— Мы так благодарны тебе, Мария. Мы ужасно перетревожились за Джорджи, когда ее похитили в Воксхолле.
   — Да, это так, — согласился Фрэнк. Только тут я заметила, что глаз у него опух, а губа разбита. Он снова спросил:
   — С тобой все в порядке, Джорджи? Ничего… ужасного… не случилось?
   — Ничего, — твердо ответила я. — Благодаря Марии, конечно.
   — Я бы хотел услышать подробности, — мрачно промолвил Фрэнк.
   — Я вам все расскажу, но сначала нам с Марией надо согреться и поесть. Мы умираем от голода. — Я оглянулась в поисках Мэзона, который в ту же секунду возник передо мной как из-под земли. Вероятно, он все это время слушал наш разговор из своего укрытия.
   — Мэзон, прикажите, чтобы в мою гардеробную принесли что-нибудь перекусить, — сказала я. — Холодное мясо, яичницу, булочки, шоколад, кофе… в общем, все, что имеется.
   — Да, миледи, — промолвил Мэзон.
   Я подвела Марию к парадной лестнице Мэнсфилд-Ха-уса. Я решила пригласить ее в свою комнату, потому что, на мой взгляд, она была самая уютная. Я понимала, что ей будет очень неловко в огромной гостиной, и мне не хотелось, чтобы она страдала от высокомерия слуг на кухне, которые наверняка будут обращаться с ней с меньшим уважением, чем она заслуживала.
   А главное, в моей комнате можно не опасаться вторжения леди Уинтердейл.
   — Ты тоже можешь пойти с нами, Фрэнк, — бросила я через плечо.
   И мы всей толпой стали подниматься по ступеням в мою гардеробную. Устроив малыша в шезлонге, Мария примостилась рядом, а остальные расселись в креслах.
   И я начала свое повествование.
   Принесли поднос с едой, и мы с Марией позавтракали. Я продолжала рассказывать свою историю Кэтрин и Фрэнку, но Мария ела молча и сосредоточенно, и мы предоставили ей наполнять желудок, который, судя по всему, не наполнялся очень-очень давно.
   Фрэнк горько упрекал себя за то, что подверг меня такой опасности и не смог защитить.
   Кэтрин чувствовала себя виноватой, поскольку это она уговорила меня поехать с ней в Воксхолл. И потом вдруг сказала с тревогой во взгляде:
   — Похоже, Филип знаком с этим Клэвеном, Джорджи. — Она нервно прикусила губу. — Ты не думаешь, что Филип может иметь какое-то отношение к тому, что с тобой случилось?
   Я вскипела.
   — Да как ты могла предположить такое, Кэтрин? — горячо воскликнула я. — Клэвен меня спас! Филип попросил его разыскать того, кто покушается на мою жизнь. — Я сердито уставилась на нее. — Просто не верится, что ты можешь быть такой недогадливой!
   Она молча кусала губы, потом промолвила:
   — Прости меня, Джорджи. Просто я не понимаю, зачем кому-то понадобилось тебя преследовать. У меня это в голове не укладывается, ты ведь ни для кого не представляешь угрозы. Почему же ты тогда постоянно попадаешь в смертельно опасные переделки?
   Мы с Фрэнком переглянулись, сидя друг против друга у камина. Я уже рассказывала Фрэнку про моего отца-шантажиста, но мне не хотелось говорить об этом Кэтрин. Ведь ее отец был в черном списке пяти жертв. По-видимому, Кэтрин была не так уж привязана к отцу, но кому захочется узнать, что твой родитель — шулер?
   А главное, я боялась, что эта история выставит меня перед ней не в лучшем свете. Мы стали очень близкими подругами, и я не хотела терять ее доброе расположение. Я взглянула на нее. Она сидела на краешке стульчика букового дерева, придвинутого к трюмо, и по ее виду я могла заключить, что она не верит в невиновность Филипа. Я вздохнула и сказала:
   — Как видно, придется посвятить тебя в эту тайну. История эта довольно неприятная, Кэтрин, так что приготовься. — И я поведала ей то, что уже знал Фрэнк.
   Когда я окончила свою повесть, глаза у Кэтрин за стеклами очков стали круглыми, как плошки.
   — У папы были проблемы с деньгами? — изумилась она. — Я этого не знала.
   — Филип обнаружил это, когда вступил в права наследства. Потому-то он так много времени проводит с поверенными в делах и управляющим. Он пытается снова вернуть Уинтердейл-Парку былое величие.
   — А я-то считала папу скупым, — задумчиво промолвила Кэтрин.
   — Нет, просто он разорился и погряз в долгах. Стал играть в карты, частенько прибегая к шулерству, и мой отец его на этом поймал.
   Кэтрин протянула мне руку. Я вложила пальцы в ее ладонь, и она крепко пожала их.
   — Мне так жаль, Джорджи, — сказала она. — Представляю, какое это было потрясение для тебя, когда ты узнала правду о своем отце.
   Я смотрела на нее непонимающим взглядом:
   — Кэтрин, мой отец шантажировал твоего! Разве ты не ненавидишь меня за это?
   — Ну конечно, нет, — ответила она. — Как могут отношения наших родителей повлиять на нашу дружбу? Я выдернула у нее свою руку.
   — Да ты что, не слушала меня? После того как умер мой отец, я явилась сюда и шантажировала Филипа. Поэтому он и согласился устроить мне сезон. Я такая же, как мой отец.
   — Вовсе нет, — мягко возразила она. — Ты же сделала это ради Анны, а не ради себя. Если бы не Анна, ты бы вышла замуж за Фрэнка и не стала бы никого шантажировать, разве не так?
   У Фрэнка вырвался стон.
   Я захлопала ресницами. Должно быть, я когда-то говорила об этом с Кэтрин, но сейчас ее слова больно ранили Фрэнка.
   В этот момент Реджи заплакал. Я обернулась к Марии, которая все это время сидела в шезлонге, держа сына на руках, и слушала нас смущенно и недоверчиво.
   — Малыш, наверное, голоден, — с улыбкой сказала я ей.
   — Да, миледи.
   Я подумала о том, где разместить Марию, и решила, что удобнее всего ей будет в бывшей комнате Анны. Леди Уинтердейл и экономка закатят истерику — ну и пусть, мне все равно. Марию нельзя помещать вместе со слугами — они будут обращаться с ней как со шлюхой.
   Да, она шлюха, но это не ее вина.
   Как только Филип вернется в Лондон, я поговорю с ним и попрошу его отправить Марию в наше загородное поместье.
   Я встала.
   — Идем со мной, Мария, я покажу тебе твою комнату, и ты сможешь спокойно покормить там Реджи.
***
   Филип прибыл в Мэнсфилд-Хаус в шесть вечера. Я была наверху в своей гардеробной и переодевалась к обеду, когда он вошел в дверь. Вид у него был угрожающий. Бетти с испугу выронила щетку, которой расчесывала мои волосы. Та со стуком упала на трюмо, и мы обе вздрогнули.
   — Ты свободна, Бетти, — процедил он. — Я бы хотел поговорить с ее светлостью наедине.
   — Слушаю, милорд, — пролепетала Бетти, и стремглав вылетела из комнаты.
   Не успела дверь за ней захлопнуться, как Филип тем же придушенным от ярости голосом спросил меня:
   — Итак, что же тут произошло?
   Я обернулась к нему и храбро встретилась с ним взглядом.
   — А что тебе успели рассказать? — ответила я вопросом на вопрос.
   — Моя дражайшая тетушка сообщила мне, что ты ездила с Кэтрин и Фрэнком в Воксхолл, потом исчезла на целую ночь, а когда вернулась, то привела с собой «молодую особу сомнительной репутации», — хмуро ответил он.
   — Твоя тетушка просто невыносима, Филип! — раздраженно заметила я. — Она все время сует свой острый нос в мои дела. Все это должна была рассказать тебе я, а не она!
   Он скрестил руки на груди. Вокруг рта обозначились суровые складки.
   — Что ж, я слушаю тебя, Джорджи, — сказал он.
   — Сейчас ты все и узнаешь, — с достоинством промолвила я и рассказала ему, что случилось за время его отсутствия. Единственное, о чем я умолчала, это о том, что Алф собирался меня изнасиловать. Я чувствовала, что это будет последней каплей и Филип не на шутку рассвирепеет.
   Я закончила свой рассказ. Он молча сверлил меня холодными голубыми глазами.
   — Я же строго-настрого запретил тебе покидать дом, пока я в отъезде.
   Я примирительно улыбнулась:
   — Знаю, Филип, но я не смогла отказать Кэтрин. Она так просила меня сопровождать ее. И я взяла с собой Фрэнка. Господи, ведь он был на войне! Я думала, он защитит меня.
   — Но ведь он тебя не защитил, так?
   Я вздохнула и покачала головой:
   — Бедняга выглядит ужасно — его, наверное, сильно оттузили. Это я виновата.
   Лицо его побелело от гнева.
   — Конечно, это твоя вина. Если бы ты послушалась меня и оставалась дома, ничего бы подобного не случилось.
   Все эти разговоры о повиновении начинали меня раздражать.
   — Я не собачка, чтобы мне приказывать, Филип, — сердито сказала я. — Да, теперь я признаю, что поездка ъ Воксхолл была не самым мудрым решением с моей стороны, но тогда-то мне так не казалось.
   Его глаза угрожающе сощурились. Я поспешно добавила, прежде чем он успел сказать или сделать что-нибудь еще:
   — Клэвен хочет тебя видеть. Он собирается разыскать Алфа и Джема и узнать у них, на кого они работают.
   Между нами воцарилось молчание. На его лице все еще ясно читались признаки гнева, и я чувствовала себя несколько неуютно. Я затеребила муслиновые юбки и храбро взглянула ему в глаза.
   — Прости меня, — сказала я.
   — И ты даже не догадалась предупредить Кэтрин, чтобы та никому не говорила, что ты едешь вместе с ней?
   Я прикусила губу и покачала головой, ощущая себя полной идиоткой.
   — Итак, ты не только совершила непростительную глупость, отправившись в такое место, как Воксхолл, но к тому же не удосужилась принять самые элементарные меры предосторожности.
   — Не удосужилась, — угрюмо буркнула я, чувствуя себя ужасно глупо.
   Он отошел от двери и направился к камину. Встав ко мне спиной, он оперся руками о каминную полку и уставился на огонь.
   — Из того, что ты мне рассказала, я заключаю, что единственным человеком, благодаря которому тебя не изнасиловали, не убили и не бросили в придорожную канаву, оказалась эта молодая женщина, по поводу которой моя тетушка подняла такой шум.
   Я ничего не говорила ему про попытку надругаться надо мной, но, по-видимому, он хорошо знал тип людей, с которыми мне пришлось иметь дело прошлой ночью.
   — Да, — подтвердила я.
   Он с такой силой сжал мраморную полку, что костяшки пальцев побелели.
   — Где она? — спросил он.
   — Я поместила ее в бывшую комнату Анны. Не хочу, чтобы она подвергалась насмешкам со стороны прислуги.
   Он обернулся ко мне. Черная прядь упала ему на лоб.
   — Ты не можешь все время держать ее там. Это неудобно ни нам, ни ей.
   — Я знаю. Я подумала… может, ты сможешь подыскать ей небольшой коттедж в Уинтердейл-Парке? Она сама из деревни. — Я выпрямилась в кресле. — Она рассказала мне такую страшную историю, Филип. Ты не представляешь, что пришлось пережить этой бедняжке.
   Он помрачнел.
   — Отчего же, очень даже представляю, — возразил он.
   — Нет, ты только послушай… — И я повторила то, о чем мне поведала Мария.
   — Это происходит каждый день, Джорджи, — устало промолвил он.
   — И каким же негодяем надо быть, чтобы воспользоваться бедственным положением беспомощной девушки? — с отвращением произнесла я. — Не понимаю таких мужчин.
   Он ничего не ответил.
   — И этот район, куда я попала! — продолжала я, поежившись. — Филип, это несправедливо, что одни живут в роскоши, а другие ютятся в трущобах среди грязи и бедности.
   — Так устроен мир, Джорджи. Жизнь сурова, и если кто надеется найти в ней справедливость, то он просто глупец.
   Он произнес эти слова с такой горечью, что я невольно вздрогнула. Выражение его лица было сурово и непроницаемо.
   — Но… но ты подыщешь коттедж для Марии? — робко спросила я.
   — Да.
   Он повернулся, чтобы уйти. Он даже не попытался обнять меня.
   — Филип? — негромко окликнула я.
   Он остановился. Я вскочила с кресла, подбежала к нему и обвила его руками за шею.
   — Прости, прости меня, — промолвила я, уткнувшись ему в плечо. — Я не хотела подвергать себя опасности, это вышло случайно.
   Он обнял меня и на мгновение с такой силой прижал к себе, что я думала, ребра мои хрустнут.
   Но он тут же отпустил меня.
   — Я знаю, дорогая, — сказал он. — Будем надеяться, что Клэвену удастся раздобыть сведения, которые помогут нам покончить с этим делом.
   С этими словами он вышел из комнаты.
***
   Филип уехал сразу же после нашего разговора и вернулся на Гросвенор-сквер в два часа ночи. Когда он вошел в спальню, я тут же поняла, что он пьян.
   Я резко села в постели и гневно уставилась на него. Он нес свечу, и я могла разглядеть его лицо.
   — Клэвену удалось что-нибудь разузнать? — спросила я.
   — Ты еще не спишь, Джорджи? — спросил он, тщательно выговаривая слова заплетающимся языком.
   Я страшно рассердилась. Точнее сказать, была вне себя.
   — Неужели вы с Клэвеном не можете поговорить, не напиваясь? — огрызнулась я.
   Он осторожно поставил свечу на прикроватный столик и лег в постель.
   — Клэвен отыскал твоих похитителей, но им известно только то, что им заплатил человек, который нанимает про-фес… профессиональных убийц.
   — Это, должно быть, Лэмни, — сказала я.
   Он взглянул на меня. Глаза его потемнели.
   — Откуда ты знаешь, как его зовут?
   — Я слышала, как Клэвен упоминал о нем. А разве Клэвен не может выяснить, кто нанял самого Лэмни?
   — Лэмни работает независимо от Клэвена — у них негласный уговор не перебегать друг другу дорожку.
   — Замечательно! Значит, Клэвен не может быть нам полезен?
   Он хмыкнул.
   — Похоже, что так.
   — Да, Филип, ты тоже помощник хоть куда, — ядовито продолжала я. — Уезжаешь, чтобы осмотреть какой-то дурацкий канал, оставляешь меня одну, а теперь, после того как меня чуть не изнасиловали и не убили, даже не можешь толком разузнать, кто это сделал! Все, на что ты способен, — это напиться со своими дружками!
   Он задул свечу, и комната погрузилась во мрак.
   — Я не пьян, — сказал он.
   — Нет, пьян! — прошипела я. — И я не верю, что Клэвен и на этот раз вызвал тебя на состязание.
   — Мы пропустили несколько стаканчиков, пока обсуждали наши дела, — сказал он.
   — Ты выпил больше, чем несколько стаканчиков, — резко возразила я.
   — Нет.
   — Да!
   Он натянул на себя одеяло.
   — Я поговорю с тобой завтра, когда ты немного остынешь.
   — Ты просто омерзителен, — отрезала я.
   Тишина. Несколько минут спустя до меня донесся негромкий храп.
   Слезы жгли мне глаза. Я так желала его близости, а вместо этого он явился домой пьяным. Наш брак, который так чудесно начинался в Уинтердейл-Парке, покатился по наклонной плоскости, стоило нам переехать в Лондон.
   Не знаю, что меня больше огорчало — то, что я стала мишенью для лондонских преступников, или же моя неудавшаяся семейная жизнь.
   Пока я лежала и размышляла в темноте, мне пришла в голову мысль, что второе вытекает из первого. Если удастся разыскать того, кто пытается меня убить, то Филипу не надо будет больше встречаться с Клэвеном (который, безусловно, оказывал на моего мужа дурное влияние) и он вернется ко мне. До сих пор я была лишь пассивной наблюдательницей, предоставив вести это дело Филипу.
   Теперь я все возьму на себя.
   Надо подстроить так, чтобы убийца попытался напасть на меня. Это единственный способ узнать, кто из этих четверых, которым я по глупости разослала неосторожные письма, виновен в покушениях на мою жизнь.
   Я припомнила недавнюю встречу с Алфом и Джемом, и сердце мое дрогнуло. Но я тут же мысленно процитировала стихотворные строчки, ставшие моим девизом:
   Он так боялся проиграть Сражение с судьбой, Что отказался рисковать И предпочел покой.
   Да, маркизу Монтрозу
   было не понаслышке знакомо то, о чем он писал.
   Я толкнула Филипа, чтобы он перевернулся на бок и перестал храпеть, и стала разрабатывать план действий.

Глава 23

   Только на следующее утро, просматривая приглашения, поступившие за неделю, я нашла то, что мне нужно. Я сидела за обеденным столом с Кэтрин и леди Уинтердейл, пила кофе и разбирала визитные карточки, лежавшие передо мной на подносе. Заметив среди них одну, принадлежавшую маркизу и маркизе Эмберли, я прочитала, что было на ней написано.
   Супружеская чета приглашала меня на пикник в их доме на берегу Темзы в нескольких милях от Хэмптон-Корта.
   Я задумчиво повертела карточку в руках и обратилась к леди Уинтердейл:
   — Мы с Филипом получили приглашение на пикник в Темз-Хаус. Как он выглядит, миледи? Мне говорили, он расположен на реке. Это так?
   Леди Уинтердейл поморщилась, словно проглотила целую ложку уксуса. Наконец она высказала то, что так ее расстроило:
   — Поскольку ты теперь супруга моего племянника, Джорджиана, я думаю, тебе можно называть меня просто тетя Агата.
   Я вытаращила на нее глаза.
   Она бросила на меня сердитый взгляд и заметила:
   — Джорджиана, не пытайся казаться большей дурочкой, чем ты есть на самом деле.
   — Да, миле… то есть тетя Агата.
   Когда ужасные слова были произнесены, ее лицо перекосилось и она поспешила ответить на мой вопрос:
   — Темз-Хаус действительно расположен на берегу Темзы. Этим он и знаменит. Его окружают сады и леса, оттуда открывается великолепный вид на реку во всей ее величественной красоте.
   Ее ответ, напомнивший описания местных достопримечательностей в путеводителе, полностью удовлетворил мое любопытство — вовсе не потому, что мне так хотелось полюбоваться Темз-Хаусом. Он был похож на Воксхолл-Гарденз, а в таком месте злоумышленнику удобнее прятаться в засаде.
   — А эти пикники пользуются успехом в свете? — спросила я.
   Леди Уинтердейл опустила изящную фарфоровую чашечку на блюдце.
   — Это, безусловно, одно из самых значительных событий сезона, — сообщила она. — Как я уже упоминала ранее, дом окружают сады. Эмберли приглашают почти все лондонское высшее общество.
   — Отлично, — искренне подытожила я. — Я немедленно напишу, что мы принимаем их приглашение.
   Нет нужды говорить, что это «мы» вовсе не означало, что туда поедут все. Я не собиралась посвящать Филипа в свои планы сделаться приманкой для убийцы. Он будет рвать и метать, если узнает, что я отправилась в Темз-Хаус.
   Кэтрин нахмурилась, глядя на меня.
   — Не думаю, что тебе следует появляться на пикнике, Джорджи, — сказала она. — Ты очень рискуешь.
   Именно поэтому я и выбрала Темз-Хаус.
   Даже тетя Агата посмотрела на меня с явным неодобрением.
   — Джорджиана, все эти невероятные происшествия, случившиеся с тобой за последнее время, обсуждают все сплетники в городе. Я полагаю, с твоей стороны неразумно подвергать себя такому риску. Это вызовет толки.
   Я была несказанно тронута ее заботой о моей безопасности.
   — Мама! — протестующе воскликнула Кэтрин. Тетя Агата фыркнула носом.
   — Это так, Кэтрин. По городу ползут слухи. Мне это не нравится. Уинтердейлы никогда не были замешаны в скандал. — Она взяла чашку, глотнула кофе и добавила с некоторым сожалением:
   — Конечно, когда такой человек, как Филип, становится графом, нельзя рассчитывать на уважительное отношение окружающих.
   Меня охватила холодная ярость.
   — Тем, кто воспользовался его гостеприимством и позволил ему оплатить сезон для дочери, не пристало говорить о нем дурно.
   Тетя Агата изумленно воззрилась на меня. Обычно я пропускала ее колкости мимо ушей, но было необходимо дать ей понять, что я не позволю оскорблять Филипа.
   — Немедленно извинитесь, — потребовала я. Она надменно выпрямилась в кресле.
   — Отвратительная репутация Филипа известна по всей Европе, Джорджиана. Я не сказала ничего такого, чего не повторяли бы во всех гостиных.
   — Светские сплетники не знают, что вы отказались взять его в свою семью, когда он маленьким ребенком остался без матери, — горячо возразила я, пряча руки под столом, чтобы она не видела, что они сжались в кулаки. Я сурово нахмурилась:
   — Извинитесь сейчас же.
   Она посмотрела на меня, и до нее наконец дошло, что я говорю совершенно серьезно. Если она откажется взять свои слова обратно, я попрошу ее собрать чемоданы и убираться вон из дома.
   — Прошу прощения, Джорджиана, — кисло промолвила она. — Я не собираюсь критиковать твоего драгоценного супруга. — Она встала. — С вашего позволения я удаляюсь.
   Мы с Кэтрин сидели в молчании, пока леди Уинтердейл направлялась к двери. Когда она вышла из комнаты, я подняла глаза на Кэтрин.
   — Прости, — сказала я, — но она так меня разозлила.
   Кэтрин покачала головой:
   — Ничего, я не сержусь, Джорджи. — Она нахмурилась. — Но ты действительно хочешь поехать на пикник в Темз-Хаус?
   — Да. — И я открыла ей свой план. Сперва Кэтрин не одобрила мою идею.
   — Тебя же могут убить, Джорджи, и от этого никому не станет легче. — Она рассудительно добавила:
   — Только подумай, какой разгорится скандал вокруг имени Филипа, когда его жену обнаружат мертвой.
   Умница, Кэтрин. Она прекрасно меня изучила и знает, чем меня можно пронять.
   — А я и не собираюсь умирать, — гордо ответила я. — Разве ты не понимаешь, что все это делается для того, чтобы оградить Филипа от сплетен? Его обвиняют в том, что случилось со мной ранее, и я больше не могу это терпеть, Кэтрин. Его репутация и так висит на волоске, а ему важно сохранить респектабельность. Он ведь долгое время был в обществе изгоем.
   Но Кэтрин продолжала упорствовать.
   — Это слишком опасно, Джорджи.
   — А если бы лорд Ротерэм оказался в такой же ситуации, как Филип? Неужели бы ты не рискнула жизнью, чтобы защитить его?
   После довольно долгой паузы она промолвила, усмехнувшись:
   — С тобой бесполезно спорить, Джорджи. Я улыбнулась и продолжала:
   — Это вовсе не так опасно, как ты думаешь. Я позабочусь о том, чтобы защитить себя. Мне понадобится сопровождающий.
   — И кто же это будет? — покорно осведомилась Кэтрин. — Неужели снова Фрэнк?
   — Нет, — ответила я. — Если согласишься, это будешь ты.
***
   После завтрака я спросила Марию, хочет ли она жить в коттедже в поместье Уинтердейлов, и она с радостью приняла мое предложение.
   — Когда я была помоложе, деревня мне не нравилась, но это было до того, как я узнала, как в Лондоне живется, — печально пояснила она.
   — Управляющий его светлости найдет тебе хорошенький домик, и, держу пари, на тебя сразу посыплются предложения руки и сердца, — заверила я ее.
   В тайне от нее я решила устроить так, чтобы Мария стала завидной невестой — тогда ухажеров хоть палкой отгоняй.
   Она бросила на меня недоверчивый взгляд.
   — Неужели кто-нибудь захочет жениться на мне, миледи? Это после того, как узнают, кем я была?
   Я понимала, что прошлое Марии может серьезно повредить ее будущему счастью. Мужчины ведь такие лицемеры. Они пользуются услугами продажных женщин в борделях и в то же время считают себя достойными женихами, но если речь идет об этих самых женщинах — о, тут они непреклонны. А ведь у женщин не было выбора!
   Вот еще один пример того, что жизнь несправедлива к женскому полу, подумала я.
   — Не рассказывай никому о том, как ты жила в Лондоне, Мария, — посоветовала я ей. — Мы скажем, что ты приехала из одной деревеньки в Суссексе, что твой муж недавно умер и ты решила переехать, чтобы немного развеять печаль и оправиться от своего горя.
   Она изумленно взглянула на меня:
   — А разве так можно, миледи?
   — Ну конечно. Вообще-то я не люблю лгать, но обстоятельства того требуют. Ты заслуживаешь счастья, Мария, не бойся сделать первый шаг ему навстречу.
   Она, видимо, все еще сомневалась.
   — И не забывай о Реджи, — продолжала я, — ты ведь не хочешь, чтобы он узнал правду о своем рождении?
   Она решительно покачала головой.
   — Я тебя поддержу, — пообещала я. — Скажу, что мы знали друг друга еще детьми, и я помогаю тебе во имя нашей старой дружбы.
   Ее худенькое личико озарилось милой улыбкой.
   — Спасибо вам, миледи, — сказала она. — Я сделаю так, как вы мне советуете.
***
   Филип по-прежнему не позволял мне выходить из дома, поэтому я попросила Кэтрин поехать вместе с Марией в магазины и купить все, что может понадобиться молодой маме. Они вернулись, нагруженные пакетами с одеждой для Марии и малыша, а также бельем и керамической посудой. Мы провели почти весь день в комнате Марии, разбирая покупки, а потом Филип позвал меня вниз в библиотеку поговорить с управляющим Уинтердейл-Парка насчет домика для Марии.
   Они оба уже сошлись на том, какой именно коттедж ей подойдет, и обсудили возможные ремонтные работы, которые там придется провести. Судя по их словам, коттедж с прилегающим земельным участком более походил на маленькую ферму, что, как я подумала, было еще лучше. Чем больше земли будет у Марии, тем более завидной невестой станут считать ее в округе.
   Они также известили меня, что завтра мистер Дауне, управляющий Филипа, отвезет Марию с малышом в Уин-тердейл-Парк, и я побежала наверх в комнату Марии, чтобы сообщить ей и Кэтрин эту радостную новость.
   К обеду я оделась с особой тщательностью, твердо решив привлечь к себе внимание Филипа в надежде зажечь в нем желание.
   Но он не пришел обедать.
   Я смотрела на пустой стул в конце стола в крайнем замешательстве. Он не предупредил меня, что не явится к обеду, когда мы встречались в библиотеке. Я понятия не имела, куда он направился.
   С ним творится что-то странное, и я была почти уверена, что дело тут вовсе не в том, что на мою жизнь несколько раз покушались злоумышленники. Если бы он тревожился за меня, то должен был бы проводить со мной как можно больше времени, стараясь защитить. А вместо этого он явно меня избегал.
   Я уже и не сердилась на него больше. Я была не на шутку встревожена.
   Кэтрин и леди Уинтердейл поехали на бал, а я осталась дома одна. Послеобеденные часы тянулись невыносимо медленно. Я попыталась углубиться в книгу, но строчки расплывались перед глазами.