Страница:
– Я Рикки, а это Молли! Мы в лесу всегда живем, вместе с солнышком встаем.
Рикки, видимо, затрудняли слишком длинные разговоры и объяснения, поэтому, не найдя, что сказать дальше, он с восторгом запрыгал на месте, взмахами руки приглашая Молли присоединиться к беседе. Молли запрыгнула на ствол поваленной сосны. На взгляд Квентина она была как две капли воды, а точнее солнечного света, похожа на Рикки, и как их различить, он не мог себе представить.
– Здравствуй, Молли! – обратился он к солнечному зайчику. – Спасибо, что ты меня разбудила, а то уже скоро полдень, а я еще ничего не сделал. – Молли, довольная, что на нее обратили внимание, запрыгала, тоненько подхихикивая.
– А ты кто такой?
– Я Квентин из Монтании. Мой дом разрушили враги, и я иду, чтобы восстановить справедливость. Правда, не знаю еще, как это сделать.
– Квентин! Квентин! – радостно зачирикали солнечные зайчики, – Квентин из Монтании! Нам говорили! Нам говорили про тебя!
– Кто же и что вам говорил про меня?
– Наш папа солнце и мама вода. Знаем мы все про тебя!
Рикки на мгновение застыл на одном месте, выражая глубокую задумчивость, но это, как заметил Квентин, могло отразиться на его здоровье. Солнечный зайчик вдруг стал тусклее, начал съеживаться и краснеть. Но Молли, вовремя заметив происходящие с другом перемены, толкнула его в бок, и Рикки, освободившись от тяжкой задумчивости, снова весело запрыгал, восстанавливая свой цвет и форму.
– Нам нельзя оставаться в покое, мы теряем к жизни волю! –заявил он.
Квентин был бы не прочь поговорить о воле к жизни, но как-нибудь в другой раз, сейчас же ему хотелось вернуться к их прежнему разговору и выяснить, кто же они такие, и откуда они его знают.
Молли, словно угадав его мысли, сказала:
– Нам про тебя рассказали дрозды, те, что летели в гнезда свои.
Дом и дворец разрушен дотла, злая с тобой приключилась судьба.
Солнце-отец и мать-зеркальная гладь нам приказали тебя охранять.
Велено нам тебе передать, чтоб ты в путь отправлялся опять.
Если нас ты с собою возьмешь, Поможем всегда, коли в беду попадешь.
– Честно говоря, я и сам не понимаю, куда мне идти и что делать, чтобы спасти мир.
– О том не заботься. И по столетьям расставлены вехи. И всякий подскажет, с кем ты ни встреться.
«Мне бы уверенность этих маленьких созданий, – подумал Квентин, глядя, с какой легкостью щебечут стихами, прыгают и перемещаются в пространстве его новые друзья. – Тогда бы я точно знал, что мне делать и куда идти».
Он все больше понимал, что выбора у него нет, и ему уготована роль спасителя мира, раз уж даже такие стихии как солнце и вода стали его союзниками. Нет, не зря ему вручили Эрлиер: он должен пройти через леса Оддора и отыскать привидившийся ему город. Может, там он сможет найти друзей и Древние предметы, чтобы победить Конаха. О том, что будет дальше, он пока не задумывался.
Перед тем, как отправиться в дорогу через лес, Квентин решил перекусить, а его новые спутники беспрестанно прыгали вокруг, норовя пощекотать его ярким лучиком и посмеяться над тем, как он забавно чихает. И надо сказать, это им частенько удавалось. Солнце стояло в зените, когда он поднялся на ноги и тронулся в путь. Рикки и Молли беспечно прыгали перед ним, показывая дорогу, хотя Квентин не мог бы поручиться за то, что она им действительно известна.
Вскоре они нашли что-то вроде старой заросшей тропы или дороги и двинулись по ней. Лес становился гуще. Высокие и стройные сосны и кедры постепенно уступали место лиственным деревьям, которые тесно, как дети, чтобы не потеряться, сплетались ветвями друг с другом. Тропа, по которой они шли, когда-то была дорогой. Квентин понял это по подлеску, что подрастал по сторонам древней дороги, делая ее год от года все более узкой. Возможно, эта тропа и была когда-то тем Великим путем, что вел от берегов Западного моря, через Монтанию, леса Оддора и степи Редера к южному побережью. Но теперь от дороги осталась лишь лесная тропа, с трудом угадываемая среди густой поросли.
Квентин пытался вспомнить все, что он знал из книг и учебников об этих землях. Получалось, не так уж и много. Даже если бы со старых времен сохранились карты этих мест, они вряд ли бы ему пригодились: в результате войн и проклятия Конаха здесь все разительно переменилось. Многие города и поселки были сметены с лица земли, дороги заросли травой и затерялись в лесу, а реки разлились и затопили прежде возделанные и плодородные земли. Поэтому оставалось надеяться только на собственную смекалку и божественное провидение, избравшее его своим орудием. Он и понятия не имел, сколько времени у него уйдет на дорогу до Редера. Верстовых столбов на этой дороге не было. И сколько он ни силился, так и не смог припомнить, есть ли в этих местах какие-нибудь населенные пункты или нет. После заклятия Конаха, все здесь пришло в первозданную дикость. Квентин знал, что ему придется пройти по заброшенным и опасным местам, но вместе с тем отчаяния не было. Что произошло, то произошло. Ничего уже не вернешь. Возвращаться было некуда: не было ни дома, ни отца, ни мамы. Позади не было ничего, кроме пепла.
И ноги, не доверяя малодушным доводам рассудка, лучше знали свое дело: несли его по заброшенной дороге, не давая ни минуты для передышки и остановки, чтобы бросить назад хотя бы еще один прощальный взгляд. Так он и шел, пока не увидел, что солнце начинает скрываться за деревьями, а веселая парочка Рикки и Молли становится все менее различимой на фоне травы и деревьев. Тогда он решил, что пришла пора немного передохнуть. Еды было много, а вот вода во фляге уже уменьшилась наполовину, и Квентин подумал, что было бы неплохо выйти к лесному ручью, который он пересек недавно. Как только он остановился, Рикки и Молли ринулись к нему и весело запрыгали по его плечам и голове.
– Скоро солнышку закат, и нам придет пора поспать!
– А уйдет ночная тень, будем мы с тобой весь день!
– С тобой в лесу мы неразлучны, а выйдя в степь, поймай последний лучик, – с этими словами солнечные зайчики померкли и растаяли в наступающей темноте.
Ручей Квентин нашел в ста шагах к северу от дороги, которая пока строго шла с запада на восток. Здесь же он и решил провести ночь. На этот раз он приготовился основательно: набрал большую кучу сушняка, чтобы костра хватило на всю ночь, а на случай непогоды соорудил шалаш с подстилкой из мягких веток. В прошлую ночь он совершенно позабыл о безопасности, поэтому теперь, вытащив меч из ножен, положил его рядом с собой. Костерок, весело потрескивая, лизал огненными языками сухие ветки. На небе зажглись яркие звезды, а в лесу стояла удивительная тишина. «Лучше жить сегодняшним днем и не думать, что будет завтра. Завтра может быть лучше или хуже, но всегда, когда начинаешь задумываться над этим, начинаешь переживать неслучившееся, опасаться и тревожиться, а это, по крайней мере, глупо и, во всяком случае, расточительно для ума и сердца», – примерно с такими мыслями Квентин и заснул, напоследок глубоко вдохнув освеженного прохладой ручья чистого, лесного воздуха.
Войска стояли стройными каре. Разнаряженные, как на парад, воины вытянулись по струнке, всем своим видом демонстрируя решимость отдать свои жизни по первому приказу повелителя. Прекрасные кони били копытами и закусывали удила. Всадники в золотых с красной эмалью доспехах высоко взметнули в приветствии тяжелые копья. Боевые колесницы ощетинились грозными шипами и пиками. Строй лучников застыл, опираясь на длинные луки. Войско было полностью готово к сражению. Эти люди готовы были отдать свои жизни за него. И Квентин прекрасно понимал это, проходя вдоль строя преданных воинов. Он пристально всматривался в суровые, но вместе с тем торжественные лица воинов, и думал, что это сражение станет последним для многих из них, и что у них нет иного выбора, кроме как победить в бою или умереть.
Он поднял взгляд к небу. Черные сполохи затягивали небо, закручиваясь в черном водовороте вихря, как гигантские щупальца. Квентин подумал, что уже видел этот черный водоворот. Когда и где не помнил, но знал, что черные щупальца уже протягивались к нему с неба, и он отчаянно не хотел повторения этого кошмара. И тут ему показалось, что одно из щупалец на мгновение замерло и потянулось к нему. Он инстинктивно попятился и в ту же секунду в черном водовороте заметил огромный с сочными кровавыми прожилками глаз, неотрывно наблюдающий за ним.
Это было настолько ужасно, что он тут же, еще как следует не проснувшись, сел, невидяще уставясь в темноту ночного леса. Какое-то время он всматривался в темноту леса, пытаясь уловить источник тревоги, возникшей в его сознании. Ощущение, что за ним наблюдают, не проходило. Лес по-прежнему спал, убаюканный тишиной ночи. Легкий ночной бриз скользил по верхушкам деревьев, и они отвечали ему тихим шепотом. Все было тихо. Костерок понемногу догорал.
Квентин огляделся. Ночь была такой темной, что даже если бы кто и подкрался незаметно, он бы разглядел незнакомца лишь рядом с собой. Тревожное чувство не покидало Квентина. Он метнул в костер охапку сухих веток. Костер разлетелся множеством искр и чуть не погас. Но затем огонь с жадностью набросился на свежую добычу и разгорелся сильным пламенем. Квентин застыл, крепко сжимая двуручный меч Гедара. Костер осветил поляну, и Квентин заметил легкую дрожь в кустах слева от него. Блестящие листики кустарника трепетали маленькими ладошками.
Ожидание неведомого страшнее всего. Страх делает тебя безвольным. Любое чудище уже одержало победу, если ему удалось запугать тебя. Нужно было действовать быстро и решительно. Квентин кончиком меча быстро очертил магический круг, но нужное заклинание никак не вспоминалось. Наконец что-то пришло ему в голову, и он скороговоркой произнес магическую формулу. Самое удивительное, что у него получилось и, собрав энергию в кулак, он выплеснул ее в сторону подозрительного куста. Сноп электрических искр вырвался из его руки и врезался в подозрительные заросли. Оттуда донеся тяжелый протяжный стон, и тотчас кусты пришли в движение.
Их было двое. Первое, что он заметил – это их головы, усеянные бугристыми наростами. Глаза существ злобно горели красным огнем из-под низких надбровных дуг. Квадратные челюсти выдавались вперед, обнажая две пары острых клыков, торчащих над губами. Длинные руки доходили до колен, а над головами возвышались горбы. Пальцы рук и ног кончались изогнутыми когтями. «С этими парнями шутки плохи, – подумал Квентин. Хотя его мозг и крутился на полную катушку, решение не приходило. – Посмотрим, как они переносят огонь». Он схватил длинную горящую ветку и ткнул ей в морду чудовищу. Монстр отшатнулся, явно не ожидая подобной наглости от человека. Второе чудовище злобно взмахнуло когтистой лапой, Квентин едва успел увернуться – когти прошли в дюйме от его лица. Они злобно храпели, раздувая широкие ноздри, и не сводили с него горящих глаз, выбирая подходящий момент для атаки.
Квентин отчаянно, прогоняя страх, прокричал заклинание силы. Он вложил в него все, что мог. Видимо, от него отлетел такой сгусток энергии, что монстры отшатнулись, как от огня. Меч Гедара завибрировал и налился тяжестью в его руке. Теперь он был полностью готов к бою. Квентин сделал быстрый выпад, и пока монстры не очухались, нанес удар. Меч мягко вошел в тело чудовища, принц даже не почувствовал сопротивления. Тотчас же он выдернул меч обратно, и из раны на груди чудовища вырвался фонтан зеленой крови. Второй монстр отчаянно заревел и прыгнул на Квентина. Уходя с линии атаки, Квентин резко отпрыгнул в сторону и подставил уроду ногу. Злобное чудовище со всего маху перекувыркнулось через голову и на мгновение застыло, стоя на коленях. Квентину, для которого время замедлило свой бег, этого момента было достаточно. Он вскинул сверкнувший молнией меч и одним ударом смахнул голову страшилища. Его тело еще стояло на коленях, когда голова с вытаращенными в изумлении и злобе глазами закатилась в костер. Первый монстр продолжал хрипеть и биться в судорогах. Из него, как из продырявленной бочки, во все стороны хлестали потоки зеленой крови и пены. Квентин решил, что настала пора прекратить его мучения. Когда он, крепко сжимая в руке меч, приблизился к лесному уроду, тот, чувствуя приближение скорого конца, в отчаянии заскреб когтями, оставляя черные царапины вспаханной земли. Его челюсти с длинными изогнутыми клыками в бессилии открывались и закрывались, напоминая чавкающий рот беззубого старца. Из глотки вырывались нечленораздельные хриплые звуки.
– Все равно ты не собираешься сообщить мне ничего хорошего, иначе бы ты сделал это пораньше, – сказал Квентин. – Сейчас я облегчу твои страдания. Прости, если что не так, я ведь не врач, но надеюсь, в следующей жизни ты станешь хорошим человеком. – Квентин высоко поднял отливающий голубым светом клинок и вонзил его в горло поверженного врага. На этом все было кончено.
На востоке разгоралась ярко-красная полоска рассвета, утренние звезды блекли и исчезали. Квентин перевел дух и утер пот. Весь поединок занял не более десяти минут, но время спрессовалось настолько сильно, что, казалось, битва продолжалась несколько часов. Впервые в жизни он вступил в рукопашную схватку с врагами. И победил!
Квентин отошел в сторону, чтобы не ощущать смрадного запаха: голова монстра, угодившая в костер, уже подгорела. Он в задумчивости опустился на землю возле лесного ручья и обмыл оружие и руки от крови монстров. С великим удовольствием он напился холодной ключевой воды и умылся. Он понимал, что спасло его не воинское искусство, не боевое мастерство, а ничем не оправданное везение и счастливый случай. Если бы раньше принцу сказали, что он сможет запросто завалить двух гоблинов или троллей, он просто бы посмеялся над безыскусной лестью.
Но в этой схватке некто могущественный и сильный помог ему. И от этой мысли Квентину стало немного не по себе. Все, хватит, надоело думать об этой своей избранности и исключительности.
Эрлиер забился и задрожал на его груди. Квентин распахнул металлическую крышку. Внутри вновь возникло молочно-белое сияние, и его сознание мягко утонуло в белом тумане, излучаемом кристаллом. Квентину виделось, что он идет через деревню, мимо каких-то заброшенных строений. Деревня казалась безлюдной и пустынной, но он чувствовал, что за ним пристально наблюдают. Приоткрытые двери домов, легкое движение за окнами. Он медленно брел по улице, намеренно не оборачиваясь, но ясно ощущая спиной толчки настороженных взглядов. Впереди виднелось высокое остроконечное строение, вздымающееся над рядами полуразвалившихся избушек. Несомненно, какое-то культовое сооружение. Он шел к нему вдоль деревенской улицы, утопающей в грязи. На перекрестке дорог он почему-то повернул направо, толкнул калитку и вошел во двор второго на этой улице домика. К двери вело низкое крыльцо. Не торопясь он поднялся по ступенькам, сосчитав их, – раз, два, три. Входная дверь была сработана из толстых досок и оббита железными полосами. Посреди двери вырезан глазок в форме сердечка. Квентин взялся за металлическое кольцо, потянул дверь, она со скрипом поддалась, распахнувшись в темноту помещения и… Эрлиер вспыхнул последней яркой вспышкой и погас. Квентин еще с минуту сидел неподвижно, приводя в порядок свои мысли, а затем с досадой захлопнул крышку медальона. Вот так всегда, на самом интересном месте.
Тем временем рассвело, и лес наполнился голосами птиц, приветствующих солнце. Квентин с трудом проглотил пару кусков: еда в это утро не лезла в горло. Два безобразных трупа ночных чудовищ лежали на пепелище костра.
Надо было двигаться дальше. Возможно, Эрлиер попытался указать ему направление дальнейшего пути. Эх, если бы еще научиться разбирать эти неясные послания. Квентин набрал полную флягу холодной воды и двинулся по лесной дороге. Через час, когда солнце поднялось уже достаточно высоко, рядом с ним весело запрыгали солнечные зайчики. Часов до двух дня он шел, ни о чем не думая, тихонько насвистывая и напевая какой-то мотивчик, помогающий переставлять ноги, и стараясь особенно не забивать голову разными дурными мыслями.
Ничего примечательного ему не встречалось, все тот же, уже ставший привычным, смешанный лес. Около двух часов дня солнце настолько распалилось, что Квентин решил сделать привал. Он свернул на небольшую полянку, окруженную добродушными березками, среди которых лениво журчал лесной ручеек. Какое удовольствие – стянуть тесные пыльные сапоги и опустить ноги в холодную проточную воду, а затем откинуться на траву и смотреть сквозь смеженные веки на небо. Не хотелось ни думать, ни тревожиться. Неожиданно он задремал под ласкающими лучами летнего солнца. Сон его был спокоен и безмятежен. Разбудил его примерно через час шум ломающихся веток. Он знал, что уже должен стоять, изготовившись к бою. Но дрема не хотела отпускать, лаская его в своих объятиях. «Отдохни еще немного, ничего страшного, все это просто шум беспокойного леса».
Ему с трудом удалось стряхнуть покрывало сна. И то, что он увидел, потрясло его. На освещенную солнцем поляну выходили два единорога. Они грациозно несли изящные тела, продираясь сквозь заросли кустарника. Квентин не верил своим глазам: единорогов считали выдумкой, их никто никогда не видел. И только в древних преданиях встречались упоминания об этих чудесных животных. Но он видел их воочию. Осторожно, чтобы не выдать себя ненужным шумом, он приподнялся на земле. Единороги были в пятнадцати шагах от него. Шли рядом, голова к голове, направляясь на водопой. Голову каждого из животных украшал изогнутый рог. Одно из животных заметило Квентина. Единороги покосились удивленными карими глазами на невиданное существо, объявившееся в их лесу. Затем один из них, видимо, самец издал какой-то странный звук, легонько подтолкнул свою подругу, и они поспешно скрылись в чаще леса. «Это должно быть к удаче, – подумал Квентин. – Встретить парочку единорогов, которых давно уже никто не видел. Безусловно, это к удаче, и она мне еще ой как пригодится».
До заката было еще далеко, и он, отдохнув и перекусив, продолжил путь. Тропинка попрежнему вилась между деревьями. «Должно же быть здесь какое-то жилье людей», – думал Квентин. Ему уже надоело идти по дремучему лесу. Когда-нибудь ночевка, подобная вчерашней, может стать последней.
Он в подробностях вспомнил ночной бой. Ему здорово повезло, что они не напали на него во сне. Этот лес такой прекрасный и веселый днем становился весьма опасным после захода солнца. Если он не найдет в ближайшее время людей и не заручится их поддержкой, то рано или поздно чудовищам повезет больше, чем ему. Он вспомнил смердящую, обгорающую в костре голову монстра и неприятный озноб пробежал по его телу. Дорога тянулась не одну сотню миль. И он даже боялся представить, сколько времени займет его путь.
Неожиданно тропа пошла в гору. Подъем, поросший высокими кедрами и соснам, был довольно крут, и за десять минут Квентин не одолел и половины. Прошло не менее получаса прежде чем, он, запыхавшийся и усталый, достиг вершины. Тропа, перекатившись через вершину горы, также круто устремлялась вниз. Перед ним открылась равнина, опоясанная с трех сторон лесистыми горами. Внизу под горой, причудливо изгибаясь по долине, петляла неширокая речка, через которую были перекинуты останки разрушенного и сгнившего деревянного моста. К югу от моста Квентин заметил развалины каких-то строений. Видимо, когда-то давно здесь была деревня. Тропинка, постепенно расширяясь в заброшенную дорогу, вела через мост в деревню. Ему предстояло спуститься в долину и перейти речку по мосту.
Спуск не был таким крутым, как подъем, и Квентин с удовольствием спустился под уклон по тропе, устланной мягким хвоей. Спустившись, он обнаружил под ногами остатки вымощенной красным камнем дороги. Мост держался на четырех квадратных сваях, сделанных из белого камня. Они, несмотря на прошедшие десятки, а то и сотни лет оставались невредимыми, чего нельзя было сказать о деревянном настиле моста. Когда-то толстые доски и массивные балки полностью истлели и выщербленным скелетом нависали над текущей водой.
Квентин вряд ли бы переплыл холодную быструю речку, и поэтому оставался только один путь – через мост. Он ступил на первую доску, и она опасно заскрипела и затрещала под тяжестью его тела. Он решил, что лучше передвигаться ближе к краям моста, доски там выглядели понадежнее. Медленно и осторожно он продвигался вперед, прижимаясь спиной к ограждению моста. Он шел по несущей левой балке, которая, опираясь на каменные сваи, держала на себе всю конструкцию. Деревянный настил прогнил и зиял огромными дырами провалов, сквозь которые был виден быстрый поток воды. Несколько раз под ногами Квентина доски, стоило только ступить на них, с треском обламывались и черными трухлявыми кусками падали в воду. Сама балка скрипела при каждом его шаге, но держалась. Когда он добрался до середины моста, что-то с треском сломалось у него за спиной, и он с трудом устоял на ногах – ограждение моста, на которое он опирался, рухнуло в воду. Теперь он шел, балансируя, как эквилибрист, по продольной балке. Приходилось только надеяться, что она продержится в течение тех десяти-пятнадцати шагов, что остались до берега. Квентин ускорил шаг, и балка тотчас отозвалась недовольным потрескиванием, как бы упрашивая путника не покидать ее так скоро.
Берег был совсем рядом, и если бы не приличная высота моста, он мог бы просто сигануть в воду. Еще несколько шагов, и сзади раздался треск и скрежет раздираемого дерева. Балка стала уходить из-под ног. Раздумывать времени не было, и он бегом рванулся вперед. Балка с треском рухнула, когда он уже был над берегом. Опора ушла из-под ног, он полетел вниз, а следом посыпались обломки и ветхие куски, оставшиеся от настила.
Квентин упал на крутую каменистую насыпь и кувырком скатился в воду. Остатки левой половины моста рухнули рядом с ним, окатив его фонтаном брызг. Он тут же выскочил из холодной воды, как ошпаренный и, в запале, цепляясь за корневища и редкие кустики, проросшие на крутом берегу, вскарабкался наверх.
И в этот момент он почувствовал острую боль в левой ноге и упал на землю. «Если это перелом, дело плохо». Квентин уселся на берегу и с трудом стянул сапог полный воды. Закатал штанину и увидел, как лодыжка прямо на глазах краснеет и отекает. Сквозь боль, крепко стиснув зубы, Квентин ощупал ногу. Как не мял он ее, нащупать перелом не удалось. Через некоторое время боль немного стихла, и он попытался подняться на ноги. Но преступить на левую ногу не мог, любая попытка тотчас же отзывалась пронзительной болью.
До развалин ближайшего домика было недалеко. И он подобрав обломок доски и опираясь на него, поскакал на одной ноге по дороге, занесенной слоями песка и глины и поросшей травой. От большинства домов остались только осыпавшиеся развалины красного кирпича, но некоторые выглядели молодцами и сохранили свои стены, лишившись только окон и крыш.
Он добрался до более-менее сохранившегося двухэтажного домика с кокетливо выложенными кирпичом глазницами окон и одиноко торчащей над его остовом печной трубой. Стены дома сохранились хорошо, но ограда была разрушена, и двор полностью зарос высокой травой и был усеян битым кирпичом и другим мусором всеобщего распада и разложения.
Квентин продрался сквозь цепляющиеся кусты и с трудом преодолел высокий порог дома – деревянное крыльцо было разрушено. Его встретил мрачный остов когда-то зажиточного дома. Крыша была сорвана, и ее остатки валялись на полу первого этажа.
В углу стоял диван с облезшей обивкой и торчащими спиралями пружин. Большой круглый стол в центре комнаты выглядел невредимым, но был погребен под осколками черепицы рухнувшей крыши. Посудный шкаф с выбитыми стеклами завалился на бок. У стены стояли довольно крепкий на вид топчан и пара-тройка развалившихся стульев. Справа возвышалась печь-камин с выщербленными квадратиками голубых изразцов.
Квентин доковылял до топчана и сдернул с него истлевшую тряпку покрывала, засыпанную осколками черепицы и стекла. Он осторожно, ожидая падения, опустился на некогда крепкую дубовую вещь. Топчан выдержал. Теперь можно было перевести дух. Он стал освобождаться от мокрой одежды. Лодыжка на поврежденной ноге настолько разбухла, что он промучился минут десять, прежде чем смог стянуть сапог. Второй сапог тоже долго не сдавался. Подобрав по углам несколько подходящих деревяшек, Квентин соорудил нечто вроде шины на поврежденную ногу. Весь бандаж он туго перевязал полосками материи от покрывала. Теперь ему оставалось позаботиться об одежде, которая изрядно намокла во время его вынужденного купания. За хворостом далеко ходить не пришлось, предостаточно деревянных обломков валялось в комнате и во дворе.
Темнота быстро сгущалась. Он развел небольшой костер прямо посреди комнаты, стянул с себя намокшие тряпки и развесил их вокруг костра. Самое большой бедой было то, что съестные припасы пропали, превратившись в отвратное мессиво. Квентин с отвращением выскребал мокрые комки из мешка и, запивая кипятком, заталкивал их в рот. Продукты таяли с удивительной быстротой, а ведь прошло не более трех суток с того момента, как он вступил в лес. То ли время здесь текло по-другому, то ли еще что, но ему казалось, что он блуждает по этому лесу уже недели две.
Рикки, видимо, затрудняли слишком длинные разговоры и объяснения, поэтому, не найдя, что сказать дальше, он с восторгом запрыгал на месте, взмахами руки приглашая Молли присоединиться к беседе. Молли запрыгнула на ствол поваленной сосны. На взгляд Квентина она была как две капли воды, а точнее солнечного света, похожа на Рикки, и как их различить, он не мог себе представить.
– Здравствуй, Молли! – обратился он к солнечному зайчику. – Спасибо, что ты меня разбудила, а то уже скоро полдень, а я еще ничего не сделал. – Молли, довольная, что на нее обратили внимание, запрыгала, тоненько подхихикивая.
– А ты кто такой?
– Я Квентин из Монтании. Мой дом разрушили враги, и я иду, чтобы восстановить справедливость. Правда, не знаю еще, как это сделать.
– Квентин! Квентин! – радостно зачирикали солнечные зайчики, – Квентин из Монтании! Нам говорили! Нам говорили про тебя!
– Кто же и что вам говорил про меня?
– Наш папа солнце и мама вода. Знаем мы все про тебя!
Рикки на мгновение застыл на одном месте, выражая глубокую задумчивость, но это, как заметил Квентин, могло отразиться на его здоровье. Солнечный зайчик вдруг стал тусклее, начал съеживаться и краснеть. Но Молли, вовремя заметив происходящие с другом перемены, толкнула его в бок, и Рикки, освободившись от тяжкой задумчивости, снова весело запрыгал, восстанавливая свой цвет и форму.
– Нам нельзя оставаться в покое, мы теряем к жизни волю! –заявил он.
Квентин был бы не прочь поговорить о воле к жизни, но как-нибудь в другой раз, сейчас же ему хотелось вернуться к их прежнему разговору и выяснить, кто же они такие, и откуда они его знают.
Молли, словно угадав его мысли, сказала:
– Нам про тебя рассказали дрозды, те, что летели в гнезда свои.
Дом и дворец разрушен дотла, злая с тобой приключилась судьба.
Солнце-отец и мать-зеркальная гладь нам приказали тебя охранять.
Велено нам тебе передать, чтоб ты в путь отправлялся опять.
Если нас ты с собою возьмешь, Поможем всегда, коли в беду попадешь.
– Честно говоря, я и сам не понимаю, куда мне идти и что делать, чтобы спасти мир.
– О том не заботься. И по столетьям расставлены вехи. И всякий подскажет, с кем ты ни встреться.
«Мне бы уверенность этих маленьких созданий, – подумал Квентин, глядя, с какой легкостью щебечут стихами, прыгают и перемещаются в пространстве его новые друзья. – Тогда бы я точно знал, что мне делать и куда идти».
Он все больше понимал, что выбора у него нет, и ему уготована роль спасителя мира, раз уж даже такие стихии как солнце и вода стали его союзниками. Нет, не зря ему вручили Эрлиер: он должен пройти через леса Оддора и отыскать привидившийся ему город. Может, там он сможет найти друзей и Древние предметы, чтобы победить Конаха. О том, что будет дальше, он пока не задумывался.
Перед тем, как отправиться в дорогу через лес, Квентин решил перекусить, а его новые спутники беспрестанно прыгали вокруг, норовя пощекотать его ярким лучиком и посмеяться над тем, как он забавно чихает. И надо сказать, это им частенько удавалось. Солнце стояло в зените, когда он поднялся на ноги и тронулся в путь. Рикки и Молли беспечно прыгали перед ним, показывая дорогу, хотя Квентин не мог бы поручиться за то, что она им действительно известна.
Вскоре они нашли что-то вроде старой заросшей тропы или дороги и двинулись по ней. Лес становился гуще. Высокие и стройные сосны и кедры постепенно уступали место лиственным деревьям, которые тесно, как дети, чтобы не потеряться, сплетались ветвями друг с другом. Тропа, по которой они шли, когда-то была дорогой. Квентин понял это по подлеску, что подрастал по сторонам древней дороги, делая ее год от года все более узкой. Возможно, эта тропа и была когда-то тем Великим путем, что вел от берегов Западного моря, через Монтанию, леса Оддора и степи Редера к южному побережью. Но теперь от дороги осталась лишь лесная тропа, с трудом угадываемая среди густой поросли.
Квентин пытался вспомнить все, что он знал из книг и учебников об этих землях. Получалось, не так уж и много. Даже если бы со старых времен сохранились карты этих мест, они вряд ли бы ему пригодились: в результате войн и проклятия Конаха здесь все разительно переменилось. Многие города и поселки были сметены с лица земли, дороги заросли травой и затерялись в лесу, а реки разлились и затопили прежде возделанные и плодородные земли. Поэтому оставалось надеяться только на собственную смекалку и божественное провидение, избравшее его своим орудием. Он и понятия не имел, сколько времени у него уйдет на дорогу до Редера. Верстовых столбов на этой дороге не было. И сколько он ни силился, так и не смог припомнить, есть ли в этих местах какие-нибудь населенные пункты или нет. После заклятия Конаха, все здесь пришло в первозданную дикость. Квентин знал, что ему придется пройти по заброшенным и опасным местам, но вместе с тем отчаяния не было. Что произошло, то произошло. Ничего уже не вернешь. Возвращаться было некуда: не было ни дома, ни отца, ни мамы. Позади не было ничего, кроме пепла.
И ноги, не доверяя малодушным доводам рассудка, лучше знали свое дело: несли его по заброшенной дороге, не давая ни минуты для передышки и остановки, чтобы бросить назад хотя бы еще один прощальный взгляд. Так он и шел, пока не увидел, что солнце начинает скрываться за деревьями, а веселая парочка Рикки и Молли становится все менее различимой на фоне травы и деревьев. Тогда он решил, что пришла пора немного передохнуть. Еды было много, а вот вода во фляге уже уменьшилась наполовину, и Квентин подумал, что было бы неплохо выйти к лесному ручью, который он пересек недавно. Как только он остановился, Рикки и Молли ринулись к нему и весело запрыгали по его плечам и голове.
– Скоро солнышку закат, и нам придет пора поспать!
– А уйдет ночная тень, будем мы с тобой весь день!
– С тобой в лесу мы неразлучны, а выйдя в степь, поймай последний лучик, – с этими словами солнечные зайчики померкли и растаяли в наступающей темноте.
Ручей Квентин нашел в ста шагах к северу от дороги, которая пока строго шла с запада на восток. Здесь же он и решил провести ночь. На этот раз он приготовился основательно: набрал большую кучу сушняка, чтобы костра хватило на всю ночь, а на случай непогоды соорудил шалаш с подстилкой из мягких веток. В прошлую ночь он совершенно позабыл о безопасности, поэтому теперь, вытащив меч из ножен, положил его рядом с собой. Костерок, весело потрескивая, лизал огненными языками сухие ветки. На небе зажглись яркие звезды, а в лесу стояла удивительная тишина. «Лучше жить сегодняшним днем и не думать, что будет завтра. Завтра может быть лучше или хуже, но всегда, когда начинаешь задумываться над этим, начинаешь переживать неслучившееся, опасаться и тревожиться, а это, по крайней мере, глупо и, во всяком случае, расточительно для ума и сердца», – примерно с такими мыслями Квентин и заснул, напоследок глубоко вдохнув освеженного прохладой ручья чистого, лесного воздуха.
Войска стояли стройными каре. Разнаряженные, как на парад, воины вытянулись по струнке, всем своим видом демонстрируя решимость отдать свои жизни по первому приказу повелителя. Прекрасные кони били копытами и закусывали удила. Всадники в золотых с красной эмалью доспехах высоко взметнули в приветствии тяжелые копья. Боевые колесницы ощетинились грозными шипами и пиками. Строй лучников застыл, опираясь на длинные луки. Войско было полностью готово к сражению. Эти люди готовы были отдать свои жизни за него. И Квентин прекрасно понимал это, проходя вдоль строя преданных воинов. Он пристально всматривался в суровые, но вместе с тем торжественные лица воинов, и думал, что это сражение станет последним для многих из них, и что у них нет иного выбора, кроме как победить в бою или умереть.
Он поднял взгляд к небу. Черные сполохи затягивали небо, закручиваясь в черном водовороте вихря, как гигантские щупальца. Квентин подумал, что уже видел этот черный водоворот. Когда и где не помнил, но знал, что черные щупальца уже протягивались к нему с неба, и он отчаянно не хотел повторения этого кошмара. И тут ему показалось, что одно из щупалец на мгновение замерло и потянулось к нему. Он инстинктивно попятился и в ту же секунду в черном водовороте заметил огромный с сочными кровавыми прожилками глаз, неотрывно наблюдающий за ним.
Это было настолько ужасно, что он тут же, еще как следует не проснувшись, сел, невидяще уставясь в темноту ночного леса. Какое-то время он всматривался в темноту леса, пытаясь уловить источник тревоги, возникшей в его сознании. Ощущение, что за ним наблюдают, не проходило. Лес по-прежнему спал, убаюканный тишиной ночи. Легкий ночной бриз скользил по верхушкам деревьев, и они отвечали ему тихим шепотом. Все было тихо. Костерок понемногу догорал.
Квентин огляделся. Ночь была такой темной, что даже если бы кто и подкрался незаметно, он бы разглядел незнакомца лишь рядом с собой. Тревожное чувство не покидало Квентина. Он метнул в костер охапку сухих веток. Костер разлетелся множеством искр и чуть не погас. Но затем огонь с жадностью набросился на свежую добычу и разгорелся сильным пламенем. Квентин застыл, крепко сжимая двуручный меч Гедара. Костер осветил поляну, и Квентин заметил легкую дрожь в кустах слева от него. Блестящие листики кустарника трепетали маленькими ладошками.
Ожидание неведомого страшнее всего. Страх делает тебя безвольным. Любое чудище уже одержало победу, если ему удалось запугать тебя. Нужно было действовать быстро и решительно. Квентин кончиком меча быстро очертил магический круг, но нужное заклинание никак не вспоминалось. Наконец что-то пришло ему в голову, и он скороговоркой произнес магическую формулу. Самое удивительное, что у него получилось и, собрав энергию в кулак, он выплеснул ее в сторону подозрительного куста. Сноп электрических искр вырвался из его руки и врезался в подозрительные заросли. Оттуда донеся тяжелый протяжный стон, и тотчас кусты пришли в движение.
Их было двое. Первое, что он заметил – это их головы, усеянные бугристыми наростами. Глаза существ злобно горели красным огнем из-под низких надбровных дуг. Квадратные челюсти выдавались вперед, обнажая две пары острых клыков, торчащих над губами. Длинные руки доходили до колен, а над головами возвышались горбы. Пальцы рук и ног кончались изогнутыми когтями. «С этими парнями шутки плохи, – подумал Квентин. Хотя его мозг и крутился на полную катушку, решение не приходило. – Посмотрим, как они переносят огонь». Он схватил длинную горящую ветку и ткнул ей в морду чудовищу. Монстр отшатнулся, явно не ожидая подобной наглости от человека. Второе чудовище злобно взмахнуло когтистой лапой, Квентин едва успел увернуться – когти прошли в дюйме от его лица. Они злобно храпели, раздувая широкие ноздри, и не сводили с него горящих глаз, выбирая подходящий момент для атаки.
Квентин отчаянно, прогоняя страх, прокричал заклинание силы. Он вложил в него все, что мог. Видимо, от него отлетел такой сгусток энергии, что монстры отшатнулись, как от огня. Меч Гедара завибрировал и налился тяжестью в его руке. Теперь он был полностью готов к бою. Квентин сделал быстрый выпад, и пока монстры не очухались, нанес удар. Меч мягко вошел в тело чудовища, принц даже не почувствовал сопротивления. Тотчас же он выдернул меч обратно, и из раны на груди чудовища вырвался фонтан зеленой крови. Второй монстр отчаянно заревел и прыгнул на Квентина. Уходя с линии атаки, Квентин резко отпрыгнул в сторону и подставил уроду ногу. Злобное чудовище со всего маху перекувыркнулось через голову и на мгновение застыло, стоя на коленях. Квентину, для которого время замедлило свой бег, этого момента было достаточно. Он вскинул сверкнувший молнией меч и одним ударом смахнул голову страшилища. Его тело еще стояло на коленях, когда голова с вытаращенными в изумлении и злобе глазами закатилась в костер. Первый монстр продолжал хрипеть и биться в судорогах. Из него, как из продырявленной бочки, во все стороны хлестали потоки зеленой крови и пены. Квентин решил, что настала пора прекратить его мучения. Когда он, крепко сжимая в руке меч, приблизился к лесному уроду, тот, чувствуя приближение скорого конца, в отчаянии заскреб когтями, оставляя черные царапины вспаханной земли. Его челюсти с длинными изогнутыми клыками в бессилии открывались и закрывались, напоминая чавкающий рот беззубого старца. Из глотки вырывались нечленораздельные хриплые звуки.
– Все равно ты не собираешься сообщить мне ничего хорошего, иначе бы ты сделал это пораньше, – сказал Квентин. – Сейчас я облегчу твои страдания. Прости, если что не так, я ведь не врач, но надеюсь, в следующей жизни ты станешь хорошим человеком. – Квентин высоко поднял отливающий голубым светом клинок и вонзил его в горло поверженного врага. На этом все было кончено.
На востоке разгоралась ярко-красная полоска рассвета, утренние звезды блекли и исчезали. Квентин перевел дух и утер пот. Весь поединок занял не более десяти минут, но время спрессовалось настолько сильно, что, казалось, битва продолжалась несколько часов. Впервые в жизни он вступил в рукопашную схватку с врагами. И победил!
Квентин отошел в сторону, чтобы не ощущать смрадного запаха: голова монстра, угодившая в костер, уже подгорела. Он в задумчивости опустился на землю возле лесного ручья и обмыл оружие и руки от крови монстров. С великим удовольствием он напился холодной ключевой воды и умылся. Он понимал, что спасло его не воинское искусство, не боевое мастерство, а ничем не оправданное везение и счастливый случай. Если бы раньше принцу сказали, что он сможет запросто завалить двух гоблинов или троллей, он просто бы посмеялся над безыскусной лестью.
Но в этой схватке некто могущественный и сильный помог ему. И от этой мысли Квентину стало немного не по себе. Все, хватит, надоело думать об этой своей избранности и исключительности.
Эрлиер забился и задрожал на его груди. Квентин распахнул металлическую крышку. Внутри вновь возникло молочно-белое сияние, и его сознание мягко утонуло в белом тумане, излучаемом кристаллом. Квентину виделось, что он идет через деревню, мимо каких-то заброшенных строений. Деревня казалась безлюдной и пустынной, но он чувствовал, что за ним пристально наблюдают. Приоткрытые двери домов, легкое движение за окнами. Он медленно брел по улице, намеренно не оборачиваясь, но ясно ощущая спиной толчки настороженных взглядов. Впереди виднелось высокое остроконечное строение, вздымающееся над рядами полуразвалившихся избушек. Несомненно, какое-то культовое сооружение. Он шел к нему вдоль деревенской улицы, утопающей в грязи. На перекрестке дорог он почему-то повернул направо, толкнул калитку и вошел во двор второго на этой улице домика. К двери вело низкое крыльцо. Не торопясь он поднялся по ступенькам, сосчитав их, – раз, два, три. Входная дверь была сработана из толстых досок и оббита железными полосами. Посреди двери вырезан глазок в форме сердечка. Квентин взялся за металлическое кольцо, потянул дверь, она со скрипом поддалась, распахнувшись в темноту помещения и… Эрлиер вспыхнул последней яркой вспышкой и погас. Квентин еще с минуту сидел неподвижно, приводя в порядок свои мысли, а затем с досадой захлопнул крышку медальона. Вот так всегда, на самом интересном месте.
Тем временем рассвело, и лес наполнился голосами птиц, приветствующих солнце. Квентин с трудом проглотил пару кусков: еда в это утро не лезла в горло. Два безобразных трупа ночных чудовищ лежали на пепелище костра.
Надо было двигаться дальше. Возможно, Эрлиер попытался указать ему направление дальнейшего пути. Эх, если бы еще научиться разбирать эти неясные послания. Квентин набрал полную флягу холодной воды и двинулся по лесной дороге. Через час, когда солнце поднялось уже достаточно высоко, рядом с ним весело запрыгали солнечные зайчики. Часов до двух дня он шел, ни о чем не думая, тихонько насвистывая и напевая какой-то мотивчик, помогающий переставлять ноги, и стараясь особенно не забивать голову разными дурными мыслями.
Ничего примечательного ему не встречалось, все тот же, уже ставший привычным, смешанный лес. Около двух часов дня солнце настолько распалилось, что Квентин решил сделать привал. Он свернул на небольшую полянку, окруженную добродушными березками, среди которых лениво журчал лесной ручеек. Какое удовольствие – стянуть тесные пыльные сапоги и опустить ноги в холодную проточную воду, а затем откинуться на траву и смотреть сквозь смеженные веки на небо. Не хотелось ни думать, ни тревожиться. Неожиданно он задремал под ласкающими лучами летнего солнца. Сон его был спокоен и безмятежен. Разбудил его примерно через час шум ломающихся веток. Он знал, что уже должен стоять, изготовившись к бою. Но дрема не хотела отпускать, лаская его в своих объятиях. «Отдохни еще немного, ничего страшного, все это просто шум беспокойного леса».
Ему с трудом удалось стряхнуть покрывало сна. И то, что он увидел, потрясло его. На освещенную солнцем поляну выходили два единорога. Они грациозно несли изящные тела, продираясь сквозь заросли кустарника. Квентин не верил своим глазам: единорогов считали выдумкой, их никто никогда не видел. И только в древних преданиях встречались упоминания об этих чудесных животных. Но он видел их воочию. Осторожно, чтобы не выдать себя ненужным шумом, он приподнялся на земле. Единороги были в пятнадцати шагах от него. Шли рядом, голова к голове, направляясь на водопой. Голову каждого из животных украшал изогнутый рог. Одно из животных заметило Квентина. Единороги покосились удивленными карими глазами на невиданное существо, объявившееся в их лесу. Затем один из них, видимо, самец издал какой-то странный звук, легонько подтолкнул свою подругу, и они поспешно скрылись в чаще леса. «Это должно быть к удаче, – подумал Квентин. – Встретить парочку единорогов, которых давно уже никто не видел. Безусловно, это к удаче, и она мне еще ой как пригодится».
До заката было еще далеко, и он, отдохнув и перекусив, продолжил путь. Тропинка попрежнему вилась между деревьями. «Должно же быть здесь какое-то жилье людей», – думал Квентин. Ему уже надоело идти по дремучему лесу. Когда-нибудь ночевка, подобная вчерашней, может стать последней.
Он в подробностях вспомнил ночной бой. Ему здорово повезло, что они не напали на него во сне. Этот лес такой прекрасный и веселый днем становился весьма опасным после захода солнца. Если он не найдет в ближайшее время людей и не заручится их поддержкой, то рано или поздно чудовищам повезет больше, чем ему. Он вспомнил смердящую, обгорающую в костре голову монстра и неприятный озноб пробежал по его телу. Дорога тянулась не одну сотню миль. И он даже боялся представить, сколько времени займет его путь.
Неожиданно тропа пошла в гору. Подъем, поросший высокими кедрами и соснам, был довольно крут, и за десять минут Квентин не одолел и половины. Прошло не менее получаса прежде чем, он, запыхавшийся и усталый, достиг вершины. Тропа, перекатившись через вершину горы, также круто устремлялась вниз. Перед ним открылась равнина, опоясанная с трех сторон лесистыми горами. Внизу под горой, причудливо изгибаясь по долине, петляла неширокая речка, через которую были перекинуты останки разрушенного и сгнившего деревянного моста. К югу от моста Квентин заметил развалины каких-то строений. Видимо, когда-то давно здесь была деревня. Тропинка, постепенно расширяясь в заброшенную дорогу, вела через мост в деревню. Ему предстояло спуститься в долину и перейти речку по мосту.
Спуск не был таким крутым, как подъем, и Квентин с удовольствием спустился под уклон по тропе, устланной мягким хвоей. Спустившись, он обнаружил под ногами остатки вымощенной красным камнем дороги. Мост держался на четырех квадратных сваях, сделанных из белого камня. Они, несмотря на прошедшие десятки, а то и сотни лет оставались невредимыми, чего нельзя было сказать о деревянном настиле моста. Когда-то толстые доски и массивные балки полностью истлели и выщербленным скелетом нависали над текущей водой.
Квентин вряд ли бы переплыл холодную быструю речку, и поэтому оставался только один путь – через мост. Он ступил на первую доску, и она опасно заскрипела и затрещала под тяжестью его тела. Он решил, что лучше передвигаться ближе к краям моста, доски там выглядели понадежнее. Медленно и осторожно он продвигался вперед, прижимаясь спиной к ограждению моста. Он шел по несущей левой балке, которая, опираясь на каменные сваи, держала на себе всю конструкцию. Деревянный настил прогнил и зиял огромными дырами провалов, сквозь которые был виден быстрый поток воды. Несколько раз под ногами Квентина доски, стоило только ступить на них, с треском обламывались и черными трухлявыми кусками падали в воду. Сама балка скрипела при каждом его шаге, но держалась. Когда он добрался до середины моста, что-то с треском сломалось у него за спиной, и он с трудом устоял на ногах – ограждение моста, на которое он опирался, рухнуло в воду. Теперь он шел, балансируя, как эквилибрист, по продольной балке. Приходилось только надеяться, что она продержится в течение тех десяти-пятнадцати шагов, что остались до берега. Квентин ускорил шаг, и балка тотчас отозвалась недовольным потрескиванием, как бы упрашивая путника не покидать ее так скоро.
Берег был совсем рядом, и если бы не приличная высота моста, он мог бы просто сигануть в воду. Еще несколько шагов, и сзади раздался треск и скрежет раздираемого дерева. Балка стала уходить из-под ног. Раздумывать времени не было, и он бегом рванулся вперед. Балка с треском рухнула, когда он уже был над берегом. Опора ушла из-под ног, он полетел вниз, а следом посыпались обломки и ветхие куски, оставшиеся от настила.
Квентин упал на крутую каменистую насыпь и кувырком скатился в воду. Остатки левой половины моста рухнули рядом с ним, окатив его фонтаном брызг. Он тут же выскочил из холодной воды, как ошпаренный и, в запале, цепляясь за корневища и редкие кустики, проросшие на крутом берегу, вскарабкался наверх.
И в этот момент он почувствовал острую боль в левой ноге и упал на землю. «Если это перелом, дело плохо». Квентин уселся на берегу и с трудом стянул сапог полный воды. Закатал штанину и увидел, как лодыжка прямо на глазах краснеет и отекает. Сквозь боль, крепко стиснув зубы, Квентин ощупал ногу. Как не мял он ее, нащупать перелом не удалось. Через некоторое время боль немного стихла, и он попытался подняться на ноги. Но преступить на левую ногу не мог, любая попытка тотчас же отзывалась пронзительной болью.
До развалин ближайшего домика было недалеко. И он подобрав обломок доски и опираясь на него, поскакал на одной ноге по дороге, занесенной слоями песка и глины и поросшей травой. От большинства домов остались только осыпавшиеся развалины красного кирпича, но некоторые выглядели молодцами и сохранили свои стены, лишившись только окон и крыш.
Он добрался до более-менее сохранившегося двухэтажного домика с кокетливо выложенными кирпичом глазницами окон и одиноко торчащей над его остовом печной трубой. Стены дома сохранились хорошо, но ограда была разрушена, и двор полностью зарос высокой травой и был усеян битым кирпичом и другим мусором всеобщего распада и разложения.
Квентин продрался сквозь цепляющиеся кусты и с трудом преодолел высокий порог дома – деревянное крыльцо было разрушено. Его встретил мрачный остов когда-то зажиточного дома. Крыша была сорвана, и ее остатки валялись на полу первого этажа.
В углу стоял диван с облезшей обивкой и торчащими спиралями пружин. Большой круглый стол в центре комнаты выглядел невредимым, но был погребен под осколками черепицы рухнувшей крыши. Посудный шкаф с выбитыми стеклами завалился на бок. У стены стояли довольно крепкий на вид топчан и пара-тройка развалившихся стульев. Справа возвышалась печь-камин с выщербленными квадратиками голубых изразцов.
Квентин доковылял до топчана и сдернул с него истлевшую тряпку покрывала, засыпанную осколками черепицы и стекла. Он осторожно, ожидая падения, опустился на некогда крепкую дубовую вещь. Топчан выдержал. Теперь можно было перевести дух. Он стал освобождаться от мокрой одежды. Лодыжка на поврежденной ноге настолько разбухла, что он промучился минут десять, прежде чем смог стянуть сапог. Второй сапог тоже долго не сдавался. Подобрав по углам несколько подходящих деревяшек, Квентин соорудил нечто вроде шины на поврежденную ногу. Весь бандаж он туго перевязал полосками материи от покрывала. Теперь ему оставалось позаботиться об одежде, которая изрядно намокла во время его вынужденного купания. За хворостом далеко ходить не пришлось, предостаточно деревянных обломков валялось в комнате и во дворе.
Темнота быстро сгущалась. Он развел небольшой костер прямо посреди комнаты, стянул с себя намокшие тряпки и развесил их вокруг костра. Самое большой бедой было то, что съестные припасы пропали, превратившись в отвратное мессиво. Квентин с отвращением выскребал мокрые комки из мешка и, запивая кипятком, заталкивал их в рот. Продукты таяли с удивительной быстротой, а ведь прошло не более трех суток с того момента, как он вступил в лес. То ли время здесь текло по-другому, то ли еще что, но ему казалось, что он блуждает по этому лесу уже недели две.