— Конец пути через два день, Люк. Далеко, а ветер противный. Трудно гребля.
   Лука не заставил просить себя дважды. Он устроился на подстилке из травы, покрытой драным парусом, и быстро заснул, прижав к себе мальчишку.
   Ночью же они прошли далекое селение и, подождав прилива, перебрались к утру на противоположный берег острова. Здесь индейцы распрощались с Лукой. Старший из них вручил ему несколько сверкающих камней, а Жан перевел значительно и важно:
   — Это подарок наш народ, Люк. Ты друг наш народ. Брать, благодарить нет!
   Лука был немного смущен, но отказываться не стал. Понимал, что караибы от чистого сердца расстаются с этими драгоценностями. То, что он сделал для них, намного перевешивало их стоимость. Тем более что они понятия не имели об этом.
   Они быстро распрощались.
   — Что ж, Жан, — сказал Лука задумчиво. — Пора и нам двигать. И так слишком задержались мы с этим делом.
   Они подхватили сумки с едой и водой и зашагали через заросли кустарника, среди которого высились отдельные деревья. Местность была довольно плоской, идти не очень мешала, хотя одежда постоянно цеплялась за ветки и колючки.
   К полудню путешественники вышли на заросшие лесом горные склоны, пробираться по ним было очень трудно и приходилось постоянно прибегать к помощи мачете.
   Тридцать миль до усадьбы им пришлось тащиться больше двух дней. Измученные и ободранные, они пришли домой и даже не стали отвечать на тут же посыпавшиеся вопросы. Либо есть, либо спать, так думалось Луке. Победило последнее желание, он повалился на койку и заснул; и Жан последовал его примеру.
   Лишь поздним утром они проснулись, голодные, словно февральские волки. И тут же опять посыпались вопросы и требования на них ответить.
   — Мы были захвачены индейцами, когда отправились поохотиться на склонах Суфриера, Назар, — нашелся Лука. — Две недели нам пришлось ожидать возможности удрать.
   — И кто же помог это сделать? — подозрительно спросил Назар.
   — Кроме Катуари этого никто не мог. Но ее долго не было поблизости, и только два дня назад она появилась и настояла на том, чтобы нас отпустить.
   — Какое же чудо эта индианка! — В словах Назара явно слышалось то, что он обычно так старался скрывать, не желая обидеть друга. Но Лука отнесся к этому спокойно.
   — Еще какое чудо-то! Кстати, она просила тебя принять небольшой подарок, — с этими словами Лука порылся в кармане и протянул Назару крохотный сверток. — Разверни.
   Назар развернул, и в глазах мелькнул восторг, быстро сменившийся показным равнодушием.
   — С чего бы это ей дарить мне такие подарки?
   — Сказала, что это компенсация за твое беспокойство. И подтверждение того, что она хорошо относится к тебе. Разве подарок так уж плох?
   — Наоборот! Слишком хорош, и это побуждает задавать вопросы. Ты можешь на них отвечать?
   — Что за глупость, Назар? Что за вопросы могут быть тут? Бери и пользуйся, друже, а мне хотелось бы искупаться, наесться от пуза и снова завалиться спать. Два дня по лесам-джунглям шляться — это тебе не борщ хлебать!
   Лука был уверен, что Назар правильно все поймет и воспримет этот подарок как проявление его самых лучших намерений, как доказательство того, что никакая баба никогда не сможет испортить их отношения, разрушить товарищество.
   — Ну и жулик ты, сынок! — воскликнул Макей, когда все разошлись. — Неужто думаешь, что я поверю твоим байкам? Говори, что случилось? Чем занимался, дурень?
   — Оставь, дядько Макей! Спать хочу, а ты даже поесть не даешь!
   Макей обиделся, засопел, но больше не стал докучать.
   А Лука, прежде чем заснуть, задумался о Катуари. Зачем она отправилась на Доминику? Что еще задумала эта поборница прав и свобод своего народа? Всё это сильно беспокоило Луку, но ничего поделать было невозможно.
   Скоро месяц, как он встречался с нею последний раз. И теперь ему жутко захотелось увидеть ее, ощутить тепло и любящий взгляд. Всё же приятно сознавать, что ты любим такой женщиной. «А Луиза?» — обожгла мысль Луку.
   И опять, как было уже много раз, он злился, переживал и не мог определиться.
 
   Работа постепенно втянула его в тот самый ритм, который в последнее время так требовался возбужденному мозгу Луки.
   Корабль помаленьку строился, и только сейчас Лука заметил, что он получается немного больше, чем было запланировано. Он не стал выговаривать Самюэлю, но заметил:
   — Что, старый разбойник, решил поплавать на настоящем судне?
   Старый рыбак немного смутился, но ответил решительно и бодро:
   — А что плохого в этом? Зато корабль как корабль. И всего-то длиннее на десять футов.
   — На десять ли? Ладно, старина. Пусть это будет на твоей совести. Лишние три тонны ничего не значат. Влетим мы в копеечку с этим строительством. А денег слишком мало.
   — Но ведь вы же хорошую партию себе устроили, Люк?
   — Так все средства Луизы вложены в дела, причем совсем не мои. Это надо учитывать. Мне негоже жить за счет жены.
   — Это так, Люк. Но сдается, тебе немного подфартило в той таинственной отлучке на три недели. — И старый рыбак хитро прищурился, пытливо глянул в лицо собеседнику, а тот и ухом не повел, ответив:
   — Ничего таинственного, старина, а подфартило мне не так уж и сильно, как ты, может быть, считаешь.
   — Однако ты не отрицаешь, что получил что-то!
   — Мелочь по сравнению с тем, что мне надо. Дом не достроен, а скоро надо и жену забирать. Где ей жить прикажешь? То-то! И земли надо прикупить. В этих местах одни холмы и горы. Что проку от них?
   — Я слыхал, что тут есть красивый и мягкий камень, Люк. Вот бы наладить каменоломню, а? Наверное, стоящее дело. Потребность в нем большая.
   Лука с интересом глянул на старого рыбака, хмыкнул и задумался.
 
   Время шло. Поползли слухи о новых стычках с индейцами. Французам потребовались новые земли, индейцы пытались не допустить их захвата. В Гранд-Тер сгорели несколько усадеб. Имелись жертвы.
   По острову собирали добровольцев, в которых не было недостатка. Озлобленные поселенцы охотно шли в отряды, нападали на индейские деревни, вырезали жителей, а оставшиеся в живых индейцы мстили французам.
   — Лука, между прочим, у индейцев оказалось много мушкетов, — сказал как-то Назар. — Хотелось бы узнать, откуда они у них?
   — Мало ли откуда, — неохотно ответил Лука.
   — Тут не обошлось без участия испанцев, — сделал предположение Савко. — У них давно огромный зуб вырос на всех иных поселенцев.
   — Это вполне может быть, но не обязательно, — Назар гнул свою линию, и Лука понимал, в какую сторону.
   — Почему нас это должно интересовать? — вяло ответил Лука. — Я, например, не намерен рисковать шкурой, когда Луиза вот-вот должна родить.
   — Ну, не так уж и скоро, сынок, — вмешался Макей.
   — Мне бы успеть к этому времени дом отстроить. А людей маловато. Мне и самому приходится махать топором или молотком. А корабль? И после этого я должен еще драться с индейцами? Тем более что мне понятны причины их борьбы.
   — Они всем понятны, но не все столь решительно настроены против участия в общем деле, — не сдавался Назар.
   — Я так понял, что ты собираешься вступить в отряд французов?
   — И не только я, Лука. Вон Савко, Колен готовы присоединиться. Надо включаться в общее дело. Слыхал, что на Мартинике индейцы уже оттеснены в гористую местность и готовы сдаться.
   — А что слышно о Доминике? — осмелился спросить Лука.
   — Что так беспокоишься об этом острове? Красавица индианка не дает покоя?
   — Это тут ни при чем, — слукавил Лука, но должен был признаться самому себе в том, что Назар отлично понимает его чувства и растерянность. Не зря же он впервые сам заговорил об этой женщине и Луке.
   — Как знать, — неопределенно молвил Назар.
   — А девка, надо признать, знатная! — воскликнул Савко. — Я б не отказался с нею провести звездную ночку! Да только вот занята она…
   — Да хватит вам эту девку обсасывать! — вступился Макей. — Что она положила глаз на Лукашку, так это и ежу известно. Да он женат и ждет сына!
   Такие разговоры велись в доме довольно часто. Они раздражали Луку, он подозревал, что все отлично осведомлены о его шашнях с индианкой, да и о прочем если не знают наверняка, то обязательно догадываются. Особенно Назар, который уже не раз давал повод в этом увериться.
   — Жан, ты что долго молчишь о Катуари? — спросил Лука мальчишку, который теперь постоянно крутился рядом.
   — Ничего нет, Катуари нет вернуться, Люк.
   — Ее ожидают здесь?
   — Похоже, Люк. Я слышать, она скоро быть здесь.
   — Зачем ей быть здесь, Жан? — заволновался Лука.
   — Не знать, Люк. Так наши говорить.
   Лука и рад был известию о возможной встрече с Катуари, и беспокоился. Уже минуло почти четыре месяца беременности, и ей трудно было бы путешествовать в утлых пирогах по морю. Да и здесь слишком беспокойно.
   Лука отправился в поселок. Там носились всевозможные слухи и сплетни о событиях, приключившихся в связи с войной. Уже несколько французов погибли в стычках. Индейцы были настроены решительно и не отказывались от борьбы.
   Там Лука узнал, что в поселке упорно ищут француза, вроде бы добывшего индейцам две сотни мушкетов. Это сильно встревожило его.
   — Жан, ты никому не рассказывал про оружие? — строго спросил Лука у мальчишки. — Ходят слухи, что это какой-то француз во всём виновен!
   — Нет, Люк! — воскликнул Жан обиженно. — Разве мог я так сказать?
   — Да я верю. Просто это слишком рядом с правдой, а это очень опасно. Слишком опасно.
   Он думал, что кто-то мог подметить его при высадке или кто-то из пленных индейцев не выдержал допроса и проболтался. Хорошо, что никто из них не знал его имени. Но и это может выплыть. Тем более что англичане не станут скрывать своих сделок с каким-то человеком по имени Люк.
   Лука с трудом приобрел один английский мушкет. В поселке в эти дни с оружием было плохо. Слишком большой спрос установился на него.
   Дома он бросился ускорять строительство судна. Однако Назар, озабоченный и иными делами, наотрез отказался выделить людей. Приходилось увеличить рабочий день, самому целые дни трудиться и Жана приобщить к некоторым работам.
   Дней десять спустя Жан таинственно поманил Луку за собой. В укромном месте, где подслушать никто не мог, мальчишка сказал, боязливо оглядываясь по сторонам:
   — Катуари. Она здесь!
   — Вернулась?! — ужаснулся Лука. — Где она? Скоро появится?
   — Так много вопрос, Люк! Я сейчас ничего не знать. Скоро знать. Тогда говорить.
   Лука от досады и волнения лишь рубанул ладонью воздух и, вернувшись на корабль, в смятенном возбуждении принялся неистово колотить молотком. На следующий день Жан опять отозвал Луку:
   — Надо ходить, Люк, — и указал направление к северу, где высился обрывистый мыс. Лука торопливо шагал за мальчишкой, думал о предстоящей встрече, о том, что ему сейчас скажет Катуари.
   На пути к мысу имелся пониженный участок, заросший густым кустарником. В глубину его вела едва приметная тропа. И поскольку ею пользовались редко, она быстро зарастала. Лука знал о ней, но обнаружить ее всегда было не так уж легко.
   Мальчишка же уверенно продрался через кусты и оказался посередине крохотной полянки в несколько футов шириной, окруженной деревьями, цветущими почти круглый год, сменяя друг друга.
   Полянка была пуста, Жан прокричал птицей, прислушался. Ответ последовал очень быстро. А вскоре кусты и трава зашуршали, и на поляну прокралась Катуари в индейском наряде.
   — Ката! Как долго ты не появлялась! — воскликнул Лука, подхватил женщину, бережно усадил ее на пенек.
   Он торопливо поцеловал ее, она не сопротивлялась. Лука ощутил ее запах, волнение от встречи, но она внешне ничем не выдала этого. Лицо было закаменевшим и серьезным.
   — Ты плохо выглядишь, Люк, — пытливо оглядела она Луку. — Болеешь или волнуешься?
   — Милая моя Ката! Конечно, волнуюсь! Ты всегда стоишь у меня перед глазами. Когда ты перестанешь носиться с острова на остров? Мне так недостает тебя, любовь моя! Я тоскую постоянно!
   — Я тоже, Люк! Знаешь, как я ждала этого дня? Только об этом и думала.
   — Почему тогда так долго задержалась на Доминике?
   — Так надо, милый. Мой народ нуждается во мне, и я не могу отказать ему. И хочу передать глубокую благодарность за оказанную помощь. Это так благородно с твоей стороны!
   — Что тут благородного? Надо было помочь, вот и помог. Кстати, на острове уже знают, что оружие достал вам какой-то француз. Как это стало известно?
   — Это не так страшно, любимый. Никто не знает твоего имени. Пусть ищут. Я уверена, что ни один караиб не выдаст тебя.
   — Ох, Ката! Ты не знаешь, как белый человек изощрен в пытках! Они всё могут вытрясти из человека. А индейцы попадают в плен, и будут еще попадать. Потому я спешу побыстрее построить корабль. Да только людей мало.
   Индианка нежно поглядела в расстроенные глаза Луки, прижалась к нему горячим телом. Он ощутил теплоту ее уже выросшего немного живота. Это взволновало еще сильнее. Спросил участливо:
   — Как наш малыш, Ката? Растет?
   — Растет, Люк! Всё хорошо. Не беспокойся, прошу тебя.
   — Как же не беспокоиться, если ты ввязываешься постоянно в самые опасные и трудные предприятия! Ты не обязана во всём этом участвовать. Это дело мужчин. Может, останешься со мной и переждешь войну у нас?
   Она улыбнулась снисходительно. Лука понял, что уговаривать бесполезно.
   — Ты же знаешь, что я не могу уйти от своего народа, но я буду осторожна.
   — Знаешь что? Надо достать тебе французское платье. Ты ничем не отличаешься от смуглых француженок и, в случае захвата французами, легко выдашь себя за белую женщину, которая была в плену у индейцев. Сделай это для меня, Ката!
   Она задумалась, потом улыбнулась и, кивнув, ответила:
   — Ты уверен, что я смогу носить французское платье?
   — Если ты несколько лет провела в плену, то могла и отвыкнуть носить европейскую одежду.
   Она не ответила, потянулась губами к нему. Луке было радостно, что она не забыла его поцелуев. Они жадно ласкали друг друга, пока индианка не показала, что готова соединиться с любимым.
   Лука едва сдерживался от грубости. Это ему удавалось, а Катуари не выдержала, заметив лукаво и даже с долей врожденного кокетства:
   — Ты был излишне осторожен, Люк! Но и так всё получилось восхитительно, любимый! Я подарю тебе хорошего сына.
   — А если будет дочь? Ты будешь недовольна?
   — Я да, а ты? Что ты на это скажешь, Люк?
   — Конечно, сын был бы лучше, но я не обижусь, если родится дочь. Она будет такая же красивая, как и ты.
   — Она должна быть намного красивей, Люк! Ведь мы зачали ее в любви, милый!
   — Это верно, дорогая.
   — Однако ты какой-то замкнутый, переживаешь о чем-то. Что тебя беспокоит, любимый? Расскажи мне.
   Лука сделал непонимающую гримасу, пожал плечами, заметив беспечно:
   — Право, не знаю, что и ответить. Разве что беспокойство о постройке судна и неприятных слухах. Больше ничего, уверяю.
   — Может, Назар тебя беспокоит? Я знаю, что он влюблен в меня. Это серьезная причина для волнения.
   — Не думаю, Ката. Мы все же друзья и многое вместе пережили.
   — Как у вас говорят, Люк, от любви до ненависти всего один шаг. И часто он оказывается так мал, что сделать его не представляет труда. Помни об этом.
   Они расстались. И Лука так и не понял, что, кроме желания встретиться с ним, привело ее сюда.
   А может быть, именно это желание и было главной причиной?
   Он вернулся домой уже вечером. Жана поблизости не было. Лука шел один и раздумывал, что его ждет в ближайшем будущем.
 
   Утром на верфи появились три индейца. Они о чем-то говорили с Жаном, и Лука поспешил к ним.
   — Что это за люди, Жан? Что им нужно здесь?
   — Это от Катуари, Люк, — тихо ответил он. — Пришли помочь в работа. Они с недостаток. Воин плохо.
   — Что за недостатки? Поясни, а то я не понимаю.
   — Вот этот и этот, — указал на двоих, — хромые и сильно. А третий болеть грудь и не можно много ходи. Давай им работа, Люк.
   Лука удивился, подумал немного и согласно кивнул.
   — Будешь ими руководить. Погляди, что они могли бы делать. — Лука улыбнулся, вспомнив Кату. Стало тепло на душе от ее заботы.
   Однако дела всё равно подвигались медленно. Слишком много было работы.
   А события на острове развивались стремительно. Вблизи Бас-Тера индейцы напали на две усадьбы и вырезали поселенцев. Это взбудоражило народ. Быстро был сформирован отряд в полторы сотни мушкетов. Два десятка добровольцев на конях носились по округе, выискивая индейцев.
   Ушли в отряд и Назар с Савком. Причем Савко не горел особым желанием, а больше шел за Назаром.
   Дней десять спустя произошло большое сражение. Индейцы были оттеснены в предгорья Суфриера и там скрылись. Потери с обеих сторон были значительными. Вернулся и Савко, раненный стрелой в грудь. Его привез товарищ и оставил на попечение колдуна Эфу.
   Лука не отходил от товарища, допытывался о Катуари.
   — Даже не слыхал ничего про нее, — успокаивал друга казак. — К тому же я даже доволен, что получил стрелу. Рана пустяковая, но я теперь могу остаться здесь. Нас и так полегло больше двадцати человек за последние две недели.
   — Так много? — удивился Лука.
   — Что ты хотел? У них у половины были английские мушкеты. Правда, и мы у них выбили с полсотни человек. Да всё это мне не по душе, Лука. Не стоило мне туда ввязываться.
   — Пленные были? — допытывался Лука.
   — Раненых добили, а нескольких пленных пытали, но что выпытали, мне неизвестно. Я как раз получил стрелу и уехал домой.
   — Как ты считаешь, Савко, нашей усадьбе грозит что-нибудь?
   — Бог его знает, Лука! Во всяком случае, поблизости от нас ни одна усадьба не пострадала. Больше по ту сторону горы. Но оружие надо держать наготове, это я знаю точно, Лука. А может, это твоя краля оберегает здешние усадьбы?
   Сверкающие глаза Савка лукаво прищуривались, давая понять, что тайна Луки уже ни для кого не является тайной.
   Исчез Жан. Лука целый день его не видел. Индейцы продолжали работать на верфи, а мальчишки нигде не было.
   Лишь через три дня он появился, весь ободранный и измученный.
   — Ты где пропадал, паршивец? — накинулся на мальчишку Лука.
   — Быть лес, Люк. Хотеть сам поглядеть, что там делать.
   — И что ты увидел? Говори же!
   — Плохо, Люк! Караибы победить нет! Я плакать. Плохо!
   — Ты в этом не виноват, Жан. Ты ведь очень даже многое сделал для своего народа. А Катуари? Ты ее нашел?
   — Нет, Люк. Один караиб говорить, что она на гора. Прятаться.
   Лука немного пришел в себя, поняв, что с Катой пока ничего страшного не случилось. Но смертельно захотелось увидеться, поговорить, убедить в бесполезности ее участия в этой бойне, исход которой предрешен.
   Он понимал, что это пока невозможно, но мысль эта прочно засела в голове.
 
   Всем было ясно, что война не закончена. Французы горели непреодолимым желанием покончить с караибами раз и навсегда и не успокаивались.
   Отдельные группки индейских воинов еще появлялись то в одном, то в другом месте, с дерзостью отчаявшихся жгли усадьбы. За ними бросались отряды поселенцев, устраивали настоящую охоту.
   А ряды караибов таяли почти каждый день. Их женщины и дети были первыми жертвами бойни, а мужчины горели мстительным огнем, мало помогавшим им.
   Приехал Назар. Был он угрюм и неразговорчив. Лишь на следующий день у Луки появилась возможность разведать, что так повлияло на настроение друга.
   — Знаешь, Лука, ты, видимо, был прав, отказываясь от участия в этой бойне.
   — Что так, Назар? Чем ты расстроен?
   — Ужасное зрелище! Такая жестокость! Причем совершенно бессмысленная и не оправданная. Резали, кололи всех без разбора. При чем тут малые дети и старухи? Всех уничтожали, как у нас говорят, до ноги. Ужасно! И это христиане! Жуть берет. Пираты — и те так не поступали.
   — Говорят, что хуже войны ничего не может быть, — философски заметил Лука. — Идет уничтожение целого народа. Согласен, что это ужасно. Ты должен знать по книгам, как это было и у нас при нашествии татар. В Киеве никого не осталось живыми. А это тебе не горстка караибов в тысячу человек.
   — Это верно. Но то были завоеватели, дикие и необузданные. А это французы! Цивилизованные люди! Словно татары. Но те хоть детей, баб да хороших мастеров в плен брали, а эти резали всех. А пленных брали лишь для пыток, чтобы выведать какие-то тайны.
   Лука насторожился. Назар, конечно, не имел в виду его личное участие во всей этой истории, но одно упоминание о пытках пленных встревожило.
   — Про индианку ничего не слышал? — осмелился спросить Лука. Тот покачал головой и замолчал. Потом сказал угрюмо:
   — Попадись она им, тут же вспороли бы живот, как многим женщинам, особенно беременным. Как такое могут творить христиане?! В голове не укладывается!
   Назар был сильно взвинчен, обескуражен и никак не хотел успокоиться. Прошел месяц. Назар понемногу успокаивался, но от предложений опять поехать в отряды французов категорически отказывался.
   — Я считаю себя христианином и не приемлю такой войны, поголовного и жестокого уничтожения народа. А они тут были хозяевами, с которыми надо считаться.
   — Сударь, речь идет о судьбе наших усадеб, — говорили посланцы, вербовавшие добровольцев.
   — Мы несколько лет жили мирно с туземцами. Чего ради начали их преследовать? Мы готовы жить и сейчас с ними в мире и согласии. Места хватило бы на всех. Нет, я больше не участвую в ваших авантюрах. С меня довольно!
   Вербовщики с недовольством, граничащим с озлоблением, покинули усадьбу.
   — Это нам может повредить, — вздохнул Лука, хотя в душе был доволен решением Назара.
   — Ну и пусть! Лучше терпеть плохое, чем участвовать в кровавых избиениях несчастных караибов, вина которых лишь в том, что не могут они вынести издевательства белых.
   — Что ж, придется готовиться к худшему, — отозвался Лука. — Нам не привыкать. Переживем, друже.
 
   Больше месяца их никто не трогал. Потом начались непонятные вещи. С Лукой и Назаром не хотели совершать сделки, некоторые торговцы не продавали им товар, оправдывая себя различными глупыми отговорками.
   — Придется нам переходить полностью на свое хозяйство, — заметил Лука спокойно, хотя внутри бушевало раздражение и озлобление.
   — Это не так просто, Лука, — ответил Савко. — Попробую я заняться делами. Всё ж пострадал за общее дело. Посмотрим, как они поступят со мною.
   Свои слова он вскоре проверил на практике. Поехал в поселок покупать товары для корабля и усадьбы.
   Всё было хорошо, и фуры уже были почти наполнены, когда торговцы узнали, что Савко приехал из усадьбы Назара.
   Тут же начались трудности, торговцы стали отказываться продавать ему что бы то ни было.
   — Вы что, господа! — злился Савко. — Я сам сражался, получил стрелу от караибов, а вы так ко мне! Бога не боитесь, да?
   Возмущение Савко никто во внимание не принимал. Пришлось залить злость в таверне, благо там никто не обращал внимания на него.
   — Точно, ребята! — кричал он, вернувшись в поместье. — Теперь мы будем вариться в собственном соку! Мало кто осмелится иметь с нами дела.
   — Придется побыстрее достраивать судно, — промолвил Назар после недолгого раздумья. — Оно нам может сильно помочь в наших делах.
   — Верно молвишь, Назарка, — поддержал Макей. — Пусть подавятся своими товарами! Мы в других местах сможем закупать. Еще дешевле, чем здесь.
   — Не так это просто, дядько Макей, — с сомнением ответил Лука.
   — И это верно, сынок. А суденышко так и так надо поспешать строить. Завтра же отправлюсь топориком тюкать. Хватит старые кости на солнце греть.
   Все заулыбались, но отговаривать не стали.
   А Лука уехал к соседу, живущему за восемь миль, договориться о посредничестве в закупке нужных товаров, без которых невозможно было обойтись.
   Он уже давно поддерживал приятельские отношения с месье Кледоном. Тот владел среднего размера плантацией, но сильно нуждался в деньгах.
   — Я понимаю ваши трудности, месье Люк, — отвечал сосед озабоченно, — но и меня надо понять. Стоит ли терять уважение общества из-за чужих, пришельцев, какими вас считают? Да, задали вы мне задачку.
   — Зато вы получите определенную выгоду, месье Кледон. — Лука понимал, что сосед просто тянет время, выгораживая себя и набивая цену. — Мы готовы заплатить наличностью и немедленно. Да и товара нам нужно не так уж много.
   — Договоримся так, сосед. Я вам доставлю товар, но вы будете об этом молчать. Лишних забот мне не нужно. Договорились?
   — Конечно, месье Кледон! О чем речь?
   Лука выложил перед хозяином кучку последних золотых монет и перечислил товары. Среди них, кроме того, что было необходимым для судна, значилось и оружие, что являлось вполне понятным в это смутное время.
   — Проедете на обратном пути мимо нас, и мы быстренько сгрузим всё, — попрощался Лука.
   А на судне работало уже вдвое больше работников. Лука радовался, прикидывал, когда можно будет спускать корабль на воду. По его расчетам получалось, что при таких хороших темпах можно рассчитывать на это через две недели.
 
   Сразу после спуска судна на воду пришла весть о новом всплеске войны.
   Жан, уже давно ставший связующим звеном в отношениях с Катуари, прибежал с плохой вестью:
   — Француз узнал наш лагерь. Ходить туда, Люк. Я мог нет ходить, предупредить. Плохой дело!