– Это было потрясающе, – искренне поблагодарила я и остановила кассету. – Мне будет жаль вырезать лишнее.
   – Уверен, вы справитесь, – ответил он. – Кажется, вы очень умная молодая женщина.
   – До свидания, профессор Барнс! – сказала я, выходя в коридор. – Очень рада знакомству.
   – Всего хорошего, Минти! – Он пожал мою руку, и в глазах его опять заиграли огоньки. – Так! Кто следующий? – хлопнул он в ладоши. – О, вот и вы, Дейдра! Заходите, приступим к делу!
   – Чуть сквозь землю не провалилась, – рассказывала я Эмбер в следующую субботу. Мы устроили себе день красоты. Эмбер сдала первую главу, мой репортаж о лечении бесплодия имел большой успех, и мы решили вознаградить себя целым днем безделья и релаксации в центре красоты. Сейчас мы расслаблялись у прудика с карпами.
   – Что же ты сделала? – заинтересовалась Эмбер, запахивая белый махровый халат. После сеанса ароматерапии она благоухала маслом герани и пачулями.
   – Просто улыбнулась и сказала: «Привет, Дейдра!» Что еще мне было делать?
   – Она смутилась? – Эмбер пыталась перекричать журчание фонтана.
   – Сложно сказать. Наверное, – задумалась я. – Но не потому, что столкнулась со мной в клинике, а потому, что не видела меня... – к горлу подступила тошнота, – со дня свадьбы.
   – Понятно. – Эмбер взяла меня за руку и тихонько ее сжала. – Бедняжка Минт.
   – Так что, думаю, Дейдре просто стало неловко оттого, что она встретилась со мной. Уверена, так оно и было, – продолжила я, – потому что она все время улыбалась. Люди всегда так делают, когда сконфужены: улыбаются, чтобы не показать виду.
   – Может, это у нее от таблеток для лечения бесплодия? – Эмбер скорчила гримасу. – Я слышала, от гормонов крыша едет.
   – А может, она просто рада, что наконец-то решилась, – предположила я. – Даже когда она вошла в офис профессора Барнса, то продолжала улыбаться, как идиотка. Интересно, почему Уэсли с ней не было? – вдруг озадачилась я. – Наверное, он уже сделал все, что требовалось. Бедняжка Дейдра... Надеюсь, у нее все получится. Она так мечтает забеременеть.
   – А я так мечтаю не забеременеть, – содрогнувшись, изрекла Эмбер. – Только подумаю, как меня уже тошнит! – Взглянув на ее прелестный профиль, я подумала: «Какая жалость!» – Мне всегда нравились слова Сирила Конноли, – гнула свою линию Эмбер. – «Заклятый враг великого таланта – детская коляска в прихожей».
   – Эмбер, – проговорила я, теребя листочек папоротника, – можно задать тебе вопрос? Если не захочешь, можешь не отвечать.
   – Все нормально. Валяй!
   – Нет, правда, очень трудно говорить об этом с человеком, которого знаешь, как свои пять пальцев.
   – Да в чем дело? – не выдержала она.
   – Ни в коем случае не хочу, чтобы ты подумала, будто я сую нос не в свое дело.
   – Господи, надеюсь, ты не проводишь таким образом свои интервью, – простонала она.
   – О'кей. Так... Эмбер, – отважилась я. – Если ты так решительно настроена не иметь детей, почему бы тебе не сделать стерилизацию?
   – Потому, Минти, что я – ты это прекрасно знаешь – ужасно боюсь больниц.
   Надо же... Я и не знала. Забыла, наверное.
   – Видеть не могу эти книги, – буркнула Эмбер, раздраженно дернув плечами.
   Рядом, на столике из ивовых прутьев, громоздилась куча брошюр: «Хватит думать – начните жить», «Счастлива, несмотря ни на что», «Сила позитивного мышления», «Нет радуги без дождя», «Как пережить разрыв», «Как добиться своей цели», «Сила внутри вас», «Как стать счастливой за пять минут».
   – Не помогают? – усмехнулась я.
   – Нет, – ответила она. – Ни капельки. Девяносто фунтов выброшены на ветер.
   Когда Доминик меня бросил, я тоже хотела купить какую-нибудь книгу по психологии, но не нашла ничего подходящего. Мне-то нужно было руководство «Как не удавиться, если в присутствии всех ваших знакомых вас бросил у алтаря возлюбленный», «Как сохранить собственное достоинство после самого кошмарного унижения вашей жизни» или «Как побороть садистские фантазии, в которых вы убиваете бывшего жениха». К несчастью, ни в одном магазине таковых не оказалось.
   – Боже, какой же Чарли ублюдок! – в сотый раз повторила Эмбер, захлопнув брошюру «Четырнадцать тысяч способов стать счастливым». И завелась на полчаса, без остановки: как «жестоко» он с ней поступил, как «бессердечно», «столько времени коту под хвост».
   Эмбер ведет себя несерьезно. Это же самообман. Чарли хотел детей, она нет – все очень просто. Чарли ни в чем не виноват. Он порядочный человек. Изо всех сил пытался что-то исправить. Но это невозможно, ведь они с Эмбер просто несовместимы. Точнее, у них разные цели в жизни. Она все время твердит, что была «в шоке» от случившегося. Но я не понимаю почему. Такой конец был неизбежен. Все подозревали, что рано или поздно они расстанутся, потому что у них ничего бы не получилось.
   Вот я действительно была в шоке. Меня будто молнией ударило. Совершенно неожиданно. Я и понятия не имела, что Доминик сомневается. Все свалилось на меня в одну секунду. Но разве я сижу здесь и поношу Доминика, на чем свет стоит, обзывая его законченным мерзавцем и грязной свиньей? Нет. Я молчу. И мало-помалу раны затягиваются. Несмотря на тот кошмар, который мне пришлось пережить, несмотря на то, что я до сих пор так до конца и не осознала, что произошло. Минуло всего три месяца, но я нашла в себе силы двигаться дальше. В отличие от Эмбер. Взяв «Элль», я принялась лениво разглядывать фотографии. И вдруг мой взгляд остановился на одном из манекенщиков. Я с грустью рассматривала его лицо. Чем-то он напомнил мне Доминика: такой же изгиб рта, те же золотистые волосы. Я не удержалась и печально вздохнула.
   – Может, если... – прошептала я.
   – Что?
   – Может, если бы я уделяла больше внимания нашим отношениям...
   – Минти, о чем ты говоришь?
   – Может, если бы я уделяла нашим отношениям больше внимания, Доминик бы не бросил меня, – тихо произнесла я. Эмбер уставилась на меня. – Я пытаюсь понять, почему это случилось. Может, на самом деле я во всем виновата.
   – Минти, – напряглась Эмбер. – Я могу сказать тебе только одно: нет!
   – Может, мне следовало быть более внимательной?
   – Нет.
   – Может, не надо было спорить, когда ему не понравилось платье, которое я надела на помолвку?
   – Нет, – повторила Эмбер. – Ты неправа!
   – Или, может быть, не стоило сокрушаться, что мы проведем медовый месяц в Париже, а не в Венеции? Хотя я особенно не жаловалась, знаешь ли. Не настаивала. Ничего такого.
   – Нет, Минти, нет.
   – Может, все потому, что я не умею готовить?
   – Я так не думаю, Минти.
   – Я действительно плохо готовлю.
   – Ты чудесно готовишь! – отрезала Эмбер.
   – Может, не стоило так много болтать, когда он приходил уставшим, – вздохнула я. – Он часто приходил совсем без сил. Совсем не высыпался.
   – Минти, хватит нудить.
   – Может, нужно было сделать вид, что я обожаю рыбалку? Может...
   – Может, если бы он был порядочным, нормальным человеком, на которого можно положиться, он бы не бросил тебя в церкви? – напустилась на меня Эмбер. – Прекрати, Минти! Это самообман. И хуже всего, что ты во всем винишь себя. Господи, здесь можно умереть со скуки, – с усталым вздохом пожаловалась она. – Будь добра, дай мне «Татлер» и «Харперз»!
   Я протянула журналы Эмбер, но самой мне совсем не хотелось их смотреть. В светской хронике обязательно будут свадебные фотографии, опять расстроюсь. Поэтому я взяла журнал «Нью вумен» и стала рассеянно разглядывать модные туалеты и рекламу. И вдруг мое внимание привлек заголовок.
   «Вы слишком добры к окружающим? – спрашивалось в статье. – Считаете, что вами легко манипулировать?» – «Да, – подумала я, – так оно и есть». – «Вы постоянно пренебрегаете своими интересами ради других?» – «Да, если меня попросят». – «Вам трудно сказать „нет»?» – «Да!» – «В таком случае программа „Решающий фактор» – для вас». Как объяснял автор статьи, «Решающий фактор» – специальная программа для людей, которые не умеют говорить и делать то, чего им на самом деле хочется. Тайком записав номер, я продолжала читать с сильно бьющимся сердцем: «Вы извиняетесь, даже если не виноваты?» – «Да. Но я же все время делаю что-то не так». – «К вашему лицу постоянно приклеена доброжелательная улыбка, в то время как внутри вы кипите от злости?» – «Да-да», – подумала я, узнавая себя. – «Вы позволяете другим решать, что делать...»
   – Боже, я умираю со скуки, – пропела Эмбер. – Хватит расслабляться. Пойдем, Минт! Собирайся.
   Я тихо вздохнула. Мне хотелось остаться подольше. Прошло всего два часа, а мы заплатили за целый день. Мне было очень хорошо, я отдохнула и расслабилась.
   – Собирайся, Минти! – повторила Эмбер.
   Я неохотно взяла полотенце. Мы приняли душ и переоделись, потом прогулялись к метро по Лонг-Акр. Поглазели на витрины бутиков «Пол Смит» и «Николь Фархи» и очутились у входа в книжный супермаркет. Эмбер застыла как вкопанная.
   – Я только... – начала она. О нет! Помилуй бог... – Только проверю, как моя книга, – сказала она, ужом проскользнув в дверь.
   Пока Эмбер рыскала между полками, я рассеянно разглядывала обложки. Кузина направилась к прилавку.
   – Где «Общественная польза»? – поинтересовалась она.
   – Что, простите? – не понял вежливый молодой человек.
   – «Общественная польза»! – проговорила Эмбер с неподдельным изумлением, будто речь шла о «Войне и мире». Но продавец решительно не понимал, о чем речь, и в недоумении уставился на Эмбер.
   – Не знаю, – он добродушно пожал плечами. – В первый раз слышу. Сейчас проверю по компьютеру. Как вы сказали?
   – «Об-ще-ствен-на-я поль-за».
   –Кто автор?
   – Эмбер Дейн.
   – Нет такой, – произнес он, стуча по клавишам. – Не вижу. Извините, похоже, книги нет на складе.
   – Почему? – лицо Эмбер исказилось от злобы и стало краснее вишни. – Это потрясающая книга. Она стояла на шестьдесят третьем месте в списке сорока бестселлеров «Тайме»!
   – Я мог бы сделать специальный заказ, – с готовностью заявил молодой человек. – Ваше имя?
   Перекошенное лицо Эмбер выдавало тяжкую борьбу амбиций и смущения.
   – Минти Мэлоун, – вдруг выдала она с кривой улыбкой. – Мое имя – Минти Мэлоун.
   Я застонала, закатив глаза.
   – Потребуется одна неделя.
   – Послушайте, – не унималась Эмбер. – Я уверена, что у вас есть эта книга. Она вышла только в июле.
   – Вы смотрели в разделе «Современная проза»?
   – Да. Ее там нет.
   – Л в новинках?
   – Ничего.
   – Значит, у нас ее нет. Мне очень жаль.
   – Или, – предположила Эмбер, – у вас была эта книга, но все экземпляры распроданы.
   – Ну... – осторожно протянул продавец. – Не думаю. В таком случае я бы узнал название. Что изображено на обложке?
   Пока Эмбер спорила с продавцом, я бродила по магазину. С блестящих обложек мне улыбались женщины в свадебных платьях. «Сбежавшая невеста», – иронизировала одна из книг, «Происшествие в церкви», – язвила вторая, «Развенчанные мифы», – горько насмехалась третья. И, разумеется, «Люси Салливан выходит замуж». «В отличие от Минти Мэлоун», – с горечью подумала я. На глаза попалась книга «Резкие перемены» Барбары Тэйлор Брэдфорд и «Как же я?» Алана Смита. Куда ни глянь, повсюду подстерегали ловушки, смертельные западни. Романа Эмбер нигде не было, но в отделе современной прозы я увидела пять экземпляров «Пса». А еще отзыв, написанный от руки одной из сотрудниц магазина:
   «Эта книга – драгоценность. Я была в восторге. Более того, из-за нее я опоздала на работу. Хотя в ней рассказывается о мальчике и его собаке, это сильнейший роман, в нем нет ни капли слащавости. Это спасительная история, которая заставила меня рыдать и смеяться и оставалась со мной еще долго после того, как я перевернула последнюю страницу.
   Рут».
   Рядом на столике аккуратной стопкой лежали еще восемь или десять экземпляров книги Джо. Какая-то женщина взяла один и стала вертеть в руках. Я наблюдала за ней: пробежав глазами краткое содержание, она направилась к кассе. Я тоже решила купить книгу Джо, из чистого любопытства, разумеется. Только потому, что знаю автора. Стоя в очереди, я рассматривала фотографию Джо на задней обложке и думала, что Хелен права: он действительно очень красив, какой-то небрежной красотой, которая не сразу бросается в глаза. Тут к кассе подлетела Эмбер. Щеки у нее горели.
   – Это еще что такое?! – в ярости кричала она.
   – О... – растерялся продавец. – Да, теперь припоминаю. Мы заказали один экземпляр. Простите. Где вы ее нашли?
   – В отделе анекдотов! – вопила Эмбер. – Какого черта она там делает?
   – Прошу вас, мадам, не трогайте витрину, – умоляюще произнес продавец.
   Проигнорировав его мольбу, Эмбер подошла к витрине и поставила книгу в самый центр, на видное место.
   – В этих книжных супермаркетах работают одни недоумки, – злобно прошипела она, когда мы выходили из магазина. – Не могут Арчера от Элиота отличить. Приходится по буквам диктовать.
 
   – К-о-с-о-в-о, – продиктовала я.
   – Вазве не с двумя «с»? – удивилась Мелинда.
   – Нет, с одной.
   – Нельзя делать овфогвафические ошибки, да, Минти?
   – Какая разница, – сказала я.
   – Что значит «какая вазница»? – похоже, я сбила ее с толку.
   – Мы же на радио, – объяснила я.
   – Точно. – Наконец-то до нее дошло. Нахмурив брови, Мелинда сосредоточенно изучала пухлую папку с вырезками. – По-моему, нет ничего скучнее новостей, – раздраженно произнесла она.
   – М-м-м... я так не думаю.
   – Хотя, – добавила она, – когда Клинтон вляпался в истовию, было очень забавно.
   – М-м-м.
   – Я вада, что он выпутался.
   – Да уж.
   – Знаешь, почему Никсон не смог выпутаться? Потому что он совевшил очень севьезный пвоступок.
   – Да что ты говоришь...
   – О да, Минти. Куда уж хуже. Только пведставь, огвабление в Белом доме!
   – М-м-м...
   – Может, поможешь мне с вепвиками пво палату ловдов? – не отлипала она. – У меня интеввью в пвя-мом эфиве с бавонессой Джей.
   – М-м-м... Вообще-то твои реплики должен проверять Уэсли. Он же выпускающий программы.
   – Он сказал, у него нет ввемени. Он все еще в студии, монтивует веповтаж. Пво-о-о-шу тебя, Мин-ти-и-и, – заныла она. – Помоги. Мне чевез два часа в эфив выходить.
   Я тяжело вздохнула. Как всегда, а ведь у меня своей работы по горло.
   – О'кей.
   Стуча по клавишам компьютера Мелинды, я покосилась на ее огромную тушу. Сегодня на ней был утягивающий комбинезон ядовито-малинового цвета и столько золотых цепочек, что любого штангиста давно бы уже придавило к полу. Копна пружинистых кудряшек выкрашена хной. На ногтях лак двух оттенков голубого. Она взяла свою большую сумку от Луи Вюиттона и достала вязание.
   – Помогает сконцентвивоваться, – пояснила Мелинда, позвякивая спицами.
   – Вяжешь для малыша? – спросила я, исправляя реплики.
   – Нет, для себя, мохевовое платье.
   – Ну и как, Мелинда? – в комнату заглянул Джек.
   – Пвовязала еще двенадцать вядов.
   – Я имею в виду сценарий, Мелинда. Сценарий.
   – О, все новмально. Очень ховошо. Не волнуйся – все отлично, Джек! – Похоже, ей показалось, будто она отмочила что-то смешное, потому что ее здоровенная туша затряслась от хохота.
   – Мы пишем веплики для интеввью с бавонессой, – пояснила она. – По-моему, неспваведливо, когда у людей есть особые пвава и пвивилегии только потому, что они чьи-то водственники!
   – Полностью согласен, Мелинда, – резко бросил Джек. – Вернусь через час, проверить сценарий.
   – Какой-то он в последнее ввемя неввный.
   – Да, немного.
   – Вообще, я его тевпеть не могу, – прошептала Мелинда, перекидывая петлю.
   – Мне кажется, он замечательный, – возразила я. Она скорчила рожу:
   – Ладно тебе, Минти, можешь не пвитвовяться.
   – Мелинда, – взъярилась я. – Ты хочешь, чтобы я помогла тебе с репликами, или нет? – Она была поражена резкостью моего тона. И сама я, кстати, тоже. Такое новое ощущение. И приятное. Мне понравилось, что я сама уже не такая... приятная. – Хочешь? – повторила я.
   – М-м-м... Да, – промямлила она. – Конечно, хочу, Минти. У тебя так ховошо получается.
   – Софи! – рявкнул Джек из кабинета. – Разбери, наконец, эти чертовы факсы. Вдруг там что-то важное!
   Софи тайком болтала с кем-то по телефону и тихонько хихикала. Я встала и разобрала факсы, которых накопилась уже целая куча. Пресс-релизы дефиле и предпремьерных показов, приглашения на новые спектакли и кинофестивали, сообщения от агентов третьесортных звездочек и горы рекламы от издательств. Пока я разгребала эту кучу, факс пронзительно запищал, и показалось новое сообщение: «Суббота, бар „Кенди», вечеринка только для девушек! Вход в вечерних платьях». Вечеринка только для девушек? Наверняка там будет весело. В моем состоянии, когда шарахаешься от мужчин как от чумы, нет ничего лучше. Может, Эмбер пойдет со мной. Записав адрес бара, я опять принялась за реплики Мелинды.
   – О'кей, все готово. Еще я придумала пять вопросов о праве голоса наследственных пэров.
   – Спасибо, Минти, – просияла она. – Ты соквовище.
   Вернувшись на место, я принялась за свои записи. Темой очередного репортажа было усыновление детей. Просматривая статьи, мысленно перебирая полезные контакты и кандидатов для интервью, я вспомнила о Хелен, которая никогда не скрывала, что ее удочерили. Не согласится ли она выступить в программе? Я позвонила в магазин. Трубку взяла Анна, помощница.
   – Извините, – сказала она. – Хелен только что вышла.
   – Хорошо, перезвоню завтра, – ответила я.
   – Завтра ее не будет, – сообщила Анна. – Она уезжает на выходные. Поэтому и ушла пораньше.
   – Здорово.
   – Да. Она едет в Париж.
   – Что ж, прекрасно. – Положив трубку, я подумала: «Так и есть. Хелен и Джо встречаются». Но мои размышления прервал Уэсли, который звонил из студии. Он был в отчаянии:
   – Ты не подойдешь помочь мне?
   Настроение мгновенно испортилось, окончательно. И тут я сказала себе: «Все, хватит! Довольно помогать другим. Больше я этого делать не буду. Надоело. Конец!»
   – Уэсли, я очень занята.
   – Но у меня завал. Не укладываюсь.
   – Как-нибудь справишься.
   – Без тебя я не смогу, – проныл он. О боже!
   – И сколько у тебя лишнего времени? – смягчилась я.
   – Немного.
   – Сколько?
   – Ну... примерно полчасика. – Полчасика? Господи! Программа длится всего сорок пять минут.
   – Слушай, мне некогда, – ответила я. – Мне нужно обзвонить тысячу человек. Готовлюсь к репортажу.
   – Пожалуйста, Минти, – канючил Уэсли. – Это в последний раз. Обещаю. И ничего не говори Джеку. У него стресс. Целый день крутит пленку в руках.
   – Господи... Послушай, Уэсли. Я только что закончила исправлять реплики для Мелинды, а ведь это твоя работа.
   – Знаю, Минти. Но я ничего не успеваю. Прошу тебя, Минти... – затянул он, – у тебя так хорошо получается.
   – Но...
   – Ты так быстро монтируешь.
   – Слушай, мне нужно...
   – Мне без тебя не обойтись.
   – О... – Проклятье! Проклятье! Черт! – Хорошо, – прошипела я. – Но это в последний раз, Уэсли, – голос мой приобрел необычную твердость. – Ты слышишь меня? В последний раз! – И я швырнула трубку, а, подняв глаза, заметила, что все уставились на меня так, будто видят впервые.
   – О, Минти, я знал, что ты не откажешь, – проблеял Уэсли, когда через пять минут я открыла дверь студии. Его блеклые голубые глазки затуманились от благодарности. – Ты такая милая, Минти, – повторял он, а я с упавшим сердцем оглядывала гору неотредактированной пленки. – Правда, Минти, из всех моих знакомых ты самый милый человек.

Октябрь

   – Пожалуй, он на самом деле был милым человеком, – послышался голос Эмбер.
   Я сняла пальто. Как обычно, она висела на телефоне. Наши телефонные счета сравнимы с государственным долгом Вануату.
   – Понимаю, – серьезным тоном продолжала она. – Ужас какой. – Ужас? О чем это она? Обычно я не подслушиваю, но тут мне стало любопытно. Я пошла на кухню и поставила чайник.
   – Да-да... ужасная трагедия, – сказала она. Трагедия? Да что стряслось? О чем она говорит?
   –Да, точно, – подтвердила кузина. – Насмерть. – Кто-то умер? Что произошло? – На шоссе Ньюпорт-Пагнелл, – спокойно уточнила она. – Да-да, рядом с «Маленьким поваром». Врезался в аварийный грузовик. Зазевался, наверное, и все. Да... кошмар. Ну, я всегда говорила, что он не умеет водить машину. Хорошо, что не вышла за него, ведь там могла быть и я!
   Чарли? Она говорила о Чарли. Это же ужасно. Ужасно.
   – Да, жуткая трагедия, – повторила она. – Но чего в жизни не бывает.
   – Эмбер, Чарли... погиб? – в ужасе спросила я, когда она положила трубку.
   – М-м-м, нет, – виновато созналась она. – Не совсем.
   – Но ты только что кому-то говорила, будто он умер. Я слышала.
   – Ну... – она хитро прищурилась. – Я немного преувеличивала.
   – Он пострадал?
   – Нет-нет, я так не думаю.
   – Попал в аварию?
   – М-м-м... на самом деле нет.
   – Эмбер, тогда почему ты сказала кому-то, что Чарли мертв? – Я была в шоке.
   – О, просто притворилась, что он умер, – раздраженно бросила она. – Мне так легче пережить разрыв, понимаешь.
   Это уже ни в какие ворота не лезло.
   – Эмбер, – рассвирепела я. – Мне кажется, тебе не следует говорить знакомым, что Чарли умер, пока он жив.
   – Ну, знаешь, – обиделась она. – Для меня он мертв.
   – Извини, но, по-моему, это отвратительно, – высказалась я и пошла наверх, готовиться к вечеринке в баре «Кенди».
   – Минти? – позвала Эмбер, когда я наполняла ванну. – Если бы Чарли умер... Как ты думаешь, он бы захотел, чтобы я пришла на его похороны? – Я не удостоила ее ответом. – И если бы захотел, – добавила она, – как думаешь, в чем лучше было бы пойти?
   Я захлопнула дверь, разделась, залезла в горячую ванну и расслабилась, любуясь переливами радужной ароматной пены. И не в первый раз мне пришло в голову: замужество лишает нас многих маленьких радостей. Мне, к примеру, никто не приказывает, что и как делать. И это замечательно. Я могу не спать до двенадцати и даже после полуночи. Здорово, да? Ведь Доминик всегда ложился рано, в десять, а то и раньше, потому что плохо высыпался. Мы всегда первыми уходили с вечеринок, и я лгала, что не возражаю. А на самом деле была против. Но это же не его вина. Я все понимала. И конечно, не говорила ни слова, потому что любимого человека нужно принимать таким, какой он есть. Так все время твердил Доминик. Он внушал: «Ты должна позволить мне оставаться самим собой». Но теперь, когда прошло время, я стала ценить маленькие радости одиночества. Не требуется постоянно идти на уступки. Не нужно ходить по магазинам и готовить ужин. Или убивать полдня на поездки по Северной линии метро. Я свободна и могу самостоятельно принимать решения. Больше нет нужды во всем подделываться под Доминика. Быть хамелеоном, в психологическом смысле – менять окраску, чтобы подстраиваться под его настроение или пытаться предугадать. Теперь я могла делать, что пожелаю. Могла думать только о себе. Нежиться в ванной, вот так – хоть полчаса, хоть час. Отмокать, позабыв о проблемах. «Возможно, быть одной не так уж плохо», – подумала я, расслабившись. Как приятно, когда тобой никто не помыкает. Ни с чем не сравнимое ощущение. На самом деле...
   – Минти! – прокричала Эмбер за дверью. – Давай быстрей, мне нужен «Тампакс»!
   «О боже! – помрачнев, скривилась я. – Только без истерик». Вылезла из ванны, завернулась в полотенце и открыла дверь.
   – Спасибо, Минт. И поторапливайся, мне тоже нужно принять ванну.
   – Я не знала.
   – К тому же через полчаса мы уходим, так что поспеши.
   – О'кей, – устало отозвалась я, вынув пробку из слива. Да, я, конечно, очень люблю Эмбер, к тому же она здесь ненадолго. Хотя, вообще-то, прошло уже три месяца. Время летит незаметно, когда... Да, время летит.
   Через сорок минут мы уже выходили. На Эмбер был новый брючный костюм от Уильяма Ханта. Очень модный. Темно-синий, в тонюсенькую полосочку. Выглядела она потрясающе. Эмбер очень высокая и стройная, поэтому брючные костюмы на ней сидят чудно. Я надела длинное шелковое платье от Кэтрин Хэмнетт, одно из тех, которые Доминик особенно ненавидел. Говорил, я слишком низкорослая, чтобы носить такие вещи.
   – Понимаешь, Минти, ты коротышка, почти карлик, – растолковывал он.
   Я была ошеломлена. Подозревала, конечно, что ростом не вышла, но карлик? Никогда бы не подумала...
   – Вообще-то во мне пять футов пять дюймов, – заявила я. – Пять футов пять дюймов – это не карлик. Это средний рост. Тебе только кажется, что я маленькая, потому что ты сам высокий. И вовсе я не карлик.
   – Нет, дорогая, ты карлик, – настаивал он, заключив меня в объятия. – Симпатичный, милый маленький карлик.
   – Не думаю... что это так.
   – Да, да, да, – дразнил он. – И карликам не следует носить длинные платья, не правда ли?
   – Ну...
   – Не следует, моя сладкая коротышка Минтола?
   – М-м-м... нет, – услышала я свой голос как бы издалека.
   После того я рискнула надеть это платье всего один раз. Прошлым летом, когда мы проводили отпуск в Озерном краю. Дом очень разозлился. Его это прямо-таки взбесило. Я решила постоять за себя и спросила, с какой стати он так взъелся. Не кажется ли ему, что это просто смешно? В конце концов, это и мой отпуск тоже. У него на лице проступило бешенство, но я стояла на своем: платье прекрасное, не вижу в нем ничего плохого и не понимаю, почему оно ему не нравится. При этих словах он побагровел и замахал руками – всегда так делает, когда выходит из себя, что случается часто, даже слишком часто, – и стал вопить. Чтобы отвлечься, я, как обычно, начала про себя склонять его имя, происходящее от латинского dominare: Domino, dominas, dominat, dominatum, dominatis, dominant; domino, dominas, dominat... Его голос забирался все выше и выше, от обычного высокого тенора к сопрано, срываясь на истеричный, визгливый фальцет, пока вдруг он не выпалил: «Одежда для меня имеет огромное значение!» Не желая и дальше терпеть истерику, я сдалась. Просто не знала, что делать, когда он в таком состоянии. Раньше Дом никогда себя так не вел. Переодеваясь, я напомнила себе, что Доминик – очень уязвимый, и это нужно понимать. Понять – значит простить, так? Но все равно было тяжело. «Я всего лишь хотела спокойной жизни», – устало подумалось мне. Спокойной жизни. Чтобы ко мне относились как к равной. Именно об этом я всегда мечтала, но плата была слишком высока.