Страница:
Тот будто услышал. Взглянул мне в глаза, потом на приплясывающего от возбуждения Серегу и сказал:
— Ты — как хочешь. А мы съездим. Может, это проверка.
— Конечно, проверка! — заорал Серега. — Проверка на вшивость! Шлепнете вы его или нет! А я такие проверки…
— Заткнись! — Коляныч сказал это тихо, но парень как-то сразу замолк. — Мы же на улице, кретин! Кругом народ, менты, а ты орешь “шлепнете”! Хочешь, чтобы нас прямо здесь повязали?
— Сам ты… — Серега зло сплюнул. — Вы как хотите, а я пошел. С меня хватит… Оставайтесь, е.. на-шки, посадят вас или шлепнут — мне насрать! Мозги набекрень… — Он развернулся на сто восемьдесят и быстро пошел к дверям метро. Мы посмотрели ему вслед и переглянулись.
— Ну что, Брат Храбрец, — сказал Колька и невесело усмехнулся, — как тебе поход за Силой? Страшно?
— Совершенно да. — Я передернул плечами. — Но чую я, что собака тут непростая порылась. И обдумать это все не помешает…
— Одна голова хорошо, а две — это уже Джо-Джим. — Колька осмотрелся по сторонам. — Давай-ка, брат, отсюда валить. Не ровен час — заметут нас с железякой.
— Тогда поехали ко мне. Третья часть “Убийцы Сегуна” есть. Посмотрим, развеемся малость. Может, мысли какие появятся.
— Да уж. Под такой фильм только мокруху и обдумывать.
Конечно, не так уж не прав этот Серега. А точнее, прав на все сто. С точки зрения нормального человека. А мы с Колькой люди ненормальные. Больные. Поэтому, обмозговав все, решили: ехать надо. Нет, убивать мы, конечно, никого не будем. Но разнюхать — что там и как, просто обязаны. Потому что ходить потом всю жизнь с клеймом разумного труса ни он, ни я не хотели… Да и интуиция нашептывала. Шепот было почти не разобрать, но чувствовалось: не просто так нас отправил Учитель по указанному в бумажке адресу. Даже если действительно ему надо убить этого Пашу. Здесь есть что-то еще… А что — нельзя узнать, пока не съездим. Поэтому решено было сначала поехать туда на день раньше. Осмотреть подходы к дому, место действия, прикинуть возможные позиции наблюдателей. Обсуждая план действий, мы выдули несколько литров кофе, опустошили холодильник и, наконец, завалились спать. Колька как гость — на диване, а я постелил себе на полу матрас. И, едва успев закрыть глаза, провалился в сон.
В лесу было душно. Тихо, сыро и душно. Птицы молчали. Солнечные лучи медовыми сталактитами свешивались с резных крон огромных, в несколько обхватов, деревьев. Буйные папоротники росли у их подножий. Стволы, до половины поросшие голубоватым лишайником, казались непроницаемо черными. Тишина была ощутима физически. И именно она создавала эту глухую давящую духоту.
Продираясь сквозь заросли, раздвигая бронзовым мускулистым плечом душную тишину, по едва заметной тропинке шел человек. Шел бодро, кажется, даже что-то напевая, и свет тускло взблескивал на лезвии топора, заткнутого за широкий кожаный пояс. Темноволосый, загорелый, с плечами, покрытыми вязью татуировки, человек беспечно двигался вперед. И тяжкая, как предчувствие беды, жадно поглощающая все звуки тишина, казалось, нисколько его не волновала.
Это было неправильно. Неправильно, как лес, в котором не поют птицы и не звенит мошкара.
Но человек шел, и его голые колени легко раздвигали узорные листья папоротника, а клетчатая юб-ка-кильт сливалась своей зеленью с мраком подлеска.
Но когда угол зрения изменился и стало видно лицо путешественника, я… Парень был молод. Ну, чуть за двадцать, а может — и того меньше. И глаза его — синие, холодные, как небо над горным кряжем, глаза хищника, а не человека — видели все. Он вовсе не был беспечен, этот парень с топором за поясом и тяжелым копьем в левой руке. Беззаботная песня оказалась чем-то вроде мантры. И именно ее звуки отпугивали тишину. А впереди.
Я висел в душном мареве у самой тропы, не в силах сдвинуться с места. И путник прошел мимо, не заметив меня. Ему нельзя было идти туда! Там… Я попытался крикнуть, но тишина погребла мой вопль. Скрутила меня в узел и вышвырнула прочь…
Проснувшись, я лежал в темноте и смотрел, как фары машин, проезжающих за окном, чертят на потолке странные схемы. Сердце колотилось где-то в самой гортани. И слова, что я пытался крикнуть во сне, хрипом вытекали из легких.
— …Т-тио! Не х-ходи… через гать…
Вот ведь!.. Приснится же! Откуда взялось это имя — Тио? Почему ему нельзя… Но ведь нельзя! Сон, жутко реальный, стоял перед глазами. “Убьют, — подумал я, — убьют его на болоте…” На каком таком болоте? Не было никакого болота во сне. Хотя… если есть гать…
Господи! Какой хренотенью я забиваю себе голову! Вот послезавтра надо ехать и мочить этого Пашу… То есть мочить-то не надо, но ехать… А может, это предупреждение? Мало ли как подсознание извращается? Вдруг оно пытается мне сообщить этим сном: “Не езди!”
Я сел на матрасе и потряс башкой, чтобы прогнать сон окончательно. Потом поднялся, вытащил из шкафа первую попавшуюся книгу и пошел на кухню. Чтение — лучший способ вернуться к норме.
Включил свет. И уселся за стол. Книга оказалась братьев Стругацких — “Понедельник начинается в субботу”. В кайф! Очень светлая и веселая вещь! Самое то, чтобы провентилировать мозги.
Открыв книгу на первой попавшейся странице, я прочел:
“…После первой неудачной атаки старуха временно отступилась и ушла в избу. Тогда ко мне под машину зашел кот Василий. С минуту он внимательно следил за моими руками, а потом произнес вполголоса, но явственно: „Не советую, гражданин… мнэ-э… не советую. Съедят", после чего сразу удалился, подрагивая хвостом…”
Вот и провентилировал мозги! Основательно так…
В прихожей послышался шорох. Я вскинулся…
— Чертов Китаец! — Коляныч возник из темноты коридора в одних трусах и яростно потер глаза кулаками. — Такого говна мне давно не снилось! Давай, что ли, чаю попьем…
Юноша замер в тени одного из деревьев, что продолжали еще неравную борьбу с болотом. Корни лесного воина частью уже нависли над мертвой черной водой, из глубины которой бесшумно поднимались редкие зловещие пузыри. Гать была здесь. Почему-то Тио был почти уверен, что ее не окажется на месте.
Прозрачный изумрудный купол небес, весь в перышках высоких облаков. Пустынная, грязно-зеленая поверхность болота и черный гребень насыпи, уходящий к горизонту. Туда, где кончается болото. Если оно вообще где-то кончается…
Тио прислушался. Ему было тревожно. Испытание зрелости никогда само по себе не бывает легким. Но юноша чувствовал: здесь что-то не так. Почему молчат птицы? Почему на болоте такая тишина? Так не бывает… разве что Старшие заговорили лесовиков, и те прогнали всю пернатую дичь. Но болото… И болотников тоже заговорили? Но ведь они враждебны. С духами Мертвой Воды нельзя договориться! И даже если это кому-то удалось… Зачем?
Юноша чувствовал, как поднимается внутри липкий, омерзительный страх. “Нет! — сказал себе Тио. — Я должен пройти! Иначе так и останусь с детским именем еще на год!” Страшный позор даже для обычного человека! Сын вождя не имеет права на это. Он не принадлежит себе. “Мне уже семнадцать”, — подумал он и бесшумно двинулся вдоль кромки болота к тому месту, где гать выходила из леса.
Где-то по дороге, притаившись, Тио ждут воины клана. И если он не сможет ускользнуть от них, воины будут беспощадны. Юноша усмехнулся. Пусть-ка попробуют его поймать!
Он осторожно ступил на гать и остановился. Ощущение опасности. Очень явственное, будто воздух стал плотным. Трудно дышать. Тио присел на корточки и стал слушать, как учил отец. Там, впереди, где насыпь рассекает пополам маленький каменистый островок… Чужаки? Нет… Что-то… Именно что-то. Люди так не звучат. Сын вождя был уверен в себе, но знал, что воинов он не смог бы почуять так далеко. Значит, не они… Тогда что? Он перебрал в памяти всех болотных зверей, опасных для человека. Но они обычно охотятся вечером… Духи? Они тоже редко выходят при свете солнца… Только если их разозлить. Кто-то разозлил болотника?
Тио почувствовал, что волоски на шее поднимаются дыбом. Если это так… Но идти надо. Он не может миновать болото. Это условие! И кружной путь занял бы много дней… Юноша продвинулся вперед на десяток шагов и снова замер. Ощущение опасности усилилось. Не слишком, но все же… Что же там? Тио не мог понять, чувствовал только, что это нечто голодное… Бывают ли духи голодными? Да… Им же приносят жертвы — оружие, украшения, дичь. А в старину, говорят, жертвовали и людей…
“Не думай об этом! — Тио рассердился сам на себя. — Даже женщины знают, что нельзя думать о таких вещах на болоте!” Он поудобнее перехватил древко рогатины[17] и, решившись, мягко потек вперед стремительным воинским шагом. Что бы это ни было — там, впереди, сын Горного Вихря не отступит. Тио забыл наставление отца: “Воин не бежит от опасности. Но он расчетлив и отступает, когда не может победить. Отступает непобежденным…”
Глава 7
Мы стояли под аркой и смотрели на дом, в который нам предстояло войти. Дом как дом. Обычная хрущоба. Искомая квартира на втором этаже. Два окна, занавешенные тяжелыми шторами. Все как вчера. И новых машин у подъезда нет. Все тот же раздолбанный старый “Москвич”. Четыреста двенадцатый.
Я посмотрел на часы.
— Без пятнадцати девять.
Скоро стемнеет. Мы переглянулись.
— Ладно, — лицо Коляныча было непроницаемо, — действуем по плану.
Суров и решителен, ничего не скажешь. Но я-то знаю: ему, как и мне, совершенно не хочется туда идти. Наоборот, желание повернуться спиной и сделать отсюда ноги становится просто нестерпимым. А как быть, если этот Паша тоже получил задание? Мол, “придут к тебе в девять вечера несколько типов. Ты должен их убить. Собери парней и жди…” Что мы знаем? А вдруг это действительно западня? Хотя бред, конечно. Зачем Учителю это нужно?
Колька дернул меня за рукав. Осторожно озираясь по сторонам, мы двинулись через двор.
“Будто в дурацком детективе! — подумал я. — Со стороны мы, наверное, выглядим как кретины. Если есть, кому смотреть. Надеюсь, некому…”
Дверь подъезда мерзко скрипела. На лестнице воняло сыростью и кошками. Людьми тоже воняло. Оглушающе. Облупленные стены цвета детской неожиданности были покрыты граффити в основном фаллического содержания. Это ж надо так знать английский, чтобы написать: Fak Ju! Полиглоты, мать их!
Остановившись на площадке между вторым и третьим этажами, прислушались. Тишина. Только где-то бубнит телевизор. Плохо! Если поднимется шум, все услышат. И кто-нибудь бдительный вызовет ментов. Колька кивнул мне и быстрой волчьей побежкой поднялся наверх. Проверить — действительно ли здесь так пусто, как кажется. Вернулся, подал знак, — порядок! Я снова взглянул на часы. Без пяти. Черт, почему я не курю?
Площадка перед дверью в девятую квартиру тонула в полумраке. Тусклая лампочка более или менее прилично освещала только обшарпанную стену и развороченный щиток счетчика на ней. Мне представилась дикая картина: открытая дверь, падающий из прихожей яркий свет и корчащееся на бетонном полу окровавленное тело. Если бы мы были теми, за кого нас принимает Учитель… Мне стало душно, хотя на улице минус пять и окно на площадке выбито. Страшно! Это от страха нечем дышать! Но чего я боюсь? Ведь мы не собираемся никого убивать…
Я взглянул на Кольку. Он стоял, опершись плечом о стену, и, покусывая губу, смотрел вниз, на дверь. Тоже психует… Мы подождали немного, слушая, как грохочут в тишине наши сердца. Потом я указал вниз. Пора! Ступени поглотили звук наших шагов. Я терзал под курткой тяжелые текстолитовые нунчаки[18].
За дверью с жестяной цифрой “девять” вдруг заорал магнитофон: “…У меня есть дверь, только нет ключей! У меня есть солнце, но оно среди туч…” Я вздрогнул. Раздался приглушенный смех. Он не один! “Есть голова, только нет пле-чей!..” Какие мы идиоты! И песня про нас… Вторя музыке, этажом выше вдруг завыла собака. Проклятая тварь! Господи, какого рожна мы здесь делаем? Но сказал “А”, говори и “Б”… Коляныч поднял руку к кнопке звонка. Дверь распахнулась внезапно…
Взрыв света. Звуки музыки и смех оглушили. Кажется, мы отскочили назад. Колькина рука метнулась под куртку… На пороге черной тенью возник Кутузов. Мне показалось, что он стоит здесь уже целую вечность и молча смотрит на нас. А мы, в ступоре, — на него…
— Смотрите, кто пришел! — крикнул Учитель через плечо. — Пашка, иди гостей встречать! Штрафную им за опоздание! — потом подмигнул нам и произнес: — Экзамен сдан. Можно веселиться. У нас тут Пашкин День Рождения.
Так вот оно что… Проверка, значит. Я почувствовал, как во мне вскипает ярость. Стоило столько психовать! Да я чуть не поседел! Хотелось сказать какую-нибудь дерзость, но Колька просек это дело и схватил меня за плечо…
А из-за спины Кутузова уже выглядывал здоровенный темноволосый парень. Один из инструкторов! Я видел его пару раз…
— О! — сказал он. — Юные таланты! Подающие надежды! А где мой деньрожденный подарок?
Колька сухо усмехнулся и вручил ему переданный Учителем Сай. Молодец, не растерялся. Я бы не сообразил.
Пашка расплылся в улыбке, вертя в руках хромированную смертоносную игрушку. Не так бы он скалился, если б она торчала из его лба…
— Крутая штука! Да заходите, чего стали! — и заорал, перекрывая рев музыки: — Девчонки! Выходи знакомиться!
От избытка чувств мы нажрались в тот вечер до поросячьего визга…
А ночью мне пришло продолжение сна с воином в мертвом лесу. Только теперь вокруг была бескрайняя топь, а из нее…
Тио никогда не видел живого хорахша. Только чудовищный череп длиной в полтора человеческих роста, хранящийся в одном из залов отцовской крепости. Однако, когда мертвая поверхность болота взорвалась фонтанами черной грязи и из нее возникла морда твари, юноша сразу узнал хорахша… и замер. Старики говорили, что этот хищник днем плохо видит неподвижные предметы. Точнее — не обращает на них внимания. Иное дело ночью. Тогда неподвижность не спасет, ибо хорахш умеет видеть в темноте сияние жизни.
Окаменев, Тио смотрел, как все выше и выше вздымается громадная голова, как течет черная грязь по мощным челюстям, вооруженным зубами длиною в предплечье взрослого мужчины. Тварь вставала. Исполинская туша воздвиглась над болотом, нависая над гатью. Совсем рядом с собой Тио видел передние лапы зверя с когтями, подобными кривым клинкам. Лапы слишком маленькие для такой громадины, но ловкие и подвижные почти как человеческие руки. Юноше казалось, что все происходит слишком медленно, но фонтан грязи еще не опал, когда хорахш поднялся во весь рост. Болото было ему по брюхо. Лапы перед лицом Тио качнулись. Зверь повернул голову, оглядываясь. На плечи юноши упало несколько капель болотной воды. Но он не шевельнулся, понимая, что хорахш сразу заметит его движение. И сожрет в мгновение ока. На таком расстоянии не успеть даже уклониться. Тварь слишком быстра. Остается только ждать и молиться.
Хорахш вдруг издал рокочущее “Умр-р” и повернулся боком, затем сделал шаг, другой… Тио осторожно, очень медленно повернул голову, чувствуя, как задеревенела от напряжения шея… И встретился взглядом с хищником. “Каков хитрец!” — успел подумать юноша. Хорахш ударил мгновенно…
— Зачем ты говоришь мне это? — тихо спросил Вир, покосившись на воинов, собравшихся вокруг. Те делали вид, что ничего не слышат. Говорящий был единственным в отряде, кто точно знал, где в каждый момент находится проходящий Испытание. Колдун являлся посредником и должен был следить за соблюдением правил. А не сообщать воинам о действиях испытуемого.
— Он идет, и он обеспокоен. — Веки колдуна были полуприкрыты. — На болоте что-то опасное. Оно ждет…
Вождь промолчал, ожидая, что Говорящий поведает нечто облегчающее принятие решения. Но тот затих. Глаза его совсем закрылись, веки подрагивали. Вир заметил, что воины потихоньку собираются вокруг вождя и колдуна, чувствуя — происходит нечто необычное. Невиданное дело — посредник заговорил о проходящем Испытание Имени. Засада пришла в движение. Два полных десятка — двадцать четыре человека — покинули свои засидки на деревьях. Вир намеревался перехватить Тио здесь, где гать, пересекая большое болото, выходила на маленький, поросший лесом островок. Хорошее место. Юноше пришлось бы проявить немалую смекалку, чтобы обойти засаду. Но теперь все планы полетели кувырком.
— Что это, Говорящий? — вождь уже не понижал голоса. — ЧТО это, ждущее на болоте?
Глаза колдуна распахнулись так внезапно, что Вир отшатнулся.
— Смерть! — вскрикнул Говорящий. — Это смерть! — и уже тише: — Хорахш…
В первый миг Вир не поверил своим ушам. Хорахш?! Здесь?! Но Говорящий не ошибается. Подхватив лежавшее на траве копье, вождь бросился к болоту. Воины последовали за ним. Впереди на гати уже маячила чья-то широкая спина. Вир узнал рисунок на плечах: Говорящий! Когда он успел всех обогнать?
В этот миг с болота донесся глухой хлюпающий звук, как будто что-то большое рухнуло в трясину… Или вынырнуло из нее. А затем раскатом грома прозвучало: УМР-Р-Р!!!
Колдун прав! Это хорахш!
Глава 8
С тех пор как мы с Колькой прошли Испытание, жизнь потихоньку наладилась. Дежурили в квартире Учителя, тренировались, запоем читали книги, соревнуясь — кто найдет книжку поинтереснее. Благо покупать их теперь было на что. А книги тогда выходили — ого-го! Бомбы! Кастанеда, Ричард Бах, Тимоти Лири, Даниил Андреев, Толкиен, Роджер Желязны, Ластбадер. Мы читали запоем, валя в кучу мистику и фантастику, менялись, обсуждали. Наши библиотеки росли как на дрожжах.
И пока мы читали, в наши души мало-помалу начало закрадываться сомнение. Знаний и информации было хоть отбавляй. И то, чем занимались мы, перестало казаться чем-то исключительным. Наоборот, появились вопросы: почему мы изучаем только два ката? Почему нам не дают классическую технику Кудзи-кири[19]? Мы ее видели в книжках и кино, видели, как Учитель использует ее знаки. Но и только. На тренировках нам давали совершенно другой ритуал. Может, мы не доросли? А может, инструкторы просто не знают этих вещей? Вообще, при ближайшем рассмотрении они оказались такими же зелеными, как и мы. Учитель — он да. Мощь излучал каждым своим движением. А его инструктора…
Впрочем, и за ним мы стали замечать странности. То он двигается, как тень, а то (редко, конечно) споткнется. Один раз был вообще фантастический эпизод. Как-то зашел он на нашу тренировку. Посмотрел, как мы носимся по кругу, согнувшись в три погибели, отрабатывая “бег ниндзя”. Что-то ему не понравилось. Кутузов остановил занятие и принялся объяснять: корпус вперед до потери равновесия, правая ладонь вперед, левая рука заведена за спину. Тело как бы находится в постоянном падении, а ноги догоняют-догоняют-догоняют… Тогда я еще толком не понимал, что это за техника.
Учитель от объяснений перешел к демонстрации. Чуть наклонился, вывел вперед правую ладонь, будто бросил впереди себя невидимую нить, сделал первый, стремительный шаг и… упал!
Это был шок! Мы все замерли с каменными лицами, не в силах произнести ни слова. Учитель не просто упал! Он брязнулся, как мешок с костями, как простой мужик с улицы, который никогда не отрабатывал укэми[20]!
Раскрыв от удивления рот, я смотрел, как Учитель поднимается. Мне только казалось, что это происходит медленно. На самом деле он мгновенно вскочил и взревел:
— ЧТО Я СДЕЛАЛ?!!!
Все люди реагируют на шок по-разному. И у кого-то в задних рядах развязался язык.
— Да просто е…нулся… — прозвучало в гробовой тишине.
— ЗАТО КАК!!!
Пара человек переглянулась с важным видом: “Да-да, это было круто! Мы-то успели заметить!” Потом это дурачье расскажет остальным насчет полного расслабления при падении и так далее. Но я стоял с краю и видел, как Учитель ударился коленом! Какое тут, на хрен, расслабление?!
Тогда и возникла у меня мысль, что нам забивают баки, вешают лапшу и пудрят мозги. Мысль поначалу мимолетная. Несмотря на очевидности, зацепившая меня самым краешком, — настолько силен был самогипноз. Но зацепившая…
Несообразности лезли в глаза. То безмерная мощь в каждом слове и жесте, а то… подобный конфуз. Правда, я видел только это. Но те, кто охранял квартиру Кутузова дольше нас, рассказывали, что как-то раз он пришел с фонарями под обоими глазами. И утверждал, что ему удалось кого-то там не убить. Великодушно, по всей видимости, подставив ему свою физиономию для раскрашивания в синий и лиловый. Н-да…
Сомнения сомнениями, а выяснилось все достаточно просто. Правда, от этого нам всем не стало ни легче, ни спокойнее. Как раз наоборот. Кутузов действительно оказался Мастером. Но каким!
Уже на второй сотне входишь в транс, и дальше тело действует само. Действует как насос, качая и качая энергию. Куда? Никто из нас не задавался этим вопросом…
В общем, сидим мы на корточках, “подпрыгиваем”. Учитель частенько выдворял нас из квартиры, разрешая зайти только в туалет или на кухню — чайку попить. Сидим. Разговаривать не хочется. Каждый в глубине души уже там, на тренировке. Это как наркотик.
Кутузов дома один. Чем занимается — неясно, но это не наше дело. К нему иногда приходили какие-то странные люди, самого, надо сказать, уркаганского вида. Девицы, часто не по одной за раз. Крут Учитель, крут…
И тут меня пробрало. Говоря по простому, по нужде захотелось. Блин! В самое неподходящее время! Ну, делать нечего. Не в штаны же мочиться. Я поднялся, кивнул ребятам и, обозначив жестом, зачем мне понадобилось в квартиру, потянул на себя дверь.
Тишина молотом ударила меня в грудь. Я замер в прихожей, стараясь различить хотя бы звук… Ничего. Даже кран на кухне, который вечно подтекал, прервал свое перманентное “кап-кап”. Почему-то меня охватила жуть, будто не в квартиру зашел, в которой бывал сотни раз, а в пещеру, населенную привидениями. Как назло, нигде не горел свет, только из комнаты Учителя через приоткрытую дверь пробивалась рыжеватая световая полоска. Постояв немного, я, стараясь ступать бесшумно, двинулся по коридору, в конце которого находились “удобства”. И, проходя мимо двери в комнату, бросил взгляд внутрь…
Она! Учитель-то не один!
Кутузов сидел в полулотосе боком ко мне, уперев неподвижный взгляд в своего визави. А тот… Бог мой!!!
То, что в начале показалось мне человеком, на самом деле было чем-то вроде фантома. Черный человеческий силуэт, наполненный клубящейся тьмой! Он торчал посреди комнаты, и воздух вокруг него сиял и светился, будто фантом находился внутри яркого светового столба. Свет этот стекал откуда-то сверху, вихрился вокруг… и вливался в черную фигуру. А та от этого становилась еще чернее… И увеличивалась!
— Ты — как хочешь. А мы съездим. Может, это проверка.
— Конечно, проверка! — заорал Серега. — Проверка на вшивость! Шлепнете вы его или нет! А я такие проверки…
— Заткнись! — Коляныч сказал это тихо, но парень как-то сразу замолк. — Мы же на улице, кретин! Кругом народ, менты, а ты орешь “шлепнете”! Хочешь, чтобы нас прямо здесь повязали?
— Сам ты… — Серега зло сплюнул. — Вы как хотите, а я пошел. С меня хватит… Оставайтесь, е.. на-шки, посадят вас или шлепнут — мне насрать! Мозги набекрень… — Он развернулся на сто восемьдесят и быстро пошел к дверям метро. Мы посмотрели ему вслед и переглянулись.
— Ну что, Брат Храбрец, — сказал Колька и невесело усмехнулся, — как тебе поход за Силой? Страшно?
— Совершенно да. — Я передернул плечами. — Но чую я, что собака тут непростая порылась. И обдумать это все не помешает…
— Одна голова хорошо, а две — это уже Джо-Джим. — Колька осмотрелся по сторонам. — Давай-ка, брат, отсюда валить. Не ровен час — заметут нас с железякой.
— Тогда поехали ко мне. Третья часть “Убийцы Сегуна” есть. Посмотрим, развеемся малость. Может, мысли какие появятся.
— Да уж. Под такой фильм только мокруху и обдумывать.
Конечно, не так уж не прав этот Серега. А точнее, прав на все сто. С точки зрения нормального человека. А мы с Колькой люди ненормальные. Больные. Поэтому, обмозговав все, решили: ехать надо. Нет, убивать мы, конечно, никого не будем. Но разнюхать — что там и как, просто обязаны. Потому что ходить потом всю жизнь с клеймом разумного труса ни он, ни я не хотели… Да и интуиция нашептывала. Шепот было почти не разобрать, но чувствовалось: не просто так нас отправил Учитель по указанному в бумажке адресу. Даже если действительно ему надо убить этого Пашу. Здесь есть что-то еще… А что — нельзя узнать, пока не съездим. Поэтому решено было сначала поехать туда на день раньше. Осмотреть подходы к дому, место действия, прикинуть возможные позиции наблюдателей. Обсуждая план действий, мы выдули несколько литров кофе, опустошили холодильник и, наконец, завалились спать. Колька как гость — на диване, а я постелил себе на полу матрас. И, едва успев закрыть глаза, провалился в сон.
В лесу было душно. Тихо, сыро и душно. Птицы молчали. Солнечные лучи медовыми сталактитами свешивались с резных крон огромных, в несколько обхватов, деревьев. Буйные папоротники росли у их подножий. Стволы, до половины поросшие голубоватым лишайником, казались непроницаемо черными. Тишина была ощутима физически. И именно она создавала эту глухую давящую духоту.
Продираясь сквозь заросли, раздвигая бронзовым мускулистым плечом душную тишину, по едва заметной тропинке шел человек. Шел бодро, кажется, даже что-то напевая, и свет тускло взблескивал на лезвии топора, заткнутого за широкий кожаный пояс. Темноволосый, загорелый, с плечами, покрытыми вязью татуировки, человек беспечно двигался вперед. И тяжкая, как предчувствие беды, жадно поглощающая все звуки тишина, казалось, нисколько его не волновала.
Это было неправильно. Неправильно, как лес, в котором не поют птицы и не звенит мошкара.
Но человек шел, и его голые колени легко раздвигали узорные листья папоротника, а клетчатая юб-ка-кильт сливалась своей зеленью с мраком подлеска.
Но когда угол зрения изменился и стало видно лицо путешественника, я… Парень был молод. Ну, чуть за двадцать, а может — и того меньше. И глаза его — синие, холодные, как небо над горным кряжем, глаза хищника, а не человека — видели все. Он вовсе не был беспечен, этот парень с топором за поясом и тяжелым копьем в левой руке. Беззаботная песня оказалась чем-то вроде мантры. И именно ее звуки отпугивали тишину. А впереди.
Я висел в душном мареве у самой тропы, не в силах сдвинуться с места. И путник прошел мимо, не заметив меня. Ему нельзя было идти туда! Там… Я попытался крикнуть, но тишина погребла мой вопль. Скрутила меня в узел и вышвырнула прочь…
Проснувшись, я лежал в темноте и смотрел, как фары машин, проезжающих за окном, чертят на потолке странные схемы. Сердце колотилось где-то в самой гортани. И слова, что я пытался крикнуть во сне, хрипом вытекали из легких.
— …Т-тио! Не х-ходи… через гать…
Вот ведь!.. Приснится же! Откуда взялось это имя — Тио? Почему ему нельзя… Но ведь нельзя! Сон, жутко реальный, стоял перед глазами. “Убьют, — подумал я, — убьют его на болоте…” На каком таком болоте? Не было никакого болота во сне. Хотя… если есть гать…
Господи! Какой хренотенью я забиваю себе голову! Вот послезавтра надо ехать и мочить этого Пашу… То есть мочить-то не надо, но ехать… А может, это предупреждение? Мало ли как подсознание извращается? Вдруг оно пытается мне сообщить этим сном: “Не езди!”
Я сел на матрасе и потряс башкой, чтобы прогнать сон окончательно. Потом поднялся, вытащил из шкафа первую попавшуюся книгу и пошел на кухню. Чтение — лучший способ вернуться к норме.
Включил свет. И уселся за стол. Книга оказалась братьев Стругацких — “Понедельник начинается в субботу”. В кайф! Очень светлая и веселая вещь! Самое то, чтобы провентилировать мозги.
Открыв книгу на первой попавшейся странице, я прочел:
“…После первой неудачной атаки старуха временно отступилась и ушла в избу. Тогда ко мне под машину зашел кот Василий. С минуту он внимательно следил за моими руками, а потом произнес вполголоса, но явственно: „Не советую, гражданин… мнэ-э… не советую. Съедят", после чего сразу удалился, подрагивая хвостом…”
Вот и провентилировал мозги! Основательно так…
В прихожей послышался шорох. Я вскинулся…
— Чертов Китаец! — Коляныч возник из темноты коридора в одних трусах и яростно потер глаза кулаками. — Такого говна мне давно не снилось! Давай, что ли, чаю попьем…
Где-то. Когда-то
“.Лес закончился внезапно. Только что тропу со всех сторон окружала глухая чащоба, громоздились стволы исполинских деревьев, и вывороченные ураганом мощные корни мрачно чернели в зеленом лесном сумраке. Несмотря на то что Тио хорошо знал эти места, болото застало его врасплох. Казалось, оно еще глубже вгрызлось в лесную опушку. Мертвые стволы сиротливо торчали из непролазной трясины. Здесь было так же тихо, как в лесу.Юноша замер в тени одного из деревьев, что продолжали еще неравную борьбу с болотом. Корни лесного воина частью уже нависли над мертвой черной водой, из глубины которой бесшумно поднимались редкие зловещие пузыри. Гать была здесь. Почему-то Тио был почти уверен, что ее не окажется на месте.
Прозрачный изумрудный купол небес, весь в перышках высоких облаков. Пустынная, грязно-зеленая поверхность болота и черный гребень насыпи, уходящий к горизонту. Туда, где кончается болото. Если оно вообще где-то кончается…
Тио прислушался. Ему было тревожно. Испытание зрелости никогда само по себе не бывает легким. Но юноша чувствовал: здесь что-то не так. Почему молчат птицы? Почему на болоте такая тишина? Так не бывает… разве что Старшие заговорили лесовиков, и те прогнали всю пернатую дичь. Но болото… И болотников тоже заговорили? Но ведь они враждебны. С духами Мертвой Воды нельзя договориться! И даже если это кому-то удалось… Зачем?
Юноша чувствовал, как поднимается внутри липкий, омерзительный страх. “Нет! — сказал себе Тио. — Я должен пройти! Иначе так и останусь с детским именем еще на год!” Страшный позор даже для обычного человека! Сын вождя не имеет права на это. Он не принадлежит себе. “Мне уже семнадцать”, — подумал он и бесшумно двинулся вдоль кромки болота к тому месту, где гать выходила из леса.
Где-то по дороге, притаившись, Тио ждут воины клана. И если он не сможет ускользнуть от них, воины будут беспощадны. Юноша усмехнулся. Пусть-ка попробуют его поймать!
Он осторожно ступил на гать и остановился. Ощущение опасности. Очень явственное, будто воздух стал плотным. Трудно дышать. Тио присел на корточки и стал слушать, как учил отец. Там, впереди, где насыпь рассекает пополам маленький каменистый островок… Чужаки? Нет… Что-то… Именно что-то. Люди так не звучат. Сын вождя был уверен в себе, но знал, что воинов он не смог бы почуять так далеко. Значит, не они… Тогда что? Он перебрал в памяти всех болотных зверей, опасных для человека. Но они обычно охотятся вечером… Духи? Они тоже редко выходят при свете солнца… Только если их разозлить. Кто-то разозлил болотника?
Тио почувствовал, что волоски на шее поднимаются дыбом. Если это так… Но идти надо. Он не может миновать болото. Это условие! И кружной путь занял бы много дней… Юноша продвинулся вперед на десяток шагов и снова замер. Ощущение опасности усилилось. Не слишком, но все же… Что же там? Тио не мог понять, чувствовал только, что это нечто голодное… Бывают ли духи голодными? Да… Им же приносят жертвы — оружие, украшения, дичь. А в старину, говорят, жертвовали и людей…
“Не думай об этом! — Тио рассердился сам на себя. — Даже женщины знают, что нельзя думать о таких вещах на болоте!” Он поудобнее перехватил древко рогатины[17] и, решившись, мягко потек вперед стремительным воинским шагом. Что бы это ни было — там, впереди, сын Горного Вихря не отступит. Тио забыл наставление отца: “Воин не бежит от опасности. Но он расчетлив и отступает, когда не может победить. Отступает непобежденным…”
Глава 7
Санкт-Петербург. Станция метро “Новочеркасская”. Апрель 1992 г.
— Сколько времени? — спросил Колька.Мы стояли под аркой и смотрели на дом, в который нам предстояло войти. Дом как дом. Обычная хрущоба. Искомая квартира на втором этаже. Два окна, занавешенные тяжелыми шторами. Все как вчера. И новых машин у подъезда нет. Все тот же раздолбанный старый “Москвич”. Четыреста двенадцатый.
Я посмотрел на часы.
— Без пятнадцати девять.
Скоро стемнеет. Мы переглянулись.
— Ладно, — лицо Коляныча было непроницаемо, — действуем по плану.
Суров и решителен, ничего не скажешь. Но я-то знаю: ему, как и мне, совершенно не хочется туда идти. Наоборот, желание повернуться спиной и сделать отсюда ноги становится просто нестерпимым. А как быть, если этот Паша тоже получил задание? Мол, “придут к тебе в девять вечера несколько типов. Ты должен их убить. Собери парней и жди…” Что мы знаем? А вдруг это действительно западня? Хотя бред, конечно. Зачем Учителю это нужно?
Колька дернул меня за рукав. Осторожно озираясь по сторонам, мы двинулись через двор.
“Будто в дурацком детективе! — подумал я. — Со стороны мы, наверное, выглядим как кретины. Если есть, кому смотреть. Надеюсь, некому…”
Дверь подъезда мерзко скрипела. На лестнице воняло сыростью и кошками. Людьми тоже воняло. Оглушающе. Облупленные стены цвета детской неожиданности были покрыты граффити в основном фаллического содержания. Это ж надо так знать английский, чтобы написать: Fak Ju! Полиглоты, мать их!
Остановившись на площадке между вторым и третьим этажами, прислушались. Тишина. Только где-то бубнит телевизор. Плохо! Если поднимется шум, все услышат. И кто-нибудь бдительный вызовет ментов. Колька кивнул мне и быстрой волчьей побежкой поднялся наверх. Проверить — действительно ли здесь так пусто, как кажется. Вернулся, подал знак, — порядок! Я снова взглянул на часы. Без пяти. Черт, почему я не курю?
Площадка перед дверью в девятую квартиру тонула в полумраке. Тусклая лампочка более или менее прилично освещала только обшарпанную стену и развороченный щиток счетчика на ней. Мне представилась дикая картина: открытая дверь, падающий из прихожей яркий свет и корчащееся на бетонном полу окровавленное тело. Если бы мы были теми, за кого нас принимает Учитель… Мне стало душно, хотя на улице минус пять и окно на площадке выбито. Страшно! Это от страха нечем дышать! Но чего я боюсь? Ведь мы не собираемся никого убивать…
Я взглянул на Кольку. Он стоял, опершись плечом о стену, и, покусывая губу, смотрел вниз, на дверь. Тоже психует… Мы подождали немного, слушая, как грохочут в тишине наши сердца. Потом я указал вниз. Пора! Ступени поглотили звук наших шагов. Я терзал под курткой тяжелые текстолитовые нунчаки[18].
За дверью с жестяной цифрой “девять” вдруг заорал магнитофон: “…У меня есть дверь, только нет ключей! У меня есть солнце, но оно среди туч…” Я вздрогнул. Раздался приглушенный смех. Он не один! “Есть голова, только нет пле-чей!..” Какие мы идиоты! И песня про нас… Вторя музыке, этажом выше вдруг завыла собака. Проклятая тварь! Господи, какого рожна мы здесь делаем? Но сказал “А”, говори и “Б”… Коляныч поднял руку к кнопке звонка. Дверь распахнулась внезапно…
Взрыв света. Звуки музыки и смех оглушили. Кажется, мы отскочили назад. Колькина рука метнулась под куртку… На пороге черной тенью возник Кутузов. Мне показалось, что он стоит здесь уже целую вечность и молча смотрит на нас. А мы, в ступоре, — на него…
— Смотрите, кто пришел! — крикнул Учитель через плечо. — Пашка, иди гостей встречать! Штрафную им за опоздание! — потом подмигнул нам и произнес: — Экзамен сдан. Можно веселиться. У нас тут Пашкин День Рождения.
Так вот оно что… Проверка, значит. Я почувствовал, как во мне вскипает ярость. Стоило столько психовать! Да я чуть не поседел! Хотелось сказать какую-нибудь дерзость, но Колька просек это дело и схватил меня за плечо…
А из-за спины Кутузова уже выглядывал здоровенный темноволосый парень. Один из инструкторов! Я видел его пару раз…
— О! — сказал он. — Юные таланты! Подающие надежды! А где мой деньрожденный подарок?
Колька сухо усмехнулся и вручил ему переданный Учителем Сай. Молодец, не растерялся. Я бы не сообразил.
Пашка расплылся в улыбке, вертя в руках хромированную смертоносную игрушку. Не так бы он скалился, если б она торчала из его лба…
— Крутая штука! Да заходите, чего стали! — и заорал, перекрывая рев музыки: — Девчонки! Выходи знакомиться!
От избытка чувств мы нажрались в тот вечер до поросячьего визга…
А ночью мне пришло продолжение сна с воином в мертвом лесу. Только теперь вокруг была бескрайняя топь, а из нее…
Где-то. Когда-то
Рассказывают, что хорахши почти вымерли. Их можно встретить только в джунглях далекого юга. Но лучше не встречать. Это смерть.Тио никогда не видел живого хорахша. Только чудовищный череп длиной в полтора человеческих роста, хранящийся в одном из залов отцовской крепости. Однако, когда мертвая поверхность болота взорвалась фонтанами черной грязи и из нее возникла морда твари, юноша сразу узнал хорахша… и замер. Старики говорили, что этот хищник днем плохо видит неподвижные предметы. Точнее — не обращает на них внимания. Иное дело ночью. Тогда неподвижность не спасет, ибо хорахш умеет видеть в темноте сияние жизни.
Окаменев, Тио смотрел, как все выше и выше вздымается громадная голова, как течет черная грязь по мощным челюстям, вооруженным зубами длиною в предплечье взрослого мужчины. Тварь вставала. Исполинская туша воздвиглась над болотом, нависая над гатью. Совсем рядом с собой Тио видел передние лапы зверя с когтями, подобными кривым клинкам. Лапы слишком маленькие для такой громадины, но ловкие и подвижные почти как человеческие руки. Юноше казалось, что все происходит слишком медленно, но фонтан грязи еще не опал, когда хорахш поднялся во весь рост. Болото было ему по брюхо. Лапы перед лицом Тио качнулись. Зверь повернул голову, оглядываясь. На плечи юноши упало несколько капель болотной воды. Но он не шевельнулся, понимая, что хорахш сразу заметит его движение. И сожрет в мгновение ока. На таком расстоянии не успеть даже уклониться. Тварь слишком быстра. Остается только ждать и молиться.
Хорахш вдруг издал рокочущее “Умр-р” и повернулся боком, затем сделал шаг, другой… Тио осторожно, очень медленно повернул голову, чувствуя, как задеревенела от напряжения шея… И встретился взглядом с хищником. “Каков хитрец!” — успел подумать юноша. Хорахш ударил мгновенно…
* * *
— Вир, он идет, — Младший вождь перестал жевать сорванную травинку и с удивлением уставился на Говорящего с Духами. Вид у колдуна был обеспокоенный.— Зачем ты говоришь мне это? — тихо спросил Вир, покосившись на воинов, собравшихся вокруг. Те делали вид, что ничего не слышат. Говорящий был единственным в отряде, кто точно знал, где в каждый момент находится проходящий Испытание. Колдун являлся посредником и должен был следить за соблюдением правил. А не сообщать воинам о действиях испытуемого.
— Он идет, и он обеспокоен. — Веки колдуна были полуприкрыты. — На болоте что-то опасное. Оно ждет…
Вождь промолчал, ожидая, что Говорящий поведает нечто облегчающее принятие решения. Но тот затих. Глаза его совсем закрылись, веки подрагивали. Вир заметил, что воины потихоньку собираются вокруг вождя и колдуна, чувствуя — происходит нечто необычное. Невиданное дело — посредник заговорил о проходящем Испытание Имени. Засада пришла в движение. Два полных десятка — двадцать четыре человека — покинули свои засидки на деревьях. Вир намеревался перехватить Тио здесь, где гать, пересекая большое болото, выходила на маленький, поросший лесом островок. Хорошее место. Юноше пришлось бы проявить немалую смекалку, чтобы обойти засаду. Но теперь все планы полетели кувырком.
— Что это, Говорящий? — вождь уже не понижал голоса. — ЧТО это, ждущее на болоте?
Глаза колдуна распахнулись так внезапно, что Вир отшатнулся.
— Смерть! — вскрикнул Говорящий. — Это смерть! — и уже тише: — Хорахш…
В первый миг Вир не поверил своим ушам. Хорахш?! Здесь?! Но Говорящий не ошибается. Подхватив лежавшее на траве копье, вождь бросился к болоту. Воины последовали за ним. Впереди на гати уже маячила чья-то широкая спина. Вир узнал рисунок на плечах: Говорящий! Когда он успел всех обогнать?
В этот миг с болота донесся глухой хлюпающий звук, как будто что-то большое рухнуло в трясину… Или вынырнуло из нее. А затем раскатом грома прозвучало: УМР-Р-Р!!!
Колдун прав! Это хорахш!
Глава 8
Санкт-Петербург. Май 1992 г.
…На переезде из-под проходящего мимо поезда выкатывается отрезанная человеческая голова. И синеющие губы шепчут: “Ни фига себе — сходил за хлебушком…”
Из фольклора
С тех пор как мы с Колькой прошли Испытание, жизнь потихоньку наладилась. Дежурили в квартире Учителя, тренировались, запоем читали книги, соревнуясь — кто найдет книжку поинтереснее. Благо покупать их теперь было на что. А книги тогда выходили — ого-го! Бомбы! Кастанеда, Ричард Бах, Тимоти Лири, Даниил Андреев, Толкиен, Роджер Желязны, Ластбадер. Мы читали запоем, валя в кучу мистику и фантастику, менялись, обсуждали. Наши библиотеки росли как на дрожжах.
И пока мы читали, в наши души мало-помалу начало закрадываться сомнение. Знаний и информации было хоть отбавляй. И то, чем занимались мы, перестало казаться чем-то исключительным. Наоборот, появились вопросы: почему мы изучаем только два ката? Почему нам не дают классическую технику Кудзи-кири[19]? Мы ее видели в книжках и кино, видели, как Учитель использует ее знаки. Но и только. На тренировках нам давали совершенно другой ритуал. Может, мы не доросли? А может, инструкторы просто не знают этих вещей? Вообще, при ближайшем рассмотрении они оказались такими же зелеными, как и мы. Учитель — он да. Мощь излучал каждым своим движением. А его инструктора…
Впрочем, и за ним мы стали замечать странности. То он двигается, как тень, а то (редко, конечно) споткнется. Один раз был вообще фантастический эпизод. Как-то зашел он на нашу тренировку. Посмотрел, как мы носимся по кругу, согнувшись в три погибели, отрабатывая “бег ниндзя”. Что-то ему не понравилось. Кутузов остановил занятие и принялся объяснять: корпус вперед до потери равновесия, правая ладонь вперед, левая рука заведена за спину. Тело как бы находится в постоянном падении, а ноги догоняют-догоняют-догоняют… Тогда я еще толком не понимал, что это за техника.
Учитель от объяснений перешел к демонстрации. Чуть наклонился, вывел вперед правую ладонь, будто бросил впереди себя невидимую нить, сделал первый, стремительный шаг и… упал!
Это был шок! Мы все замерли с каменными лицами, не в силах произнести ни слова. Учитель не просто упал! Он брязнулся, как мешок с костями, как простой мужик с улицы, который никогда не отрабатывал укэми[20]!
Раскрыв от удивления рот, я смотрел, как Учитель поднимается. Мне только казалось, что это происходит медленно. На самом деле он мгновенно вскочил и взревел:
— ЧТО Я СДЕЛАЛ?!!!
Все люди реагируют на шок по-разному. И у кого-то в задних рядах развязался язык.
— Да просто е…нулся… — прозвучало в гробовой тишине.
— ЗАТО КАК!!!
Пара человек переглянулась с важным видом: “Да-да, это было круто! Мы-то успели заметить!” Потом это дурачье расскажет остальным насчет полного расслабления при падении и так далее. Но я стоял с краю и видел, как Учитель ударился коленом! Какое тут, на хрен, расслабление?!
Тогда и возникла у меня мысль, что нам забивают баки, вешают лапшу и пудрят мозги. Мысль поначалу мимолетная. Несмотря на очевидности, зацепившая меня самым краешком, — настолько силен был самогипноз. Но зацепившая…
Несообразности лезли в глаза. То безмерная мощь в каждом слове и жесте, а то… подобный конфуз. Правда, я видел только это. Но те, кто охранял квартиру Кутузова дольше нас, рассказывали, что как-то раз он пришел с фонарями под обоими глазами. И утверждал, что ему удалось кого-то там не убить. Великодушно, по всей видимости, подставив ему свою физиономию для раскрашивания в синий и лиловый. Н-да…
Сомнения сомнениями, а выяснилось все достаточно просто. Правда, от этого нам всем не стало ни легче, ни спокойнее. Как раз наоборот. Кутузов действительно оказался Мастером. Но каким!
* * *
В тот вечер я дежурил на квартире Кутузова без Кольки. Друг мой попал в другую смену. Было как раз время тренировки, и нас троих, сидевших на площадке у двери в квартиру, слегка “подкидывало”. Хотелось вскочить и разразиться ката “Пяти Элементов”, а то и сделать пару сотен поклонов. В начале каждого занятия мы делали тысячу этих поклонов. А ведь бывали случаи, когда вся тренировка состояла из них. “Ступни вместе. Полностью выпрямиться. Из этого положения на выдохе сделать резкое, расслабленное движение туловищем вниз. Ударить раскрытыми пальцами рук в пол перед ногами. Колени прямые. Вернуться в исходное положение…”Уже на второй сотне входишь в транс, и дальше тело действует само. Действует как насос, качая и качая энергию. Куда? Никто из нас не задавался этим вопросом…
В общем, сидим мы на корточках, “подпрыгиваем”. Учитель частенько выдворял нас из квартиры, разрешая зайти только в туалет или на кухню — чайку попить. Сидим. Разговаривать не хочется. Каждый в глубине души уже там, на тренировке. Это как наркотик.
Кутузов дома один. Чем занимается — неясно, но это не наше дело. К нему иногда приходили какие-то странные люди, самого, надо сказать, уркаганского вида. Девицы, часто не по одной за раз. Крут Учитель, крут…
И тут меня пробрало. Говоря по простому, по нужде захотелось. Блин! В самое неподходящее время! Ну, делать нечего. Не в штаны же мочиться. Я поднялся, кивнул ребятам и, обозначив жестом, зачем мне понадобилось в квартиру, потянул на себя дверь.
Тишина молотом ударила меня в грудь. Я замер в прихожей, стараясь различить хотя бы звук… Ничего. Даже кран на кухне, который вечно подтекал, прервал свое перманентное “кап-кап”. Почему-то меня охватила жуть, будто не в квартиру зашел, в которой бывал сотни раз, а в пещеру, населенную привидениями. Как назло, нигде не горел свет, только из комнаты Учителя через приоткрытую дверь пробивалась рыжеватая световая полоска. Постояв немного, я, стараясь ступать бесшумно, двинулся по коридору, в конце которого находились “удобства”. И, проходя мимо двери в комнату, бросил взгляд внутрь…
Она! Учитель-то не один!
Кутузов сидел в полулотосе боком ко мне, уперев неподвижный взгляд в своего визави. А тот… Бог мой!!!
То, что в начале показалось мне человеком, на самом деле было чем-то вроде фантома. Черный человеческий силуэт, наполненный клубящейся тьмой! Он торчал посреди комнаты, и воздух вокруг него сиял и светился, будто фантом находился внутри яркого светового столба. Свет этот стекал откуда-то сверху, вихрился вокруг… и вливался в черную фигуру. А та от этого становилась еще чернее… И увеличивалась!