Я кивнул.
   - Мне эти места совсем не знакомы, - сказал он.
   - Мне тоже.
   Он, казалось, удивился моим словам, однако продолжал:
   - У этих эллинов слишком много богов! Вот у меня на родине приносят жертвы лишь красному огню, невидимому воздуху, черной земле, светлой воде, солнцу и луне, ну и еще стальному мечу. А их богов я не знаю. Тревожно мне, и моя беда станет общей для всех нас, чужих здесь. - Он настороженно огляделся. - Денег у меня, правда, немного, но тебе я отдам все. - Он протянул мне горсть бронзовых монет.
   - Мне не нужны твои деньги, - сказал я.
   - Возьми. Так в здешних краях скрепляют дружбу.
   Чтобы доставить ему удовольствие, я взял одну монетку.
   - Вот и хорошо, - сказал он. - Однако лагерь - не место для серьезных разговоров, да и ужин скоро поспеет. Когда поешь и выпьешь вина, поднимись на холм, - он указал мне на часовых, силуэты которых виднелись на фоне почти черного неба, - и дождись там Оиора.
   И вот я жду его; и пока ждал, успел все записать в свой дневник. Солнце село, вскоре погаснет и его последний луч. Уже встает луна, и, если этот Оиор не придет в ближайшее время, я спущусь к костру и лягу спать.
   10. ПРИ СВЕТЕ УЩЕРБНОЙ ЛУНЫ
   Я пишу, сидя у костра. Когда посмотришь вокруг, кажется, весь мир спит, бодрствуем лишь я и чернокожий. Он бродит по берегу, глядя на море, точно высматривает в ночи чей-то парус.
   И все же я знаю: многие в лагере не спят. Один зашевелится беспокойно, другой сядет, посмотрит-посмотрит и снова ляжет. В деревьях и среди скал вздыхает ветер, и вздыхает еще кто-то неведомый.
   Я спросил Гиперида, будем ли мы утром хоронить мертвых, но он сказал, что здесь мы их хоронить не будем и постараемся поскорее добраться до города, чтобы похоронить их там, среди близких - если они у этих мертвых есть.
   Итак, начну с ужина. Ио принесла мне еды и вина, хоть я уже успел поесть до ее прихода, и мы с ней разделили вторую порцию, удобно устроившись под высокой скалой и прислонившись к ней спинами. Над морем вставала луна, на берегу горели костры из плавника да темнели вытащенные из воды корабли.
   Гиперид действительно кормил команду отлично, так что никто даже не заметил, что я уже съел свою порцию. Ио выдали ужин для нас обоих, и я еще разок поел, а Ио переложила все, чего не хотела сама, на мой подносик, так что, когда я осушил свою чашу, промокнул пальцы кусочком хлеба и опустил подносик на землю, еды на нем оставалось еще порядочно.
   - Можно и мне взять немного? - спросил кто-то, и я оглянулся.
   То, что я принял за камень на вершине скалы, оказалось головой женщины. Поняв, что ее заметили, она спустилась оттуда и подошла к нам. Тело ее было обнажено, однако, хоть она была уже и не первой молодости (насколько я мог судить при слабом свете ущербной луны), все же двигалась грациозно и отличалась дивной красотой. Грива ее черных волос была необычайно густой и буйной.
   Когда она подошла ближе, я решил, что это, должно быть, последовательница какого-то тайного культа, ибо, несмотря на отсутствие одежды, она повязала вкруг бедер - точно поясок стыдливости - змеиную шкуру.
   - Возьми, пожалуйста, - сказал я и протянул ей подносик. - Можешь съесть все, если хочешь.
   Она молча улыбнулась и покачала головой.
   - Господин! - испуганно вскрикнула Ио и вскочила, глядя на меня во все глаза. Я спросил, в чем дело. - Но там же никого нет! С кем ты говоришь?
   Незнакомая женщина шепнула мне:
   - Может, отдашь мне свою рабыню? Коснись ее - и она моя. Коснись меня и я стану принадлежать ей. - Говоря это, она почти не двигала губами. А произнося слова "я стану принадлежать ей", отвернулась и стала смотреть на луну.
   - Господин мой, неужели здесь есть кто-то еще? Кто же? Я никого не вижу! - беспокоилась Ио.
   - Какая-то женщина, - ответил я. - У нее черные волосы и что-то вроде пояска из змеиной шкурки.
   - Она похожа на того человека, что играл на свирели?
   Я такого человека не помнил и лишь головой покачал.
   - Пойдем к огню, - жалобно попросила Ио и потянула меня за руку.
   Женщина шепнула мне:
   - Не бойся. Я не причиню тебе зла. Я пришла, чтобы кое-чему научить тебя, предостеречь...
   - И девочку не тронешь?
   - Девочка принадлежит тебе. Но могла бы стать моей. Что в этом плохого?
   - Уходи, - велел я Ио. - Беги к костру и жди меня там, я скоро приду.
   Она не заставила себя еще раз просить и улепетнула, как кролик из-под копыт боевого коня, подпрыгивая на бегу и мелькая среди камней.
   - Какой ты эгоист! - упрекнула меня женщина. - Сам поел, а я хожу голодная.
   - Ты тоже можешь поесть.
   - Однако ты скор на язык, что уже неплохо, да и соображаешь довольно быстро. Увы, мне не прожевать твоей пищи. - Она улыбнулась, и я увидел, как в лунном свете блеснули ее зубы, маленькие и очень острые.
   - Я и не знал, что бывают такие женщины! А что, здесь все женщины на тебя похожи?
   - Разве ты не помнишь? Мы ведь с тобой уже встречались и говорили, промолвила она.
   - Нет. Забыл, наверное.
   Она внимательно посмотрела мне в глаза и плавно опустилась на землю рядом со мной.
   - Если ты сумел забыть меня, то, должно быть, немало с тех пор повидал.
   - И ты именно это пришла мне сказать?
   - Ах, - воскликнула она, не отвечая, - да ведь ты и лица моего не помнишь!
   Я кивнул.
   - Ну а все остальное действительно выглядит теперь несколько иначе, чем прежде. Да, ты прав. Я пришла сообщить тебе именно об этом. Но есть и еще кое-что. Поважнее.
   Я смотрел на нее во все глаза, восхищаясь ее прекрасным телом и белоснежной кожей.
   - Что ж, с радостью выслушаю тебя.
   Рука ее ласково скользнула по моему бедру, однако была холодна как лед.
   - Возможно, когда-нибудь мы с тобой... Хочешь меня?
   - О да!
   - Ну что ж - возможно, позже. Возможно, я и полюблю тебя. Когда ты оправишься от своей раны. А теперь мне нужно кое-что важное сообщить. Она указала на луну в небе. - Видишь богиню?
   - Да, - сказал я, - теперь вижу, хотя мне, глупцу, всего лишь мгновение назад луна напоминала простой светильник.
   - Тень уже легла на ее чело, - продолжала женщина, - а через семь дней все ее лицо скроется в тени. И она превратится в богиню мрака, и ты узришь ее именно такой, если она явится тебе.
   - Не понимаю.
   - Я ведь знаю: однажды она уже приходила к тебе в обличье светлой богини - но тогда близилось полнолуние. И раз она сделала это однажды, то непременно явится снова, так что тебе полезно побольше знать о ней. А за очень небольшую дополнительную плату я могу поведать тебе куда больше... и все это очень важные вещи...
   Я не спросил, какова цена этих сведений. Я ее и так знал. И женщина это понимала.
   - А можешь ли ты без моего разрешения заполучить девочку? Неужели можешь? Даже если она будет сидеть у самого костра и со всеми вместе?
   - Я могу ее взять, даже если она сядет прямо в костер.
   - Такую цену я никогда платить не стану.
   - Учись быть мудрым, - сказала она. - Знание дороже золота.
   Я покачал головой.
   - Для меня любые знания слишком недолговечны; они исчезают в тумане, тают, как далекое эхо.
   Она вскочила, сердито стряхивая пыль с колен и бедер - точно оправляла одежду, как это делают все женщины.
   - А я-то хотела дать тебе знания! Ты, видно, не шутил, когда называл себя глупцом.
   - Да неужели? Я уж и не помню.
   - Да, это ведь так удобно - все забывать! Однако вспомни обо мне, когда встретишься с моей хозяйкой, в каком бы обличье она тебе ни явилась. Вспомни, что я помогла тебе. И помогла бы значительно больше, если б ты проявил такую же щедрость, как и я.
   - Постараюсь не забыть, - пообещал я.
   - Но я все же предупрежу тебя, как обещала: девочка успела невредимой пробежать по склону холма, однако следующий, кто пройдет здесь, вскоре умрет. Слушай и запоминай!
   - Я слушаю.
   - Ну так жди, пока пройдет он. А потом можешь сам идти без опаски. Она помолчала, облизнула губы и, склонив голову набок, прислушалась.
   Я тоже прислушался: вдали со стуком осыпались под чьими-то ногами камешки.
   - Ну вот, уже кто-то идет, - сказала она. - Я бы попросила его у тебя, но тогда умереть пришлось бы тебе самому. Заметь, как дружески я предупреждаю тебя! Как я милосердна и справедлива!
   - Я вижу.
   - Так не забывай об этом и о моем предостережении. Да, вот еще что. Она быстро подошла к той скале, за которой пряталась, на мгновение исчезла, нагнувшись к самой земле, и тут же вновь оказалась рядом со мною. Какой-то предмет с металлическим звоном упал к моим ногам.
   - Здешние женщины любят класть под колыбель младенца нож, - сказала она, - считая, что таким образом отпугивают нас, хотя на самом деле это совсем не так. Во всяком случае, действует далеко не всегда. Правда, мы действительно не любим ни железа, ни стали. - Она снова нагнулась и вытерла руки о землю. - А почему - узнаешь позже.
   Я подобрал брошенный ею предмет. То была цепь с кандалами.
   - И впредь не позволяй своей девчонке бросать в мой дом всякую дрянь! сказала она.
   Мужской голос, грубый и низкий, окликнул меня: "Латро!" - и я посмотрел в ту сторону, а когда обернулся, женщина уже исчезла. На скале по-прежнему лежал камень, похожий на ее голову. Я подошел и поднял его. То был самый обыкновенный камень, и я отшвырнул его прочь.
   - Эй, Латро! - снова крикнул тот человек.
   - Я здесь, - откликнулся я и вскоре увидел высокую шапку из лисьего меха.
   - Хорошо, что ты меня дождался, - сказал лучник, подходя. - Ты действительно настоящий друг.
   - Да, - сказал я. - Только давай лучше пойдем поскорее к огню, Оиор. Я не доверял ни той женщине, ни ее предостережениям и боялся за девочку.
   - Нет, прежде поговорим. - Лучник помолчал, поскреб подбородок. Друзья должны доверять друг другу.
   - Это так.
   - Я же говорил тебе, что не знаю здешних богов.
   Я кивнул; видно было хорошо, почти как днем; луна светила ярко.
   - А ты не знаешь богов моей страны, - продолжал Оиор. - И должен верить тому, что я о них рассказываю. Друг скажет другу только правду.
   - Я поверю всему, что бы ты ни рассказал, Оиор, - сказал я. - Я только что видел нечто столь странное, что ты вряд ли сумеешь придумать лучше.
   Он сел на землю почти там же, где только что сидела та женщина.
   - Поешь со мной, Латро.
   Я сел по другую сторону подноса.
   - Я уже сыт.
   - И я тоже, однако у нас в стране принято, чтобы друзья делили хлеб насущный. - Он разломил кусок хлеба и дал мне половину.
   - Здесь тоже так делают. - Я съел свою половину, а он - свою.
   - Когда-то нашей землей правили дети Киммера (*65), - начал Оиор. - То был могущественный народ. Их владения раскинулись от Истра до Моря-Острова (*66). И больше всего сильны они были в магии, принося своих сыновей и внуков в жертву триединой богине Артимпасе (*67). В конце концов они убили даже сына своего царя, верного последователя богини Апии [Гея]. А ведь это она - Великая Мать, породившая и людей, и всяческих чудищ, и все же кровь юного царевича дымилась на алтаре Артимпасы.
   Но царю как-то удалось узнать об этом, и он простер руки к небесам и воскликнул: смерть тому жрецу, кто еще хоть раз осмелится принести в жертву киммерийца! Он послал свое войско, потребовав истребить всех колдунов, чтобы ни один в живых не остался!
   Но семеро колдунов сбежали от преследований на восток, за Море-Остров. Смерть гналась за ними по пятам, они долго скитались в пустыне, ночуя в убежищах из камней, но выжили и стали основателями многочисленного племени - невров (*68). - Он помолчал, а я ободряюще покивал головой в знак того, что слушаю его очень внимательно. - И невры начали войну с сыновьями Сколота; с помощью колдовства они уменьшали силу их мечей и в обмен на серебро получали прекрасных коней цвета лунного луча и юных девушек - в прислужницы гордым жрецам. И они использовали накопленные нами знания, подражали нам в одежде и обычаях, а вскоре заявили: "Сильны сколоты, но почему же они обитают в пустыне? Им следует пойти войной на сыновей Киммера, на жалкое племя, захватившее столь богатые и цветущие земли!" И мы взяли свои луки и стали воевать с киммерийцами.
   Точно страшный ураган обрушились мы на них и разбросали по земле этот некогда богатый и сильный народ. Мы пользовались их дворцами как конюшнями, мы устраивали военные лагеря в их дивных храмах, горделиво высившихся над долинами. Давно это было. Да, мы заставили их пасть низко. В хрониках аккуратно перечислены правители, сменившие друг друга с тех пор, как мы пришли в Киммерию, однако я сосчитать их не в силах. - Он вздохнул и умолк.
   Мне показалось, я понимаю, зачем он все это рассказывает, и я спросил:
   - А что же эти невры, Оиор?
   - Разве может простой лучник судить о колдунах? Они по-прежнему живут на своих древних землях, к востоку от Моря-Острова. Однако среди нас они тоже встречаются, и никто не может их распознать: говорят они как мы, одеваются тоже, умело стреляют из лука и одним прикосновением могут укротить любого коня. Распознать их можно лишь благодаря особому знаку.
   - И тебе он указан? - спросил я.
   Он склонил голову в знак согласия.
   - Апия выжгла тогда свое клеймо на проклятых неврах - такова была цена крови юного царевича. И каждый год, а порой и несколько раз за год, каждый из них меняет обличье. "Колдун" - так называет их твой народ, Латро, а сыновья Сколота зовут их "невры". Апия - по-нашему "земля", Артимпаса "луна".
   - Но как же все-таки эти невры меняют свое обличье?
   - Глаза их затуманиваются, уши становятся острыми, ноги быстро мчат зверя по равнине...
   Вдали провыла собака. Оиор вцепился мне в руку:
   - Слышишь?
   - Это всего лишь собака, - сказал я. - Небось на луну лает. Там недалеко деревня - Тевтрон называется, так мне наш кибернет сказал; а где деревня, там и собаки.
   - Когда невры меняют обличье, то пьют кровь человеческую, и едят человечину, и будят мертвецов, заставляя их вставать из могил.
   - И ты уверен, что кто-то из них рядом?
   Оиор кивнул:
   - На нашем корабле. Ты помнишь наш корабль? А в трюм ты когда-нибудь спускался, к самой воде?
   Я покачал головой.
   - Там лежат мешки с песком, там же держат кувшины с водой и вином, запасы хлеба, вяленого мяса и прочего. Я часто сторожил тех троих мужчину, женщину и девочку. Помнишь?
   Я снова кивнул.
   - Однажды они очень захотели пить, к тому же все уже поели, а о них даже никто не позаботился. И пленный мужчина сказал об этом Гипериду. Гиперид - человек добросердечный, он даже глаза этим пленным не выколол. Так вот, он велел мне принести им из трюма воды, вина, хлеба, оливок и сыру. Я все принес и еще подумал: хорошо, что мне предоставилась эта возможность, иначе я бы, наверно, никогда ничего и не увидел... Я чуть задержался там, где гребцы всегда гребут стоя.
   - На корме? - спросил я. - Там, где рулевые?
   - Ниже. Пришлось согнуться, чтобы попасть туда. Я сделал шаг, потом второй, третий. Там было очень темно. Продукты ведь хранятся там, где стоят гребцы, - оттуда гнилая вода стекает каждый раз, как судно вытаскивают на берег. Если бы тогда я просто повернулся и ушел, то ничего бы не узнал, конечно. Но я все-таки сделал еще один шаг, и передо мной, во тьме, блеснули глаза. Не человеческие.
   - Неужели кто-то из лучников - невр? Оборотень?
   - Я уже видел такие глаза, - сказал Оиор спокойно, - когда умерла моя сестра. Они похожи на два белых камня - такие же холодные и блестящие. Однако сколько я ни смотрю людям в глаза, а таких не вижу. Из разговоров тех пленников я узнал, что тебя благословили здешние боги: ты видишь невидимое. Ты должен посмотреть в глаза всем троим лучникам.
   - Эти боги прокляли меня! - рассердился я - Как и ваших невров. Да и вряд ли Гиперид нам поверит.
   - Смотри! - Оиор вытащил из-за пояса нож. - На клинке написаны слова молитвы, обращенной к Апии. Этот нож отправит проклятого невра прямо в могилу, а я еще и камней сверху навалю, чтобы он не смог вернуться, пока с могилы не уберут все камни. Ну что, сделаешь это?
   - Предположим, сделаю, - сказал я. - Но что, если я тоже ничего не увижу? Ты мне поверишь?
   - Ты обязательно что-нибудь увидишь! - Оиор показал на убывающую луну в небесах. - Вон она, Артимпаса. В глазах колдуна ты увидишь либо ее, либо черного волка, слугу Апии. И сразу все поймешь.
   - Но если я все-таки ничего не увижу, - настаивал я, - то ты мне поверишь?
   - Ты ведь друг мне. Я должен тебе верить.
   - Хорошо, я посмотрю им в глаза.
   - Вот и отлично! - Оиор встал и улыбнулся. - А теперь пойдем к лучникам. Я скажу: "Это Латро. Он друг сыновьям Сколота, он мой друг и враг всяческого зла". Я назову каждого по имени, а ты возьмешь его за руку и заглянешь в глаза.
   - Понятно.
   - Остальные будут слушать стихи того пленного, но лучники его никогда не слушают, потому что его речь для нас подобна гоготу гусей. Пойдем, это недалеко, и я знаю тропу.
   То ли при луне видно было плохо, то ли что, но никакой тропы я там не заметил, хотя Оиор двигался на удивление уверенно и проворно. Он опередил меня шагов на пять, когда чья-то рука стиснула мне горло.
   11. ХВАТКА НЕВРА
   Задыхаясь, я упал навзничь. Мелькнул длинный нож, и острие его уперлось мне в грудь; возможно, владелец ножа на мгновение заколебался, опасаясь, что нож может проткнуть не только мое, но и его собственное сердце.
   Сверкнула сталь, и нападающий вдруг громко вскрикнул у самого моего уха. Оиор отшвырнул меня в сторону, и, с трудом переведя дыхание, я услышал, как хрустнула кость - ужасный звук, однако принесший мне радость хотя бы потому, что кость была не моя.
   Когда я поднялся на ноги, Оиор вытирал окровавленное лезвие о пучок волос, висевший у него на поясе, а тот лучник, что чаще других сторожил пленных, со сломанной шеей валялся рядом.
   - Спасибо! - выдохнул я. - Ты спас мне жизнь, Оиор.
   Он будто и не слышал меня; дочиста вытерев нож, он молча сунул его в ножны. Я повторил, но уже громче:
   - Спасибо, Оиор! Мы и без того были с тобой друзьями; теперь мы друзья до гроба!
   Он пожал плечами:
   - Ничего особенного, просто удачно попал. А если бы не попал? Нет, тут наша богиня вмешалась, не иначе!
   - У меня, к сожалению, совсем нет денег, разве что та монетка, что ты дал мне... Но я непременно расскажу обо всем Гипериду. Он тебя наградит, я уверен.
   Оиор покачал головой.
   - Если ты мне действительно друг, Латро, то ничего никому не рассказывай. Для здешних жителей сколоты и невры - одно и то же, так что подозревать станут всех нас. Ступай лучше к костру и послушай того пленного поэта. А я уж сам этого колдуна похороню - его же собственным ножом могилу ему выкопаю да завалю камнями, чтоб выбраться не смог. А завтра нас уже здесь не будет.
   - Хорошо, - согласился я. - Но ты должен знать, Оиор, что я все забываю, могу забыть и твой благородный поступок, и то, как ты спас меня сегодня. Но мы ведь с тобой по-прежнему останемся друзьями до гроба? Правда?
   Он протянул мне свой нож и снял с плеча лук.
   - Положи руку на мой лук, - сказал он. - А вторую - на мой нож. Так мы, сколоты, клянемся.
   Я сделал, как он хотел, а он поднял нож и лук к луне и торжественно провозгласил:
   - Мы теперь больше чем братья, или пусть я умру!
   - Больше чем братья, - эхом вторил я, - или пусть я умру.
   - Если ты забудешь о нашей клятве, я тебе напомню, Латро, - сказал он, - и ты все вспомнишь. А теперь иди.
   Я поднял с земли подносы и чаши и повернулся к Оиору, чтобы с ним попрощаться. Лучше б я этого не делал! Наверное, позже я смогу это описать - когда подберу нужные слова. Возможно, впрочем, что мне лишь показалось при свете луны...
   Я бросился к костру и был уже совсем близко от него, когда услышал крики и стоны на берегу. Несколько матросов кого-то несли к нам, и сидевшие у костра бросились им навстречу. Подошел поближе и я.
   Кровь еще сочилась из страшных рваных ран, но человек был уже мертв, и я отвернулся, чтобы не видеть его лица. Матросы столпились вокруг него, и, честно говоря, я был рад, что они заслонили от меня убитого.
   Сквозь толпу протолкались Гиперид и кибернет. Я слышал, как кибернет спрашивал, где нашли убитого, и кто-то ответил: "У самой воды, господин".
   Кибернет, должно быть, пощупал покойнику волосы, хотя мне этого видно не было, и сказал:
   - Ну да, волосы еще совсем мокрые. Он, видно, купался. Ох, и в черный же час пришло ему это в голову! Я видел, как из моря вытаскивают такое... - Дальше я не расслышал.
   - Эй, парень - сказал Гиперид кому-то, - ступай на корабль, отыщи рулон парусины и отрежь, сколько надо, чтоб хватило его завернуть.
   Матрос помчался стрелой.
   Рядом со мной вдруг возник чернокожий; он знаками стал спрашивать, видел ли, я мертвого и знаю ли, что с ним случилось. А может, он спрашивал совсем о другом, да я не понял?
   - Нужно поскорее соорудить алтарь, - снова принялся командовать Гиперид. - А ну за дело! Складывайте-ка здесь камни, да-да, прямо здесь это место ничуть не хуже прочих!
   По-моему, матросы были даже рады заняться работой. Алтарь словно сам собой поднялся над землею - каменная насыпь высотой примерно до пояса; наверху была устроена ровная квадратная площадка метра полтора шириной.
   К нам присоединились Пиндар, та женщина и Ио.
   - Где же ты был? - спросил он меня. - Ио сказала, ты пошел на гору, и, по-моему, очень беспокоилась. Я хотел сходить за тобой, да Гиперид меня не пустил. И ее, - он указал на женщину, - тоже. Наверно, боялся, что мы убежим. - Он понизил голос и прибавил почти шепотом: - Пожалуй, он был прав.
   Я неуклюже объяснил:
   - Там был один человек, которого Ио видеть не могла. И разные другие еще...
   - В дальнейшем, - сказала женщина, - постарайся держаться поближе к нам.
   К нам подошел Гиперид и обратился к Пиндару:
   - Я, конечно, кое-какие молитвы знаю, но вот если бы ты сочинил что-нибудь этакое, а?
   - Я попробую, - кивнул головой Пиндар.
   - Вот только времени у тебя маловато.
   - Ничего, я постараюсь успеть. Как его звали?
   - Кекроп. Он был гребцом из верхнего ряда, если это тебе важно. Гиперид колебался. - Мне-то больше по душе короткие имена - легче запомнить, если раз или два услышишь.
   - Я постараюсь, - повторил Пиндар и отвернулся, погрузившись в собственные мысли.
   Покойного положили перед алтарем, а на самом алтаре разожгли костер из плавника. Десять матросов, обладавших хорошими голосами и поклявшихся, что на них нет ничьей крови, спели литанию морскому богу: "О, пощади нас, могучий, хребет лошадиный ломающий, складки земли сотрясающий, волны морские вздымающий! О, не забудь нас, всесильный, якоря среди скал укрепляющий, корабли у людей отнимающий, весну на земле начинающий!" И так далее, и тому подобное.
   Когда они умолкли, Гиперид в латах и шлеме с синим крестом бросил в огонь хлеб и вылил вино из золотой чаши.
   О, третий брат богов великих,
   Судьбой назначенный страною мертвых править,
   Прими ж наш скромный дар - вино и пищу
   Во имя Кекропа, который страждал,
   Трудился честно, не жалея сил,
   Во благо брата твоего, царя морского.
   И вот израненный моряк волною выброшен на берег
   Прими его, о темная река! Ты протекаешь под землею,
   Его ты унесешь в страну иную, к берегам безмолвным...
   Неподалеку раздался вой какого-то зверя, и маленькая Ио испуганно прижалась ко мне.
   - Не бойся, - шепнул я ей, - это всего лишь собака.
   Чернокожий через голову девочки коснулся моего плеча. Я обернулся, и он, покачав головой, настороженно улыбнулся.
   Гиперид уже почти кричал; никогда бы не поверил, что он обладает таким громоподобным голосом:
   Но все ж не торопись, старик, гребец искусный,
   В своей ладье его переправляя душу
   На этот горький берег Смерти,
   Где не слышны раскаты океанского прибоя!
   - Клянусь Двенадцатью! - прошептал Пиндар. - Он помнит все стихотворение целиком! А мне-то казалось, оно и "плевка" не стоит - я бы, во всяком случае, на него не поставил.
   Умолкнув, Гиперид бросил в огонь фасоль, горсть мидий, немного мяса и еще какие-то продукты, а двое матросов залили костер, набрав морской воды в кожаные ведра, и еще двое быстро завернули покойника в саван и унесли прочь.
   - Это замечательные стихи, - сказал я Пиндару.
   Он молча покачал головой. Люди вокруг постепенно расходились, возвращаясь к большим кострам, горевшим близ вытащенных на берег кораблей.
   - Нет, действительно замечательные! Ведь многие моряки не скрывали слез!
   - Они были его друзьями, - возразил Пиндар. - Как же им не плакать? Да благословят тебя нимфы, но поэзия и должна потрясать до глубины души! - У него самого в глазах стояли слезы, и, чтобы скрыть их от меня, он поспешил прочь, волоча за собой по песку тяжелую цепь.
   Я все еще не мог забыть той схватки на холме и не сводил глаз с извилистой линии горного хребта на фоне звездного неба. На одной из вершин отчетливо была видна фигура высокого мужчины с посохом, а рядом - фигурка пониже; видимо, ребенок.
   Женщина, что сидела рядом с Пиндаром, ласково коснулась моей руки:
   - Пойдем, Латро, пора.
   - Нет, - сказал я ей, - я еще задержусь немного, а ты уведи отсюда Ио. По-моему, на холме кто-то есть, и я непременно должен с ними поговорить.
   Женщина и чернокожий посмотрели в ту сторону, однако явно ничего не увидели. Женщина одной рукой приподняла свою цепь, а в другой сжала ручонку Ио и поспешно повела ее прочь. С ними вместе ушел и чернокожий. А следом - один из лучников, но не Оиор.
   Оставшись один, я увидел, как высокий человек стал спускаться с холма, направляясь ко мне. За ним тащился второй, маленький, который без конца спотыкался. Высокого человека окружало сияние; тот, что был пониже, не светился, однако казался совершенно прозрачным - я смутно видел сквозь него скалы и деревья. В лунном свете ни один из этих людей тени не отбрасывал.
   Когда высокий человек спустился с холма и подошел совсем близко, я почтительно поздоровался и смог наконец рассмотреть его как следует. Волосы и борода у него были седые, а лицо суровое, темное.