Дурной знак.
   – А как же моя награда? Вы мне должны то, что обещали! – заявил вдруг Костяк.
   – Что? – не поверил своим ушам Костя. – Уж не хотите ли вы сказать, что уже виделись? Без меня? Как это возможно?
   Костяк проигнорировал вопрос левой головы, упорно стараясь не смотреть в ее сторону. Доминатор же тихо рассмеялся:
   – Возможно, возможно. Приятно, когда тебя так неожиданно предает часть собственного тела, верно? Правда, люди привыкли, что обычно их предают безмолвные органы, вроде почек или печени. Но ведь и со стороны хозяев довольно подло пичкать те алкоголем и прочими излишествами, верно? С лишней головой ситуация сложнее, но, в принципе, не такая уж и новая…
   – Так как же уговор? – настаивал Костяк. – Мне обещали тело!
   – Вот ты сволочь! – в сердцах сказал Костя.
   Хотя на кого он сердился? На абстрактную «паразитарную голову» или, все же, на частичку себя самого – обособленную чудесным образом и набитую его же мелкими мыслишками и гаденькими страстишками, с которыми до этого приходилось делить и одну голову, и единое сознание? Видимо, валить все на подлую натуру правой головы было просто нечестно. Это его вина, что у него на плечах, словно шампиньон после дождика, выросло столь подлое предательство…
   – Я уговоры не нарушаю, – заверил Доминатор. – По крайней мере, без лишней необходимости. Ведь на исполнении обязательств друг перед другом и построена жизнь в Черных Землях. Без работы договоров не возможен процветающий здесь свободный бизнес…
   – Но и предательства вы не исключаете, – зло сказал Костя.
   – Конечно же, нет! – довольным голосом произнес Доминатор и хрустнул пальцами в черных перчатках.
   Теперь он медленно прохаживался перед Костей и, видимо, с интересом его рассматривая (сказать этого наверняка было нельзя – ведь лица Доминатора по-прежнему не было видно).
   – Предательство – это очень эффективный инструмент бизнеса, – продолжал Доминатор. – Только его применение – это еще и особое, утонченное искусство. Надо знать – когда, кого и в чем предать. Необходимо четко знать тот баланс, когда выгода от предательства с лихвой перевесит все издержки: презрение чистоплюев, плевки в спину, проклятья в твой адрес и угрозу мести. Есть грань, за которой банальное предательство превращается в красивый и эффектный маневр, в стратегически рассчитанный шаг, который не только не унизит вас в глазах окружающих, но и вызовет восхищение, зависть и даже, хе-хе – уважение в глазах ценителей!
   – Предательство не может быть оправдано ничем, – процедил Костя сквозь зубы.
   – Это потому, что ты ничего в нем не смыслишь, – отмахнулся Доминатор. – Если бы ты принял мою сторону и прошел хотя бы один курс прикладной подлости в Школе Агентов при Старой Башне, то понял бы, каким слепцом ты жил до этого. Но я даже не предлагаю тебе этого. Зато я выполню уговор с твоей, хм… лишней головой. Хотя, сдается мне, теперь это ты – лишний, Игрок.
   – Что ты имеешь в виду, подлая душонка?! – разозлился, наконец, Костя и попытался вырваться из цепких лап манекенов.
   И ничего не почувствовал. Вообще ничего, словно не было у него больше ни рук, ни ног. Только удивленно и испуганно моргающие веки, вздувающиеся ноздри и пересохший язык во рту…
   – Ой! Ух! Оба-на! – закричал Костяк, и Костя увидел, как заметалась, закружилась перед ним комната.
   – Осторожнее, дружок, – почти ласково сказал Доминатор. – Некоторое время тебе придется привыкать к своему телу. Ведь у тебя теперь есть свое собственное тело! Как ощущения?
   – Обалдеть! Кайф! Класс! – орал Костяк, нетвердо пританцовывая и размахивая руками. – Теперь я нормальный! Я нормальный человек!
   Вокруг подымались столбы пыли, Костяк заходился в аллергическом чихе, но не переставал топтаться, подпрыгивать и хлопать себя по бокам. Эта безумная пляска продолжалась еще некоторое время, после чего Костяк внезапно замер и недоуменно уставился на Доминатора.
   – Постойте! – недоуменно сказал он. – А почему у меня осталась вторая башка? Эта, слева? Разве мы так договаривались?
   – А разве нет? – усмехнулся Доминатор. – Я обещал тебе тело? Обещал. Я предоставил его тебе? Предоставил. Чего же ты еще хочешь?
   – Э, нет! – заорал Костяк, так, что Костя болезненно поморщился – это было единственное, что он мог сделать в данной ситуации. – Я хотел тело только для себя! Для себя – и точка!
   – Договор есть договор! – отрезал Доминатор.
   – Это нечестно! – заныл Костяк.
   И тут Костя расхохотался. Расхохотался так, что Доминатор удивленно замер, а Черный Риэлтер, наконец, заерзал в собственном кресле, доказав, что, все-таки, является живым, хотя и необычным, существом. Тема посмотрел на Костю в страхе. Казалось, он впервые за все время пребывания в этой комнате испугался.
   – «Нечестно…», – чуть неплача от смеха, бормотал Костя, – «нечестно» – вы слышали?..
   – Ну, да, есть в этом определенная ирония, – бесстрастно согласился Доминатор. – Надо просто уметь хорошенько просчитывать свою подлость. Иначе можно попасться на собственную удочку…
   – И что же мне теперь делать? – заныл Костяк. – Он же мне покоя не даст. Будет все время пилить, вспоминать мне все хорошее. По ночам будить будет. Морали читать станет…
   – Буду! – заверил Костя. – Стану!
   – Отрежьте! – вдруг горячечно забормотал Костяк. – Отрежьте ее! Вы же говорили, что у вас врачи хорошие есть!
   – Есть, – согласился Доминатор. – Только ты же слышал – он Игрок. Я не могу просто так отрезать и выбросить его голову на свалку. Мне это не выгодно. Мне выгодно, чтобы он жил – и не смог ничего сделать стоящего в этой жизни. С твоим руководством этим телом это просто-таки гарантировано…
   – Ну, пожалуйста… – заныл Костяк. – Неужели ничего нельзя придумать?
   – Почему же – нельзя, – усмехнулся Доминатор, складывая на груди руки. – Все можно, если очень захотеть. Только нам придется заключить с тобой новый договор…
   – Да! Да! – заорал Костяк и чуть было не рухнул на пол, потеряв равновесие. – Я на все согласен!
   – Ты глуп, братец, – констатировал Доминатор. – Нельзя заранее соглашаться на все. Впрочем, я предложу тебе вполне сносные условия. Ты просто поступишь ко мне на службу…
   – Да! – заорал Костяк.
   – Дослушай, дубина, – бесцветно прошептал Костя, на которого неожиданно снизошла полнейшая апатия и равнодушие к происходящему вокруг.
   – …на службу до конца Игры. А там – разберемся…
   – Согласен! – беспечно выкрикнул Костяк и осекся. – А что значит – до конца Игры?
   – Это значит – до конца, – равнодушно сказал Доминатор. – И с этого момента ты прекращаешь задавать вопросы и приступаешь к исполнению приказов. Понял?
   – Э… – выдавил Костяк и тут же выпучил глаза – очевидно, очередной вопрос просто застрял у него в горле.
   – Понял, – обреченно выдавил он.
   – Вот и славно, – усмехнулся Доминатор. – Люблю простаков и идиотов.
   – Исполнителей-идиотов тоже любите? – поинтересовался Костя.
   Доминатор не ответил. Он подошел к Теме и провел у него над головой своей черной рукой. Под ладонью у него сверкнул маленькая молния. Вскрикнув, Доминатор отдернул руку. Тема даже не поднял голову, занятый перекладыванием своих камушков.
   Потирая руку, словно ушибленную, Доминатор сказал:
   – Да, ты силен, Магистр. Очень силен! Это хорошо. У тебя большое будущее, Магистр! Что ж, пойдем со мной, Магистр…
   Тема испуганно оцепенев смотрел то на Костю, то на Доминатора, а бледные губы шептали, казалось, независимо от его собственной воли:
 
Камень можно расколоть,
И как пудру измолоть.
Можно подло проучить,
Но не выйдет размягчить…
 
   Доминатор чутким слухом уловил эти слова и засмеялся:
   – Можно, можно размягчить – стоит только, как следует, нагреть.
   – Настоящий камень от огня только крепче, – опустив голову, тихо сказал Тема.
 
   А где-то далеко, высоко в облаках над городом, под самым черным солнцем справедливый и беспристрастный Арбитр, глядя вниз равнодушным взглядом стороннего наблюдателя, до боли, до хруста в суставах, до маленьких капелек крови на ладонях сжал кулаки…

–6-

   Любители шли в обход Манежной площади. Она так и не была восстановлена со времен исторической битвы между гномами и Черкизовской Ордой. Хотя сама государственная власть заседала поблизости, ей не было дела до таких мелочей: ведь каждый день с утра до вечера там происходило небезызвестное шоу, на которое и купили билеты любители. В черном провале виднелись останки ржавой военной техники гномов, которую заманили и обрушили вниз коварные ордынцы под руководством хитрого и опытного военачальника. Как известно ордынцами тогда командовал самый настоящий Игрок – бывший спецназовец Дэн, дальнейшая судьба которого любителям была неизвестна.
   Полюбовались видами Кремлевской стены, окружавшей большой, покрытый молодой зеленью холм на месте собственно Кремля. Сам Кремль, продолжал оставаться самой мрачной достопримечательностью Волшебной Москвы, только подземной: он по-прежнему «высился» в глубину, перевернутый таинственными силами вверх тормашками. Там, в жутком подземелье самоотверженная кремлевская охрана несла неусыпную вахту по охране Волшебной Москвы от зловещих и таинственных кремлевских обитателей. Никто не мог похвастаться тем, что видел их самих, да и, по правде сказать, не многие к тому и стремились.
   Вскоре показалось удивительное на вид здание Государственной Думы – гигантский зеркальный шар, в котором как бы отражалось искаженное и несуществующее теперь ее прежнее строение.
   Впрочем, было это сооружение немногим удивительнее прочей Волшебной Московской архитектуры.
   Взять, к примеру, ту же, теряющуюся в ближнем космосе Останкинскую башню.
   Или изящно изогнувшиеся и вытянувшиеся в несколько раз сталинские высотки.
   Что уж там говорить про целые кварталы, движущиеся по принципу электронной игрушки «тетрис»: квадратные, угловые, более хитрой формы дома двигались в по дворам в сторону проспекта, стремясь своим объемом заполнить пробелы в фасаде. И, заполнив один слой – исчезали вместе с висящим на балконах бельем и жильцами…
   Перед Госдумой царило оживление. Подойдя поближе, любители поняли: здесь проводится какая-то политическая акция. Всюду торчали коряво нарисованные плакаты и транспаранты, с крыш автомобилей что-то кричали в мегафоны митингующие.
   – Что здесь происходит? – поинтересовался любознательный Богдан у какого-то зеваки.
   Тот повернулся к Богдану, заставив его в испуге отпрянуть: личина этого гражданина была вполне себе жутковатой. Вместо лица имелся кожистый мешок, утыканный, словно виноградная гроздь, десятками глаз на тонких ножках.
   Эрик, державший маленькую Свету за руку, закрыл ей ладонью глаза. Но девочка, похоже, и не думала пугаться всяких там монстров. Криста же держалась стойко.
   – А, это те, кому Игра личины не дала, хотят устроить здесь натурал-парад, – непонятно чем сказало существо. – Большинству ведь достались всякие личины. Я вижу, как вы на меня смотрите. Так это еще что. Сейчас моя жена подойдет…
   – Нам пора, – быстро сказа Криста и отвела взгляд от глазастого.
   Богдан же пришел в себя после первого стресса и продолжил расспросы:
   – А в чем смысл этого э-э… парада? Я не понимаю…
   – Да и я не понимаю, – пожал плечами глазастый. – У нас свобода и демократия, никто не запрещает быть натуралами, пальцами в них не тычут, типа: «смотрите, обыкновенный пошел!» А они, видите ли, хотят подчеркнуть: «мы мол, нормальные, смотрите, какие мы!»
   – А вы, что же – против? – поинтересовался Богдан.
   – Мне в принципе, все равно, – пожал плечами глазастый. – Но ведь устроят они свой парад, а дети будут смотреть и спрашивать: пап, а кто это? Что я им отвечу? Вот то-то же. Развели аморалку… А вот, кстати, и жена моя подошла…
   Любители посмотрели на жену, и быстро-быстро удалились. Поближе к натуралам, хоть это и было слегка предосудительно.
   Вокруг толпы на бреющем полете кружили крылатые-полосатые гаишники, пристально высматривая нарушителей порядка. С несвязными воплями носились из стороны в сторону всклокоченные макаки с видеокамерами и микрофонами – телевидение Волшебной Москвы. Макаки были повсюду. Некоторые даже умудрялись залезть на плечи какому-нибудь зазевавшемуся растяпе и, пока тот в недоумении озирался в поисках непонятного раздражителя, катались на нем, осуществляя видеосъемку в самых удивительных ракурсах.
   Тем временем один из ораторов во всю разорялся через хрипящий и вопящий мегафон:
   – Доколе мы, немногие нормальные люди, будем чувствовать себя, словно в гетто среди захвативших все и вся мутантов?!
   – Да-а! – ревела толпа.
   – Доколе мы будем стыдиться своей нормальности, своей простой человеческой внешности, так раздражающей этих личиноносцев?!
   – А-а-а!..
   – Доколе над нами будут потешаться за то, что у нас нету всяких там щупальцев или что мы, скажем, не похожи на каких-нибудь гламурных кенгуру с Рублевки?
   На последних словах оратор заговорил как-то гнусаво: на глазах у всех из центра его полного раскрасневшегося от крика лица полез и стал вытягиваться длинный извивающийся хобот.
   Толпа наградила оратора свистом, и несчастного мигом спихнули с импровизированной трибуны.
   – Игра берет свое, – философски заметил какой-то пожилой гражданин. – Нестойкий оказался натурал-то…
   А с крыши машины уже кричал другой человек – что-то про твердость натуралистических убеждений самоочищение рядов от скверны…
   – Так, – сказала Криста. – Где-то я уже видела подобное. Пошли-ка отсюда. А то билеты пропадут.
   Любители с трудом пробрались сквозь толпу. Эрик взял маленькую Свету на руки, а Богдан пробивал ему дорогу. Наконец они достигли зеркальной поверхности Думы. Никакого оцепления вокруг не было: то ли обитатели святилища народной власти не боялись волнений избирателей, то ли попросту ничего не знали о происходящем за зеркальной стеной. Последнее было вероятнее всего.
   Любители взяли в руки билеты и, вытянув руки, коснулись ими огромной сверкающей сферы. Раздался громкий чавкающий звук, и любителей со свистом всосало вовнутрь – прямо сквозь стену.
 
   Внутри все было дорого, основательно и пафосно. Все внушало уверенность за будущее страны или, по крайней мере, Волшебной Москвы. За исключением указателя над головой, который содержал всего три строчки:
 
большой зал
 
кулуары
 
БУФЕТ
 
   При взгляде на него разу же не оставалось ни малейших сомнений в том, что центральным местом в Государственной Думе по-прежнему оставался буфет. Но присмотревшись, любители заметили, что в сторонке стоит еще один указатель, на котором значилось:
 
В буфете седня дезинфекция – икра протухла:).
 
Кому зырить шоу – седня в Больш. зале: о)
 
   – Наверное, и впрямь, веселое будет зрелище, – оптимистично предположил Богдан.
   – Посмотрим, – с сомнением произнес Эрик.
   – Хочу к бабушке, – грустно сказала Света, но послушно поплелась вслед за любителями.
   Когда любители вошли в Большой зал, то решили поначалу, что оказались тут раньше времени: зал был совершенно пуст.
   – Вот те на! – воскликнул Богдан. – Просто замечательное шоу! Называется «Все на переменке»…
   – Вы, однако, шутник! – сказал прямо в ухо Богдану низкий вкрадчивый голос.
   От неожиданности Богдан вскрикнул:
   – А! Кто это?
   – Это мы – Голоса! – раздалось с другой стороны.
   Эрик огляделся и произнес:
   – Да, точно! Помнится что-то такое я слышал: во время Старта Игры депутатов отправили куда-то, а их Голоса остались…
   – Это невидимки, да? – с серьезным видом спросила Света.
   – Да, маленькая, невидимки, – кивнула Криста и погладила Свету по голове.
   Но тут вмешался третий Голос:
   – Не морочьте голову подрастающему поколению! Какие мы еще невидимки? Мы – Голоса! А где вы видели, чтобы Голос видели?
   – Каламбурить изволите! – язвительно сказал четвертый Голос. – Вот и законы такие пишите, что их читать невозможно, не то что исполнять!
   – Что?! – возмутился третий Голос. – Это кто там бормочет? Чей это тоненький продажный голосок?
   – За базар отвечаешь, умник?!
   – Я всегда за базар отвечаю, а вот кто-то, я смотрю, в понятиях попутал!!!
   Любители переглянулись. Богдан хлопнул себя по коленям и демонстративно сел.
   – По-моему, шоу уже началось, – пояснил он.
   Эрик и Криста уселись следом. Свету посадили по центру и дали куклу, которую успел где-то раздобыть Богдан. Света оглядела игрушку и принялась ее методично расчленять.
   Полемика среди Голосов, между тем, продолжалась. Любители расслабились, наслаждаясь стереоэффектом многоголосого общения, словно находились в своеобразном радиотеатре.
   – Уважаемые Голоса, прошу внимания! Хочу довести до вашего сведения, что сегодня на повестке дня рассмотрение целого ряда вопросов.
   – А вот у меня вопрос: будет ли кворум? Половина Голосов траванулась вчера подпорченной икрой…
   – Что значит – «подпорченной»? Не хотите ли вы сказать, что ее кто-то подпортил?
   – У меня подозрение, что это кто-то из фракции теноров. Они пытались сорвать законопроект фракции баритонов по поводу продления обеденного перерыва.
   – Это поклеп! Это возмутительно! Зачем это нам, тенорам? Может группке фальцетов это и нужно, но мы всегда поддерживали этот законопроект! Это очень ценный законопроект! Мы тоже считаем, что обеденный перерыв следует продлить, включив в него послеобеденный сон! Наша голосовая группа считает, что отдых после основательного рабочего обеда совершенно необходим для поддержания голосовых связок в нормальной форме…
   – Я протестую! У нас нет никаких голосовых связок – мы ведь просто Голоса!
   – Мы не просто Голоса – мы Голоса наших избирателей! Прошу не забывать об этом!
   – Уважаемый, вы опять путаетесь в понятиях: голоса избирателей – это те, которые они отдают за нас на выборах.
   – Не надо передергивать! Вы прекрасно знаете, что я имел в виду! Я имел в виду, что мы – рупор народа!
   – А, рупор! Тогда конечно. Кто ж будет спорить, что вы – рупор. Я бы даже сказал – труба. Более того – воронка…
   – Вы опять пытаетесь меня оскорбить в завуалированной форме?
   – Ну, ч то вы…
   – А-а-а! Козлы! Подонки! Мерзавцы, однозначно!
   – О, здравствуйте, здравствуйте, любезный! Мы вас уж и не ждали! Вы же, вроде, тоже вчера икорки переели?
   – А-а-а!!! Чтоб им пусто было, предателям! Вредители проклятые! Такой продукт испортили! О, вы послушайте, послушайте, что у меня желудок вытворяет! О-о-о! Сколько пафоса в этом звуке! Прямо подноси к микрофону – и партийная речь готова…
   – Я всегда подозревал, что за вас говорит ваш желудок…
   – Да, да! За меня говорит голодный желудок моего бедного, но гордого народа! А за вас вещает толстая задница зажравшихся олигархов!
   – Фу, как неаппетитно!
   – Зато доступно!
   – А мне нравится образность его речи. Кстати откуда вы к нам?
   – Прямо из, извиняюсь, уборной. Враг коварен, но ему не удалось свалить меня окончательно! Мы никогда не станем на колени! Однозначно!
   – То-то я чувствую, от кого-то воняет… Прямо глаза режет…
   – Это правда, правда вам глаза режет! Чистоплюи недорезанные! Вы тут ерундой страдаете, а я и в застенках туалета, загнанный на вершину этой керамической Голгофы – и там работал в поте лица своего! Вот, выстрадал текст нового законопроекта, понимаешь!
   – Откуда вы его, это, простите, выстрадали?
   – А вот не надо ерничать! Не надо! Смотрите, целый рулон исписал мелким почерком!
   – Почерк действительно мелкий. И какой-то неровный. На кардиограмму похоже…
   – А вы чего хотели, когда подо мной такой новогодний фейерверк!..
   – Поняли, поняли, не надо подробностей. Так о чем, собственно, законопроект?
   – Как о чем? О самом насущном! Наша фракция всегда поднимает самые жизненные вопросы, а не толчет воду в ступе, как некоторые…
   – Так суть-то в чем?
   – В икре!
   – В икре?!
   – Конечно! Какой вопрос был для меня более жизненным там, в этом аду, выложенном белой плиткой? Конечно же – качество икры в нашем буфете! Вот, читайте! Я считаю, что контроль за качеством икры необходимо возложить на спикера!
   – Революционно!
   – Замечательно!
   – Прямо в точку!
   – Господин спикер, вы должны взяться за это! Это глас народа!
   – Позвольте! У меня и так достаточно нагрузки! Я и без этого ведаю распределением путевок, и билеты в кино на всех тоже я покупаю…
   – Правда, он ведь отслеживает новинки проката!
   – Это серьезно. А вдруг из-за икры мы пропустим классное кино какое-нибудь?! Триллер какой-нибудь со стрельбой или комедию какую?
   – Да! А вдруг новое продолжение «Пиратов» будет? Если я пропущу – так потом и икра в горло не полезет…
   – Надо выбирать – или икра или кино!
   – Опомнитесь! Да что же вы такое говорите?! Да вы послушайте себя со стороны! Господи, и это называется – народные избранники! Слышали бы вас избиратели! Стыдно! Да как это можно так ставить вопрос – икра или кино?! Разве этична сама подобная постановка вопроса?!
   – Действительно…
   – Да, он прав! И икра, и киношка – без этого никак нельзя. Икра необходима для работы, а кино – для единения с массами.
   – Итак, сегодня на повестке для два вопроса: первый – икра, второй – принятие Правил Игры в окончательном чтении.
   – Я! Я по икре сказать хочу! Я теперь все про нее знаю, можно сказать, сам ее уже метал …
   – Прошу к трибуне!
   – Я лучше с места – боюсь не устою долго…
 
   Любители, ожидавшие обещанного веселого шоу, сидя в удобных, качественно обитых креслах, постепенно мрачнели. И было от чего.
   Эти Голоса, которые не видели ничего дальше думского буфета и которых не волновало ничто, кроме собственных желудков, эти пустые и никак не связанные с жизнью Голоса собирались принять Правила, от которых будут зависеть судьбы миллионов жителей Волшебной Москвы.
   Эти Голоса, которые ничего не понимали в реальной жизни, ни в чем не разбирались по-настоящему и не желали тому учиться, эти Голоса собирались замахнуться на возложенное самой Игрой исключительное право Магистра Правил.
   Эти голоса чувствовали себя в абсолютном праве принимать любые решения – и не нести за них совершенно никакой ответственности. Просто у них была знаменитая Печать Власти – та самая, вырезанная из похищенного у гномов камня Власти. Все знают, что без Груза Ответственности, полагающегося в довесок, такой камень никогда не передается простым смертным.
   Но многим Голосам увесистый и неудобный Груз Ответственности представляется слишком тяжелой ношей. Куда приятнее нести в собственном брюхе такое же количество высокосортной осетровой икры. Или белужьей, или севрюжьей, паюсной или зернистой, и уж в самом крайнем случае обычной лососевой – но это кому как нравится. Только вот Ответственность не нравится никому – ни с хлебом, ни с маслом, ни просто – большой серебряной ложкой…
 
   – Ладно, ладно! Прекратили шум! – Спикер с трудом перекрывал возбужденные вопли других Голосов. – Вижу, что за одно заседание вопрос икры нам никак не решить. Потому перенесем дебаты назавтра. А сейчас еще один вопрос. Думаю, он не займет много времени. Тем более, что он уже обсуждался, и согласовывался. Напоминаю, о положительном решении нас настоятельно просили очень хорошие люди… Итак, на повестке принятие Правил Игры. Надеюсь, этим законодательным актом мы поставим, наконец, точку в том размытом и подвешенном состоянии, в котором пребывала бедная Волшебная Москва, лишенная так называемого Магистра. Внесите Печать Власти!
   – Стойте! – воскликнула Криста.
   Она вскочила со своего места и бросилась в сторону трибуны. Голоса разразились криками – видимо по пути Криста задела, толкнула, а может, и наступила на что-то невидимое, что и представляло собой собственно Голоса. Но ей было все равно: она спешила высказаться, пока не стало слишком поздно. Взбежав на трибуну и услышав болезненное Спикерское «Ай!», она закричала в испуганно пискнувший микрофон:
   – Да вы что же вы, с ума здесь посходили?! Как вы можете принять Правила, когда Игрой это предназначено сделать Магистру, и только ему! Какое же право имеете на это вы?!
   – Право депутатских Голосов и обладателей Печати Власти, – успокоившись, мягко сказал Спикер. – А вот никакого Магистра в нашей Конституции не прописано. Так-то! Освободите трибуну, пожалуйста…
   – И не подумаю! – заявила Криста. – У меня тоже есть Голос. И это – Голос избирателя!
   – Что ж, говорите, – согласился Спикер. – Только не долго. Скоро перерыв на файф-о-клок. Голоса очень пунктуальны в этом вопросе…
   – Никуда не денется ваш чай с грильяжем! – возмущенно воскликнула Криста. – Магистр есть, он в городе, и вы не можете принять Правила без него! Это может закончиться катастрофой! Арбитр уж точно не простит вам этого самоуправства!
   – У обладателей Печати Власти перед Арбитром иммунитет, – довольным голосом сказал Спикер. – Мы консультировались.
   – Уж не с Доминатором ли?!
   – Так, ваше время истекло!
   – Стойте! – крикнул Богдан. – У нас здесь Игрок. Вы не можете отказать Игроку в праве высказаться!