Эту комнатку Бузыкин выбил у правления нового акционерного общества бесплатно, однако посещал редко. Шеф обитал где-то в просторных кабинетах, вместе с юристами объединенного правления, и мастерской интересовался мало. В основном он общался с бухгалтером, описывающим на бумаге работу малого предприятия. Казалось, весь мир забыл об Иветте. Однако два раза в месяц она исправно получала скромную зарплату.
* * *
   Воскресенье выдалось пасмурным. Иветта заметила, что именно на выходные погода непременно портилась: пряталось солнце или моросил дождь. Или погожие дни проходили мимо сознания, ибо пасмурно было у нее на душе? Не удавалось даже пообщаться с внуком: невестка увезла Сашеньку к родным, в глухой хутор на островке Финского залива. Полдня поездом, час на автобусе и до острова катером — двух выходных не хватало, чтобы к ним съездить, дорога съедала все время. Поэтому Иветта решила поехать и ближний пригород — манила сентябрьская природа.
   Обед на три дня вперед она приготовила еще накануне, можно собираться на прогулку. Иветта еще раз посмотрела в окно. Ну и пусть собирается дождь. Она все равно поедет. Поедет в город Пушкин, он же Царское Село. Да, одной тоскливо. Раньше хоть Жанна составляла компанию для воскресных выходов, но два года назад подруга уехала в Москву за очередным мужем. Даже двух строчек с тех пор не написала — так, звонила, поздравляла с праздниками. А с новыми людьми Иветта сходилась трудно, других приятельниц не завела…
   Осенние парки Царского Села наводили на Иветту необременительную, светлую грусть. По этим дорожкам бродил мечтательный Саша Пушкин, здесь родились его первые стихи. И пылкий лицеист читал их перед старым мэтром поэзии — Гаврилой Державиным. Наверное, там, в зале лицея, юноша выглядел порывистым и восторженным. Но здесь, на чугунной скамье, он грустно застыл навеки. В небрежно распахнутом мундире, откинувшись на ажурную спинку скамьи и задумчиво подперев голову правой рукой, юный Пушкин смотрел мимо Иветты. Мысли Иветты тоже застыли, но всколыхнулось горькое чувство одиночества. И губы ее сами собой зашептали строки: «Неуютно бродить мне одной, никому на свете не нужной. Где ты, друг неназванный мой? Где ты, мой невстреченный суженый?»
   Стихи Иветты не были обращены к определенному человеку, и в то же время она странным образом знала воображаемого слушателя. Он был и поэтом, и художником, и музыкантом одновременно. Он был захвачен стихией чувств.
   Тогда Иветта еще не знала, что в душе каждого живет идеальный образ, созвучный его внутреннему миру. Любой человек ищет отражение этого идеала в реальной жизни. И когда такая встреча состоится, рождается необычное ощущение: «Тебя я увидел, но тайна твои покрывала черты…» На самом деле тайна заключена в нас самих. Стихия невостребованных чувств бушевала в душе самой Иветты.
   Неожиданно в грезы Иветты вплелся говор толпы. К памятнику Пушкина приближались экскурсанты. Иветта отступила за дерево: расстаться мгновенно с грустящим поэтом у нее не было сил. Туристы были зарубежные: спортивного вида старички, независимые старушки. Вела группу полноватая энергичная молодая женщина в модном белом плаще. Ее прическа — замысловатое сооружение из высветленных рыжеватых волос, увенчанное черным бантом на макушке, — показалась Иветте знакомой. Еще мгновение — и экскурсовод превратилась в старую школьную подругу.
   «Жанка!» — охнула про себя Иветта.
   Надо же, приехала в родной город и даже не позвонила! Иветта вышла из-за дерева и встала на видном месте. Жанна, видимо, заканчивала экскурсию — уже отвечала на вопросы. Иветта распознала английскую речь. Молодец, подружка, красивое произношение. Тем временем Жанна сделала небольшое объявление — похоже, отпустила туристов в свободное плавание — и повернулась в сторону Иветты. . — Ивка!
   — Жануля!
   Подруги не виделись два года. Они кинулись в объятия друг друга, расцеловались. Затем медленно пошли по дорожке. «У меня полчаса», — предупредила Жанна. Но и этого времени хватило, чтобы узнать главное: Жанна приехала в Петербург надолго. Оказалось, что в Москве Жанна обжилась неплохо, даже подрабатывает в туристическом бюро. Правда, по Москве экскурсий не водит, там страшная конкуренция, зато иногда сопровождает группы в Санкт-Петербург. Эта поездка была для нее последней в сезоне. Зимой работы не предвиделось, и Жанна решила остаться на зиму в родном городе — соскучилась по его улицам.
   Как водится, заговорили о детях. Жанна похвасталась, что ее Роман — владелец мини-типографии.
   — Он же на журналиста учился! — припомнила Иветта. — По специальности не работает?
   — Ну кто сейчас по специальности работает. Ромка вообще удачно в струю попал. Практику проходил в газетном комплексе, а там как раз типография разваливалась. Как он умудрился кусочек себе оттяпать, понятия не имею. Теперь тиражирует визитки, листовки, этикетки. И дела идут неплохо: расширяться собирается!
   Иветта поинтересовалась личной жизнью подруги. Настроение той резко упало. Жанна гневно выпалила в сторону, будто именно там находился виновник ее несчастий:
   — Этот подлец вытолкал меня прямо на улицу! Хорошо, еще тысячу баксов отступного бросил. Собственно, из-за развода я и вернулась, — вздохнув, раскололась она.
   — Ай-яй-яй, Жануля, ты неисправима!
   — Только не надо мне нотаций читать. Сама знаю, что дура. Но почему мне такие мужики попадаются? Надо было Володьку слушать.
   — Ты о чем?
   — Влад говорил, что мой последний муж — человек ненадежный. Ну, я-то думала, это ревность в нем взыграла. Я ведь тогда отказала Владимиру — он мне перед отъездом предложение сделал.
   — Предложение? Ты мне об этом не говорила.
   — Ну я же помню твою любовь к нему.
   — Это все прошло давно, Жанночка.
   — Так вот, я как приехала, сразу ему позвонила. Это вместо прощения. Признала, что он был прав. И Влад обещал мне помочь.
   — Снова предложил за него замуж выйти?
   — На сей раз нет. Он организовал клуб личностного роста. Основа там — психоанализ, но групповой, а не индивидуальный. И предложил пройти курс.
   — Любопытно!
   — Я согласилась. Пока деньги есть, можно просветиться-просветлиться. Он пригласил знаменитого американского психолога, интересно ведь… Слушай! А пойдем вместе!
   — На тренинг? Я как-то смысла в этих вещах не вижу. Да и денег у меня лишних нет.
   — Владимир тебе скидку сделает. Я могу в дол! дать. Ну как?
   — Нет. Давай оставим эту тему.
   — Ладно. В самом деле, я увлеклась. Может, у тебя жизнь и так полна радостей, а я о тренингах болтаю. Скажи, появился кто на горизонте?
   Иветте похвастаться было нечем, и она перевела разговор на семью. Похвалила внука, пожаловалась на дочь: совсем, мол, от нее отгородилась, обвиняет в распаде семьи.
   Жанна, уловив, что у подруги не все гладко, вновь стала расхваливать клуб: новый курс начинается в октябре, занятия по вечерам, после работы Иветта задумалась. Жанна соблазняла Иветту разными чудесами, о которых рассказывал Владимир Иветта мистикой не увлекалась, зато чувствовала, что нервы ее на пределе. Везде: дома, на работе — она одна. И не лучше ли по вечерам посещать этот клуб, чем натыкаться в коридоре на пресекающую любой разговор дочь. Вот только как быть с деньгами? Иветта обещала подумать. Тут Жанна взглянула на часы и спохватилась, что опаздывает к автобусу:
   — Ой, мне пора. Туристы ждать не любят. А хочешь с нами?
   Иветта с удовольствием приняла приглашение. Ехать экскурсионным автобусом было куда приятнее, чем переполненным рейсовым. Она села на последнее, свободное сиденье. Жанна устроилась впереди, на месте экскурсовода. Комфортабельный автобус покатил по гладкому шоссе. Вдоль обочин мелькали крупные красно-желтые шары — аккуратно подстриженные кроны лип и тополей. А из-за облаков даже выглянуло солнце. Вот и мистическое событие налицо: не успела Иветта лишь подумать о курсах духовной практики, как погода улучшилась!

3

   К началу занятий курсы духовной практики были укомплектованы полностью. Народ подобрался неординарный. Люди, живущие по формуле «не учите меня жить», сюда не заглядывали. В клуб пришли те, кого одолевали сомнения и кто жаждал именно научиться правильной жизни. Многие отличались незаурядным умом, но ум стал капканом для чувств. Цель занятий в том и состояла, чтобы высвободить энергию души и тела. А для этого учеников следовало столкнуть с их внутренним «я».
   Слушатели нового набора топтались в коридоре, настороженно поглядывая друг на друга. Мужчин, вместе с Глебом, было трое. Они держались обособленной кучкой, стояли молча, не вступая в разговор. Женщины, как на всех духовно-образовательных курсах, оказались в большинстве. Были тут и независимые одиночки, и приятельствующие пары. Последние сложились по школьному принципу: одна выступила инициатором, другая пришла за компанию. Глеб сразу узнал Иветту и Жанну. Увлеченные беседой женщины его не замечали. Он тут же со смутным чувством неловкости вспомнил, как под кайфом приставал к Иветте. Сейчас Глеб не торопился подходить к подругам, разглядывая их лица, которых уже коснулись едва заметные признаки увядания. Резче обозначились мимические морщины и характерные черты. Говорят, что юная девушка имеет лицо, которым наградила природа. А. внешность сорокалетней женщины — плод духовной работы над собой. Яркая, полненькая Жанна — она была в шелковом розовом платье с какими-то рюшами — на первый взгляд казалась моложе Иветты. Да еще ее неизменный бант в волосах! Однако почти сразу становилось ясно, что наряд — лишь обертка, прикрывающая усталую разочарованную женщину. Иветта, в длинной вытянутой кофте, перепоясанной кушаком, — в последние годы она перестала следить за модой, — походила на скромную советскую служащую. И только любопытство в больших близоруких глазах придавало ей живость. Она, как обычно, представая перед новыми людьми, сняла очки и потому сразу не разглядела Глеба. Зато Жанна с радостным возгласом потянула Иветту в сторону художника. Однако Глеб отделался сухим поклоном и тотчас отошел к расписанию. Женщины остались в легком недоумении. А Глеб понял, что ему неприятно их здесь видеть. Он записался в клуб, чтобы решить свои проблемы, и не хотел растрачивать время на светское общение. Прочих членов клуба он готов был рассматривать как товарищей по несчастью, но знакомые были очевидной помехой. Он даже подумал, не перейти ли в другую группу.
   Так же реагировала на встречу Иветта. В первую минуту она вспомнила мальчишеский наскок Глеба в заснеженном дворе театра и тоже испытала неловкость. Иветта винила себя: тогда она вела себя недостойно. А теперь заниматься с Глебом в одной группе? Лишь общее безразличие к миру оставило ее на месте. Только Жанну не волновало присутствие знакомых. В любом случае, думала она, должно быть весело — тут и мужики есть, и молодые девушки. Лишь одна пожилая дама вызвала ее недоумение — вздумала учиться жизни на старости лет. Но на таких курсах немудрено всяких чудаков встретить!
   Наконец к аудитории подошел Владимир Амосов. В джинсах и свободном сером пуловере он был, что называется, свой парень. Оставаясь в душе артистом, он создавал образ, облачась в униформу психологов.
   Владимир приветливо поздоровался со всеми, одарив особой улыбкой бывших одноклассниц, и впустил слушателей в помещение. На этом занятии он собирался присутствовать лично.
   К удивлению слушателей, ни парт, ни столов в классе не оказалось: только стулья на крепких металлических ножках, которым предстояло стать декорациями всех сцен, разыгрываемых на тренингах. Стулья стояли кругом — сюда и предложили сесть участникам. Вел занятия крепкого сложения мужчина, представившийся Джоном Джонсоном. Одет американский психолог был совсем просто, по-домашнему: клетчатая рубашка навыпуск, джинсы и тапочки. Рядом сидела молоденькая переводчица Ирочка. Ирочка в тренингах не участвовала, только синхронно переводила с английского команды и замечания руководителя.
   Слушатели достали блокноты, положили их на колени и приготовились записывать лекцию, но Джон попросил отложить бумажки. «Сделаем разминочку, — переводила Ирочка. — Руки над головой: хлоп-хлоп. А теперь ногами: топ-топ! А теперь повернулись к соседу. Встретились руками: хлоп-хлоп». Участники бестолково вертелись на стульях: кто-то сразу находил партнера, кто-то продолжал хлопать сам по себе. Обстановка в комнате разрядилась, стала непринужденной. Слушатели расслабились, и можно было приступать к настоящему уроку.
   — А теперь давайте познакомимся, господа, — предложил Джон. — Вы называете свое имя и род деятельности, а также высказываете, чего ждете от занятий. — И хотя английские слова отражались эхом перевода, внимание слушателей было приковано к американцу. Так бывает, когда смотришь зарубежный фильм с голосом за кадром — в определенный момент забываешь о существовании переводчика и всецело погружаешься в сюжет.
   Слушатели не просто сообщали анкетные данные: психотерапевтическая работа уже шла. Звучание имени, поведал Джон, связано с мантрами — звуками, определяющими частоту вибрации. Вот почему форма имени может быть для человека счастливой, а может притягивать неприятности. И каждому предоставлялась свобода назваться так, как хочется. Приветствовались краткие формы, детские прозвища или совсем новые имена. Любая фантазия поощрялась.
   Начали знакомство с малочисленной мужской компании. Мужчины так и сидели — рядком. Первым представился парень, сидящий рядом с Глебом. Он оказался студентом-психологом и назвался Мишаней. В академической программе университета места альтернативным духовным практикам не нашлось, и студент пришел пополнить знания в клуб. Глеб отрекомендовался безработным. Иветта так удивилась, что прослушала имя третьего мужчины, своего ровесника. Однако уловила, что тот работает врачом и хочет прояснить для себя связь психических переживаний и болезней. «Все болезни от нервов», — хмыкнула сидящая рядом Жанна. Пока представлялись остальные. Иветта думала, как назваться ей. Полным именем слишком официозно. Ива — сразу поднимался шлейф школьных обид. «Вета!» — решила она. Так зовет ее Бузыкин. Впервые мысленно произнеся это имя, она почувствовала, как радость наполняет ее грудь. «Ах, Вета, Вета. Да будет лето!» — возникла непрошеная рифма. Иветта назвалась, как надумала, оставив рифму о лете при себе. Также сообщила, что она инженер-технолог и пришла на занятия просто для того, чтобы заполнить свободные вечера.
   — Думаю, именно вам занятия принесут наибольшую пользу, — подал Джон странную реплику.
   Жанна представилась по-английски — Джейн. Джон удивленно приподнял брови.
   Представление, разминка, оживленный выбор своего места — так незаметно пролетели два часа. Наконец Джон объявил перерыв. Теперь в коридоре толпились не угрюмые одиночки, как перед началом занятий. Это был почти сложившийся коллектив, в какой группа новичков обычно превращается после месяца учебы. Все уже были знакомы, и все с нетерпением жаждали дальнейшего общения. Тут и там звучали шутки, иронические замечания, высказывались первые впечатления.
* * *
   В аудитории стало жарко, и Джон скинул клетчатую рубаху. Обтягивающая его натренированный торс трикотажная майка неожиданно выявила небольшую сутулость. И этот едва заметный недостаток выдавал тайну Джона. Видно, не всегда он был тем уверенным руководителем тренинга, каким предстал перед русскими неофитами. Подтверждалась непреложная закономерность: в психологи и психиатры идут люди, отягченные собственными проблемами. Аналогично полицейскими часто становятся бывшие сорвиголовы, а врачами — люди с ослабленным здоровьем. Помоги себе сам, и тогда ты поможешь другим. А Джон это умел.
   Джон кратко осветил план предстоящих занятий. Он сказал, что к пику горы — вершине духа — ведет множество троп, но начать восхождение можно только по одной из них: выбрать религию, учителя, философию. Обещал, что группа исследует разные пути самопознания, вкратце охарактеризовал направления западной психотерапии, буддийские техники и духовные практики Кастанеды. Их курс будет интегрированным — чуть-чуть от каждого направления. А дальше, по жизни, участникам группы предстоит сделать собственный выбор.
   Посыпались вопросы. Кто-то спросил Джона, что значит его звание — гештальт-психотерапевт. Джон не стал углубляться в дебри профессии, ответил просто, что гештальт — это наполнение любого предмета тем содержанием, которое присуще конкретному человеку. И тут же пояснил на примере. Он бегло осмотрел зал, увидел у стены кем-то брошенный рюкзак и принес его в центр круга. Затем предложил каждому из участников, по очереди, описать рюкзак.
   И тут группа впервые столкнулась с чудом. Один и тот же предмет высветился двадцатью разными картинками. Каждый увидел свое, личное.
   Когда очередь дошла до Глеба, он восторженно сказал:
   — Знатный мешок. Закоулков не счесть. И вид — клевый. Все эти фенечки — заклепки, «молнии», тесемочки — веселят душу. Да еще способность к трансформации — от маленькой барсетки до дорожного кофра. С такой торбой в дороге не соскучишься!
   Джон что-то пометил в блокноте и перешел к следующему.
   Иветта, как и подобает инженеру, говорила конкретно:
   — Рюкзак сложной конструкции, у него есть наружные и внутренние, потайные карманы — удобно и функционально.
   Описание Жанны звучало обстоятельнее:
   — Рюкзак из прорезиненной, непромокаемой ткани. Любая погода ему нипочем. Кармашки на все случаи жизни. В большие можно зонт, плащ положить. В маленькие — распихать косметику, блокнотики. И цвет голубой, красивый.
   После двадцатого высказывания в классе повисла тишина. Все были ошеломлены: ни одного повтора! Джон пробежал глазами свои записи и заговорил:
   — А теперь попробуем убрать из ваших характеристик слова: «рюкзак», «мешок», «сумка». Замените эти слова на местоимение «я». Вернемся к описанию Глеба. Скажите, он похож на изображенный им предмет? Итак. Знатный парень. Закоулков не счесть. Вид — клевый. Взгляните на его костюм: заклепки, булавки, «молнии». И позволю себе предположить, способность к трансформации, к изменениям в жизни.
   Внимание присутствующих возросло до предела, Си тотчас мысли каждого обратились к самому себе. Описанный ими рюкзак оказался автопортретом.
   — Далее, — продолжил Джон, — Вета. Характер сложный, замысловатый. Отмечено наличие внутренних, потайных карманов.
   Иветта порозовела. Как легко, оказывается, выдать себя! Жанна тоже все поняла про свои отличительные черты: любая погода ей нипочем. Это упражнение углубило представление участников друг о друге. Первое занятие закончилось, но расходиться никому не хотелось. И тогда Владимир Амосов, директор курсов, но сегодня рядовой участник тренинга, предложил:
   — Если вы не торопитесь, я могу показать вам несколько новых песен. Сейчас принесу гитару из преподавательской. Рояль, как обычно, в кустах.
   Когда Владимир вернулся в класс, общество немного поредело. Некоторые женщины спешили домой из-за темноты — обстановка в городе была неспокойна. Остальные убрали лишние стулья, образовав интимный кружок слушателей. Владимир спел несколько песен Высоцкого, подражая ему легкой хрипотцой. Затем перешел к собственным сочинениям. Может, оттого, что времена наступили бурные, песни Амосова были спокойнее и отстраненнее. Природа всегда требует равновесия: застой в обществе поднимал бурю в душах людей, а разбушевавшаяся стихия требовала спасительных берегов. Вечер завершился искренней нотой, но всему приятному быстро приходит конец. В аудиторию заглянул охранник и сказал, что пора расходиться, на ночь здание ставили на сигнализацию. Все потянулись к выходу.
   Первым по лестнице спускался Джон, ученики держались на почтительном расстоянии. Даже Ирочка оставалась среди слушателей, активно пытаясь разговорить Глеба. Неожиданно Жанна отделилась от группы, стуча каблучками, пробежала пролет, отделявший ее от Джона, и перехватила преподавателя на площадке:
   — Excuse me, Jonn. May I ask you? [1]
   Психолог с едва заметным неудовольствием остановился. Озабоченность и усталость, промелькнувшие в его взгляде, тотчас сменились привычной профессиональной доброжелательностью:
   — О! Do you speak english? [2]
   Жанна с удовольствием объяснила, что работала гидом-переводчиком. Однако лексика психоанализа ей мало знакома, да и произношение хромает, добавила она, напрашиваясь на комплимент.
   Джон похвалил ее произношение и приготовился слушать.
   Подходящего вопроса Жанна, полагаясь на авось, придумать не успела. И тут спасительная мысль мелькнула в ее. голове.
   — Вы сказали, что есть счастливые и несчастливые имена. Как же определить, какое имя станет для человека удачным?
   — Воздействие имени определяется двумя моментами. Первый — это вибрация, частота колебаний звука. Она может быть созвучна настройке всего вашего организма или находиться с ней в противоречии. Второй момент — воздействие архетипа имени, то есть суммарной судьбы всех Джонов или Иванов, например. И знаете, если вы переживаете из-за имени, лучше его сменить. Здесь набор рекомендаций прост. Жаждете популярности — берите имя популярных персон. Хотите разбогатеть — присвойте имя магнатов. Мечтаете о большой любви — назовитесь Офелией. Но не забудьте про ее печальную судьбу! Жанна без затруднений понимала — английскую речь психолога. Одно было непонятно — шутит Джон или говорит всерьез. Например, она назвалась Джейн. Каких теперь ждать последствий? Джон, улыбаясь, ответил, что ей придется вкусить жизнь сдержанных англичан или свободных американцев, по выбору. Жанна подхватила тему:
   — Я тоже слышала, что для американцев свобода — превыше всего. А еще говорят, что жизнь вы принимаете с радостью, как дети. У вас все оптимисты?
   — О, у нас все замечательно, Джейн. Сплошной праздник! — с грустью сказал Джон.
   Кинув на прощание «sorry», Джон убыстрил шаг, чтобы избавиться от назойливой ученицы. Жанна переступала с ноги на ногу, раздумывая, не догнать ли Джона. Заокеанский психолог уже произвел на Жанну впечатление как мужчина. А держится просто и одновременно уважительно. Наши так не умеют! Пока Жанна колебалась, с ней уже поравнялась Иветта, и они пошли к метро вместе, обсуждая занятие.

4

   Глеб вернулся домой поздно. По чужому зонту и плащу в прихожей он догадался, что у сестры гость. Под вешалкой стояли раздолбанные мужские ботинки, вполне вписавшиеся в интерьер. На тумбочке вперемешку лежали шарфы, береты и даже один носок. И во всей квартире Четверговых царил хаос, выдающий присутствие художественных натур: Валерия, в деловых вопросах отличавшаяся педантичностью, к быту проявляла полное пренебрежение. Даже книги, главное ее богатство, расползлись по всей квартире: то стопками возвышаясь на подоконниках, то оседая на полу.
   Дом уже погрузился в сон. Глеб выудил из холодильника котлеты, на цыпочках прошел в свою комнату и включил на малую громкость магнитофон. Потом плюхнулся на тахту и уставился в потолок. Сегодняшнее занятие произвело на Глеба двойственное впечатление: скучноватое и любопытное одновременно. Собрались какие-то чудики, озабоченные тем, как представиться. Что у них общего? Вот хотя бы те две женщины, на десяток лет опередившие его школьный выпуск. Видимо, они тоже не научились самостоятельно справляться с трудностями. Где же пресловутая мудрость, приходящая с годами? Особенно несчастной и обездоленной казалась Иветта Когда-то он рисовал ее портрет, и за милым одухотворенным лицом, помнится, угадывалась незаурядная личность. Сейчас эта личность, видимо, заснула. Иветте Николаевне, Вете, как она назвалась, некуда девать свои вечера. На ней действительно лежал ртпечаток тоски и одиночества. С чего бы это? У нее же муж, дети. А, понятное дело: дети выросли, муж завел любовницу. Все тетки в этом возрасте переживают кризис.
   И хотя Глеб думал об Иветте с пренебрежением, он поймал себя на том, что думает о ней слишком много. Есть в этой женщине какая-то тайна, какое-то необъяснимое очарование. И ее описание рюкзака подсказывало, что неугасимый огонек еще теплится в тайниках души. Он вспомнил самую первую встречу, в школьном кабинете физики: печаль сочеталась в Иветте с нерастраченным огнем, с неясными надеждами. Теперь покров безразличия окутал ее. Что же произошло за эти годы, что сломало ее? Теперь Глеб догадывался, что тогда она была еще сжатой пружиной: надеялась вырваться из наезженной колеи. Металась в поисках смысла жизни и своего места в ней, как теперь мечется сам Глеб. Но она ушла вперед, в зрелость. И что увидела она с этой вершины — непроходимую стену вместо обманчивого горизонта?