Вольски Пола. Великий Эллипс

   Ее предосторожность оказалась напрасной. Мильцин IX взглянул на мужчину, скрючившегося рядом с Гирайзом, и поспешно отвел глаза в сторону.
   Заметив такую реакцию короля, Торвид внимательно осмотрел фигуру в странном платье и заключил:
   — Невенской.
   Мильцин отрицательно затряс головой.
   — Нет? И, тем не менее, он одет в костюм магистра тайных знаний. Это надо проверить, — и грандлендлорд проворно погнал своих пленников сквозь толпу.
   Они приближались. Гирайз заметил их, и Лизелл увидела, как его карие глаза расширились от ужаса, что очень удивило и испугало ее, таким она его никогда не видела. И тут же она поняла, что причина в ней. До этой минуты он считал, что она в безопасности. Он не ожидал, что она, как и он, окажется в этой огненной ловушке.
   Мужчина в странном платье поднял искаженные мукой глаза на короля.
   — Ваше Величество, — прошептал он и зашелся кашлем.
   — Нипер, — строго произнес король.
   — Простите…
   — Очередная твоя выходка? Не пытайся оправдываться, Нипер. Побереги свои силы, — посоветовал король.
   — Нипер? Это, конечно, Невенской, — забавляясь, умозаключил грандлендлорд. Он обратился к скрючившемуся мужчине в странном платье: — Это зеленое пламя вокруг нас подчиняется твоей воле?
   — Оно… — Нипер снова закашлялся.
   — Грандлендлорд ждал.
   — Искусный Огонь — ничего не трогай — ЕстьЕстьЕсть… — кашель перешел в стон.
   Брови Торвида сошлись на переносице:
   — Довольно ломать комедию. Я теряю терпение.
   — Я его уже давно потерял. Оставьте его, — вмешался Гирайз. — Это бессмысленно, Сторнзоф. Вам пришел конец. Я знаю, что вы сделали с Каслером, и если мы спасемся из этого огня, мир тоже узнает об этом. Вам негде будет спрятаться. Даже ваш император не захочет и не сможет защитить вас.
   — Что с Каслером? — несмотря на адскую жару, у Лизелл внутри все похолодело.
   — А вы что, господин в'Ализанте, прятались за стулом? Или, возможно, как маленькая мышка, притаились за дверью? Но это не имеет значения. Все нужно делать в открытую, увертки раздражают меня. — Торвид повернулся, выставив немного вперед руку так, чтобы был виден пистолет.
   — И что вы собираетесь с ним делать? — Гирайз презрительно вздернул брови. — Застрелить всех, кто попадется на глаза? Что вы будете делать, когда кончатся патроны?
   — Уверяю, что к тому моменту вы, гецианский король и эта вонарская проститутка будете мертвы. Но, честно говоря, я бы предпочел обойтись без кровавого побоища. Мне всего лишь нужно забрать с собой магистра. — И повернувшись к Ниперу, он объявил: — Вы сейчас пойдете со мной к ближайшему выходу. Когда мы подойдем к двери, вы снимете завесу огня, но только для того, чтоб мы могли спокойно выйти.
   — Я — Есть — теряю контроль, — Нипер шатался из стороны в сторону.
   — Вы слышите меня?
   Нипер застонал и упал на колени.
   — Я спросил, слышите ли вы меня? Отвечайте, — ответа не последовало, и терпение грандлендлорда иссякло. Рукой, сжимавшей пистолет, он ударил магистра, по правой щеке и по левой.
   Удары свалили Нипера на пол, где он и остался лежать неподвижно. Шокированный Мильцин IX вскрикнул. Гирайз шагнул вперед, но остановился под дулом пистолета Торвида. В тот же самый момент что-то, похожее не то на раскаты грома, не то на рык дикого зверя, сотрясло воздух.
   У Лизелл перехватило дыхание, она не могла определить, что породило этот звук, подобного она никогда не слышала — но этот звук парализовал ее животным страхом. Она подняла глаза вверх. Пламя, тонким слоем покрывавшее стены и потолок, увеличилось в объеме, выбрасывая новые, более длинные зеленые языки пламени, по краям окрашенные красным. Рокот огромного пожара усилился, он вибрировал в ее нервах, как высокая, насыщенная нота, и она неожиданно ощутила его жажду убивать, безграничную и ненасытную. У нее затряслись поджилки. Она даже не поняла, что бросилась к Гирайзу, он обнял и крепко прижал ее к себе.
   В пламени появилось еще больше кровавых всполохов, в своем количестве они сравнялись с зелеными, и море огня над головой начало меняться, оно двигалось и, как вода, изливалось колдовскими потоками. Смерч из огня образовался в центре, прямо над головой Торвида Сторнзофа. Грандлендлорд ничего не замечал, он кричал на человека, распростертого на полу, который слабо зашевелился и открыл глаза.
   Нипер посмотрел вверх, но не на своего мучителя, а на потолок. Его глаза округлились, он что-то сказал. Лизелл не расслышала слов, но прочитала по губам: «Нет. Радость моя. Нет». Торвид проследил за взглядом магистра. Он смотрел на явление с интересом скептика. Смерч над головой, разрастаясь, вращался все быстрее и быстрее и обрушился вниз. Раздался треск дикого удовлетворения в тот момент, когда Искусный Огонь набросился на свою добычу.
   Торвид Сторнзоф издал оглушительный крик, замахал руками и запрыгал на месте, как безумная марионетка. Его хорошо скроенный смокинг горел, ткань превратилась в пепел в считанные секунды, открыв пламени тело. Его посеребренные сединой волосы и черные брови опалились мгновенно. Огонь коснулся тела, и запах горелого мяса распространился по Длинной галерее.
   Упав, Торвид катался по полу, но огромный вихрь пламени, обвивавший его, нельзя было потушить. Его неистовые движения высекали фонтаны искр, от них вспыхнули шелковые юбки стоявших поблизости дам. Поднялись новые крики ужаса, но они не могли заглушить душераздирающих воплей грандлендлорда.
   Сквозь зеленые и красные всполохи огня Лизелл видела, как его кожа почернела и сползала, как кожура с обгоревшего перца. Его лысый череп покрыли вздувшиеся волдыри, и от этого голова казалась вдвое больше. Черты лица изменились до неузнаваемости, глаз не было видно среди покрывавших кожу волдырей, если они еще не выгорели. Только голос оставался еще при нем. Наверное, в этот момент пламя проникло внутрь, в горло, легкие, но крики не ослабевали.
   Казалось, сцена длится годы. Вечность прошла, пока ослепший черный манекен, охваченный вихрем пламени, не выпрямился и, шатаясь, не побрел прочь сквозь толпу, которая расступалась, тесня и толкая друг друга, уступая дорогу горящему, как факел, человеческому телу.
   Наконец он снова упал, но агония не прекратилась — догорая, он все еще продолжал дергаться и скулить, и все еще пытался ползти, царапая руками пол. Но, наконец, все движения и крики прекратились. Но и на этом Искусный Огонь не успокоился, он свирепо терзал свою первую жертву, пока от нее не остались лишь кости да горка жирного пепла.
   — Господин Нипер, — Гирайз нагнулся и положил руку на плечо магистра. — Вы слышите меня? — Ответа не было, и он повысил голос, чтобы перекричать царивший вокруг шум. — Господин Нипер, вы меня слышите? — повторил он.
   Глаза Нипера открылись:
   — Большой, — прошептал он. — Я — БольшойБольшойБольиой.
   — Господин Нипер, вы можете погасить или хотя бы уменьшить это пламя?
   — Большой. Большой, — Нипер мигал глазами и, наконец, его взгляд приобрел осмысленность. — Голова кружится. Болит. Не могу думать.
   — Вы можете открыть выходы?
   — Не знаю, — магистр потер глаза. — Я попытаюсь. Помогите мне.
   Взяв его за руки, Гирайз и Мильцин подняли его на ноги и подвели к ближайшему дверному проему. Когда они отпустили его, Нипер закачался, и Лизелл подумала, что он сейчас снова упадет, но он удержался. Несколько секунд он стоял неподвижно, склонив голову. Затем он поднял голову и устремил глаза прямо в огонь, лицо его было спокойным, но она уловила внутреннюю интенсивную работу мозга. Несколько длинных мгновений потребовалось, чтобы исчезли красные всполохи. Когда пламя стало зеленым, Нипер заговорил, но его слова слышны были только его детищу. Пламя послушно отступило в сторону.
   Первым Длинную галерею покинул король Мильцин. За ним последовали Лизелл и Гирайз, ведущие под руки Нипера. Они вышли в коридор, где команда слуг и придворных усердно поливала пламя из ведер. Несколько капель холодной воды брызнули в лицо Лизелл — какое чудо! Ни она, ни кто-либо другой не сгорели заживо, и это тоже — чудо. Но радость ее была ущербной. Она непоправимо испортила свою аудиенцию с королем, и Гирайз так подозрительно на нее посмотрел, что она даже боялась подумать, что у него на уме и что случилось с Каслером.
   Но она не должна сейчас об этом думать, поскольку освободившиеся пленники бурным потоком изливались из Длинной галереи; толкаясь и пихаясь, они готовы были ее затоптать, спеша покинуть горящий дворец. Думать в такой момент просто невозможно, и, может быть, это даже и к лучшему. Люди в панике бежали по коридору, вниз по огромной центральной лестнице, через фойе размером с мраморный луг, через парадную дверь в парк, где собралась поглазеть на пожар вся дворцовая челядь.
   Длинная галерея опустела быстро. Когда последний человек прошел сквозь дверной проем, обвитый огненной гирляндой, Нипер зашатался, закачался и забормотал что-то бессвязное. Огненная завеса вновь упала на дверной проем. Искусный Огонь прыгал и ревел в безумном зеленом восторге.
   — Невенской, мои Водяные Чары! — умолял король Мильцин. — Ну, сделай же что-нибудь, мой дорогой!
   — Сир, я… — глаза магистра закатились, и он потерял сознание. Гирайз и Лизелл подхватили его.
   Сгустки пламени полетели в коридор. Окончательно побежденная команда поливальщиков просилась бежать, напрочь глухая к повелениям, приказам, мольбам своего монарха. Огненные спирали любопытными змеями носились по коридору. Парчовые портьеры на одном из окон загорелись, потом на другом, под ногами начал тлеть ковер.
   Ничем нельзя было остановить огонь, по крайней мере, в эту минуту.
   — Сир, мы поможем вам покинуть дворец, — взмолилась Лизелл.
   Мильцин посмотрел на нее и кивнул. Вместе они вышли, неся бесчувственного Нипера. Они несли его до самой белокаменной стены, кольцом опоясывающей дворец, и здесь, в безопасном месте, опустили его на землю. Магистр начал приходить в себя и зашевелился.
   Они здесь были не одни. Сотни гостей, придворных и слуг собрались здесь у стены и наблюдали за пожаром. Прокатившийся по зевакам тяжелый ропот заставил Лизелл посмотреть в сторону дворца, из окон третьего этажа которого вырывалось зеленое пламя. Пламя набирало силу, оно поднялось до крыши. Мощный победный рев долетел до нее в тот момент, когда Искусный Огонь взвился, устремляясь к звездному небу.
 
   Глубокой ночью, когда дворец Водяных Чар покоился в дымящихся руинах и зеленое буйство огня стихло, Мильцин IX впервые за все это время подал голос:
   — Нам придется устроить что-то вроде пересчета голов, что бы удостовериться, что погибших нет, кроме этой грейслендской свиньи.
   — На пепелище есть останки еще одного тела, сир, — Гирайз в отсветах утихающего зеленого пламени склонил голову. — Каслер Сторнзоф был убит своим дядей, когда пытался спасти Ваше Величество.
   Слезы хлынули из глаз Лизелл, это были слезы горя, но не удивления. Не признаваясь себе, она все это время знала, что Каслер погиб. Ее миссия постыдно провалилась, ее страна обречена. Ночь чествования победителя обернулась ночью катастроф.
   — Ну, я сожалею о молодом Сторнзофе, — Мильцин нахмурился. — Не все грейслендцы, оказывается, преступники. Но своим кузеном Огроном, уверяю вас, я сыт по горло. Слишком он распустился. Сегодняшняя ночь — это последняя капля. Я покажу ему, как натравливать на меня своих головорезов. Мисс Дивер, что вы там говорили несколько часов назад, сколько Вонар предлагает? Пятьдесят миллионов, я не ошибаюсь?
   — Сорок, сир, — пролепетала Лизелл, не веря своим ушам.
   — Сорок. Ну что ж, я не могу торговаться. Этого хватит на восстановление пострадавшего дворца Водяных Чар.
   — Ваше Величество выражает желание продать Разумный Огонь Вонару? — она не могла понять, кажется ей это или происходит на самом деле. Она услышала, как Гирайз напряженно вздохнул.
   — Вы полагаете, после сегодняшней ночи я буду раздумывать? Этот Огонь стал слишком жарким для Нижней Геции. Вы можете забрать его, и будьте любезны, сделайте так, чтобы земля горела у кузена Огрона под ногами, пусть он подавится этим Огнем. — Мильцин повернулся к тихо и молча сидящей фигуре в темном платье. — Невенской, то есть, я хотел сказать, Нипер, ты уже пришел в себя?
   — Да, сир, — раздался слабый голос Нипера. — И я хочу выразить мою глубочайшую печаль, мое горе и признать, как мне стыдно…
   — Ты можешь, конечно, выражать, да только сейчас не время. Ты мне вот что скажи. В нормальном состоянии, то есть когда ты не страдаешь расстройством желудка, когда в голове у тебя порядок и ты не отравлен дымом, считаешь ли ты себя способным контролировать наш Искусный Огонь?
   — Сир, сегодня вышло какое-то недоразумение. Это больше никогда не повторится, верьте мне. Обычно Искусный Огонь повинуется моей воле, при условии, что он не перевозбуждается. Но это редко…
   — Дальше можешь не продолжать. Я верю тебе на слово, а все сопутствующие условия и обстоятельства меня не касаются. Вот видишь, мой друг, ты собираешься отправиться в Вонар.

ЭПИЛОГ

   Как только король принял решение, события начали разворачиваться с предельной скоростью. Не успела Лизелл перевести дух после трагической ночи, осознать все, признать реальность гибели Каслера, как она уже сидела в поезде, несущемся в сторону Ширина. Не в каком-нибудь обычном поезде, а в специальном, с гербом Нижней Геции, который перевозил Его Величество и самых его дорогих гостей. Итак, она, Гирайз и магистр Невенской, или Ниц Нипер, как он теперь себя называл, сопровождаемые мускулистыми вооруженными телохранителями, ехали в отдельном до абсурдности роскошном бронированном вагоне. Магистру — бесценному приобретению — не разрешалось сделать и шагу без телохранителя.
   Как только поезд остановился на вокзале Ширина, Ница Нипера затащили в неприметную, полностью закрытую от посторонних глаз карету и увезли. Лизелл заключила, что он затеряется в лабиринтах республиканского комплекса, но не была в этом уверена, поскольку все заданные ею вопросы вежливо были оставлены без ответа. То, что ее оставляли за бортом событий, раздражало. Принимая во внимание, что она в этом деле человек не последний, она с полной уверенностью считала, что имеет право на определенную информацию, но, похоже, слуги вонарского правительства так не считали. Ее вежливо проводили до дому и оставили там, так и не удовлетворив ее любопытства.
   По-видимому — ее миссия закончилась.
   Так странно было оказаться вновь в своих комнатах, хорошо знакомых, удобных, но таких спокойных, немного запущенных и лишенных смысла. У нее не было чувства, что она вернулась домой. Честно говоря, эти комнаты не были ее домом, все здесь, кроме хорошей коллекции книг и сувениров, было не ее, даже мебель. Но настроение улучшилось, когда она начала разбирать почту, которую ее хозяйка собрала и сохранила, пока она отсутствовала. Новость о ее победе распространилась раньше, чем она вернулась домой, и отклики были впечатляющие. Пришли сотни поздравительных писем, телеграмм, открыток, по большей части от людей незнакомых, но с теплыми словами. Не столько радость, сколько практическую ценность представляли предложения — целая дюжина посланий с предложениями прочитать курс лекций, выступить перед гостями, написать ряд статей, эссе, книг. Было даже предложение от университета Ширина: провести два семестра в качестве штатного преподавателя — честь, которой не удостаивалась доныне ни одна женщина.
   Ее успех был признан. Ей больше не придется рисовать в своем воображении картины жалкого возвращения под жесткое крыло Его чести. Свобода, о которой она мечтала, — вот она, завоевана. Это было настоящее достижение, но почему-то полного упоения победой она не чувствовала, победа не будет выглядеть реальной, пока она не разделит ее с Гирайзом.
   Такая возможность представилась на следующий день: их обоих пригласили в Министерство иностранных дел. Они приехали одновременно и оба оказались в небольшом скромном конференц-зале на первом этаже. Здесь их ждали четверо представителей министерства, но замминистра во Рувиньяка среди них не было. Возможно, лишенный королевских привилегий литерного поезда, он все еще ехал из Тольца. Сотрудники министерства представились. Имена и должности прозвучали так быстро, что она их не запомнила.
   Лизелл пришла в надежде получить немного информации, но оказалось, что ее пригласили ответить на вопросы, а не задавать их. Допрос велся в вежливой форме, но довольно долго. Сотрудники желали получить как можно более подробный отчет о событиях, имевших место во дворце Водяных Чар, особенно их интересовали грандлендлорд Торвид Сторнзоф и любопытный феномен, который получил известность как «быстро распространившийся огонь явно необычных свойств».
   Сдерживая нетерпение, Лизелл как можно детальнее обрисовала картину последних событий, так же поступил и Гирайз. Его рассказ о последних минутах Каслера Сторнзофа, который полностью совпадал с тем, что он поведал ей в поезде, за исключением лишь нескольких моментов личного свойства, вновь вызвал у нее слезы. Во время ее собственного рассказа о нападении Торвида Сторнзофа на короля Мильцина в комнате личных аудиенций слушатели осторожно обменивались взглядами. А их совместный отчет о смерти Торвида, — который избирательно был сожжен среди множества гостей, из которых никто не пострадал, — полностью захватил внимание слушателей. Информация, которую они почерпнули, представляла для них очевидный интерес, но ответная любезность с их стороны не предполагалась. Как только она набралась смелости и спросила о Нице Нипере и Огне, все четверо сотрудника министерства неожиданно перешли на чрезвычайно расплывчатые формулировки.
   Она вышла из конференц-зала совершенно расстроенная, держась с Гирайзом за руки. Они отправились в ближайшее кафе, где заказали себе кофе со льдом, уселись в тени под натянутым тентом, и она рассказала ему о предложениях, которые на нее посыпались — про статьи, книги, членство в академии.
   — Поздравляю, — лицо Гирайза осветила улыбка. — Великолепно, ты добилась невероятного. У тебя такой большой выбор, на чем ты остановишься?
   Она посмотрела на него. Глаза его излучали неподдельное тепло, и улыбался он искренне.
   — Что-то не так. Что? — спросила она.
   — Я горжусь тобой и рад за тебя.
   — И? Какая-то проблема, не так ли?
   — Это с тобой не связано.
   Она внимательно посмотрела на него. Три-четыре месяца назад она бы обвинила его в ревности, обиде на нее, задетом тщеславии. Сейчас она знала его лучше. И вдруг она поняла: радужные надежды и планы на будущее, работа, успехи, признание — все это рухнет с вторжением имперских войск в Вонар. Издательства свернут или в лучшем случае приостановят свою деятельность, лекции прикроют, даже университет Ширина радикально сократит свою программу, если он вообще будет функционировать. Она, конечно, через несколько лет может попробовать восстановить свою прерванную карьеру, но без особой надежды на успех. Кому будет нужна женщина-писательница, лектор в оккупированном Вонаре?!
   Гирайз знает это и просто не хочет ее расстраивать. Да и ему самому есть о чем беспокоиться. Его любимый замок Бельферо — семейное гнездо всех в'Ализанте на протяжении нескольких поколений — завидная добыча при любом положении дел. Если вторжение закончится успешно, грейслендцы непременно отнимут и замок, и близлежащие земли. До сих пор это ей даже в голову не приходило.
   Несмотря на отчаянно светившее летнее солнце, день, казалось, стал пасмурным. Она глотнула ледяного кофе и переменила тему разговора.
 
   Через два дня она получила приглашение пообедать с во Рувиньяком, вернувшимся в город. Замминистра был более разговорчив, чем его коллеги из министерства, но не настолько, как хотелось бы.
   — Я отвечу, если смогу, мисс Дивер, — заверил он ее в промежутке между двумя полными ложками холодного супа из омаров. — Но я и сам сейчас пребываю в почти полном неведении.
   Она не верила ему, но не знала, как в вежливой форме выразить это, поэтому улыбнулась понимающе, выдержала нужную паузу, а затем начала вести дознание, задавая вопросы под другим углом зрения и другими словами. Возможно, он захочет выдать ей некоторою информацию в дозволенных ему пределах. Когда она спросила о Каслере Сторнзофе, он рассказал, что в результате осмотра сгоревшего дворца Водяных Чар в не пострадавшей от огня подземной лаборатории было обнаружено тело главнокомандующего Сторнзофа. Тело было отправлено в Грейсленд, где Братство Ледяного Мыса займется его погребением. А то, что осталось от грандлендлорда Торвида Сторнзофа, было тихо похоронено на кладбище в Тольце. Несмотря на ужасный пожар, жертв больше не было.
   А гецианский магистр, Ниц Нипер? Он все еще в Ширине?
   Трудно сказать. Сразу по прибытии господина Нипера основательно расспросили сотрудники правительства, сообщил во Рувиньяк. Сам же он не присутствовал на этих беседах. В любом случае, это все очень интересно. Есть основания полагать, что господин Нипер недавно был перевезен в другое место, куда именно, во Рувиньяку неизвестно, вокруг этого так много всяких разговоров и слухов.
   А Разумный Огонь? Она своими собственными глазами видела, что он существует, но насколько он применим на практике? Насколько он надежен и дистанционно управляем? Может ли он стать эффективным оружием войны?
   — Что касается этого, то я вряд ли могу компетентно судить об этом, — скромно отвечал во Рувиньяк. — Если вам нужны реальные факты, то, боюсь, вам нужно делать то же, что и мне: читать газеты.
 
   Она последовала его совету, когда два дня спустя после их встречи развернула газету «Республиканец», и ей бросился в глаза заголовок «Требования Гареста отвергнуты».
   Сердце ее забилось. Вот оно. Она быстро прочитала статью, длинную и перегруженную деталями, но с достаточно простой мыслью. Президент Вонара при полной поддержке конгресса ответил на требование Парламента Гареста передать им провинцию Иленс безоговорочным отказом. Гарестское правительство уже выставило официальную ноту протеста. Дипломатические отношения между двумя странами прерваны. Гарестское посольство закрыто, послы уже покинули Ширин. Высший Совет Грейсленда резко осудил политику Вонара и высказался в поддержку оскорбленного братского народа Гареста.
   До нападения осталось буквально несколько часов. Возможно, бои уже начались на юге Иленса. Лизелл отложила газету в сторону. Сидеть одной в своих меблированных комнатах в такой момент ей не хотелось. Ей захотелось видеть Гирайза прямо сейчас, немедленно, но это неприлично — отдаваться порыву. Она не может вот так нагрянуть, одна, без приглашения, постучать в дверь его загородного дома — это никуда не годится.
   Слишком плохо. Я еду.
   Она встала. Ее летняя соломенная шляпа висела в крошечной прихожей. Не успела она протянуть к ней руку, как раздался стук в дверь. Она открыла, на пороге стоял Гирайз.
   — Ты видела газету? — спросил он.
 
   Они отправились в ближайшее кафе, там было полно народу; казалось, что во времена всеобщего бедствия у ширинцев включался инстинкт собираться вместе, непрерывно пить кофе и обмениваться мнениями. Лизелл предположила, что все кафе и таверны по всему городу должны быть так же переполнены и шумны. События обсуждались неистово. Незнакомые люди спорили как старые приятели, у каждого была своя готовая теория, планы, надежда и уверенность, кто-то предрекал неминуемую гибель. Слухи роились смерчами, многие излагались с достоверностью факта, но никто не знал действительного положения вещей.
   Все сидели в одной лодке, все черпали информацию только из газет, которые, в свою очередь, ждали сообщений с гарестской границы в сотне миль к югу.
   Ширин ждал. Вечерний экстренный выпуск «Республиканца» вышел с заголовком, набранным двухдюймовым кеглем: ГАРЕСТ ВТОРГСЯ В ПРОВИНЦИЮ ИЛЕНС.
   И снова Ширин стал ждать.
 
   Еще двадцать четыре часа прошло в томительном ожидании. Большую часть их Лизелл провела с Гирайзом, остальные болталась под окнами редакции «Республиканца». Улица Клико, на которой находилась редакция, была забита людьми и закрыта для транспорта. Редакции двух конкурирующих газет — «Ширинский курьер» и «Газета Парабо» — осаждались в одинаковой степени, но самые большие толпы народа тяготели к старейшему городскому источнику новостей. Мужчины, женщины, дети, собравшиеся тут, вели себя тихо, дисциплинированно, терпеливо и тактично по отношению друг к другу. Здесь царило чувство предельной солидарности.
   Лето было в зените, и солнце нещадно светило над Ширином. Соломенные шляпы и зонтики от солнца обеспечивали недостаточную защиту. Продавцы прохладительных напитков и самых разнообразных закусок кружили вокруг собравшихся людей, привлеченные легкой наживой. Время шло, а толпа сохраняла спокойствие и порядок, нарушалась лишь некоторая пристойность поведения: мужчины ослабляли галстуки и расстегивали воротники своих рубашек, некоторые даже сняли пиджаки. Дамы сняли белые кружевные перчатки, чего они никогда не позволяли себе в обычных обстоятельствах. Неизвестно откуда появились и легли на старые булыжники мостовой циновки, одеяла, подстилки, и уставшие стоять люди десятками опускались на мостовую и тротуар.