Страница:
Она с любопытством заглянула внутрь.
— Ой! Но где ты взял на них деньги? Внутри было два мобильника в коробочках, с чехлами и зарядными устройствами.
— Вскрыл заначку. А сегодня после всего съездил к Володьке. Он дал мне полторы штуки, как и обещал. Там по две сим-карты. GSM и МТС. На всякий случай. Нам нужна постоянная связь…
— Спасибо, Игорешкин. — Танюшка растерянно чмокнула меня в щеку. — Но как ты теперь отдашь…
— Не беспокойся. Осталась штука двести. Где взять остальное, я уже знаю. Ты мне веришь? — Она быстро кивнула. — Ну тогда все в порядке.
Танюшка недоверчиво посмотрела на меня и вздохнула.
— Мне страшно, — сказала она, — кругом творятся какие-то ужасы. И мне кажется — это не просто так. Пока тебя не было, я смотрела новости. И по Питеру показывали в криминальной хронике сущий кошмар. Какая-то бандитская разборка вчера вечером в Сосновке.
— Вчера?!
— Да. Вечером, около девяти, когда я с этими… инвалидами в казино говорила. Выстрел был только один. Говорят, нашли гильзу и пистолет, из которого стреляли. А еще море крови и шесть трупов…
— Погоди-ка… Говоришь один выстрел и шесть трупов? Что-то…
— Ты не дослушал. Пулю не нашли, а людей кто-то разделал на части чем-то острым. Возможно, мечом… — Танюшка подозрительно покосилась на меня.
Я усмехнулся.
— Нет, это, конечно, был не я. Зато теперь я понимаю, почему мне не захотелось, как обычно, забежать в парк и развеяться. Но выстрела я не слышал… Странная история.
Танюшка кивнула.
— Это еще не все. Они, то есть убитые, были бандитами. Приехали на стрелку с другой бригадой. Их машина так и осталась там стоять, а от другой, на которой приезжали их… оппоненты, только следы шин нашли. И место, где из нее люди вышли. Так вот, сказали, что подозревают какую-то марковскую группировку, но доказательств нет. И непонятно, как вооруженные до зубов люди позволили себя изрубить в кусочки…
— Может, их рубили уже мертвых? Для устрашения?
Она отрицательно помотала головой.
— Нет, это как-то определяют. Рубили живых, а они пытались защищаться…
— Но не вышло, — закончил я. — Прямо “Хищник три” какой-то. И конечно, следов убийцы нет.
— Есть, но они очень странно обрываются… Игорюш, я боюсь! Что-то происходит вокруг! Ведь Сосновка, она так близко от тебя…
Я обнял ее и погладил по спине, думая: “Не бойся. Пока я жив, никто не сможет больше причинить тебе вред. Пока я жив…” А вслух сказал:
— Всегда что-то происходит. И то, что убивают бандитов, а не наоборот, — это уже плюс. Позитивная перемена. Хотя такое лекарство, пожалуй, не лучше болезни. Однако каким бы жутким ни было это событие, оно нас не касается. Для тебя ужасы закончились.
— А для тебя? — Она снова посмотрела мне в глаза. — Для тебя ведь не закончились, так?
— Какая ты у меня подозрительная! — Я состроил суровую мину. — Я же сказал, что все будет в порядке!
Если б я сам в это верил! События скручивались в узел. Очень знакомо. И угрожающе. Значит, надо Действовать. Точно, решительно и быстро. Вот только эта история со следами, которые странно обрываются… Я помнил другой такой случай. Правда, без крови и трупов. Но почему-то показавшийся мне странно похожим. Тогда, на Ладоге. Человек в темноте. Ведь у него был меч!
Впрочем, мне нужно думать сейчас не об этом, а о боях. На которые еще предстоит записаться.
Вечером, после занятия, я выложил все Сенсэю. Валентин Юрьевич внимательно выслушал, но сказал в ответ лишь одну фразу:
— Ты вступил в битву. Сражайся!
Часть третья
Глава 1
— Ой, Игореша! — обрадовались на том конце провода. — Что же ты, негодник, нас позабыл? Не звонишь, не заходишь. А дела, — она понизила голос, — дела не очень. Лешка опять запил по-черному. Вот сейчас похмеляться собрался. Позвать?
— Давай, — я подождал, слушая ее шаги и представляя, как Ленка, круглая, решительная, колобком катится по узкому коридору. В трубке забубнили далекие голоса. Потом снова послышались шаги, тяжелые, медленные, будто шел столетний старик. Трубку взяли, и хриплый голос произнес:
— Не знаю я ничего, сказал ведь тебе! Чего ты еще хочешь?
Вот те на! Ни здрасьте, ни до свиданья!
— Привет для начала. А звоню я по другому поводу. Учитель меня не интересует. А интересует меня телефон тех людей, к которым ты на бои записался.
В трубку сипло дышали. Мне показалось, что я чувствую запах перегара. Наконец после длинной паузы Леха спросил:
— Че, тоже подохнуть преждевременно хочешь?
Я усмехнулся.
— Нет. Просто выступлю вместо тебя.
Снова установилось молчание. Потом я услышал, как Леха скребет щетину на подбородке.
— Зачем тебе? Мы же уже не друзья давно…
— Что-то я тебя не пойму. Ты что, не хочешь избавиться от проблемы? Какая тебе разница, в конце концов? Или тебе нужен повод для запоя?
— Но-но, полегче! — Леха кашлянул, похоже, мне удалось-таки его расшевелить. — Ладно, пиши. Спросишь Игнатия Петровича. О боях не говори. Скажешь, насчет работы в фирме звонишь.
Он назвал номер. Я записал.
— Спасибо.
— За что спасибо? Вот убьют тебя, как я буду жить с этим?
— Меня, Леха, не убьют. Все-таки занятий я не бросал. А вот тебе бы надо бросить пить. Семья у тебя…
Он только вздохнул в ответ и глухо сказал:
— Удачи…
Я нажал отбой, коротко выдохнул и решительно набрал только что записанный номер. Трубку сняли сразу, и нежный женский голос произнес:
— Добрый день! Компания “Сфинкс”. Чем можем быть полезны?
Ну и название! Кто-то у них там не без юмора, да еще любитель греческих мифов. Сфинкс, как известно, тварюшка с человеческим лицом, которая обожала загадывать загадки. А не отгадавших — убивала. Загадки были трудные, поэтому она убивала всех.
— Здравствуйте! Мне Игнатия Петровича.
— Минуточку! — обладательница ангельского голоса царапнула ноготком кнопку, и у меня в трубке заиграла бравурная мелодия, а потом мужской голос жестко сказал: “Да!”
— Здравствуйте… Игнатий Петрович?
— Да! — снова пролаял он. .
— Я по поводу работы в фирме.
— Извините, в ближайшее время вакансий нет! — отрезал он.
— Но я не на свободное место. Дело в том, что мой друг уже устроился к вам на работу, но он заболел и не сможет…
— Фамилия!
— Безухов. Безухов Алексей, — хорошая у Лехи фамилия, литературная.
— Есть такой, — мой невидимый собеседник, видимо, глядел на экран монитора. — Очень плохо! — Он на секунду замолк. — Но вам повезло. Обычно мы не меняем людей в последний момент. Но резервов нет. Ваша фамилия!
“Он явно бывший военный!”
— Трушин Игорь.
— Хорошо. Завтра. В двенадцать ноль-ноль. Станция метро “Петроградская”. Аптекарский проспект, четыре. Второй этаж. Собеседование! Спросите меня. Все.
— До свиданья! — сказал я в гудки отбоя и положил трубку.
— Основная информация. Могу добавить — по УГОЛОВНЫМ делам не проходил. Даже свидетелем.
— Ладно, — Сергей отложил в сторону фотографию, с которой смотрело знакомое лицо, и начал читать.
“Трушин Игорь Владимирович. 1970 г. рождения. Русский. Родители: отец — Трушин Владимир Алексеевич. Геолог. Погиб вместе с геологической партией в 1988г. в районе Олойского хребта (Колымское нагорье). Мать — Трушина (Ильина) Надежда Михайловна. Искусствовед. Умерла в 1991 г. Братьев и сестер нет. Во время учебы в школе занимался спортом. Вид — Дзюдо. Кандидат в Мастера спорта. С 1988 по 1991 г. проходил службу в рядах ВС СССР. Плавсостав ВМФ. Дважды Краснознаменный Балтийский Флот. Воинская специальность — командир отделения комендоров. Старшина первой статьи. По увольнении в запас работал: каменщиком, грузчиком, частным охранником. Основной род деятельности в данный момент — художник-иллюстратор. С сентября 1991 г. активно занимается воинскими искусствами. В период с 1991 по лето 1992 г. — ниндзюцу, с осени 1992г. и по нынешний момент — Школа воинских искусств „Дарума-Рю". Квалификация — коричневый пояс. Официальное место работы — „Ассоциация „Защита". Подразделение „Секьюрити 1". Место жительства: ул. Манчестерская, д. 4, кв. 27” .
— Х-художник, — пробормотал Ткачев, — боксер-дизайнер по сходной цене распишет ваш портрет под хохлому. Ниндзя мне еще не хватало… Ладно, посмотрим. — Он взглянул на гостя. — Хорошая работа. Но вы не отметили, кем он работает в “Защите”. Дежурная часть? Сопровождение грузов? Личная охрана?
— Нет, ничего стоящего. Никакого отношения к начальству, ничего специфического. Просто “открой — закрой” — охранник на объекте. Насколько я понял, он сам приложил усилия, чтобы найти место потише.
— Ниндзя, — повторил Ткачев. — Ишь ты! Ну, хорошо. Данных достаточно. Это вам, — он протянул через стол пухлый конверт, — там надбавка за срочность.
— Благодарю. — Гость открыл конверт, пересчитал деньги, затем пожал хозяину руку и вышел. Ткачев поморщился. “Сермяжная душа! Хоть бы штаны свои с лампасами снял. Никогда не поверю, что другие купить не на что…” Еще раз взглянув на фотографию, начальник Службы безопасности казино мрачно усмехнулся. “Шеф сказал — девчонку не трогать. Ладно! Но про тебя-то он ничего не говорил! И если ты внезапно попадешь под машину, то при чем здесь я?”
— Всенепременнейше! — “Ах, какая все-таки с девушка! Огонь!” Я некоторое время смотрю, как она удаляется походкой фотомодели. Слегка игривой, но в меру. Оленька все же играет со мной, словно пробует на зубок мои мужские рефлексы. Понятно — не от острого желания переспать, просто такова женская природа. “Дай Бог тебе, лапушка, хорошего парня. Без клиньев в башке, умного, сильного. Кучу детишек вам и счастья полную авоську”. Верю, что мои пожелания сбудутся. Должно же хоть иногда везти хорошим людям. Почему не ей?
Сегодня моя очередь считать ворон. То бишь я на дежурстве. Встретил утром с работы Танюшку, отвез домой, сделал звонки и на вахту. Танюшка говорит, что на работе у нее все в порядке. Никто не обмолвился ни словом. Охрана даже близко не подходит. Шеф поздоровался как всегда. Правда, кое-кто смотрит искоса, но ни слова враждебного, ни жеста. Девчонки завалили расспросами. Кто, мол, у тебя там такой крутой? Почему-то решили, что я кавказец, как будто русский человек честь любимой уже защитить не в состоянии. И очень удивлялись, когда оказалось, что к горным снегам я отношения не имею. По слухам, начальник их Службы безопасности получил от шефа по шее и едва не подвергся остракизму. Ему было приказано пострадавших ублюдков лечить за свой счет и срочно обновить контингент Службы. Это все хорошо, кроме того, что вряд ли этот Сергей, так его, кажется, назвал их шеф, забудет мне мою эскападу. Ударов по своему авторитету такие люди не прощают. Впрочем, волноваться станем, когда отдадим деньги. Меня, конечно, не знают, но узнать — кто таков, могут. В наше время доступна почти любая информация. Решать проблемы будем по мере поступления. Сейчас первое — отдать деньги. А для этого — заработать. Завтра — важный день. Можно сказать, смотрины. Они будут смотреть на меня, а я — на них. Как-то еще пройдет…
Пока я размышлял над всем этим, рука рассеянно чертила в блокноте какие-то линии. Мягкий карандаш тихо шелестел. Идей — никаких. Просто привычка что-нибудь изображать. Что? Да вот хотя бы Оленьку в профиль. Я сосредоточился на рисунке. Места внизу листка осталось много. Хватило даже на плечи, бюст и осиную талию. Дабы добавить романтичности, я легкими штрихами наметил на заднем плане горы и озеро. И перешел уже было к деталям, когда меня ударило видением, как обухом топора:
„.Вода, казалось, плещется у самых ног. Странная вода, чистейшая, синяя как в бассейнах всяческих крутых заокеанцев. Но это не бассейн. Это озеро. Огромное, овальной формы, окаймленное со всех сторон низкими скалами, между которыми, дробясь на камнях, сбегают тонкие ручейки. Скалы везде, но прямо напротив меня, смотрящего через самую узкую часть озера, над водой вздымается исполинская каменная стена. Красновато-черная, она перегораживает весь окоем, а за ней в изумрудно-зеленой дымке висят цепочкой ослепительно белые снеговые пики. Два из них кажутся абсолютно одинаковыми, как близнецы, и я вдруг понимаю, что они так и называются — Близнецы. А озеро зовется Зеркалом Неба. Красиво. Напоминает что-то из Толкиена… Откуда эти имена? Я не знаю, но взгляд мой уже притянут противоположным берегом, где в озеро рушится исполинский водопад. Высота скальной стены навскидку — ие менее четырехсот метров. У меня нет ориентиров, и, быть может, стена гораздо выше. Но главное в водопаде — не размеры, а странная форма потока. Она напоминает знак пацифистов — перевернутую скандинавскую руну Защиты: длинная вертикальная черта и две коротких, отходящих от нее в нижней трети под углом градусов в сорок пять в разные стороны. Кажется, что водопад расположен прямо между двух вершин-близнецов. Точнее, не водопад, а его исток. Я силюсь разглядеть, в чем причина такой странно искусственной формы потока, и меня вдруг приподнимает и несет над водой, прямо к водопаду. Приближаясь, я вижу, что вода рушится вниз между двух, черных как ночь, скал, над верхушками которых висит радуга. Отсюда, почти от середины озера, видно, что над ручейками, истекающими из него, дрожат в солнечных лучах радуги поменьше, окружая водоем искрящимся ожерельем. Водопад все ближе, и тут… Это не скалы! Точнее, не просто скалы! Это статуи… Чудовищно огромные, они высятся по бокам водопада. Широкоплечие, кряжистые люди, почти квадратные от надетых на них пластинчатых доспехов, в полусферических шлемах. Ноги широко расставлены, а руки сжимают толстые топорища мощных секир, вонзенных прямо в пенящиеся струи. Лезвия секир и делят водопад на три рукава.
Я уже совсем близко и хорошо вижу потоки воды, стекающие по бородам каменных воинов. Их глаза скрыты полумасками шлемов, а линии губ выражают непреклонную решимость. Что это? “Водопад Вечной Стражи”, — отзывается невидимый проводник. А меня уже тянет вверх, вдоль застывших исполинских фигур, к тому месту, где поток воды, стремительно изменяя направление движения, с грохотом рушится вниз. На самом переломе, там, где вода несется с неистовой скоростью, среди пены и брызг заметен маленький плоский валун, едва выступающий из потока. И на этом валуне кто-то сидит. Человек… Человек? Но как он туда попал? Нет ни мостика, ни каната, течение бешеное”. Но он там. Спокойно сидит в самом сердце ревущей стихии. Знакомая позиция — полулотос. Глаза чуть прикрыты. Руки на бедрах, ладонями вверх. Медитация?
Я делаю над ним круг и вдруг оказываюсь внутри этого человека, с мгновенным острым осознанием: ЭТО Я СИЖУ НАД РЕВУЩЕЙ ВОДОЙ!
И река эта — Рев Труб, названа так в давние времена, когда войско, переходившее горы, построилось для боя прямо на леднике, заслышав вой воды в теснинах. Его приняли за вражеский вызов. А хребет позади — Горы Изумрудного Тумана. И Вечная Стража — это не статуи воинов, — ЭТО Я, СИДЯЩИЙ НАД ВОДОПАДОМ! Отсюда виден (Как?! Каким образом?!) весь Мир. И когда случается недоброе…
НО ЧТО ЭТО ТАМ, НА ВОСХОДЕ?!!!
Оленька вскрикнула, уронив чашку. Та разлетелась на паркете, разбросав вокруг горячие брызги. Что?! Что случилось?!
И тут я обнаружил, что стою на ногах, а кресло валяется позади. Что карандаш превратился в две половинки, а пальцы вцепились в край ограждения, да так, что еще миг — и вырвут его с мясом!
Наверное, с лицом моим тоже происходило неладное, потому что Оленька, забыв про несчастную чашку, подскочила ко мне.
— Игорь! Игорь, что с тобой?! Ну же! Что?!
— … — попытка ответить ничего не дала. Я издал какой-то сиплый звук. Оленька подхватила кресло, поставила и попыталась меня усадить. Я изо всех сил старался ей помочь, и, наконец, это удалось. Стук каблучков известил о том, что душа-девица умчалась за помощью. “Еще не хватало, чтобы вышел из кабинета Струппе, — вяло подумал я. — Уж он-то не преминет выставить „Защите" претензию за припадочного охранника…” Слава Богу, директор не вышел. Зато вернулась Оленька со стаканом холодной воды и принялась за реанимацию. Сначала я ничего не чувствовал — видел стакан, видел воду, а как она вливается в меня — не чувствовал совсем. Будто осязание отрубилось напрочь, вместе со всякими там вкусовыми пупырышками. Потом, потихоньку, ощущения начали возвращаться. А когда я почувствовал едва уловимый, тонкий запах духов, то понял, что прихожу в норму. В это время меня гладили по волосам, меня тормошили и трясли, целовали и, кажется, собирались надавать по мордасам, чтобы привести в чувство. Последнее не понадобилось.
Бедная Оленька едва не расплакалась, когда я наконец деревянно улыбнулся и прокаркал: “Спасибо…”
— Ты болен? Игорь, может, позвонишь, чтобы тебя сменили? Что же такое делается?
— Нет-нет! — я, похоже, вернул себе способность внятно изъясняться. — Я здоров. Просто… Оля, вы верите в ясновидение?
Что наплел дальше — не помню. Но даже своим явно травмированным мозгом понял: мне грозят два варианта. Первый — Оля решит, что я псих, и станет стороной обходить мое рабочее место. Второй — она решит, что я загадочен и романтичен. Судя по следам помады на моей грубой роже, такой вариант ближе к истине. Отсюда могут проистечь осложнения, так как крутить мозги я Ольге не собираюсь. Впору пожалеть, что однолюб, — но таков уродился. Любимую женщину не променяю и на сотню раскрасавиц. А Оля достойна большего, чем быть просто любовницей.
Чтобы хоть чуть-чуть набрать дистанцию, я отправился в туалет и долго умывался, мрачно разглядывая в зеркале свою белую, как бумага, физиономию. Ну и выдал мне мой любимый мир под зеленым небом. По первое число…
Глава 2
— Добрый день. Вам назначено? — уж не тот ли ангельский голос, что я слышал по телефону?
— Да, я к Игнатию Петровичу на собеседование.
— Следуйте за мной, пожалуйста.
Перестук каблучков по коридору. Манящие, загорелые ножки. Ах, как все просто. И без охраны! Слишком просто. Если охраны не видно, это не значит, что ее нет совсем. И не является ли та маленькая дырочка, что я заметил в углу на входе, скрытой камерой типа “Игла-M”? Контора, ворочающая подпольным тотализатором, может себе позволить все. И обходиться без мордоворотов при входе — тоже.
Светлый просторный коридор привел нас к нужной двери. Ангел открыл дверь и проворковал:
— Игнатий Петрович. К вам.
— Умгу… Пусть войдет.
— Проходите… — Ангел посторонился, обдав меня запахом незнакомых духов, и упорхнул. Не забыв прикрыть дверь.
“Интересно, она в курсе?” — подумал я и поздоровался… с прицелом снайперской винтовки. Во всяком случае, взгляд человека, сидевшего за столом, увенчанным плоским жидкокристаллическим монитором последней модели, напоминал именно этот бездушный прибор. Тем более что глаз был один. Второй не открывался, и по провалившемуся веку было видно — глазного яблока под ним нет. “А пострашнее рожу они не нашли?” Лысина, иссеченная шрамами, кулаки, как пудовые гири, нос расплющен, плечи — полки танковых гусениц. “Ну и ну!”
— Трушин Игорь? — Это вместо “здрасьте”.
— Я! — Рефлексы, вбитые в вооруженных силах, работают, выходит, до сих пор.
— Присядьте! — Огромный кулачище разворачивается в ладонь размером с медвежью лапу, указывая на стул. Я присел. Одноглазый тиранозавр посмотрел на часы.
— Вы пунктуальны. — “Вах! Разговаривает! А какие слова!” — Это хорошо.
Неожиданно ловко лапа выуживает со специальной полочки разграфленный листок.
— Анкета, заполните.
На вид ничего особенного. Ф. И. О. Год рождения, вес, рост, телефон, почтовый адрес ближайших родственников. Это, видимо, на случай летального исхода, дабы “мертвяцкие” отослать. А дальше: служба в армии, род войск, стили, которыми занимался, где и по сколько лет, квалификация, участие в соревнованиях, награды, победы, поражения и… Ого! Боевой псевдоним.
Расправившись с анкетой и написав в последней графе: “Маса-сан”, я протянул “динозавру” листок. Тот некоторое время сверлил меня “прицелом”, а потом погрузился в изучение данных. Изучал долго. Мне почудилось, что сейчас он плотоядно обнюхает листок. “Динозавр” нюхать не стал, а просто убрал анкету. И ни одного вопроса.
— Информацию проверим. Завтра в это же время. Здесь. Результаты и… инструктаж.
Он сделал паузу перед последним словом, давая понять: “Ты можешь нам не подойти…” И тут же утратил ко мне интерес. Оставалось только испариться.
Остановившись у лотка с газетами и делая вид, что разглядываю их, вдохнул-выдохнул и заполнил “поле внимания”. Привычное действие, совершаемое в начале каждого занятия, сработало безотказно. Звуки стали четче и стереоскопичнее, что ли. Предметы — объемнее, запахи — острее. Готов! Теперь можно идти…
Не знаю, что меня насторожило, будто в воздухе было разлито некое ощущение. Хищное внимание? Может быть. Исподволь исследуя все вокруг, я двинулся через дворы, привычно сокращая путь. И лишь входя в очередной, понял — это ошибка! Этим путем я хожу всегда. Он накатан. И мог быть отслежен. Но уже поздно…
Их оказалось двое. Невзрачные мужички. Обычные работяги — с виду. Один сидел на скамейке возле подъезда, курил и время от времени поглядывал то на дверь, то на верхний ряд окон. Ждал кого-то. Рядом стояла потертая сумка, из которой высовывались горлышки бутылок. Обычный пьянчужка. Ждет корешков, чтобы выпить. Второй, получше одетый, просто шел мне навстречу от дальнего угла дома. Вроде как не вместе. Два незнакомых человека, но вот интуиция… ОНИ ОБА ЖДУТ ЗДЕСЬ МЕНЯ!
Продолжая идти, я оценил ситуацию. Можно слинять. Но тогда они найдут другой способ, и не факт, что тогда я окажусь готов. Значит…
Я поравнялся с мужиком на скамейке. Тот и ухом не повел. Зато второй был уже в двух шагах слева. Точный расчет!
— Друг, время не подскажешь?
Рефлекторно я сделал движение к чехлу трубки. Достать. Посмотреть. Сказать. Рефлекторно. Но часть меня прямо-таки с интересом следила, как он бросает взгляд на скамейку за моей спиной. Взгляд откровенный. Рассчитанный на то, что я обернусь. Классическое рассеивание внимания!
Чтобы помочь ему, я чуть повернул голову. Пусть попробует… Как я их недооценил! Рука говорившего со мной сделала мгновенное движение, вторая прихлопнула по ней и…
Мне показалось, будто к моему поясу сзади привязан трос. Трос прицеплен к КамАЗу. А тот газанул с места. Меня рвануло спиной вперед. Но не сложило пополам, а прямо так — в вертикальном положении. Легкий укол в грудь. Полет… Какая-то часть меня отделилась в полете и теперь догоняла. Приземляясь, я взял ее из воздуха.
Нет, это не часть меня. Это заточка. А я должен валяться там, в пяти метрах впереди — и с железом в сердце… и почке! Второй мужичок уже не сидел. Он стоял на ногах, и в руке его тускло блестела сталь. На миг все остановилось. Убийцы не сразу сообразили, что произошло. Не сразу. Но сообразили все-таки и ринулись на меня.
Дальше все происходило быстро. Убивать из-за угла — это не то что сражаться в открытую. Воткнуть заточку в печень и обломить, воспользовавшись давкой в метро, а потом уйти, пока тело жертвы еще стоит, это одно. А вот когда враг готов к бою…
Зажать заточку в руке так, чтобы черен упирался в ладонь, а острие торчало между средним и безымянным пальцами, было делом мгновения. Первый попытался порезать мне руку — ногу — шею. Будь зима, а на мне кожаная куртка, он бы действовал не так. “Обрулив” подрезку, я вонзил заточку в его бицепс. Вырвал. И снова вонзил. В бедро. Он закричал. Второй грамотно обошел меня слева и незамысловато ударил ножом (и у этого нож!), целясь в почку. Но скорости ему не хватило. Я отступил за первого, который еще стоял, но нож его валялся на земле, ударил покалеченного в ухо и опрокинул под ноги здоровому. Тот не стал перепрыгивать, шагнул в сторону… И я метнул окровавленную железяку ему в лицо. Наверное, это был тот еще урка. Мигнул, но самую малость. Уклонился, прыгнул вперед… Но я уже подобрал нож выбывшего из схватки и подсек “опытному” сухожилие на ноге. Левая ладонь на автомате проконтролировала вооруженную руку… а потом лезвие ножа с хрустом вошло под правую ключицу врага.
— Ой! Но где ты взял на них деньги? Внутри было два мобильника в коробочках, с чехлами и зарядными устройствами.
— Вскрыл заначку. А сегодня после всего съездил к Володьке. Он дал мне полторы штуки, как и обещал. Там по две сим-карты. GSM и МТС. На всякий случай. Нам нужна постоянная связь…
— Спасибо, Игорешкин. — Танюшка растерянно чмокнула меня в щеку. — Но как ты теперь отдашь…
— Не беспокойся. Осталась штука двести. Где взять остальное, я уже знаю. Ты мне веришь? — Она быстро кивнула. — Ну тогда все в порядке.
Танюшка недоверчиво посмотрела на меня и вздохнула.
— Мне страшно, — сказала она, — кругом творятся какие-то ужасы. И мне кажется — это не просто так. Пока тебя не было, я смотрела новости. И по Питеру показывали в криминальной хронике сущий кошмар. Какая-то бандитская разборка вчера вечером в Сосновке.
— Вчера?!
— Да. Вечером, около девяти, когда я с этими… инвалидами в казино говорила. Выстрел был только один. Говорят, нашли гильзу и пистолет, из которого стреляли. А еще море крови и шесть трупов…
— Погоди-ка… Говоришь один выстрел и шесть трупов? Что-то…
— Ты не дослушал. Пулю не нашли, а людей кто-то разделал на части чем-то острым. Возможно, мечом… — Танюшка подозрительно покосилась на меня.
Я усмехнулся.
— Нет, это, конечно, был не я. Зато теперь я понимаю, почему мне не захотелось, как обычно, забежать в парк и развеяться. Но выстрела я не слышал… Странная история.
Танюшка кивнула.
— Это еще не все. Они, то есть убитые, были бандитами. Приехали на стрелку с другой бригадой. Их машина так и осталась там стоять, а от другой, на которой приезжали их… оппоненты, только следы шин нашли. И место, где из нее люди вышли. Так вот, сказали, что подозревают какую-то марковскую группировку, но доказательств нет. И непонятно, как вооруженные до зубов люди позволили себя изрубить в кусочки…
— Может, их рубили уже мертвых? Для устрашения?
Она отрицательно помотала головой.
— Нет, это как-то определяют. Рубили живых, а они пытались защищаться…
— Но не вышло, — закончил я. — Прямо “Хищник три” какой-то. И конечно, следов убийцы нет.
— Есть, но они очень странно обрываются… Игорюш, я боюсь! Что-то происходит вокруг! Ведь Сосновка, она так близко от тебя…
Я обнял ее и погладил по спине, думая: “Не бойся. Пока я жив, никто не сможет больше причинить тебе вред. Пока я жив…” А вслух сказал:
— Всегда что-то происходит. И то, что убивают бандитов, а не наоборот, — это уже плюс. Позитивная перемена. Хотя такое лекарство, пожалуй, не лучше болезни. Однако каким бы жутким ни было это событие, оно нас не касается. Для тебя ужасы закончились.
— А для тебя? — Она снова посмотрела мне в глаза. — Для тебя ведь не закончились, так?
— Какая ты у меня подозрительная! — Я состроил суровую мину. — Я же сказал, что все будет в порядке!
Если б я сам в это верил! События скручивались в узел. Очень знакомо. И угрожающе. Значит, надо Действовать. Точно, решительно и быстро. Вот только эта история со следами, которые странно обрываются… Я помнил другой такой случай. Правда, без крови и трупов. Но почему-то показавшийся мне странно похожим. Тогда, на Ладоге. Человек в темноте. Ведь у него был меч!
Впрочем, мне нужно думать сейчас не об этом, а о боях. На которые еще предстоит записаться.
Вечером, после занятия, я выложил все Сенсэю. Валентин Юрьевич внимательно выслушал, но сказал в ответ лишь одну фразу:
— Ты вступил в битву. Сражайся!
Часть третья
СРАЖАЙСЯ!
Звон струн, ветер в поле играет стеблями,
Трава — как зеленый янтарь,
Медовое солнце в небесно хрустальном
И облачно-синяя даль.
А смех — серебро, и на сером металле
Невы — паруса! Паруса!
Гром, топот копыт и сверкание стали,
В багряном уборе — леса.
И плеч разворот, и теней свистопляска,
С ладошкою узкой рука,
И тайна… Я видел живого пегаса —
Не веришь? Ах веришь?! Ураа!!!
“Тебе…”
Глава 1
Санкт-Петербург. Наше время. Июнь
— Привет, Ленка! — сказал я в телефонную трубку. — Как дела? Твой дома?— Ой, Игореша! — обрадовались на том конце провода. — Что же ты, негодник, нас позабыл? Не звонишь, не заходишь. А дела, — она понизила голос, — дела не очень. Лешка опять запил по-черному. Вот сейчас похмеляться собрался. Позвать?
— Давай, — я подождал, слушая ее шаги и представляя, как Ленка, круглая, решительная, колобком катится по узкому коридору. В трубке забубнили далекие голоса. Потом снова послышались шаги, тяжелые, медленные, будто шел столетний старик. Трубку взяли, и хриплый голос произнес:
— Не знаю я ничего, сказал ведь тебе! Чего ты еще хочешь?
Вот те на! Ни здрасьте, ни до свиданья!
— Привет для начала. А звоню я по другому поводу. Учитель меня не интересует. А интересует меня телефон тех людей, к которым ты на бои записался.
В трубку сипло дышали. Мне показалось, что я чувствую запах перегара. Наконец после длинной паузы Леха спросил:
— Че, тоже подохнуть преждевременно хочешь?
Я усмехнулся.
— Нет. Просто выступлю вместо тебя.
Снова установилось молчание. Потом я услышал, как Леха скребет щетину на подбородке.
— Зачем тебе? Мы же уже не друзья давно…
— Что-то я тебя не пойму. Ты что, не хочешь избавиться от проблемы? Какая тебе разница, в конце концов? Или тебе нужен повод для запоя?
— Но-но, полегче! — Леха кашлянул, похоже, мне удалось-таки его расшевелить. — Ладно, пиши. Спросишь Игнатия Петровича. О боях не говори. Скажешь, насчет работы в фирме звонишь.
Он назвал номер. Я записал.
— Спасибо.
— За что спасибо? Вот убьют тебя, как я буду жить с этим?
— Меня, Леха, не убьют. Все-таки занятий я не бросал. А вот тебе бы надо бросить пить. Семья у тебя…
Он только вздохнул в ответ и глухо сказал:
— Удачи…
Я нажал отбой, коротко выдохнул и решительно набрал только что записанный номер. Трубку сняли сразу, и нежный женский голос произнес:
— Добрый день! Компания “Сфинкс”. Чем можем быть полезны?
Ну и название! Кто-то у них там не без юмора, да еще любитель греческих мифов. Сфинкс, как известно, тварюшка с человеческим лицом, которая обожала загадывать загадки. А не отгадавших — убивала. Загадки были трудные, поэтому она убивала всех.
— Здравствуйте! Мне Игнатия Петровича.
— Минуточку! — обладательница ангельского голоса царапнула ноготком кнопку, и у меня в трубке заиграла бравурная мелодия, а потом мужской голос жестко сказал: “Да!”
— Здравствуйте… Игнатий Петрович?
— Да! — снова пролаял он. .
— Я по поводу работы в фирме.
— Извините, в ближайшее время вакансий нет! — отрезал он.
— Но я не на свободное место. Дело в том, что мой друг уже устроился к вам на работу, но он заболел и не сможет…
— Фамилия!
— Безухов. Безухов Алексей, — хорошая у Лехи фамилия, литературная.
— Есть такой, — мой невидимый собеседник, видимо, глядел на экран монитора. — Очень плохо! — Он на секунду замолк. — Но вам повезло. Обычно мы не меняем людей в последний момент. Но резервов нет. Ваша фамилия!
“Он явно бывший военный!”
— Трушин Игорь.
— Хорошо. Завтра. В двенадцать ноль-ноль. Станция метро “Петроградская”. Аптекарский проспект, четыре. Второй этаж. Собеседование! Спросите меня. Все.
— До свиданья! — сказал я в гудки отбоя и положил трубку.
* * *
— Это все? — спросил Ткачев, открывая тонкую папку. Человек, сидевший напротив, коротко кивнул.— Основная информация. Могу добавить — по УГОЛОВНЫМ делам не проходил. Даже свидетелем.
— Ладно, — Сергей отложил в сторону фотографию, с которой смотрело знакомое лицо, и начал читать.
“Трушин Игорь Владимирович. 1970 г. рождения. Русский. Родители: отец — Трушин Владимир Алексеевич. Геолог. Погиб вместе с геологической партией в 1988г. в районе Олойского хребта (Колымское нагорье). Мать — Трушина (Ильина) Надежда Михайловна. Искусствовед. Умерла в 1991 г. Братьев и сестер нет. Во время учебы в школе занимался спортом. Вид — Дзюдо. Кандидат в Мастера спорта. С 1988 по 1991 г. проходил службу в рядах ВС СССР. Плавсостав ВМФ. Дважды Краснознаменный Балтийский Флот. Воинская специальность — командир отделения комендоров. Старшина первой статьи. По увольнении в запас работал: каменщиком, грузчиком, частным охранником. Основной род деятельности в данный момент — художник-иллюстратор. С сентября 1991 г. активно занимается воинскими искусствами. В период с 1991 по лето 1992 г. — ниндзюцу, с осени 1992г. и по нынешний момент — Школа воинских искусств „Дарума-Рю". Квалификация — коричневый пояс. Официальное место работы — „Ассоциация „Защита". Подразделение „Секьюрити 1". Место жительства: ул. Манчестерская, д. 4, кв. 27” .
— Х-художник, — пробормотал Ткачев, — боксер-дизайнер по сходной цене распишет ваш портрет под хохлому. Ниндзя мне еще не хватало… Ладно, посмотрим. — Он взглянул на гостя. — Хорошая работа. Но вы не отметили, кем он работает в “Защите”. Дежурная часть? Сопровождение грузов? Личная охрана?
— Нет, ничего стоящего. Никакого отношения к начальству, ничего специфического. Просто “открой — закрой” — охранник на объекте. Насколько я понял, он сам приложил усилия, чтобы найти место потише.
— Ниндзя, — повторил Ткачев. — Ишь ты! Ну, хорошо. Данных достаточно. Это вам, — он протянул через стол пухлый конверт, — там надбавка за срочность.
— Благодарю. — Гость открыл конверт, пересчитал деньги, затем пожал хозяину руку и вышел. Ткачев поморщился. “Сермяжная душа! Хоть бы штаны свои с лампасами снял. Никогда не поверю, что другие купить не на что…” Еще раз взглянув на фотографию, начальник Службы безопасности казино мрачно усмехнулся. “Шеф сказал — девчонку не трогать. Ладно! Но про тебя-то он ничего не говорил! И если ты внезапно попадешь под машину, то при чем здесь я?”
* * *
— Игорь, хочешь чаю? — Оленька чуть наклонилась над барьером, за которым сижу я.— Всенепременнейше! — “Ах, какая все-таки с девушка! Огонь!” Я некоторое время смотрю, как она удаляется походкой фотомодели. Слегка игривой, но в меру. Оленька все же играет со мной, словно пробует на зубок мои мужские рефлексы. Понятно — не от острого желания переспать, просто такова женская природа. “Дай Бог тебе, лапушка, хорошего парня. Без клиньев в башке, умного, сильного. Кучу детишек вам и счастья полную авоську”. Верю, что мои пожелания сбудутся. Должно же хоть иногда везти хорошим людям. Почему не ей?
Сегодня моя очередь считать ворон. То бишь я на дежурстве. Встретил утром с работы Танюшку, отвез домой, сделал звонки и на вахту. Танюшка говорит, что на работе у нее все в порядке. Никто не обмолвился ни словом. Охрана даже близко не подходит. Шеф поздоровался как всегда. Правда, кое-кто смотрит искоса, но ни слова враждебного, ни жеста. Девчонки завалили расспросами. Кто, мол, у тебя там такой крутой? Почему-то решили, что я кавказец, как будто русский человек честь любимой уже защитить не в состоянии. И очень удивлялись, когда оказалось, что к горным снегам я отношения не имею. По слухам, начальник их Службы безопасности получил от шефа по шее и едва не подвергся остракизму. Ему было приказано пострадавших ублюдков лечить за свой счет и срочно обновить контингент Службы. Это все хорошо, кроме того, что вряд ли этот Сергей, так его, кажется, назвал их шеф, забудет мне мою эскападу. Ударов по своему авторитету такие люди не прощают. Впрочем, волноваться станем, когда отдадим деньги. Меня, конечно, не знают, но узнать — кто таков, могут. В наше время доступна почти любая информация. Решать проблемы будем по мере поступления. Сейчас первое — отдать деньги. А для этого — заработать. Завтра — важный день. Можно сказать, смотрины. Они будут смотреть на меня, а я — на них. Как-то еще пройдет…
Пока я размышлял над всем этим, рука рассеянно чертила в блокноте какие-то линии. Мягкий карандаш тихо шелестел. Идей — никаких. Просто привычка что-нибудь изображать. Что? Да вот хотя бы Оленьку в профиль. Я сосредоточился на рисунке. Места внизу листка осталось много. Хватило даже на плечи, бюст и осиную талию. Дабы добавить романтичности, я легкими штрихами наметил на заднем плане горы и озеро. И перешел уже было к деталям, когда меня ударило видением, как обухом топора:
„.Вода, казалось, плещется у самых ног. Странная вода, чистейшая, синяя как в бассейнах всяческих крутых заокеанцев. Но это не бассейн. Это озеро. Огромное, овальной формы, окаймленное со всех сторон низкими скалами, между которыми, дробясь на камнях, сбегают тонкие ручейки. Скалы везде, но прямо напротив меня, смотрящего через самую узкую часть озера, над водой вздымается исполинская каменная стена. Красновато-черная, она перегораживает весь окоем, а за ней в изумрудно-зеленой дымке висят цепочкой ослепительно белые снеговые пики. Два из них кажутся абсолютно одинаковыми, как близнецы, и я вдруг понимаю, что они так и называются — Близнецы. А озеро зовется Зеркалом Неба. Красиво. Напоминает что-то из Толкиена… Откуда эти имена? Я не знаю, но взгляд мой уже притянут противоположным берегом, где в озеро рушится исполинский водопад. Высота скальной стены навскидку — ие менее четырехсот метров. У меня нет ориентиров, и, быть может, стена гораздо выше. Но главное в водопаде — не размеры, а странная форма потока. Она напоминает знак пацифистов — перевернутую скандинавскую руну Защиты: длинная вертикальная черта и две коротких, отходящих от нее в нижней трети под углом градусов в сорок пять в разные стороны. Кажется, что водопад расположен прямо между двух вершин-близнецов. Точнее, не водопад, а его исток. Я силюсь разглядеть, в чем причина такой странно искусственной формы потока, и меня вдруг приподнимает и несет над водой, прямо к водопаду. Приближаясь, я вижу, что вода рушится вниз между двух, черных как ночь, скал, над верхушками которых висит радуга. Отсюда, почти от середины озера, видно, что над ручейками, истекающими из него, дрожат в солнечных лучах радуги поменьше, окружая водоем искрящимся ожерельем. Водопад все ближе, и тут… Это не скалы! Точнее, не просто скалы! Это статуи… Чудовищно огромные, они высятся по бокам водопада. Широкоплечие, кряжистые люди, почти квадратные от надетых на них пластинчатых доспехов, в полусферических шлемах. Ноги широко расставлены, а руки сжимают толстые топорища мощных секир, вонзенных прямо в пенящиеся струи. Лезвия секир и делят водопад на три рукава.
Я уже совсем близко и хорошо вижу потоки воды, стекающие по бородам каменных воинов. Их глаза скрыты полумасками шлемов, а линии губ выражают непреклонную решимость. Что это? “Водопад Вечной Стражи”, — отзывается невидимый проводник. А меня уже тянет вверх, вдоль застывших исполинских фигур, к тому месту, где поток воды, стремительно изменяя направление движения, с грохотом рушится вниз. На самом переломе, там, где вода несется с неистовой скоростью, среди пены и брызг заметен маленький плоский валун, едва выступающий из потока. И на этом валуне кто-то сидит. Человек… Человек? Но как он туда попал? Нет ни мостика, ни каната, течение бешеное”. Но он там. Спокойно сидит в самом сердце ревущей стихии. Знакомая позиция — полулотос. Глаза чуть прикрыты. Руки на бедрах, ладонями вверх. Медитация?
Я делаю над ним круг и вдруг оказываюсь внутри этого человека, с мгновенным острым осознанием: ЭТО Я СИЖУ НАД РЕВУЩЕЙ ВОДОЙ!
И река эта — Рев Труб, названа так в давние времена, когда войско, переходившее горы, построилось для боя прямо на леднике, заслышав вой воды в теснинах. Его приняли за вражеский вызов. А хребет позади — Горы Изумрудного Тумана. И Вечная Стража — это не статуи воинов, — ЭТО Я, СИДЯЩИЙ НАД ВОДОПАДОМ! Отсюда виден (Как?! Каким образом?!) весь Мир. И когда случается недоброе…
НО ЧТО ЭТО ТАМ, НА ВОСХОДЕ?!!!
Оленька вскрикнула, уронив чашку. Та разлетелась на паркете, разбросав вокруг горячие брызги. Что?! Что случилось?!
И тут я обнаружил, что стою на ногах, а кресло валяется позади. Что карандаш превратился в две половинки, а пальцы вцепились в край ограждения, да так, что еще миг — и вырвут его с мясом!
Наверное, с лицом моим тоже происходило неладное, потому что Оленька, забыв про несчастную чашку, подскочила ко мне.
— Игорь! Игорь, что с тобой?! Ну же! Что?!
— … — попытка ответить ничего не дала. Я издал какой-то сиплый звук. Оленька подхватила кресло, поставила и попыталась меня усадить. Я изо всех сил старался ей помочь, и, наконец, это удалось. Стук каблучков известил о том, что душа-девица умчалась за помощью. “Еще не хватало, чтобы вышел из кабинета Струппе, — вяло подумал я. — Уж он-то не преминет выставить „Защите" претензию за припадочного охранника…” Слава Богу, директор не вышел. Зато вернулась Оленька со стаканом холодной воды и принялась за реанимацию. Сначала я ничего не чувствовал — видел стакан, видел воду, а как она вливается в меня — не чувствовал совсем. Будто осязание отрубилось напрочь, вместе со всякими там вкусовыми пупырышками. Потом, потихоньку, ощущения начали возвращаться. А когда я почувствовал едва уловимый, тонкий запах духов, то понял, что прихожу в норму. В это время меня гладили по волосам, меня тормошили и трясли, целовали и, кажется, собирались надавать по мордасам, чтобы привести в чувство. Последнее не понадобилось.
Бедная Оленька едва не расплакалась, когда я наконец деревянно улыбнулся и прокаркал: “Спасибо…”
— Ты болен? Игорь, может, позвонишь, чтобы тебя сменили? Что же такое делается?
— Нет-нет! — я, похоже, вернул себе способность внятно изъясняться. — Я здоров. Просто… Оля, вы верите в ясновидение?
Что наплел дальше — не помню. Но даже своим явно травмированным мозгом понял: мне грозят два варианта. Первый — Оля решит, что я псих, и станет стороной обходить мое рабочее место. Второй — она решит, что я загадочен и романтичен. Судя по следам помады на моей грубой роже, такой вариант ближе к истине. Отсюда могут проистечь осложнения, так как крутить мозги я Ольге не собираюсь. Впору пожалеть, что однолюб, — но таков уродился. Любимую женщину не променяю и на сотню раскрасавиц. А Оля достойна большего, чем быть просто любовницей.
Чтобы хоть чуть-чуть набрать дистанцию, я отправился в туалет и долго умывался, мрачно разглядывая в зеркале свою белую, как бумага, физиономию. Ну и выдал мне мой любимый мир под зеленым небом. По первое число…
Глава 2
Санкт-Петербург. Наше время. Июнь
Дверь мне открыл не бугай-охранник, а, против ожиданий, симпатичная такая блондиночка, вся при всем.— Добрый день. Вам назначено? — уж не тот ли ангельский голос, что я слышал по телефону?
— Да, я к Игнатию Петровичу на собеседование.
— Следуйте за мной, пожалуйста.
Перестук каблучков по коридору. Манящие, загорелые ножки. Ах, как все просто. И без охраны! Слишком просто. Если охраны не видно, это не значит, что ее нет совсем. И не является ли та маленькая дырочка, что я заметил в углу на входе, скрытой камерой типа “Игла-M”? Контора, ворочающая подпольным тотализатором, может себе позволить все. И обходиться без мордоворотов при входе — тоже.
Светлый просторный коридор привел нас к нужной двери. Ангел открыл дверь и проворковал:
— Игнатий Петрович. К вам.
— Умгу… Пусть войдет.
— Проходите… — Ангел посторонился, обдав меня запахом незнакомых духов, и упорхнул. Не забыв прикрыть дверь.
“Интересно, она в курсе?” — подумал я и поздоровался… с прицелом снайперской винтовки. Во всяком случае, взгляд человека, сидевшего за столом, увенчанным плоским жидкокристаллическим монитором последней модели, напоминал именно этот бездушный прибор. Тем более что глаз был один. Второй не открывался, и по провалившемуся веку было видно — глазного яблока под ним нет. “А пострашнее рожу они не нашли?” Лысина, иссеченная шрамами, кулаки, как пудовые гири, нос расплющен, плечи — полки танковых гусениц. “Ну и ну!”
— Трушин Игорь? — Это вместо “здрасьте”.
— Я! — Рефлексы, вбитые в вооруженных силах, работают, выходит, до сих пор.
— Присядьте! — Огромный кулачище разворачивается в ладонь размером с медвежью лапу, указывая на стул. Я присел. Одноглазый тиранозавр посмотрел на часы.
— Вы пунктуальны. — “Вах! Разговаривает! А какие слова!” — Это хорошо.
Неожиданно ловко лапа выуживает со специальной полочки разграфленный листок.
— Анкета, заполните.
На вид ничего особенного. Ф. И. О. Год рождения, вес, рост, телефон, почтовый адрес ближайших родственников. Это, видимо, на случай летального исхода, дабы “мертвяцкие” отослать. А дальше: служба в армии, род войск, стили, которыми занимался, где и по сколько лет, квалификация, участие в соревнованиях, награды, победы, поражения и… Ого! Боевой псевдоним.
Расправившись с анкетой и написав в последней графе: “Маса-сан”, я протянул “динозавру” листок. Тот некоторое время сверлил меня “прицелом”, а потом погрузился в изучение данных. Изучал долго. Мне почудилось, что сейчас он плотоядно обнюхает листок. “Динозавр” нюхать не стал, а просто убрал анкету. И ни одного вопроса.
— Информацию проверим. Завтра в это же время. Здесь. Результаты и… инструктаж.
Он сделал паузу перед последним словом, давая понять: “Ты можешь нам не подойти…” И тут же утратил ко мне интерес. Оставалось только испариться.
* * *
Я вышел из метро на “Удельной”, все еще обдумывая свои “смотрины”, когда… Нет, не загремели в моих ушах колокола громкого боя, не завыли сирены и не задребезжали звонки. Но я четко и остро почувствовал: “Опасность!” Что за опасность? Хрен разберет…Остановившись у лотка с газетами и делая вид, что разглядываю их, вдохнул-выдохнул и заполнил “поле внимания”. Привычное действие, совершаемое в начале каждого занятия, сработало безотказно. Звуки стали четче и стереоскопичнее, что ли. Предметы — объемнее, запахи — острее. Готов! Теперь можно идти…
Не знаю, что меня насторожило, будто в воздухе было разлито некое ощущение. Хищное внимание? Может быть. Исподволь исследуя все вокруг, я двинулся через дворы, привычно сокращая путь. И лишь входя в очередной, понял — это ошибка! Этим путем я хожу всегда. Он накатан. И мог быть отслежен. Но уже поздно…
Их оказалось двое. Невзрачные мужички. Обычные работяги — с виду. Один сидел на скамейке возле подъезда, курил и время от времени поглядывал то на дверь, то на верхний ряд окон. Ждал кого-то. Рядом стояла потертая сумка, из которой высовывались горлышки бутылок. Обычный пьянчужка. Ждет корешков, чтобы выпить. Второй, получше одетый, просто шел мне навстречу от дальнего угла дома. Вроде как не вместе. Два незнакомых человека, но вот интуиция… ОНИ ОБА ЖДУТ ЗДЕСЬ МЕНЯ!
Продолжая идти, я оценил ситуацию. Можно слинять. Но тогда они найдут другой способ, и не факт, что тогда я окажусь готов. Значит…
Я поравнялся с мужиком на скамейке. Тот и ухом не повел. Зато второй был уже в двух шагах слева. Точный расчет!
— Друг, время не подскажешь?
Рефлекторно я сделал движение к чехлу трубки. Достать. Посмотреть. Сказать. Рефлекторно. Но часть меня прямо-таки с интересом следила, как он бросает взгляд на скамейку за моей спиной. Взгляд откровенный. Рассчитанный на то, что я обернусь. Классическое рассеивание внимания!
Чтобы помочь ему, я чуть повернул голову. Пусть попробует… Как я их недооценил! Рука говорившего со мной сделала мгновенное движение, вторая прихлопнула по ней и…
Мне показалось, будто к моему поясу сзади привязан трос. Трос прицеплен к КамАЗу. А тот газанул с места. Меня рвануло спиной вперед. Но не сложило пополам, а прямо так — в вертикальном положении. Легкий укол в грудь. Полет… Какая-то часть меня отделилась в полете и теперь догоняла. Приземляясь, я взял ее из воздуха.
Нет, это не часть меня. Это заточка. А я должен валяться там, в пяти метрах впереди — и с железом в сердце… и почке! Второй мужичок уже не сидел. Он стоял на ногах, и в руке его тускло блестела сталь. На миг все остановилось. Убийцы не сразу сообразили, что произошло. Не сразу. Но сообразили все-таки и ринулись на меня.
Дальше все происходило быстро. Убивать из-за угла — это не то что сражаться в открытую. Воткнуть заточку в печень и обломить, воспользовавшись давкой в метро, а потом уйти, пока тело жертвы еще стоит, это одно. А вот когда враг готов к бою…
Зажать заточку в руке так, чтобы черен упирался в ладонь, а острие торчало между средним и безымянным пальцами, было делом мгновения. Первый попытался порезать мне руку — ногу — шею. Будь зима, а на мне кожаная куртка, он бы действовал не так. “Обрулив” подрезку, я вонзил заточку в его бицепс. Вырвал. И снова вонзил. В бедро. Он закричал. Второй грамотно обошел меня слева и незамысловато ударил ножом (и у этого нож!), целясь в почку. Но скорости ему не хватило. Я отступил за первого, который еще стоял, но нож его валялся на земле, ударил покалеченного в ухо и опрокинул под ноги здоровому. Тот не стал перепрыгивать, шагнул в сторону… И я метнул окровавленную железяку ему в лицо. Наверное, это был тот еще урка. Мигнул, но самую малость. Уклонился, прыгнул вперед… Но я уже подобрал нож выбывшего из схватки и подсек “опытному” сухожилие на ноге. Левая ладонь на автомате проконтролировала вооруженную руку… а потом лезвие ножа с хрустом вошло под правую ключицу врага.