— Прошлой ночью я спала прямо в одежде, платье у меня помялось и перепачкалось.
   — Филип сказал маме, что вы переночевали в Марш-Холле, — ответила Кэтрин.
   Я кивнула.
   — Я страшно замерзла в холодной, нетопленой комнате, а потом мы поднялись в четыре часа утра и выехали в Лондон, чтобы вернуться раньше, чем кто-нибудь заметит наше отсутствие.
   — Как это все ужасно! — сочувственно воскликнула Кэтрин.
   — Было бы еще ужаснее, если бы Маршу удалось увезти Анну, — возразила я.
   — Да, это правда. — Она поежилась. — Бедное дитя! Ты знаешь, ей дали снотворное, чтобы хоть немного успокоить.
   В этот момент в комнату прошествовали горничные с бидонами, и Кэтрин вышла, сказав напоследок, что увидится со мной позднее.
   Приняв горячую ванну и вымыв волосы, я немного пришла в себя и провела утро в своей комнате за книжкой, сидя перед камином. Кэтрин сообщила мне, что лорд Уинтердейл отправился погулять по городу, чтобы показаться в обществе. Я сочла это решение разумным, хотя была совершенно уверена, что мы и так в безопасности.
   Вряд ли кому известно, что мы вместе уехали на целую ночь. Лорд Марш уж точно никому ничего не скажет, учитывая обстоятельства, в которых он оказался!
***
   Вечером того же дня должен был состояться бал у Ричвудов, и леди Уинтердейл настояла на том, чтобы я там присутствовала. Я успела немного подремать днем, и когда мы вышли из кареты и направились к особняку Ричвудов на Портланд-сквер, чувствовала себя посвежевшей и отдохнувшей.
   Бал был в самом разгаре, когда я заподозрила, что творится что-то неладное. Окружающие бросали на меня косые взгляды, и двое джентльменов, которые обычно всегда танцевали со мной, ни разу меня не пригласили. Я просидела в одиночестве целых два танца, чего раньше со мной никогда не случалось.
   К тому времени, когда мы покидали бал, леди Уинтердейл была в ярости.
   — Что случилось, мэм? — спросила я, заняв свое место в экипаже. — Я же чувствую, что-то не так.
   — Трое из гостей независимо друг от друга сообщили мне дошедший до них слух, что вы с Филипом провели ночь вместе, — ответила леди Уинтердейл. — Я постаралась, как могла, опровергнуть это, но, очевидно, кто-то видел, как вы возвращались в Лондон. — Она повернулась ко мне, и юбки ее зловеще зашуршали. — Мне не нравится такой поворот событий, Джорджиана. Я недовольна тобой.
   — О Господи, — слабо вымолвила я. — Но кто же мог нас видеть? В этот час те, кто прокутил всю ночь, уже давно дома, а для утренних визитов еще слишком рано.
   — Мистер Танби имеет обыкновение прогуливаться по утрам, и он как раз проходил по Парк-лейн, когда увидел вас с Филипом. Согласись, Джорджиана, по твоему виду любому стало бы ясно, что ты провела ночь не дома.
   Мы действительно проезжали мимо уличного фонаря, который осветил одинокую фигуру джентльмена, направлявшегося по тротуару в сторону Сент-Джеймс-стрит, где находились клубы для мужчин.
   Леди Уинтердейл продолжала:
   — Я и сама пришла в ужас, когда увидела, в каком состоянии твои платье и прическа.
   Кэтрин нагнулась и слегка сжала мою руку, безвольно лежавшую на коленях.
   — Уж и не знаю, как поведет себя мистер Стэнхоуп, когда обо всем узнает, — мрачно добавила леди Уинтердейл. — Ни один джентльмен не захочет жениться на женщине, которая дала повод для сплетен.
   — Но он ведь не откажется от своих намерений, — возразила Кэтрин. — Это было бы недостойно джентльмена.
   — О помолвке не было официально объявлено в газетах, — злорадно заметила леди Уинтердейл. — Он запросто может ее расторгнуть. — Она помолчала и добавила:
   — К сожалению.
   — Обязательно все ему объясню, — спокойно сказала я. — И он поймет, что у меня не было другого выбора, кроме как ехать за Анной.
   — Надеюсь, Джорджиана, надеюсь, — промолвила леди Уинтердейл тоном, который явно доказывал всю бесполезность моих попыток. — Свадьба могла бы спасти твою репутацию, но если мистер Стэнхоуп расторгнет помолвку, тогда, боюсь, твои шансы выйти замуж сведутся к нулю.
   Леди Уинтердейл произнесла это так, что мне стало ясно: вряд ли она будет проливать горькие слезы по этому поводу.
***
   Обычно я старалась не обращать внимания на замечания леди Уинтердейл, но то, что лорд Генри Слоан не нанес мне на следующее утро свой обычный визит, заставило всерьез подумать о том, что на сей раз ее предсказания, похоже, сбываются.
   У меня не было возможности поговорить с лордом Уинтердейлом о том, что произошло на балу у Ричвудов, поскольку он на все утро заперся в библиотеке со своим управляющим, обсуждая какие-то дела, а потом ушел и вернулся, когда я уже была в постели.
   На следующее утро на Гросвенор-сквер явился Джордж Стэнхоуп и попросил меня переговорить с ним с глазу на глаз. Я пригласила его в гостиную, и мы застыли друг перед другом на персидском розово-голубом ковре под хрустальной люстрой.
   Обычные сдержанность и холодность слетели с него, как маска.
   — Джорджиана, — начал он, — я слышал от своей сестры ужасающую историю… — Он умолк, вероятно, не зная, как продолжать.
   Я еще раньше решила, что единственный способ как-то уладить дело — это рассказать ему всю правду. И я поведала о том, как лорд Марш похитил Анну, как мы с лордом Уинтердейлом были вынуждены поехать за ним в Гэмпшир, но лишь там обнаружили, что ездили напрасно. Я также сказала ему, что ночь мы провели в Марш-Холле — в разных комнатах, — а в четыре часа утра поехали обратно в Лондон, надеясь, что наше отсутствие не будет замечено.
   — Можете себе представить, как я тревожилась за Анну, — сказала я в заключение. — Это просто чудо, что Кэтрин удалось ее спасти.
   Мне казалось, он согласится со мной, разделит мои переживания по поводу похищения Анны и обрадуется, узнав о ее чудесном спасении. Но получилось совсем иначе.
   — Что заставило вас отправиться вместе с Уинтердейлом, Джорджиана? — спросил он тоном, в котором не было и намека на сочувствие. — Он бы отлично управился без вас. И я никогда не прощу ему, что он взял вас с собой. Он не мог не знать, что вы не успеете вернуться в Лондон до наступления темноты!
   Я уставилась в его сердитые зеленые глаза.
   — Но я сама упросила его взять меня с собой, — ответила я. — Если бы мы нашли Анну, ей была бы необходима моя забота.
   — Уинтердейл мог взять с собой ее няньку, — сердито отрезал он. — А вот вас ему следовало оставить дома!
   Меня рассердили напрасные обвинения в адрес лорда Уинтердейла — ведь это было мое решение ехать с ним.
   — Дело в том, — сказала я, — что я пригрозила отправиться верхом вслед за ним, если он меня не возьмет.
   — Ему следовало запереть вас под замок, — последовая немедленный ответ. — Джорджиана, ведь он сделал вас пищей для сплетников и…
   Запереть меня в комнате! Глаза мои метали гневные молнии. Я шагнула к нему, сверля его взглядом, и холодно произнесла:
   — Скажите, Джордж, вы действительно считаете меня виновной в недостойной связи с лордом Уинтердейлом?
   Кровь прилила к его бледным щекам.
   — Но, Джорджиана…
   Я сделала еще шаг.
   — Ну так как, Джордж?
   Он неохотно промолвил:
   — Не думаю, что вы сделали это по своей воле.
   Мой взор застлала красная пелена гнева.
   — Понятно, — сказала я. — Значит, по-вашему, он изнасиловал меня?
   — Джорджиана, ну как вы можете так говорить! Благовоспитанной леди не пристало произносить подобные слова.
   Я окончательно вышла из себя.
   — Тогда позвольте сказать вам, Джордж, что такие подозрения недостойны порядочного джентльмена. — Мы стояли так близко, что мне пришлось запрокинуть голову, чтобы взглянуть ему в лицо. — Между мной и лордом Уинтердейлом ничего не было! Я не ложилась с ним в постель — ни по своему желанию, ни против воли. Мы поехали в Гэмпшир за лордом Маршем, который похитил мою сестру, и вернулись сразу, как только узнали, что она в безопасности. Вот и все!
   Красные пятна медленно исчезли с его лица, и оно стало еще бледнее, чем до этого. Мы стояли почти вплотную, но он не попытался обнять меня.
   — Возможно, вы говорите правду, Джорджиана, но люди другого мнения на этот счет.
   Я отступила от него, опустила голову и промолвила как можно спокойнее, борясь с новой вспышкой гнева:
   — Поверьте, Джордж, я не прошу вас держать данное мне слово. Боже вас упаси жениться на той, что запятнала себя позором.
   Он смотрел на меня, и вид у него был самый несчастный.
   — Вы говорите так, словно я не испытываю к вам никаких чувств. Это не правда. Просто я должен беречь репутацию своей семьи.
   — Джордж, — промолвила я самым любезным тоном, на который была способна в данную минуту. — Я бы ни за что не вышла за вас замуж, будь вы даже единственным мужчиной на земле. Я бы не доверила такому трусу, как вы, свою собаку, не говоря уже о моей бедной сестренке. А теперь будьте любезны, оставьте меня.
   Он открыл было рот, чтобы что-то сказать, но, поразмыслив, повернулся и быстро вышел — почти выбежал — из комнаты.
   Я продолжала стоять на том же месте, меня трясло от негодования и обиды. Дверь снова отворилась, и в гостиную тихо вошел лорд Уинтердейл.
   — Мне встретился мистер Стэнхоуп, — сказал он. — Он, кажется, чем-то расстроен.
   — Мы решили разорвать наши отношения, — сдержанно ответила я.
   Он изумленно вскинул брови:
   — Черт побери! Я боялся, что произойдет нечто подобное. Очевидно, этот проныра Тэнби видел вчера утром, как мы возвращались по Парк-лейн.
   Я стиснула руки перед собой и кивнула:
   — Да, весь город только об этом и болтает.
   — Идемте в библиотеку, — произнес он. — Нам надо поговорить.
   Я проследовала за ним из гостиной в холл, затем в его уединенный кабинет в библиотеке. Как только мы вошли туда, он занял свое обычное место за столом и жестом пригласил меня сесть в кресло напротив. Я села. Он смотрел на меня, и лицо его хранило непроницаемое выражение.
   Он начал так:
   — Боюсь, у нас нет выбора, мисс Ньюбери. Вам надо выйти за меня замуж.
   Я уставилась на него в полном недоумении, решив, что ослышалась.
   — К-как вы сказали? — заикаясь, пробормотала я.
   — Я сказал, что вам придется выйти за меня замуж.
   Я в молчании смотрела ему в лицо, в котором изучила каждую черточку: черные волосы, дерзко изогнутые брови, яркие голубые глаза, твердые губы, которые иногда трогала нежнейшая из улыбок. Он встретился со мной взглядом. По выражению его лица ничего нельзя было понять, но я чувствовала, что он вовсе не так спокоен, как хочет казаться.
   Наконец я вымолвила осипшим от волнения голосом:
   — Вы серьезно?
   — Ну конечно, серьезно, — раздраженно сказал он, откидываясь на спинку кресла. — Какие уж тут шутки.
   Если бы Стэнхоуп остался верен своему слову, нам бы удалось избежать скандала. Но теперь… не столько вам, сколько мне необходим этот брак. — Он вскинул бровь. — Я не желаю выглядеть в глазах света совратителем невинных девушек.
   — Вот как, — промолвила я. — Понимаю.
   — Не бойтесь, все будет хорошо, — холодно усмехнулся он. — Я буду добр с Анной, а вы же сами неоднократно повторяли, что выйдете замуж только за того, кто сможет о ней позаботиться. У меня есть поместье Уинтердейл-Парк в Суррее, и я уверен, ей там будет хорошо.
   Как будто издалека я услышала собственные слова:
   — Да, она будет счастлива.
   Он переложил несколько бумаг у себя на столе, делая вид, что поправляет их, хотя они лежали в совершенном порядке.
   — Итак, решено. Я спрошу у тети Агаты, что лучше — огласить наши имена в церкви или получить специальное разрешение на брак, чтобы обвенчаться немедленно.
   — Хорошо, — еле слышно вымолвила я.
   Он вежливо кивнул мне и предложил:
   — Ну а теперь почему бы вам не позвать ко мне тетю Агату? А потом можете сообщить новость Анне.
   Я медленно поднялась с кресла. Мне вдруг пришло в голову, что это, вероятно, первый случай в истории, когда девушке предлагают руку и сердце, сидя за столом. Я прошла к двери, открыла ее и обернулась. Он сидел в кресле, уставившись на пресс-папье из зеленого мрамора. Во всей его позе чувствовалась невыразимая усталость, и я в который раз подумала, что он самый одинокий человек из тех, кого я знаю.
   Я так люблю его. Я люблю его и скоро выйду за него замуж. Почему же мне хочется плакать?
   «О Филип, — подумала я, впервые решившись назвать его по имени. — Если ты и дальше будешь замыкаться в себе, то разобьешь мне сердце».
***
   Леди Уинтердейл решила, что нам лучше получить специальное разрешение и обвенчаться не позднее чем через неделю в гостиной Мэнсфилд-Хауса.
   — После брачной церемонии мы устроим праздничный завтрак, а потом вы с Джорджианой можете на несколько недель уехать в твое загородное поместье, — объявила она лорду Уинтердейлу. — Будем надеяться, что к тому времени, когда вы вернетесь в Лондон, страсти вокруг скандала поутихнут.
   — Я не могу покинуть Лондон больше чем на две недели, — возразил лорд Уинтердейл. — У меня назначена встреча, которую нельзя отменить.
   Уже не в первый раз я задалась вопросом, что он делает днем в городе. Вечерами, вероятно, сидит в своем в клубе, пьет и играет в карты, но ведь порой он отсутствует целыми днями. И что у него за встречи? Его жизнь представлялась мне полнейшей загадкой, в то время как моя была для него словно раскрытая книга.
   При таком положении дел брак вряд ли будет удачным.
   К моему удивлению, Анна очень обрадовалась, когда я сообщила ей, что мы с лордом Уинтердейлом собираемся пожениться.
   — Как хорошо, Джорджи! — воскликнула она, хлопая в ладоши. — Лорд Уинтердейл такой добрый. Он часто играет со мной в мяч в саду.
   Я этого не знала.
   — Мы немного поживем в его загородном доме. Он называется Уинтердейл-Парк, и там очень красиво. Ты ведь хочешь поскорее уехать из города, не так ли, моя дорогая?
   — О да! — горячо подхватила Анна. — А мне можно будет взять с собой Снежка, Джорджи?
   — Почему бы и нет, — согласилась я. — Уверена, что лорд Уинтердейл не будет против. Мы пошлем за твоим песиком в Уэлдон-Холл.
   Когда Анна за обедом сообщила об этом лорду Уинтердейлу, он улыбнулся ей своей особенной теплой улыбкой и сказал, что она может привезти с собой любых животных, какие ей нравятся, — в Уинтердейл-Парке места предостаточно.
   Анна посмотрела на него широко раскрытыми глазами и спросила:
   — А можно мне завести ослика, лорд Уинтердейл? Я всегда хотела иметь ослика, но папа не разрешал.
   — Ну конечно, у тебя будет ослик, — ответил он. — И поскольку мы с тобой скоро станем братом и сестрой, я бы хотел, чтобы ты звала меня просто Филип.
   Она улыбнулась ему сияющей улыбкой и захлопала в ладоши.
   — Как чудесно! — сказала она и повернулась ко мне. — Ты слышишь, Джорджи? У меня будет ослик!
   Как-то раз Анна увидела в книжке картинку, изображавшую испанского мальчика с осликом. С тех пор иметь собственного ослика стало ее заветным желанием.
   — Это просто замечательно, — сказала я.
   Властный голос леди Уинтердейл прервал нашу беседу о собачках и осликах.
   — Я говорила с леди Джерси, Филип. Она согласилась посетить церемонию венчания и остаться на свадебном завтраке. Ее присутствие придаст респектабельность вашему с Джорджианой союзу.
   — Благодарю вас, тетя Агата, — сказал лорд Уинтердейл — впрочем, пора называть его Филип. — Я тоже побеседовал на эту тему с лордом Каслригом, и он вместе с леди Каслриг будет на нашей свадьбе.
   Леди Уинтердейл уставилась на племянника в полной растерянности.
   — Каслриги? — недовольно переспросила она. — Я и не знала, что ты с ними знаком, Филип.
   Лорд Каслриг занимал пост министра иностранных дел в правительстве, а леди Каслриг была одной из патронесс «Олмэкса». Эта супружеская чета пользовалась огромным влиянием в Лондоне.
   — О, я знаю Каслрига несколько лет, — небрежно ответил Филип.
   — Но ты никогда не говорил мне об этом! — Острый нос леди Уинтердейл задрожал от негодования. Он бросил на нее насмешливый взгляд:
   — А я и не предполагал, тетя, что должен давать вам отчет о том, с кем вожу дружбу.
   Как обычно, она пропустила его оскорбительные замечания мимо ушей и спросила:
   — Но как же именно ты познакомился с Каслригами?
   Он неопределенно пожал плечами, но потом, видимо, решил, что она все равно не оставит его в покое, пока не получит исчерпывающий ответ.
   — Сначала я познакомился с лордом Каслригом, мэм. Как вам известно, во время войны я жил на континенте, и мне часто удавалось получать информацию, которую Каслриг находил очень полезной. Одним словом, он мой должник и будет присутствовать на моей свадьбе.
   Я ошарашенно уставилась на своего будущего супруга. Оказывается, он был шпионом!
   Тут подала голос Кэтрин:
   — Если на свадьбе будут Каслриги и Джерси, мама, то вряд ли этот брак посчитают фальшивкой.
   Леди Уинтердейл обратила на дочь неодобрительный взгляд.
   — Фальшивкой? — повторила она. — Кэтрин, ума не приложу, где ты набралась таких выражений?
   — Прошу прощения, мама, — промолвила Кэтрин, которая ничуть не выглядела виноватой.
   Я уже не в первый раз отметила про себя перемену, произошедшую в Кэтрин, и вспомнила о музыкальных раутах и о старшем сыне герцога фэркасла. Но хотя мне было приятно наблюдать, как она потихоньку становится самостоятельной в суждениях и поступках, я боялась, что ее любовь так же безответна, как и моя.

Глава 15

   Филип получил специальное разрешение епископа Кентерберийского, что позволяло нам обвенчаться в любое удобное для нас время и в любом месте без оглашения священником наших имен в церкви. Мы назначили свадьбу через три дня после получения разрешения, и я занялась сборами Анны и Нэнни, которые должны были ехать с нами в Уинтердейл-Парк в Суррее. Поместье станет их постоянным домом, а мне придется спустя две недели вернуться с Филипом в Лондон.
   — У меня в Лондоне дела, которыми я не могу пренебречь, и если мы хотим избежать дальнейших слухов и сплетен, вам лучше вернуться вместе со мной, — сказал он мне во время нашей пятнадцатиминутной беседы о будущем. — Если в свете решат, что я женился на вас в спешке, а потом бросил одну в деревне… Словом, можете себе представить, что о нас будут говорить.
   Мне было ужасно любопытно узнать, что же это за таинственные «дела», но я чувствовала, что не вправе приставать с расспросами. Он окружил свою жизнь тайной и тщательно скрывал ее от посторонних глаз, и я понимала, что могу получить в ответ какое-нибудь язвительное замечание.
   Мы собирались пожениться, а я почти ничего не знала о нем, кроме того, что с ним в детстве случилось нечто ужасное, из-за чего он стал таким замкнутым, подозрительным человеком. Единственная надежда была на ту мимолетную нежность, которую я иногда замечала в его обращении. Если только мне удастся дотянуться до него через разделявшую нас пропасть недоверия, окружившую его, и проникнуть в его сердце, то у нашего брака появится шанс стать счастливым.
***
   В день свадьбы пошел дождь. Плохое предзнаменование, подумала я, облачаясь в белое шелковое вечернее платье с высокой талией и пышными рукавчиками, к которому я также надела длинные белые перчатки для особо торжественных случаев. Мой наряд дополняла вуаль из тонкого белого кружева и жемчужная диадема. Вуаль ниспадала почти до пояса. Я взяла в руки букет белых роз, а на шею надела жемчужное ожерелье.
   Я была совершенно спокойна, даже удивительно. Я улыбалась и шутила с Кэтрин, которая выполняла роль подружки невесты, и помогала Анне укладывать волосы так, как она любила.
   Графские апартаменты находились в конце коридора на втором этаже. Спуститься на первый этаж можно было по узкой лестнице, которая вела из этих комнат прямо в приемную, так что Филипу не нужно было проходить мимо моей комнаты, и поэтому я не знала, сошел он вниз или нет.
   Мы уже начали немного нервничать, когда дверь отворилась, и леди Уинтердейл объявила нам, что гости собрались, приехал министр, и нам пора выходить.
   Кэтрин расправила складки моей вуали. Анна первой выбежала в коридор — праздничные приготовления ей ужасно нравились, и ей не терпелось покрасоваться в новом платье. Я взяла букет и вышла в коридор, Кэтрин — за мной.
   Свадебный завтрак было решено накрыть в гостиной на втором этаже, а сама брачная церемония должна была проходить в большой гостиной на первом. Мы спустились по широкой парадной лестнице в холл из зеленого мрамора, и до меня долетел гул голосов из раскрытых дверей гостиной.
   Вот тогда-то мое сердце бешено заколотилось от волнения.
   Мы приблизились к дверям гостиной. Кэтрин и Анна зашли туда первыми, я последовала за ними.
   В комнате было полно народу, но мои глаза видели только того, кто стоял у камина. На нем тоже был торжественный вечерний костюм, и, как только я вошла, наши взгляды встретились. В глубине его ярко-голубых глаз вспыхнуло что-то, и сердце мое забилось еще сильнее.
   Анна подбежала и застенчиво обратилась к нему:
   — Филип, как тебе нравится мое платье?
   Он посмотрел на нее:
   — Оно прелестно, Анна. Ты выглядишь очаровательно.
   Лицо ее озарилось довольной улыбкой. Леди Уинтердейл торжественно промолвила:
   — Теперь, когда все в сборе, мы можем начинать.
   Мы с Филипом заняли свои места перед священником, остальные выстроились позади нас. Священник, которого звали преподобный Хальмарк, раскрыл молитвенник и гнусавым голосом начал брачную церемонию:
   — «Возлюбленные братья и сестры мои, мы собрались сегодня перед лицом Господа нашего…»
   В комнате стало тихо-тихо, и я ощущала происходящее ясно, как никогда. Я чувствовала слабый аромат роз из моего букета, чувствовала даже тепло тела стоящего рядом Филипа через тонкую шелковую ткань моего платья.
   Священник взглянул на Филипа и гнусавым голосом произнес ритуальный вопрос:
   — Согласен ты взять эту женщину в свои законные жены?..
   Сердце мое гулко стучало в груди. В свои законные жены. Неужели это происходит на самом деле?
   Я слышала, как Филип твердо ответил:
   — Да.
   Затем преподобный Хальмарк повернулся ко мне и повторил тот же вопрос. Когда он умолк, я вслед за Филипом ответила «да», стараясь, чтобы голос мой тоже звучал твердо.
   Я слышала, как Анна сзади что-то шепотом спросила у Кэтрин.
   Филип вынул из кармана кольцо и повернулся ко мне:
   — Я, Филип Роберт Эдвард, беру тебя, Джорджиана Фрэнсис, в законные супруги…
   «Опять те же слова», — пронеслось у меня в голове.
   Анна снова что-то прошептала, и звук ее голоса немного приободрил меня.
   Я повторила свою клятву вслед за Филипом, затем он взял мою руку и надел мне на палец золотое кольцо.
   При его прикосновении я ощутила знакомый трепет.
   Гнусавый голос объявил собравшимся, что мы отныне муж и жена во имя Отца, Сына и Святого Духа. Филип наклонился и поцеловал меня в щеку.
   Я снова ощутила то же внутреннее волнение.
   Мы с Филипом поставили свои подписи в брачной книге, затем Кэтрин и шафер Филипа расписались как свидетели. Несколько минут спустя я уже следовала за леди Уинтердейл по парадной лестнице на второй этаж, где для гостей был накрыт праздничный стол.
   Анна подбежала ко мне.
   — Ты теперь замужем, Джорджи? — спросила она.
   — Да, — растерянно промолвила я. — Кажется, да.
   Леди Уинтердейл устроила роскошный завтрак с той расточительной щедростью, которую всегда выказывала, тратя деньги племянника. На столе громоздились горы фруктов, подносы с пирожными и печеньем, а также более существенные блюда — ветчина, индейка и омары. Шампанское было припасено в огромных количествах, а между двумя окнами на столике стоял огромный свадебный торт, который дожидался, когда я его разрежу.
   Я не могла проглотить ни кусочка. Мы беседовали с леди Джерси — вернее, это она разговаривала со мной, а я изо всех сил сдерживала раздражение, замечая, как она стреляет любопытными глазками на меня и Филипа, пытаясь, вероятно, представить те картины распутства, за которыми последовал этот неожиданный союз.
   Леди Каслриг, известная своим высокомерием, вела себя со мной на удивление любезно и рассказывала о картинах, которые видела накануне в Королевской академии.
   Мой новоиспеченный супруг беседовал с лордом Касл-ригом и джентльменом, который был его шафером и которого я никогда раньше не видела. Филип представил мне его как капитана Томаса Грина.
   Анна съела огромное количество пирожных.
   После полудня наши гости стали потихоньку разъезжаться. Еще раньше мы решили, что сразу после венчания отправимся в Уинтердейл-Парк. Ни я, ни Филип не упоминали вслух о причинах, побудивших нас к этому, но я знала, что ни за что не соглашусь провести свою первую брачную ночь под одной крышей с леди Уинтердейл, и подозревала, что и Филип думает точно так же.
***
   К тому времени, когда мы были готовы к отъезду, дождь поутих, но небо все еще было затянуто тучами. Мы отправились в Суррей в трех экипажах: в первом, самом просторном, ехал наш багаж, а также Бетти и слуга Филипа; городская карета везла Анну, Нэнни и меня; Филип правил фаэтоном.
   Когда наш экипаж отъехал от крыльца Мэнсфилд-Хауса, Нэнни с затаенной тревогой в маленьких глазках-изюминках посмотрела на меня.
   — Вам не обязательно ехать с нами, мисс Джорджиана, — сказала она. — Я позабочусь об Анне. Если хотите ехать с его светлостью, не отказывайтесь. А пойдет дождь — вернетесь к нам.