— Боже правый, — произнес Фрэнк, когда мы отошли достаточно далеко. — Кто это был, Джорджи?
   — Сейчас все узнаешь, — ответила я. — Идем прогуляемся по аллее.
   В парке уже стемнело, и поэтому мы выбрали Южную аллею — она была лучше всех освещена и заполнена гуляющими парочками. Я начала свой рассказ с того, что поведала Фрэнку о бумагах, которые нашла после смерти отца, а потом перешла к тому, как собиралась шантажировать Филипа. Я рассказала ему почти все и в заключение заметила:
   — Теперь ты видишь, Фрэнк, что это я виновата во всем, Филип вел себя как истинный джентльмен.
   Он молчал, пока мы проходили под третьей аркой, изображавшей руины Пальмиры. Потом сердито промолвил:
   — И все равно он мог спланировать эти покушения на твою жизнь, Джорджи. Из того, что ты рассказала, я понял, что он вынужден был жениться на тебе.
   — Но в яму со львом меня столкнули до того, как мы поженились, — возразила я. — И не думаю, Фрэнк, что представляю такую опасность для моего мужа. Вряд ли ради того, чтобы избавиться от меня, он прибегнул бы к таким изощренным способам!
   Фрэнк тяжело вздохнул.
   — Ну конечно, Джорджи. Наверное, я просто ревную тебя к Уинтердейлу, вот и готов думать про него невесть что. — Мы сняли полумаски, поскольку толпа вокруг нас заметно поредела, и он взглянул на меня с нескрываемой тревогой. — Но если это не Уинтердейл, тогда кто же?
   — Филип пытается это выяснить.
   — А ты видела сегодня еще кого-нибудь из тех четверых, кроме Марша?
   — Нет.
   — Это еще ничего не значит, — обеспокоенно заметил он. — Здесь все одеты в домино и маски. Бог знает, кто тебя может подкараулить, Джорджи. Тебе не следовало сюда приезжать.
   Я похлопала его по руке.
   — Я приехала сюда ради Кэтрин. А поскольку Филипа нет в городе, попросила тебя сопровождать меня, Фрэнк. Пока мы вместе, я в безопасности.
   К этому времени мы подошли к выходу из Южной аллеи, в конце которой стоял греческий храм. По большим праздникам он был ярко освещен, и в центре его били фонтаны. Но сегодня здесь было темно и пустынно. Мы с Фрэнком так увлеклись беседой, что не заметили, как очутились вдалеке от наводнявшей сады толпы.
   А сейчас мы остались единственной парой.
   Фрэнк оглянулся вокруг и решительно заявил:
   — Пойдем отсюда, Джорджи. Вернемся к остальным.
   Я кивнула, и мы направились назад к павильонам. Но не прошли мы и нескольких шагов, как услышали, что кто-то преследует нас.
   — Беги, Джорджи! — крикнул Фрэнк, обернувшись к четырем нападавшим и сжимая кулаки.
   Я отчаянно взвизгнула и хотела было броситься ему на помощь, но чья-то огромная мозолистая ладонь зажала мне рот. Я попыталась вырваться из цепких рук, кто-то выругался и ударил меня кулаком по лицу. Я потеряла сознание.

Глава 21

   Я очнулась в маленькой грязной каморке, в которой пахло гнилой капустой, пивом и испражнениями. Скула у меня болела от удара. Я лежала на соломенном матрасе, брошенном на полу. Надо мной стояли двое мужчин и о чем-то яростно спорили.
   — Нам обещали заплатить, чтобы мы ее придушили, Алф. Сделаем дело, получим денежки и покончим с этим.
   — А я и не спорю, Джем. Я просто предлагаю сначала с ней позабавиться. Благородная леди — когда еще тебе попадется такая штучка?
   Даже в полубессознательном состоянии мне не составило труда сообразить, о чем они говорят. Они собираются убить меня, но если тот, кого звали Алфом, настоит на своем, меня сначала изнасилуют.
   Я лежала неподвижно, крепко зажмурив глаза, и пыталась вспомнить, что же со мной произошло.
   Я поехала в Воксхолл с Кэтрин и Фрэнком. Бетти вшила мне в домино потайной карман. Я осторожно ощупала платье. Шелковистая ткань под пальцами подтвердила, что розовое домино все еще на мне.
   Слава Богу.
   Я приоткрыла веки, чтобы взглянуть на спорящих. Потом медленно просунула руку в карман, и пальцы мои сжали рукоять маленького ножичка.
   Каморка была ужасно тесная, и эти двое полностью преграждали путь к двери.
   Сердце мое гулко колотилось, кровь стучала в висках. Голова раскалывалась от боли. Вонь в комнате была отвратительная, и я чувствовала, что меня вот-вот стошнит.
   Так страшно мне не было даже в львиной яме.
   Надо выбраться отсюда любой ценой.
   Я собрала всю свою храбрость и застонала.
   Оба разбойника тут же умолкли.
   Я повернула голову сначала в одну, потому в другую сторону и снова застонала.
   — Она очнулась, — сказал тот, кого звали Джем. — Надо с ней разделаться.
   — Иди взгляни, нет ли кого на улице, — приказал Алф. — Нельзя, чтобы видели, как мы ее прикончим. Говорят, Клэвен расспрашивал про тот случай в Гайд-парке. Он не должен напасть на наш след.
   — Да, ты прав, — поддержал его второй разбойник.
   Я слышала, как дверь открылась и закрылась за ним, а потом по ступенькам затопали сапоги. Алф приблизился ко мне. Мои глаза были закрыты, но я чувствовала, что он меня разглядывает.
   — Ты, может, и благородная леди, но, держу пари, под юбкой у тебя то же, что и у любой уличной девки, — сказал он и, ухватившись за вырез моего вечернего платья, стал его раздирать.
   Я вскинула нож и изо всей силы всадила лезвие в его левое плечо.
   Разбойник взвыл от боли.
   Из раны брызнула кровь. Он ухватился за плечо и попытался схватить нож.
   Я выдернула нож из раны, вскочила с матраса и рванулась к двери.
   Вылетев из каморки, я очутилась на лестничной площадке. Ступеньки вели вниз. По-видимому, я находилась на самом верхнем этаже. Я подобрала юбки и понеслась по ступенькам, моля Бога о том, чтобы он помог мне добраться до первого этажа прежде, чем вернется Джем.
   Я проскочила уже второй лестничный пролет, когда внизу хлопнула входная дверь и кто-то вошел в дом. Я не стала проверять, Джем это или еще кто, и повернула назад, на второй этаж.
   На площадке негде было спрятаться — только две расшатанные двери. Я в отчаянии рванула за ручку одну из дверей, но та оказалась заперта. Другая дверь открылась, и я проскользнула внутрь.
   В комнате было темно и воняло так же, как и в каморке моих похитителей. Но в этой темноте находился кто-то еще — я поняла это по скрипу постели и хриплым стонам мужчины в заключительной стадии физического наслаждения.
   — Кто здесь? — спросил грубый женский голос.
   Стенные перегородки были настолько тонкие, что я слышала, как Джем протопал мимо двери и стал подниматься на следующий этаж.
   — Ах, Боже мой, — воскликнула я. — Я думала, что здесь живет Смит.
   Мужчина на постели, который, судя по всему, завершил свои дела, громко выругался.
   — Простите, — извинилась я перед парочкой, уединение которой столь грубо нарушила. — Я ухожу.
   Я выскочила из комнаты, понеслась вниз по ступенькам и вырвалась на темную, узкую и грязную улочку.
   Я понятия не имела, где нахожусь. Во всем Лондоне мне был знаком только один район — Мейфэр. А это, ясное дело, далеко не Мейфэр. Одно я знала точно: надо выбраться отсюда, прежде чем меня настигнет Джем.
   Я побежала.
   Кто-то окликнул меня с другого конца улицы.
   Я по щиколотку увязла в чем-то, о чем даже думать не хотелось.
   Затем услышала за спиной торопливые шаги.
   Я припустила еще быстрее, бросая по сторонам отчаянные взгляды в поисках кеба, на котором смогла бы вернуться на Гросвенор-сквер. Но наемные экипажи не заезжали в этот район. Я вспомнила о том, как был убит мой отец, и припустила во весь дух. Но я уже начала задыхаться, да и ноги устали.
   Внезапно женский голос рядом со мной решительно произнес:
   — Сюда!
   Я повиновалась без размышлений и нырнула в дверь. Меня подтолкнули наверх, и я поднялась по ступенькам в комнату. Дверь за мной захлопнулась, и я застыла посреди каморки, тяжело дыша. Ноги дрожали и подкашивались.
   Женщина зажгла сальную свечку, и тусклый огонек осветил постель, старенький поцарапанный стол и детскую колыбельку в углу. На полу лежал ветхий коврик, на окнах висели муслиновые занавески. Перед потухшим камином стояло единственное в комнате кресло. В каморке пахло репой и пеленками.
   — Тебя не поранили? — спросила моя спасительница с таким же греющим душу акцентом, как и у Нэнни. Я покачала головой, с трудом переводя дух.
   — Но ведь ты вся в крови, — настаивала женщина.
   — Это не моя кровь, — вымолвила я. И тут увидела, что все еще сжимаю в руке нож. Я показала ей окровавленное лезвие. — Тот человек, что бежал за мной, пытался на меня напасть, и я ударила его ножом.
   — Садись, — сказала она, указывая на кресло, и я плюхнулась на сиденье как подкошенная.
   — Тот, что гнался за мной, — промолвила я, немного отдышавшись, — он ушел?
   Она подошла к окну и осторожно выглянула на улицу из-за занавесок.
   — Я его не вижу. — В тусклом свете свечи я заметила, как вдруг напряглась ее спина. — Ой, погоди-ка, вот же он.
   — О Господи, — пробормотала я. — Кто-нибудь видел, как я сюда зашла?
   — Не думаю, — последовал ответ. — Сегодня здесь ни души. Я стояла на пороге битых два часа и заполучила только одного клиента.
   Тут я впервые осознала, что меня спасла уличная проститутка.
   Мы ждали в молчании, показавшемся мне бесконечным. Затем она отвернулась от окна и сказала:
   — Ну все, он ушел.
   Я выдохнула:
   — Слава Богу! — И потерла руки, словно леди Макбет, пытающаяся смыть кровь Дункана, промолвив дрожащим голосом:
   — Не знаю, что бы я делала, если бы не вы. Тот человек, что преследовал меня, хотел меня убить.
   Она повернулась ко мне и смерила взглядом с головы до ног. Должно быть, я выглядела ужасно. Туфли в уличной грязи, растрепанные волосы рассыпались по плечам, одежда и руки испачканы в крови Алфа. Но на мне было шелковое домино, а под ним — платье, которое стоило, вероятно, больше, чем эта женщина могла заработать за пять лет.
   В люльке заплакал ребенок. Женщина подошла к колыбельке и взяла его на руки.
   — Он голоден, — сказала она и привычным движением расстегнула лиф платья, чтобы покормить малыша.
   Теперь пришла моя очередь разглядывать ее.
   Она была очень молода и страшно худа. Я подумала, что если бы не эта худоба, она бы выглядела хорошенькой. На ней было поношенное, но чистое синее муслиновое платье.
   Да и вся комната, надо сказать, выглядела довольно опрятно. В ней, конечно, воняло, но не так, как в тех каморках, где мне довелось побывать этой ночью.
   — А почему тебя хотели убить? — спросила она, словно речь шла о совершенно обыденных вещах. — Что, на тебя разозлилась жена какого-нибудь джентльмена?
   По-видимому, она приняла меня за содержанку.
   — Нет, все гораздо сложнее, — сказала я. — Мой муж очень расстроится, когда узнает, что я пропала.
   — У тебя есть муж?
   — Да. — Я дружелюбно улыбнулась ей. — Меня зовут Джорджиана Мэнсфилд. Мой муж — граф Уинтердейл.
   Она вздрогнула, и ее малыш выпустил изо рта сосок. Он немедленно заревел, и она снова дала ему грудь.
   — Шутишь, что ли? — сказала она. — Ты, значит, графиня?
   Я снова постаралась улыбнуться:
   — Боюсь, что так. А как тебя зовут?
   — Мария, — тихо отозвалась она.
   — Ты из Суссекса, Мария? — мягко спросила я.
   Она резко вскинула голову и взглянула на меня.
   — А вы откуда знаете?
   — Я сама из Суссекса. Узнала твой акцент.
   Девушка тяжело вздохнула.
   — Ох, как бы я желала снова там очутиться, — призналась она. — Думала, я такая умная, что в Лондон-то поехала. Суссекс, видите ли, не для меня. Здесь, в Лондоне, мол, стану помощницей модистки. Быть женой простого фермера — это не для Марии Сартон, так я думала. — Она хмыкнула. — Какая же я была дура.
   — Но почему ты захотела стать помощницей модистки? — полюбопытствовала я. Для деревенской девушки, какой, несомненно, являлась Мария, такая мечта была несколько необычной.
   — Как-то меня остановила одна женщина — я как раз гнала домой овец, — начала Мария. — Она сказала, что ищет хорошеньких девушек для работы в своем магазине. И я ей поверила, дура набитая! Взяла у нее деньги на дорогу и пошла на станцию дилижансов. Да только когда я приехала в Лондон, оказалось, что эта леди — мадам Найтингейл, самая знаменитая аббатиса в Лондоне.
   — Аббатиса? — удивленно переспросила я.
   — Она содержала бордель, миледи, — последовал грубоватый ответ. — Туда-то она и послала меня работать, а вовсе не в модный магазин.
   Я в ужасе смотрела на молодую женщину.
   — Какая жуткая история, Мария. Но почему ты не вернулась домой, в семью?
   — У меня не было денег, миледи. Уж об этом мадам Найтингейл позаботилась. Мои-то тоже не знали, куда я уехала, поэтому и не явились за мной. Да если бы и знали, все равно бы не приехали. Они небось рады, что избавились от меня.
   Ее история, рассказанная просто и безыскусно, потрясла меня. Я неуверенно спросила:
   — И ты все еще работаешь в борделе?
   — Да нет, миледи. Когда я забеременела, мадам Найтингейл вышвырнула меня вон. Ну, скажу я вам, несладко мне пришлось. Вот стою теперь на пороге да зазываю прохожих.
   Я вспомнила пережитый мною ужас, когда Алф и Джем хотели наложить на меня руки, и подумала, что с этой бедной девочкой подобное происходит каждый день.
   — Считай, что тебе повезло, что ты встретила меня, Мария, — твердо сказала я ей. — Если поможешь мне выбраться отсюда и вернуться к мужу, я обещаю тебе, что ты больше не будешь нуждаться в деньгах.
   Она молча сидела, прижимая ребенка к груди. Потом тихим, робким голосом спросила:
   — Вы говорите правду, миледи?
   — Конечно. Если бы не твоя помощь, я бы уже была мертва. Я обязана тебе жизнью, Мария, а я не забываю о своих долгах. О тебе и твоем ребенке позаботятся, даю тебе слово.
   Мария прижалась губами к головке малыша.
   — Господи, Господи, — пробормотала она.
   Слезы навернулись на глаза, и я поспешно заморгала. Сейчас не время сентиментальничать. Прежде чем я смогу что-нибудь сделать для Марии, мне надо вернуться к Филипу.
   — Как бы отправить письмо на Гросвенор-сквер? — спросила я ее. — Здесь у вас можно нанять кеб?
   — Нет, миледи, — усмехнулась она.
   В комнате было холодно, и я видела, что Мария дрожит. Меня тоже начинало трясти. Я бросила взгляд в пустой камин.
   — У тебя есть хотя бы немного угля? — спросила я.
   — Нет, миледи. Еще вчера все израсходовала.
   Я решила на время позабыть об удобствах и сосредоточиться на своем спасении.
   — А утром? — спросила я. — Утром мы сможем поймать кеб?
   — Не здесь, миледи. Для этого надо выйти к реке.
   Нет, днем мне нельзя разгуливать в этом районе. Я была уверена, что Алф и Джем станут меня разыскивать.
   Но как же добраться домой?
   Я размышляла несколько минут, и тут мне вспомнилось одно имя.
   — Кстати, ты, случайно, не знаешь кого-нибудь по фамилии Клэвен? — спросила я.
   Она выпрямилась в кресле, и ребенок снова заплакал, требуя, чтобы ему вернули источник пищи.
   — Знаю. То есть его самого-то я не знаю, но слышала о нем. Да он тут всем известен. — Она подозрительно нахмурилась. — А вы-то откуда его знаете, миледи?
   — Я его не знаю. Мой муж с ним знаком. Так ты можешь с ним связаться, Мария?
   — Попробую, — осторожно промолвила она. — Надо мной живет посыльный, и он иногда на Клэвена работает.
   — Если я встречусь с Клэвеном, он непременно отвезет меня домой, — сказала я Марии. — Как ты думаешь, этот твой сосед сейчас дома?
   — Пойду посмотрю, — ответила она. Ребенок насытился и уснул у нее на руках. Она встала и уложила его в колыбельку. Я заметила, что она заботливо укрыла его шерстяным одеяльцем, в то время как на ее постели была только одна простыня. Когда она вышла, я приблизилась к окну и выглянула на улицу.
   Какое ужасное место, подумала я, невольно поежившись. В сточных канавах, должно быть, рыскают крысы. Как это страшно, что женщины вынуждены растить своих детей в таких условиях.
   Нет, Мария непременно переедет отсюда, мысленно поклялась я. Попрошу Филипа, чтобы он предоставил ей маленький коттедж в Уинтердейл-Парке, где она сможет есть здоровую пищу, пить молоко и наслаждаться теплым солнышком.
   — Его там нет. — Это Мария вернулась в комнату. — Ушел по делам. Придется подождать до утра.
   Мне так хотелось поскорее домой. ФрЗнк и Кэтрин, верно, вне себя от тревоги. Но у меня не было выбора. Нельзя же опять пускаться в ночь по незнакомым улицам. В этот раз мне повезло, и меня спасли. Не стоит испытывать судьбу дважды.
   — Ну хорошо, — сказала я, мысленно примирившись с тем, что мне придется провести ночь в этой холодной каморке.
   — Вы ложитесь на кровать, миледи, — сказала Мария. — Я в кресле посижу.
   — Не буду я занимать твою постель, Мария, — твердо отказалась я.
   С моей стороны это была не просто вежливость. Может, я и ханжа, но одна мысль о том, что происходило в этой самой постели, наполнила меня отвращением. Я готова была скорее замерзнуть у потухшего камина, чем лечь на ложе, бывшее свидетелем всех этих ужасов.
   — Ты не знаешь, у кого бы можно одолжить угля? — с надеждой спросила я.
   — Боюсь, что нет, миледи.
   — Ну ладно, — решительно промолвила я. — У меня есть домино, Мария. Я согреюсь и так. Не беспокойся обо мне, ложись в кровать и отдыхай. Мы попытаемся застать твоего соседа утром.
   Она еще немного поупиралась, но я была непреклонна, и мы обе расположились на ночлег.
   Кресло оказалось жестким, а шелковое домино не могло меня согреть, как и полуразодранное платье с короткими рукавами. Всю ночь я тряслась от холода. Не думаю, что кто-нибудь еще так обрадовался восходу солнца, как я в то злосчастное утро.
   Ребенок разбудил Марию голодным плачем. Покормив его, она поднялась наверх посмотреть, не пришел ли посыльный. Она вернулась с сухощавым маленьким человечком с отвратительным шрамом на щеке, прихрамывающим на одну ногу.
   — Это мой сосед Колин Трегрю, — представила его Мария. — Колин, эта леди — графиня Уинтердейл.
   — Мне нужно связаться с человеком по имени Клэвен, мистер Трегрю, — сказала я. — Вы можете оказать мне эту услугу?
   — Думаю, да, — осторожно произнес он. — А что я должен ему передать, миледи?
   — Просто скажите, что на жену лорда Уинтердейла напали в Воксхолле прошлой ночью и она просит его о помощи — ей необходимо вернуться домой на Гросвенор-сквер.
   Маленький человечек оглядел меня с головы до ног острыми темными глазками. На моем домино виднелись следы засохшей крови. Я запахнула полы плаща, чтобы он не заметил, что платье на мне разорвано и грудь почти обнажена. Нос мой покраснел от холода. К тому же из него текло, поскольку я простыла. Меня била дрожь.
   — Хорошо, — медленно промолвил он. — Я ему это передам. — Он обернулся к Марии:
   — Могу одолжить немного угля перед уходом.
   — О, это было бы чудесно! — воскликнула я, уже потеряв надежду когда-нибудь согреться.
   Благословенный мистер Трегрю вернулся с обещанным углем, разжег огонь в камине и отправился выполнять мое поручение. Я стояла перед камином, согревая окоченевшие пальцы, а Мария пеленала малыша.
   — Обычно я покупаю хлеб на завтрак, — сказала она. — Вы хотите чего-нибудь поесть, миледи?
   — Я потеряла ридикюль, когда на меня напали, и не смогу дать тебе денег, Мария, — с сожалением промолвила я. — У тебя хватит на нас двоих?
   — Да, если потрачу то, что на завтра оставила, — ответила она.
   — Тебе не надо будет заботиться о завтрашнем дне, если поедешь со мной, — пообещала я. — Ступай и купи нам поесть.
   Меня уже начинало мутить от голода.
   Пока Мария ходила к булочнику, ребенок снова проснулся и заплакал. Я взяла его на руки и принялась расхаживать с ним по комнате, похлопывая его по спинке. Он выпустил газы и успокоился. Я не стала укладывать его в колыбель. Так приятно держать младенца на руках, думала я.
   Возможно, когда-нибудь и у меня будет свой малыш.
   Мария вернулась, неся хлеб, я положила ребенка в люльку, и мы, встав перед огнем, принялись за свой скудный завтрак.
   Хлеб оказался таким черствым, что я еле могла его прожевать.
   А вот Мария прекрасно с ним управлялась. Бедняжка уплетала жесткий хлеб, словно это было блюдо с кухни принца-регента. Я притворилась не очень голодной и отдала ей свою порцию. Она сжевала и мой кусок.
   Я стояла перед огнем. Мне по-прежнему отчаянно хотелось есть, зато стало гораздо теплее. Тут в дверь постучали.
   — Мария, это я, Колин.
   Мария отперла дверь, и на пороге возник здоровенный детина, каких мне еще ни разу в жизни не приходилось видеть.
   Мистер Трегрю представил незнакомца:
   — Это мистер Клэвен. Он пришел встретиться с леди Уинтердейл.
   Я выступила вперед.
   — Я леди Уинтердейл. Заходите, мистер Клэвен. Я очень благодарна вам, что вы откликнулись на мою просьбу.
   Гигант пригнул голову и протиснулся в комнату, которая сразу словно бы уменьшилась наполовину. Плечи у него были шириной в размах моих рук, а ростом он был не меньше шести футов. Он казался великаном.
   Он взглянул на меня, заметил следы крови на моем домино, но ничего не сказал, а сперва спросил:
   — Почему вам пришло в голову послать за мной?
   — Мой муж говорил, что вы помогаете ему выяснить, кто покушается на мою жизнь, — ответила я.
   У него были густые светло-каштановые брови и волосы. Он грозно нахмурился и промолвил:
   — Это не похоже на Филипа. Обычно он нигде и никогда не упоминает обо мне.
   Он говорил совершенно без акцента, словно намеренно старался стереть любые намеки на то, откуда он родом. Он напоминал мне льва — не того беднягу, что я видела в Тауэре, но настоящего дикого льва, сильного и опасного.
   — Он проболтался мне об этом, будучи пьян, — холодно пояснила я. — И полагаю, в этом виноваты вы.
   Он внезапно ухмыльнулся, и угроза, исходящая от него, исчезла.
   — Мне понадобилось два дня, чтобы прийти в себя после той ночи, — признался он. — Филип стал респектабельным джентльменом, однако голова у него по-прежнему самая крепкая во всей Англии.
   Похоже, мой муженек на короткой ноге со всеми лондонскими бездельниками и проходимцами.
   Клэвен снова посуровел.
   — Ну хорошо, леди Уинтердейл, расскажите-ка мне обо всем, что с вами произошло.
   И я рассказала ему все — начиная от нападения на нас с Фрэнком в Воксхолле и кончая моим чудесным спасением благодаря Марии.
   — Алф и Джем, — задумчиво протянул он.
   — Может, это те парни, что работают на Лэмни? — предположил мистер Трегрю.
   — Видимо, что так, — согласился Клэвен. — Отыщешь их, Колин? Мне надо с ними потолковать.
   Он произнес это спокойно и рассудительно, но я почему-то поежилась словно от холода.
   Клэвен снова посмотрел на меня:
   — А прежде надо отвезти вас домой, леди Уинтердейл. Филип меня убьет, если с вами что случится. Я немало удивлен, что он вчера не разнес в щепки дверь моей конторы.
   Странно было слышать, как человек, который, по сути, являлся королем преступного Лондона, говорит о своей «конторе», словно он адвокат или клерк.
   — Мой муж вчера уехал в Уинтердейл-Парк, поэтому ему ничего не известно о моем исчезновении, — пояснила я. — Но он вернется в Лондон сегодня вечером.
   — Понятно. — Клэвен посмотрел на меня тяжелым взглядом, напомнившим мне Филипа. — Позволите дать вам один совет, леди Уинтердейл? Не отходите от вашего мужа ни на шаг, пока мы не разрешим эту загадку. Вы совершили непростительную глупость, отправившись одна в Воксхолл.
   — Я поехала туда не одна, — возразила я, — а с друзьями. И среди них был ветеран испанской кампании!
   — Сражаться в битве — это одно, уличная драка — совсем другое. Еще раз повторяю, никуда не ходите без мужа. — Клэвен повернулся к мистеру Трегрю:
   — Найми кеб, Колин. Пусть он подъедет прямо сюда. А потом передашь пару слов Алфу и Джему.

Глава 22

   Клэвен сам проводил меня и Марию на Гросвенор-сквер. Кэтрин и Фрэнк выбежали в холл, как только услышали, что Мэзон произнес мое имя. Кэтрин бросилась мне на шею.
   — Его светлость дома? — спросил Клэвен Мэзона.
   — Хозяин уехал по делам в имение, — ледяным тоном ответствовал Мэзон. Очевидно, несмотря на то что Клэвен был одет в приличный синий сюртук и желтовато-коричневые панталоны, а в речи напрочь отсутствовал какой-либо акцент, дворецкий все же решил, что этот громила недостоин называться джентльменом.
   Я высвободилась из объятий Кэтрин и, не обращая внимания на Фрэнка, который засыпал меня вопросами, подошла пожать Клэвену руку.
   — Спасибо вам, мистер Клэвен, — горячо поблагодарила я его. — Я скажу моему мужу, что вы помогли мне добраться до дома.
   — Передайте Филипу, чтобы он зашел ко мне, как приедет, — посоветовал Клэвен и бросил на меня предостерегающий взгляд. — И никуда не выходите без него.
   — Не буду, — пообещала я.
   Клэвен повернулся, чтобы уйти, и худенькая фигурка Марии с младенцем на руках показалась из-за его широкой спины. Я обняла за плечи свою спасительницу и легонько подтолкнула ее вперед.
   — Идем же, познакомься с моими друзьями, — сказала я. — Хочу, чтобы они знали, что я обязана тебе жизнью.
   Мария робко прижалась ко мне. Я видела, что она напугана и потрясена великолепием мраморного парадного холла, и вспомнила свой первый приезд в Мэнсфидд-Хаус. Мне было вполне понятно ее состояние.
   — Эта девушка спасла мне жизнь, — сказала я, обращаясь к Кэтрин и Фрэнку. — Ее зовут Мария Сартон. А это ее сын Реджи.
   Кэтрин, на искреннюю доброту которой я всегда могла рассчитывать, откликнулась немедленно: