Вулф Джин. Воин тумана (Воин - 1)

   - И я приветствую тебя, - откликнулся он и поднял свой посох. Говорил он глубоким басом.
   Как можно вежливее я спросил, не за Кекропом ли он пришел, и предложил проводить его к телу покойного.
   - В этом нет необходимости, - сказал он и указал посохом на алтарь, у подножия которого лежало тело Кекропа до того, как его унесли. С изумлением я увидел, что тело снова лежит там. Затем мертвый встал и, несмотря на страшные раны, побрел по песку к высокому человеку.
   - Ты зря страшишься мертвых, - сказал мне высокий, заметив ужас, отразившийся на моем лице. - Их бояться не стоит; никто из них не причинит тебе зла.
   Тот, что был пониже, тем временем спустился на берег и двинулся к нам. Судя по одежде, это был лучник, и, возможно, с нашего корабля, и я спросил высокого, не этот ли человек пытался меня убить.
   - Да, именно он, - услышал я в ответ. - Однако теперь он так поступить уже не сможет и, пока не обретет свободу, останется моим рабом.
   - Это же убийца! - воскликнул я. - Надеюсь, ты накажешь его за совершенное преступление?
   При моих словах лучник покачал головой. Она болталась у него на шее из стороны в сторону, точно цветок на сломанном стебле.
   - Он не может говорить, - пояснил высокий, - если ты первым не обратишься к нему. Таков мой закон, и я велю всем своим рабам соблюдать его.
   Тогда я спросил мертвого лучника:
   - Разве не ты убил Кекропа? Как можешь ты отрицать это, если убиенный тобой стоит рядом? - Сейчас, когда я пишу об этом, происшедшее кажется мне чрезвычайно странным, однако в тот момент все представлялось совершенно естественным.
   - Спу убивал только во время войны, - прошептал мертвый лучник и коснулся своего глаза, как бы скрепляя свои слова клятвой. - Однако справедливости ради Спу непременно убил бы тебя, проклятый невр, чтобы отомстить за него.
   - Нам пора, - сказал высокий. - Нехорошо, когда мертвые дольше обычного остаются на земле, и, кроме того, у меня много других дел. Я задержался здесь лишь затем, чтобы сообщить тебе, что моя теща намерена послать свою дочь для встречи с тобой. Смотри, не забудь.
   - Я очень постараюсь не забыть, - пообещал я.
   Он одобрительно кивнул и сказал:
   - Ну а я, если смогу, еще раз напомню тебе об этом. Милосердие мне неведомо, я такой, какой есть, но она, возможно, проявит по отношению к тебе милосердие, и я смогу чему-то у нее научиться. Надеюсь, она, по крайней мере, будет справедлива. - Он сделал шаг вниз, и мне показалось, что он спускается по лестнице, видеть которую мне не дано. С каждым шагом он погружался все глубже в землю; мертвые моряк и лучник следовали за ним.
   - Прощай! - крикнул я. Потом, сам не знаю почему, прибавил, обращаясь к лучнику: - А тебя я прощаю! - Он улыбнулся в ответ - странно было видеть эту улыбку мертвеца - и коснулся своего лба.
   Потом все трое исчезли.
   - Ах вот ты где! - Это был кибернет в сопровождении матроса, вооруженного дротиком. - Тебе не стоит уходить далеко от лагеря одному, Латро. Это опасно. - И он шепотом прибавил: - Мне только что стало известно, что один из лучников пытался убить тебя. Верный мне человек, который немного понимает их дурацкую болтовню, слышал, как лучники говорили об этом. Помнишь его? - Он указал на матроса, и я покачал головой. - Я предпочел его другим, потому что он парень крепкий и с тобой уже немного знаком. Он уже сторожил тебя. Его зовут Лисон. Теперь он не должен оставлять тебя одного... ну и ты не должен никуда от него уходить, понял? Таков мой приказ.
   - А того лучника, что хотел убить меня, звали Спу? - спросил я.
   - Да, а что? - удивился кибернет. - Откуда ты знаешь?
   - Я только что разговаривал с ним. По-моему, это был простой честный человек.
   Кибернет удивленно посмотрел на Лисона; тот недоверчиво качал головой, уставившись в землю.
   Кибернет откашлялся и сказал:
   - Ну что ж, если снова встретишь этого Спу, прежде чем мы сами найдем его, не забывай, что он может оказаться и не столь дружелюбным. Надеюсь, впрочем, что Лисон тебя одного не оставит.
   И теперь Лисон действительно постоянно рядом со мной, хотя в данный момент он спит. Не сплю лишь я один, да еще мой чернокожий друг и часовые, которых Гиперид оставил сторожить лагерь и корабли. Несколько минут назад я увидел, как очаровательная молодая женщина спрыгнула на землю с самого большого из кораблей и подошла ко мне. Я спросил, кто она такая.
   - Ну как же, Латро, - улыбнулась она, - ведь ты столько раз за последний день повторял мое имя! Но, может быть, ты рассчитывал увидеть этакую полнотелую красавицу с рыжими волосами? Если хочешь, я могу стать и такой.
   - Нет, - сказал я, - сейчас ты куда красивее, чем та картинка на парусе.
   Улыбка исчезла с ее уст.
   - И все же простым девушкам везет больше, - вздохнула она. - Спроси хотя бы свою крошку Ио.
   Я не понял, что она хотела этим сказать, и, по-моему, она догадалась об этом, однако ничего пояснять не стала.
   - Я хотела лишь сообщить тебе, что направляюсь к нашей великой Праматери, - промолвила она. - Когда-то я была ее жрицей (*69); и хотя меня давно увезли от нее, возможно, это все еще имеет какое-то, пусть самое малое, значение. А поскольку ты сегодня так искренне восхищался моей красотой, я попрошу ее быть к тебе доброй.
   - А что, она действительно милосердна? - спросил я, припоминая, что говорил мне высокий властелин мертвых.
   Европа с сомнением покачала головой.
   - Иногда она проявляет необычайную доброту, однако по-настоящему милосердным никого из нас не назовешь, - сказала она и вошла прямо в гору, где для нее приоткрылась дверь.
   А сейчас я вижу на корабле другую женщину. Она ходит по палубе в глубокой задумчивости, вся залитая лунным светом. На ней шлем с высоким гребнем, как у Гиперида, в руках щит, на котором видны извивающиеся змеи (*70).
   Лицо ее чем-то напомнило мне лицо Оиора - оно было у него таким, когда я оглянулся и увидел, как он склонился над мертвым лучником. А когда я впервые повстречал его на берегу и позже, когда мы разговаривали в темноте на холме, его загорелое лицо было таким же открытым, как у всех наших матросов, хотя в нем и не хватало свойственной эллинам живости и лукавства; лицо Оиора было суровым, простым, и чем-то он, пожалуй, напоминал рабочего быка или боевого коня. Наверное, в этом мы с ним отчасти похожи, и именно потому он мне так нравился.
   Однако в тот момент, когда я, уходя, обернулся, лицо его показалось мне совершенно иным, хотя все черты вроде бы остались прежними. Теперь оно скорее напоминало лицо ученого, причем явно интересующегося черной магией, или лицо мудреца, который свою премудрость от людей скрывает и использует им во вред. И еще: глядя на мертвого лучника, Оиор улыбнулся и погладил его по бледной щеке, как мать гладит своего ребенка.
   Это мне необходимо запомнить.
   12. БОГИНЯ ЛЮБВИ
   Хозяйка голубей (*71) некогда благословила эти места, посетив их. Однако варвары сбросили ее статую с пьедестала, и обе руки оказались отбиты. Мы с чернокожим поставили статую на прежнее место - весьма благочестивый поступок, как говорит Пиндар, полагая, что это безусловно поможет нам за- воевать расположение богини. И хотя отколотые руки статуи лежат на земле вместе с мраморными голубями, что застыли на пальцах, все равно - она самая прекрасная из богинь.
   Впрочем, сперва мне следовало бы написать о том, что случилось раньше, пока я еще это помню. И событий было не так уж мало.
   Мы вошли в Саламинский пролив поздним утром, но все вокруг окутывал густой туман. Первое, что я ясно помню, - это множество хижин, карабкавшихся по крутым и высоким берегам острова Саламин; большая часть хижин была без крыш.
   Именно здесь, по словам Гиперида, афинские беженцы спасались от воинов Великого царя, и многие остались там даже после окончания знаменитого сражения, опасаясь возвращения вражеского войска. Теперь же, когда и на суше над персами была одержана решительная победа, беглецы стали покидать свои жалкие хижины и возвращаться в Афины.
   На восточном побережье острова имеются три удобных бухты, а сам город Саламин расположен на юге, и там по-прежнему проживают наиболее богатые из переселенцев, поскольку устройство тамошних домов обошлось им недешево, и теперь оказалось жалко бросать роскошные виллы. По словам Гиперида, мы должны зайти в среднюю бухту и забрать некоторое количество наименее обеспеченных переселенцев, чтобы отвезти их домой.
   - Именно в этой гавани, - рассказывал Гиперид, - мы и укрылись перед сражением. Многие члены моей команды оставили здесь семьи. Все помогали нам, кто чем мог.
   Тут вмешался Пиндар:
   - Ты же был ранен именно в этом сражении, Латро! Впрочем, никому об этом не говори, поскольку воевал ты на стороне врага. Таких, как ты, на Саламине не любят.
   - Таких, как ты, тоже, - заметил Гиперид. - Ведь стоит им услышать твой беотийский говор, и они тут же побьют тебя камнями, так что лучше вообще не сходи на берег. Ты ведь тоже воевал на стороне персов, не так ли? Вряд ли тебе удалось не участвовать в военных действиях - по-моему, тебе не больше сорока, да и выглядишь ты вполне пригодным для военной службы.
   Пиндар ухмыльнулся в ответ:
   - Ты прав, Гиперид, мне тридцать девять - мужчина в самом соку. Ты ведь еще не забыл, что это лучший возраст для мужчины? Что же касается сражений, то ты, наверное, помнишь, что писал Архилох (*72):
   И деревенщина теперь моим щитом владеет благородным.
   Я вынужден бежать был, щит мой обронил в дороге;
   Со мною вместе многие бегут с полей сражений.
   Не все ль равно? Чужой добычей станет завтра
   Утраченное мною нынче...
   Гиперид погрозил ему пальцем.
   - Ох и попадешь ты в беду, поэт! В этом городе многим твое красноречие придется не по вкусу. И уж сдерживать свое возмущение они не станут.
   - Что ж, если уж мне суждено непременно попасть в беду, так ведь и у тебя, мой добрый господин, дела не так хороши. Ну почему бы тебе просто не освободить меня? Ведь тогда, если во время следующей войны ты вдруг окажешься моим пленником, клянусь: я буду с должным уважением обращаться с тобою.
   Мы уже шли на веслах, ибо ветер дул с северо-востока, а течение в заливе и без того сносит судно к югу. На веслах легче было сохранить прежний курс и спокойно войти в гавань. Уже стала видна толпа на берегу, и кибернет отдал распоряжение убрать мачту и парус.
   Гиперид послюнявил палец и поднял его, определяя направление ветра.
   - Какой слабый! Как ты думаешь, Борей не подует? - обратился он к кибернету. Тот только пожал плечами:
   - Такое, конечно, бывало, господин мой, но я бы на это рассчитывать не стал.
   - Да я особенно и не рассчитываю, однако не будем все же сбрасывать такую возможность со счетов. А пока пусть наши гребцы попотеют немного им только приятно будет продемонстрировать женам и детям, как тяжек их труд.
   - Это верно, Гиперид, но я бы на твоем месте все-таки поставил парочку воинов у сходней, иначе у нас на борту в один миг окажется столько женщин, что мы просто перевернемся.
   - Я уже отдал приказ, - кивнул Гиперид. - К тому же не вредно будет на некоторое время вытащить суда на берег. А сейчас я хочу кое-что сообщить команде.
   - Да, суда придется вытащить.
   - Вот и ладно. - Встав и обратившись лицом к гребцам, Гиперид поднял руку, призывая к молчанию, и проревел: - Слушай мою команду! Суши весла! Черпальщик, можешь пока оставить свой ковш в покое. У кого еще остались семьи на этом острове?
   Примерно половина гребцов подняли руки, включая Лисона.
   - Ну хорошо. Мы не хотим терять слишком много времени, так что те, у кого здесь семей нет, пусть останутся на своих скамьях. А тех, у кого они есть, кибернет будет выкликать по двое к сходням - одного с левого борта, второго с правого. И чтобы больше шести человек сразу я на сходнях не видел! Если заметите на берегу родных - жену, детей, родителей, ваших или жены, но больше никого - скажите им, чтоб подошли к сходням, и воины пропустят их на борт. Если вы никого не увидите, значит, ваша семья скорее всего уже вернулась домой, так что спокойно возвращайтесь на свои места и уступайте место следующим. Мне же придется сойти на берег... - в ответ послышались сдавленные стоны, - хм... чтобы посоветоваться с местными властями. Ацет и его помощники остаются вместо меня, и если вы еще сохранили разум, то поступите, как они велят. Вы несете полную ответственность за своих родственников после того, как они окажутся на борту, так что присматривайте за ними в оба, иначе их тут же ссадят на берег. До Пирея всем запрещено покидать судно. Я постараюсь вернуться к тому времени, как ваши семьи уже будут устроены кибернетом, и мы немедленно выйдем в море. Я намерен добраться до Пирея засветло, слышите? - По рядам гребцов пролетел недовольный шумок. - И возражений не потерплю! А пока отдыхайте - до следующей передышки вам придется немало потрудиться. Команда, слушай мой счет! - И Гиперид принялся отбивать ритм, хлопая в ладоши, а мальчик-флейтист поднес свой инструмент к губам. - Люблю жену, она меня! Гребу, гребу, все нет конца! Невеста ждет, люблю ее! Волна к волне, все без нее!
   Гребцы подхватили незатейливый припев, и вскоре матросы с чалками уже выпрыгнули на берег, где по меньшей мере тысяча женщин, одетых бедно и неряшливо, с криками бросились нам навстречу; женщины выкликали какие-то имена, поднимали повыше детей и размахивали разноцветным тряпьем. Гиперид, чьи латы я только что полировал весьма похожими лоскутами, едва сумел пройти по сходням - толпа женщин давила так, что воины вынуждены были отбиваться древками копий.
   Удивительно (по крайней мере для меня), но многие женщины и в самом деле оказались женами и матерями наших гребцов. Когда взаимные восторги немного улеглись, кибернет велел всем сесть на скамьи, поставленные поперек судна под палубой, и пригрозил, что выбросит пассажиров за борт, если корабль, потеряв равновесие, перевернется, что, по его словам, непременно случится, поскольку детям позволяют бегать, где им вздумается.
   Между тем ко мне подошел один из лучников и сказал:
   - Я Оиор. Ты не помнишь меня, Латро?
   Я молча покачал головой, но Ио, вцепившись в мой хитон, прошептала:
   - Берегись, господин мой! Помнишь, что говорил Лисон?
   - Оиор не причинит Латро вреда, - возразил лучник. - Это Спу хотел убить Латро, но теперь Спу мертв.
   - Да, я тоже так понял, - вмешался Пиндар. - Гиперид считает, что этот Спу сел на корабль в Тайгетских горах. А ты как думаешь, Оиор?
   Лучник рассмеялся:
   - Оиор - сын Сколота. Оиор не думает. Спроси кого хочешь - все ваши люди считают, что сколоты думать не привыкли. Но скажи: разве не грустно тебе смотреть, как все эти мужчины вновь соединились со своими семьями, а сам ты далеко от родных?
   - У меня и родных-то нет, да и семьи, собственно, тоже, хотя я благодарил бы богов, если б она была, - ответил Пиндар. - Впрочем, будь у меня родственники, кто-нибудь уже предъявил бы свои права на мое поместье. Так что мне остается надеяться, что благородные афиняне, столь враждебно сейчас настроенные по отношению к фиванцам, все же оставят мне мою собственность, - иначе я окажусь без средств к существованию и меня должны будут содержать богатые родственники, которых у меня как раз и нет!
   - Жаль мне тебя. У Оиора есть жена и дети. - Лучник согнул руку примерно на уровне пояса, вытянув четыре пальца. - Вот сколько у меня сыновей! И еще много-много дочерей. Слишком много. Хочешь девочку? Позабавишься с ней пока, а потом, когда она подрастет, как-нибудь ее обеспечишь. Сам выберешь. Оиор очень дешево продает.
   - Да как он может! - задохнулась от возмущения Гилаейра. - Неужели это действительно правда? И они продают собственных дочерей?
   - Ну разумеется! - сказал Пиндар. - Все варвары так делают, за исключением, пожалуй, их царей. И это очень мудро, по-моему. Детей понаделать легко, а сколько с ними потом хлопот? Я на твоей стороне, Оиор.
   - Легко мужчинам! - рассердилась Гилаейра. - А ведь рожают-то женщины! Я, правда, собственного опыта не имела, но другим не раз помогала. Вот, например, моя тетушка...
   - Которая нас совершенно не интересует, - прервал ее Пиндар.
   - Ты часто разговариваешь с капитаном, - обратился к нему лучник. Оиор хочет знать: куда, по-твоему, пойдет дальше этот корабль?
   - В Пирей. Там его переоснастят, и, поскольку судно в отличном состоянии, это займет не больше двух дней. Затем суда Гиперида, видимо, присоединятся к остальному флоту, который, по моим представлениям, болтается где-то у Круглых островов (*73), рассчитывая поймать уцелевшие корабли Великого царя. А может, стратеги сейчас стряпают для нашего замечательного Гиперида новое задание. Никогда ведь точно не предугадаешь, если идет война.
   - Ну а ты сам? Что будете делать вы все - девочка, женщина, чернокожий?
   - Нас, скорее всего, оставят в Афинах. Тех, кто родом из нашего Светлого города, продадут как рабов. Мне так кажется. Впрочем, если мне вернут поместье, я тут же выкуплю всех на свободу, а если нет - что поделаешь. Латро и чернокожего, возможно, тоже продадут - но, опять же, если у меня будут деньги, я их сразу выкуплю, и тогда Латро сможет подчиниться велению Светлого бога. Если же их сочтут военнопленными, я посмотрю, как можно будет им помочь.
   - Я не желаю быть освобожденной рабыней! - заявила Гилаейра. - Я рождена свободной!
   - Однако рождена в городе, который теперь завоеван другим государством, - сухо напомнил ей Пиндар.
   - А лучников в Пирее отпустят на берег? - спросил Оиор.
   - Разумеется. Я полагаю, там с вами и расплатятся. Во всяком случае, если вы этого потребуете. А потом вы сможете отправиться по домам.
   - Оиор, возможно, оставит этот корабль и перейдет на какой-нибудь другой, - сказал лучник.
   И я спросил его, неужели служба в чужих войсках в качестве наемника является для него единственным источником средств к существованию.
   - Но ты ведь и сам наемник, - сказал он. - Так и этот поэт говорит.
   - Это верно, - согласился я. - Но я хотел узнать про тебя - вдруг я сам хоть что-нибудь вспомню из своей прошлой жизни? У тебя есть жена и дети, это я слышал; а есть ли у тебя дом и земля?
   Он покачал головой.
   - У сколотов таких вещей не бывает. Мы живем в кибитках, переезжаем с пастбища на пастбище. У Оиора много, очень много лошадей и всякого скота. Здесь, на юге, я видел у вас свиней и овец, которых никогда прежде не видел. Но эти животные слишком медленно передвигаются. Они не смогут жить в моей стране.
   - Не слепит ли тебя солнце, Оиор? - спросил Пиндар.
   - Да. Оно слишком яркое да еще отражается в воде! - Оиор, не поднимая головы, смотрел себе под ноги. - А глаза для лучника - все. Я пойду.
   Когда он ушел, Пиндар заметил:
   - Довольно странно, тебе не кажется?
   - Что? Для лучника иметь слабые глаза? - спросил я.
   - Они стали вдруг слабыми, - прошептала Ио, - лишь когда он смотрел на тебя, господин мой!
   Гиперид, как и обещал, вернулся, когда на корабль как раз поднимались последние семьи моряков. Он привел с собой десяток хорошеньких женщин в красивых - желтых, розовых и красных - одеяниях, в золотых и серебряных украшениях. Некоторые женщины несли в руках флейты и маленькие бубны, однако основной багаж - множество корзин и сундуков - тащили носильщики, нанятые их предводительницей, пышнотелой и рыжеволосой женщиной с холодными голубыми глазами и значительно моложе Гиперида. Она взошла вместе с ним на корму, когда мы уже отталкивали судно от причала; теперь оно сидело так глубоко, что рукояти весел в нижнем ряду чуть не касались поверхности воды.
   - Ну-ну, - сказала рыжая женщина, поглядывая на меня. - Вполне подходящий парнишка! Ты где его взял?
   - Все они попали ко мне на борт в Коринфе. Я ведь тебе уже рассказывал. Латро можно полностью доверять - наутро он уже забывает все сказанное ему вчера.
   - Правда?
   Никогда бы не подумал, что эти ледяные глаза могут излучать искреннюю печаль и сочувствие.
   - Клянусь! Вот я тебя с ним познакомлю, а завтра он даже имени твоего помнить не будет, если не запишет его в свою книгу. Верно, Латро?
   Желая доставить ей удовольствие и немного подразнить Гиперида, я сказал:
   - Ну разве я могу забыть такую женщину? Никогда! Ее достаточно раз увидеть!
   Она улыбнулась, и на щеках у нее появились ямочки. Потом она взяла меня за руку обеими своими руками, маленькими и чуть влажными, и сказала:
   - Меня зовут Каллеос, Латро. А ты знаешь, что удивительно хорош собой?
   - Нет, - сказал я. - Но все равно - спасибо на добром слове.
   - Очень хорош! Ты мог бы позировать какому-нибудь скульптору. Впрочем, может, еще и будешь позировать. А уж если б ты деньги имел, так и вовсе был бы неотразим. Денег ведь у тебя нет, верно?
   - У меня есть вот это. - Я показал ей свою монетку.
   - Обол! - рассмеялась она. - Где ты его взял?
   - Не знаю.
   - Он что, шутит, Гиперид? Неужели завтра он действительно забудет, кто я такая?
   - Да, если не запишет в свою книгу, которую всегда носит с собой, да еще если вспомнит, что нужно прочесть свои записи.
   - Но это же просто замечательно! - по-прежнему улыбаясь мне, воскликнула Каллеос. - Знаешь, Латро, твоя монета - это не деньги, так, мелочь. Вот дарик (*74) или мина уже что-то значат. Гиперид, отдай его мне, а?
   Гиперид яростно замотал головой.
   - Дорогая, эта война совершенно разорила меня, всю торговлю кожей нужно налаживать заново. В прежние времена я бы, разумеется, подарил его тебе, но теперь... - Он пожал плечами.
   - А нам, думаешь, сладко здесь пришлось, на этом Саламине, битком набитом беженцами? А ты, Латро, выглядишь достаточно сильным. Умеешь ли ты драться на кулаках или бороться?
   - Не помню.
   - Я видел, как он управляется с мечом, - сказал Пиндар. - Без копья и без щита. Если бы я был стратегом, отдал бы за него десяток гоплитов!
   Каллеос глянула на него:
   - А ведь ты мне как будто знаком, беотийский свиненок?
   - Верно, - кивнул Пиндар. - Мы с друзьями не раз обедали в твоем доме до прихода варваров.
   - Вспомнила! - Каллеос прищелкнула пальцами. - Ты тот самый поэт! И ты еще попросил Роду помочь тебе написать любовную поэму - правда, закончилось это несколько... хм...
   - Пожалуй, излишне патетически, - подсказал ей Пиндар.
   - Вот именно! Как твое имя?
   - Пиндар, госпожа моя.
   - Ах да, Пиндар! Извини, что назвала тебя беотийским свиненком. Ты же понимаешь - война, все сквернословят. Гиперид конечно же разрешит тебе пойти ко мне в гости сегодня вечером? Особенно, если желает соблюсти собственную выгоду. Не знаю, правда, на месте ли мой дом, но мы с девушками постараемся к вашему приходу все привести в порядок, даже если дом отчасти разрушен. Денег я от тебя не потребую. А если ты сам в них нуждаешься, могу ссудить тебе несколько драхм - отдашь, когда доберешься до дому.
   Вот уж не думал, что Пиндар потеряет дар речи! Однако же он явно не находил слов, чтобы поблагодарить Каллеос. В конце концов вмешалась Гилаейра:
   - Спасибо тебе, госпожа моя. Ты очень, очень добра!
   - Постойте! - Пиндар даже подпрыгнул и взмахнул руками. - Я понял: наш Светлый город спасен! - Он закружился на месте, широко раскинув руки, и обнял Гилаейру и Ио. - Это значит - свобода! И мне вернут мое поместье! И я получу деньги! Мы все снова обретем свободу!
   - Это правда, Гиперид, - подтвердила Каллеос. - Благодари спартанцев, Пиндар. Афиняне хотели сжечь Фивы и подчинить себе всю Беотию, но спартанцы были против. Они хотели, чтобы с севера Афинам всегда угрожал враг.
   13. О, СЛАВНЫЙ ГОРОД В ВЕНЦЕ ФИАЛКОВОМ!
   - Вот и разрушен сияющий оплот эллинизма! - воскликнул Пиндар. Легкий голубой дымок висел над развалинами бывшего города Мысли бессмертной (*75), и хотя сам город был построен достаточно далеко от моря (Пирей, стоявший на самом берегу, пострадал значительно больше), прозрачный воздух и яркое солнце безжалостно подчеркивали жалкий вид некогда великих Афин.
   - О, славный город в венце фиалковом! - Пиндар отвернулся.
   - Как можешь ты петь хвалы Афинам? - возмущенно спросила Гилаейра. Ведь афиняне точно так же поступили бы с нашим городом, если бы не спартанцы!
   - Но ведь мы предпочли сдаться, - возразил ей Пиндар, - и потерпели поражение, даже будучи союзниками Великого царя. Они же отчаянно сопротивлялись натиску врага и победили, несмотря на то, что многие, в том числе и мы, перешли на сторону персов и оказались неправы. Разрушены были Афины, тогда как именно Фивы заслуживали быть разрушенными.
   - Неужели ты действительно так думаешь?
   - Да. Я очень люблю наш город Светлого бога - насколько человеку вообще дано любить свою родину - и я рад, что Фивы остались целы. Однако в Афинах я учился вместе с Агафоклом и Аполлодором (*76) и не стану лицемерно утверждать, что этот великий город был разрушен лишь согласно воле богов.
   Чернокожий знаками призвал меня к молчанию, давая понять, что мы с ним оба участвовали в разрушении Афин. Я понимающе кивнул, надеясь, что больше никто не заметил нашего безмолвного разговора.
   Только что на корму явился, потирая руки, довольный Гиперид. Ветер сменился на северный, стоило нам выйти из гавани, и Гиперид считал, что это нам помогают Великие боги.
   - Ах, какой корабль! Нагружен по самый планшир, а все равно других обгоняет! Слышишь шум волн, мой мальчик? Это шумит прибой у берегов Аттики, той страны, где на свет родились и я, и мой прекрасный корабль. Если бы я знал, какое это замечательное судно, я бы заказал три триремы, а не одну! Ну что ж, остальным моим шкиперам не повезло. Ничего, пусть знают, кто здесь хозяин!
   - "Клития" уже идет на веслах, господин мой, - тоненьким голоском сообщила Ио. - Да и "Эйидия" тоже.