Витковский Алексей. Тени ниндзя

* * *

   Игнатий Петрович хмуро смотрел, как Трушин разминается внизу. Чем-то ему нравился этот парень. Может, напоминал самого Игнатия в молодости. “Динозавр” действительно был профессиональным военным. Но именно “был”. Он прошел с десяток локальных конфликтов, в которых участвовал Советский Союз и его осколки. Он был в Анголе и Афгане, он был в Маргилане и Ереване, Карабахе, Осетии, Грузии, Чечне. И везде он был на службе государству. В Чечне в девяносто пятом он потерял глаз, а выписавшись из госпиталя, обнаружил, что никому не нужен и ничего, кроме как профессионально убивать, не умеет. Злыми ветрами безвременья его кидало как щепку, пока он не нашел себя здесь, на боях. Сначала как участник. Потом как компаньон и эксперт. За долгие годы он видел смерть в тысячах разных обличий. Это не трогало его. Он вообще не думал, что способен на какие-то чувства. Но оказалось, способен. В прошлый раз, когда Трушин завалил Желтого Тигра, Игнатий порадовался. И не потому, что ставил на Трушина и выиграл. Деньги уже давно не представляли собой насущной проблемы. Просто Игнатию не нравился китаец. Был он слишком борзый и бессмысленно жестокий. Трушин его уделал. Заставил обоссаться при всех, а потом устроил смещение шейных позвонков. Знай наших!
   Но сегодня Петрович нервничал. Кувалда был страшный боец. И он представлял определенные силы. В третий, а тем более в четвертый круг редко проходили люди с улицы. Их обычно срезали на втором, подбирая бойца выше уровнем и неудобного как противника. Китаец должен был срезать Трушина. Зачем платить чужаку большие деньги? Лучше пусть получит свой. Так и бабки останутся в конторе. Но Трушин победил удивительно легко. И в этом круге против него поставили Кувалду. Петрович много слышал о нем. Константин Самоедов раньше был наемным убийцей, взимал долги, вышибал оброк. Но потом он решил, что хочет работать в тепле. А здесь и платят больше.
   Будь воля Игнатия, он задушил бы Кувалду своими руками. Эта бледная поганка не имела права называться человеком. Но Самоедов приносил деньги конторе. А в конторе решает не Игнатий. Его голос совсем не последний, но…
   Игнатию Петровичу не хотелось признавать, что впервые за много лет он по-настоящему болеет за одного из бойцов. Но это было так.

* * *

   Гонг! Разболтанной походочкой упырь двинулся ко мне. Судя по всему, он не собирался проводить разведку. Возможно, он что-то и прикидывал относительно меня, но на ходу. Я чуть отступил, но этот тип, похоже, не обращал внимания на дистанцию боя. Приблизившись, он странно растопырил коленки, отклонился назад… и сделал из неудобнейшего положения длиннющий шаг вперед. Его плечо дурацки мотнулось, и кулак, как гиря на веревке, грянул мне… прямо в ухо! Бац! Я все видел — он вроде и не скрывал намерений… Но так ударить невозможно. Не могут у человека так гнуться руки!
   Все это я успел подумать, катясь по полу. Тренировки не пропали даром. Успел-таки подставить плечо, “приподнять” удар, иначе Кувалда угодил бы мне в шею. И тогда “прощай, Америка!”.
   Вскакивая, я увидел несущуюся мне прямо в лицо грязную пятку, упал обратно и попытался достать противника ударом в колено опорной ноги. Попал! Но удар вышел слабый. Кувалда пошатнулся, перебрал пару раз своими мослами и снова двинулся ко мне. Быстро при этом! Я успел приподняться и с низкого старта рванул прочь. Наверняка в зале смеялись. Плевать. Это нечто похожее на богомола-переростка чуть не вытряхнуло из меня мозги. Казалось, что ухо, в которое прилетела “гиря”, расплющено по всей боковой поверхности черепа. Плечо саднило…
   Пробежавшись немного, я чуть пришел себя и переключился на бег спиной вперед. Пространство позволяет, а мне нужно время. Упырь следовал за мной неотступно, как автомат с заевшей программой. Я бы на его месте давно уже остановился посередине и ждал, пока противник устанет и можно будет отжать его в угол… Угол! Морфан следовал своей системе, но она работала. Чтобы не попасть под кулаки, пришлось забежать на стенку бассейна. Такого здесь, наверное, еще не видели.
   Посоревновались в беге еще немного, и тут я увидел свой шанс. Упырь был неутомим. Он все теснил меня, и дважды его “понедельники” свистели у моего носа. Однако я был уже ученый. Второй удар пропускать нельзя. Можно не встать.
   Упыряка снова загнал меня в угол. Я снова побежал по стене…
   Есть такой трюк: вы забегаете на стенку, поворачиваетесь и бежите назад. Это не сложно. Барьер чисто психологический. Когда Кувалда двинулся вдоль стенки за мной, я оттолкнулся от нее обеими ногами и прыгнул ему навстречу.
   Он привык, что я убегаю. Он за мной. Я от него. Упырь не успел остановиться. Но реакция у него была первоклассная. Меня отбросило как кеглю! Ребра затрещали. Он сбил меня в воздухе, как вратарь, отбивающий неберучку на угловой. Но в самый последний момент я достал-таки его двумя кулаками в лицо!
   Падение получилось не самым удачным. Я зашиб бедро, но быстро поднялся, понимая, что, промедлив, рискую быть затоптанным мосластыми пятками. Однако никто не спешил меня пинать. Кувалда сидел на корточках поодаль и держался за голову. Конечно, я знал, что у людей с такой конституцией слабая голова. Слишком маленькая по отношению к телу, она легко “встряхивается”. Таким бойцам, в отличие от колобков, типа меня, нельзя пропускать удары в голову. Совсем нельзя.
   Я бросился, чтобы добить… Точнее, я хотел броситься, и даже сделал два шага, но третий был коротким. Интуиция! Кувалда пружиной развернулся, заслышав мои шаги совсем рядом, и выстрелил левой-правой, как хлыстами! Обычная подляна! Он только не ныл: “Дяденька, не надо!”
   Но я оказался дальше, чем он думал. Упырь шагнул… А я взревел!!! Во всю мощь. Эхо в панике заметалось по бассейну.
   Кувалда отшатнулся. Он никогда не слышал настоящий Киай. Его вообще нельзя применять на тренировках. Только в бою.
   Упырь отшатнулся, но поздно. Я был уже рядом, вне досягаемости длинных клешней, и с ходу нанес в его проваленную цыплячью грудь мощнейший цки, сопроводив его руной Хагалл.
   Раздался треск, будто сломалась доска. Кувалду согнуло на моем кулаке. И я, не останавливаясь, ударил еще раз, воткнув Хиракэн в горло противника. Что-то выплеснулось мне на руки. Рвота? Нет — кровь…
   Кувалда стек на пол, и по его остекленевшим глазам я понял — мертв!!!

* * *

   Все было бы хорошо, вот только одно “но”. Ночью мне на трубу позвонили. Я не спал, прикладывая к уху и ребрам компрессы. Спать было больно. О том, что я сегодня убил человека, не думалось. Не человек и был.
   Я взял трубку. Номер незнакомый.
   — Алло!
   — Игорь?
   — Да.
   — Это Игнатий Петрович.
   Я промолчал.
   — Слушай меня внимательно. За деньгами послезавтра не ходи. Вообще забудь о них. Ты нанес конторе огромный ущерб. Все ставили против тебя. Но это не все. Ты убил Самоедова, — я не сразу понял, о ком “Динозавр” говорит, — он приносил большие деньги, а замены нет. Лично я рад, что эта сволочь больше не живет, но я не все решаю здесь. Ясно, что на его место ты не годишься. Ущерб большой, и денег ты не увидишь. Если бы за тобой стояли серьезные люди, тогда был бы другой разговор. Но людей этих нет. Поэтому ты в опасности. Кое-кто здесь хочет, чтобы ты умер. Поэтому уезжай. Немедленно и подальше! Ты меня понял?
   У меня внутри все застыло. А потом полыхнуло огнем. Значит, вот как? Значит, денег не увижу? А упыря мне подставили, надеясь, что он размажет меня по всему бассейну? И он бы размазал. Он был близок к этому, что говорить! Но победил я! Деньги не главное, главное — принцип! Я дрался, рисковал здоровьем! Жизнью, черт побери!!! Динозаврыч стоящий мужик, но он не прав. Пусть прячутся те, кто хочет меня надуть. Должен — отдай!
   — НЕ понял, — сказал я и, не давая Игнатию вставить слово, продолжил: — Прятаться я погожу. Вам — спасибо, что предупреждаете меня. Но если по-мужски, честно: как бы вы поступили на моем месте?
   В трубке мгновение было тихо, потом мой собеседник кашлянул и ответил:
   — Я бы вытряс из них свои деньги, а потом исчез.
   — Это было бы честно.
   — Не все в этом мире честно. Очень мало такого осталось.
   — Так почему бы не прибавить к этому “мало” еще чуть-чуть? Назовите мне фамилии и место, где я могу найти этих людей и свои деньги. Большего я не прошу.
   Игнатий Петрович чуть помолчал.
   — Рисковый ты парень, Игорь. Я сделаю то, что ты просишь. Но учти, — помогать впрямую не стану. Это мой бизнес. Я им живу. Если ты вытряхнешь пыль из пары уродов, которых здесь немало, я сделаю вид, что не вижу. Это нетрудно. Но контору тебе не свалить, только шею свернешь.
   Я усмехнулся.
   — Контора пусть стоит. Но кидать я себя не позволю.
   — Ладно, — я понял, что он тоже усмехается, — ты не показался мне полным отморозком, значит, тебе есть куда отступить после всего. План твой реализовать очень просто. Послезавтра, как и договорено, в семь вечера тебя здесь будут ждать. Минимум — пятеро. Из них четверо — бойцы. Повторяю — минимум. Деньги тоже будут здесь. А вот меня не будет. Не мой день. Ты понял?
   — Да. Спасибо. Но есть одна маленькая просьба.
   — Пользуешься моей добротой? Что за просьба?
   — Данные того парня, с которым я бился в первый раз.
   — Зачем?
   — Он показался мне настоящим человеком. Такой просто так на бои не запишется. Может, у него беда. Хочу с ним поделиться.
   Информативное у Динозаврыча молчание. На этот раз он молчал удивленно.
   — Странный ты парень, Игорь. Как будто не от мира сего. Правильный слишком. А такие долго не живут, к сожалению. Впрочем, как ни странно, ты прав. Боец тот хотел выкупить дедовский дом в деревне. И убраться из города. Он, как и многие после войны, смотреть на все это не может. Так что — пиши…
   Он продиктовал данные.
   — Записал? Больше просьб нет?
   — Нет. Есть вопрос. Сколько у меня времени?
   — Два дня есть. Окончательное решение примут, когда придешь за бабками. Им не впервой из конторы мешки для мусора вывозить. Ремонт, то-се. Так что успеешь. И не благодари. Боюсь, для тебя было бы лучше последовать моему первоначальному совету. Но хозяин — барин. Так что бывай — и смотри за своей спиной, — сказал он и повесил трубку.
   Я остался сидеть в полной тишине. Она звенела. Я молчал.
   Вот такие пироги… С котятами… Что там Юрич говорил о “вырвет с мясом”? Мясо наблюдаю. Что они сделают, если мне удастся вышибить из них свои деньги? Наймут киллера. Это просто и не очень дорого. Для них. А то и из своих кого-нибудь пошлют. Кто пошустрее. Но для начала надо подготовиться к отъезду, провести изъятие и быстренько исчезнуть. Вот так. Если мне и вправду скоро уходить, то деньги мне вроде не нужны. Но деньги нужны Школе, нужны Кольке и Танюшкиной маме. Правда, они все об этом еще не знают. А Знак, по идее, найдет меня везде… Однако каков “динозавр”! Стоящий мужик оказался.

Глава 13

Санкт-Петербург. Наше время. Июль

   Вот уж чего я не ждал в эту ночь, так это такого сна. Сна, в котором царила Луна. Огромная, неземная. И рисунок пятен на ней был незнакомый. Луна нависала над поросшими густым лесом горами. Звезды обрамляли ее сверкающим ожерельем. Тихо, безветрие. Я сидел на голой скале, уставившись прямо в центр огромного, в два раза больше привычного диска Волчьего Солнца и слушал. Лунный свет полыхал причудливыми переливами мелодий. Он казался мне исполинским нотным станом, на котором была нанесена вся музыка мира. Чарующая. Пугающая. Прекрасная.
   А рядом со мной сидел зверь. Огромный, в холке почти до моего плеча. Его шерсть — серебро с чернью. Лобастая голова очень похожа на волчью, а тело больше напоминало тигриное. Неземная Луна и неземной зверь. Я знал, что это все-таки волк. Но не такой волк, как у нас. Это волк из мира под зеленым небом. И Луна тоже оттуда. И эта ночь.
   Волк сверкнул глазами, посмотрев на меня.
   “Здравствуй, Брат”, — сказал он, не раскрывая пасти. “Здравствуй”, — ответил я так же. И понял, что мое тело — вовсе не тело человека. Я был таким же зверем, как и тот, рядом со мной.
   “Бежим?” — спросил он. Я поднялся, потянувшись, и вопросительно глянул на своего спутника. “Веди!”
   Он моргнул — и канул вниз с утеса, на котором мы сидели. Я, не удивляясь, ринулся за ним. Это был головокружительный бег, бег во сне, бег из сна, когда лапы лишь слегка задевают землю, когда проносишься в прыжке над вершиной сосны, когда внизу, далеко-далеко, ртутно мерцает серебряная лента широкой реки. Бег по облакам, бег по кончикам травинок, бег по лунному лучу.
   Мы неслись все дальше и дальше. Мир вращался под нами, то приближаясь, то удаляясь. Мелькали горные пики, щетки лесов, бескрайний океан, огни костров в широкой степи. Неистовая радость переполняла меня. Счастье. Свобода. Мечта. Я, кажется, готов был бежать так вечно, но мой спутник вдруг замер у подножия скалы, из которой с журчанием бил родник.
   “Ты узнал меня, Брат?” — спросил он. “Ты Марн”, — не задумываясь, ответил я. “А кто мой отец?” Его глаза чуть прикрылись в ожидании ответа. “Эохайд Горный Вихрь сын Део”. Он лег и положил голову на передние лапы, затем искоса глянул в мою сторону. “Амать?” — “ЭйридочьТайри!”
   Он фыркнул, и глаза его полыхнули. “Ты сказал, Брат!” — “Да. Но скажи и ты, что значат твои вопросы?” Волк-Марн поднял голову с лап, приняв классическую позу сфинкса. “Ты сказал, — повторил он, — но то, что сказал ты, мог под этой Луной и у этой воды произнести только мой родной Брат Эйхи, который умер ребенком. Эйхи — это ты, Страж Заката. Я долго думал, почему судьба дважды сводила нас, когда я еще искал Бессмертного. Но теперь мне ясно. Я находил Того Кто Придет. И этот кто-то — мой Брат Эйхи”.
   “Судьба сводила нас трижды, — поправил я. — Ведь это ты был тем, кто убил шестерых в парке? Я лишь случайно свернул тогда в сторону”.
   “Надеюсь, они не были твоими друзьями?”
   Я кашлянул, рассмеявшись по-волчьи. “Храни меня Судьба от таких друзей! Это были убийцы”. Он повернул голову и навострил уши.
   “Убийцы? Тебя хотят убить?” — “Да, но другие”. — “Плохо, — Он поднялся и подошел ко мне. — Но я буду смотреть за тобой, Брат ”.
   “Спасибо, Брат”, — ответил я. Он толкнул меня головой в плечо — прощался. Я ткнулся в его плечо в ответ. И вспрыгнул на луч Луны. “До встречи!” — донеслось сзади и снизу. “До встречи!”

* * *

   Мне казалось, что я подготовился неплохо. Вещи были собраны и упакованы. Оставалось только нанести последний визит и переговорить с Танюшкой. Разговор наш так пока и не состоялся. Сам, замечая задним числом, я всячески оттягивал его. Дурацкая мысль, что все, может быть, обойдется, как репей, засела в моей голове. Вдруг все же никуда не надо. А я наплету Танюшке всякой ерунды.
   Дурак я, дурак и еще полдурака.
   А не будь я такой дурак, все, возможно, сложилось бы иначе. Но Знака все не было. В сновидении — глухо, как в танке. Только сон с Волком, который оказался моим братом. Но в него пригласил меня Марн. А сам я по непонятной причине каждый раз оказывался не в состоянии посмотреть даже на собственные руки, не говоря уж о том, чтобы находить какие-то места, предметы и людей. Это само по себе было Знаком, но я его не понял. А должен был понять.
   Отправившись очищать закрома тотализатора, я вооружился пистолетом Ткачева, яварой и парой сякенов. И этим самым сунул голову в пасть конторы. Откуда мне было знать, что в стенах коридора, по которому вело меня знакомо пахнущее воздушное создание, окажется детектор металла? Они действительно могли обойтись без мордоворотов при входе. Потому что в знакомом кабинете их было аж семеро.
   Семеро мордоворотов и лоснящийся жирняк в дорогом костюме. Они тут же наставили на меня стволы и приказали выкладывать все железки из карманов. “Уважают”, — подумал я. Раскладывая на столе свой арсенал, “позабыл”, правда, про явару за ремнем брюк. Она ведь не железная, а про текстолит ничего не сказали.
   Жирняк хмыкнул, повертев в пальцах одну из звездочек, и со звоном бросил ее на стол.
   — Обыскать! — сказал он неожиданно сочным баритоном и откинулся на спинку кресла. Двое амбалов подступили ко мне с боков. Я спокойно заложил руки за голову и подумал: “Что, если найдут явару? Стану бить сразу”. Не нашли. Видать, обыскивать их никто не учил. Шантрапа! Охлопали по бокам и все. Должны бы знать, что первым делом проверяется ремень и щиколотки. Но наклоняться им было, как видно, в лом.
   — Чисто, — буркнул тот, что слева, крепкошеий бугай с багровой рожей и соломенным ежиком коротко остриженных волос.
   Жирняк расцвел улыбкой и сказал:
   — Вот что, Трушин, я как понимаю, ты пришел за деньгами, да?
   Я кивнул, “затравленно” озираясь. Он понял меня правильно. Точнее, правильно понял то, что я хотел показать. На самом деле “озирание” было уточнением обстановки и просчетом вариантов. Обстановка и вправду была дерьмовая, а варианты… Рискованные были варианты. Все как один.
   — Значит, слушай сюда, — продолжил жирный, — положение твое очень шаткое. Ты сильно повредил конторе, убив Кувалду. Ну что стоило его просто вырубить, а?
   При его словах о “почившем в бозе” упыре мордовороты напряглись. Похоже, они были не в курсе. И стали теперь относиться ко мне серьезнее. Я пожал плечами. Мол, бой есть бой. Кто-то умер. Кто-то жив.
   Жирняк перестал улыбаться.
   — Ты наглый засранец, Трушин! Честно говоря, мне очень хочется приказать, чтобы тебя засунули в мешок, чтобы не пачкать здесь, переломали кости и вывезли в лесок, подыхать. Кувалда был мой человек!
   Я снова пожал плечами и сказал:
   — Он был вурдалак. А не человек.
   К моему удивлению, толстяк не взвился в припадке ярости, чем отвлек бы на миг своих костоломов. Наоборот, он расплылся в улыбке.
   — Конечно! Тем и ценен был. Такого не враз приручишь! Но бизнес есть бизнес. Хочется тебя наказать, но ты лучше Кувалды. А значит, можешь его заменить, хотя некоторые, — он похлопал по крышке стола, — и считают, что ты не согласишься. Однако, я думаю, надо просто хорошо попросить — и ты не откажешь. Как ты считаешь, а?
   Это “а” в его фразах было, как видно, коронной штучкой. Я промолчал. Жирняк усмехнулся.
   — Конечно, ты должен подумать! Это правильно. Но не долго — мое время очень дорого стоит. И каждую минуту из твоих денег будут уходить пять тысяч. Ты понял, а?
   — А что, я могу получить свои деньги, если соглашусь?
   — Конечно! И будешь получать гораздо больше и впредь! Ну как, а?
   “Достал ты меня своим „а"!” — подумал я и спросил, чтобы потянуть время:
   — А если я не соглашусь?
   — Совсем?
   Я кивнул.
   — Тогда ты труп, — спокойно сказал он. — И если, конечно, тебя волнуют такие мелочи, труп не только ты. Твоя девочка тоже умрет. Страшно. А перед смертью ей будет очень стыдно!
   “Зря ты это сказал! — я „испуганно" посмотрел на жирного. — Зря! Теперь ты — труп, независимо от конца нашего разговора!”
   — Не бойся! — хихикнул он. — Ведь стоит тебе согласиться — она даже ничего не узнает!
   Я понурил голову и сцепил руки перед животом. Не слишком картинно — здесь главное не переиграть. Кончик явары уперся в основание моей ладони. Так. Сейчас, пока они смотрят с презрением…

* * *

   Михалыч отправил сюда Петруху вместе с двумя молодыми бойцами. Сказал, другу надо помочь. Зачем-то попросил друг людей. Мол, не хочет, чтобы в конторе что-то узнали, а дельце провернуть надо. Убедить одного шустрого паренька, что работать надо сообща. А не хочет, чтобы узнали, потому как в конторе не все согласны. Некоторые просто хотят шустрика замочить. А друг хочет вернуть свои деньги. Так что — никакого риска. Так сказал друг. Но, услышав последние слова, Михалыч, тертый калач, поставил старшим Петруху. Чтоб он действовал по ситуации. Бригадир Петрухе доверяет. Это хорошо. Это здорово, потому как Михалыч — дядька серьезный и всеми уважаемый.
   Но теперь Петруха парился в маленьком кабинете, в который набилось девять человек, и ему было откровенно скучно. Он видел такое не раз. Правда, случай, конечно, необычный. “Убеждают” не просто какого-то лоха. Нет, этот парень завалил голыми руками Кувалду, который при жизни успел снискать жуткую славу. О его “подвигах” ходили разные слухи. И даже Петруха, битый жизнью тертый калач, не раз ловил себя на мысли, что не хотел бы встретиться с этим мокрушником и маньяком лицом к лицу на узкой дорожке.
   Да, случай необычный и парнишка непростой. Но сломается все равно. Уже сломался. Потому как выхода у него никакого нет.
   Петруха скучал, поэтому и не успел ничего сделать, когда один из братков толстого друга вдруг упал как подкошенный. Второй выронил пистолет и, схватившись за руку, завыл, а третий вдруг отлетел спиной прямо на Петруху и сбил его с ног.

* * *

   Эх, нет ножа! Но явара тоже вещь! Трое выбыли почти сразу. Комната тесная — им не развернуться. Глупый жирняк пригнал слишком много народу. Один получил тычок в “сонный бугорок” и отправился спать, второй поднял пистолет, и явара раздробила ему тыльную сторону кисти, а третьего я незамысловато ткнул прямо в глаз. Он упал и сбил четвертого. Пятый, справедливо опасаясь стрелять в узком пространстве, наполненном мешаниной тел, вознамерился угостить меня рукояткой пистолета. Явара ударила его прямо в кадык. Но шестой и седьмой были половчее. Они не бросились на меня, а отскочили назад и навели пушки.
   Я понял, что не успеваю. И грянул гром.

* * *

   Петруха выбрался из-под воющего бьющегося тела, когда Васек шмальнул по “шустрику” из волыны. Санька не стрелял, но тоже держал прицел. Петруха мог быть доволен. Его парни одни устояли на ногах. Но “шустрик” был жив. Зато был необратимо мертв один из братков друга. Пуля, нацеленная в “шустрика”, продырявила ему левую лопатку. Васек попал в него, потому что “шустрик” успел заслониться безвольным телом. Так он и стоял в углу, спрятавшись за привалившимся к нему трупом.
   — Не стрелять, — сказал Петруха, — и не подходить. Устанет и бросит жмура.
   Он оглянулся на друга, чтобы получить одобрение команде, и раскрыл рот. Тот откинулся на кресле, а в глазу его торчало что-то напоминающее толстый коричневый карандаш. Толстый друг бригадира тоже был мертв.

* * *

   Обычно у явары тупые кончики. Но эту я заточил с одной стороны. Текстолит увесистый, и такую палочку вполне можно метать. Правда, в мягкое. Но ведь и глаз мягкий…
   Держа свой уже мертвый щит, я сжался в углу. Они отсекли меня от двери. Трое. Еще один выл в углу, баюкая сломанную руку. Ну да, больно. Затем и бил. Еще две туши — на полу. Одна шевелится — та, что получила в глаз. А вторая — нет. Спит. Впрочем, удар был сильный. Значит, может, это еще один труп. Но самый важный из них, трупов (за исключением того, что на мне висит), — развалился в кресле. Жирняк успокоился насовсем, и я снова не испытывал сожаления: похоже, это входит в привычку. Хотя, возможно, он был еще худший упырь, чем Кувалда… Как знать, может, я только ради этого больше десяти лет учусь метать всяческие острые штуки.
   Однако, судя по всему, отметался. Эти трое меня не выпустят. А труп до них не докинуть. Я стоял в углу, чувствуя, как кровь убитого (а может, моя?) стекает по груди. Мелькнула совершенно кретинская мысль: “Испортил одежду. Не отстирать!” Чтобы что-то стирать — надо выйти отсюда живым.

* * *

   — Эй, “шустрик”! Брось-ка жмура! — Петруха поморщился. — Я против тебя ничего не имею, но ты замочил друга моего бригадира. И за это надо ответить, сам понимаешь. И давай по-хорошему. Я щас Михалычу звякну, а ты не дергайся. Может, он захочет…
   Петруха не договорил. Сзади дохнуло холодом, будто из открывшейся в зиму двери. Но там не было двери. Просто стена… А у стены… Петрухины пальцы разжались, и ствол вместе с трубкой полетели на пол. Потому что у стены стоял невесть откуда взявшийся парень в странной одежде. Тот самый, что замочил бригаду залетных. И ладонь его лежала на рукояти меча. А Петруха узнал этот жест. И здесь не было двадцати метров расстояния. А если стоять так близко… Он помнил, как разлетались в стороны руки и ноги, разбрасывая веера красных брызг. Коленки Петрухи задрожали. Он хотел жить. У него жена и дети… Но молодые не были в парке, и они удивленно воззрились на Петруху, причем Санек сноровисто взял на прицел вновь прибывшего. Ему было плевать, что тот взялся из ниоткуда…

* * *

   Туша была тяжелая. И я решил уже было бросить ее, как просили, и будь что будет, даже если это подляна, когда их старший заговорил снова. Странным, мгновенно севшим голосом.
   — Санька, Васек! Опустите пушки! Бросьте, бросьте говорю!!! Вы не знаете, кто это такой. Это тот тип из Сосновки! Нет! — это уже кому-то еще. — Не убивай! Мы не хотели. Мы уйдем! Правда…
   Не веря своим ушам, я бросил тело на пол и улыбнулся. Марн спокойно повернул ко мне голову и подмигнул.

* * *

   Васек выстрелил. Петруха вскрикнул и попытался сбить прицел. Клинок прошел у него под мышкой. Санек взвыл, весь залитый кровью.

* * *

   — МатэИ — крикнул я изо всех сил. Не знаю, почему по-японски, но Марн, как ни странно, понял и опустил меч. Добавился только один труп. Труп того, кто стрелял. Двое других бандюков застыли в нелепых позах, как в детской игре “Море волнуется раз!”. Оба забрызганные кровищей. Не по-детски. А Марн спокойно убрал меч в ножны, предварительно выполнив классическое тибури — стряхивание крови с клинка.
   — Я же сказал, что буду смотреть за тобой, Брат! Но я не могу здесь остаться надолго. У нас неспокойно на границах. Ты справишься теперь?
   — Да, — сказал я, поднимая с пола один из пистолетов.