– Почему ты не отговорила меня делать это? – стонала Эмбер. – Ты должна была остановить меня!
   – Я пыталась. Разве ты не помнишь?
   – Нет, – выла она. – Да, помню. Припоминаю. О, Минти, – она положила голову мне на плечо, и я почувствовала влагу на своей коже. – О господи, почему я тебя не послушала?! – всхлипывала она. – Мне так плохо.
   Мне тоже было плохо. Плохо оттого, что Эмбер страдала – неважно, что она сама навлекла на себя беду. И оттого еще, что она ушла, не сказав ни слова нашим спутникам. Это было невежливо. Ну и что с того, что им платили за вечер? Мне хотелось броситься в зал и предупредить, что мы уходим. Но Эмбер не могла ждать. Ей хотелось выбраться из «Савоя» как можно скорее.
   Вернувшись домой, мы устроились на кухне, тихие, словно оглушенные.
   – Ты знала? – шепотом спросила Эмбер,
   – Понятия не имела. Она мне не сказала.
   – А если б знала, – хрипло допытывалась она, – сказала бы мне?
   – Нет, – ответила я, минуту подумав. – Нет, совершенно точно. Только в самом крайнем случае. Чтобы удержать тебя от похода на бал, сказала бы. Но я была не в курсе. Долгое время вообще думала, что ей нравится Джо.
   «Алло!» – проскрипел Педро. Я пошла в коридор и взяла трубку. Это был Лори.
   – Извини, что мы так неожиданно ушли, – сказала я. – Эмбер стало нехорошо. Подожди минуту... – Я закрыла ладонью трубку. – Лори хочет с тобой поговорить. – Эмбер склонилась над кухонным столом и покачала головой.
   – Она тебе перезвонит, – сообщила я.
   – Еще чего! – фыркнула она.
   – Лори за тебя волновался, – укорила я. – По-моему, очень мило, что он позвонил. В конце концов, это не входит в его обязанности.
   Она не ответила. Только посмотрела на меня, странно, не мигая.
   – Не зря я потратила деньги, – прошептала она.
   – Что?
   – Не зря я потратила деньги, – повторила она и засмеялась, горьким, безрадостным смехом. Ну и вечерок. Эмбер была в прострации. И я не меньше нее.
 
   – Извини, – все твердила Хелен. Прошло два дня, и мы встретились у нее в магазине. – Я просто не могла признаться тебе. – Ее пальцы ловко продевали стебли красных фрезий и белых роз сквозь покрытую мхом основу. – Я не знала, как мне быть, – продолжала она, подрезая и расщепляя кончики стеблей. – Не хотела, чтобы дошло до Эмбер. Я понимала, как ей будет больно, как она разозлится. Честно говоря, боялась, что она выкинет какой-нибудь фортель. Понимаю, она твоя двоюродная сестра... Но, Минти, ты сама знаешь, что она за человек.
   – Да, – ответила я. – Знаю.
   – Поэтому я не могла тебе ничего рассказать.
   – Я бы ей не сказала. – Признаться, объяснения Хелен меня немного обидели. – Я не болтушка, ты же знаешь.
   – Честно говоря, я никого не хотела посвящать в свои дела, – призналась она. – Не знала, как все пойдет.
   – Как вышло, что ты снова встретилась с Чарли?
   – Он зашел в магазин. Через несколько дней после того, как мы с тобой вернулись из свадебного путешествия. Не знал, что я хозяйка, просто проходил мимо и решил послать Эмбер цветы.
   – О да, – вздохнула я, вспомнив тот прощальный букет розовых роз.
   – После разрыва он чувствовал себя ужасно, пусть и знал, что поступает правильно. Казалось, он был рад видеть меня снова, хотя на свадьбе мы не обменялись и парой слов. Кроме того, за прошедшую неделю случилось столько всего... Ему просто хотелось выговориться. И он пригласил меня пообедать. А через несколько дней – поужинать. Так все и закрутилось.
   – Понятно, – отозвалась я, теребя увядшую гвоздику. – Вот почему ты так... отдалилась от меня.
   – Да. Из-за Чарли. Мне было очень неловко. А шесть недель назад я забеременела. Это вышло случайно. Я была в отчаянии. Волновалась, что он подумает, будто я расставила ему ловушку. Поэтому ни с кем и не разговаривала, пока не разобралась, что делать. Я решила все рассказать, и он принял новость с восторгом. Он был так счастлив, что пригласил меня в Париж на выходные и сделал предложение.
   – Ага!.. Так вот зачем ты поехала в Париж. Почему же держала в секрете вашу помолвку?
   – Чарли не хотел обидеть Эмбер, вот почему. Ни одна живая душа об этом не подозревала. Мы не давали объявления в газету. Но теперь это уже не секрет, так что какая разница.
   – Понимаешь, я-то списывала все странности на то, что тебе нравится Джо.
   – С какой стати это взбрело тебе в голову?
   – Ты купила его книгу и так восторженно о нем рассказывала.
   – Он очень приятный человек, Минти. Очень надежный, – многозначительно добавила она. – Творческая личность, симпатичный и веселый.
   Я посмотрела на нее и ничего не ответила.
   – Хорошо, – сказала она и положила секатор. – Хорошо-хорошо. Скажу начистоту. Я не без задней мысли хвалила его, поддерживала знакомство. Надеялась, когда он вернется в Лондон, вы двое ... – Она выразительно на меня посмотрела.
   – Так и вышло, – бесцветным голосом созналась я.
   – Правда? – обрадовалась Хелен.
   – Да.
   – Так это же здорово! Просто чудесно.
   – Нет, – остудила я подружкины восторги. – Это ужасно.
   – Почему? Он тебе не нравится?
   – Нет. Нравится. Очень.
   – Так в чем же проблема?
   – Проблема в том, что когда мы с ним... ну, ты понимаешь... я нечаянно назвала его Домиником.
   – Ой, – огорчилась Хелен. – Боже, ты его оскорбила.
   – Да, но не так, как ему нравится.
   – Что?
   – О, прости. Это у нас с ним такая игра. Да, он очень расстроился и теперь не желает со мной разговаривать. Говорит, у меня слишком много лишнего багажа. И что я все еще не забыла Дома.
   – Ну, в этом он прав, – подтвердила она и выдернула из алюминиевого ведра пушистую веточку гипсофилы. – Прошло уже пять месяцев, Минти, – рассуждала она, надрезая стебель. – Жизнь продолжается. Мне очень бы хотелось, чтобы ты смогла, наконец, забыть Доминика. Он не стоит твоих переживаний!
   – В каком-то смысле я уже смирилась с тем, что произошло. Но мне никак не удается понять, почему он так поступил.
   – Что ж, Минти, для твоих друзей все очевидно. Мы сразу поняли, что он какой-то... дерганый, нервный. Это же очевидно. Чтобы мужчина боялся летать на самолете? И он слишком любил командовать, – продолжала она. – Ты души в нем не чаяла, но все мы видели, как он пытается тебя задавить. Подпускал шпильки, если ты осмеливалась высказать свое мнение. Закатывал глаза, когда ты говорила дольше минуты. Утверждал, будто ты любишь умничать, хотя мозгов у тебя ноль. Чарли считает, что Доминик постоянно издевался над тобой.
   – На вечеринках он часто наступал мне на ногу под столом, когда ему казалось, что я слишком много болтаю. Или тайком сжимал мне руку, чтобы я заткнулась.
   – Кошмар! – возмутилась она. – Как ты только терпела? Кем он себя возомнил? Сам распространялся только о страховках, – презрительно поморщилась Хелен. – Неужели он не понимал, что так не принято?
   И я подумала: «Действительно, несмотря на все эти книги по этикету, весь этот глянец и лоск, налет светскости, Доминик так и не научился вести себя в обществе».
   – Чарли всегда его недолюбливал, – сообщила Хелен.– Признался, что не хотел быть шафером на вашей свадьбе. Как знал. Ведь что получилось... Доминик потом звонил пару раз, пытался извиниться, но Чарли не взял трубку. Тебе повезло, что ты выбралась из этого дерьма, Минти, – она кипела от ярости. – Зачем тебе мужчина, который так обращался с тобой еще до свадьбы?
   – Зачем?
   – Да, зачем? Почему ты сама его не бросила?
   Почему... Почему? Боже, как я ненавижу этот вопрос. Постоянно его слышу, и, откровенно говоря, мне это совсем не по вкусу.
   – Ну, отношения такая... сложная штука, – замялась я. – Люди держатся друг за друга по разным причинам. И все шло не так уж плохо. Иногда Дом превосходно ко мне относился, и его так интересовала моя карьера.
   – Его интересовала внешняя сторона, престиж, – возразила Хелен, отрезая кусок целлофана, – возможность ввернуть в разговоре: «Моя жена – знаменитая радиоведущая». Вот что его заботило. Готова поспорить, если бы ты была учительницей, медсестрой или флористом, как я, он бы даже не взглянул в твою сторону. – В ее словах была доля правды. – И ты изменилась, Минти, – продолжала она. – Сделалась такой тихоней, будто собака, которая боится побоев. Ты стала... – она погрозила мне секатором, – совсем на себя не похожа. Честно говоря, Минти, ты превратилась в коврик, о который он вытирал ноги.
   – Знаю. И как ни странно, я подозреваю, что потому-то он меня и бросил.
   – Но он же хотел, чтобы ты такой стала! Этого и добивался.
   – Да, но потом ему это наскучило. Он потерял ко мне всякое уважение. Понимаешь, я думаю, в том, что произошло, есть доля моей вины. Уж слишком я милая. Терпела все это дерьмо.
   – И продолжаешь терпеть! – ввернула Хелен. – Ты все еще слишком добра к Доминику. Даже согласна взять вину на себя! Ради бога, Минти...
   – Что ж, в отношениях участвуют двое, – пожала плечами я. – Не может быть так, чтобы вина целиком и полностью лежала на ком-то одном.
   – Это мелочный, неуравновешенный человек, Минти. Жестокий и бессердечный эгоист. Поэтому он так и поступил.
   – Одного я не понимаю: зачем планировать свадьбу, доводить дело почти до конца, заключать брачный контракт, оформлять страховку, как сделал Доминик, если ты не намерен говорить «да» в день свадьбы? Это бессмысленно, Хелен. Это изводит меня. Я так до конца и не поняла причин. Поэтому я не могу о нем забыть. Поэтому я опростоволосилась с Джо.
   – Позвони Доминику и потребуй объяснений. Потребуй внятного ответа.
   – Не хочу.
   – Иди к нему домой и заставь все объяснить. У тебя есть на это право, Минти, потому что он поступил чудовищно.
   – Не пойду, – отрезала я. – Гордость не позволит. К тому же сейчас уже слишком поздно.
   – Тогда ты, возможно, так и не узнаешь правды, а значит, не сможешь забыть прошлое. Это будет терзать тебя годами, – добавила Хелен, отрезав кусочек ленточки. – Джо прав: ты тащишь за собой слишком много лишнего багажа. Извини, что я так прямолинейна, – сказала Хелен. – С тех пор как мы были в Париже, я в первый раз заговариваю с тобой о Доминике. Раньше я не могла говорить откровенно: слишком свежа была рана. А потом в моей судьбе произошла перемена. У нас не было возможности побеседовать по душам. – На пальце у Хелен поблескивало обручальное кольцо. Большой темный рубин в оправе из крошечных бриллиантов.
   – Когда свадьба?
   – Четырнадцатого февраля.
   – В День святого Валентина, – вздохнула я.
 
   – Чарли – тупой ублюдок, – в который раз повторила Эмбер. – Давай же! Говори: Чарли... тупой... ублюдок.
   Педро недоуменно воззрился на нее и моргнул.
   – Зря тратишь время, – сказала я.
   Эмбер прицепила к клетке ленточку серебристой мишуры, которую попугай тут же принялся жевать.
   – Хочешь повесить гирлянду на елку? – спросила она – весь день Эмбер украшала мохнатое деревце, которое теперь весело поблескивало игрушками на подоконнике.
   – Вешай сама, – отмахнулась я, листая еженедельник «Стар». Что-то на сегодня предсказывает хоррорскоп[62] Шерил фон Штрумпфхозен? Так-так, Весы, знак дружелюбия и равновесия. По губам моим скользнула горькая усмешка. «Весы, будьте оптимистичны. В вашей жизни скоро вновь все наладится, – писала Шерил. – Счастливые мгновения посыплются как из рога изобилия. Горизонт уже проясняется». Хм... Не без опаски, я все-таки позволила робкому огоньку надежды затеплиться в душе. Потом взглянула на гороскоп Рака – посмотреть, что ждет Дома. Никак не избавлюсь от этой привычки, читать его гороскоп. Правда, на сей раз, я рассчитывала узнать, что у него все плохо. «Раки, – вещала Шерил, – неспокойные и тяжелые времена позади, и вам наконец-то воздастся по заслугам». Мое сердце подпрыгнуло: вот и отлично, с ним наверняка произойдет что-то плохое. Потом мне стало интересно, а кто Джо по гороскопу? Передо мной лежала рождественская открытка, подписанная просто: «Люблю, Минти». Как бы мне хотелось, чтобы он произнес: «Люблю Минти».
   – Рождество – это здорово, правда? – спросила Эмбер. Похоже, она радовалась от души. На удивление быстро оправилась.
   – Знаешь, Минт, это такое облегчение, – произнесла она, вешая бумажные гирлянды. – То, что случилось, еще раз доказывает, какой мелкий человек этот Чарли. И минуты не прошло, как мы расстались, а он уже любезничал с твоей подружкой Хелен!
   – М-м-м... да, – промямлила я.
   – Значит, он не способен на тонкие чувства. Совершенно не способен. И как банально! – с презрением воскликнула она. – Шафер бежал с подружкой невесты. Кошмар!
   Эти ее слова заставили меня осознать: а ведь кто-то выжил под руинами моей свадьбы и даже обрел свое счастье. И, слава богу, пусть даже это была не я.
   – Я настолько разочарована в Чарли, – донесся до меня голос Эмбер, – что не включу его в свой следующий роман.
   – Вот и ладно, – порадовалась я.
   – Не хочу, чтобы он воображал, будто я о нем вспоминаю, – она деланно рассмеялась, – не говоря уж о том, чтобы увековечить его в произведении искусства.
   – Не думаю, чтоб он расстроился.
   – И теперь, зная, какой он мелочный, бесхребетный червяк, я думаю: мне еще повезло. Минти, на меня снизошло озарение. У меня открылись глаза. Чарли был нормальным парнем, но несколько скучноватым. На самом деле мне нужен яркий мужчина.
   – Яркий?
   – Да, – с этими словами она зажгла гирлянду и засмотрелась на мигание разноцветных огней. – Остроумный мужчина. Вот кто мне нужен. Парень, с которым было бы весело.
   – Ты абсолютно права, – кивнула я.
   «Алло», – прокричал Педро, услышав телефонный звонок. «Алло!» – повторил его скрипучий голос. Эмбер сняла трубку.
   – Да, – проговорила она. – Кто?.. О боже... Неужели опять ты? – Эмбер картинно закатила глаза. – Послушай, – жеманничала она, – и сколько раз тебе говорить? Нет... Нет, я не хочу с тобой поужинать. У меня есть дела поинтереснее... Какие? Как ты смеешь! – Она опять закатила глаза к потолку. – Я роман пишу... Нет, не про тебя. Знаешь, как много народу хотят попасть на страницы моего романа? У меня целая очередь... Ну, если хочешь быть положительным героем, надо ждать два года, если отрицательным, боюсь, не меньше трех... Да, я уверена, что не нуждаюсь в твоей приятной компании... Нет, мне даже ни капельки не хочется. Вообще, мне кажется, ты наглеешь, особенно после того, как вел себя в «Савое»... Да-да, я понимаю, что на этот раз будет бесплатно... Да... Да, согласна, двести фунтов – большая скидка. Но боюсь, тебе придется сделать это заманчивое предложение кому-нибудь еще, потому что меня оно не интересует. Понял? Огромное спасибо за звонок. Счастливого Рождества!
   – Бывают же люди! – хихикнула она, вернувшись в гостиную, и раздраженно вздохнула: – Как только Лори взбрело в голову, будто я захочу иметь что-то общее с парнем, который сдает себя в наем разным теткам со странностями!

Январь

   – Эмбер? – позвала я, поворачивая ключ в замке. Был первый день нового года. – Есть кто живой? – Странно. Эмбер говорила, что все Рождество будет дома работать над книгой. Где же она? – Эмбер! – еще раз окликнула я. Тишина. Чертовски странно.
   Педро спал в своей клетке, сунув голову под крыло. В квартире было тихо. Может, она работает наверху, и не слышала, как я вошла? Или отлучилась куда-нибудь? Но ее пальто висело на крючке. Я распахнула дверь в гостиную. Телевизор работал. Перед ним, обливаясь слезами, сидела Эмбер. На экране коричневый лопоухий кролик лежал на операционном столе в кабинете ветеринара. Камера приблизилась и показала крупным планом заднюю лапку, очевидно сломанную. Оператор отодвинулся назад, и в кадре появился Рольф Харрис.
   «Что ж, бедный маленький Пушок попал в переделку, – радостно заявил Рольф в камеру. – Столкновение с соседской газонокосилкой не прошло даром».
   – Ох-ох, – тихонько всхлипывала Эмбер. «Левая лапа сломана в двух местах. Боюсь, у нас плохие новости. Возможно, придется даже делать ампутацию».
   – О нет! – простонала Эмбер. На щеках темнели потеки туши, подбородок морщился от рыданий.
   Ветеринар сделал кролику укол, и тот одеревенел. Я тихо опустилась на стул.
   «Выживет ли Пушок – вот в чем вопрос! – задушевно проговорил Рольф, поправляя на носу очки. – Лично я бы не поручился за хороший исход. Иногда зверьки не приходят в себя после наркоза, – доверительным шепотом комментировал он. – Их хрупкий организм попросту не выдерживает. Поэтому нам, ребята, предстоит напряженное ожидание...»
   – Я не могу смотреть на это, – произнесла Эмбер и встала. – Скажешь мне, что с ним случилось, ладно, Минти? – Ступеньки лестницы проскрипели под ее ногами.
   «А пока, – резвился Рольф, – давайте посмотрим, как живется нашему кенгуру Вилли в заповеднике после драки с кабаном Пэтом...»
   – Все в порядке, Эмбер, – крикнула я через пять минут. – Кролику уже лучше.
   Она приоткрыла дверь.
   – Кролику уже лучше, – повторила я.
   – Он жив?
   – Да.
   – А они сделали... – дрожащим голосом выговорила она.
   – Нет, – успокоила я. – Его лапка в порядке. В нее вставили два стальных стержня – стала как новенькая, он снова скачет. Иди, сама посмотри.
   Она бегом рванула вниз по лестнице и приклеилась к экрану, сжимая в руке промокшую салфетку. Пушок, слегка прихрамывая, робко прыгал в своем загончике.
   – Слава богу, – выдохнула кузина. – Слава богу. – Она улыбнулась и вытерла слезы. «Как они с Педро похожи», – подумала я, когда на экране появились титры. Никогда не видела более сентиментальной старой птицы.
   – С Новым годом тебя! – поздравила я.
   – Да, с Новым годом! – просияла Эмбер. От печали не осталось и следа. – Как провела Рождество? – спросила она, выключая телевизор и принимая у меня пальто.
   – Нормально, – ответила я, и мы пошли на кухню. – Тихо, правда. Мама все время торчала в кризисном центре – раздавала индейку бездомным. Так что мы с папой были вдвоем.
   – О...—протянула Эмбер.
   – Вообще-то, они поругались, – призналась я, пока Эмбер ставила чайник. – Папа сказал маме, что это у него кризис на Рождество, но ей было все равно. Она наотрез отказалась приходить домой.
   – Минти, – заинтересовалась Эмбер, – почему тетушка Димпна прямо-таки одержима добрыми делами?
   – Понятия не имею, – ответила я. – Может, потому, что святая Димпна – покровительница умалишенных? Наверное, дело в этом. А может, у нее мозги не на месте. Я знаю только одно: папа уже на пределе. Он угрожал ей разводом.
   – О господи!
   – Да ладно, он вечно пугает, что разведется. Чаще всего в шутку. Но сейчас, когда папа вышел на пенсию, я не уверена, шутит ли он.
   – О боже.
   – Он очень несчастен: мама вообще дома не появляется.
   – Чем же он занят?
   – Ходит в гольф-клуб. Читает. Слушает радио. На самом деле он уже дошел до ручки. Говорит, что не хочет и в старости жить один.
   – Я его понимаю.
   – Он не против благотворительности, – пояснила я. – Но считает, что у мамы должно оставаться время на семью.
   – Бедный дядюшка Дэвид, – пробормотала Эмбер, наливая мне кофе. – Знаешь, тетя Димпна мне напоминает миссис Джеллиби из «Холодного дома»[63], – со знанием дела продолжала она. – Эта ненормальная собирала деньги для голодающих в Западной Африке, пока ее дети умирали с голоду и бегали в лохмотьях. Замечательная книга «Холодный дом», – с умным видом ораторствовала она. – Гневное обличение общества, развращенного жадностью, лицемерием и преступлениями. Шедевр литературы. – Слушая Эмбер, я подумала, уже не в первый раз, до чего же интересно она рассказывает о классической литературе: можно слушать хоть целый день. Странно, что такой умный и проницательный критик пишет жуткую чушь.
   – А я даром времени не теряла! – похвасталась она. – Та-да-да! – Эмбер торжественно водрузила на кухонный стол свою последнюю рукопись. – Позвольте с гордостью представить: «Животная страсть»!
   – Боже, ты закончила книгу... Мои поздравления! «Ничего себе!» – проснувшись, прокричал Педро, моргнул, встрепенулся и принялся чистить перышки.
   – Работала как проклятая все Рождество, – возбужденно делилась Эмбер. – По двенадцать часов в день. Настроение поднялось, появились силы и вдохновение. И мне кажется, уж эта книга станет настоящим прорывом.
   Итак, мы откупорили бутылку шампанского, чтобы отпраздновать завершение девятого романа Эмбер и начало нового года, который принесет нам... Мы и сами не знали что. Кто-то в новом году выйдет замуж и родит ребенка. Хелен, например. «А также сотни и тысячи других счастливиц», – думала я, изучая свадебную колонку «Таймс». Это время года всегда богато на помолвки, впрочем, как и разводы. Рождество – переломный период, когда жизнь круто поворачивается, к худшему или лучшему. Я рассеянно просматривала объявления о предстоящих свадьбах. Мистер Р. Макдональд и мисс Б. Кинг, мистер С. Бингли и мисс А. Брэдфорд, мистер Дж. Коллинз и мисс Л. Харпер, мистер Т. Феркин и мисс К. Фрог. Я лениво скользила взглядом по строчкам. Паркер и Нолл, Маркс и Спенсер, Харви и Николз, Фортнум и Мейсон, бла-бла-бла. Как же их много... Уайтс и Лилли, Ид и Рейвенскрофт, Лоран и Перье, Лейн и Парк[64]...
   Лейн? Сердце бешено забилось, кровь прилила к лицу. «Состоялась помолвка Доминика, единственного сына мистера Н. Лейна из Южного Бирмингема и миссис М. Лейн из Саттон-Колдфилд, – прочитала я, – и Вирджинии, старшей дочери мистера и миссис С. Парк из поместья Хайвью, Мелтон-Моубрей, Лестершир». Доминик? Помолвлен? Теперь настала моя очередь разрыдаться.
   – Как он мог? – всхлипывала я. – Как он мог, так скоро?
   – Это ни в какие ворота не лезет, – отрезала Эмбер и для убедительности добавила: – Ублюдок! Между прочим, Чарли сделал то же самое, – с горечью заключила она.
   – Да, но у Чарли были на то причины, Эмбер. Сама посуди, он хотел иметь детей, а ты нет.
   – И неудивительно. Ребенок портит фигуру, и ты оказываешься на восемнадцать лет прикована к дому. А по истечении этих восемнадцати лет никто из друзей уже не хочет с тобою знаться, потому что ты впадаешь в маразм и начинаешь страдать недержанием.
   – Дело твое, – я закатила глаза, не переставая всхлипывать. – Но Чарли был другого мнения. И вам пришлось расстаться. Ничего неясного. Но я не понимаю, как это Доминик так быстро умудрился найти новую пассию. Когда успел узнать ее достаточно, чтобы сделать предложение? – Я заревела. – Если только... – Сердце будто сжала ледяная ладонь.
   – Ты же не думаешь, что он... – начала Эмбер. Глаза ее сузились в щелочки. Я видела, как завертелись колесики у нее в голове.
   – Не знаю, – хрипло пробормотала я. – Об этом я не подумала.
   – А может, зря? – тихо проговорила она. – Может, это и есть ответ на все твои вопросы, Минти.
   – Может быть, – поежилась я. Мне стало не по себе. Какая же я наивная, какая дурочка... Как это мне не пришло в голову, что Доминик изменяет.
   – Или девица залетела, как Хелен, – предположила Эмбер. – Но если подумать, – рассудительно добавила она, – не могу представить, что такой, как Доминик, женится из-за этого.
   Самое ужасное, Эмбер была права.
   – Нет, это невозможно, – рыдала я. – Наверное, он... он... любит ее. Наверное, у него был... был с ней роман. Но тогда почему он не порвал со мной?
   – Минти... – тихо произнесла Эмбер, очищая яблоко для Педро.
   – Что?
   – Хм! Не знаю, стоит ли говорить тебе об этом, но я знакома с Вирджинией Парк.
   – О... – прошептала я, шокированная донельзя.
   – Хочешь, расскажу? – спросила она. – Ты хочешь знать, кто она такая?
   Я посмотрела на нее, сомневаясь, хочу ли этого.
   – Да, – проговорила я тихим, бесцветным голосом. – Расскажи.
   – Она из довольно богатой семьи, – сообщила Эмбер.
   – Это видно по адресу, – вздохнула я, совершенно убитая, и снова взглянула на объявление: – Поместье Хайвью, Мелтон-Моубрей.
   – Наследница огромного состояния. Свинофермы.
   – Отлично. Повезло ей. Но откуда ты знаешь?
   – Учились в одной школе.
   – Понятно. – На меня вдруг нашел страх, к горлу подкатила тошнота. – Она красивая? – спросила я.
   – Обычная, – расплывчато сформулировала Эмбер. – Лошадиное лицо, икры толстые, как у Хилари Клинтон, тонюсенькая верхняя губа. И ей сейчас уже тридцать восемь, она на четыре года старше меня. – Надо сказать, меня это приободрило, даже очень. И крайне удивило.
   – Доминик не стал бы связываться с женщиной старше него, – заметила я. – Он сам мне говорил, что не понимает, как это некоторые мужчины берут в жены женщин на несколько лет старше. Утверждал, что это неправильно и сам он никогда бы так не сделал.
   – Да, но у Вирджинии денег куры не клюют. Может, для нее он готов был сделать исключение.