Страница:
Вождь поднялся, чтобы уйти.
– Что ж, теперь тебе известна история и вера нашего народа, – сказал он. – Месяц на исходе, и Ру ждет свою жертву. Я вижу, что ты не очень-то стремишься поговорить со мной, а мне не очень-то хочется выслушивать твои дерзости. Поэтому позволь пожелать тебе скорейшего выздоровления и готовности к великой искупительной жертве, которую, я знаю, ты уже готов принести во имя священной птицы Ру.
Уже у дверей вождь обернулся и добавил:
– А чтобы у тебя не возник соблазн покинуть нас, на тебя будет надета цепь, и воины будут охранять тебя круглосуточно.
Вождь открыл дверь и сделал воинам знак. Они вошли, неся с собой длинную цепь. Со знанием дела, Квентину сковали руки и ноги, соединив их вместе. Меч Гедара вождь отдал одному из воинов, которому было поручено сторожить Квентина, а Эрлиер небрежно кинул Дире:
– Разузнай, что это за игрушка и расскажи мне потом.
Один воин остался снаружи домика, а другому было приказано сторожить пленника внутри. Он должен был держать у себя конец цепи и сопровождать пленника, куда бы тот ни пошел.
Дира сидела, заворожено глядя на магический кристалл. Кристалл оставался мертвым в ее руках, тем не менее, она крепко сжимала его в ладонях, словно стараясь отогреть, как замерзшего птенчика.
– Какая необыкновенная сила сокрыта в нем, – тихо промолвила она. – Это очень редкостная и ценная вещь. Я чувствую эту силу, но не могу ничего поделать, чтобы освободить ее.
– Ты умеешь управляться с ней, Квентин? – обратилась она к принцу.
– И да, и нет. Она срабатывает сама, когда захочет. Сколько бы раз я ни открывал медальон, кристалл оживает только тогда, когда сам того захочет.
– Древняя магия заключена в камне. Магия, секретов которой мы никогда не узнаем. Возьми его Квентин, простым людям не дано владеть этой вещью, как бы им того ни хотелось. – Она повесила Эрлиер на шею Квентину, который сидел опутанный цепями.
День постепенно угасал, поглощаемый мраком ночи. В стае ложились спать с наступление темноты, поэтому ужинали еще засветло. Квентину опять дали испить целебного напитка, называемого птичьим молоком. Испеченные Таной пышные лепешки и медовый напиток, настоянный на травах, дополнили ужин.
– В последнее время в нашем племени нет мира. Люди и гоблины не могут ужиться друг с другом. Пока Ёрку удается удерживать власть, балансируя на противоречиях, но напряжение нарастает, – Тана покосилась на воина, как он отнесется к ее словам, но воин сидел с непроницаемым лицом, поклевывая носом.
– Все может решиться со дня на день. Люди не довольны старыми порядками, но большая часть племени уже не может прожить без вкушения человеческой крови. Мы с мамой иногда думаем, что никакой птицы Ру и вовсе не было, – она проговорила это чуть слышно, одними губами.
– Что ж, теперь тебе известна история и вера нашего народа, – сказал он. – Месяц на исходе, и Ру ждет свою жертву. Я вижу, что ты не очень-то стремишься поговорить со мной, а мне не очень-то хочется выслушивать твои дерзости. Поэтому позволь пожелать тебе скорейшего выздоровления и готовности к великой искупительной жертве, которую, я знаю, ты уже готов принести во имя священной птицы Ру.
Уже у дверей вождь обернулся и добавил:
– А чтобы у тебя не возник соблазн покинуть нас, на тебя будет надета цепь, и воины будут охранять тебя круглосуточно.
Вождь открыл дверь и сделал воинам знак. Они вошли, неся с собой длинную цепь. Со знанием дела, Квентину сковали руки и ноги, соединив их вместе. Меч Гедара вождь отдал одному из воинов, которому было поручено сторожить Квентина, а Эрлиер небрежно кинул Дире:
– Разузнай, что это за игрушка и расскажи мне потом.
Один воин остался снаружи домика, а другому было приказано сторожить пленника внутри. Он должен был держать у себя конец цепи и сопровождать пленника, куда бы тот ни пошел.
Дира сидела, заворожено глядя на магический кристалл. Кристалл оставался мертвым в ее руках, тем не менее, она крепко сжимала его в ладонях, словно стараясь отогреть, как замерзшего птенчика.
– Какая необыкновенная сила сокрыта в нем, – тихо промолвила она. – Это очень редкостная и ценная вещь. Я чувствую эту силу, но не могу ничего поделать, чтобы освободить ее.
– Ты умеешь управляться с ней, Квентин? – обратилась она к принцу.
– И да, и нет. Она срабатывает сама, когда захочет. Сколько бы раз я ни открывал медальон, кристалл оживает только тогда, когда сам того захочет.
– Древняя магия заключена в камне. Магия, секретов которой мы никогда не узнаем. Возьми его Квентин, простым людям не дано владеть этой вещью, как бы им того ни хотелось. – Она повесила Эрлиер на шею Квентину, который сидел опутанный цепями.
День постепенно угасал, поглощаемый мраком ночи. В стае ложились спать с наступление темноты, поэтому ужинали еще засветло. Квентину опять дали испить целебного напитка, называемого птичьим молоком. Испеченные Таной пышные лепешки и медовый напиток, настоянный на травах, дополнили ужин.
– В последнее время в нашем племени нет мира. Люди и гоблины не могут ужиться друг с другом. Пока Ёрку удается удерживать власть, балансируя на противоречиях, но напряжение нарастает, – Тана покосилась на воина, как он отнесется к ее словам, но воин сидел с непроницаемым лицом, поклевывая носом.
– Все может решиться со дня на день. Люди не довольны старыми порядками, но большая часть племени уже не может прожить без вкушения человеческой крови. Мы с мамой иногда думаем, что никакой птицы Ру и вовсе не было, – она проговорила это чуть слышно, одними губами.
Глава 14. Бунт
Ночью небеса разверзлись и затопили землю потоками воды. Квентин проснулся рано и встретил серый брызжущей водой рассвет нового дня. Он поднялся осторожно, стараясь не греметь цепью, сильно дернул за нее и выволок своего сторожа, как пса, на улицу. Второй страж спал на крыльце, спрятавшись от проливного дождя под соломенным навесом крыши. Квентин справил нужду, не обращая внимания на охранника. Возвращаясь в дом, он с удовлетворением заметил, что поврежденная нога уже почти не чувствует боли. Это его порадовало: он не собирался засиживаться в гостях у негостеприимной стаи. Болотистая почва деревушки окончательно раскисла под дождем, и все утопало в смачно чавкающей грязи. В каком-то сне он уже видел эту картину. Он еще раз обвел взглядом убогие жилища людей стаи, омываемые потоками воды, и вернулся в дом. Тана приветливо улыбнулась ему, продемонстрировав ряд ядренных, как жемчужные зерна, зубов. Она возилась с очагом, собираясь заняться приготовлением пищи.
Квентин подошел к ней и спросил, не требуется ли его помощь. Она вновь сверкнула ослепительной улыбкой и наградила его одним из тех восхищенных взглядов, на которые способны только женщины. Усадив его рядом с собой, она сказала, что лучшая помощь, на которую он способен, это рассказать что-нибудь интересное из его приключений. Девчушка хлопотала над огнем и горшками, время от времени бросая на Квентина кокетливые взгляды. Он узнал, что у них с Дирой есть конь, которого зовут Гнедко, и если бы Квентин был свободен и здоров, то они бы обязательно покатались на нем. Квентин с грустью вспомнил конные прогулки в родной Монтании, которые навсегда остались в прошлом.
Горилла-охранник с тупым видом наблюдал за их разговором, не понимая, отчего это молодые люди все время смеются и улыбаются. А им было просто хорошо вместе. После завтрака они, накрывшись плащами, вышли посмотреть Гнедко. Высокий сильный конь спокойно стоял в конюшне, пожевывая охапку свежего сена.
– Завтра я должна обязательно прогулять его, – Тана погладила коня по шелковистой коже. Квентин с удовольствием погладил Гнедко по морде, вспоминая забытый запах этих животных. Его рука коснулась руки Таны, она подняла глаза и впервые серьезно посмотрела на Квентина. В ее темно-карих глазах застыла такая глубина, что у Квентина на мгновение перехватило дух. Так бывает, если заглянуть в темный провал колодца и представить себе падение в его бездонную глубину. Он слегка сжал ее ладошку с аккуратными розовыми ноготками, и она поспешно отвела взгляд. В дом они возвращались немного пристыженные и молчаливые. Здоровенный детина-охранник тащился на цепи сзади.
Квентину было невероятно хорошо в обществе этой симпатичной девчушки. Тана рассказала, как ей удалось напугать его, сделав страшные глаза ночной птицы. Фокус оказался довольно прост, и Квентин без труда перенял нехитрую магию. Он же в свою очередь показал ей кое-что из того, чему научился от отца и Торина. Пару простых фокусов: типа фонтанчиков искр и заклинания ветра, от которого в один вмиг задуло огонь в печи. Тана восхищенными глазками смотрела на него – перед ней был настоящий волшебник.
– Моя мама настоящая колдунья, – с детской гордостью заявила она. – Мама может лечить людей и управляется с четырьмя стихиями.
Квентин хотел было возразить, что заклинание четырех стихий – высшая ступень магии и даже Джордан, не говоря уже о Торине, и не владел этими силами, но ему не хотелось разочаровывать эту славную девушку.
За прошедшую неделю Квентин забылся настолько, что почти перестал ощущать опасность. Никто не тревожил его за это время: ни вождь, ни гоблины. Нежелательные гости не появлялись в домике Диры. И все произошедшее с ним, ужасные обряды этих дикарей начинали казаться лишь плодом расстроенного воображения. Все было тихо и мирно, пока в один из вечеров Дира не вернулась домой сильно встревоженной. Она старалась не подавать вида, улыбалась, но Квентин сразу же почувствовал перемену в ее настроении. Он попытался было разузнать, в чем дело, но Дира только отмахнулась: «Не переживай, все будет хорошо».
Ночью опять лил сильный дождь, ослабев лишь к рассвету. Утро выдалось сухое, но хмурое от застилающих небо густых туч. Квентин долго всматривался в серенький свет, просачивающийся сквозь маленькие оконца. Лежа на топчане, он пошевелил пальцами больной ноги. Пальцы послушно откликнулись. Он осмотрел поврежденную ногу: опухоль спала, и нога не болела. Значит, вскоре он сможет покинуть это недружественное место. Он покосился на охранника, мирно спящего на лавке. Конец цепи, которой был скован Квентин, охранник намотал на запястье и закрепил его там замком. «Тем хуже для тебя приятель,
– подумал Квентин. – Рискуешь остаться без руки». Охранник, почувствовав устремленный на него взгляд, открыл сонные глаза и мутным взглядом вытаращился на Квентина.
– Отдыхай, приятель, – тихо сказал Квентин, и охранник снова клюнул носом, ныряя в свои дурацкие сновидения.
Тана поднялась раньше матери и с заговорщицким видом, косясь на охранника, подошла к Квентину. В руке она сжимала небольшую серебряную шкатулку.
– Это для твоих друзей, веселых зайчишек-прыгунишек, – сказала она, протягивая Квентину шкатулку. – Они такие забавные, но им негде жить. Это домик для них. Мама дала мне этот ларец, когда я ей все рассказала. И еще она велела сказать, что эта вещь старинная, очень ценная и обладает магической силой.
Квентин взял шкатулку и открыл крышку. Внутренние стенки шкатулки были сделаны из зеркального стекла.
– Спасибо большое, Тана. Только какой мне прок от нее, если я в плену, да еще под страхом смерти.
Тана сделала большие глаза и приложила указательный палец ко рту: «Ради Бога, тихо!»
– Ни о чем не беспокойся, скоро будешь на свободе. Мама говорит, что тебе уготована великая миссия, и что ты человек необычный. Она поможет тебе,
– прошептала девушка, бросила настороженный взгляд на сонного охранника и вышла из домика.
Квентин сидел во дворе и смотрел, как Тана прогуливает Гнедко. Конь важно ходил по кругу, уминая грязь копытами. Несмотря на установившееся затишье в жизни деревенской общины, на душе у Квентина было не спокойно. Он чувствовал, что скоро произойдут какие-то важные события, и он должен быть готов к ним. Ночью он по нужде выходил из дома и видел, что приближается время полнолуния.
Пока же все было спокойно, деревенька жила мирной жизнью. Немногочисленные жители, выбравшись после проливного дождя на улицу, торопились завершить хозяйственные дела, отложенные из-за дождя. Домашний скот брел по раскисшим от дождя улицам, направляясь на пастбища. Тучи немного разошлись, и с неба пробивалось солнце, поднимая невидимые облака водяного пара от многочисленных луж, покрывающих землю.
Тана водила коня по кругу и улыбалась ему. Стражник сидел, тупо глядя в одну точку. В общем, картина была более чем мирной, но что-то подсказывало Квентину, что в глубине этой тишины подспудно вызревают зерна будущей опасности. И это касалось не только одного его и было связано не только с его жертвоприношением, но и с чем-то, представляющим несравненно большую опасность для множества других людей.
– Как жалко, Квентин, что мы не можем вместе покататься на Гнедке, – Тана с кокетливым сожаление поглядела на Квентина. Принц виновато улыбнулся ей, дескать, что ж тут поделаешь, и девушка расцвела хитренькой улыбкой.
Тана нравилась ему: хотелось подойти и обнять ее. Почувствовать теплоту ее тела, вкус губ и нежность покрытых пушком щечек. И он, наверное, сделал бы это прямо сейчас, если бы не этот долдон охранник. От этих мыслей ему стало жарко, и он почувствовал, как пунцовый румянец заливает его щеки. Еще ни к одной девушке он не испытывал подобных чувств. Тана, словно бы угадав его мысли, весело расхохоталась и одарила принца лукавым взглядом своих озорных и непоседливых глаз.
В этот день Дира ушла после обеда и вернулась только к вечеру, сильно встревоженная. Она внимательно посмотрела на Квентина, как бы собираясь сообщить ему нечто важное, но передумала и ушла в свою комнату. Через некоторое время она вернулась и стала осматривать его поврежденную ногу. Нога выглядела здоровой, опухоль спала, и Квентин не ощущал боли от прикосновений Диры. Лицо Диры стало еще более озабоченным. Квентин догадался, что от нее потребовали не тянуть с лечением и объявить, что пленник здоров и готов к обряду. Что это означало для Квентина, объяснять не требовалось. Но прежде чем принять окончательное решение, Дира хотела завершить какие-то важные дела.
– Что ж, молодой человек, дела явно идут на поправку, – объявила Дира, внимательно глядя в глаза Квентину.
Болван-охранник насторожился и встрепенулся при ее словах. Дира выдержала паузу:
– Еще два-три дня и повязки можно будет снимать, а там посмотрим… А пока, юноша, вы будете применять вот эту мазь. – Она протянула ему небольшой пузырек с зеленоватой жидкостью.
– Это великолепное средство, наши предки называли его дыханием птицы Ру. Оно прекрасно снимает любое оцепенение конечностей, – со значение произнесла Дира и незаметно от стражника подмигнула Квентину. – Достаточно небольшой капельки на ночь, и утром вы будете совершенно свободны от боли, ломоты в суставах и других сдерживающих вас факторов. Правда, это средство… – она сделала паузу, – опасно для такой молодой и чувствительной кожи, как у вас, принц, и поэтому должно применяться с величайшей осторожностью.
Квентин все понял. Он с благодарностью посмотрел на добрую волшебницу и крепко стиснул в руке драгоценный пузырек. Это был путь к спасению. Надежда вновь ожила в нем. Нужно только дождаться ночи. И самое главное, он вспомнил, что Тана познакомила его с Гнедко и показала, где находится вся лошадиная упряжь. Туда же она незаметно от стражников перенесла все имущество Квентина. И так, все должно решиться в эту ночь.
Квентин не мог дождаться наступления вечера. Дира несколько раз удалялась из дома, видимо, улаживая какие-то неотложные дела. Правда, с каждым разом она возвращалась все более взволнованной. Но Квентин, захваченный идеей побега, отнесся к этому не слишком внимательно. Мысленно он уже несся во весь опор на коне, вдыхая опьяняющий ветер свободы. Нужно было лишь дождаться ночи.
Ужинали как всегда все вместе.
– Что случилось, мама? – спросила Тана, заметив волнение Диры.
– Ничего особенного, дочка, завтра полнолуние… Ты же знаешь, как я себя чувствую на полную луну…
– Обряд, как я понял, проводится в полнолуние? – спросил Квентин.
– Да.
– Значит, завтра…
– Многие не довольны вождем, – грустно заметила Дира. – Они требуют, чтобы обряд был обязательно проведен в это полнолуние.
– Гоблины?
– Да. Мне искренне жаль этих людей. Это наши братья и сестры. Они не виноваты, что стали такими. Мы, хранители, пытаемся лечить этих людей, помочь им, как-то направить, но ничего не помогает…
– Если так пойдет и дальше, племя уничтожит само себя, – заметил Квентин.
– Они вкусили вкус крови и не могут остановиться. Многие из них такие, как Ирг, считают, что даже вождь предал их, не почитает Ру и перешел на сторону изменников.
– Птица Ру прилетит? – спросила Тана.
– Боюсь, будет слишком много охраны… Кроме того, они хотят изменить проведение обряда и больше не дожидаться Ру.
– Изменить обряд?
– Они больше не хотят оставлять жертву на холме. Слишком часто они пропадают…
– А как же Ру?
– Они думают, что Ёрк связался с хранителями и помогает пленникам бежать.
– Что же теперь будет, мама?
– Не знаю, но нам надо помочь Квентину. Он человек будущего, и от него очень многое зависит в этом мире.
– Поможем! – гордо заявила Тана.
Они разговаривали на высоком анге, поэтому стражник ничего не понял, а только, отвесив челюсть, следил за тем, как у них во рту пропадают такие аппетитные и лакомые кусочки.
Настал вечер. Спать легли с заходом солнца. Квентину оставалось только дождаться, когда уснет охранник. Он лежал в напряженной тишине ночи, изредка прерываемой криками ночной птицы, и сосредоточенно ожидал услышать сонное храпение стражника. В доме стояла такая тишина, что казалось, все затаили дыхание в эту ночь. Квентин знал, что женщины тоже не спят. Он тихо лежал на спине, всматриваясь в призрачные силуэты, выводимые на стенах лунным светом. Наконец охранник, видимо, устав бороться со сном, сделал пару-тройку свистящих вздохов и зашелся заливистым мерным храпом.
Квентин только этого и ждал. Он ловкой кошкой соскочил с лежанки и осторожно, чтобы не загреметь цепью, обмотал ее толстым одеялом. Затем достал из-под кровати припасенный бутылек и, сдерживая дыхание, брызнул несколько капелек на железные оковы. Жидкость, коснувшись металла, запузырилась, и по комнате распространился едкий запах. Через мгновение он был свободен и осторожно положил цепи на лежанку.
Оставалось нейтрализовать охрану. Он потихоньку потянулся к гедарскому мечу, который стражник положил рядом с собой. В этот момент в соседней комнате раздались шаги, и на пороге появилась Дира, сжимающая в руке зажженную свечу. Следом выглянула Тана. Обе они были в длинных ночных рубашках.
Дира сделала Квентину предостерегающий жест, чтобы он не предпринимал ничего без нее, и жестом указала на пол. Квентину, привыкшему к подземным ходам, не надо было долго объяснять, он отогнул угол циновки, покрывающей пол, и увидел в деревянном полу крышку погреба. Он потянул за массивное металлическое кольцо, прибитое к люку, и перед ним открылись ступени лестницы, ведущей вниз. Тана протянула ему узелок.
– Быстрее! – прошептала Дира.
В этот момент с улицы раздались громкие голоса. Шумная толпа приближалась к дому. Взбудораженные люди что-то кричали, затем послышались истошные визги.
– Поторопись, Квентин! Это бунт. Ирг и его обезьяны восстали. Сейчас начнется настоящая резня.
– А как же вы?! – подавляя в горле вскрик, прошептал Квентин.
Охранник на лавке заворочался и начал подниматься. Дира взмахнула рукой, – невидимая энергетическая волна подняла и с силой швырнула стражника об стену. Он тяжелым мешком сполз на пол, на какое-то время перестав представлять угрозу.
– Вот это да! – не удержался Квентин от восклицания, более прекрасного примера боевой магии ему еще не приходилось видеть.
– Быстрее, Квентин! Я не смогу долго сдерживать их! – выкрикнула Дира. С улицы все громче доносились разъяренные голоса толпы и крики их жертв.
– Противостояние гоблинов и хранителей дошло до последней черты. Старым обрядам пришел конец. Никто больше не верит в птицу Ру. Эти звери просто жаждут человеческой крови и не хотят больше ждать ритуала.
Квентин стоял в нерешительности над открытым подвалом. Он не мог оставить этих, ставших ему родными, женщин на растерзание озверевшей толпы.
– Я не оставлю вас. Мы должны уйти вместе.
– Квентин, мы не можем уйти с тобой, – сказала Тана. – Наш народ страдает, он болен и запутался в неверных представлениях. Никто, кроме нас, не сможет остановить это безумие. Мы должны остановить их, иначе они уничтожат всех людей в племени. Правда, мама? – Тана мокрыми от слез глазами посмотрела на мать. Вместо ответа Дира крепко прижала ее к себе.
– Иди, Квентин! Мы останемся до конца с нашим несчастным народом. Иди и не забывай о том, кто ты для этого мира, и в чем цель твоей жизни. С каждой новой встречей, с каждым новым жестоким столкновением твоя душа будет наполняться мужеством и решимостью. Иди, да поможет тебе Высшая Сила! – и Дира, и по-прежнему крепко прижимая к себе дочь, направилась к двери, в которую уже ломилась обезумевшая толпа.
На Квентина она больше не обращала внимания, предоставив право выбора ему самому.
– Выходи, сука! Хватит прятаться! – дикие голоса рвались с улицы. Дверь раскачивалась и выгибалась под сильными ударами. – Мы покажем тебе, как не уважать наши обряды! И свою маленькую сучку выводи с собой! Мы с ней немного потешимся! – Избушка сотрясалась от ударов. – И этому паршивцу, что ты пригрела, пора жариться на вертеле.
Квентину показалось, что среди множества обезумевших голосов он разобрал голос Ирга. Нет, он не мог бросить в беде этих женщин. Принц выхватил из ножен остро блеснувший в темноте меч Гедара. В этот момент дверь дрогнула под ударами нападающих и рухнула на пол. И тотчас яркая вспышка молнии ослепила Квентина. Дира и Тана стояли, взявшись за руки, а две другие выставили перед собой в магическом жесте. Они образовали магическую цепочку, подпитывая Силой друг друга.
Вспышки молний пронзили тьму, и Квентин услышал, как кто-то пронзительно, как недорезанная свинья, закричал от боли. Молнии разметали передние ряды гоблинов. Толпа отхлынула, замерла, но через мгновение к двери устремились новые уроды, затаптывая раненых собратьев. От сопротивления своих жертв они пришли в исступление и, обезумев, лезли вперед, не обращая внимания на боль и смерть.
Дира и Тана готовились к новому молниеносному залпу. Квентин никогда не видел их такими. Их волосы развевались от электрического ветра, лица отсвечивали мертвой белизной лунного света, а темные глаза лучились такой силой, что в них было страшно заглянуть.
Он ринулся к двери, стремясь защитить женщин. В это время горилла-охранник пришел в себя и, выхватив кинжал, резко метнул его в Диру. Острое лезвие по рукоятку вошло в ее спину. Квентин прыжком преодолел полкомнаты и яростным ударом снес обезьянью голову ублюдку.
Но уже было поздно. Дира, смертельно раненная, медленно, держась за дверной проем, сползала на землю. Тана, позабыв об опасности, с криком бросилась к матери. Гоблины, пришедшие в в себя после огненных ударов, устремились к дому. Медлить было нельзя. Квентин схватил Тану и с силой поволок ее к подвалу.
Они были на пороге открытого люка, когда первые твари ворвались в дом. Все дальнейшее произошло в одно мгновение. Но в восприятии Квентина оно растянулось, как струйка застывшего меда. Тана подняла на него мокрые от слез глаза. Губы ее шевельнулись, выговаривая какое-то слово. Что, Квентин не услышал. Все замедлилось настолько, что звуки, казалось, тоже замерли в воздухе и были не слышны.
«Нет, – услужливо подсказало его сознание, переводя движения губ Таны в слова. – Нет, я не оставлю ее».
Он хотел крикнуть, что Дире уже ничем не поможешь, что им надо уходить, но странное растянутое безмолвие не позволяло этого сделать. Он лишь невыносимо медленно продолжал тянуть Тану к спасительному выходу. Также медленно в комнату врывались все новые гоблины с перекошенными звериной злобой лицами. Он видел, как к ним медленно, словно все они находятся под многотонной толщей воды, протягиваются в хищной хватке многочисленные руки.
Где-то перед домом он заметил тело вождя Ёрка, которое мятежники несли на вытянутых вверх копьях. На небе взошел круглый лик Луны, четко обрисовавший сгорбленные уродливые контуры в дверном проеме. И еще раз Квентин увидел глаза Таны, полные невыразимого отчаяния, и ее рот в безмолвном крике, рвущемся подобно взрывной волне пороха.
В дальнейшем – только ослепительная вспышка тысяч магниевых солнц и удушающие тонны земли, рухнувшей на него. И все. Затем тишина.
Сознание возвращалось медленно, как изображение на старой фотопластинке. Вместе с сознанием появилась боль. Он пошевелился, пытаясь высвободиться из-под навалившейся на него массы земли. Ему еще повезло: крышка люка задержала основную массу грунта и деревянных обломков. Кое-как ему удалось выкарабкаться из-под завала. Было темно. Ход не позволял выпрямиться в полный рост, и двигаться приходилось сильно согнувшись. Он нашарил узелок, который дала ему Тана, и обрадовался, что он не пропал. Пошатываясь, то и дело натыкаясь на мокрые укрепленные деревом стены, Квентин медленно пробирался по лазу. Под ногами хлюпала раскисшая земляная жижа. Скребущие звуки крыс преследовали его. По лицу время от времени ударяли то ли длинные корни проросших растений, то ли хвосты омерзительных крыс. Пахло затхлостью, гнилью и крысиным пометом. По мере продвижения ход стал уже, и Квентину пришлось боком протискиваться между его стенками. Голова гудела, как колокол, и казалось этот ход никогда не кончится.
Но вот наконец он разобрал слабый свет, падающий откуда-то сверху. Небольшое выходное отверстие лаза, словно нора крота, было обрамлено проросшими корнями растений. Квентин приник к норе и с облегчением глотнул воздуха. Стояло солнечное утро. Он высунулся из земляного отверстия и огляделся. Лаз вывел его на поле за деревней. Рядом начинался лес. Отсюда были хорошо видны окраинные домишки и поля, окружающие селение гоблинов.
Квентин вылез наружу и оглядел себя: весь в лохмотьях, перепачканный землей, с головы осыпалось облако пыли. Минутку, пошатываясь от головокружения, он постоял, вдыхая прекрасный свежий воздух и соображая, куда ему идти дальше. По идее нужно пробираться обратно к дому Диры, где в конюшне стоял Гнедко, и были спрятано его снаряжение.
События прошлой ночи вновь вспыхнули в его сознании. Что произошло в деревне? Уцелела ли Тана? Если да, то, что с ней? Он должен вернуться и спасти ее, если она в плену у гоблинов. Хорошо хоть Эрлиер и меч были с ним. Судя по солнцу, было около шести утра, и нужно было поспешить, пока эти чудовища отсыпаются после кровавой ночи.
Скрываясь за кустами, Квентин поспешил к домикам на окраине. В деревне стояла странная тишина, даже петухи, привыкшие каждое утро трубить подъем, и те молчали. Добравшись до крайних домиков, Квентин заметил, что и улицы в этот час непривычно пусты: пастухи не гнали скот на выпас. С опаской миновав несколько домов, Квентин приблизился к тому месту, где стоял домик Диры. Деревья и забор были повалены, а на месте домика зияла большая воронка, по окружности которой валялись разбросанные взрывом и до сих пор неприбранные трупы людей.
Квентин пригляделся – Таны среди них не было. Из живых тоже никого не было видно, вся деревушка вымерла и опустела, не слышались даже голоса птиц, привыкших веселой песней встречать встающее солнце. Он вышел из укрытия и пошел к сараям, где стоял Гнедко. Тут только он вспомнил о больной ноге и с радостью заметил, что совершенно не хромает и не чувствует боли. Только голова все еще звенела от взрыва и временами нехорошо кружилась.
Гнедко встретил его, покачивая головой. Тут же рядом находилась конская сбруя и поклажа Квентина. Взнуздать коня было минутным делом, и Квентин радуясь, что наконец-то фортуна улыбнулась ему, выехал на улицу. И тут он заметил, что с небольшого круглого холма, расположенного на юге, поднимается столб дыма. Холм круглой шапкой возвышался над деревней и был обнесен высокими каменнымх плитами, с положенными на них поперечными балками.
Квентин подошел к ней и спросил, не требуется ли его помощь. Она вновь сверкнула ослепительной улыбкой и наградила его одним из тех восхищенных взглядов, на которые способны только женщины. Усадив его рядом с собой, она сказала, что лучшая помощь, на которую он способен, это рассказать что-нибудь интересное из его приключений. Девчушка хлопотала над огнем и горшками, время от времени бросая на Квентина кокетливые взгляды. Он узнал, что у них с Дирой есть конь, которого зовут Гнедко, и если бы Квентин был свободен и здоров, то они бы обязательно покатались на нем. Квентин с грустью вспомнил конные прогулки в родной Монтании, которые навсегда остались в прошлом.
Горилла-охранник с тупым видом наблюдал за их разговором, не понимая, отчего это молодые люди все время смеются и улыбаются. А им было просто хорошо вместе. После завтрака они, накрывшись плащами, вышли посмотреть Гнедко. Высокий сильный конь спокойно стоял в конюшне, пожевывая охапку свежего сена.
– Завтра я должна обязательно прогулять его, – Тана погладила коня по шелковистой коже. Квентин с удовольствием погладил Гнедко по морде, вспоминая забытый запах этих животных. Его рука коснулась руки Таны, она подняла глаза и впервые серьезно посмотрела на Квентина. В ее темно-карих глазах застыла такая глубина, что у Квентина на мгновение перехватило дух. Так бывает, если заглянуть в темный провал колодца и представить себе падение в его бездонную глубину. Он слегка сжал ее ладошку с аккуратными розовыми ноготками, и она поспешно отвела взгляд. В дом они возвращались немного пристыженные и молчаливые. Здоровенный детина-охранник тащился на цепи сзади.
Квентину было невероятно хорошо в обществе этой симпатичной девчушки. Тана рассказала, как ей удалось напугать его, сделав страшные глаза ночной птицы. Фокус оказался довольно прост, и Квентин без труда перенял нехитрую магию. Он же в свою очередь показал ей кое-что из того, чему научился от отца и Торина. Пару простых фокусов: типа фонтанчиков искр и заклинания ветра, от которого в один вмиг задуло огонь в печи. Тана восхищенными глазками смотрела на него – перед ней был настоящий волшебник.
– Моя мама настоящая колдунья, – с детской гордостью заявила она. – Мама может лечить людей и управляется с четырьмя стихиями.
Квентин хотел было возразить, что заклинание четырех стихий – высшая ступень магии и даже Джордан, не говоря уже о Торине, и не владел этими силами, но ему не хотелось разочаровывать эту славную девушку.
За прошедшую неделю Квентин забылся настолько, что почти перестал ощущать опасность. Никто не тревожил его за это время: ни вождь, ни гоблины. Нежелательные гости не появлялись в домике Диры. И все произошедшее с ним, ужасные обряды этих дикарей начинали казаться лишь плодом расстроенного воображения. Все было тихо и мирно, пока в один из вечеров Дира не вернулась домой сильно встревоженной. Она старалась не подавать вида, улыбалась, но Квентин сразу же почувствовал перемену в ее настроении. Он попытался было разузнать, в чем дело, но Дира только отмахнулась: «Не переживай, все будет хорошо».
Ночью опять лил сильный дождь, ослабев лишь к рассвету. Утро выдалось сухое, но хмурое от застилающих небо густых туч. Квентин долго всматривался в серенький свет, просачивающийся сквозь маленькие оконца. Лежа на топчане, он пошевелил пальцами больной ноги. Пальцы послушно откликнулись. Он осмотрел поврежденную ногу: опухоль спала, и нога не болела. Значит, вскоре он сможет покинуть это недружественное место. Он покосился на охранника, мирно спящего на лавке. Конец цепи, которой был скован Квентин, охранник намотал на запястье и закрепил его там замком. «Тем хуже для тебя приятель,
– подумал Квентин. – Рискуешь остаться без руки». Охранник, почувствовав устремленный на него взгляд, открыл сонные глаза и мутным взглядом вытаращился на Квентина.
– Отдыхай, приятель, – тихо сказал Квентин, и охранник снова клюнул носом, ныряя в свои дурацкие сновидения.
Тана поднялась раньше матери и с заговорщицким видом, косясь на охранника, подошла к Квентину. В руке она сжимала небольшую серебряную шкатулку.
– Это для твоих друзей, веселых зайчишек-прыгунишек, – сказала она, протягивая Квентину шкатулку. – Они такие забавные, но им негде жить. Это домик для них. Мама дала мне этот ларец, когда я ей все рассказала. И еще она велела сказать, что эта вещь старинная, очень ценная и обладает магической силой.
Квентин взял шкатулку и открыл крышку. Внутренние стенки шкатулки были сделаны из зеркального стекла.
– Спасибо большое, Тана. Только какой мне прок от нее, если я в плену, да еще под страхом смерти.
Тана сделала большие глаза и приложила указательный палец ко рту: «Ради Бога, тихо!»
– Ни о чем не беспокойся, скоро будешь на свободе. Мама говорит, что тебе уготована великая миссия, и что ты человек необычный. Она поможет тебе,
– прошептала девушка, бросила настороженный взгляд на сонного охранника и вышла из домика.
Квентин сидел во дворе и смотрел, как Тана прогуливает Гнедко. Конь важно ходил по кругу, уминая грязь копытами. Несмотря на установившееся затишье в жизни деревенской общины, на душе у Квентина было не спокойно. Он чувствовал, что скоро произойдут какие-то важные события, и он должен быть готов к ним. Ночью он по нужде выходил из дома и видел, что приближается время полнолуния.
Пока же все было спокойно, деревенька жила мирной жизнью. Немногочисленные жители, выбравшись после проливного дождя на улицу, торопились завершить хозяйственные дела, отложенные из-за дождя. Домашний скот брел по раскисшим от дождя улицам, направляясь на пастбища. Тучи немного разошлись, и с неба пробивалось солнце, поднимая невидимые облака водяного пара от многочисленных луж, покрывающих землю.
Тана водила коня по кругу и улыбалась ему. Стражник сидел, тупо глядя в одну точку. В общем, картина была более чем мирной, но что-то подсказывало Квентину, что в глубине этой тишины подспудно вызревают зерна будущей опасности. И это касалось не только одного его и было связано не только с его жертвоприношением, но и с чем-то, представляющим несравненно большую опасность для множества других людей.
– Как жалко, Квентин, что мы не можем вместе покататься на Гнедке, – Тана с кокетливым сожаление поглядела на Квентина. Принц виновато улыбнулся ей, дескать, что ж тут поделаешь, и девушка расцвела хитренькой улыбкой.
Тана нравилась ему: хотелось подойти и обнять ее. Почувствовать теплоту ее тела, вкус губ и нежность покрытых пушком щечек. И он, наверное, сделал бы это прямо сейчас, если бы не этот долдон охранник. От этих мыслей ему стало жарко, и он почувствовал, как пунцовый румянец заливает его щеки. Еще ни к одной девушке он не испытывал подобных чувств. Тана, словно бы угадав его мысли, весело расхохоталась и одарила принца лукавым взглядом своих озорных и непоседливых глаз.
В этот день Дира ушла после обеда и вернулась только к вечеру, сильно встревоженная. Она внимательно посмотрела на Квентина, как бы собираясь сообщить ему нечто важное, но передумала и ушла в свою комнату. Через некоторое время она вернулась и стала осматривать его поврежденную ногу. Нога выглядела здоровой, опухоль спала, и Квентин не ощущал боли от прикосновений Диры. Лицо Диры стало еще более озабоченным. Квентин догадался, что от нее потребовали не тянуть с лечением и объявить, что пленник здоров и готов к обряду. Что это означало для Квентина, объяснять не требовалось. Но прежде чем принять окончательное решение, Дира хотела завершить какие-то важные дела.
– Что ж, молодой человек, дела явно идут на поправку, – объявила Дира, внимательно глядя в глаза Квентину.
Болван-охранник насторожился и встрепенулся при ее словах. Дира выдержала паузу:
– Еще два-три дня и повязки можно будет снимать, а там посмотрим… А пока, юноша, вы будете применять вот эту мазь. – Она протянула ему небольшой пузырек с зеленоватой жидкостью.
– Это великолепное средство, наши предки называли его дыханием птицы Ру. Оно прекрасно снимает любое оцепенение конечностей, – со значение произнесла Дира и незаметно от стражника подмигнула Квентину. – Достаточно небольшой капельки на ночь, и утром вы будете совершенно свободны от боли, ломоты в суставах и других сдерживающих вас факторов. Правда, это средство… – она сделала паузу, – опасно для такой молодой и чувствительной кожи, как у вас, принц, и поэтому должно применяться с величайшей осторожностью.
Квентин все понял. Он с благодарностью посмотрел на добрую волшебницу и крепко стиснул в руке драгоценный пузырек. Это был путь к спасению. Надежда вновь ожила в нем. Нужно только дождаться ночи. И самое главное, он вспомнил, что Тана познакомила его с Гнедко и показала, где находится вся лошадиная упряжь. Туда же она незаметно от стражников перенесла все имущество Квентина. И так, все должно решиться в эту ночь.
Квентин не мог дождаться наступления вечера. Дира несколько раз удалялась из дома, видимо, улаживая какие-то неотложные дела. Правда, с каждым разом она возвращалась все более взволнованной. Но Квентин, захваченный идеей побега, отнесся к этому не слишком внимательно. Мысленно он уже несся во весь опор на коне, вдыхая опьяняющий ветер свободы. Нужно было лишь дождаться ночи.
Ужинали как всегда все вместе.
– Что случилось, мама? – спросила Тана, заметив волнение Диры.
– Ничего особенного, дочка, завтра полнолуние… Ты же знаешь, как я себя чувствую на полную луну…
– Обряд, как я понял, проводится в полнолуние? – спросил Квентин.
– Да.
– Значит, завтра…
– Многие не довольны вождем, – грустно заметила Дира. – Они требуют, чтобы обряд был обязательно проведен в это полнолуние.
– Гоблины?
– Да. Мне искренне жаль этих людей. Это наши братья и сестры. Они не виноваты, что стали такими. Мы, хранители, пытаемся лечить этих людей, помочь им, как-то направить, но ничего не помогает…
– Если так пойдет и дальше, племя уничтожит само себя, – заметил Квентин.
– Они вкусили вкус крови и не могут остановиться. Многие из них такие, как Ирг, считают, что даже вождь предал их, не почитает Ру и перешел на сторону изменников.
– Птица Ру прилетит? – спросила Тана.
– Боюсь, будет слишком много охраны… Кроме того, они хотят изменить проведение обряда и больше не дожидаться Ру.
– Изменить обряд?
– Они больше не хотят оставлять жертву на холме. Слишком часто они пропадают…
– А как же Ру?
– Они думают, что Ёрк связался с хранителями и помогает пленникам бежать.
– Что же теперь будет, мама?
– Не знаю, но нам надо помочь Квентину. Он человек будущего, и от него очень многое зависит в этом мире.
– Поможем! – гордо заявила Тана.
Они разговаривали на высоком анге, поэтому стражник ничего не понял, а только, отвесив челюсть, следил за тем, как у них во рту пропадают такие аппетитные и лакомые кусочки.
Настал вечер. Спать легли с заходом солнца. Квентину оставалось только дождаться, когда уснет охранник. Он лежал в напряженной тишине ночи, изредка прерываемой криками ночной птицы, и сосредоточенно ожидал услышать сонное храпение стражника. В доме стояла такая тишина, что казалось, все затаили дыхание в эту ночь. Квентин знал, что женщины тоже не спят. Он тихо лежал на спине, всматриваясь в призрачные силуэты, выводимые на стенах лунным светом. Наконец охранник, видимо, устав бороться со сном, сделал пару-тройку свистящих вздохов и зашелся заливистым мерным храпом.
Квентин только этого и ждал. Он ловкой кошкой соскочил с лежанки и осторожно, чтобы не загреметь цепью, обмотал ее толстым одеялом. Затем достал из-под кровати припасенный бутылек и, сдерживая дыхание, брызнул несколько капелек на железные оковы. Жидкость, коснувшись металла, запузырилась, и по комнате распространился едкий запах. Через мгновение он был свободен и осторожно положил цепи на лежанку.
Оставалось нейтрализовать охрану. Он потихоньку потянулся к гедарскому мечу, который стражник положил рядом с собой. В этот момент в соседней комнате раздались шаги, и на пороге появилась Дира, сжимающая в руке зажженную свечу. Следом выглянула Тана. Обе они были в длинных ночных рубашках.
Дира сделала Квентину предостерегающий жест, чтобы он не предпринимал ничего без нее, и жестом указала на пол. Квентину, привыкшему к подземным ходам, не надо было долго объяснять, он отогнул угол циновки, покрывающей пол, и увидел в деревянном полу крышку погреба. Он потянул за массивное металлическое кольцо, прибитое к люку, и перед ним открылись ступени лестницы, ведущей вниз. Тана протянула ему узелок.
– Быстрее! – прошептала Дира.
В этот момент с улицы раздались громкие голоса. Шумная толпа приближалась к дому. Взбудораженные люди что-то кричали, затем послышались истошные визги.
– Поторопись, Квентин! Это бунт. Ирг и его обезьяны восстали. Сейчас начнется настоящая резня.
– А как же вы?! – подавляя в горле вскрик, прошептал Квентин.
Охранник на лавке заворочался и начал подниматься. Дира взмахнула рукой, – невидимая энергетическая волна подняла и с силой швырнула стражника об стену. Он тяжелым мешком сполз на пол, на какое-то время перестав представлять угрозу.
– Вот это да! – не удержался Квентин от восклицания, более прекрасного примера боевой магии ему еще не приходилось видеть.
– Быстрее, Квентин! Я не смогу долго сдерживать их! – выкрикнула Дира. С улицы все громче доносились разъяренные голоса толпы и крики их жертв.
– Противостояние гоблинов и хранителей дошло до последней черты. Старым обрядам пришел конец. Никто больше не верит в птицу Ру. Эти звери просто жаждут человеческой крови и не хотят больше ждать ритуала.
Квентин стоял в нерешительности над открытым подвалом. Он не мог оставить этих, ставших ему родными, женщин на растерзание озверевшей толпы.
– Я не оставлю вас. Мы должны уйти вместе.
– Квентин, мы не можем уйти с тобой, – сказала Тана. – Наш народ страдает, он болен и запутался в неверных представлениях. Никто, кроме нас, не сможет остановить это безумие. Мы должны остановить их, иначе они уничтожат всех людей в племени. Правда, мама? – Тана мокрыми от слез глазами посмотрела на мать. Вместо ответа Дира крепко прижала ее к себе.
– Иди, Квентин! Мы останемся до конца с нашим несчастным народом. Иди и не забывай о том, кто ты для этого мира, и в чем цель твоей жизни. С каждой новой встречей, с каждым новым жестоким столкновением твоя душа будет наполняться мужеством и решимостью. Иди, да поможет тебе Высшая Сила! – и Дира, и по-прежнему крепко прижимая к себе дочь, направилась к двери, в которую уже ломилась обезумевшая толпа.
На Квентина она больше не обращала внимания, предоставив право выбора ему самому.
– Выходи, сука! Хватит прятаться! – дикие голоса рвались с улицы. Дверь раскачивалась и выгибалась под сильными ударами. – Мы покажем тебе, как не уважать наши обряды! И свою маленькую сучку выводи с собой! Мы с ней немного потешимся! – Избушка сотрясалась от ударов. – И этому паршивцу, что ты пригрела, пора жариться на вертеле.
Квентину показалось, что среди множества обезумевших голосов он разобрал голос Ирга. Нет, он не мог бросить в беде этих женщин. Принц выхватил из ножен остро блеснувший в темноте меч Гедара. В этот момент дверь дрогнула под ударами нападающих и рухнула на пол. И тотчас яркая вспышка молнии ослепила Квентина. Дира и Тана стояли, взявшись за руки, а две другие выставили перед собой в магическом жесте. Они образовали магическую цепочку, подпитывая Силой друг друга.
Вспышки молний пронзили тьму, и Квентин услышал, как кто-то пронзительно, как недорезанная свинья, закричал от боли. Молнии разметали передние ряды гоблинов. Толпа отхлынула, замерла, но через мгновение к двери устремились новые уроды, затаптывая раненых собратьев. От сопротивления своих жертв они пришли в исступление и, обезумев, лезли вперед, не обращая внимания на боль и смерть.
Дира и Тана готовились к новому молниеносному залпу. Квентин никогда не видел их такими. Их волосы развевались от электрического ветра, лица отсвечивали мертвой белизной лунного света, а темные глаза лучились такой силой, что в них было страшно заглянуть.
Он ринулся к двери, стремясь защитить женщин. В это время горилла-охранник пришел в себя и, выхватив кинжал, резко метнул его в Диру. Острое лезвие по рукоятку вошло в ее спину. Квентин прыжком преодолел полкомнаты и яростным ударом снес обезьянью голову ублюдку.
Но уже было поздно. Дира, смертельно раненная, медленно, держась за дверной проем, сползала на землю. Тана, позабыв об опасности, с криком бросилась к матери. Гоблины, пришедшие в в себя после огненных ударов, устремились к дому. Медлить было нельзя. Квентин схватил Тану и с силой поволок ее к подвалу.
Они были на пороге открытого люка, когда первые твари ворвались в дом. Все дальнейшее произошло в одно мгновение. Но в восприятии Квентина оно растянулось, как струйка застывшего меда. Тана подняла на него мокрые от слез глаза. Губы ее шевельнулись, выговаривая какое-то слово. Что, Квентин не услышал. Все замедлилось настолько, что звуки, казалось, тоже замерли в воздухе и были не слышны.
«Нет, – услужливо подсказало его сознание, переводя движения губ Таны в слова. – Нет, я не оставлю ее».
Он хотел крикнуть, что Дире уже ничем не поможешь, что им надо уходить, но странное растянутое безмолвие не позволяло этого сделать. Он лишь невыносимо медленно продолжал тянуть Тану к спасительному выходу. Также медленно в комнату врывались все новые гоблины с перекошенными звериной злобой лицами. Он видел, как к ним медленно, словно все они находятся под многотонной толщей воды, протягиваются в хищной хватке многочисленные руки.
Где-то перед домом он заметил тело вождя Ёрка, которое мятежники несли на вытянутых вверх копьях. На небе взошел круглый лик Луны, четко обрисовавший сгорбленные уродливые контуры в дверном проеме. И еще раз Квентин увидел глаза Таны, полные невыразимого отчаяния, и ее рот в безмолвном крике, рвущемся подобно взрывной волне пороха.
В дальнейшем – только ослепительная вспышка тысяч магниевых солнц и удушающие тонны земли, рухнувшей на него. И все. Затем тишина.
Сознание возвращалось медленно, как изображение на старой фотопластинке. Вместе с сознанием появилась боль. Он пошевелился, пытаясь высвободиться из-под навалившейся на него массы земли. Ему еще повезло: крышка люка задержала основную массу грунта и деревянных обломков. Кое-как ему удалось выкарабкаться из-под завала. Было темно. Ход не позволял выпрямиться в полный рост, и двигаться приходилось сильно согнувшись. Он нашарил узелок, который дала ему Тана, и обрадовался, что он не пропал. Пошатываясь, то и дело натыкаясь на мокрые укрепленные деревом стены, Квентин медленно пробирался по лазу. Под ногами хлюпала раскисшая земляная жижа. Скребущие звуки крыс преследовали его. По лицу время от времени ударяли то ли длинные корни проросших растений, то ли хвосты омерзительных крыс. Пахло затхлостью, гнилью и крысиным пометом. По мере продвижения ход стал уже, и Квентину пришлось боком протискиваться между его стенками. Голова гудела, как колокол, и казалось этот ход никогда не кончится.
Но вот наконец он разобрал слабый свет, падающий откуда-то сверху. Небольшое выходное отверстие лаза, словно нора крота, было обрамлено проросшими корнями растений. Квентин приник к норе и с облегчением глотнул воздуха. Стояло солнечное утро. Он высунулся из земляного отверстия и огляделся. Лаз вывел его на поле за деревней. Рядом начинался лес. Отсюда были хорошо видны окраинные домишки и поля, окружающие селение гоблинов.
Квентин вылез наружу и оглядел себя: весь в лохмотьях, перепачканный землей, с головы осыпалось облако пыли. Минутку, пошатываясь от головокружения, он постоял, вдыхая прекрасный свежий воздух и соображая, куда ему идти дальше. По идее нужно пробираться обратно к дому Диры, где в конюшне стоял Гнедко, и были спрятано его снаряжение.
События прошлой ночи вновь вспыхнули в его сознании. Что произошло в деревне? Уцелела ли Тана? Если да, то, что с ней? Он должен вернуться и спасти ее, если она в плену у гоблинов. Хорошо хоть Эрлиер и меч были с ним. Судя по солнцу, было около шести утра, и нужно было поспешить, пока эти чудовища отсыпаются после кровавой ночи.
Скрываясь за кустами, Квентин поспешил к домикам на окраине. В деревне стояла странная тишина, даже петухи, привыкшие каждое утро трубить подъем, и те молчали. Добравшись до крайних домиков, Квентин заметил, что и улицы в этот час непривычно пусты: пастухи не гнали скот на выпас. С опаской миновав несколько домов, Квентин приблизился к тому месту, где стоял домик Диры. Деревья и забор были повалены, а на месте домика зияла большая воронка, по окружности которой валялись разбросанные взрывом и до сих пор неприбранные трупы людей.
Квентин пригляделся – Таны среди них не было. Из живых тоже никого не было видно, вся деревушка вымерла и опустела, не слышались даже голоса птиц, привыкших веселой песней встречать встающее солнце. Он вышел из укрытия и пошел к сараям, где стоял Гнедко. Тут только он вспомнил о больной ноге и с радостью заметил, что совершенно не хромает и не чувствует боли. Только голова все еще звенела от взрыва и временами нехорошо кружилась.
Гнедко встретил его, покачивая головой. Тут же рядом находилась конская сбруя и поклажа Квентина. Взнуздать коня было минутным делом, и Квентин радуясь, что наконец-то фортуна улыбнулась ему, выехал на улицу. И тут он заметил, что с небольшого круглого холма, расположенного на юге, поднимается столб дыма. Холм круглой шапкой возвышался над деревней и был обнесен высокими каменнымх плитами, с положенными на них поперечными балками.