Алексей Витковский
Тени ниндзя

От автора

   Должен предупредить уважаемых читателей, что действующие лица романа в большинстве своем вовсе не являются плодом моего воображения. Более того, всякие совпадения с реальными событиями, а также узнаваемость персонажей неслучайны. Имена героев слегка изменены, но вовсе не для того, чтобы запутать вас или спрятать концы в воду. Просто так интереснее. Например, Школа “Дарума-Рю” действительно существует, хоть и называется, да и выглядит несколько иначе.
   Данное повествование не претендует на роль истины в последней инстанции. Однако все могло бы быть так. Или почти так. А многое и было…
   Автор выражает благодарность всем тем, с кем ему довелось встретиться в этой жизни. Друзьям, любимым и… врагам. И те, и другие, и третьи очень помогли мне. Все они многому меня научили. И, даст Бог, еще многому научат.
   Персональная благодарность:
   Алексею Мельникову — за то самое йоко-гери с подшагом, которое он продемонстрировал мне в июне 1991 года на пятом этаже общежития по улице Манчестерской, дом два. Именно совершенство этого движения побудило меня пойти заниматься воинским искусством в ту самую Школу.
   Николаю Трушель — за многолетнюю дружбу, обучение азам дзюдо, а также за ту “мистическую” атмосферу, которая всегда сопровождала наше общение. Такой друг случается в жизни, пожалуй, только один раз.
   Наталье Трушель — за образ прекрасной дамы для Коляныча.
   Валерию Боровкову — за создание Школы и обучение автора воинскому искусству.
   Александру Кожедубу — за сохраненное “сокрытым в листве” Знание.
   Андрею Нечаеву — за преподанную мне систему работы с оружием, а также за его вечный скепсис. Как ни странно, этот скепсис оказался оправданным.
   Александру Буркову — за великолепные тренировки на силовую выносливость и за “генератор идей”.
   Владимиру Грибкову — за нестандартную технику бокса.
   Андрею Бигильдинскому и Алексею Демьяненко — за новое начало и увесистые тумаки.
   Спасибо. Эта книга посвящена всем вам.
   Алексей Витковский

Пролог

Много лет назад. Очень далеко
   На замок падал огненный дождь.
   Сотни пылающих снарядов исчертили дымными следами мрачное, сизое небо. Они летели и летели, разбиваясь о мощные стены, дробясь о мостовые, расплескиваясь жидким пламенем на крышах домов. Замок исходил жирным дымом. Пожары пылали повсюду. Казалось, внутри не могло остаться ничего живого. Еще один, решительный натиск — и с сопротивлением защитников будет покончено. А значит, армия осаждающих сможет наконец вырваться на лежащую позади замка равнину…
   Но замок держался. Как воин, оставшийся в одиночестве против множества врагов и решивший умереть, но не сдаваться. Упершись могучими плечами стен в отроги гор, он перегородил путь к сердцу королевства. Несокрушимые кубы башен извергали из бойниц нескончаемый поток смерти. Стрелы, камни, тяжелые копья. Штурм захлебнулся. За ним — еще один. И еще. Замок держался. И дым пожаров над ним казался вызовом упорству наступавших…
   А они были упорны. Огромная армия — не меньше двадцати тысяч человек[1] — скопилась в узкой долине перед воротами. Армия ощетинилась частоколом, огородилась высоким каменным валом и большими деревянными щитами, прикрывающими осадные машины. Пространство внутри вала покрывало множество палаток, поставленных ровными прямоугольниками. Армия раскинула вокруг щупы патрулей и разведывательных отрядов, установила на всех возможных путях подхода неприятельских сил крепкие заставы. Благо путей этих было немного.
   Она была осторожна, эта армия, никогда не терпевшая поражений. Ее солдаты знали, что не потерпят поражения и сейчас. Империя может проиграть битву. Но она не проигрывает войн…
   Машины обстреливали замок, а солдаты готовились к новому штурму. Над лагерем осаждавших грозными тенями поднялись осадные башни. В нужный момент их придвинут к самым стенам, а таран сокрушит ворота. Это второй таран. Первый защитники ухитрились поджечь горючим маслом…
   И вот настал день решающей атаки. Воины в полном вооружении выстраивались четкими квадратами. Машины перестали метать огонь и принялись обстреливать стены замка тяжелыми камнями. Замка, который держался. Пока…
 
Санкт-Петербург. Лето 2002 г.
   “Пе-ре-мен требуют наши сердца-а!..” — орал магнитофон, включенный на полную громкость.
   Глядя на раскачивающиеся за окном ветви тополей, я вдруг ощутил знакомое беспокойство. Что-то витало в воздухе. Что-то очень похожее на творческий порыв. В таких случаях нужно немедленно хватать его за хвост! Потому как хвост у творческого порыва очень верткий…
   Надеясь успеть, я поспешно плюхнулся на стул перед мольбертом и, схватив пару кисточек, окинул взглядом фронт работ. До завершения еще далеко. Но порыв, судя по всему, я все же не упустил. Aга!
   ВОТ OHO!
   Закат пылал как доменная печь…
   Закат пылал как доменная печь. Облака, словно фонтаны раскаленного газа, вихрились над горизонтом. Солнце — оплавленный кусок металла — величественно рушилось в океан. Силуэты воинов казались совершенно черными на фоне яркого неба. Двумя колоннами, по колено в воде, увешанные оружием люди шли к багровеющему горизонту. И нигде не было видно берега…
   Потом угол зрения изменился. Казалось, меня понесло над самой водой вдоль бесшумно двигающейся колонны. Немые волны разбивались о крепкие ноги идущих. Глаза воинов, скрытые личинами тяжелых стальных шлемов, смотрели прямо вперед…
   Чудилось, что передо мной не живые существа, а бездушные боевые машины. В их движениях не было и следа эмоций. Шли мерно и неумолимо. Тяжко колыхались конские гривы на шлемах. Острия копий царапали небо. Стали видны блики солнца на доспехах и наборных, пластинчатых поясах. Многие не носили панцирей, и лучи заката выхватывали из мрака теней очертания могучих мышц. “Греки?”
   Голова колонны приблизилась. Ее возглавлял воин, фигура которого излучала мощь. “Вождь”, — решил я. Мой невесомый полет продолжался, и я уже почти поравнялся с вождем, как вдруг…
   Он остановился и повернулся ко мне. В глазницах его шлема плескалась ночь.
   Отряд мгновенно прекратил движение…
   Глядя во мрак под шлемом вождя, я испытал странное ощущение — как если бы встретил старого знакомого. И он узнал меня…
   Человек напротив молчал. Ветер играл багровым плюмажем на гребне шлема. В руках воина покоился устрашающих размеров двуручный меч, причем левая ладонь бестрепетно сжимала отточенную сталь клинка. Мощный торс вождя, покрытый узлами мышц, казался высеченным из красного камня…
   Воин ждал. Пылал горизонт. Время остановилось.
   Потом, через секунду, а может, через час вождь все так же молча отсалютовал мне оружием. Повернулся и двинулся на закат…
   На рисунке запечатлен тот самый миг, когда вождь стоял и смотрел прямо на меня. Закат и вода уже готовы. Я положил последний блик на лезвие меча и принялся за мускулатуру. Получалось совсем неплохо. Как всегда бывает, если удается “ухватить порыв”…
   Я на минуту прикрыл глаза, вспоминая. Это “окно” открылось, когда я ехал в метро с работы, с интересом разглядывая стройные ножки сидящей напротив девицы. Открылось, как всегда, неожиданно. У меня часто такое бывает. Непонятно — почему, непонятно — откуда…
   Сенсэй говорит, что случайностей не бывает. Что их не существует в природе. Все закономерно… Вот только я до сих пор не знаю, чем объяснить эти мои видения. Воспаленное воображение? Возможно… Сенсэй говорит еще, что понимание предшествует осознаванию. “Необходимо осознавать каждый миг, потому что на самом деле у человека ничего, кроме этого, нет”. В чем в чем, а в этом у меня — ни понимания, ни осознавания. Сплошное голое восприятие. Что, впрочем, наверное, тоже неплохо…
   Магнитофон голосом Цоя в последний раз напомнил, что нужно смотреть за собой, и клацнул автостопом. Я вздохнул и отложил кисточку. Рисунок почти готов…
 
Много лет назад. Очень далеко. Продолжение
   …Таран подполз почти к самым воротам. Осажденные сплошь утыкали его зажигательными стрелами, отчего он походил на огромного неуклюжего дикобраза, окутанного облаком чадного дыма. Но сырые шкуры покрытия не желали загораться. Таран продолжал движение, а за ним следовали боевые башни. Легкие камнеметы, установленные в них, мешали осажденным вести прицельную стрельбу. Вот сейчас таран достигнет ворот…
   Тысячи взглядов были прикованы к его продвижению, поэтому в лагере осаждающих не сразу заметили флаг, взлетевший над главной башней крепости. Синий с золотом…
   — Король! — вдруг крикнул кто-то. — В замке Король!
   В этот миг взревели невидимые трубы. Крепостные ворота распахнулись, с грохотом выплеснув наружу поток всадников в стальных панцирях. На острие кавалерийского клина летел воин на черном коне. Всадники обогнули замерший таран и устремились к лагерю осаждавших. Вслед за ними волна за волной шла пехота. Таран дернулся и осел, накренившись в сторону. Одна из осадных башен вдруг покачнулась и с грохотом обрушилась, погребая под собой своих и чужих. А кавалерия уже ворвалась в лагерь, на скаку рубя обслугу метательных машин. Воздух наполнился диким воем и лязгом железа. Сразу три каре имперской тяжелой пехоты навалились на всадников, тесня их к выходу из лагеря, но и к тем на выручку уже пришла пехота.
   Первое замешательство схлынуло. Армия Империи заворочалась, рыча, как медведь, разбуженный охотником. Стальные полки двинулись со всего лагеря, чтобы смести нападающих. Но в этот миг склоны поросших лесом гор по сторонам узкой долины огласились нечеловеческим воем. Шеренги импер-цев, дрогнув, замерли. А со скал, где, казалось, не пройти и горным оленям, катилась вниз темная волна человеческих тел.
   — Горцы! Горцы идут!
   Темноволосые воины, издав первый крик, теперь неслись вниз совершенно бесшумно, словно орда бесплотных призраков. Полки имперцев выбросили им навстречу щетину копейных наконечников, но те не остановились. Легковооруженные, они выпрыгивали вверх, отталкиваясь древками копий, чтобы обрушиться прямо на плечи врагов. Другие, ныряя под копья, катились, чтобы подсечь врагам сухожилия. Имперцы не успели опомниться, как первые ряды их были полностью уничтожены. Полки попятились. Безмолвные враги атаковали их со всех сторон. Кавалерия короля при поддержке пехоты теснила имперцев в глубь лагеря…
   Но армия была сильна. Воины плотнее сдвигали свои длинные щиты, медленно отходя назад. Они отступали перед силой, но еще не были побеждены. Теряя людей, огрызаясь, убивая и снова теряя людей, полки пятились к выходу из ущелья. Казалось, ничто не может сломить их стойкость, прогрызть их железный строй. Даже горцы…
   Битва рычала и выла на все голоса. Сверкала сталь, тусклыми бликами отражая пасмурное небо. Окровавленное оружие предвещало закат. Лязг, стон, хрип. Имперцы уперлись. Они больше не отступают! Вот надавили вперед! Пошли по трупам. Напор! Еще!!! Мы победим! И…
   Ущелье походило на трубу. Оно шло точно с востока на запад, слегка расширяясь перед замком. Именно здесь армия Империи разбила свой лагерь. Небо на востоке уже потемнело, и дальний конец ущелья заволокла туманная дымка. Вдруг в ней что-то блеснуло. Раз и еще раз! Из мглы выдвинулся ряд щитов, сверкнули клинки. Тяжеловооруженные! Это ловушка!
   — Где же заставы? Почему пропустили?!
   Враги! Враги со всех сторон!
   Имперская пехота сражалась с мужеством отчаяния. Но в сердцах воинов уже умирала надежда. Их теснили повсюду. Кавалерия глубоко вклинилась в строй пехоты. Еще немного — и всадники рассекут его надвое…
   И вдруг кавалерия смешала строй. Всего на миг. Но вслед за этим над войском защитников замка поднялся тяжелый, тоскливый вой, полный боли, ненависти и отчаяния.
   Имперцы воспряли духом.
   — Король! Король убит!
   Вороной конь умчался в замок без седока. Ветер трепал над главной башней осиротевший штандарт…

Часть первая
ТАНЕЦ ТЕНЕЙ

   Когда я не в себе — мне труден путь,
   Когда я не в себе — на сердце грусть,
   Когда я не в себе — твой голос груб,
   Когда я не в себе — я глух и туп.
   Вот только не в себе — и здесь один,
   И только не в себе — то клином клин,
   Когда я не в себе — любовь игра,
   Когда я не в себе — все мишура!
   И если не в себе — мне свет не мил,
   Покуда не в себе — упадок сил,
   Пока я не в себе — все маета,
   Как только не в себе — край, жизнь пуста.
   И только сердца стук о твой порог,
   И песни о любви — все между строк,
   И чтоб понять тебя — уж нету сил,
   А был ли счастлив — нет, уже забыл!
   Когда же я в себе — ревет поток,
   Как только я в себе — то чист и строг,
   В себе — и вот горит моя звезда,
   В себе — и не печалюсь никогда,
   В себе — и ты улыбку даришь мне,
   В себе — твой поцелуй, — горю в огне!
   Лишь только я в себе — звенит роса,
   И только я в себе — глаза в глаза.
   Приду в себя и вижу солнце в дождь,
   Приду в себя — навстречу ты идешь.
   В себе — ты словно ясный, теплый день,
   В себе — ложатся к месту полутень и тень,
   В себе — и вот легко бежится по траве,
   В себе — и нет дурмана в голове!
   Тогда легко и понимаешь — что к чему,
   И нет преграды в мире ясному уму,
   И нет проблемы — время лечит и летит,
   А мы за ним, — судьба от нас не убежит…
“В себе и не в себе”

Глава 1

Наше время. Санкт-Петербург. Лето
   — Рэй!.. Хадзимэ!!![2]
   Топот босых ног, хриплое дыхание, щелчки ударов. Множественное быстрое передвижение. Высокий пронзительный крик, чей-то всхлип. Пропущен удар!
   Киай[3] подстегивает зал. Сражайся!
   Солнечный свет янтарным вихрем врывается в раскрытые окна. В его лучах испуганно мечутся пылинки. Удар! Удар! Запах пота, кровь на губе. Куми-тэ[4]! Сегодня кумитэ!
   Когда на ограниченном пространстве сорок человек мутузят друг друга руками и ногами, возникает невообразимая мешанина из пяток, кулаков, локтей и коленей. Причем все это вращается, летит, целит.
   Знай уворачивайся! Тем более что плюху можно получить вовсе не от того, с кем работаешь… Однако со временем у человека вырабатывается великолепное чувство спины, развивается боковое зрение. Но это со временем. А поначалу…
   Поначалу мне не очень нравилось кумитэ. Вот ки-хон — базовая техника — это да. А кумитэ… Трудно любить что-то, если оно никак не получается. Но это было давно. Теперь мне нравятся спарринги, хотя думается, что у меня по-прежнему получается не все. Зато есть куда расти!
   Уклониться от удара в голову, пробить встречный. Мягкий блок, сопровождение, расслабляющий удар… Бросок!
   Противник с грохотом сверзился на пол. “Черт тебя дери! Ты что, не умеешь группироваться?” Парень вскочил на ноги. Его уши пылали от досады, и он яростно бросился в бой. Сразу видно — новичок. Малек-энтузиаст. Опытный боец никогда не пытается сразу “отомстить” за пропущенный удар. Потому как именно этого от него и ждут…
   Ух ты! “Вертушка”[5]! “Бабочка”! Да парень просто монстр! Фильмов насмотрелся? В бою эти приемы реально могут применить лишь мастера… Я, например, — нет.
   Конечно, ничего такого я вслух не говорю. А то у парня совсем крыша съедет. Ушибется еще… Уклоняюсь от его “летающих бревен”, выжидаю. С новичками надо поосторожнее. Иногда они такие “коряги” выдают, что не враз и блокируешь!
   С новичками надо “работать”, как говорит Сенсэй, указывать им на ошибки, не понимают — тыкать носом. Но не побеждать их. Какой смысл побеждать слабейшего?
   Поэтому я некоторое время “танцую” вокруг партнера. Он запыхался, но продолжает старательно изображать вентилятор. Вот пролетает мимо очередное маваси. Пауза в долю секунды… Я врываюсь в нее. Толчок!
   Парнишка снова сверзился на пол.
   — Ты так устанешь, — говорю я, — побереги дыхание!
   Какое там! Мой коричневый пояс для него, как красная тряпка для быка. А может, дело в том, что ростом я своему партнеру едва по плечо… Крупный нынче малек пошел, ядреный. Как говорится, “слоны не пробегали?”
   Парень опять бросился в атаку. Ага! Сменил тактику… теперь лупит прямые… В принципе — неплохо, но проваливается вперед, и руки “провисают”… Шлеп! — ладонью в лоб. Хлоп! — по перегруженной передней ноге… На пол!
   — Держи центр! — говорю, пока резвый малек поднимается. — И не пытайся меня достать каждым ударом.
   Парень кивнул. Похоже, начинает что-то понимать…
   Перерыв пять минут.
   — Восстановить дыхание! — Сенсэй, улыбаясь, смотрит на нас от окна. Но мне почему-то кажется, что он недоволен. Кто-то опять напортачил?
   Вдох. Короткая пауза. Медленный выдох. Длинная пауза…
   Дыхательные упражнения — целое искусство. Все должно происходить естественно. Воздух свободно втекать и вытекать. Плавно. Вез напряжения. Внимание — погружено в хара[6]. Вдох… Выдох… Японцы не зря говорят: “Нинден бандзи хара до!” Что означает: “Каждый берет свое начало из хара”.
   Мудрые люди, эти японцы. Вдох… Спасибо им… Выдох… Левую руку настойчиво тянет в сторону. Я отпустил ее на свободу, с интересом наблюдая: что будет делать? Рука сама собой повернулась ладонью вправо. Пальцы направлены вниз. Плавно опускается… Ощущение такое, будто она погружается в теплую воду… Погрузилась. Пальцы согнулись. Рука снова поднимается, будто, подцепив нечто, вытягивает его на поверхность… Сглаживает, отодвигает и опять погружается…
   Сенсэй подошел, как всегда, незаметно. Я почувствовал его приближение в самый последний момент, но не стал отвлекаться. Надо будет — остановит. Не остановил, ждет, пока закончу… Так… Все в норме. Ага. Вот здесь еще пару “пассов”. Ну, вроде все. Еще несколько секунд прислушиваюсь к себе, “прозванивая цепи”… Порядок.
   — Неплохо! — Сенсэй одобрительно кивнул. — Игорь, что у тебя сегодня со временем? Мне нужен ассистент для работы с оружием.
   — Не вопрос, Валентин Юрьевич! — улыбка у меня наверняка до ушей. Оружие я обожаю. Особенно парное.
   Сенсэй, он же Шеф, он же — в общении между учениками — Юрич, как-то оценивающе меня разглядывает. А я в который раз задаю себе вопрос: сколько же ему лет? Нет, конечно, я знаю, когда у него день рождения. Но… Иногда мне кажется, что он гораздо старше и одновременно моложе своих сорока восьми…
   — Это не все. Видишь вон тот зеленый пояс? Знаком?
   Я проследил его взгляд.
   — Да. Это Володька из третьей группы. Реактивный парень…
   — В том-то и дело. — Шеф нахмурился. — Не реактивный он, а отмороженный. Спортсмен. Никак не поймет, чем отличается от спорта воинское искусство…
   — Ну, мне кажется, что почти все зеленые пояса страдают драчливостью… Вы же сами говорили, — это такой этап. Я помню, мне тоже хотелось побеждать тогда…
   — У него по-другому… Он сегодня сломал нос новичку. Еще у одного — легкое сотрясение. Блокирует излишне жестко. И это притом, что контролировать свои движения вполне способен… Нужно слегка остудить его. Возьмешься?
   Знакомая тема. Часть стратегии обучения. Сенсэй не читает нотаций. Он создает ситуации, с которыми ученик либо справляется, либо нет. Обычно — нет. Это называется “посадить на задницу”. Бесполезно что-либо втолковывать человеку, если он прихворнул звездной болезнью. Его можно лишь ткнуть носом в ошибку и этим вернуть к реальности. Как говаривали на флоте, “не доходит через уши — дойдет через ноги”. А вот потом уже можно и побеседовать…
   Я еще раз взглянул на Володьку. Тот, задрав правую ногу на подоконник, громогласно рассказывал окружающим, как он “одному козлу пяткой прямо в нюх…” “Зевс, — подумал я. — Как там писали классики? Громовержец! П-победитель козлов! Наш, отечественный Ван Как Дам… Ну, надо — значит, надо…”
   — Вот и хорошо. — Сенсэй, похоже, забавлялся чтением мыслей. — Сядь, понаблюдай пару боев. Потом пристроишься…
   Зал опять взорвался движением. Каратэги, которые мы все по привычке называем кимоно, в ярком солнечном свете казались ослепительно белыми. Хлоп! Кто-то пропустил йоко[7] в живот и вылетел из схватки, приземлившись на плечи. Я было дернулся помочь, но врач, который в такие дни всегда присутствует в зале, успел раньше… Нет, Слава Богу, все в порядке. Вообще считается, что, если ты пропустил удар, значит, сам виноват. Но это только, если уровни у вас с партнером совпадают хотя бы примерно…
   Я внимательно наблюдал. Да, похоже, Сенсэй, как всегда, прав. Володька, что называется, пер буром, изображая из себя носорога. Но при всем этом явных ошибок не совершал. Хорошая техника. Многие из ребят, что с ним работали, техникой владели ничуть не хуже. На соревнованиях, когда бой идет в полный контакт, “реактивного Вовочку” раскатали бы под орех! Но ведь Сенсэй сказал в начале: “Работаем аккуратно. В корпус — до нокдауна, в голову — легкий контакт. Главное — тактические действия…” Вот ребята и работают аккуратно… Володька, похоже, слов Сенсэя не слышал. А может, ему было плевать. Ответные удары он намеренно принимал на локти и колени. Мол, набивайте ударные поверхности, мальцы! Тогда и бо-бо не будет!
   “Отморозок!” — Я почувствовал, что невольно морщусь. Приходилось уже сталкиваться с подобными типами. Они, правда, в Школе долго не задерживаются. Шеф знает, как их мягко “сливать”.
   Да так, чтобы они думали, что сами уходят. Мастер! Но он учениками не кидается. И если есть надежда — работает с ними до конца. Вот и Володьку он не гонит, а хочет разбудить, чтобы тот понял ошибку… А скальпелем в этой операции быть мне. Так что прочь эмоции…
   В этот миг Володька хитро качнул корпусом, извернулся и влепил своему партнеру маваси прямо в ухо. Как видно, использовал свою “коронку”. Противник “поплыл”. Даже отсюда было видно, что он на миг выпал из реальности. Нокдаун! Но “реактивному” наплевать. Он подскочил ближе и пробил сокрушительную серию руками в корпус. Парень, и так еле стоявший на ногах, , кулем свалился на пол. Ну как тут без эмоций! Ведь видел же, садюга! Видел, что партнер уже ничего не соображает! Зачем же добивать? Он что, этот Володька, в “Мортал Комбат” переиграл?
   И было еще что-то, что я заметил, но не успел осознать увиденное. Однако это “что-то” пробудило во мне смутное беспокойство…
   — Ямэ![8] — подал команду Сенсэй и как бы случайно глянул на меня. — Перешли!
   Ребята снова построились в две шеренги лицом друг к другу и переместились вправо, через одного человека, поменявшись партнерами. “Пора!” — понял я и, размяв шею, стал в строй. Так чтобы следующим противником после перехода у меня оказался “реактивный”. Что ж, поработаем!
   Партнер мне попался замечательный. Гибкий, пластичный, какой-то даже текучий. Черный пояс. Я знал, что его зовут Андреем и что у него уже есть своя “новичковая” группа. Сэмпай — старший ученик. Работать с ним было одно удовольствие, и мы с наслаждением намяли друг другу бока. Конечно, я проиграл. Ничего удивительного. Если б не следующий бой с Володькой, от этой тренировки у меня могли остаться только хорошие воспоминания.
   Андрюха двигался мягко, как тигр. И пару раз подловил-таки меня… Я наблюдал свои ошибки, мотал на ус. Почему Сенсэй не попросил именно Андрея поработать с Володькой? Наверное, слишком большой разрыв в технике. “Реактивный”, видимо, не поймет, почему проиграл. Решит, что все дело в Андрюхином черном поясе…
   У меня перед глазами на долю секунды встала другая картина: крашенная оранжево-красным суриком палуба боевого корабля, ветер с канала, и по гавани бегут мелкие волны. Мускулистый, жилистый парень в одних штанах от матросской робы, выполняет на баке ката[9]. Его загорелый торс уже блестит от пота. Блок! Удар! Разворот! Все движения наполняет абсолютная решимость. Удар! Удар! Разворот! Я смотрю на то, как парень выполняет ката, и мне тоже хочется быть таким. Увлеченным и неистовым…
   Его тоже звали Андреем. Именно он одним из первых “заразил” меня духом воинских искусств. Правда, тогда я еще не понимал, зачем мне это все нужно… Спасибо тебе, Андрюха Шубин! Я помню… И благодарен…
   — Ямэ! Рэй!.. Перешли!.. Рэй!.. Хадзимэ!!!
* * *
   Взглянув на противника, Вовка мрачно усмехнулся. Коричневый пояс, знакомая физиономия.
   Технарь, аккуратист, всегда работает корректно. Помнится, на показательных выступлениях размахивал железкой, изображая самурая. Ну-ну! “Коричневый” поклонился. Вовка небрежно ответил, подумав: “Небось, на улице-то в жизни не дрался!”