая услышанное. Рука его рефлекторно сжималась и разжималась. У Саши глаза сделались белыми от ярости. Он медленно встал.
— Ну, Ванька, эту сучку… Последними лохами будем, если не отпялим ее так, что ходить не сможет. Надо узнать, где живет… Поймаем возле дома и п…дец ей. Это я говорю!
— Угу… — отозвался напарник. Его ноздри раздувались, как будто он старался запомнить запах ускользнувшей жертвы. — И чур сзади я первый!
* * *
Домой я примчался бегом. Мелькнула мысль заскочить в Сосновку, подышать. Но уже подходя к парку, я понял, что тело мое, в отличие от ума, идти туда вовсе не желает. Пришлось развернуться на девяносто градусов и галопом мчаться по Манчестерской вниз. Мне чудилось — я не успеваю.
Однако Танюшки еще не было. Я вернулся раньше обычного. Время — без пятнадцати десять. Она заканчивает работу в девять пятнадцать. Значит, скоро будет. Если будет. Мысли одна страшнее другой заполнили мою голову. Чтобы избавиться от них, я схватил трубку и набрал номер казино. Вежливый женский голос сказал, что Татьяна ушла примерно полчаса назад. Так. Значит, ушла. Я добрался за десять минут — “сто двадцать третий” пришел как на заказ. Предчувствие ударило меня за десять минут до конца занятия. Следовательно, было девять двадцать плюс минус пять минут. Как раз время смены. Один кассир пришел, другой ушел. Черт, что же могло случиться?
Я понял, что безнадежно опаздываю. События идут обвалом, все сметая на своем пути. Мирная жизнь закончилась. Видит Бог, я старался остановить этот обвал. Но времени не хватает. Как не хватает времени! Ситуация явно вышла из-под контроля. Черт! Черт! Черт!
Кулак с хрустом врезался в настенную макивару. И только в этот миг я сообразил, что все время до того метался по квартире как тигр в клетке. Стоп. Надо сесть и успокоиться.
Приняв позу для медитации, я подумал, что если бы не был таким кретином… (вдох), то давно бы уже вскрыл свою заначку… (длинный медленный выдох) и купил нам с Танюхой по радиотелефону. Именно на такой случай…
Когда в замке стал поворачиваться ключ, душевное равновесие уже вернулось ко мне. Я вышел в прихожую… И увидел Танюшкино лицо. Через миг она была уже у меня в объятиях. Чувствуя, как она дрожит, я осторожно поцеловал ее в висок и спросил:
— Что случилось?
Она всхлипнула и повела меня в ванную, где, включив свет, стала с отвращением сдирать с себя блузку. И я увидел. На ее руке.
Синяки уже успели потемнеть и налиться страшным черно-лиловым цветом. Мать такую!
— Это не все! — сказала Татьяна и приподняла юбку. Точно такие же были у нее на колене.
“Кто, — подумал я, — кто эта сволочь?!!!” — и тут же спросил вслух.
Голос прозвучал глухо, как из могилы. Татьяна увидела мое лицо в зеркале и повернулась.
— Игорь, ты…
— Расскажи мне, — сказал я тихо, погладив ее по щеке. — Расскажи…
Мы прошли на кухню. Я налил ей и себе чаю и сел напротив. Руки Танюшки дрожали, пока она пила чай и рассказывала. Кое-как прикуренная сигарета плясала в пальцах. И я, слушая, поклялся себе, что эти выродки никого и никогда больше хватать не будут. Никого и никогда.
Уснул я поздно. Лежал, осторожно обнимая любимую за плечи, и смотрел в потолок. Мне было страшно. Я боялся себя. Демона придется выпустить…
Глава 11
Хребет Заманг. Год Барса. Месяц Жатвы
Когда Марн вместе с Найи месяц назад возвратился домой, отец был удивлен. Странствие, случается, занимает и два солнца, и три. Редко, когда Цель оказывается такова, что можно справиться за один солнечный год. Но Марн вернулся не потому, что выполнил предназначенное. Его цель лежала вне пределов этого Мира. А значит, продолжать поиск он мог откуда угодно. Найи советовала вернуться домой. “На границе неспокойно”, — сказала она. Откуда ей знать?Отец, услышав о выпавшей Марну задаче, только кивнул головой. Он всегда был строг и суров со своим сыном. Суров, но справедлив.
— Это великая честь, — сказал он. — Я не мог и надеяться на такое! Ты найдешь Бессмертного — иначе и быть не может… А эта девушка, кто она?
— Это Найи, отец. Она дочь одного из аргайских вождей.
Отец усмехнулся и повернулся к окну-бойнице. Разговор происходил в его личных покоях, похожих скорее на арсенал, чем на комнаты вождя Королевского Клана.
— Неужели ты думаешь, что я не узнаю кровь аргайев? Я спросил, кто она для тебя?
— Она Проводник. Ее отправил со мной жрец из Бен Галена. И мы с ней…
— Жрец?! — перебил Эохайд. — В урочище нет жрецов! Оно не посвящено никаким богам. Неужели, проведя там целый год, ты не знаешь этого? Тот, кого ты считаешь жрецом, на самом деле кто-то другой. Опиши его.
Марн рассказал все, что помнил. Он и видел-то низкорослого незнакомца всего один раз. Отец внимательно выслушал и покачал головой.
— Понятно… Тебе удивительно повезло! Тот, кого ты видел, — не человек! Это вагар! Возможно, единственный из них, еще скитающийся по миру. Остальные давно закрылись в своих горах.
Ты прав — он великий воин. Может, даже больше чем просто великий воин. Его зовут Читающий Воду. Я сам никогда не видел живого вагара. Они почти никого не принимают у себя. Но легенды слышал не раз…
Марн ошеломленно слушал. Неужели?! Ему так повезло, а он даже ничего не заподозрил! Ведь, по легенде, последним из Клана Черного Волка, кто видел живого вагара и даже учился у него, был Эохайд Черный Клинок, в честь которого дед назвал отца. Но это было почти пятьсот солнц тому назад. Во время войн за Храм Смерти!
— Ну что же, — отец вновь повернулся к Марну, — если эту девушку отправил с тобой вагар, я приму ее. Вагары не делают зла людям. Мы — как дети для них.
— Но отец! Почему ты решил, что в ней есть какое-то зло?
— Не знаю, — просто ответил Эохайд, — но узнаю. А теперь, сын мой, если ты не против, позвеним-ка сталью. Сдается мне, ты там в Бен Галене многое подзабыл.
— А вот и нет! — воскликнул Марн и выхватил меч. Но отец, как всегда, оказался чуть быстрее…
* * *
Вечером того же дня Марн решил самостоятельно отправиться в поиск. Найи пропадала в замковой библиотеке. Кто бы мог подумать, что она умеет читать? С ней нужно было поговорить. Поговорить серьезно, особенно после того, что сказал отец. Но Марн все откладывал разговор. Что поделаешь, он все-таки нарушил завет жреца, который оказался вагаром. И влюбился. Влюбился отчаянно. Эх…Марн закрыл за собой тяжелую дверь и прошелся по своей комнате из угла в угол. Потом зачем-то надел боевой браслет-наруч, защищающий левое предплечье до самого локтя, и уселся на лежащую посреди комнаты шкуру горного медведя. Принял Положение Покоя и стал ждать, пока утихнут мысли. Перевязь с мечом он снимать не стал и даже передвинул поудобнее, как будто готовился к внезапному нападению. Почему? Тело знает, а он привык ему доверять…
Два удара сердца — вдох. Два удара сердца — выдох. Два — вдох, два — выдох. Границы тела. Не кожа. Человек — не только мясо и кости. Дух — больше. У человека два тела. Чувствовать тело духа… Вдох, выдох Тело Духа… Вдох, выдох… Вот. Странное ощущение, будто мотылек легонько коснулся крылом. Везде. Вокруг. Хорошо. Марн обратился сознанием вверх, чтобы почувствовать касание крылышек над головой. Так… Вдох… Нежное, трепещущее касание… Выдох… А вот и звук, тихий, едва различимый звон, раздающийся, кажется, прямо между ушами, внутри головы. Слушай… Вдох… Касание… Выдох…
Марн же давно был настроен на Цель. И поэтому, когда вокруг возникли незнакомые деревья с белыми стволами, он сразу огляделся, ища взглядом… Но нет! Он снова попал не туда… Что это за люди? Откуда мерзкий, непонятный запах?
Санкт-Петербург. Наше время. Июнь
— Петруха, глянь! Их тачка? — здоровенный, зверовидный амбал оглянулся на одного из своих спутников. Тот был ростом поменьше — всего метр восемьдесят восемь, но в плечах еще шире первого.— Да, Михалыч, тот самый “Чероки”.
— Ага. — Тот, кого назвали Михалычем, прищурившись смотрел на петляющую среди древесных стволов машину. — Готовьтесь, братки. Когда я сделаю второй шаг — шмаляйте из всех стволов!
За его спиной хлопнула дверца машины и отчетливо клацнул затвор “калаша”. Михалыч поморщился — раньше надо было! Но что поделать. Из всех, кто с ним, только Петруха да Санек не понаслышке знают, что такое мокруха. Нынче времена не те, что в начале девяностых. Тогда что ни день стреляли. Народ дикий был, борзый. Залетные всякие… Машины со жмурами горели, как пионерские костры при совке… Сейчас не то. Но и теперь вылезают всякие суки. Как черви из земли. Вот эти появились и предъявили права на супермаркет. Мол, делитесь, то-се. Кто такие, никто не знает. Сборная солянка — два чечена, русский и трое хохлов. Причем старший — из хохлов. УНА УНСо — какое-то. Жучье, сразу видно. Морды волчьи, битые. А у Михалыча бригада молодая. Недавно еще трое в “пехоте” ходили. Семен на зоне, Лешка Репан — в завязке, Монгол по дурости копыта откинул. Подрался в кабаке, и кто-то в сутолоке воткнул в него перо. Такую мать! Ну, ничего, ребята не подкачают. Положим этих козлов здесь, чтоб другим неповадно было.
И все же Михалыч чувствовал себя не совсем уверенно. И ежу ясно — стрелка в парке, значит, либо на психику давят, либо собираются валить. Место назначил он, но и эти ведь не дураки… Еще кто кого положит.
Сомнения сомнениями, но выглядел Михалыч уверенно. Старая школа! И те, кто поглядывал сейчас на его мощный затылок, и те, кто выходил из подъехавшей машины, видели перед собой человека-скалу.
“Залетные” важно выползли из тачки. Опытный бригадир сразу отметил, как топорщатся плащи и куртки. Михалыч промчался взглядом по фигурам врагов. Шестеро. Крайний слева — “Узи”, следующий — “помпа”, следующий — АК, следующий — еще “помпа”, крайний справа — скорее всего, АКСу. А у главаря, что впереди всех, как и у самого Михалыча, с виду ничего нет. Будем надеяться, что вон за теми кустиками у них не сидит джигит с “Мухой”. Иначе перевеса на нашей стороне нету. Ну, медлить нечего!