Страница:
Теперь уже Фая как раз собиралась начать свой рассказ, и меня разбудил взрыв смеха. Фая, без сомнения, нарочно промахнулась и не попала в кружок, а может быть, ее толкнул под локоть или ущипнул кто-то из мужчин. Привожу здесь то, что помню из рассказанной ею истории.
Жила как-то женщина, у которой муж был очень богатый, но страшно скупой. У них имелось поместье за городом, а в самом городе - отличная вилла, множество рабов, в общем, дом - полная чаша, однако несчастная женщина по-прежнему носила ту одежду, которую привезла с собой еще из отчего дома, а муж даже гребешка нового не желал ей купить.
Однажды лежала она на кровати и плакала, и это увидела ее служанка, которая была родом из Вавилонии (*83), а значит, отличалась особой хитростью, как и все жители этого города. Служанка и говорит ей:
- Госпожа, нетрудно догадаться, почему ты так горько плачешь, ведь у всех здешних женщин, кроме тебя, есть помимо мужей еще и любовники, которые их развлекают, дарят им серебряные браслеты, всякие диковинки, привезенные из Египта, и говорящих птиц, которые без устали твердят своим новым хозяйкам, что они прекрасны, даже когда рядом нет их любовников. А у тебя, бедняжка, есть только старый уродливый муж, глупец и скряга, который и воробья-то простого никогда тебе не подарит!
- Нет, не потому я плачу, - возразила ее хозяйка. - Просто он мне никогда и медяка не даст на расходы.
- Так ведь и я об этом! - воскликнула служанка. - Для нас, женщин, мужчины и деньги - почти одно и то же. Говорила ли я тебе, госпожа, когда-нибудь, как у нас в Вавилоне девушки получают свое приданое?
- Нет, - удивилась молодая женщина. - Но, пожалуйста, расскажи скорей, даже если это окажется не слишком удачной выдумкой. Ведь послушать хоть какую-то историю все же интереснее, чем валяться на холодной супружеской постели и плакать.
- Но это вовсе не выдумка! - сказала служанка. - Это чистая правда. Когда у нас в городе девушке приходит пора выходить замуж, она начинает продавать себя каждому понравившемуся ей мужчине за такую цену, какую тот согласится заплатить. Вскоре те, что покрасивее, набирают изрядную сумму денег, а потом получают и хорошего красивого мужа, от которого рожают отличных детишек. Ну а скромницы, из тех, что вечно держатся за материну юбку, не получают ничего, хотя всем известно, что мы, вавилонянки, самые красивые женщины в мире. - Тут Фая, за которой я незаметно наблюдал из дверного проема, ласково погладила себя по головке, чем вызвала всеобщий смех и аплодисменты. - Хотя тебя, госпожа моя, сочли бы красавицей где угодно!
- Все это очень интересно, - задумчиво проговорила хозяйка, - и очень для меня ново, но какой мне-то от всего этого прок? Ведь я уже замужем, и второе приданое мне не требуется.
- Верно, - согласилась служанка, - но ты только представь себе: ты выходишь ночью из дому и делаешь первому встречному красивому мужчине примерно такое же предложение, какое делают девушки у нас в Вавилоне, и получаешь на всю ночь замечательного любовника и кучу денег в придачу!
- Очень привлекательная идея! - воскликнула хозяйка. - Только, по-моему, ничего у меня бы не вышло, ведь мой супруг ложится со мною каждую ночь. Так что если он вдруг проснется и обнаружит, что я ушла... Впрочем, раз уж ты сама заговорила об этом, не могла бы ты помочь мне и раздобыть какое-нибудь слабенькое и безвредное снотворное? Пусть бы он сладко проспал всю ночь. Нет ли у тебя какого-нибудь знакомого лекаря?
Служанка печально покачала головой.
- От подобных снадобий, госпожа, чаще всего никакого толку. И даже самое жалкое из них стоит кучу денег. Но не огорчайся: я знаю одну уловку, которая стоит дюжины снотворных снадобий. Только скажи, нет ли поблизости могилы такой женщины, которая при жизни славилась своими любовными похождениями?
- Конечно, есть! - обрадовалась ее госпожа. - Так ты, значит, и колдовать умеешь? Как это замечательно! Видишь ли, могила моей двоюродной сестры Филис совсем недалеко отсюда... Она подойдет, как ты думаешь?
- Не знаю, - сказала служанка. - А что, мужчин эта Филис любила?
- Чрезвычайно! - воскликнула госпожа. - А когда она умерла, то даже один из козлов моего дядюшки целый месяц отказывался от пищи.
- Ну так она просто идеально подойдет нам! - заявила служанка. - И вот что мы теперь сделаем: за ужином мы кое-что подложим твоему мужу в тарелку, и он вскоре почувствует себя неважно...
- Может быть, экскременты? - деловито предложила ее госпожа.
- Нет, слишком резкий запах... - покачала головой вторая заговорщица. Ага, придумала! Он привык к несвежему маслу - для кухни он только такое и покупает. Отдай мне свою старую заколку для волос, я сменяю ее на рынке на кусочек самого свежего и душистого масла, какое только смогу найти. От этого масла у него непременно расстроится живот, и он всю ночь проведет в храме Великого врачевателя [Аполлона], надеясь на выздоровление. Когда он уйдет из дома, мы, госпожа, накопаем в саду немного глинистой земли и отнесем ее на могилу твоей кузины. Там ты смочишь глину одной жидкостью я потом скажу, какой именно, у тебя ее в избытке, - и мы слепим маленькую куколку, а внутрь нее положим прядь твоих волос.
Госпожа даже в ладоши захлопала от восторга.
- Ах, это куда интересней, чем слезы лить!
- Затем, - продолжала служанка, - мы положим куколку на могилу и станем вместе повторять заклинания, которым я тебя научу. А потом каждый раз, когда тебе захочется уйти на ночь из дому, нужно будет всего лишь положить глиняную куколку вместо себя в супружескую постель. Если твой муж случайно проснется, то увидит рядом с собой тебя. Ну а если он станет обнимать куколку, та ответит ему с таким пылом, что любовь его к тебе не погаснет вовек.
- Замечательно! - воскликнула госпожа, и в ту же ночь они с полным успехом осуществили задуманное.
На следующую ночь госпожа подождала, пока муж заснет, положила на свое место куколку и отправилась развлекаться в город, пережив удивительные приключения, которые сделали ее куда богаче, чем она была прежде.
Некоторое время все шло хорошо: она почти каждую ночь уходила из дому в город на поиски приключений, а муж ее ни разу не пожаловался; но вскоре она заметила, что глиняная куколка странным образом постепенно меняет форму. Рано утром, вернувшись назад, госпожа оглаживала и подправляла куклу, пытаясь сделать ее такой, какой они ее слепили, однако вечером, снова достав ее, она обнаруживала, что глина как бы оплыла книзу самым безобразным образом. В конце концов госпожа пожаловалась служанке.
- Увы, госпожа, - сказала та, - этого-то я и боялась. У нас в Вавилоне таких куколок обжигают в гончарной печи - чтобы впоследствии не иметь подобных неприятностей. Но поскольку у тебя не было денег, а я не знала никого из гончаров, кто согласился бы помочь нам даром, то я решила, что сойдет и так.
- О чем это ты говоришь? - удивилась хозяйка. - Что такое с этой куклой?
- Она в том самом интересном положении, - вздохнула служанка, - в каком ты, госпожа, по-моему, никак не хотела бы оказаться. И если позволить природе взять свое, то вскоре у нас будет _две_ куколки, а не одна.
- Как это ужасно! - сказала хозяйка. - И что же нам делать? Но ведь теперь мы могли бы заплатить гончару, пусть бы обжег ее!
- Госпожа, - возразила служанка, - теперь это может окончиться лишь плачевно: кукла просто развалится на куски. Мне кажется, лучше всего снова похоронить ее там, где мы вырыли для нее глину. Тебе, правда, придется спать с мужем - по крайней мере, некоторое время, - но с этим уж ничего не поделаешь. Помнишь ли ты, между прочим, то место в саду?
- Ну разумеется! - воскликнула госпожа. - Под яблоней.
- В таком случае именно там мы ее и похороним, - сказала служанка.
Так они и поступили, и молодая женщина-снова стала спать со стариком мужем.
Однажды один из деловых партнеров и соперников ее мужа, человек тоже чрезвычайно скупой, встретил его, очень мрачного, на рынке и спросил:
- Что случилось? Неужели тебя кто-нибудь обсчитал? - Ему было бы очень неприятно услышать, что обманул жадного старика кто-то еще, а не он сам.
- Нет, - ответил муж-скряга. - Это все моя жена виновата.
- Ах вот как! - воскликнул его знакомый. - Ну, в наши дни такое часто случается.
- Понимаешь, совсем недавно она была в постели такой страстной, что лучшего ни один мужчина не мог бы пожелать. Но теперь...
- Легко могу себе представить, - сочувственно покивал знакомый, - хотя лично у меня в семье такого никогда не случалось.
- Теперь я будто глиняное чучело по ночам обнимаю! - воскликнул несчастный муж. - И у меня из головы не идут воспоминания о былых пирушках и замечательных любовницах, которых я менял каждую ночь! Я-то думал: вот женюсь на молоденькой, и все будет просто замечательно, ведь самому оплачивать пирушки - а это время от времени все-таки приходилось делать и мне - ужасно дорого; но, честно тебе скажу, в старое время было все равно лучше, теперь я в этом окончательно убедился!
- Ну так в чем дело? Вернись к прежней жизни и прежним веселым застольям, - посоветовал ему знакомый, - а жену свою отошли назад, к отцу.
- Но ведь тогда придется вернуть ее приданое! - воскликнул старый муж. - Ну уж нет, я еще не спятил!
- Хорошо, тогда я научу тебя одному заклятью - наверняка оно тебе поможет, - пообещал его знакомый, хотя сам в подобные заклятья нисколько не верил. - По крайней мере, мой дедушка этим заклятьем пользовался, и весьма успешно. Итак, ты должен отыскать цветущее дерево, полное соков и покрытое зеленой листвой.
- Ну так у нас в саду уже несколько дней яблоня цветет! - воскликнул муж. - Честное слово, более красивое дерево найти трудно!
- Да, это как раз то, что нужно, - кивнул знакомый. - Отруби у этого дерева сук и спрячь под кроватью. Как только захочешь уйти из дому, чтобы поразвлечься, достань деревяшку и положи вместо себя в постель, да не забудь сказать:
Дивный сук, что я срубил,
Крепок будь и полон сил!
И поверь, пока жена твоя не зажжет лампу, разницы никакой она не заметит. - И знакомый старика ушел, посмеиваясь и прикидывая, сработает ли дедушкино заклятье.
А старый муж прибежал домой и, увидев, что яблоня в саду цветет по-прежнему, тут же велел садовнику отпилить от нее самую большую ветку.
- Но ведь тогда вся яблоня засохнет! - сокрушенно покачал головой садовник.
- Это не важно, - заявил муж. - Яблоня здесь не на месте и нарушает законы симметрии, которым обязано подчиняться все живое в природе, так что руби и не рассуждай!
Сук срубили, муж притащил его в спальню и положил на постель.
Ночью жена заметила, что волосы мужа пахнут яблоневым цветом, чего определенно не было прежде, и удивилась: "Неужели он еще надеется как-то понравиться мне? Впрочем, кто его знает, вдруг да понравится?.. Надо, пожалуй, его подбодрить". И она первой поцеловала его - а потом всю ночь сгорала в его жарких объятьях и лишь под утро забылась усталым сном.
На рассвете вернулся муж, сунул сук под кровать и улегся в постель, поздравляя себя с удачей.
Так продолжалось несколько ночей, пока наконец в пылу страсти женщина не воскликнула:
- Дорогой! Всю ночь ты восхищаешь меня своей удивительной нежностью и неутомимостью, однако утром, как я заметила, выглядишь очень усталым. По-моему, наши забавы слишком тебя утомляют, тебе следовало бы немного отдохнуть.
На что яблоневый сук ответил ей:
- Не стану я отдыхать, мачеха.
Слова эти несказанно удивили женщину, и она тут же зажгла лампу.
Можете представить себе ее радость, когда в своей постели она увидела не морщинистого старца, как ожидала, но цветущего юношу с румяными, точно яблоки, щеками. Она тут же задула светильник, и с тех пор они каждую ночь предавались любви с таким пылом и удовольствием, какого можно пожелать любой супружеской паре.
Однако долго продолжаться этому суждено не было. Однажды молодая женщина повернулась было к своему любовнику, намереваясь его обнять, и, к своему величайшему отвращению, увидела, что ласкает не прекрасного юношу, а собственного старого мужа! Потом муж все чаще и чаще стал ночевать дома, ибо обнаружил, что уже не так молод и хорош в любви, да и похождения эти здорово опустошали его карман, что было особенно неприятно.
Но однажды, когда муж в течение целого месяца все ночи проводил в супружеской спальне, молодая женщина вдруг снова почувствовала на подушках запах яблоневых цветов. И тогда, целуя своего юного возлюбленного, она воскликнула:
- Ах, если б мой муж умер! Я получила бы наследство, и мы бы с тобой жили припеваючи всю оставшуюся жизнь. Ты ведь не был бы таким же скупым, как он, правда, милый?
- Никогда, мачеха, - заверил ее любовник. - Каждую весну я бы заново обставлял и украшал весь дом, а осенью осыпал бы тебя плодами земными.
Это звучало многообещающе, а кроме того, женщине удалось убедить себя, что "мачеха" - это всего лишь немного странное прозвище, которое придумал для нее любовник - ведь он казался, по крайней мере внешне, несколько моложе ее. И она сказала:
- Ну так сделай это! И пусть он умрет сегодня же!
- Хорошо, мачеха.
А на следующее утро и муж, и жена были найдены мертвыми. Нашел их садовник; их, казалось, задушили одной и той же веревкой с петлями на обоих концах. Сама же веревка была переброшена через самую толстую ветку яблони, росшей в саду.
Садовника и служанку, разумеется, обвинили в убийстве, и они были допрошены в ареопаге (*84). И все же судьи сочли смерть супругов двойным самоубийством, и обоих похоронили под той самой яблоней.
Когда Фая закончила свой рассказ, все захлопали в ладоши, стали смеяться, и Гиперид сказал:
- Ох, надо мне поостеречься! Нельзя рассказывать твою историю моей команде, а то вечерком у огня добрая половина их, пожалуй, примет этот вздор за чистую монету! Вот, например, во время нашего последнего плавания на судне только и разговоров было, что о каком-то оборотне.
Кибернет согласно покачал головой и печально произнес:
- А все потому, что мы набираем смешанную команду, господин мой, и в ней есть немало людей с Востока. Мы, эллины, всегда отличались благоразумием, верили в своих богов-олимпийцев, и ни во что другое, но теперь на побережье Аттики богов стало больше, чем на Великой реке, в Египте. Теперь есть даже бог вина (*85), не говоря уж обо всем прочем!
- Ты что же, - рассердился Пиндар, - не веришь в бога Из Дерева? Зря! Ты опасно заблуждаешься, друг мой.
- Почтеннейшие мужи! Аристократы! - вмешалась Каллеос. - Согласно правилам этого дома, здесь религиозным спорам не место. Если хотите, можно, проявляя должную терпимость, немного поговорить на эту тему, но предупреждаю: никаких ссор!
- Уверяю тебя, - сухо сказал Пиндар, - мой опыт подсказывает мне...
- И мне тоже! - оборвала его Каллеос. - Я не раз видела, как лучшие друзья горло перегрызть друг другу готовы из-за веры в богов. Боги куда сильнее людей, вот пусть и спорят друг с другом, кто из них могущественнее.
- Истинно мудрые слова! - промолвил Эврикл. - А теперь, если позволите, я бы хотел направить нашу беседу в другое русло, и сей предмет, как я надеюсь, будет не столь опасен. Мне кажется, истории о колдовстве, подобные той, которую только что поведала нам Фая, не следует воспринимать с такой легкостью. Знаешь, Гиперид, ведь и мы, смертные, можем порой заглянуть в свое будущее - причем не только известным всем способом, то есть задавая вопросы оракулу.
- Вполне возможно, - согласился Гиперид. - Я тоже слышал немало интересных историй, над которыми стоит задуматься.
- Вот видите! - воскликнул Эврикл, с восхищением поглядывая на Гиперида. - Вот вам, друзья мои, пример истинно открытого для знаний ума! Подлинно разумные эллины никогда ничего не принимают и не отрицают без твердых на то оснований, разве что с первого взгляда видят, что сказанное совершенно несерьезно или явная глупость, вроде шутки про яблоневый сучок.
- И глиняную куколку, - засмеялся кибернет.
- Нет, нет, куколку вы не троньте! - Эврикл поднял руку, призывая остальных к молчанию. - Я бы не сказал, правда, что так уж легко призвать на помощь духов из Царства мертвых, но это безусловно возможно, и я призываю вас, людей разумных и рассудительных, не шутить над тем, чего вы не понимаете. - Он осушил до дна свою чашу и протянул ее Каллеос: Дорогая, я бы хотел еще немного этого вина.
- Ерунда! - сказал кибернет.
- Что именно, господин мой? - странным голосом спросил Эврикл. - Ты отрицаешь возможность подобных вещей? Но я сам, будучи практикующим... Он рыгнул. - Ох, простите! Мне, в соответствии с моей профессией, нередко приходилось призывать мертвых восстать из могилы, и они действительно представали предо мною, а я задавал им различные вопросы.
Кибернет только засмеялся:
- Ну нет, я не хочу, чтобы хозяйка этого дома выставила меня вон, и в спор ты меня не втянешь, я лучше промолчу.
- Вот ты мне не веришь, а Гиперид - человек более мудрый - верит! Правильно, господин мой?
- Ну, может быть отчасти, - пробормотал Гиперид.
- Что? Как это "отчасти"? - Эврикл сунул руку за вырез своего хитона и вытащил кожаный мешочек. - Вот здесь у меня десять птичек. Да, десять маленьких совушек в одном гнездышке. И я достал их, чтобы заверить вас, что вполне способен сделать то, о чем говорю.
- Ну да, - вставил кибернет, - сказать-то легко, особенно в таком подпитии. А вот как ты это докажешь?
- Здесь неподалеку есть кладбище, - живо обернулся к нему Эврикл. Впрочем, следует отметить, что вино у Каллеос действительно отличное, и я бы ни в коем случае не возражал, если бы ты, дорогая, налила мне еще капельку! К тому же это придаст вам мужества, и вы прогуляетесь на кладбище со мною вместе.
- Если ты предлагаешь пари, - сказал кибернет, - то я бы сперва хотел увидеть, что там, в твоем кошельке.
Эврикл ослабил завязки, вытряхнул звонкие монеты и пальцем выложил их в несколько кривоватый рядок.
Кибернет внимательно осмотрел их и заявил:
- Я человек небогатый, однако на три монеты все же поспорю, если собственными глазами увижу восставшего из могилы мертвеца. Или не увижу.
Эврикл с этим был совершенно не согласен и чуть не упал на пол, так энергично замотал головой.
- А кто мои права защитит? Вдруг ты от страха грохнешься в обморок или сбежишь? А потом объявишь... - Он, казалось, утратил нить разговора, как это часто бывает с пьяными. - Да все что угодно объявить сможешь! - вяло закончил он.
- Хорошо, я возьму ваши деньги и впоследствии рассужу вас, - сказала Каллеос. - Если ты, кибернет, подтвердишь, что дух вызван был, то проиграешь. То же самое будет, если ты упадешь в обморок от страха или сбежишь, как предполагает Эврикл. Во всех иных случаях выиграешь ты. Справедливо?
- Совершенно справедливо, - заверил ее кибернет.
- Но ты споришь только на три монеты, - пробормотал Эврикл. - А как же остальные семь? Ради трех и стараться не стоит.
- Я поставлю одну против Эврикла, - провозгласил капитан "Эйидии".
- И я тоже, - сказал капитан "Клитии".
- А остальные пять? - Эврикл посмотрел на Пиндара. - Вот ты, господин? Если удастся, я сегодня разбогатею.
- Да у меня и медяка-то нет, - сказал ему поэт. - Каллеос может подтвердить. А если б у меня были деньги, я поставил бы на тебя, а не наоборот.
- Ну хорошо, - сказал Гиперид, - я покрою остальные пять. Более того, я еще на две "совы" поспорю с тобой, Пиндар - в долг, разумеется. Я время от времени бываю в Фивах и, как только окажусь там снова, зайду к тебе и заберу свой выигрыш.
- Ты сперва выиграй! - возразил Пиндар. - Каллеос, нельзя ли нам попросить у тебя Латро на время этой прогулки? Все-таки мы отправляемся на кладбище, а ночью на улицах небезопасно. Пусть он нас охраняет, ибо сами мы явно выпили лишнего.
16. В АФИНАХ
Носить оружие в Афинах разрешено лишь воинам - так сказала мне Каллеос и дала старый серый плащ ее прежнего слуги Гелло, чтобы я прикрыл свой меч.
Эврикл говорил, что кладбище совсем рядом, однако мне показалось, что оно очень далеко. "Смогу ли я отыскать дом Каллеос на обратном пути? думал я. Ведь все остальные здорово набрались!" Из женщин с нами отправилась только Фая, а Каллеос заявила, что в такую даль не пойдет, даже чтобы увидеть божество, а уж ради мертвеца - тем более. И тут все честно признались, что, наверное, до смерти испугаются, если Эвриклу все-таки удастся осуществить задуманное и выиграть пари.
Каллеос дала нам два факела, один нес я, а второй Фая, и это было очень кстати, потому что улицы были завалены осколками камней и прочим мусором, а полуразрушенные стены (многие из них еще непонятным образом держались) отбрасывали непроницаемо черные, страшные тени в бледном, голубоватом свете луны. Я шел впереди, за мной - Эврикл, который подсказывал мне, куда свернуть. Каллеос дала ему петуха, чтобы принести в жертву на могиле, и он спрятал его под плащом, откуда время от времени доносилось возмущенное кудахтанье. В какой последовательности шли все остальные - если там вообще была какая-то последовательность, - я не помню, знаю только, что процессию замыкала Фая.
Когда мы добрались до кладбища, Эврикл спросил Гиперида, не похоронен ли здесь кто-то, с кем он, Гиперид, хотел бы увидеться.
- Если такой человек здесь есть, - сказал Эврикл, - то сперва я попробую вызвать именно его дух - исключительно из уважения к тебе. Впрочем, я оставляю за собой право вызвать любого другого мертвеца, если потерплю неудачу с первым. Может быть, у тебя здесь похоронен кто-то из родственников? Кого ты желал бы призвать домой из царства теней?
Гиперид покачал головой; мне показалось, что он испуган.
- Разве не странно, что ночью на кладбище собралось сразу столько людей? - шепотом спросил я Пиндара.
- Ты имеешь в виду нашу кампанию? - удивился он.
- Ну да, и других тоже. - Я указал на тех, кто стоял чуть поодаль.
- Латро, - прошептал Пиндар, подозрительно на меня поглядывая, - когда дружок твоей хозяйки, этот Эврикл, станет осуществлять задуманное, ты должен будешь ему помочь.
Я согласно кивнул.
- Если рядом заметишь человека, излишне внимательно наблюдающего за происходящим, однако явно не пришедшего с нами вместе из дома Каллеос, продолжал Пиндар, - сразу коснись его, хорошо? Только протяни руку и коснись. Договорились?
Снова послышался голос Эврикла:
- Значит, никто из вас не имеет в виду никого конкретно? - Моряки только головами покачали в ответ. - Хорошо, значит, я сам поищу подходящую могилу, где опробую свою силу. Главное, найти такую, ибо результат нашего спора полностью зависит от характера покойника. Это, надеюсь, понятно? Все негромко выразили свое согласие. - Хорошо. Фая, пойдем-ка со мной. Я должен осмотреть могилы и прочитать надгробные надписи. И ты, юноша, - как там твое имя? - тоже ступай с нами.
Некоторое время мы бродили по кладбищу, под ногами шуршали сухие колоски пшеницы, посаженной на могилах. Эврикл подолгу стоял у некоторых надгробий, порой даже водил по высеченным надписям пальцем, а то вдруг поднимал с могилы комок земли, нюхал и даже пробовал землю на вкус. Залетевший неведомо откуда ветерок принес запахи кухни и городских помоек, а также запах свежевскопанной земли.
Фая вдруг пронзительно вскрикнула, выронила факел и вцепилась в Эврикла, точно ища защиты. Петух закукарекал как безумный, вырвался и вылетел из-под плаща. Рассерженный Эврикл даже шлепнул Фаю как следует, спрашивая, какая муха ее укусила.
- Вон там! - в ужасе вымолвила она и указала дрожащей рукой на одну из могил.
Подняв повыше факел, я увидел то, что раньше заметила она, и подошел посмотреть.
Могила была разрыта. Груда земли высилась в стороне, там же валялись останки похоронных венков, а гроб кто-то наполовину вытащил из могилы и разбил крышку, из-под которой виднелось тело молодой женщины. Ноги мертвой и нижняя часть туловища все еще покоились в гробу, а остальное почти вывалилось наружу. Саван был сорван, несчастная была совершенно обнажена и прикрыта лишь своими длинными темными волосами. От нее пахло смертью, и я невольно отступил прочь, чувствуя, что запах этот издавна мне знаком, хотя и не мог бы сказать, где и когда мне довелось познакомиться с ним.
- Возьми себя в руки! - приказал Фае Эврикл. - Сейчас не время падать в обморок и демонстрировать содержимое собственного желудка. - Но девушка по-прежнему безудержно рыдала и прятала лицо в складки его плаща.
- Здесь, должно быть, произошло нечто ужасное, - сказал Ацет. - Это же осквернение праха! - Он схватился за рукоять меча.
- Полностью согласен с тобой, - откликнулся Эврикл. - Именно осквернители праха и действовали здесь, но вот кто они? И зачем это сделали?
Ацет в ответ лишь растерянно покачал головой.
Я погладил Фаю по руке и спросил, не лучше ли ей. Она кивнула, и я поднял ее факел, зажег от своего и передал ей.
- Я всего лишь гость вашего города, - сказал Эврикл, обращаясь ко всем остальным, - однако же я благодарен его хозяевам за гостеприимство и считаю своим долгом выяснить, что здесь произошло. Мы должны сделать это и оповестить архонтов (*86). Мои личные способности и уменья - и, что важнее, милость хтонических (*87) богов - также накладывают на меня определенные обязательства. Я вызову душу этой несчастной, и от нее мы узнаем, кто это сделал и почему.
- Я больше не могу, - еле слышно прошептала Фая, но Эврикл все же услышал ее и, обернувшись, спросил:
- Что ты хочешь этим сказать?
- Я не могу смотреть на мертвецов! И ни за что не останусь здесь, если ты будешь... Ах, да все равно! Что бы ты ни делал, я возвращаюсь домой! Она оттолкнула его. - И не пытайся остановить меня!
- Вот еще! - возмутился Эврикл. - Можешь идти, и, если хочешь знать, я вполне тебя понимаю и, даже если б не был занят, сам проводил тебя. Но, к сожалению, остальные господа...
Жила как-то женщина, у которой муж был очень богатый, но страшно скупой. У них имелось поместье за городом, а в самом городе - отличная вилла, множество рабов, в общем, дом - полная чаша, однако несчастная женщина по-прежнему носила ту одежду, которую привезла с собой еще из отчего дома, а муж даже гребешка нового не желал ей купить.
Однажды лежала она на кровати и плакала, и это увидела ее служанка, которая была родом из Вавилонии (*83), а значит, отличалась особой хитростью, как и все жители этого города. Служанка и говорит ей:
- Госпожа, нетрудно догадаться, почему ты так горько плачешь, ведь у всех здешних женщин, кроме тебя, есть помимо мужей еще и любовники, которые их развлекают, дарят им серебряные браслеты, всякие диковинки, привезенные из Египта, и говорящих птиц, которые без устали твердят своим новым хозяйкам, что они прекрасны, даже когда рядом нет их любовников. А у тебя, бедняжка, есть только старый уродливый муж, глупец и скряга, который и воробья-то простого никогда тебе не подарит!
- Нет, не потому я плачу, - возразила ее хозяйка. - Просто он мне никогда и медяка не даст на расходы.
- Так ведь и я об этом! - воскликнула служанка. - Для нас, женщин, мужчины и деньги - почти одно и то же. Говорила ли я тебе, госпожа, когда-нибудь, как у нас в Вавилоне девушки получают свое приданое?
- Нет, - удивилась молодая женщина. - Но, пожалуйста, расскажи скорей, даже если это окажется не слишком удачной выдумкой. Ведь послушать хоть какую-то историю все же интереснее, чем валяться на холодной супружеской постели и плакать.
- Но это вовсе не выдумка! - сказала служанка. - Это чистая правда. Когда у нас в городе девушке приходит пора выходить замуж, она начинает продавать себя каждому понравившемуся ей мужчине за такую цену, какую тот согласится заплатить. Вскоре те, что покрасивее, набирают изрядную сумму денег, а потом получают и хорошего красивого мужа, от которого рожают отличных детишек. Ну а скромницы, из тех, что вечно держатся за материну юбку, не получают ничего, хотя всем известно, что мы, вавилонянки, самые красивые женщины в мире. - Тут Фая, за которой я незаметно наблюдал из дверного проема, ласково погладила себя по головке, чем вызвала всеобщий смех и аплодисменты. - Хотя тебя, госпожа моя, сочли бы красавицей где угодно!
- Все это очень интересно, - задумчиво проговорила хозяйка, - и очень для меня ново, но какой мне-то от всего этого прок? Ведь я уже замужем, и второе приданое мне не требуется.
- Верно, - согласилась служанка, - но ты только представь себе: ты выходишь ночью из дому и делаешь первому встречному красивому мужчине примерно такое же предложение, какое делают девушки у нас в Вавилоне, и получаешь на всю ночь замечательного любовника и кучу денег в придачу!
- Очень привлекательная идея! - воскликнула хозяйка. - Только, по-моему, ничего у меня бы не вышло, ведь мой супруг ложится со мною каждую ночь. Так что если он вдруг проснется и обнаружит, что я ушла... Впрочем, раз уж ты сама заговорила об этом, не могла бы ты помочь мне и раздобыть какое-нибудь слабенькое и безвредное снотворное? Пусть бы он сладко проспал всю ночь. Нет ли у тебя какого-нибудь знакомого лекаря?
Служанка печально покачала головой.
- От подобных снадобий, госпожа, чаще всего никакого толку. И даже самое жалкое из них стоит кучу денег. Но не огорчайся: я знаю одну уловку, которая стоит дюжины снотворных снадобий. Только скажи, нет ли поблизости могилы такой женщины, которая при жизни славилась своими любовными похождениями?
- Конечно, есть! - обрадовалась ее госпожа. - Так ты, значит, и колдовать умеешь? Как это замечательно! Видишь ли, могила моей двоюродной сестры Филис совсем недалеко отсюда... Она подойдет, как ты думаешь?
- Не знаю, - сказала служанка. - А что, мужчин эта Филис любила?
- Чрезвычайно! - воскликнула госпожа. - А когда она умерла, то даже один из козлов моего дядюшки целый месяц отказывался от пищи.
- Ну так она просто идеально подойдет нам! - заявила служанка. - И вот что мы теперь сделаем: за ужином мы кое-что подложим твоему мужу в тарелку, и он вскоре почувствует себя неважно...
- Может быть, экскременты? - деловито предложила ее госпожа.
- Нет, слишком резкий запах... - покачала головой вторая заговорщица. Ага, придумала! Он привык к несвежему маслу - для кухни он только такое и покупает. Отдай мне свою старую заколку для волос, я сменяю ее на рынке на кусочек самого свежего и душистого масла, какое только смогу найти. От этого масла у него непременно расстроится живот, и он всю ночь проведет в храме Великого врачевателя [Аполлона], надеясь на выздоровление. Когда он уйдет из дома, мы, госпожа, накопаем в саду немного глинистой земли и отнесем ее на могилу твоей кузины. Там ты смочишь глину одной жидкостью я потом скажу, какой именно, у тебя ее в избытке, - и мы слепим маленькую куколку, а внутрь нее положим прядь твоих волос.
Госпожа даже в ладоши захлопала от восторга.
- Ах, это куда интересней, чем слезы лить!
- Затем, - продолжала служанка, - мы положим куколку на могилу и станем вместе повторять заклинания, которым я тебя научу. А потом каждый раз, когда тебе захочется уйти на ночь из дому, нужно будет всего лишь положить глиняную куколку вместо себя в супружескую постель. Если твой муж случайно проснется, то увидит рядом с собой тебя. Ну а если он станет обнимать куколку, та ответит ему с таким пылом, что любовь его к тебе не погаснет вовек.
- Замечательно! - воскликнула госпожа, и в ту же ночь они с полным успехом осуществили задуманное.
На следующую ночь госпожа подождала, пока муж заснет, положила на свое место куколку и отправилась развлекаться в город, пережив удивительные приключения, которые сделали ее куда богаче, чем она была прежде.
Некоторое время все шло хорошо: она почти каждую ночь уходила из дому в город на поиски приключений, а муж ее ни разу не пожаловался; но вскоре она заметила, что глиняная куколка странным образом постепенно меняет форму. Рано утром, вернувшись назад, госпожа оглаживала и подправляла куклу, пытаясь сделать ее такой, какой они ее слепили, однако вечером, снова достав ее, она обнаруживала, что глина как бы оплыла книзу самым безобразным образом. В конце концов госпожа пожаловалась служанке.
- Увы, госпожа, - сказала та, - этого-то я и боялась. У нас в Вавилоне таких куколок обжигают в гончарной печи - чтобы впоследствии не иметь подобных неприятностей. Но поскольку у тебя не было денег, а я не знала никого из гончаров, кто согласился бы помочь нам даром, то я решила, что сойдет и так.
- О чем это ты говоришь? - удивилась хозяйка. - Что такое с этой куклой?
- Она в том самом интересном положении, - вздохнула служанка, - в каком ты, госпожа, по-моему, никак не хотела бы оказаться. И если позволить природе взять свое, то вскоре у нас будет _две_ куколки, а не одна.
- Как это ужасно! - сказала хозяйка. - И что же нам делать? Но ведь теперь мы могли бы заплатить гончару, пусть бы обжег ее!
- Госпожа, - возразила служанка, - теперь это может окончиться лишь плачевно: кукла просто развалится на куски. Мне кажется, лучше всего снова похоронить ее там, где мы вырыли для нее глину. Тебе, правда, придется спать с мужем - по крайней мере, некоторое время, - но с этим уж ничего не поделаешь. Помнишь ли ты, между прочим, то место в саду?
- Ну разумеется! - воскликнула госпожа. - Под яблоней.
- В таком случае именно там мы ее и похороним, - сказала служанка.
Так они и поступили, и молодая женщина-снова стала спать со стариком мужем.
Однажды один из деловых партнеров и соперников ее мужа, человек тоже чрезвычайно скупой, встретил его, очень мрачного, на рынке и спросил:
- Что случилось? Неужели тебя кто-нибудь обсчитал? - Ему было бы очень неприятно услышать, что обманул жадного старика кто-то еще, а не он сам.
- Нет, - ответил муж-скряга. - Это все моя жена виновата.
- Ах вот как! - воскликнул его знакомый. - Ну, в наши дни такое часто случается.
- Понимаешь, совсем недавно она была в постели такой страстной, что лучшего ни один мужчина не мог бы пожелать. Но теперь...
- Легко могу себе представить, - сочувственно покивал знакомый, - хотя лично у меня в семье такого никогда не случалось.
- Теперь я будто глиняное чучело по ночам обнимаю! - воскликнул несчастный муж. - И у меня из головы не идут воспоминания о былых пирушках и замечательных любовницах, которых я менял каждую ночь! Я-то думал: вот женюсь на молоденькой, и все будет просто замечательно, ведь самому оплачивать пирушки - а это время от времени все-таки приходилось делать и мне - ужасно дорого; но, честно тебе скажу, в старое время было все равно лучше, теперь я в этом окончательно убедился!
- Ну так в чем дело? Вернись к прежней жизни и прежним веселым застольям, - посоветовал ему знакомый, - а жену свою отошли назад, к отцу.
- Но ведь тогда придется вернуть ее приданое! - воскликнул старый муж. - Ну уж нет, я еще не спятил!
- Хорошо, тогда я научу тебя одному заклятью - наверняка оно тебе поможет, - пообещал его знакомый, хотя сам в подобные заклятья нисколько не верил. - По крайней мере, мой дедушка этим заклятьем пользовался, и весьма успешно. Итак, ты должен отыскать цветущее дерево, полное соков и покрытое зеленой листвой.
- Ну так у нас в саду уже несколько дней яблоня цветет! - воскликнул муж. - Честное слово, более красивое дерево найти трудно!
- Да, это как раз то, что нужно, - кивнул знакомый. - Отруби у этого дерева сук и спрячь под кроватью. Как только захочешь уйти из дому, чтобы поразвлечься, достань деревяшку и положи вместо себя в постель, да не забудь сказать:
Дивный сук, что я срубил,
Крепок будь и полон сил!
И поверь, пока жена твоя не зажжет лампу, разницы никакой она не заметит. - И знакомый старика ушел, посмеиваясь и прикидывая, сработает ли дедушкино заклятье.
А старый муж прибежал домой и, увидев, что яблоня в саду цветет по-прежнему, тут же велел садовнику отпилить от нее самую большую ветку.
- Но ведь тогда вся яблоня засохнет! - сокрушенно покачал головой садовник.
- Это не важно, - заявил муж. - Яблоня здесь не на месте и нарушает законы симметрии, которым обязано подчиняться все живое в природе, так что руби и не рассуждай!
Сук срубили, муж притащил его в спальню и положил на постель.
Ночью жена заметила, что волосы мужа пахнут яблоневым цветом, чего определенно не было прежде, и удивилась: "Неужели он еще надеется как-то понравиться мне? Впрочем, кто его знает, вдруг да понравится?.. Надо, пожалуй, его подбодрить". И она первой поцеловала его - а потом всю ночь сгорала в его жарких объятьях и лишь под утро забылась усталым сном.
На рассвете вернулся муж, сунул сук под кровать и улегся в постель, поздравляя себя с удачей.
Так продолжалось несколько ночей, пока наконец в пылу страсти женщина не воскликнула:
- Дорогой! Всю ночь ты восхищаешь меня своей удивительной нежностью и неутомимостью, однако утром, как я заметила, выглядишь очень усталым. По-моему, наши забавы слишком тебя утомляют, тебе следовало бы немного отдохнуть.
На что яблоневый сук ответил ей:
- Не стану я отдыхать, мачеха.
Слова эти несказанно удивили женщину, и она тут же зажгла лампу.
Можете представить себе ее радость, когда в своей постели она увидела не морщинистого старца, как ожидала, но цветущего юношу с румяными, точно яблоки, щеками. Она тут же задула светильник, и с тех пор они каждую ночь предавались любви с таким пылом и удовольствием, какого можно пожелать любой супружеской паре.
Однако долго продолжаться этому суждено не было. Однажды молодая женщина повернулась было к своему любовнику, намереваясь его обнять, и, к своему величайшему отвращению, увидела, что ласкает не прекрасного юношу, а собственного старого мужа! Потом муж все чаще и чаще стал ночевать дома, ибо обнаружил, что уже не так молод и хорош в любви, да и похождения эти здорово опустошали его карман, что было особенно неприятно.
Но однажды, когда муж в течение целого месяца все ночи проводил в супружеской спальне, молодая женщина вдруг снова почувствовала на подушках запах яблоневых цветов. И тогда, целуя своего юного возлюбленного, она воскликнула:
- Ах, если б мой муж умер! Я получила бы наследство, и мы бы с тобой жили припеваючи всю оставшуюся жизнь. Ты ведь не был бы таким же скупым, как он, правда, милый?
- Никогда, мачеха, - заверил ее любовник. - Каждую весну я бы заново обставлял и украшал весь дом, а осенью осыпал бы тебя плодами земными.
Это звучало многообещающе, а кроме того, женщине удалось убедить себя, что "мачеха" - это всего лишь немного странное прозвище, которое придумал для нее любовник - ведь он казался, по крайней мере внешне, несколько моложе ее. И она сказала:
- Ну так сделай это! И пусть он умрет сегодня же!
- Хорошо, мачеха.
А на следующее утро и муж, и жена были найдены мертвыми. Нашел их садовник; их, казалось, задушили одной и той же веревкой с петлями на обоих концах. Сама же веревка была переброшена через самую толстую ветку яблони, росшей в саду.
Садовника и служанку, разумеется, обвинили в убийстве, и они были допрошены в ареопаге (*84). И все же судьи сочли смерть супругов двойным самоубийством, и обоих похоронили под той самой яблоней.
Когда Фая закончила свой рассказ, все захлопали в ладоши, стали смеяться, и Гиперид сказал:
- Ох, надо мне поостеречься! Нельзя рассказывать твою историю моей команде, а то вечерком у огня добрая половина их, пожалуй, примет этот вздор за чистую монету! Вот, например, во время нашего последнего плавания на судне только и разговоров было, что о каком-то оборотне.
Кибернет согласно покачал головой и печально произнес:
- А все потому, что мы набираем смешанную команду, господин мой, и в ней есть немало людей с Востока. Мы, эллины, всегда отличались благоразумием, верили в своих богов-олимпийцев, и ни во что другое, но теперь на побережье Аттики богов стало больше, чем на Великой реке, в Египте. Теперь есть даже бог вина (*85), не говоря уж обо всем прочем!
- Ты что же, - рассердился Пиндар, - не веришь в бога Из Дерева? Зря! Ты опасно заблуждаешься, друг мой.
- Почтеннейшие мужи! Аристократы! - вмешалась Каллеос. - Согласно правилам этого дома, здесь религиозным спорам не место. Если хотите, можно, проявляя должную терпимость, немного поговорить на эту тему, но предупреждаю: никаких ссор!
- Уверяю тебя, - сухо сказал Пиндар, - мой опыт подсказывает мне...
- И мне тоже! - оборвала его Каллеос. - Я не раз видела, как лучшие друзья горло перегрызть друг другу готовы из-за веры в богов. Боги куда сильнее людей, вот пусть и спорят друг с другом, кто из них могущественнее.
- Истинно мудрые слова! - промолвил Эврикл. - А теперь, если позволите, я бы хотел направить нашу беседу в другое русло, и сей предмет, как я надеюсь, будет не столь опасен. Мне кажется, истории о колдовстве, подобные той, которую только что поведала нам Фая, не следует воспринимать с такой легкостью. Знаешь, Гиперид, ведь и мы, смертные, можем порой заглянуть в свое будущее - причем не только известным всем способом, то есть задавая вопросы оракулу.
- Вполне возможно, - согласился Гиперид. - Я тоже слышал немало интересных историй, над которыми стоит задуматься.
- Вот видите! - воскликнул Эврикл, с восхищением поглядывая на Гиперида. - Вот вам, друзья мои, пример истинно открытого для знаний ума! Подлинно разумные эллины никогда ничего не принимают и не отрицают без твердых на то оснований, разве что с первого взгляда видят, что сказанное совершенно несерьезно или явная глупость, вроде шутки про яблоневый сучок.
- И глиняную куколку, - засмеялся кибернет.
- Нет, нет, куколку вы не троньте! - Эврикл поднял руку, призывая остальных к молчанию. - Я бы не сказал, правда, что так уж легко призвать на помощь духов из Царства мертвых, но это безусловно возможно, и я призываю вас, людей разумных и рассудительных, не шутить над тем, чего вы не понимаете. - Он осушил до дна свою чашу и протянул ее Каллеос: Дорогая, я бы хотел еще немного этого вина.
- Ерунда! - сказал кибернет.
- Что именно, господин мой? - странным голосом спросил Эврикл. - Ты отрицаешь возможность подобных вещей? Но я сам, будучи практикующим... Он рыгнул. - Ох, простите! Мне, в соответствии с моей профессией, нередко приходилось призывать мертвых восстать из могилы, и они действительно представали предо мною, а я задавал им различные вопросы.
Кибернет только засмеялся:
- Ну нет, я не хочу, чтобы хозяйка этого дома выставила меня вон, и в спор ты меня не втянешь, я лучше промолчу.
- Вот ты мне не веришь, а Гиперид - человек более мудрый - верит! Правильно, господин мой?
- Ну, может быть отчасти, - пробормотал Гиперид.
- Что? Как это "отчасти"? - Эврикл сунул руку за вырез своего хитона и вытащил кожаный мешочек. - Вот здесь у меня десять птичек. Да, десять маленьких совушек в одном гнездышке. И я достал их, чтобы заверить вас, что вполне способен сделать то, о чем говорю.
- Ну да, - вставил кибернет, - сказать-то легко, особенно в таком подпитии. А вот как ты это докажешь?
- Здесь неподалеку есть кладбище, - живо обернулся к нему Эврикл. Впрочем, следует отметить, что вино у Каллеос действительно отличное, и я бы ни в коем случае не возражал, если бы ты, дорогая, налила мне еще капельку! К тому же это придаст вам мужества, и вы прогуляетесь на кладбище со мною вместе.
- Если ты предлагаешь пари, - сказал кибернет, - то я бы сперва хотел увидеть, что там, в твоем кошельке.
Эврикл ослабил завязки, вытряхнул звонкие монеты и пальцем выложил их в несколько кривоватый рядок.
Кибернет внимательно осмотрел их и заявил:
- Я человек небогатый, однако на три монеты все же поспорю, если собственными глазами увижу восставшего из могилы мертвеца. Или не увижу.
Эврикл с этим был совершенно не согласен и чуть не упал на пол, так энергично замотал головой.
- А кто мои права защитит? Вдруг ты от страха грохнешься в обморок или сбежишь? А потом объявишь... - Он, казалось, утратил нить разговора, как это часто бывает с пьяными. - Да все что угодно объявить сможешь! - вяло закончил он.
- Хорошо, я возьму ваши деньги и впоследствии рассужу вас, - сказала Каллеос. - Если ты, кибернет, подтвердишь, что дух вызван был, то проиграешь. То же самое будет, если ты упадешь в обморок от страха или сбежишь, как предполагает Эврикл. Во всех иных случаях выиграешь ты. Справедливо?
- Совершенно справедливо, - заверил ее кибернет.
- Но ты споришь только на три монеты, - пробормотал Эврикл. - А как же остальные семь? Ради трех и стараться не стоит.
- Я поставлю одну против Эврикла, - провозгласил капитан "Эйидии".
- И я тоже, - сказал капитан "Клитии".
- А остальные пять? - Эврикл посмотрел на Пиндара. - Вот ты, господин? Если удастся, я сегодня разбогатею.
- Да у меня и медяка-то нет, - сказал ему поэт. - Каллеос может подтвердить. А если б у меня были деньги, я поставил бы на тебя, а не наоборот.
- Ну хорошо, - сказал Гиперид, - я покрою остальные пять. Более того, я еще на две "совы" поспорю с тобой, Пиндар - в долг, разумеется. Я время от времени бываю в Фивах и, как только окажусь там снова, зайду к тебе и заберу свой выигрыш.
- Ты сперва выиграй! - возразил Пиндар. - Каллеос, нельзя ли нам попросить у тебя Латро на время этой прогулки? Все-таки мы отправляемся на кладбище, а ночью на улицах небезопасно. Пусть он нас охраняет, ибо сами мы явно выпили лишнего.
16. В АФИНАХ
Носить оружие в Афинах разрешено лишь воинам - так сказала мне Каллеос и дала старый серый плащ ее прежнего слуги Гелло, чтобы я прикрыл свой меч.
Эврикл говорил, что кладбище совсем рядом, однако мне показалось, что оно очень далеко. "Смогу ли я отыскать дом Каллеос на обратном пути? думал я. Ведь все остальные здорово набрались!" Из женщин с нами отправилась только Фая, а Каллеос заявила, что в такую даль не пойдет, даже чтобы увидеть божество, а уж ради мертвеца - тем более. И тут все честно признались, что, наверное, до смерти испугаются, если Эвриклу все-таки удастся осуществить задуманное и выиграть пари.
Каллеос дала нам два факела, один нес я, а второй Фая, и это было очень кстати, потому что улицы были завалены осколками камней и прочим мусором, а полуразрушенные стены (многие из них еще непонятным образом держались) отбрасывали непроницаемо черные, страшные тени в бледном, голубоватом свете луны. Я шел впереди, за мной - Эврикл, который подсказывал мне, куда свернуть. Каллеос дала ему петуха, чтобы принести в жертву на могиле, и он спрятал его под плащом, откуда время от времени доносилось возмущенное кудахтанье. В какой последовательности шли все остальные - если там вообще была какая-то последовательность, - я не помню, знаю только, что процессию замыкала Фая.
Когда мы добрались до кладбища, Эврикл спросил Гиперида, не похоронен ли здесь кто-то, с кем он, Гиперид, хотел бы увидеться.
- Если такой человек здесь есть, - сказал Эврикл, - то сперва я попробую вызвать именно его дух - исключительно из уважения к тебе. Впрочем, я оставляю за собой право вызвать любого другого мертвеца, если потерплю неудачу с первым. Может быть, у тебя здесь похоронен кто-то из родственников? Кого ты желал бы призвать домой из царства теней?
Гиперид покачал головой; мне показалось, что он испуган.
- Разве не странно, что ночью на кладбище собралось сразу столько людей? - шепотом спросил я Пиндара.
- Ты имеешь в виду нашу кампанию? - удивился он.
- Ну да, и других тоже. - Я указал на тех, кто стоял чуть поодаль.
- Латро, - прошептал Пиндар, подозрительно на меня поглядывая, - когда дружок твоей хозяйки, этот Эврикл, станет осуществлять задуманное, ты должен будешь ему помочь.
Я согласно кивнул.
- Если рядом заметишь человека, излишне внимательно наблюдающего за происходящим, однако явно не пришедшего с нами вместе из дома Каллеос, продолжал Пиндар, - сразу коснись его, хорошо? Только протяни руку и коснись. Договорились?
Снова послышался голос Эврикла:
- Значит, никто из вас не имеет в виду никого конкретно? - Моряки только головами покачали в ответ. - Хорошо, значит, я сам поищу подходящую могилу, где опробую свою силу. Главное, найти такую, ибо результат нашего спора полностью зависит от характера покойника. Это, надеюсь, понятно? Все негромко выразили свое согласие. - Хорошо. Фая, пойдем-ка со мной. Я должен осмотреть могилы и прочитать надгробные надписи. И ты, юноша, - как там твое имя? - тоже ступай с нами.
Некоторое время мы бродили по кладбищу, под ногами шуршали сухие колоски пшеницы, посаженной на могилах. Эврикл подолгу стоял у некоторых надгробий, порой даже водил по высеченным надписям пальцем, а то вдруг поднимал с могилы комок земли, нюхал и даже пробовал землю на вкус. Залетевший неведомо откуда ветерок принес запахи кухни и городских помоек, а также запах свежевскопанной земли.
Фая вдруг пронзительно вскрикнула, выронила факел и вцепилась в Эврикла, точно ища защиты. Петух закукарекал как безумный, вырвался и вылетел из-под плаща. Рассерженный Эврикл даже шлепнул Фаю как следует, спрашивая, какая муха ее укусила.
- Вон там! - в ужасе вымолвила она и указала дрожащей рукой на одну из могил.
Подняв повыше факел, я увидел то, что раньше заметила она, и подошел посмотреть.
Могила была разрыта. Груда земли высилась в стороне, там же валялись останки похоронных венков, а гроб кто-то наполовину вытащил из могилы и разбил крышку, из-под которой виднелось тело молодой женщины. Ноги мертвой и нижняя часть туловища все еще покоились в гробу, а остальное почти вывалилось наружу. Саван был сорван, несчастная была совершенно обнажена и прикрыта лишь своими длинными темными волосами. От нее пахло смертью, и я невольно отступил прочь, чувствуя, что запах этот издавна мне знаком, хотя и не мог бы сказать, где и когда мне довелось познакомиться с ним.
- Возьми себя в руки! - приказал Фае Эврикл. - Сейчас не время падать в обморок и демонстрировать содержимое собственного желудка. - Но девушка по-прежнему безудержно рыдала и прятала лицо в складки его плаща.
- Здесь, должно быть, произошло нечто ужасное, - сказал Ацет. - Это же осквернение праха! - Он схватился за рукоять меча.
- Полностью согласен с тобой, - откликнулся Эврикл. - Именно осквернители праха и действовали здесь, но вот кто они? И зачем это сделали?
Ацет в ответ лишь растерянно покачал головой.
Я погладил Фаю по руке и спросил, не лучше ли ей. Она кивнула, и я поднял ее факел, зажег от своего и передал ей.
- Я всего лишь гость вашего города, - сказал Эврикл, обращаясь ко всем остальным, - однако же я благодарен его хозяевам за гостеприимство и считаю своим долгом выяснить, что здесь произошло. Мы должны сделать это и оповестить архонтов (*86). Мои личные способности и уменья - и, что важнее, милость хтонических (*87) богов - также накладывают на меня определенные обязательства. Я вызову душу этой несчастной, и от нее мы узнаем, кто это сделал и почему.
- Я больше не могу, - еле слышно прошептала Фая, но Эврикл все же услышал ее и, обернувшись, спросил:
- Что ты хочешь этим сказать?
- Я не могу смотреть на мертвецов! И ни за что не останусь здесь, если ты будешь... Ах, да все равно! Что бы ты ни делал, я возвращаюсь домой! Она оттолкнула его. - И не пытайся остановить меня!
- Вот еще! - возмутился Эврикл. - Можешь идти, и, если хочешь знать, я вполне тебя понимаю и, даже если б не был занят, сам проводил тебя. Но, к сожалению, остальные господа...