Сам Вовка на улице вырос. Знал все подляны и примочки тамошних безбашенных бойцов. А потому считал себя на голову выше любого здешнего “каратиста”. Да и заниматься пришел с единственной целью — изучить новую для себя манеру боя. Однако втянулся. Оказалось, заниматься по готовой системе интересно. Тем более что с его опытом нетрудно было продвигаться вперед. И побеждать! А Вовка хотел побеждать. Когда-то давно он по глупости забрел в чужой район в одиночку. И был жестоко бит компанией парней на год, а то и полтора старше себя. Он помнил, как прижался к стене, чувствуя во рту металлический привкус крови. Правый глаз заплыл, дыхание сбилось. Они были старше, но Вовка дрался отчаянно, разбив в кровь свои кулаки и попутно расквасив пару носов. Но слишком неравны силы. Наглая белобрысая физиономия маячит перед глазами. Главарь!
   — Борзый шкет, а?! — это он своим. — На колени, щегол! — Это уже Вовке. — Иначе п…дец тебе! Урою!!!
   Вовка остался стоять, и тогда белобрысый страшно ударил его ногой в живот. Дыхание прервалось. Отлетев назад, Вовка ударился головой о стену. И сквозь кровавый туман увидел ненавистную рожу главаря. Его мерзкую усмешку и плевок, летящий прямо в лицо. И тогда внутри что-то взорвалось. Это была даже не ярость. Нечто неизмеримо большее хлынуло из глубин Вовкиной души. И он ударил. Не рукой — потому что не было сил. Ударил всей ненавистью и отчаянием, всей болью и страхом!
   Кровь отхлынула от лица белобрысого, как будто он увидел покойника. Ноги подкосились, и главарь упал навзничь, забившись как припадочный. Тогда Вовка молча перешагнул его и пошел прочь. Оставшиеся враги поспешно уступали ему дорогу. С тех пор он не боялся никого. Потому что у него была тайна…
* * *
   Володька, судя по всему, решил изобразить из себя неустрашимого Брюса Ли. Еще не отзвучала последняя команда, как он разъяренным быком ринулся на меня, видимо надеясь, что я задергаюсь и ему удастся прижать меня к соседней паре. И лишить маневра. На коричневый пояс “реактивному” было начихать. И правильно. Дело ведь не в цветной тряпке…
   Я уклонился, постаравшись, чтобы все выглядело так, будто мне просто повезло. Уклонился и скорчил “взволнованную” мину. Пусть думает, что я готов завопить: “Так нечестно!” Володька купился, как малек. И продолжил свой бычий наскок. Бил жестко, быстро и, надо сказать, пару раз действительно едва не достал меня.
   Уклон, уклон, нырок. Двигаться и еще раз двигаться! Я применил знаменитый “101-й прием каратэ”: изматывание противника длительным бегом. И мне действительно удалось вывести парня из себя. Казалось, он сейчас заорет: “Стой, трус!”
   Как же, разбежался! Стану я останавливаться! Разве что позволю немножко загнать себя в угол. Самую малость… Вот оно! Мой “реактивный” партнер увидел, что мне почти некуда отступать, и, не заморачиваясь финтами, провел классическую серию: маваси в бедро, левой — прямой в корпус, правой — боковой в голову. Точнее, Володька эту серию начал, но закончить не смог…
   Потому что упал. Но тут же вскочил и впился взглядом в мою недоуменную физиономию. Он еще не видел, как я умею “включать дурачка”.
   “А я что? Я ничего! Мы тут просто плюшками балуемся! Ах как вы неудачно! Что ж ногу-то на пол не поставили… Я подцепил?! Простите, это досадная случайность!”
   Кровь бросилась Вовке в голову. Стыд пополам с яростью. “Реактивный” решил, что действительно сам поскользнулся. Чтобы загладить позор, он ринулся в бой… И упал снова.
   Шутки закончились. Володька поднялся на одно колено и посмотрел мне в глаза. В глубине его зрачков полыхала такая ненависть, что мне стало не по себе. Парень, похоже, совсем уронил планку, когда понял, что его всю дорогу водили за нос. В его взгляде я прочел, что простой травмой не отделаюсь. Минимум — сотрясение мозга. Это, конечно, если позволю…
   “Реактивный” атаковал прямо из положения стоя на колене. Это было настолько неожиданно, что его пятка едва не угодила мне в ухо. Я нырнул, блокировал удар коленом в лицо, получил по ребрам. Вскользь! Жестким блоком скомкал его атакующую серию и воткнул парню мае-гери точно в солнечное сплетение. Вовка хрюкнул, споткнувшись. Лицо его исказила злобная усмешка, глаза остекленели. Теперь он смотрел сквозь меня, так чтобы видеть любое мое движение. Он больше не торопился…
   Наша “прелюдия” заняла не больше тридцати секунд. Значит, еще полторы минуты чистого времени. То есть вагон и маленькая тележка.
   Я внимательно наблюдал, как Володька подкрадывается ко мне, “вычисляет” мои ошибки, играет дистанцией. И мало-помалу во мне стало крепнуть убеждение, что мне не просто надо переиграть “реактивного” по очкам. Такого он не поймет, и толку не будет. Придется ломать его силой. Жестко. Черт! Как же не хочется…
   Какой же я все-таки лох! Пока мои мысли были заняты моральными проблемами, Вовка “купил” меня, как младенца. Некое неуловимое движение. Я дернулся, пытаясь избежать его. Вовка взлетел в воздух. Классический Йоко-тоби[10]! И — не успеть… А потом почему-то стало темно.
   Валентин Юрьевич одним движением соскочил с подоконника, на котором сидел, наблюдая за залом. Он понял, ЧТО сейчас случится за миг до того, как это произошло.
   — МАТЭ[11] !!! — взревел он, но было уже поздно.
   Весь зал замер. Головы, как по команде, повернулись к единственной паре, которая продолжала работу. Словно в замедленной киносъемке Наставник увидел, как “зеленый пояс” “метнул” в своего партнера ослепительно яркий энергетический жгут. Игорь дернулся, стараясь уклониться, но жгут ударил его прямо в живот. Володька взлетел в воздух, намереваясь добить “подцепленного” противника и…
   Низкий вибрирующий рык разорвал воздух. В зале потемнело, будто туча закрыла солнце. Тело Игоря сделало длинный выпад вперед. Руки выстрелили навстречу летящему противнику. Кисти рук изогнулись, формируя “тигриные лапы”. И в тот же миг за правым плечом Игоря возникло маслянисто-черное трехметровое яйцеобразное нечто…
   Володька “споткнулся”, если только это можно сделать в полете. Лицо его исказилось ужасом, и парень с грохотом упал навзничь. Черное “яйцо” нависло над ним. Игорь замер в позиции атакующего тигра, будто превратился в статую. Глаза закатились, зубы оскалены, рык сотрясает воздух. Боевой транс!
   Поверженный противник, подвывая от страха, попытался отползти, но из вершины нависшего над ним черного “яйца” вдруг выплеснулись и заходили вперед-назад зловещие глянцевито отблескивающие конусы…
   Гул в ушах… Низкий почти на пределе слышимости… М-М-М-А-А!!! Словно коту размером с футбольное поле некто, еще более огромный, решил отдавить хвост.
   М-М-А-А-А! Что за хрень? Мысли, как дохлые мухи… Почему ничего не вижу? Неужто “реактивный” так меня уработал?
   М-М-А-А-А-Т-Э-Э!!!
   Матэ? В чем дело? Я же в отрубе! Или Вовочка, отморозок чертов, пытается меня добить? Я рванулся, пытаясь принять вертикальное положение, и с удивлением понял, что стою на ногах. Чернота перед глазами поплыла красными разводами, сквозь которые начали проглядывать детали окружающей обстановки… Твою мать!!! Оказывается, Сенсэй орет вовсе не на “реактивного”, потому что тот валяется на полу и как-то странно сучит ногами, будто надеется уползти на спине. А “Стоять!” относится ко мне… Так ведь я стою… И все ребята стоят. И смотрят так, будто я у них на глазах прогулялся по потолку. Проклятье!
   Только теперь я почувствовал, что со мной что-то не так. Мышцы лица задеревенели, пальцы скрючены, а в груди, затихая, клокочет рычание. Откуда-то из глубины вынырнула мысль: “Выдохни! Выдохни, вдохни и расслабься…” Она оказалась здравой. После второго выдоха мне даже удалось опустить руки. Через силу. Пальцы не желали расслабляться. Что со мной такое? Каждая жилка тряслась и вибрировала, мышцы из камня превратились в кисель. Тело пронизала невероятная слабость. Ноги подгибались. Мне показалось, что я вот-вот воткнусь носом в пол. Наверное, так бы и случилось, но жесткая ладонь легла мне на плечо.
   — Все в порядке, Игорь, — сказал Сенсэй. — Иди-ка в кафе, выпей чайку…
   Я тупо кивнул, не в силах отвести взгляд от Вовки. Он был бледным, как покойник. А в глазах его стыл страх.
   Черт! Что же я… И вдруг я понял. Это случилось только что… Всего несколько секунд назад нечто, живущее во мне, собиралось убить человека… И убило бы, если б не Сенсэй…
   Значит, прошлое все же настигло меня.

Глава 2

Санкт-Петербург. Сентябрь 1991 г.
   А начиналось все вполне невинно. Я возвращался с работы. Уставший, но довольный. Свежий воздух, все такое. Что ни говори, а каменщик — профессия благородная. Ведешь кладку и чувствуешь, как под руками вырастает стена. Работенка как раз для кинестетика вроде меня. На стройку я устроился сразу после увольнения в запас. Платят неплохо, хотя в стране не хватает буквально всего. Мне еще повезло: не застал времени, когда окурки продавали в киосках…
   Трамвай с грохотом несся по проспекту Энгельса. Пассажиров время от времени неласково швыряло друг на дружку, и они с энтузиазмом поносили дурака в кабине и раздолбайство дорожных служб, которые так запустили трамвайные пути. Я тихонько веселился, разглядывая перекошенные от праведного гнева физиономии. Зачем люди так портят себе нервы? Ну и пусть трясет, зато едем быстро. Но народ со мной был не согласен. Кто-то особо активный начал даже колотить водителю в дверь. Назревал скандал. Поэтому я отвернулся и стал глазеть наружу сквозь мутное от пыли окно.
   Мимо проносились серые, запущенные дома, унылый долгострой, производящий впечатление доисторических руин, кусочек парка, испятнанный желтизной, а над всем этим нависло бесконечное великолепие осеннего неба. Исполинские башни кучевых облаков громоздились одна на другую, будто стремясь подмять под себя усталый город, пролиться на него потоками воды, отмыть до зеркального блеска. Солнечные лучи били в их белоснежные стены, заставляя облачную крепость сиять ослепительным светом. А следом за этим сиянием, как главные силы за авангардом, сплошной полосой ползли темные, набрякшие дождем тучи.
   Я еще подумал, что неплохо бы до того, как хлынет, успеть добраться домой. И тут на меня накатило. Внезапно, как всегда.
   Непроглядная тьма. Клубящаяся, живая. Кажется, что она смотрит. Что она движется. Течет… Куда? Зачем? Где?.. Не видно ни зги. Но… Я чувствую, там, во тьме, что-то есть. И это что-то ждет меня… Терпеливо, упорно… Оно знает: мне не пройти мимо…
   И я иду. Сгущения мглы, словно ветви деревьев. Прохожу сквозь, ощущая легкое сопротивление. Ожидание впереди становится настолько ощути-мым, что притягивает меня как магнит. Я иду… Нет, бегу! Жгуты тьмы хлещут меня по лицу. Уво-рачиваясь, я бегу все быстрее, хотя ни на миг не забываю, что это может быть ловушка…
   Это уже не ожидание. Зов! Темный вихрь подталкивает меня в спину. Я — лист на ветру… Бешеное мелькание оттенков черного, тугой удар в грудь. Свет! Яркий, слепящий. Я зажмуриваюсь.
   — Здравствуй, мой Ученик!
   Голос — густой, вибрирующий бас. Настолько низкий, что в животе что-то дрогнуло, откликаясь… Надо бы открыть глаза и посмотреть, кому принадлежит этот…
   Он сидит в самом центре светового шара, за пределами которого беснуется море тьмы. Коротко стрижен, лицо спокойное и, кажется, немного усталое…
   — Я очень долго тебя жду.
   — Кто…
   Он усмехается.
   — Ты ведь хотел встретить того, кто научит тебя воинским искусствам? Твоя просьба была услышана. Найди меня…
   — Но…
   Он усмехается снова.
   — Это твое первое задание, Ученик!
   Я не успел больше ничего спросить. Он сплел пальцы, и меня вышвырнуло назад во тьму…
   На Манчестерской я вышел из трамвая в состоянии легкого транса. Нет, подобные видения бывали у меня не раз. Но с такой силой… До этого случая я списывал все на богатую фантазию и даже не задавался вопросом: “А бывает ли такое с другими людьми?” Открывается такое “окно” — хватаю карандаш и зарисовываю. У меня этих эскизов, как у дяди кота Матроскина — гуталина…
   В общем, вышел, на автомате пересек дорогу. В те времена на трамвайной остановке стоял ларек, в котором торговали книгами. Именно в нем я купил первую в своей жизни вещь в жанре фентэзи, “Хроники Корума” Майкла Муркока. Стою я, значит, тупо смотрю на небогатый ассортимент — ничего нового. А в голове все еще перекатывается бас: “Это твое первое задание, Ученик!” Что же это было?
   Как всегда, мне захотелось поскорее зарисовать увиденное. Я повернулся, чтобы идти домой, и мой взгляд упал на прилепленное к стволу дерева объявление. В то время весь город был облеплен ими, как шелудивый — коростой. Но это конкретное объявление оказалось необычным. На нем не было ни адреса, ни привычной бахромы с телефонными номерами. Простой лист формата А-4 с черно-белым рисунком, изображающим сидящего в медитации ниндзя. Пальцы “воина ночи” сплетены в замысловатую фигуру. Меня как током ударило! Точно такую же я видел в сегодняшнем “окне”!
   Кроме рисунка на листе была только надпись:
   ЦЕНТР НИНДЗЮЦУ “ЧЕРНЫЕ ЯСТРЕБЫ” ОБЪЯВЛЯЕТ НАБОР ЖЕЛАЮЩИХ ДЛЯ ОБУЧЕНИЯ БОЕВЫМ ИСКУССТВАМ ПО ШКОЛЕ “ШИ-МОДЗАБУРА ШИМОГАХАРА — РКЬ
   И ниже:
   НЕ ИЩИТЕ НАС. СИЛА САМА ПРИВЕДЕТ ВАС В НУЖНОЕ МЕСТО.
   Тени ниндзя
   Вот это да! Кино и немцы! Я стоял и таращился на листок, а в голове крутились всякие мысли насчет странных совпадений и тому подобного. В ту пору я еще не умел читать Знаки Мира, однако понял, что совпадение-то неслучайное. Мистика!
   Что-то холодное коснулось лица, потом капнуло за шиворот. Вот и дождался дождя! Развернувшись на сто восемьдесят градусов, я помчался домой, чтобы не промокнуть окончательно.
   Объявление не обмануло. Сила это была или еще что-то, но она привела меня… в метро. Я спустился по эскалатору на “Площади Мужества”. И пошел по перрону, чтобы сесть в последний вагон. Они перехватили меня на полпути. Двое парней в черных футболках и джинсах.
   — Извините, можно задать вам вопрос?
   — Да, пожалуйста.
   Парни переглянулись, и тот, что был повыше ростом и поплотнее, спросил:
   — Вы интересуетесь боевыми искусствами?
   — Можно сказать и так.
   — Чем-нибудь занимались?
   — Да, дзюдо.
   — Долго?
   — Шесть лет, до службы… А в чем дело, ребята?
   Высокий улыбнулся и протянул мне листочек с адресом.
   — Вы слышали о ниндзюцу? Если вам интересно, то приходите в среду по этому адресу. Начало в двадцать один ноль-ноль. Будет набор. Удачи.
   Парни развернулись и пошли прочь. Посмотрев им вслед, я повертел листок в руках и спрятал в карман. Становилось все интереснее.
   И конечно, в среду я был по указанному адресу.
   Запущенный зал районного спорткомплекса производил довольно мрачное впечатление. Поначалу, пока толпа кандидатов клубилась у главного входа, все оживленно переговаривались, делились слухами и ожиданиями, знакомились. Но когда нас впустили внутрь и деловитые ребята в черном собрали приглашения, разговоры сами собой стихли. Редкие лампы дневного света горели тускло. Трибуны терялись в полумраке, словно ступени, ведущие неизвестно куда. Все ждали. Чего? Стояла гулкая, звенящая тишина. Только гудели лампы да слышался шорох одежды, когда кто-нибудь шевелился. Инструкторы молча выстроили нас рядами, как на плацу, и отошли в сторонку. Они тоже ждали. Напряжение разливалось в воздухе удушливыми, почти физически ощутимыми волнами. Волны двигались в неком особом ритме. И ритм этот убыстрялся. Я стоял в третьем ряду, чувствуя, как сами собой сжимаются мышцы брюшного пресса. Ожидание давило на психику. Я ждал, начиная потихоньку нервничать. Рядом кто-то прерывисто вздохнул. И тут… Идет! Нет, я не слышал шагов, и никто не появился в проходе между трибун. Но…
   Нечто приближалось. Именно нечто. Не кто-то конкретный, а … Словно некая бестелесная сущность проникла в зал и темной волной накатилась на ряды кандидатов. Накатилась, предвещая.
   Мы ждали, но он появился внезапно. Просто возник в проходе, идущий размеренной мягкой походкой. В темном плаще, руки в карманах. И шаги его нарушили ритм моего сердца. Я никогда не встречал человека, который произвел бы на меня такое впечатление, пока я еще не успел заглянуть ему в глаза.
   Все застыли, будто загипнотизированные. Он подошел ближе и остановился. Плащ взметнулся темными крыльями, рука взлетела вверх и в сторону — указательный и средний пальцы жестко выпрямлены.
   — Ю!!! — это был не просто возглас. Низкий, басовитый рык, швырнувший нас всех на одно колено и заставивший согнуться в поклоне. Никто не объяснял нам, как надо кланяться. Однако все — почти четыре сотни человек — сделали одно и то же движение. Я стоял на колене, глядя в пол, а в голове металась мысль: “Он! Это Он!”
   Его звали Чон Ли. Почти как ван-даммовского супротивника. Хотя у него было и нормальное русское имя: Владимир Васильевич Кутузов. А в некоторых других кругах у него был прозвище — Китаец. Инструкторы же называли его просто: Учитель. И он, черт возьми, был Им.
   — ЗАЧЕМ ВЫ ПРИШЛИ СЮДА?
   Он стоял перед нами, спокойно глядя сквозь. Будто просвечивал кандидатов рентгеном. Он казался огромным. Хотя мы уже поднялись с колен, и многие из нас были выше его ростом.
   — ЗАЧЕМ? КТО СКАЖЕТ? ТЫ!
   Он ткнул пальцем в одного из парней в первой шеренге. Тот замялся и пробормотал что-то невразумительное. Кутузов поморщился.
   — ТЫ! — Он указал на другого. Тот понес что-то про тайну и тому подобное. Этот ответ тоже показался Учителю невнятным. Он начал спрашивать всех по очереди, но никто не мог сказать ничего толкового. В моей голове воцарилась пустота. Я видел, что скоро настанет моя очередь. Вот Он уже совсем рядом… Учитель остановился прямо передо мной и посмотрел в глаза. Но вопроса не задал… Просто посмотрел, кивнул и прошел дальше.
   Через одного от меня стоял коренастый крепкий парень. Кутузов остановился перед ним.
   — ТЫ!
   Парень снова упал на колено, коснувшись ладонью пола.
   — ПУТЬ, УЧИТЕЛЬ! ПОКАЖИ МНЕ ПУТЬ!
   Кутузов шагнул назад.
   — ВСЕ СЛЫШАЛИ? УЧИТЕСЬ! — повернулся и пошел прочь из зала, по пути бросив инструкторам: ОПРОСИТЬ ВСЕХ. КТО НЕ ГОТОВ — ВЫХОД ТАМ! — Его рука снова взлетела, указав на темный проход в трибунах. Нам всем он показался туннелем на тот свет. Бр-р! По спине промчалась волна озноба. А парень, давший правильный ответ, вдруг подмигнул мне, как бы говоря: “Мы-то с тобой знаем!”
   Однако мы не знали главного. Для тех, кто готов, выход не был предусмотрен совсем…
* * *
   И завертелось. Тренировки, работа, тренировки… Покупка кимоно. Я в одних трусах на кухне помешиваю палочкой жуткое варево в эмалированном тазу. Черная от красителя вода кипит. Одежда нин-дзя должна быть темной как ночь… Октябрь. Падает первый снег. Стройплощадка, освещенная прожекторами. Я таскаю кирпичи. Бегу в валенках по краю стены. Слева — обрыв высотой в девять этажей. Справа внизу, в полутора метрах — подмости. На них, матерясь, суетится стропальщик Валера. “Куда! Мать твою! Куда майнуешь[12]?!” — орет он крановщице. Тренькает звонок крана. Подмости скрипят под тяжестью банки[13] с раствором. “Вира!!!” Белые хлопья снега оседают на Валеркином подшлемнике. Звон строп и вой электромоторов. Пустые банки уносятся вверх. Работа… А вечером — в зал. Я несусь в валенках по краю девятиэтажной пропасти и понимаю, что счастлив…
   Удельная. Ларьки, торгующие всякой всячиной. “Хочешь, познакомлю с классной девчонкой?” — спрашивает Олег. В его светлых глазах хитрый блеск. Я киваю: “Конечно!” Впрочем, в положительный результат что-то не верится. Но Олег хватает меня за локоть и тащит к одному из ларьков. Они напористые, эти карелы. В ларьке — цветы и мандарины. Такой вот набор. Их продает симпатичная девушка в спортивном костюме. Темно-каштановые волосы. Волевой подбородок. Что-то неуловимо восточное в очертаниях лица. “Знакомьтесь, — говорит Олег, — это Света”. — “Игорь”, — я исполняю шутовской поклон. Девушка улыбается…

Глава 3

Санкт-Петербург. Декабрь 1991 г.
   — А-ах! — Судорожный вдох. Я рывком сел в постели. Лунный свет заливал комнату льдистым призрачным серебром. Тренога мольберта казалась кошмарным насекомым, порожденным бредом больного воображения. Холодные лучи стекали с подвесок люстры. Тишина. Нет, на кухне капает вода. Надо завернуть кран.
   Я спустил ноги на пол и стал нашаривать тапочки. Светящийся циферблат часов утверждал, что сейчас — полчетвертого ночи. Проклятие, что же мне снилось? Я с силой потер ладонями лицо и удивленно уставился на мокрые ладони. Атас! Да я плакал во сне! Вот откуда ком в горле… Пощупал подушку. Мокрая. Ни фига себе! Воровато оглянулся. Нет. Светка спит. Сбросила одеяло, и холодные лунные блики лежат на высокой груди. Я немного посидел, разглядывая спящую. Красивая у меня все-таки женщина. Как мечта. Правда, безбашенная, с темпераментом. Но это пока не мешало…
   — Кап-кап! — кран на кухне. Да. Надо закрыть. Я встал и босиком прошлепал в коридор. Черт с ними, с тапочками. Кухня встретила меня тихим урчанием холодильника. Справившись с краном, я выудил из холодильника пакет с апельсиновым соком. Набулькал себе с полстакана и с наслаждением выпил.
   Что же такое со мной? С чего бы это мне рыдать в подушку, как девица? В последний раз я делал нечто подобное еще в начальной школе… Что же снилось? Что-то серьезное. Раз ниндзя, которому по определению не подобает рыдать… И тут я вспомнил.
   Это было поле битвы, переполненное воинами в странных доспехах. Долина, стиснутая склонами гор, и крепость, запирающая долину. Все пространство между горами усеивал сплошной ковер трупов. Что-то жирно горело у ворот крепости, и над ее серыми стенами тоже поднимался дым. Битва закончилась, но оставшиеся в живых…
   Это была даже не паника. Какой-то массовый психоз. Люди в забрызганных кровью измятых доспехах выли как волки, сбившись в беспорядочную толпу в центре долины. Лезли друг на друга, будто стараясь пробраться к середине и увидеть что-то находящееся там. Тяжкий стон стоял над полем. Беспредельное, физически ощутимое отчаяние и боль рвали душу на части. Какой-то гигант в черной броне, дико крича, сорвал с себя панцирь и вонзил себе в сердце меч. Кто-то, обезумев, принялся рубить соседей. Те падали, даже не думая о защите. Затем кто-то вонзил кинжал в грудь безумца. Это показалось мне актом милосердия… Потом что-то изменилось. Безумие отхлынуло, и люди стали потерянно разбредаться в стороны. Кто-то падал, не в силах сдвинуться с места. Кто-то стоял обнявшись. Бородатые лица, залитые слезами.
   И над этим всем звучала песня. Всего один куплет. Но именно она остановила безумие. И слова этой песни… Что-то с хрустом сломалось внутри. Сокрушительная печаль охватила меня. Я тоже сел и заплакал вместе со всеми. Потому что ОН умер! ЕГО больше нет с нами.
   Тонкостенный стакан с хрустом лопнул у меня в ладони. Сок потек по предплечью, мешаясь с кровью. Я смотрел, как эта странная смесь капает с локтя на линолеум пола. Эта песня… она была на чужом языке. Но я понял, о чем в ней пелось… Кажется, я снова заплакал. Утрата слишком велика. Мы потеряли ЕГО.
   Через некоторое время я пришел в себя, стоя у окна и уткнувшись лбом в холодное стекло. Порезанная ладонь обмотана полотенцем. Вроде не болит. Я стоял и бездумно таращился на покрытый снегом ночной город. По Энгельса с шорохом проносились редкие машины. Сколько времени? Отклеившись от стекла, я потащился в ванную. Из зеркала над умывальником на меня глянула покойницкого вида бледная физиономия. Может, я спятил? Шизнулся, рухнул с дуба, сбрендил, сдвинулся по фазе? Ведь это всего лишь сон! Какого пня? Так недолго и боты заломить!
   Однако что-то внутри говорило мне, что это — не просто сон. Это как-то связано… С чем? Хрен его знает… Я врубил душ и забрался под теплые струи. Постоял. Убрал холодную. Шипя, терпел, пока кожа не покраснела. Добавил холодной, убрал горячую. И так несколько раз. Порез засаднило. Плевать! Зато начал чувствовать себя человеком… Надо прибрать на кухне и ложиться спать. Завтра на работу.
   Однако, пока прибирался, спать расхотелось. Да и страшновато как-то. Вдруг снова приснится эта жуть. Я осмотрел свое ранение. Не такая уж и большая дырка. До свадьбы заживет! Налил еще соку в новый стакан и вернулся в комнату. Там все еще властвовала луна. Но я это дело пресек, включив торшер, и уселся за стол. Может, зарисовать сон? Но почему-то мне показалось, что это не самая лучшая мысль. Вместо сна я набросал карандашом на листе бумаги спящую Светку. Лунные полусферы грудей, темные соски, изгиб бедра, мягкую складочку между бедром и низом живота. Это место мне кажется особенно сексуальным.
   Светка что-то пробормотала во сне и повернулась на бок. Ее грудь… Оп-с! А мы не спим!