Вдруг Колен воскликнул, приложив палец к губам:
   — Ш-ш-ш! Тише!
   Все прислушались. Вокруг, кажется, было тихо. Но Лука неожиданно вспомнил страхи Катуари.
   — Молчок! — прошептал он и тихо сделал несколько шагов по карнизу.
   Он дошел до поворота. Карниз здесь был узок, и он остановился, ухватившись за пучок тонкого кустарника, и прислушался. На висках и горле бились жилки, мешали сосредоточить внимание.
   И всё же он услышал далекие звуки, совсем не похожие на звуки леса. То были отдаленные человеческие голоса. Где-то поблизости были люди. Это было странно, тревожно, загадочно. В этом глухом месте никого не могло быть. Лука вернулся и тихо сообщил об услышанном.
   — Черт! — выругался Колен. — Кого еще тут не хватало?
   — Проверим оружие, ребята, — тут же откликнулся Савко. — Чем черт не шутит!
   — Пойду-ка я посторожу за поворот, — решительно прошептал Галуа. — Сидите тихо и ждите. Хорошо бы предупредить мадам, чтоб не шумела.
   — О ней не беспокойся, — так же тихо ответил Лука. — Она вообще не любит шуметь. И предчувствие опасности у нее было.
   Товарищи посмотрели на Луку с интересом и беспокойством.
   Галуа ушел, и его скрыл поворот карниза. Остальные проверили оружие, приготовили порох и другие припасы. Трубки затушили и сидели тихо, прислушиваясь к посторонним звукам.
   Не прошло и четверти часа, как голоса людей стали доноситься явственнее. Теперь все поняли, что идут люди, поднимаются с обратной стороны, куда вился карниз, переходящий в тропинку, заросшую и неприметную.
   Прошло еще с четверть часа. Послышался шорох. Все обернулись. Из щели протискивалась Катуари. Она протянула сумку, Лука подхватил ее и помог женщине выбраться наружу. Он приложил палец к губам, прошептал:
   — Сюда идут люди, Ката. Галуа сторожит их на карнизе.
   — Я так и знала, что что-то случится! — побледнела Ката. — Надо уходить!
   — Не лучше ли подождать и определить их силы? Может, лучше из-за камней обстрелять их, заставить отступить, — шептал Лука.
   — Если их мало, то это легко сделать, — согласился Савко. — А так будем в постоянном страхе, что догонят, выследят.
   — Хорошо, — согласилась Ката. — Берите клад. Уложите, приготовьтесь в дорогу. И дайте мне пистолет.
   Голос ее был требовательным и решительным. Все замолчали. Уже отчетливо слышались голоса усталых людей. Катуари шепнула на ухо Луке:
   — Кто-то указал им эту дорогу. Она короче, но круче и труднее. Ею пользовались, когда прятали клад.
   — А почему ты была там так долго? — поинтересовался Лука.
   — Лаз узкий и длинный, Люк. И темно было. Ползла медленно. Да и назад с кладом было неудобно выбираться. Устала. Даже коленки оцарапала.
   — Хорошо бы пойти на подмогу Галуа, — предложил Колен. — Он там один может и не управиться.
   — Не стоит, — сказала Ката. — Тропа узкая, и одному трудно по ней двигаться. Лучше пусть кто-нибудь залезет на скалу позади нас. Там можно это сделать. С нее видна тропа шагов на тридцать.
   — Покажи, я полезу, — тут же отозвался Савко. Он забросил мушкет за спину и полез на скалу, указанную Катуари. И не прошло и пяти минут, как он уже был наверху и бросил камушек вниз, предупреждая о занятой позиции.
   Томительное ожидание прервал Савко. Он сбросил три камушка, что означало трех человек, идущих к охотникам за кладом.
   — Вот теперь мы знаем, что поступили правильно, оставшись здесь, — прошептал Колен. — Скоро Галуа выстрелит, да и Савко от него не отстанет.
   Прошло еще минут десять или пятнадцать. Неожиданно гулкий выстрел прокатился по отрогам и затих вдали. Тотчас выстрелил Савко и прокричал со скалы:
   — Готово! Двух пришили! Последний пытается улизнуть! Это индеец! Я его сейчас достану!
   — Не трогай его! — крикнула Ката. — Он нам не помешает! Оставь его в покое! — Показался Галуа:
   — Вот и всё, ребята! Дело выеденного яйца не стоило. Кто это поддержал меня сверху? Отличная работа!
   — Савко, ты проследил, куда делся индеец? — крикнул Лука, задрав голову.
   — Погоди, дай слезть! Это намного труднее, чем я думал. Лучше помогите мне, а то могу свалиться!
   Мужчины поспешили на помощь и наблюдали, как Савко осторожно и боязливо ищет ногой опору.
   — Брось мушкет, Савко! — советовал Лука.
   — Как бросить, коль я руку не могу оторвать от выступа скалы? Ловите, если сорвусь! Тут и разбиться можно.
   Долгий спуск Савко удался, хотя и не без трудностей и ушибов. Он всё же сорвался с высоты в пять футов, но его поддержали, не дали скатиться в пропасть.
   — Ух и натерпелся! — вздохнул он, потирая колено. — Думал, что конец подступил. Уже всем святым начал было молиться, да все молитвы перезабыл! Слава богу, я спустился! Дайте воды, горло пересохло от страха и усталости. Весь мокрый от пота. Вот жара!
   Его говорливость была понятна. Все улыбались, а Савко, отдышавшись и напившись, сказал:
   — Надо бы посмотреть, что мы с Галуа наделали. Вдруг не совсем прикончили этих индейцев!
   — Поздно смотреть, — отозвался Галуа. — Если и живой кто, так давно ноги унес отсюда подальше. Лучше поглядим на то, что добыто с таким трудом, да перекусим малость. От страха желудок требует пополнения.
   Он был доволен, но желание увидеть наконец клад горячило его сверх меры.
   — Ката, надо поглядеть. Галуа прав. Без этого всем нам будет не по себе.
   Она согласно кивнула. Лука принес тяжелую сумку, потряс ее. Что-то металлическое забряцало внутри. Он высыпал содержимое на одеяло, расстеленное на расчищенное каменистое покрытие карниза.
   — Ничего себе индейцы! — воскликнул Галуа восторженно. — Откуда у них такие сокровища!
   — Это собрано за десятилетия войн с белыми. Тут и то, что мы вывезли из Лиамуиги, после того как нас с него изгнали, — грустно ответила Ката.
   — Это их название Сент-Киттса, — пояснил Лука. — А сокровищ не так уж и много, ребята. Тысяч на двадцать золотых. Не больше.
   — А это разве мало, господин Люк? — воскликнул Галуа. — Сколько вы нам выделите?
   — Это клад Каты. Пусть она решит.
   Все глаза устремились на женщину. Она в недоумении посмотрела на Луку.
   — Говори, Ката, мы ждем! — подтолкнул Савко женщину.
   — Как, на половину вы согласны? — неуверенно молвила она.
   — Гм! — отозвался Галуа. — Я думал, что будет меньше. Согласен!
   Катуари довольно глянула на Луку, тот одобрительно кивнул и сказал:
   — Делить сейчас будем или подождем?
   — Сейчас, хозяин! Чего ждать? — Галуа с живостью перебрал драгоценности и монеты. — Мне лучше деньгами!
   — Нам будет трудно оценить всё это, — молвил Лука. — Трудно и поделить. Давайте лучше подождем. Камни надо показать знатоку этого дела. А монеты можно и поделить немедленно.
   На лицах появилось выражение разочарования, но люди всё же должны были согласиться с доводами Луки. Он сосчитал монеты.
   — Всего сто восемнадцать монет, ребята. Вам половина, а это пятьдесят девять штук. Берите и делите сами. Хотя берите всё. Я возьму из драгоценностей. Мне не к спеху.
   Это были золотые ливры, экю, английские фунты, испанские дублоны и песо. Лука с интересом смотрел, как разгорается спор о достоинстве каждой монеты, подмигнул Катуари, завернул остальные сокровища в одеяло и засунул в сумку.
   На корабль все вернулись усталые, довольные приключением и добытым кладом. А Катуари всё думала о том, как ужасно на белых людей действуют золото и драгоценности. Это ей еще предстояло понять.
   Самюэль с нетерпением курсировал вдоль берега в ожидании авантюристов. В голове его мелькали грустные мысли о судьбе кладоискателей, но он сам побаивался их. Потому старался думать о приятном, хотя это получалось не так-то легко.

Глава 7

   Казаки распрощались с милым островом, где чуть было не сбылись их мечты, и в который раз пустились на поиски пристанища.
   Назар был хмур, неразговорчив, слонялся по палубе как неприкаянный и даже не обратил внимания на разговоры о кладе Катуари. Участники похода, правда, не делились ни с кем своими доходами, но ведь дед Макей просто не интересовался деньгами, Самюэль получил жалованье и был доволен, а негры и вовсе не имели никаких прав. Тем более что их очень даже устраивал этот хозяин. Он не дрался, хорошо кормил, надсмотрщик не хлестал их плетью и не ставил у позорного столба на солнцепеке под роями мух и комаров.
   А Лука с Катуари и другими близкими друзьями всё думал, как и где бросить якоря в этой их новой жизни? Он постоянно изучал карты Карибского моря, выискивал подходящие острова и земли, где можно было бы в безопасности обосноваться.
   А пока он приказал Самюэлю идти на остров Сент-Киттс.
   — Там попытаемся продать товары и осмотреться, — говорил он друзьям.
   К берегу подошли утром и бросили якоря на рейде небольшого городка во французской части острова.
   Здесь Катуари с удовольствием сошла на берег, и Лука поселил ее в местной гостинице, оплатив лучшую комнату с видом на рейд.
   — Люк, ты не представляешь, как мне надоела корабельная теснота и скученность! Как хочется наконец осесть где-нибудь постоянно!
   — Думаешь, мне не хотелось бы? Я только об этом и мечтаю! Но где найти подходящее место, чтобы никто нас не трогал? Это будет не так просто. Не хотелось бы жить на испанских землях. И языка мы не знаем, и смотреть они на нас будут подозрительно и свысока. Может, попробуем поселиться в Европе?
   — Нет, что ты! Ты же говорил, что там вода становится белой и легкой и ложится на землю белым толстым слоем! Это же холодно, мерзко! Нет, только не в твою Европу. Я хочу остаться здесь, на островах!
   — Тогда, если ты захотела бы, можно обосноваться на твоем родном острове, а?
   — Ты говоришь об Лиамуиге?
   — О нем, Ката. Что скажешь? Это достаточно далеко от Гваделупы, и там у нас будет больше шансов укрыться от преследований французских властей. К тому же легко перебраться и к англичанам. Или на Сент-Мартен к голландцам.
   — Это заманчиво, Люк. Я подумаю. Поживу здесь, осмотрюсь и скажу тебе мое мнение об этом. Но чем тут заниматься?
   — Пока не знаю. Возможно, брошу сельское хозяйство и займусь морскими перевозками. Буду возить грузы в Европу. Это довольно выгодно и интересно.
 
   Почти месяц они пробыли на Сент-Киттсе. Катуари понравилось здесь. Она часто посещала старые места их деревень, откуда их выдворили французы с англичанами почти двадцать лет назад. Она даже присмотрела один вполне приличный участок, который можно было бы купить не для плантации, а для постройки загородного дома.
   — Твоя затея мне по душе, Ката, — быстро согласился Лука. — Это можно обдумать после того, как вместе осмотрим место.
   Лука решил продолжить плавание, перевозя грузы местным хозяевам. Перед отъездом они с Катуари посмотрели место, облюбованное ею.
   — Маловато, но нам больше и не требуется, — согласился Лука. — Детям здесь будет отлично. А у нас ведь будут и другие детишки, да?
   Она вскинула голову, глаза лучились довольством. Женщина согласно кивнула и потянулась губами к нему.
   — Покупаем. Денег должно хватить и на постройку дома. Ручей здесь рядом, можно устроить плотину и пруд. Да и море недалеко. Решено! Покупаем!
   Луке пришлось задержаться на несколько дней для оформления купчей, и лишь потом он ушел в плавание, рассчитанное на три недели. Он пригласил с собою Назара, но тот заявил, что устал бродяжничать и решил осесть здесь, на Сент-Киттсе. Он уже присмотрел подходящее хозяйство, расположенное довольно далеко от городка, которое можно было выгодно купить. Но Лука понимал, что дело не только в этом, а еще и в том, что не хочет товарищ мешать ему жить. В истории с Катуари один из них должен был уйти, и этим человеком оказался Назар. При этом Лука знал, что, если он попадет в беду и попросит у друга помощи, Назар ни в чем ему не откажет, придет и выручит.
 
   Лука возвращался с Сент-Мартена. Там он успешно закончил все сделки, погрузил немного товара для Монтсеррата и Антигуа и с попутным ветром продолжил путь, думая вскоре вернуться домой к Катуари.
   На траверзе небольшого безымянного островка, который был едва виден с марса, их застал после полудня штиль. Море дышало пологой волной, солнце палило с неба, а судно не двигалась.
   Перед вечером впередсмотрящий матрос крикнул:
   — Справа по курсу парус!
   — Как он мог появиться в такой штиль? — недоумевал Лука.
   — Он далеко, — ответил Самюэль. — Возможно, в том месте задул ветерок, или отдельная струя течения сносит его к нам. Всякое может быть, Люк.
   До заката оставалось часа полтора, и все ждали ветра. Штиль хоть и не давал работы команде, но всё же действовал удручающе. Моряки очень не любили такие погоды.
   Свободные от вахты матросы играли и восторженно гоготали, считая выброшенные пальцы. Иные резались в кости или карты. Было скучно от безделья, душно, жарко и томительно.
   Солнце только что закатилось за горизонт, сумерки быстро сменились ночной темнотой, а ветер так и не задул.
   Лука вышел на вахту после полуночи, сразу же посмотрел в сторону предполагаемого судна. Его огни виднелись довольно ярко, и он решил, что суда сблизились мили на две. Это его удивило еще раз, но не вызвало беспокойства.
   Подошел Галуа, постоял молча и вдруг сказал:
   — Хозяин, а ведь это хороший пирог к нам приближается.
   — Что ты имеешь в виду, Галуа?
   — То судно, что светит фонарями, как на параде. Хорошо бы проверить его.
   — Как это проверить? — не понял Лука.
   — Проверить груз и прочее. Ветра до утра не предвидится, я думаю. Очень даже можно подойти и проверить.
   — Сам говоришь, что ветра нет.
   — Вы сами предусмотрели четыре пары весел. Стоит только поставить к ним гребцов, и мы за час будем на месте. Фонари погасить — и нас никто не приметит.
   — Предлагаешь захватить судно?
   — А вы до сих пор не поняли, что я предлагаю? Конечно, хозяин!
   — Мы ведь договорились больше не заниматься этим промыслом! К чему нам это? Будем зарабатывать на хлеб честным трудом.
   — Бросьте вы, хозяин! Кто заработает достаточно средств честным трудом? Сами знаете, что это почти бесполезное занятие!
   После долгого раздумья Лука ответил:
   — Ты ведь не знаешь, чей это корабль, Галуа.
   — Разве это имеет значение? На море все грабители, все почти как пираты.
   Лука молча отошел и долго всматривался в огни корабля. Вздыхал, что-то невнятно бормотал про себя.
   Галуа нерешительно подошел, остановился и молча уставился в черноту вод.
   — Хозяин, решайтесь, — наконец произнес тихо Галуа. — Еще есть время. Сразу решите все свои затруднения, да и нам перепадет малость. Вы человек не жадный, не то что большинство судовладельцев и капитанов. Ну!
   В голосе Галуа слышались напряженное ожидание, раздражение и нетерпение.
   — Ладно! Согласен, но ты должен знать, что мне это не по душе. И я не хотел бы быть изобличенным в этом деле.
   — Это можно, хозяин! — оживился пират. — Только не показывайте, что вы хозяин. Оденьтесь попроще, и вас никто не признает, особенно ночью. Ну так я распоряжусь? Пора уже.
   Лука кивнул и ушел в каюту готовить оружие.
   На палубе забегали. Тихо говорили, гремели чем-то где-то в трюме. Лука понял, что там готовили весла. Пушкари забивали заряды в пушки, матросы спешили зарядить пистолеты, мушкеты, раскладывали бомбы с фитилями, багры, поливали палубу водой.
   Самюэль ворвался в каюту к Луке и с порога спросил испуганно:
   — Люк, что происходит на борту? Почему без меня? Это ты приказал?
   — Успокойся, старина! Я не приказывал, просто смотрю сквозь пальцы на то, что задумал Галуа. Пусть руководит. Если не хочешь в этом участвовать, сиди в каюте.
   Старый рыбак хотел еще что-то спросить, но махнул рукой и удалился на полуют, откуда зло поглядывал на мечущиеся тени, мелькающие в темноте нити весел и далекие огни судна.
   Рулевой четко выполнял распоряжения Галуа. Судно медленно приближалось к призовому кораблю. Матросы разговаривали вполголоса, никто не курил, все фонари были погашены.
   До рассвета оставалось не более часа с четвертью, когда в темноте ночи начали проступать очертания корабля. Вскоре стало видно, это трехмачтовое судно с поставленными парусами, светлеющими на темном фоне неба.
   Фитили у пушкарей чадили, прикрытые корзинами. Канониры постоянно подправляли прицел, наводя поточнее стволы на палубу.
   Подходили левым бортом. Весла тихо опускались в воду и с легким плеском поднимались. Негры, напуганные Галуа, гребли очень осторожно.
   До судна оставалось саженей десять, когда в трюме сверкнуло кресало. По этому сигналу весла были втянуты внутрь, матросы повыскакивали на палубу и хватали приготовленные мушкеты и шпаги с копьями.
   Вдруг с борта незнакомого судна раздался тревожный крик. Его никто не понял, но сразу стало ясно, что нападающих заметили. Прогремел пистолетный выстрел — это стрелял вахтенный помощник, оповещая команду об опасности.
   — Не стрелять! — прошипел Галуа. — Подождем, когда они вылезут на палубу.
   В свете нескольких фонарей незнакомые матросы выскакивали на палубу, метались по ней, кричали командиры, а Галуа зычно скомандовал:
   — Огонь! Пали!
   Загрохотали две пушки, затрещали мушкеты. Дым обволок оба корабля, почти не двигаясь в неподвижном воздухе. Вопли едва перекрывали мушкетный огонь.
   — Стягивай борта! — орал Галуа, размахивая шпагой и пистолетом, зажатым в левой руке. — Бросай бомбы! Пали, чернокожие дьяволы!
   Негры тянули багры, упирались ногами в фальшборт, а другие уже готовились перескочить на чужой корабль. Мушкетная трескотня ослабла, лишь пистолеты трещали, да вопли матросов носились в воздухе.
   Наконец борта были стянуты, матросы хлынули на абордаж, а защитники пришли в себя и открыли огонь по нападавшим. Но рубка уже началась. Силы были почти равными, но на атакованном корабле было множество раненых, что затрудняло оборону.
   Галуа носился со шпагой и мачете в обеих руках и рубил, колол без разбора. Всё это он подкреплял отборной руганью, воодушевлял негров, которые не особо старались.
   Дед Макей методично стрелял из мушкетов, Жан торопливо заряжал их ему. Лука с саблей в руке в гущу не полез и рубился в одиночных схватках. Он уже уложил трех матросов, когда чья-то шпага проткнула ему руку выше локтя. Он едва успел перехватить саблю в другую руку, как кто-то сделал выпад в его сторону и клинок прошел в дюйме от его бока.
   Прогремел выстрел, и напавший свалился с раной в боку.
   Скоро защитники отступили на ют, где распоряжался молодой офицер со шпагой в руке. Дед Макей прицелился, нажал курок. Офицер завалился к фальшборту, остальные оторопело глядели на своего командира, на секунду отвлекшись от защиты трапа. Негры и французы навалились на них, сломили, заставили побросать оружие и сдаться.
   Пленных тут же загнали на бак и заперли там вместе с ранеными. В море полетели мертвые, а их было достаточно. Одних негров было убито больше десятка. Погиб и плотник, и Лука, сидящий у фок-мачты с повязкой на руке, горевал по нем больше всех.
   Защитники потеряли убитыми почти два десятка. Среди раненых оказался капитан, один его помощник и штурман. Остальные имели незначительные ранения, некоторые были обожжены взрывами бомб.
   Лука почти не принимал участия в осмотре судна. Он баюкал руку. Она болела и горела, чувствовалось, что жар постепенно охватывает всё тело.
   Галуа, раненный в нескольких местах и весь белевший перевязками, носился по захваченному судну, осматривал с матросами при свете фонарей груз, пассажиров и вел себя как настоящий капитан. Самюэль оставался на своем судне и лишь однажды выстрелил из пистолета, заметив, как один матрос замахивается кинжалом на Колена. Он ранил нападавшего и теперь переживал, каялся и волновался.
   Когда наступил день, победители определили добычу точно и тщательно всё подсчитали. Галуа еще держался, но был бледен и слаб.
   Он подошел к Луке. Присел рядом, помолчал, потом сказал невесело:
   — Не думал, что у нас будет столько убитых и раненых.
   — Негры не те вояки, — вяло ответил Лука. — Настоящие воины потеряли бы в два раза меньше. Сами виноваты.
   — Это точно, хозяин! Но я сумел их заставить драться. Всё же дело сделано, Люк!
   — Что будем делать теперь?
   — Ветер поднимается, хозяин. Надо ставить паруса и отправляться в путь. Распределим матросов по кораблям и пойдем на Антигуа. Подводить заказчиков вам не стоит.
   — Если будет мало матросов, то возьми человек шесть-семь из пленных. Думаю, что они не станут возражать. Тут есть лекарь. Пусть займется ранеными.
   — Уже занимается, Люк. Это ведь испанский корабль. Тонн около двухсот, не наша скорлупка, хозяин. Груз хороший, и ценности имеются. Все будут довольны.
 
   Перед полуднем суда уже подходили к острову.
   Англичане, владеющие островом Антигуа, встретили гостей довольно благосклонно. Любое поражение испанцев здесь воспринималось с радостью. И груз захваченных кораблей легко сбывался купцам, как местным, так и прибывшим из метрополии.
   Две недели спустя Лука начал поправляться, Галуа не отставал от хозяина.
   Несколько тяжелораненных умерли, но это не воспринималось как трагедия. В порту наняли троих французов и одного англичанина. Этого пока хватало.
   — Малое судно надо отправить на Монтсеррат, — распорядился Лука. — Его поведет Самюэль. Он доставит груз и вернется сюда. Мы за это время отремонтируем захваченное судно и приготовим его к плаванию.
   Галуа внимательно слушал, соглашался и молча ждал дележа добычи. Это понимал и Лука. И время для этого настало. Груз был продан, деньги лежали в сундуке Луки. И он проговорил:
   — Надо разделить добычу, Галуа. Пусть все повеселятся.
   — Это приятное сообщение, хозяин! Надо обрадовать команду.
   Под вечер, когда Самюэль уже вывел судно в открытое море, Лука вынес сундук, и дележ начался.
   Пятую часть добычи получал Лука, остальное распределили среди матросов, негры получили лишь по три серебряные монеты и были отпущены в городок отметить праздник. Галуа получил тысячу экю в пересчете с песо, Колен триста, остальные по двести монет. Луке также досталось судно и выкуп за пленных испанцев.
   Его еще предстояло получить, и ясно было, что не за всех испанцев заплатят.
   Среди пассажиров Лука обнаружил семью довольно знатных арагонцев. Главой семейства был младший отпрыск графов де Систьерна, дон Мануэль, с ним попали в плен жена его донья Эрканасьон и двое детей. Старшей дочери было лет под двадцать, сыну, дону Диего, — шестнадцать лет. Он был красив, горд этим, по-дворянски спесив и по этой причине не раз от матросов получал щелчки по носу и насмешки.
   Это так его унижало, оскорбляло и угнетало, что он заболел, не выходил из трюма, где им определили место в углу.
   Его сестра, сеньорита Эстелла, была некрасива, высока и худа, просто точная копия отца, который ее боготворил. Она отличалась сдержанностью, умом и не кичилась своим высоким происхождением, которое постоянно подчеркивал ее брат.
   Остальные пленники были простыми людьми из провинций Испании. Они переселялись в Мексику и вот попали в плен и молили Бога вызволить их из этого несчастья. Лука, ознакомившись с содержанием графского ларца с деньгами, заявил, что ничего не возьмет с этих простых тружеников, если граф согласится заплатить за них из своих накоплений. При этом он многозначительно и хитро ухмыльнулся.
   — Это не так много, и вы вполне можете это сделать, граф, — заявил он через толмача, знавшего испанский.
   Граф был возмущен, фыркал, а сеньорита Эстелла заметила тихо:
   — Отец, пусть будет так, как предлагает этот сеньор. Вы возместите эти потери за несколько месяцев.
   Глава семейства метнул на любимую дочь недоумевающий и даже яростный взгляд, а Лука заметил:
   — Сеньор, ваша дочь намного мудрее вас. И вы должны оценить всю уместность ее совета, — и Лука хитро усмехнулся, слушая перевод.
   Эстелла покраснела, бросила мимолетный взгляд на Луку, промолчала, опустив глаза. Мать ее сидела, сжав губы, и молчала.
   Лука посчитал молчание за согласие, выложил всё содержимое из шкатулки, заметив благодушно, но с издевкой:
   — Бог вас не оставит за ваши благие дела, сеньор. Вы поступили справедливо, и я обещаю доставить вас в ближайший испанский порт уже на этой неделе.
   Граф чуть не поперхнулся от этой наглости, но дочь положила ему руку на плечо, тихо погладила. Говорить она ничего не стала, просто успокоила взбешенного родителя.
 
   Две недели спустя Лука ушел на Пуэрто-Рико. В маленьком городке Гуаяма он потребовал выкуп за всех испанцев и продовольствие для команды. Переговоры длились с переменным успехом, но всё же завершились соглашением, когда Лука пригрозил бомбардировать поселок в случае дальнейших проволочек.
   Получив требуемое, Лука ушел на Сент-Киттс.
   Он получил большую прибыль в этом плавании, но в душе его бродили сомнения, недовольство собой и всей жизнью. Настроение было паршивым, и даже скорая встреча с Катуари особо не радовала. Происшествия последних недель сильно подорвали его легкий и жизнерадостный характер.
   Да и Катуари встретила его без обычного восторга. Он понял, что его длительная задержка не могла поднять ее настроение.
   — Ката, дорогая, так случилось, что я вынужден был задержаться. Прости, но дела — штука серьезная и требуют большого внимания, я и так в них не очень-то преуспеваю. Вот и приходится выкручиваться, как уж могу.