Вулф Изабель. Мучения Минти Мэлоун

   – Детские благотворительные фонды, – сказал Джек в следующий понедельник.
   – Что? – переспросила я. Он застиг меня за просмотром объявлений о работе в «Гардиан».
   – Детские благотворительные фонды, – повторил он, подошел и наклонился над моим столом. – Думаю, мы должны сделать репортаж о... – Он умолк и заглянул в газету, где я обвела в кружок три объявления. Уши у меня загорелись, я сложила «Гардиан» пополам. – Минти... – тихо произнес Джек. У него был подавленный вид. – Ты же не собираешься увольняться?
   – Ну-у... – смущенно протянула я. Мне не хотелось, чтобы Джек узнал о поисках нового места, но нужно было что-то делать со своей карьерой, тем более что недавний опыт работы радиоведущей, пусть и недолгий, прибавлял мне шансов.
   – Прошу тебя, не уходи, – попросил Джек, покручивая кусочек пленки.
   – Боюсь, придется, – честно ответила я. – Здесь у меня никаких перспектив нет.
   Джек вздохнул и пододвинул стул.
   – Послушай, я понимаю, тебе сейчас нелегко, – прошептал он, косясь на Мелинду. – Сама знаешь, у меня связаны руки. Но ситуация может измениться.
   – Как? – тоже шепотом отозвалась я. – Мелинда никогда не уйдет. А я не могу вести другие программы. «События» – единственная передача на нашей радиостанции.
   – Я хочу пустить в эфир несколько новых шоу, – сообщил Джек. – Как только рейтинги пойдут вверх. И когда это произойдет, ты будешь первой на очереди.
   – Но какие у нас шансы? – усомнилась я. – Рейтинги на нуле. Мне здесь нравится, однако нельзя же ждать счастливой возможности, которая, может, никогда и не появится.
   – Что ж, – со вздохом произнес он и поднялся на ноги. – Делай, как считаешь нужным.
   Мне вовсе не хотелось искать другую работу. На самом деле эта идея мне претила. Как будто я замышляла предательство. Думая о том, что придется покинуть радио «Лондон», я приходила в смятение. Но разве был другой способ справиться с острым разочарованием от случившегося? Линия моей жизни в очередной раз резко скакнула вниз. Я понимала, каково пришлось Сизифу, который толкал огромный камень вверх по отвесному горному склону. Каждый раз, когда до вершины было рукой подать, камень скатывался вниз. «Dum Spiro, Spero», – вяло повторяла про себя я. А иногда и: «Dum Spero, Spiro». Я уже потеряла всякую надежду, была в отчаянии, а потому очень обрадовалась, когда через несколько дней мне позвонил Джо.
   – Извини, что не связался с тобой после эфира, – сказал он. – Улетал в Нью-Йорк. А у тебя талант. Ты потрясающе ведешь программу.
   – Нет, – расстроенно произнесла я.
   – Точно тебе говорю, – заверил он.
   – Нет!
   – Ага... Понятно, хочешь, чтобы я сказал гадость. Что ж, ты дерьмово ведешь программу.
   – Нет, это не так.
   – Господи, тебе не угодить.
   – Я уже не веду программу, – огрызнулась я. – Делаю репортажи.
   – Что?
   – Меня опять понизили. Мелинда вышла из отпуска.
   – Не повезло.
   – Да уж.
   – Ты, наверное, расстроена.
   – Да, – измученно согласилась я. – Не то слово.
   – Тогда давай я приглашу тебя на ужин, развеселишься.
   – На ужин? – я оживилась. – Куда? – В глубине души теплилась надежда, что он поведет меня в «Одетт», на Риджентс-Парк-роуд. «Одетт» – шикарное, дорогущее место. Вместо этого он предложил:
   – Пойдем в «Пиццу-хат».
   И вот в субботу вечером я отправилась в Камден на встречу с Джо. Можно было бы поехать на метро или на автобусе, но я пошла пешком. Погода стояла отвратительная, прямо как мое настроение. Над улицами висел густой туман. Моросил противный дождик. На тротуаре лежали большие коричневые листья платана, похожие на отрубленные кисти рук, в воздухе пахло плесенью и гнилью. Подняв воротник, я перешла канал Риджентс. В вечернем сумраке дымила одинокая баржа, тускло поблескивая огнями. Я свернула на Парквей, и голубой неон ресторанной вывески резанул по глазам сквозь туман. Толкнув стеклянные двери, я увидела Джо: он читал, сидя под огромным зеркалом. И вдруг поднял глаза, улыбнулся.
   – Как противно тебя снова видеть, – радостно произнес он, по-дружески обняв меня.
   – Тебя тоже, вонючка!
   – Выпьешь чего-нибудь?
   – Да. Выпью, – кивнула я с многозначительной усмешкой. – В моем положении только и осталось, что напиться.
   Джо заказал бутылку вина, а я огляделась: маленькие столики с мраморными столешницами, простые деревянные стулья, высокие пальмы в горшках.
   Изогнутые листья нависали над нашими головами, как опахало. Он разлил шардоне, и мы стали изучать меню.
   – Я буду или венецианскую пиццу, или американскую, – решил Джо.
   – А я – «Четыре сезона».
   С каждым глотком вина мои заботы таяли, как облака. Джо рассказывал о поездке в Нью-Йорк, а я думала: «Какой же он симпатичный».
   – Познакомился с Джулианом Джонсом, агентом студии «Парамаунт».
   – Многообещающее знакомство, – оценила я.
   – Ему понравилась моя книга, – продолжал Джо. – Но он сказал, что сценарий нужно доработать, прежде чем продвигать его в Голливуде.
   – И что ты думаешь?
   – Думаю, он прав. Джонс дал мне еще один совет. Сказал, что я должен переехать в Лос-Анджелес.
   – О... Зачем? – спросила я, ощутив, как сжимается сердце.
   – Если я буду жить в Лос-Анджелесе и все время встречаться с нужными людьми, шансы на успех увеличатся.
   – И ты собираешься переехать? – промямлила я.
   – Возможно, – ответил он. – Но не сейчас. – Я вздохнула с облегчением, чему сама удивилась. – А ты, Минти? – поинтересовался он. – Какие у тебя планы?
   Я пожала плечами:
   – Не знаю, – и сделала большой глоток вина. Вообще-то мне нельзя много пить: спиртное всегда ударяет в голову, но сегодня захотелось набраться. – Мой босс хочет, чтобы я осталась, – поведала я. – Но мне кажется, нужно думать о карьере.
   – Да. – Джо как-то странно улыбнулся. – Согласен. – И он пристально посмотрел мне в глаза, а я, осмелев от вина, выдержала взгляд.
   – На что ты намекал? – спросила я. – Когда позвонил на радиостанцию.
   – Намекал? Ни на что. Мне просто хотелось высказать свое мнение.
   – Нет, что ты имел в виду, когда призывал «быть откровенными друг с другом»?
   – Ну... – он вздохнул и стал вертеть в руках вилку. – Я... – Он на минуту замолчал – официант принес пиццу.
   – Говори, – подбодрила я и налила нам еще вина.
   – Будь мы откровеннее, не причиняли бы друг другу столько боли. Вот о чем я говорил, – объяснил он. – Понимаешь, моя бывшая, Люси, солгала мне. Если бы она сказала правду, я бы не стал с ней связываться.
   – Что произошло?
   – Не хочу говорить об этом, – резко оборвал он. – Не будем портить вечер, Минти.
   – Но ты-то все обо мне знаешь, – заметила я. Меня уже повело. – Значит, я вправе рассчитывать на ответную откровенность.
   – Хорошо, – устало согласился он. – С Люси я познакомился два года назад. Она ушла от мужа. Он изменил ей, и все было кончено. По крайней мере, так она сказала, и я клюнул на удочку. Я потерял голову. Она уже год как жила одна и говорила, что весной они разведутся. Я влюбился, сделал предложение, и она согласилась. Я был счастлив.
   – Что же произошло?
   – Она вернулась к мужу. Внезапно его роман закончился, и он позвал Люси назад. И та бегом побежала, хотя клялась мне, что никогда-никогда не захочет его больше видеть. Но она лгала. На самом деле все это время она любила его и надеялась помириться. Знай я об этом с самого начала, никогда бы не позволил себе влюбиться. Она разбила мне сердце, – признался он. – Может, и не хотела, – быстро добавил Джо, – но мне было очень больно. Вот, – заключил он, пожав плечами, – теперь ты все знаешь.
   – Мне очень жаль.
   – Это в прошлом.
   – Ты все еще переживаешь?
   – Иногда. Но уже не так, как раньше. Я забыл. И ты в один прекрасный день забудешь о Доминике.
   – О, я уже почти забыла, – беззаботно уверяла я, разрезая пиццу. – У Доминика жуткий характер, без него легче.
   – Так зачем ты тогда собралась за него замуж? – удивился Джо.
   – Наверное, запуталась, – отговорилась я, потому что ненавижу такие вопросики.
   К этому времени бутылка опустела, в основном моими усилиями. Мысли путались. Но мне было хорошо. Джо еще никогда не казался столь привлекательным. Пусть он плохо одевается, не то, что Дом. Зато у него красивый изгиб рта и мускулистая фигура. И он не встречается с Хелен. Этот факт придал мне смелости, я испытала какое-то опасное возбуждение.
   – Давай еще выпьем, – предложила я, пьяно хихикая.
   – Нет, спасибо, – ответил он. – С меня уже хватит. Да и с тебя, по-моему, тоже.
   – Нет, – выпалила я. – Трезва как стеклышко. И где ты живешь? – Кажется, я вконец обнаглела.
   – За углом, – ответил он.
   – Очень удобно! – я громко расхохоталась.
   – Удобно для чего? – спросил он, слегка смутившись.
   – Не для чего, а для кого! Для тебя, – подсказала я. Перегнулась через стол и заглянула ему в глаза: – Пойдем к тебе.
   – Минти, хватит со мной заигрывать, – устало произнес он. – Меня это утомляет.
   – Почему бы мне с тобой не заигрывать? – Я села на место. – Мне нравится с тобой заигрывать. Ты милый. Тебе должно быть приятно, что я с тобой заигрываю. Я с кем попало не заигрываю. Я не вех-ти... ветри... вертихвостка. Пойдем к тебе, – прошептала я.
   – О'кей, – сдался он. – Так и быть, мы пойдем ко мне и...
   – Ты сорвешь с меня одежду?! – веселилась я.
   – Сварю тебе крепкий кофе, – невозмутимо отозвался он. – А потом вызову такси и пошлю тебя домой.
   – Меня и похуже куда посылали! – хохоча, выкрикнула я. Надо же, как забавно!
   Мы медленно побрели по туманным ночным улицам, и я взяла Джо под руку. Он притворялся безразличным, но я чувствовала, как колотится его сердце. Свернув на Альберт-стрит, мы остановились возле изящного белого здания с балконами. Кованные перила были сплошь увиты глицинией. Я водила указательным пальцем по завитку, пока Джо искал ключи. Наконец он открыл дверь. Вот она, квартира Джо. Я иногда задумывалась, на что же она похожа. И теперь я здесь. Квартира была... маленькая. Совсем маленькая. С грустью я вспомнила огромный дом Доминика в Клапаме. У него всегда было стерильно чисто, а жилище Джо напоминало свалку. Стопки книг росли из пола, как сталагмиты, и не мешало бы пропылесосить. Двойные окна запорошены пылью, грязное белье свалено кучей в углу. Разница между элегантным гнездышком Доминика и помойкой Джо была в буквальном смысле отрезвляющей. Жестокая реальность обрушилась на меня, как холодный душ, и напрочь отбила все нескромные желания.
   – Извини, у меня тут беспорядок, – Джо возился в крошечной кухне.
   – Точно! – крикнула я. – Здесь отвратительно!
   – Минти! – Джо появился в дверях. – Это было не очень вежливо. – Потом откинул голову, расхохотался и укоряюще погрозил мне пальцем: – Опять говоришь гадости.
   – Нет, – произнесла я, испугавшись, что он обидится, и отчаянно подыскивая пути к отступлению. – Сказав «отвратительно», я на самом деле имела в виду творческий беспорядок.
   – Ну, по крайней мере, у меня есть хороший кофе, – он пытался перекричать кофемолку.
   Вскоре мы уже сидели на продавленном старом диване, который, как я невольно отметила, совершенно не вписывался в интерьер. От окружающего убожества и очевидной бедности Джо в сравнении с Домом я впала в уныние, и мне уже совсем не хотелось с ним заигрывать. Напротив, я испытывала робость и смущение. Зря я сюда пришла. У меня чуть крышу не сорвало. Надо было вызвать такси и ехать домой.
   – Спасибо за ужин, – тихо проговорила я, потягивая кофе из треснутой кружки, и криво улыбнулась Джо. – Извини, что распоясалась.
   – Ничего, – галантно простил он. – Было очень смешно на тебя смотреть.
   – Я вела себя как идиотка – это все вино.
   – Тебя просто понесло.
   – Знаю, – виновато кивнула я. – Надо же, так с тобой заигрывать! Кошмар. Это же смешно, – я тихонько рассмеялась. – Все из-за стресса.
   – Значит, ты говорила несерьезно?
   – Что?
   – Насчет того, чтобы я сорвал с тебя одежду. Ты это серьезно?
   – М-м-м... нет, – промямлила я. – Нет, конечно…
   – Понятно, – произнес он. – Не волнуйся, я не собираюсь этого делать.
   О... Я была разочарована.
   – Не собираешься? – невольно выскочило у меня.
   – Нет.
   – Понятно. – Я посмотрела на него. – Почему же?
   – Ну, это было бы неправильно.
   – Неправильно? – робко переспросила я.
   – Да. Потому что ты переживаешь разрыв. Я уже говорил.
   – Я не переживаю, – сказала я. – Доминик уже в прошлом. Мне на него плевать!
   – Можно тебе кое в чем признаться?– Джо серьезно посмотрел на меня. Я затаила дыхание, заглядевшись на его красивые губы, мужественную, грубоватую линию подбородка. Большие карие глаза прожигали меня насквозь. – Можно тебе кое в чем признаться? – повторил он.
   – В чем угодно, – тихо разрешила я.
   – Ты мне нравишься, Минти. – Он вздохнул. – Если честно, ты мне очень нравишься. Но я больше не собираюсь быть жилеткой, в которую проливают слезы.
   – Послушай, Доминик для меня больше не существует, – повторила я. – Знаю, ты думаешь иначе, но поверь мне. Доминик – ужасный человек. Хуже некуда. А ты очень милый, – я улыбнулась, надеясь, что улыбка вышла не кривой.
   Теперь мне уже не хотелось никуда уходить. Мне хотелось остаться здесь, с Джо. Он был такой сильный, и мне нравился аромат его лосьона для бритья. Конечно, не «Шанель», как у Доминика, но все равно приятный. Свежий, чистый, с привкусом лайма. Меня охватило желание прижаться к нему, уткнуться лицом в шею. Хотелось, чтобы он обнял меня и никогда не отпускал. Больше мне ничего не нужно. Я взяла его за руку и вспомнила, что уже несколько месяцев не позволяла себе такого с мужчиной. У Джо никого нет, он сексуальный и добрый. Джо здесь. Со мной. И я отважилась на отчаянный поступок. Поднесла его ладонь к губам и поцеловала ее. Он никак не отреагировал. Тогда я встала.
   – Что ж, мне пора домой, – сказала я. – Надо вызвать такси.
   Но Джо не потянулся к телефону. Он стоял и смотрел на меня. Просто смотрел и все. Но я знала, что пути назад нет. Поэтому подошла к телефону и стала набирать номер. Вдруг Джо накрыл мою руку своей ладонью и опустил трубку.
   – О, Минти, – произнес он и коснулся моего рта губами. – О, Минти. – Джо взял мое лицо в ладони, потом расстегнул блузку и повел меня по тесному коридору.
   Через минуту в темноте его спальни мы скинули одежду и дали волю своим желаниям.
   – О, Минти, – бормотал он. – О, Минти. – Он все время повторял мое имя. Это было здорово. Именно то, в чем я так нуждалась. Он был мне нужен. Такой... милый. – О, Минти, – опять произнес он.
   – Доминик, – выдохнула я.
   – Что?! – Джо вскочил с кровати со скоростью спринтера, и комнату залил безжалостно яркий свет. Я резко выпрямилась, схватившись за простыню.
   – Что ты сказала? – спросил Джо. Он был чернее тучи.
   – Ничего, – промямлила я.
   – Нет, сказала! Ты назвала меня Доминик.
   – Нет.
   –Да.
   – Что, правда?
   –Да.
   Господи, какой кошмар!
   – Ой. Ну... прости, – я начала впадать в панику. – Случайно вырвалось. Я не нарочно. Слушай, извини. Мне правда очень жаль. Пожалуйста, Джо, не сердись. Но было слишком поздно. Он уже надел трусы и натягивал через голову свитер.
   – Я же тебя предупреждал! – бросил он, кинувшись из спальни в гостиную. – Я же говорил: у тебя слишком много лишнего багажа. Тонны, тонны, воз и маленькая тележка. – Он схватил трубку и принялся набирать номер. – Алло, вызов такси? Альберт-стрит, 160, пожалуйста, до Принсез-роуд. Первый этаж. – Он вернулся в спальню и натянул джинсы. – Разумеется, ты еще не готова, – продолжал он. – Ты все еще одержима этим ублюдком. И ради бога! Можешь сходить по нему с ума сколько угодно. Дело твое. Только меня в это не вмешивай.

Декабрь

   Происшествие с Джо добило меня окончательно. Мне было гадко, потому что я сама все испортила. Едва мы стали близки. В ту самую минуту, когда я поняла, как он мне нравится, как он мне нужен. И на работе все прахом пошло. Джо был неправ, утверждая, что я по-прежнему схожу с ума от Доминика. Ничего подобного. Я просто допустила промах, вот и все. Такое может случиться с каждым. Минутный провал в памяти. Я сожалела о нем всем сердцем. Вот и теперь, стоило мне взять книгу, лежавшую на прикроватной тумбочке в комнате для гостей, где теперь жила я – я, а не Эмбер! – и взглянуть на его фото, как меня опять одолели угрызения совести. Наутро после того случая я позвонила ему, мучаясь раскаянием и жутким похмельем, вся как на иголках, но он включил автоответчик. Я оставила сообщение, однако Джо не перезвонил. Расстроившись, я собралась, было звонить еще раз, но передумала. Я сама вырыла себе яму и продолжала рыть. Должно пройти время, и тогда, быть может, он сам объявится. С тех самых пор я пребывала в жуткой депрессии, то и дело срывалась – не то, что Эмбер, которая, наконец, обрела душевное спокойствие. И если меня отбросило на шаг назад, кузина, похоже, продвинулась на три гигантских скачка вперед.
   – Я ощущаю безмятежность, – выдала она сегодня утром. Мы прогуливались по супермаркету «Сейнз-бериз» в Камдене. – Понятия не имею почему, но впервые после разрыва с Чарли я наполнена позитивной энергией, расслаблена и ощущаю внутреннее сияние.
   – Везет некоторым, – горько позавидовала я. О скандальном происшествии с Джо я решила ей не рассказывать.
   Она направилась к прилавку с деликатесами.
   – Я будто снова стала самой собой, Минти. Обрела свое прежнее «я». Весь мир открыт передо мной. С тех пор как мы поменялись комнатами, работа над книгой идет прекрасно. Меня переполняет оптимизм и творческая энергия. Я действительно ощущаю... Полфунта сыра фета, пожалуйста. Да, я так счастлива, Минти. Я обрела спокойствие...
   – Извините, фета кончился, – сообщила продавщица отдела деликатесов. – Может, возьмете кусок копченой моцареллы?
   – Копченой моцареллы? – Эмбер окинула ее ледяным взглядом, будто продавщица предложила ей кусок копченого попугая.
   – Да, – кивнула продавщица, – копченый сыр моцарелла, восемь фунтов за кило.
   – Но я не хочу копченой моцареллы, – процедила Эмбер. Она еле сдерживала злобу, ее нижняя губа дрожала.
   «Боже, – подумала я, – неужели она сейчас устроит сцену? Ведь речь идет всего лишь о сыре!»
   – О'кей. Мы возьмем копченую моцареллу, – объявила я продавщице, пытаясь говорить твердо, но спокойно, не проявляя агрессии, как нас учили на семинаре.
   – Нет, черт возьми! – огрызнулась Эмбер.
   – Почему же? – возразила я. – Люблю моцареллу.
   – Минти, не понимаю, как можно быть такой бесчувственной! – зашипела Эмбер, и в глазах у нее появились слезы. Господи, что происходит?
   – Эмбер, – тихо произнесла я, оттащив ее от прилавка с деликатесами. – Ради бога, в чем проблема?
   – Проблема в том, Минти... – начала она. Слезы ручьями струились по щекам. – Проблема в том, – снова попыталась объяснить она и всхлипнула. – Проблема в том, что копченая мо... моцарелла... любимый сыр Чарли!
   – Ой, – вымолвила я.
   – Любое напоминание о нем как нож по сердцу. И эта ужасная женщина заставляла меня взять копченую моцареллу, а ведь я просила сыр фета, и даже ты не понимаешь...
   – Я же понятия не имела!
   – Ну, ты лучше всех меня знаешь, – всхлипывала она. – Ты обязана была знать, что Чарли всегда любил салаты с моцареллой, а не с сыром фета. И не просто с моцареллой, – уточнила она почти в истерике. – Не с крошащейся, водянистой, противной резиновой гадостью в вакуумной упаковке. Нет! С копченой! Обязательно с копченой!!! Теперь ты понимаешь, Минти? Теперь до тебя дошло?
   – Мне кажется, ты перегнула палку, – ответила я. Эмбер яростно толкала перед собой тележку. – Ты могла бы просто сказать: «Нет, спасибо, мы возьмем эдам».
   – Все намного сложнее, – скулила она, направляя тележку к полкам с консервами. – Как ты не понимаешь, – она остановилась и взяла банку ананасов кусочками в сиропе, – чтобы пережить разрыв, требуется очень много времени. Целая вечность, – она толкнула тележку и всхлипнула. – Вечность! – О боже, на нас вытаращился весь супермаркет. – Я никак не могу забыть Чарли, – рыдала Эмбер, пулей проносясь мимо прилавка с горячительными напитками. – Это очень длительный процесс, Минти. Я должна оплакать наш разрыв.
   – Знаю, – раздраженно буркнула я.
   – Тебе не понять!
   – Почему же, я как раз прекрасно понимаю, – мой голос звучал резко. Мы завернули к замороженным продуктам. – Ты, похоже, забыла, что жених бросил меня в день свадьбы.
   – Подумаешь! – пренебрежительно отмахнулась она. – Тебе куда легче. У тебя веселый и простой характер.
   – Ну, спасибо.
   – Правда, Минти, – произнесла она, разглядывая прилавок с йогуртами. – Ты – дитя Аполлона, светлая и жизнерадостная. Un ceur simple^[57], как говорил Флобер. Но у меня натура Диониса, темная, творческая и разрушительная. – Она взяла упаковку натурального йогурта. – Мои переживания глубже и острее.
   – Ты понятия не имеешь, что я чувствую! – рявкнула я.
   – Нет, имею!
   – Нет... – я осеклась. На нас все пялились. – Не имеешь, – тихо, но многозначительно произнесла я. – Потому что даже не интересуешься моими чувствами.
   – Почему же ты сама не расскажешь?
   – Потому что – разве ты не замечала? – я никому не рассказываю.
   – Почему нет?
   – Не хочу. А, кроме того, другим это неинтересно.
   – Минти!
   – Но ты! – зашипела я. – Ты можешь говорить только о себе. Кричишь о своих чувствах – так называемых чувствах – на каждом углу, каждому встречному!
   – Неправда.
   – Нет, правда. Даже перед незнакомыми людьми выворачиваешься наизнанку! Ты как те идиотские здания Ричарда Роджерса^[58]. Все, что должно быть внутри, выставлено наружу!
   – Минти! – Эмбер вытаращила свои и без того огромные зеленые глаза. – Не знаю, что на тебя нашло в последнее время. Раньше ты была такой милой!
   – Ну и что! – взорвалась я. – Я больше не хочу быть милой. Хватит с меня добрых дел. Думаешь, почему я пошла на семинар? Доброта до хорошего не доводит, – в ярости продолжала я, хватая пакетик имбирного печенья. – Я была такой доброй, что жених бросил меня в день свадьбы! Я такая милая, что делаю работу за всех! Из-за своей бесхарактерности я всегда на втором месте. Да на каком втором! На последнем! Я такая милая, – бушевала я, – что отдала тебе собственную спальню!
   – Да, Минти, это было очень мило с твоей стороны, – покладисто согласилась Эмбер. Вокруг нас уже собралась толпа. – Так вот, о чем я говорила? – задумалась она, проходя мимо полок с хрустящими хлебцами. – Ах да... Дело в том, что я... все еще люблю Чарли. И хочу его вернуть!
   – Что?! – Похоже, теперь у нее действительно крыша поехала.
   – Я хочу его вернуть, – медленно проговорила она. – И я заставлю его ко мне вернуться. Более того, – в ее голосе послышались угрожающие нотки, – заставлю приползти ко мне на коленях.
   – Эмбер, – рассвирепела я. – Видишь тех женщин за кассой?
   – Да, – с опаской ответила она.
   – На протяжении последних пяти месяцев, раз в неделю, несчастные кассирши были вынуждены, стиснув зубы, выслушивать твое нытье о Чарли и о том, какая он грязная свинья. Видишь мужика, который таскает полки?
   –Да.
   – Ему эта история уже набила оскомину. И тому парню из хозяйственного отдела тоже. Каждая собака на Примроуз-Хилл усвоила, что Чарли – грязная свинья. Более того, это написано огромными буквами, по меньшей мере, на шести станциях метро.
   – Ну и что? – огрызнулась она.
   – По-моему, это... лицемерие.
   – Нет, – ответила она.
   – А ты знаешь, почему нам теперь приносят почту на полчаса раньше обычного? – не отставала я.
   – Нет, – фыркнула Эмбер.
   – Почтальона уже тошнит. Каждое утро ты ловишь его и талдычишь о Чарли. Он поменялся с напарником, чтобы приходить до того, как ты проснешься.
   – О...
   – А сколько раз ты звонила в эфир радио «Лондон»?
   – Ну... это...
   – Эмбер, ты раструбила о том, что Чарли – последний ублюдок как минимум пяти миллионам человек. Осталось только выступить по центральному телевидению. И теперь ты хочешь, чтобы он вернулся?
   – Да, – сказала она. – Хочу.
   – Но зачем? Зачем тебе это?
   – Затем... затем, что... я не могу его забыть.
   – Но он давно тебя забыл!
   – Неправда! – взвилась она. – Я знаю, Чарли хочет меня так же, как я хочу его!
   – Эмбер, если бы он хотел тебя, давно бы сообщил. Но он же этого не сделал! Очнись, идиотка! Вернись к реальной жизни!
   Ого-го, похоже, семинар не прошел даром», – думала я, возвращаясь домой с Эмбер. Они же сказали, что за один день ничего не изменится, и оказались правы. Подействовало не сразу. Но, в конце концов, я осадила Мелинду. И только что с удовольствием выложила Эмбер все, что о ней думаю. Как это на меня не похоже. Эмбер все еще размазывала слезы и сопли, когда я открывала дверь. По крайней мере, она поняла, что я хотела сказать.