Страница:
Кэб подъехал к зданию мэрии настолько близко, насколько позволили толпившиеся люди, и остановился. Неожиданно Лизелл попросила возницу проехать к боковому входу и ждать ее там вместе с багажом, щедро заплатив, чтобы предупредить все возражения. Она вошла в здание, спросила у согнутого в три погибели уборщика, как попасть в отдел регистрации, и, поплутав по коридорам, обменяла у регистратора свою заполненную анкету на удостоверение участника и вдобавок получила выпуклую печать в паспорт, где было указано — Мэрия Тольца, Нижняя Геция, дата и время. Точно такую же печать она получит в тот день, когда преодолеет весь маршрут Великого Эллипса.
Зарегистрировавшись, Лизелл прошла в огромное фойе, которое считалось официальным местом старта гонок, и обнаружила, что там полным-полно народу. С некоторым колебанием она окинула взглядом толпу и заметила особую плотность и давку у отороченного золотой бахромой навеса, установленного перед лестницей, с которой вот-вот должен был спуститься Мильцин IX. Продираясь сквозь толчею, она еще не успела подобраться к группе участников, как толпа сжала ее как в тисках, и в этот момент она услышала свое имя, произнесенное громким голосом. И тут же на нее обрушился град вопросов на вонарском, гецианском и еще каких-то языках, которых она не знала.
Лизелл замерла на месте, сбитая с толку. Вопросы — те, которые она могла понять — не имели какого-либо смысла.
— Что вы думаете по поводу гонок, мисс Дивер?
— Лизелл, вы верите, что у женщины есть шанс на победу?
— Ca'lorphi gi nava re'flonvisse ghia, Mees D'va'r?
— Мисс Дивер, вы консультировались с предсказателем?
Предсказателем?
Ее обступили так плотно, что нельзя было и пошевелиться, шум стоял ужасающий. Не то что отвечать, она думать не могла. В двух шагах от нее кто-то делал набросок ее лица в свой блокнот, и наконец-то Лизелл поняла: журналисты, тьма-тьмущая журналистов царапала заметки для своих изданий. Вне всякого сомнения, они надеются выудить какой-нибудь скандальчик или резкие замечания с ее стороны, но она не собирается им угождать.
— Пожалуйста, позвольте мне пройти, — вежливо попросила Лизелл. Но никто даже не пошевелился.
— Что может стать для вас самым серьезным препятствием на маршруте?
— Foru, Luzelle-ri, sakaito ubi Grand Ellipse-jho, chokuniokyoshin?
— Мисс Дивер, как вы оцениваете…
— Скажите нам, мисс Дивер…
Вопросы захлестывали ее волной, голова пошла кругом.
— Пожалуйста, позвольте мне пройти, — снова повторила Лизелл, и снова ее просьба не возымела действия. Они теснились вокруг нее как гиены, почти прижимаясь, чье-то дыхание как дуновение могилы шевелило ее волосы. Ее злость смешалась со страхом.
— Mees D'va'r…
Поймали в капкан. Она едва сдержалась, чтобы не ударить или не пнуть кого-нибудь.
— Мисс Дивер…
— Ей нужно пройти к остальным участникам, — неожиданно раздался голос, явно принадлежавший вонарцу и до боли знакомый. — Господа, если вы немного посторонитесь…
Она обернулась на голос и не поверила своим глазам: перед ней было лицо, которое никак не должно было здесь оказаться, лицо, которое она удалила из своей жизни несколько лет назад. Неужели у нее от волнения начались видения…
— Гирайз? — ее голос сорвался на слабый идиотский писк, ей стало неприятно от этого, неожиданность встречи лишила ее способности здраво мыслить. — Мне это снится?
— Почту за честь быть героем вашего сна, мисс Дивер, — ответил Гирайз в'Ализанте.
— Тогда это кошмарный сон, — мгновенно парировала Лизелл.
— Что я вижу — все то же доброжелательное расположение и изысканные манеры, которые я так хорошо помню. Вы ни чуть не изменились, Лизелл.
— А вы изменились, — разозлилась Лизелл. — Постарели. — В каком-то смысле это было правдой. На его лицо — излишне удлиненное, излишне худощавое, излишне интеллектуальное, с глубоко посаженными карими глазами, замечающими каждую мелочь, со следами неизменной усталости — легла тень более глубокой усталости. Волосы цвета натурального кофе были все так же густы и взъерошены, но несколько серебряных нитей поблескивали на висках. В конце концов, он на десять лет ее старше. Все закономерно, он не набрал и грамма веса, остался элегантным и подтянутым, как танцовщик. «Дохляк, — подумала она про себя. — Невзрачный дохляк ».
— Дайте дорогу, господа, — повелительно произнес Гирайз. О, она хорошо запомнила эту его подчеркнуто аристократическую интонацию, которая тут же вызвала подобострастное уважение толпы. Он принял это уважение как должное, в духе не терпящих возражений бывших Благородных.
Путь освободился, Гирайз предложил ей свою руку, и Лизелл с неохотой вынуждена была ее принять. Она не хотела принимать его помощь или быть ему чем-то обязанной. Но откажись она от его протекции — и можно вообще не попасть к стартовым воротам Великого Эллипса, не говоря уже о финише. Журналисты продолжали трещать без умолку, но уже на терпимом расстоянии. Гирайз вел ее вперед, его неожиданная близость вынуждала сказать хоть что-то.
— Каким ветром тебя занесло сюда? — спросила она. — Приехал посмотреть на начало гонок? Ты сделал ставку?
— Я участник, как и ты, — ответил он, и когда ее брови подпрыгнули от удивления, он добавил: — Я не шучу.
— А Бельферо? — спросила она, сохраняя скептическую интонацию. Вопреки революции, семья в'Ализанте продолжала владеть своим родовым замком, и нынешний хозяин служил родовому гнезду с преданностью идеального сеньора, как он это себе представлял. Совсем не легко можно было выманить Гирайза в'Ализанте из его любимого Бельферо, тем более на такой длительный срок, каким представлялся Великий Эллипс.
— Он в надежных руках моего Глимонта, — ответил Гирайз.
Глимонт? Она помнила его управляющего, но от этого ее удивление только усилилось и подтолкнуло к новому вопросу.
— Так в чем же все-таки дело?
— Да так, прихоть, — ответ поверг ее в полное недоумение. — Гонки обещают определенную новизну ощущений.
— С каких это пор…
— Смотри, здесь все зарегистрированные участники, — перебил он ее. — Тебе не хочется повнимательнее рассмотреть своих соперников?
Ей хотелось.
Под алым балдахином, огражденные бархатной лентой, стояли участники Великого Эллипса. Их было не более дюжины, включая ее и Гирайза, меньше чем она ожидала, принимая во внимание престижность мероприятия и размеры приза, но по количеству участников вполне понятно было, сколько людей в мире реально обладают временем, свободой и капиталами — всем необходимым, чтобы принять предложение короля Мильцина.
Лица ее конкурентов замечательно отличались по возрасту, типажу и отраженным на них эмоциям. Вопреки ее ожиданиям, здесь оказалась еще одна женщина, и Лизелл внимательно ее рассмотрела. Присутствие здесь двух шумных близнецов из ресторана отеля «Слава короля» ее не удивило и не обрадовало. Сегодня оба явились одетыми в одинаковые спортивные пиджаки в клетку и такие же брюки, в петлицах на сей раз — красные розы. Удручающих следов избыточного потребления шампанского на их лицах не прослеживалось. За спинами близнецов на полголовы возвышался поразивший вчера ее воображение светловолосый офицер.
У нее не было даже секунды остановить на нем взгляд: журналисты вновь окружили, а один настойчиво дергал ее за рукав. Заметив это, Гирайз быстренько подтолкнул ее к проходу между бархатными лентами. Здесь у нее проверили удостоверение, прежде чем пропустить под балдахин, подальше от надоедливых писак. С новой диспозиции она увидела, что есть еще один проход, где не было ни одного человека, он вел от бархатных лент через фойе к центральному входу, открытому прямо на площадь Ирстрейстер.
— О, вижу знакомые лица, — послышался сбоку голос Гирайза в'Ализанте. — Вот эти двое близнецов — Стециан и Трефиан Фестинетти, они из Траворна, им по восемнадцать, и они падки до всякого рода развлечений. До неприличия богаты.
В скором будущем они наследуют состояние, сделанное на огромных медных рудниках, которое они тут же с рвением начнут проматывать. Однако размеры состояния Фестинетти таковы, что у мальчиков даже с их прытью уйдут годы на то, чтобы довести себя до нищеты.
Лизелл посмотрела на него удивленно. Ее поразила не его осведомленность — предварительная накачка информацией перед важным предприятием совершенно в духе этого человека, — а то, что он делится своими знаниями с ней. Во всяком случае, они расставались не друзьями. Ей до сих пор царапают память его ужасные слова:
— …Несерьезная, незрелая, упрямая, плаксивая, несдержанная, нетерпеливая, злоязыкая маленькая девятнадцатилетняя СТРОПТИВИЦА.
На что она ответила достойно:
— Самонадеянный, властный, недалекий, косный, реакционный, самодовольный, самовлюбленный, претенциозный старый БОЛВАН.
Нет, это было не счастливое расставание, и ни о каком примирении она себе и думать не позволяла…
С чего это он вдруг изливает на нее свет своих знаний? Позер! Демонстрирует свое превосходство! А может быть…
— Посмотри туда, — продолжал Гирайз.
Она проследила глазами и увидела невысокого, плотного, хорошо выбритого господина умопомрачительной наружности. Не было ничего выдающегося в его квадратном лице и широкой груди, такое встречается на каждом углу, но просторные, ниспадающие одеяния, туфли на высоких каблуках и огромное количество украшений из жемчуга выдавали в нем выходца из Ланти Умы.
— Это Поб Джил Лиджилл, — чуть слышно сообщил ей Гирайз. — Очень преуспевающий торговец. Он поднялся так высоко, как простому смертному и не снилось, и сейчас стремится занять новую ступень социальной лестницы, победив в престижном состязании.
— Ему следует поискать другое престижное состязание.
— А теперь посмотри туда, — Гирайз указал в противоположную сторону, и ее глазам предстал невысокий, стройный, хорошо сложенный джентльмен, на вид лет тридцати пяти, но сохранивший юношеские повадки. — Это Меск Заван, биржевой спекулянт из Аэннорве. Согласись, у него вид человека, оседлавшего колесо фортуны. На данный момент весьма стеснен в средствах. Если победит в Великом Эллипсе, его финансовые дела расцветут, в противном случае — долговая тюрьма.
— Тюрьма? — изумилась Лизелл. Хорошо одетый Меск Заван едва ли походил на кандидата в тюремные казематы. Он что — не может просто развязаться с биржей и…
— Видишь вон ту… — жест Гирайза определил новое направление, — женщину…
— Лохматую, с внушительным оскалом желтых зубов?
— А разве здесь есть другие женщины?
Любезен как всегда.
— Эта женщина представляет особый интерес, — заключил Гирайз. — Ее имя — Шетт Уразоул, она — зарская изобретательница.
— Правда? А что она изобрела?
— Какое-то новое средство передвижения, она назвала его «Gorashiu qu'Osk Zenayashka».
— Как? Повтори, пожалуйста, только не так быстро.
— Это переводится как «чудесная самодвижущаяся коляска».
— И она оправдывает свое название?
— Скоро увидим. Мадам Уразоул намерена продемонстрировать свое изобретение в погоне за призом Великого Эллипса.
— У нее ничего не выйдет. Потому, видишь ли, что победителем Великого Эллипса буду я.
— Какое решительное признание. Звучит устрашающе.
— Не торопись смеяться. Ты не веришь, что я могу выиграть? Подожди немного.
— Ожидание — последний пункт в моих планах. Запомни, я такой же участник, как и ты, и я не из числа любителей поражений.
— Поражений никто не любит. Но на этот раз твое самолюбие вынуждено будет принять его:
— Мисс Дивер, не хотите ли взять свои слова обратно?
— Господин в'Ализанте, слово не воробей, попробуйте, поймайте его. Но оставим это, лучше давайте вернемся к вашей весьма познавательной лекции. Я не хочу лишать вас удовольствия победно демонстрировать ваши знания, поэтому, пожалуйста, расскажи мне, кто вон тот мужчина.
Лизелл незаметно указала на интересующего ее субъекта.
— Чернобородый богатырь? Это — Бав Чарный, один из величайших чемпионов Королевских ледовых игр, которых когда-либо рождала земля Разауля. В свое время ему не было равных. Но возраст и перенесенные травмы постепенно свели его могущество на нет, лет десять назад Чарный ушел из большого спорта. Возможно, он приехал в Тольц в поисках своей былой славы.
— А что скажешь вон о том светловолосом грейслендском офицере?
— О, а это еще один интереснейший экземплярчик. Это не кто-нибудь, а сам главнокомандующий Каслер Сторнзоф в полном великолепии.
— Да ты что? — от удивления глаза Лизелл округлились. И это был не простой женский интерес, не простое благоговение или восхищение — на этот раз она действительно была поражена. Каслер Сторнзоф был настоящий герой, гений ведения войны, образец доблести и безупречной чести, ему пели дифирамбы даже его враги. А соотечественники возвели его на пьедестал, их поклонение накалялось его многочисленными изображениями и газетными статьями, которые неустанно прославляли подвиги златоглавого сына Грейсленда. Теперь стало ясно, почему вчера вечером его лицо так приковало ее взгляд и показалось знакомым. Она не один раз видела его фотографии в иллюстрированных журналах, даже пресса Вонара не могла обойти вниманием главнокомандующего Каслера Сторнзофа. — Что он здесь делает? То есть я хотела сказать, он же офицер Императорской армии, а везде развернуты военные действия. Разве он не должен быть на гарестском фронте или где-нибудь еще?
— Насколько мне известно, сам Огрон рекомендовал, точнее, приказал своему солдату принять участие в этих гонках. Цель проста: показать себя публике и снискать славу великому Грейсленду, ну или что-то в этом роде. Вполне вероятно, что император желает извлечь определенную выгоду из огромной популярности своего идола.
— Согласись, он очень симпатичный , — наивно воскликнула Лизелл.
— Конечно, если ты обожаешь классического стиля статуи.
— Мне показалось, или у тебя действительно к нему личная неприязнь?
— Я его совсем не знаю, просто я не люблю грейслендцев.
— В таком случае…
Неожиданно грянул духовой оркестр, и в его реве потонул голос Лизелл. Она повернулась в сторону музыкантов, которых до сего момента не замечала. Они стояли у самой лестницы и выдували первые такты гецианского национального гимна. Толпа в фойе замолчала. Два десятка рук в патриотическом порыве прижалось к гецианским сердцам. Головы иностранцев склонились в знак уважения. Гимн отзвучал, и глаза присутствующих устремились к центру лестницы, где стоял король Мильцин IX, окруженный свитой.
Лизелл сверлила короля взглядом с неистовым научным интересом. В облике Мильцина IX не было ничего отталкивающего. Лицо светится благодушием, свисающие вниз как у моржа седеющие усы тщательно подстрижены, многочисленные медали и ордена выстроились в строгую линию по всей ширине его груди. Неожиданно в голове пронеслась мысль, что выпуклые глаза короля делают его похожим на гигантскую жабу. Мысль насмешила ее, и, продолжая развлекаться, она своим воображением раскрасила его лицо зеленой краской, надула туловище и приделала жабьи лапки.
Мильцин начал речь в страстном воодушевлении и с высокой ноты, усердно при этом жестикулируя:
— Дорогие друзья, сегодня утром мы стали свидетелями начала соревнования, которое является не просто спортивным мероприятием. Это гонки за собственной судьбой, я скажу больше, за национальной славой…
Совершенно верно. Искусный Огонь и безопасность Вонара, независимость и свобода для Лизелл Дивер — такова награда победителю, стоящая награда, всем наградам награда, но возможно, это никогда не приходило в голову Безумному Мильцину. О чем он там стрекочет? Только сейчас Лизелл заметила, что король Нижней Геции говорит на отличном вонарском. Ничего удивительного. Все его слушатели — полиглоты, и на фоне многообразия языков вонарский был языком дипломатии, языком, понятным для каждого цивилизованного человека. Хотя вождь бомирского племени Дитал, может быть, и не согласился бы с такой оценкой.
Мильцин IX все еще произносил свою речь:
— Ключ к будущему лежит в матримониальном слиянии магии и науки, которое сегодня выражено в виде земных терминов — транспорт и коммуникация.
Неужели он думает, что это кому-то интересно?
Речь короля, усыпанная радужными бессмысленностями, казалось, никогда не кончится. Лизелл огляделась вокруг, выискивая, разделяет ли кто-нибудь ее нетерпение. На окружающих ее лицах она не смогла прочесть ничего. Стоящий рядом Гирайз в'Ализанте слушал с привычным выражением уважительного интереса. Это выражение могло ввести в заблуждение любого, кто плохо знал его. На расстоянии нескольких футов гигант Бав Чарный слушал речь короля со спокойствием и безучастностью монолита. Близнецы Фестинетти шептались, гримасничали и хихикали. Один из них, поймав на себе ее взгляд, ухмыльнулся и послал ей воздушный поцелуй. Дурак. Она перевела взгляд на Безумного Мильцина, чей словесный поток наконец-то иссякал.
— …Вперед, друзья мои, и удивим весь мир! — завершил свою речь король, и Лизелл почувствовала, как дыхание участилось, а желудок сжался. Кто-то из свиты протянул королю алую подушечку, на которой лежал богато украшенный пистолет. Мильцин взял оружие и поднял его вверх:
— На глазах у всего Тольца Великий Эллипс начался!
Он нажал курок, и раздался, надо полагать, холостой выстрел. В это же самое мгновение ограждающие бархатные ленты опали, и толпа, собравшаяся в фойе, готова была взорваться. И она взорвалась оглушительным криком. Гром всеобщего возбуждения слился с выстрелом пистолета, и волна людей ринулась вперед, переворачивая легкие ограждения центрального входа. Как только участники устремились к выходу, ненадежный проход исчез. Через секунду дверной проем был наглухо забит участниками, журналистами, любителями азартных игр и обычными зеваками, борющимися ожесточенно и безуспешно за возможность прорваться через пробку из толкающихся тел.
Первую секунду Лизелл наблюдала за происходящим. Она не могла найти Гирайза в'Ализанте, он уже растворился в этой кипящей человеческой массе. К счастью, ей самой не нужно было бросаться в этот котел. Спасибо интуиции, надоумившей ее оставить кэб с торца здания, она вышла из фойе через заднюю дверь и помчалась по довольно пустым коридорам тем же самым путем, каким и попала сюда. Попадавшиеся на пути люди глазели на нее с нескрываемым любопытством, но никто не препятствовал ее бегу. Через несколько минут она уже выскочила навстречу утреннему солнцу и обнаружила, что она — не единственный участник, избежавший давки в парадном входе мэрии.
Кэб ждал ее там, где она его и оставила, и она про себя поблагодарила возницу. За ее кэбом стоял экипаж, вместительный и изящный, запряженный парой быстрых вороных. В окне она мельком увидела строгий профиль, показавшийся ей знакомым, но ей некогда было раздумывать на этот счет, поскольку все ее внимание сосредоточилось на третьем экипаже, стоявшем здесь: такого ей еще не доводилось видеть.
Этот необычный экипаж был длинный, низко посаженный, серебряного цвета и на восьми блестящих колесах. Сзади он представлял собой узел, сплетенный из труб и трубочек разных размеров, проволочных спиралей, проводов, шестеренок, лопастей, стеклянных лампочек, в то время как спереди он был конусообразный, без каких-либо выступающих деталей. Что-то похожее на треугольный парус поднималось над крышей.
И никаких лошадей. Лодка, что ли, какая-то? На колесах? Безрельсовый локомотив? Пока она так раздумывала, сухопарая фигура величаво прошествовала мимо, направляясь прямо к загадочному транспортному средству, и забралась внутрь. Лизелл успела заметить поношенный, неряшливый балахон, спутавшиеся седые волосы и тяжелый подбородок, который она тут же узнала — Шетт Уразоул, зарская изобретательница так называемой чудесной самодвижущейся коляски.
Дверца с шумом захлопнулась, и секунду спустя машина заурчала, подавая признаки жизни. Лизелл вздрогнула и поспешно прижала ладони к ушам. Прохожие завопили и бросились врассыпную искать укрытие, лошади рванулись вперед и заржали. Струя огненных брызг вырвалась из какого-то отверстия сзади, чудесная коляска сорвалась с места и на бешеной скорости понеслась вперед в клубах огня, дыма и пыли. Лизелл проводила взглядом сверкающую зарскую коляску, породившую сомнения: «Неужели гонки проиграны?»
Еще кто-то пронесся мимо Лизелл. Солнце блеснуло в светлых волосах главнокомандующего Каслера Сторнзофа, стрелой несущегося к своему экипажу, запряженному парой вороных красавцев, внутри которого скрывался пассажир. Только сейчас Лизелл его узнала: это был тот пожилой джентльмен, который ужинал вместе с грейслендским героем в ресторане отеля «Слава короля». Главнокомандующий Сторнзоф, минуя ее, бросил сбоку взгляд. Голубые глаза, голубые, как небо. Ей бы хотелось получше рассмотреть его. Но сейчас не время было думать об этом. Лизелл бросилась к своему кэбу.
— На вокзал, — скомандовала она вознице на вонарском, но тут же перешла на гецианский. — Тольцсентральдепортреилвейлаинз!
Экипаж Сторнзофа уже тронулся. Не прошло и пяти минут гонок, а она уже в хвосте.
— Гони, — закричала она и тут же осознала свою глупость. У нее уже был билет на «Илавийский Свисток», который следовал в южном направлении и отправлялся из Тольца не ранее чем через час с четвертью. Рисковать жизнью ради того, чтобы добраться до вокзала на пять минут раньше, просто абсурдно. Однако возница расслышал только «гони», и кэб угрожающе загромыхал и затрясся на опасной для него скорости. Через какую-нибудь пару метров несколько резких хлопков, похожих на взрыв петарды, сотрясли утренний покой. Лошадь захрапела и испуганно бросилась в сторону. Возница, неистово ругаясь, принялся усердно работать кнутом.
Лизелл высунулась из окна и вытянула шею, чтобы заглянуть за угол здания. Она увидела громадные клубы густого черного дыма, поднимавшиеся над площадью Ирстрейстер, и услышала приглушенные панические крики толпы. Пока она за этим наблюдала, последовала новая серия резких хлопков, и дым стал еще гуще и чернее. Задыхающиеся, покрытые копотью граждане, спотыкаясь, бежали с площади, а черный дым стелился, извиваясь, за ними следом.
— Кто-то пострадал? — выкрикнула Лизелл, но не получила ответа, а кэб уже уносил ее прочь на бешеной скорости, как она и приказала.
Гирайз. А вдруг он там, в этом дымном хаосе, неужели пострадал он? Будем надеяться, что с ним все в порядке. Господин в'Ализанте, этот сверхчеловек, лучше, нежели кто-либо другой, может о себе позаботиться. Скорее всего, на площади взорвалась не бомба, а обычная дымовая шашка, от нее не столько вреда, сколько переполоху. В любом случае ей нет никакого дела до Гирайза в'Ализанте. Равно как и ему до нее. Пусть хорошо прокашляется, и все с ним будет в порядке.
Она не может себе позволить думать о нем, когда есть куда более важные темы для размышлений. Взрывы, дым, шум, крики, смятение. Что или кто был тому причиной? Этого она не знала, но одно было понятно. Происшествие на площади Ирстрейстер задержало большую часть участников Великого Эллипса и сыграло на руку тем, кто покинул здание мэрии через заднюю дверь.
III
Зарегистрировавшись, Лизелл прошла в огромное фойе, которое считалось официальным местом старта гонок, и обнаружила, что там полным-полно народу. С некоторым колебанием она окинула взглядом толпу и заметила особую плотность и давку у отороченного золотой бахромой навеса, установленного перед лестницей, с которой вот-вот должен был спуститься Мильцин IX. Продираясь сквозь толчею, она еще не успела подобраться к группе участников, как толпа сжала ее как в тисках, и в этот момент она услышала свое имя, произнесенное громким голосом. И тут же на нее обрушился град вопросов на вонарском, гецианском и еще каких-то языках, которых она не знала.
Лизелл замерла на месте, сбитая с толку. Вопросы — те, которые она могла понять — не имели какого-либо смысла.
— Что вы думаете по поводу гонок, мисс Дивер?
— Лизелл, вы верите, что у женщины есть шанс на победу?
— Ca'lorphi gi nava re'flonvisse ghia, Mees D'va'r?
— Мисс Дивер, вы консультировались с предсказателем?
Предсказателем?
Ее обступили так плотно, что нельзя было и пошевелиться, шум стоял ужасающий. Не то что отвечать, она думать не могла. В двух шагах от нее кто-то делал набросок ее лица в свой блокнот, и наконец-то Лизелл поняла: журналисты, тьма-тьмущая журналистов царапала заметки для своих изданий. Вне всякого сомнения, они надеются выудить какой-нибудь скандальчик или резкие замечания с ее стороны, но она не собирается им угождать.
— Пожалуйста, позвольте мне пройти, — вежливо попросила Лизелл. Но никто даже не пошевелился.
— Что может стать для вас самым серьезным препятствием на маршруте?
— Foru, Luzelle-ri, sakaito ubi Grand Ellipse-jho, chokuniokyoshin?
— Мисс Дивер, как вы оцениваете…
— Скажите нам, мисс Дивер…
Вопросы захлестывали ее волной, голова пошла кругом.
— Пожалуйста, позвольте мне пройти, — снова повторила Лизелл, и снова ее просьба не возымела действия. Они теснились вокруг нее как гиены, почти прижимаясь, чье-то дыхание как дуновение могилы шевелило ее волосы. Ее злость смешалась со страхом.
— Mees D'va'r…
Поймали в капкан. Она едва сдержалась, чтобы не ударить или не пнуть кого-нибудь.
— Мисс Дивер…
— Ей нужно пройти к остальным участникам, — неожиданно раздался голос, явно принадлежавший вонарцу и до боли знакомый. — Господа, если вы немного посторонитесь…
Она обернулась на голос и не поверила своим глазам: перед ней было лицо, которое никак не должно было здесь оказаться, лицо, которое она удалила из своей жизни несколько лет назад. Неужели у нее от волнения начались видения…
— Гирайз? — ее голос сорвался на слабый идиотский писк, ей стало неприятно от этого, неожиданность встречи лишила ее способности здраво мыслить. — Мне это снится?
— Почту за честь быть героем вашего сна, мисс Дивер, — ответил Гирайз в'Ализанте.
— Тогда это кошмарный сон, — мгновенно парировала Лизелл.
— Что я вижу — все то же доброжелательное расположение и изысканные манеры, которые я так хорошо помню. Вы ни чуть не изменились, Лизелл.
— А вы изменились, — разозлилась Лизелл. — Постарели. — В каком-то смысле это было правдой. На его лицо — излишне удлиненное, излишне худощавое, излишне интеллектуальное, с глубоко посаженными карими глазами, замечающими каждую мелочь, со следами неизменной усталости — легла тень более глубокой усталости. Волосы цвета натурального кофе были все так же густы и взъерошены, но несколько серебряных нитей поблескивали на висках. В конце концов, он на десять лет ее старше. Все закономерно, он не набрал и грамма веса, остался элегантным и подтянутым, как танцовщик. «Дохляк, — подумала она про себя. — Невзрачный дохляк ».
— Дайте дорогу, господа, — повелительно произнес Гирайз. О, она хорошо запомнила эту его подчеркнуто аристократическую интонацию, которая тут же вызвала подобострастное уважение толпы. Он принял это уважение как должное, в духе не терпящих возражений бывших Благородных.
Путь освободился, Гирайз предложил ей свою руку, и Лизелл с неохотой вынуждена была ее принять. Она не хотела принимать его помощь или быть ему чем-то обязанной. Но откажись она от его протекции — и можно вообще не попасть к стартовым воротам Великого Эллипса, не говоря уже о финише. Журналисты продолжали трещать без умолку, но уже на терпимом расстоянии. Гирайз вел ее вперед, его неожиданная близость вынуждала сказать хоть что-то.
— Каким ветром тебя занесло сюда? — спросила она. — Приехал посмотреть на начало гонок? Ты сделал ставку?
— Я участник, как и ты, — ответил он, и когда ее брови подпрыгнули от удивления, он добавил: — Я не шучу.
— А Бельферо? — спросила она, сохраняя скептическую интонацию. Вопреки революции, семья в'Ализанте продолжала владеть своим родовым замком, и нынешний хозяин служил родовому гнезду с преданностью идеального сеньора, как он это себе представлял. Совсем не легко можно было выманить Гирайза в'Ализанте из его любимого Бельферо, тем более на такой длительный срок, каким представлялся Великий Эллипс.
— Он в надежных руках моего Глимонта, — ответил Гирайз.
Глимонт? Она помнила его управляющего, но от этого ее удивление только усилилось и подтолкнуло к новому вопросу.
— Так в чем же все-таки дело?
— Да так, прихоть, — ответ поверг ее в полное недоумение. — Гонки обещают определенную новизну ощущений.
— С каких это пор…
— Смотри, здесь все зарегистрированные участники, — перебил он ее. — Тебе не хочется повнимательнее рассмотреть своих соперников?
Ей хотелось.
Под алым балдахином, огражденные бархатной лентой, стояли участники Великого Эллипса. Их было не более дюжины, включая ее и Гирайза, меньше чем она ожидала, принимая во внимание престижность мероприятия и размеры приза, но по количеству участников вполне понятно было, сколько людей в мире реально обладают временем, свободой и капиталами — всем необходимым, чтобы принять предложение короля Мильцина.
Лица ее конкурентов замечательно отличались по возрасту, типажу и отраженным на них эмоциям. Вопреки ее ожиданиям, здесь оказалась еще одна женщина, и Лизелл внимательно ее рассмотрела. Присутствие здесь двух шумных близнецов из ресторана отеля «Слава короля» ее не удивило и не обрадовало. Сегодня оба явились одетыми в одинаковые спортивные пиджаки в клетку и такие же брюки, в петлицах на сей раз — красные розы. Удручающих следов избыточного потребления шампанского на их лицах не прослеживалось. За спинами близнецов на полголовы возвышался поразивший вчера ее воображение светловолосый офицер.
У нее не было даже секунды остановить на нем взгляд: журналисты вновь окружили, а один настойчиво дергал ее за рукав. Заметив это, Гирайз быстренько подтолкнул ее к проходу между бархатными лентами. Здесь у нее проверили удостоверение, прежде чем пропустить под балдахин, подальше от надоедливых писак. С новой диспозиции она увидела, что есть еще один проход, где не было ни одного человека, он вел от бархатных лент через фойе к центральному входу, открытому прямо на площадь Ирстрейстер.
— О, вижу знакомые лица, — послышался сбоку голос Гирайза в'Ализанте. — Вот эти двое близнецов — Стециан и Трефиан Фестинетти, они из Траворна, им по восемнадцать, и они падки до всякого рода развлечений. До неприличия богаты.
В скором будущем они наследуют состояние, сделанное на огромных медных рудниках, которое они тут же с рвением начнут проматывать. Однако размеры состояния Фестинетти таковы, что у мальчиков даже с их прытью уйдут годы на то, чтобы довести себя до нищеты.
Лизелл посмотрела на него удивленно. Ее поразила не его осведомленность — предварительная накачка информацией перед важным предприятием совершенно в духе этого человека, — а то, что он делится своими знаниями с ней. Во всяком случае, они расставались не друзьями. Ей до сих пор царапают память его ужасные слова:
— …Несерьезная, незрелая, упрямая, плаксивая, несдержанная, нетерпеливая, злоязыкая маленькая девятнадцатилетняя СТРОПТИВИЦА.
На что она ответила достойно:
— Самонадеянный, властный, недалекий, косный, реакционный, самодовольный, самовлюбленный, претенциозный старый БОЛВАН.
Нет, это было не счастливое расставание, и ни о каком примирении она себе и думать не позволяла…
С чего это он вдруг изливает на нее свет своих знаний? Позер! Демонстрирует свое превосходство! А может быть…
— Посмотри туда, — продолжал Гирайз.
Она проследила глазами и увидела невысокого, плотного, хорошо выбритого господина умопомрачительной наружности. Не было ничего выдающегося в его квадратном лице и широкой груди, такое встречается на каждом углу, но просторные, ниспадающие одеяния, туфли на высоких каблуках и огромное количество украшений из жемчуга выдавали в нем выходца из Ланти Умы.
— Это Поб Джил Лиджилл, — чуть слышно сообщил ей Гирайз. — Очень преуспевающий торговец. Он поднялся так высоко, как простому смертному и не снилось, и сейчас стремится занять новую ступень социальной лестницы, победив в престижном состязании.
— Ему следует поискать другое престижное состязание.
— А теперь посмотри туда, — Гирайз указал в противоположную сторону, и ее глазам предстал невысокий, стройный, хорошо сложенный джентльмен, на вид лет тридцати пяти, но сохранивший юношеские повадки. — Это Меск Заван, биржевой спекулянт из Аэннорве. Согласись, у него вид человека, оседлавшего колесо фортуны. На данный момент весьма стеснен в средствах. Если победит в Великом Эллипсе, его финансовые дела расцветут, в противном случае — долговая тюрьма.
— Тюрьма? — изумилась Лизелл. Хорошо одетый Меск Заван едва ли походил на кандидата в тюремные казематы. Он что — не может просто развязаться с биржей и…
— Видишь вон ту… — жест Гирайза определил новое направление, — женщину…
— Лохматую, с внушительным оскалом желтых зубов?
— А разве здесь есть другие женщины?
Любезен как всегда.
— Эта женщина представляет особый интерес, — заключил Гирайз. — Ее имя — Шетт Уразоул, она — зарская изобретательница.
— Правда? А что она изобрела?
— Какое-то новое средство передвижения, она назвала его «Gorashiu qu'Osk Zenayashka».
— Как? Повтори, пожалуйста, только не так быстро.
— Это переводится как «чудесная самодвижущаяся коляска».
— И она оправдывает свое название?
— Скоро увидим. Мадам Уразоул намерена продемонстрировать свое изобретение в погоне за призом Великого Эллипса.
— У нее ничего не выйдет. Потому, видишь ли, что победителем Великого Эллипса буду я.
— Какое решительное признание. Звучит устрашающе.
— Не торопись смеяться. Ты не веришь, что я могу выиграть? Подожди немного.
— Ожидание — последний пункт в моих планах. Запомни, я такой же участник, как и ты, и я не из числа любителей поражений.
— Поражений никто не любит. Но на этот раз твое самолюбие вынуждено будет принять его:
— Мисс Дивер, не хотите ли взять свои слова обратно?
— Господин в'Ализанте, слово не воробей, попробуйте, поймайте его. Но оставим это, лучше давайте вернемся к вашей весьма познавательной лекции. Я не хочу лишать вас удовольствия победно демонстрировать ваши знания, поэтому, пожалуйста, расскажи мне, кто вон тот мужчина.
Лизелл незаметно указала на интересующего ее субъекта.
— Чернобородый богатырь? Это — Бав Чарный, один из величайших чемпионов Королевских ледовых игр, которых когда-либо рождала земля Разауля. В свое время ему не было равных. Но возраст и перенесенные травмы постепенно свели его могущество на нет, лет десять назад Чарный ушел из большого спорта. Возможно, он приехал в Тольц в поисках своей былой славы.
— А что скажешь вон о том светловолосом грейслендском офицере?
— О, а это еще один интереснейший экземплярчик. Это не кто-нибудь, а сам главнокомандующий Каслер Сторнзоф в полном великолепии.
— Да ты что? — от удивления глаза Лизелл округлились. И это был не простой женский интерес, не простое благоговение или восхищение — на этот раз она действительно была поражена. Каслер Сторнзоф был настоящий герой, гений ведения войны, образец доблести и безупречной чести, ему пели дифирамбы даже его враги. А соотечественники возвели его на пьедестал, их поклонение накалялось его многочисленными изображениями и газетными статьями, которые неустанно прославляли подвиги златоглавого сына Грейсленда. Теперь стало ясно, почему вчера вечером его лицо так приковало ее взгляд и показалось знакомым. Она не один раз видела его фотографии в иллюстрированных журналах, даже пресса Вонара не могла обойти вниманием главнокомандующего Каслера Сторнзофа. — Что он здесь делает? То есть я хотела сказать, он же офицер Императорской армии, а везде развернуты военные действия. Разве он не должен быть на гарестском фронте или где-нибудь еще?
— Насколько мне известно, сам Огрон рекомендовал, точнее, приказал своему солдату принять участие в этих гонках. Цель проста: показать себя публике и снискать славу великому Грейсленду, ну или что-то в этом роде. Вполне вероятно, что император желает извлечь определенную выгоду из огромной популярности своего идола.
— Согласись, он очень симпатичный , — наивно воскликнула Лизелл.
— Конечно, если ты обожаешь классического стиля статуи.
— Мне показалось, или у тебя действительно к нему личная неприязнь?
— Я его совсем не знаю, просто я не люблю грейслендцев.
— В таком случае…
Неожиданно грянул духовой оркестр, и в его реве потонул голос Лизелл. Она повернулась в сторону музыкантов, которых до сего момента не замечала. Они стояли у самой лестницы и выдували первые такты гецианского национального гимна. Толпа в фойе замолчала. Два десятка рук в патриотическом порыве прижалось к гецианским сердцам. Головы иностранцев склонились в знак уважения. Гимн отзвучал, и глаза присутствующих устремились к центру лестницы, где стоял король Мильцин IX, окруженный свитой.
Лизелл сверлила короля взглядом с неистовым научным интересом. В облике Мильцина IX не было ничего отталкивающего. Лицо светится благодушием, свисающие вниз как у моржа седеющие усы тщательно подстрижены, многочисленные медали и ордена выстроились в строгую линию по всей ширине его груди. Неожиданно в голове пронеслась мысль, что выпуклые глаза короля делают его похожим на гигантскую жабу. Мысль насмешила ее, и, продолжая развлекаться, она своим воображением раскрасила его лицо зеленой краской, надула туловище и приделала жабьи лапки.
Мильцин начал речь в страстном воодушевлении и с высокой ноты, усердно при этом жестикулируя:
— Дорогие друзья, сегодня утром мы стали свидетелями начала соревнования, которое является не просто спортивным мероприятием. Это гонки за собственной судьбой, я скажу больше, за национальной славой…
Совершенно верно. Искусный Огонь и безопасность Вонара, независимость и свобода для Лизелл Дивер — такова награда победителю, стоящая награда, всем наградам награда, но возможно, это никогда не приходило в голову Безумному Мильцину. О чем он там стрекочет? Только сейчас Лизелл заметила, что король Нижней Геции говорит на отличном вонарском. Ничего удивительного. Все его слушатели — полиглоты, и на фоне многообразия языков вонарский был языком дипломатии, языком, понятным для каждого цивилизованного человека. Хотя вождь бомирского племени Дитал, может быть, и не согласился бы с такой оценкой.
Мильцин IX все еще произносил свою речь:
— Ключ к будущему лежит в матримониальном слиянии магии и науки, которое сегодня выражено в виде земных терминов — транспорт и коммуникация.
Неужели он думает, что это кому-то интересно?
Речь короля, усыпанная радужными бессмысленностями, казалось, никогда не кончится. Лизелл огляделась вокруг, выискивая, разделяет ли кто-нибудь ее нетерпение. На окружающих ее лицах она не смогла прочесть ничего. Стоящий рядом Гирайз в'Ализанте слушал с привычным выражением уважительного интереса. Это выражение могло ввести в заблуждение любого, кто плохо знал его. На расстоянии нескольких футов гигант Бав Чарный слушал речь короля со спокойствием и безучастностью монолита. Близнецы Фестинетти шептались, гримасничали и хихикали. Один из них, поймав на себе ее взгляд, ухмыльнулся и послал ей воздушный поцелуй. Дурак. Она перевела взгляд на Безумного Мильцина, чей словесный поток наконец-то иссякал.
— …Вперед, друзья мои, и удивим весь мир! — завершил свою речь король, и Лизелл почувствовала, как дыхание участилось, а желудок сжался. Кто-то из свиты протянул королю алую подушечку, на которой лежал богато украшенный пистолет. Мильцин взял оружие и поднял его вверх:
— На глазах у всего Тольца Великий Эллипс начался!
Он нажал курок, и раздался, надо полагать, холостой выстрел. В это же самое мгновение ограждающие бархатные ленты опали, и толпа, собравшаяся в фойе, готова была взорваться. И она взорвалась оглушительным криком. Гром всеобщего возбуждения слился с выстрелом пистолета, и волна людей ринулась вперед, переворачивая легкие ограждения центрального входа. Как только участники устремились к выходу, ненадежный проход исчез. Через секунду дверной проем был наглухо забит участниками, журналистами, любителями азартных игр и обычными зеваками, борющимися ожесточенно и безуспешно за возможность прорваться через пробку из толкающихся тел.
Первую секунду Лизелл наблюдала за происходящим. Она не могла найти Гирайза в'Ализанте, он уже растворился в этой кипящей человеческой массе. К счастью, ей самой не нужно было бросаться в этот котел. Спасибо интуиции, надоумившей ее оставить кэб с торца здания, она вышла из фойе через заднюю дверь и помчалась по довольно пустым коридорам тем же самым путем, каким и попала сюда. Попадавшиеся на пути люди глазели на нее с нескрываемым любопытством, но никто не препятствовал ее бегу. Через несколько минут она уже выскочила навстречу утреннему солнцу и обнаружила, что она — не единственный участник, избежавший давки в парадном входе мэрии.
Кэб ждал ее там, где она его и оставила, и она про себя поблагодарила возницу. За ее кэбом стоял экипаж, вместительный и изящный, запряженный парой быстрых вороных. В окне она мельком увидела строгий профиль, показавшийся ей знакомым, но ей некогда было раздумывать на этот счет, поскольку все ее внимание сосредоточилось на третьем экипаже, стоявшем здесь: такого ей еще не доводилось видеть.
Этот необычный экипаж был длинный, низко посаженный, серебряного цвета и на восьми блестящих колесах. Сзади он представлял собой узел, сплетенный из труб и трубочек разных размеров, проволочных спиралей, проводов, шестеренок, лопастей, стеклянных лампочек, в то время как спереди он был конусообразный, без каких-либо выступающих деталей. Что-то похожее на треугольный парус поднималось над крышей.
И никаких лошадей. Лодка, что ли, какая-то? На колесах? Безрельсовый локомотив? Пока она так раздумывала, сухопарая фигура величаво прошествовала мимо, направляясь прямо к загадочному транспортному средству, и забралась внутрь. Лизелл успела заметить поношенный, неряшливый балахон, спутавшиеся седые волосы и тяжелый подбородок, который она тут же узнала — Шетт Уразоул, зарская изобретательница так называемой чудесной самодвижущейся коляски.
Дверца с шумом захлопнулась, и секунду спустя машина заурчала, подавая признаки жизни. Лизелл вздрогнула и поспешно прижала ладони к ушам. Прохожие завопили и бросились врассыпную искать укрытие, лошади рванулись вперед и заржали. Струя огненных брызг вырвалась из какого-то отверстия сзади, чудесная коляска сорвалась с места и на бешеной скорости понеслась вперед в клубах огня, дыма и пыли. Лизелл проводила взглядом сверкающую зарскую коляску, породившую сомнения: «Неужели гонки проиграны?»
Еще кто-то пронесся мимо Лизелл. Солнце блеснуло в светлых волосах главнокомандующего Каслера Сторнзофа, стрелой несущегося к своему экипажу, запряженному парой вороных красавцев, внутри которого скрывался пассажир. Только сейчас Лизелл его узнала: это был тот пожилой джентльмен, который ужинал вместе с грейслендским героем в ресторане отеля «Слава короля». Главнокомандующий Сторнзоф, минуя ее, бросил сбоку взгляд. Голубые глаза, голубые, как небо. Ей бы хотелось получше рассмотреть его. Но сейчас не время было думать об этом. Лизелл бросилась к своему кэбу.
— На вокзал, — скомандовала она вознице на вонарском, но тут же перешла на гецианский. — Тольцсентральдепортреилвейлаинз!
Экипаж Сторнзофа уже тронулся. Не прошло и пяти минут гонок, а она уже в хвосте.
— Гони, — закричала она и тут же осознала свою глупость. У нее уже был билет на «Илавийский Свисток», который следовал в южном направлении и отправлялся из Тольца не ранее чем через час с четвертью. Рисковать жизнью ради того, чтобы добраться до вокзала на пять минут раньше, просто абсурдно. Однако возница расслышал только «гони», и кэб угрожающе загромыхал и затрясся на опасной для него скорости. Через какую-нибудь пару метров несколько резких хлопков, похожих на взрыв петарды, сотрясли утренний покой. Лошадь захрапела и испуганно бросилась в сторону. Возница, неистово ругаясь, принялся усердно работать кнутом.
Лизелл высунулась из окна и вытянула шею, чтобы заглянуть за угол здания. Она увидела громадные клубы густого черного дыма, поднимавшиеся над площадью Ирстрейстер, и услышала приглушенные панические крики толпы. Пока она за этим наблюдала, последовала новая серия резких хлопков, и дым стал еще гуще и чернее. Задыхающиеся, покрытые копотью граждане, спотыкаясь, бежали с площади, а черный дым стелился, извиваясь, за ними следом.
— Кто-то пострадал? — выкрикнула Лизелл, но не получила ответа, а кэб уже уносил ее прочь на бешеной скорости, как она и приказала.
Гирайз. А вдруг он там, в этом дымном хаосе, неужели пострадал он? Будем надеяться, что с ним все в порядке. Господин в'Ализанте, этот сверхчеловек, лучше, нежели кто-либо другой, может о себе позаботиться. Скорее всего, на площади взорвалась не бомба, а обычная дымовая шашка, от нее не столько вреда, сколько переполоху. В любом случае ей нет никакого дела до Гирайза в'Ализанте. Равно как и ему до нее. Пусть хорошо прокашляется, и все с ним будет в порядке.
Она не может себе позволить думать о нем, когда есть куда более важные темы для размышлений. Взрывы, дым, шум, крики, смятение. Что или кто был тому причиной? Этого она не знала, но одно было понятно. Происшествие на площади Ирстрейстер задержало большую часть участников Великого Эллипса и сыграло на руку тем, кто покинул здание мэрии через заднюю дверь.
III
Когда она приехала на вокзал, времени было еще с лихвой. «Илавийский Свисток» отправился точно по расписанию. Лизелл отдала свой билет кондуктору и со вздохом облегчения опустилась в кресло. Заняться было нечем, кроме как смотреть на милые гецианские пейзажи, проплывающие за окном. Она больше не позволит себе волноваться из-за Гирайза.
Какое потрясение — просто шок — столкнуться с ним в Тольце, ее нервы все еще дрожали как натянутые струны. Ну уж нет, такого волнения она больше не допустит. Вместе с остальными участниками Великого Эллипса, которые застряли на площади Ирстрейстер, он опоздал на «Илавийский Свисток». Следующего поезда в южном направлении ему теперь придется ждать, по меньшей мере, пару часов, и он не успеет на судно до Илавийского побережья. До конца гонок ей не удастся с ним встретиться, потому что она уже обогнала его намного, а у него нет волшебной палочки, чтобы сократить это расстояние.
Она решительно развернула газету, купленную на вокзале, и на какое-то время ей удалось сосредоточиться. Она не обнаружила ни одной строчки о дымовых шашках перед зданием мэрии — ну конечно, газетная шумиха начнется только в следующем номере. Почти вся первая страница была посвящена Великому Эллипсу, несколько раз упоминалось ее имя. Очень много говорилось о войне. Стремительные грейслендцы уже покорили Гарест. Много было статей, освещающих местные события, совершенно неинтересные для иностранцев, но Лизелл заставила себя прочитать их все, с трудом продираясь сквозь хитросплетения гецианского синтаксиса, на это занятие ушло несколько часов.
«Илавийский Свисток», пыхтя, тащился на юг, иногда останавливаясь в каком-нибудь небольшом городишке. Время тянулось медленно до тех пор, пока ближе к вечеру в Плошто в вагон не вошли два провинциала, одетые в свои жестко накрахмаленные парадные одежды, и не уселись через проход напротив Лизелл. Их разговор тут же привлек ее внимание: они говорили о каком-то невероятном событии, подобных которому отродясь не случалось в их городе. Несколько часов назад диковинный агрегат пронесся через самый центр Плошто со скоростью молнии. Слов нет описать, какая то была странная машина, и управляет ею такая же странная женщина. Машина сама по себе едет как локомотив, но это не локомотив, это вообще ни на что на свете не похоже. Изрыгая черный дым и адский огонь, агрегат, урча, въехал на рыночную площадь около полудня, распугал домашнюю птицу, чуть не врезавшись в стену, едва не опрокинул дряхлого Дидеркинта, который вышел подышать воздухом, и тут же умчался, подняв столб пыли. Можно было бы подумать, что это сверхъестественное видение или галлюцинация, если бы не случилось на площади так много народу, чтоб засвидетельствовать реальность происходящего.
Какое потрясение — просто шок — столкнуться с ним в Тольце, ее нервы все еще дрожали как натянутые струны. Ну уж нет, такого волнения она больше не допустит. Вместе с остальными участниками Великого Эллипса, которые застряли на площади Ирстрейстер, он опоздал на «Илавийский Свисток». Следующего поезда в южном направлении ему теперь придется ждать, по меньшей мере, пару часов, и он не успеет на судно до Илавийского побережья. До конца гонок ей не удастся с ним встретиться, потому что она уже обогнала его намного, а у него нет волшебной палочки, чтобы сократить это расстояние.
Она решительно развернула газету, купленную на вокзале, и на какое-то время ей удалось сосредоточиться. Она не обнаружила ни одной строчки о дымовых шашках перед зданием мэрии — ну конечно, газетная шумиха начнется только в следующем номере. Почти вся первая страница была посвящена Великому Эллипсу, несколько раз упоминалось ее имя. Очень много говорилось о войне. Стремительные грейслендцы уже покорили Гарест. Много было статей, освещающих местные события, совершенно неинтересные для иностранцев, но Лизелл заставила себя прочитать их все, с трудом продираясь сквозь хитросплетения гецианского синтаксиса, на это занятие ушло несколько часов.
«Илавийский Свисток», пыхтя, тащился на юг, иногда останавливаясь в каком-нибудь небольшом городишке. Время тянулось медленно до тех пор, пока ближе к вечеру в Плошто в вагон не вошли два провинциала, одетые в свои жестко накрахмаленные парадные одежды, и не уселись через проход напротив Лизелл. Их разговор тут же привлек ее внимание: они говорили о каком-то невероятном событии, подобных которому отродясь не случалось в их городе. Несколько часов назад диковинный агрегат пронесся через самый центр Плошто со скоростью молнии. Слов нет описать, какая то была странная машина, и управляет ею такая же странная женщина. Машина сама по себе едет как локомотив, но это не локомотив, это вообще ни на что на свете не похоже. Изрыгая черный дым и адский огонь, агрегат, урча, въехал на рыночную площадь около полудня, распугал домашнюю птицу, чуть не врезавшись в стену, едва не опрокинул дряхлого Дидеркинта, который вышел подышать воздухом, и тут же умчался, подняв столб пыли. Можно было бы подумать, что это сверхъестественное видение или галлюцинация, если бы не случилось на площади так много народу, чтоб засвидетельствовать реальность происходящего.