Василий вовсе не был уверен в своей правоте. Борис ему помог.
   — Беру, беру. Пошли.
   Они снова остановились в том же самом «Хилтоне». Теперь, правда, Ольге не пришлось переодеваться. На ней была форма гвардейского архонта, по выражению Бориса — "вполне стильная". Василий снова отказался расстаться со своими голубыми шароварами и безрукавкой, а на груди Хафизуллы все еще висели яркие кружочки нелепых жетонов — они ему понравились.
   Борис быстро собрал команду, тех же самых людей, с которыми плавал обычно. Только на этот раз вместо катера он использовал специально оборудованную яхту, тоже на подводных крыльях, достаточно большую, чтобы укрыть на палубе шлем Искандера.
   В море вышли под вечер. Берег остался на горизонте — еле заметная туманная неровность, нарушающая идеальную прямую границу между гладким, почти глянцевым небом и столь же гладкой зеленоватой водой.
   Юсуф возился на глубине в громоздком водолазном костюме. Его поднимали на поверхность, он отрицательно мотал головой, отдыхал и нырял снова. Два раза поменяли место. Наконец, Юсуф вынырнул довольный.
   — Нашел я ваш клад с рогами. Что, капитан, по слитку на брата? Не обманешь?
   — Не обману, — сказал Борис, — давайте вытаскивать.
   Мощный кран с шумом отобрал у моря странную добычу. Борис подождал, пока вода вытечет из открытого входного отверстия, и повернул рычаг. Шлем Искандера, лязгнув металлическим дном, встал на палубу.
   Бахтияр тронул Бориса за локоть.
   — Хозяин. Катер.
   Борис прищурился.
   — Бинокль дай.
   Минут пять он рассматривал через бинокль неизвестный катер.
   — Стоит, сволочь… Ладно. Мы уже им всем показали морской бой. И еще покажем, если полезут.
   Бой действительно предстоял. Но вовсе не тот, о котором думал Борис. Когда он оторвался, наконец, от бинокля, вся команда собралась на палубе. Вперед вышел Юсуф. Склонил лохматую голову набок, пошевелил челюстями. И выпалил:
   — Маловато, капитан.
   — Чего маловато?
   — По слитку на человека. Мы там огромные сундуки нашли…
   — Ну и что? — холодно спросил Борис.
   — И решили, что поровну, считая гостей. Как раз.
   Борис выстрелил, не вынимая пистолета из кармана. Пуля сделала две дырки — одну в белой материи, другую у Юсуфа в животе. Но матросы не испугались — тут было, ради чего рисковать чьей угодно жизнью, даже своей. Тело Юсуфа не успело коснуться палубы, когда они все вместе бросились на своего хозяина.
   Борис успел сделать еще несколько выстрелов, кого-то убил или ранил, но остальные его повалили. Хафизулла, стоявший на мостике, сориентировался сразу и, перескочив через низкое ограждение, прыгнул сверху в самую свалку. Василий через секунду последовал за ним.
   Ольга была в каюте и, наверное, ничего не слышала.
   Василий наносил простые удары — в этой куче было не до искусства боя. Хрустели кости, гремела ругань. Василий боялся пустить в ход бластер, чтобы не задеть Бориса. Хотя, наверное, он уже мертв…
   Неожиданно все стихло. На палубе, измазанной кровью, лежали тела. Одно тело пошевелилось…
   — Борис!
   Василий бросился к нему. Хафизулла тоже уже стоял рядом. Они помогли Борису подняться на ноги. Кровь сочилась из многочисленных порезов, но в целом — ничего серьезного.
   Некоторые матросы тоже начали шевелиться и стонать.
   — Образумились? — спросил Хафизулла.
   Борис что-то промычал и замотал головой. Потом подошел по очереди к каждому матросу и выстрелил в голову.
   — Грузы тащить, хозяин?
   Бахтияр сидел в сторонке на красной стальной бочке. Борис усмехнулся.
   — А ты, старый шайтан, ждал, кто победит?
   Бахтияр пожал плечами.
   — Победили вы, хозяин. Грузы тащить?
   — Тащи. И палубу вымой. Да почище. Если все сойдет, яхта твоя будет.
   Бахтияр встал с бочки, но все не шел за грузами, переминался с ноги на ногу.
   — Так вот еще что. Вы как рассчитали? По слитку на человека, или пятнадцать слитков команде?
   Борис расхохотался.
   — Ну ты — шайтан! Да, дорогой, получишь все пятнадцать. На пенсию уйдешь, почетную.
   Бахтияр кивнул и, не спеша, пошел за грузами.
   Мертвецов покидали в море, связав по двое и закрепив на ногах балластные болванки. Потом Бахтияр с Борисом принайтовали к палубе ценный груз и укрыли сверху большим серым чехлом.
   Бахтияр остался мыть палубу. Борис, Василий и Хафизулла поднялись в рубку.
   — Хорошая яхта. В одиночку можно управлять. Вот только если воевать… Хаф, иди на корму к пушке. Там вроде как такой ящик принайтован. Этот ящик — без дна: откинешь его, а под ним та пушка и есть. Вась, а ты в каюте Ольгу проведай, там кровать есть здоровая. Матрац подними, вынь базуку. Бахтияр тебе поможет, тащите мины вон туда, вперед, на верхнюю палубу, где бортик внутрь загибается. Бортик — броня. Все сложите, да, пусть Бахтияр и себе базуку возьмет. Так. Ох, забыл. У Оли осталась ведь эта штука, которая корабли режет!
   Василий кивнул. Борис щелкнул тумблером. Заработала лебедка, вытягивая якорь.
   — Буди ее. Ну что, сыграем в морской бой, если кто захочет.
   Яхта набрала скорость и, приподнявшись на крыльях, взяла курс на северо-восток.
   Морского боя, которого ожидал Борис, так и не случилось. Пограничники тоже не беспокоили — с одними Борис договорился заранее, других обошел.
   Поздно ночью яхта пришвартовалась к темному боку огромного крейсера. Со шлема Искандера содрали чехол, сверху опустились троссы с крюками. Прежде, чем скомандовать подъем, Борис залез в один сундук, набрал пятнадцать золотых слитков. Свалил их в холщевый рюкзак, вручил Бахтияру.
   — Держи. Гарем заведешь. Работать больше не надо.
   Старик усмехнулся.
   — Гарем заведу. Но работать с тобой хорошо, хозяин.
   — Это верно, — вздохнул Борис, — только я уже все. Отработался. Один работай, если хочешь. Вадик будет иметь с тобой дело, я уверен.
   — Нет. Тогда — только гарем.
   Они обнялись. Уже на трапе Борис вдруг вспомнил:
   — Я добазарился с погранцами на третьем маршруте, но тот катер… У погранцов может любопытство взыграть. Странно, что они сейчас к нам не сунулись. Иди назад десяткой…
   — Ты кого учишь, щенок? — вдруг рассердился Бахтияр, — кто тебя-то самого учил, забыл?!
   И Бахтияр расхохотался хриплым гортанным смехом.
   На этот раз крейсер шел не в Крым. Борис зафрахтовал грузовой самолет на военном аэродроме под Новороссийском. Жирное розовое солнце уже вынырнуло из воды, когда крейсер встал на рейд. Капитан, все тот же Вадик, напряженно разглядывал берег в мощный бинокль. Потом выругался и передал бинокль Борису.
   Набережную и пристань наводнили солдаты. К крейсеру шли два торпедных катера. Борис тоже выругался и отдал бинокль Василию.
   — Посмотри, Вась, на нашу смерть. Я, кажется, знаю, чей катерок за нами шпионил.
   Василий сразу оценил ситуацию.
   — Вадим, у вас должно хватить…
   — Чего хватить?
   — Два залпа по тем… Потом оба катера. Вообще, я уверен, один такой крейсер, как ваш, может снести один такой город.
   Вадик всплеснул руками.
   — Ты свихнулся, парень! Снести я могу что угодно. Но потом мне снесут яйца. Ты не понимаешь? Ни в какой Аргентине, ни в самой поганой Африке я потом не укроюсь, хоть даже все ваше золото на это потрать. Что делать, что делать… Ну, Борька, ты меня и подставил!
   Борис задумчиво пожевал губами.
   — Ладно, Вадик. Оформляй по-быстрому наш арест.
   Рыбьи трубки, ольгину и те, которые оставались в шлеме Искандера, спрятал на себе Хафизулла. Трубки были достаточно маленькие. Бластеры, наоборот, сложили внутри шлема на видном месте. Сойдут за диковинку, наряду со всем остальным.
   Вадик радировал на берег — о задержании «нарушителей». После этого он принялся лихорадочно названивать всем своим знакомым, выстраивать защиту. Почти треть золота осталась на крейсере — этого Вадику должно было хватить и для успешной защиты, и для почетной пенсии.
   Остальное лежало в шлеме Искандера.
   — Для них это — инопланетный аппарат…
   — Это и есть инопланетный аппарат, — сказал Василий.
   — Да, инопланетный аппарат. Неопознанный. Они сами ничего руками трогать не станут. Если все будет удачно, нас повезут вместе с этой штукой. Жалко, с нами Пурдзана нет. Тогда был бы не арест, а встреча дорогого гостя.
   Но Пурдзана не было. Был арест. Всех обыскали, отобрали кинжалы и пулевое оружие. Хафизулла расстался с арбалетом и с большим ножом, который специально подвесил к поясу на самом видном месте. Мальчики в черных беретах так и не отыскали ни одного измаилитского кинжала и ни одной рыбьей трубки.
   Арестованных и груз приняли у Вадика под расписку. Когда арестованных вывели из трюма катера на причал, Борис заметил среди людей в форме одного человека в черной коже.
   — Вась, глянь.
   — Вижу.
   — Хаф, ты тоже глянь.
   — Я уже глянул, Идин-ага. Не утонул он тогда, шайтан.
   Машины медленно двигались по горной дороге. Впереди шел здоровенный четырехосный тягач, он тащил платформу, на которой был укреплен шлем Искандера. Борис оказался прав — внутрь шлема никто даже не заглянул. Боялись.
   За платформой, почти впритык, урчал фургон с арестованными. Пятеро автоматчиков расселись на платформе вокруг шлема. Еще пятеро были в фургоне, вместе с Василием, Борисом, Ольгой, Хафизуллой и седым кривоногим полковником.
   Когда арестованных вывели с причала на набережную, полковник оценивающе оглядел их и понял, что стукач, посланный Рыбаком, зря порол горячку. Не нужно столько солдат для этих четверых. Первый, в шортах, конечно, волк. А остальные — так, фраера, тем более — девка.
   — Первый взвод, первое отделение — охранять арестованных, второе — к грузу. Гиреев! Лейтенант!
   Подбежал лейтенант. Чем-то его лицо было Василию знакомо: овальное, гладкое, с густой черной щеточкой усов под прямым узким носом. А если бы это была не щеточка, а ниточка… Свиные уши!
   — Васька, — скомандовал полковник лейтенанту, — уводи остальных. Я с конвоем поеду.
   Лейтенант отдал честь и отправился выполнять приказ. Василий перевел дух. Двойник! Славно, что он — не гражданский. Тоже лейтенант. И славно, что он остается здесь, в Новороссийске. Значит, не прийдется воевать с самим собой.
   Эта сцена, это лицо, его собственное лицо под черной лепешкой берета, все еще стояли перед глазами. Борис тихонько толкнул своим коленом колено Василия. Машины взбирались на очередной перевал.
   — Идем к третьему. Узнаю места. Хаф…
   — Не разговаривать по-турецки! — рявкнул полковник.
   — А по-русски? — спросил Борис.
   Полковник ухмыльнулся. Стянул с головы берет, вытер им потное лицо.
   — Ну, скажи что-нибудь. А то потом фээсбэшникам тебя сдам, хрен чего узнаю.
   Борис положил ногу на ногу, почесал ухо, звякнув наручниками.
   — Значит, так. Я обнаружил на дне Босфора страшное оружие. Вы, полковник, думаете, что это — та штука с рогами.
   Борис неожиданно привстал, ткнув пальцем в узкое окошко под самой крышей фургона. Автоматчики встрепенулись. Полковник сказал спокойно:
   — Сядь. Хочешь мне баки залить? Ну, залей. Тоже интересно.
   Борис опустился на место, но продолжал активно жестикулировать, привлекая к себе внимание автоматчиков.
   — Так вот, самое лучшее оружие — это люди. Их-то я и нашел. Прекрасные люди! Хаф…
   — "Хаф" — это что, ругательство турецкое?
   Но полковник так и не получил ответа. Голубой луч мигнул почти незаметно. В горле первого автоматчика образовалось дымящееся отверстие, маленькая черная черточка. Такое же отверстие возникло за его спиной в борту фургона, и еще одно — в кривом стволе дерева, стоявшего у самой обочины.
   Остальные автоматчики так и не поняли, в чем дело.
   — Хаф, стой!
   Хафизулла замер, держа наготове рыбью трубку. Автоматчики были мертвы. Полковник тоже замер с пистолетом, наполовину вытащенным из кобуры.
   — Полкаш нам нужен, — сказал Борис, — живой. Но, — он повернулся к полковнику, — не обязательно здоровый. Хаф, браслеты разрежь.
   Наручники были аккуратно перепилены лучом. При этом в потолке фургона возникло несколько вытянутых отверстий. Василий, Ольга и Борис взяли каждый по трубке. Все кинжалы Хафизулла оставил при себе.
   Борис, встав на цыпочки, выглянул в переднее окошко. Автоматчики спокойно курили, сидя на платформе. Водитель в кабине фургона тоже, кажется, ни о чем не подозревал — Хафизулла все сделал быстро и тихо.
   Полковник сидел молча и думал о том, как сильно он лажанулся, не послушав стукача — лысого детины в кожаной куртке. А теперь уж чего? Теперь прийдется делать, что прикажет этот бандюга. Или — шпион? Полковник, впрочем, решил, что это все равно.
   Убрать автоматчиков с платформы, не повредив груз, было труднее. Борис ждал чего-то, поглядывая в окно.
   — Так… Вот. Хаф, через гору надо быстро пробежать и снять водилу с тягача. Серпантин идет вниз, а ты прямиком. Оль, стереги полкаша. Вася, делаем дыру, выскакиваем направо. Хаф — налево и вниз, ждать тягач. Раз, два, пошли!
   Круговое движение трубкой — и часть борта грузовика выпала на дорогу. Водитель затормозил, высунулся в окошко.
   — Ребят, что…
   И был убит.
   — Хаф, вперед, Вась, назад! — скомандовал Борис, запрыгивая обратно в фургон.
   Хафизулла, перескочив через обочину, скрылся в пыльных зарослях на склоне горы. Ему вслед застучали автоматные очереди. Тягач остановился.
   — Товарищ полковник! Эй!..
   Командир отделения, невысокий белобрысый сержант, махнул рукой остальным автоматчикам, и они стали осторожно приближаться к фургону. Борис заломил полковнику руку за спину и вытолкал его наружу.
   — Не стреляйте, ребят. Поговорим.
   Автоматчики, все пятеро, обернулись к Борису, который выставил между ними и собой полковника.
   — И молчи, сука, — шепнул он полковнику.
   Полковник покорно молчал. Борис выходил вдоль обочины, так, чтобы выстрелом из трубки не задеть тягач с грузом. Трубку он пока держал за спиной полковника. Солдаты думали, что там — обычный пистолет.
   — О чем поговорим? — спросил сержант, — о тебе? Так с нас голову снимут, полковник и снимет, ежели жив останется.
   Но сержант не торопился командовать «огонь». Он чувствовал, что ему предлагают нечто большее, чем жизнь никому не нужного полковника.
   — О золоте поговорим, — ответил Борис, — много золота. Полкаша пристрелите, скажете — я автомат вырвал, застрелил его. А золото — вам. На пятерых хватит, до самой смерти.
   — Так-таки до самой смерти?
   — И еще останется.
   Пока длился разговор, Борис успел незаметно выйти на позицию. Лучом оплавило часть радиатора фургона и угол платформы. Разрезанные пополам тела автоматчиков рухнули на дорогу. Полковник тяжело задышал.
   — Да, забыл сказать, — снова шепнул ему Борис, — помимо людей, я еще кое-какое оружие нашел. Хорошо работает, правда?
   Водитель тягача опомнился и дал по газам. Тягач с платформой рванулся вперед. Ольга и Василий выскочили из фургона и побежали вниз по склону, наперерез тягачу. Борис, не отпуская полковника, спокойно двинулся за ними.
   Тягач стоял там, где его поджидал Хафизулла. Сам Хафизулла уже сидел за рулем, Василий и Ольга — рядом. Тело водителя валялось на обочине.
   — Что дальше? — спросил Василий.
   — Сбегайте наверх, солдатиков разденьте. Сделаем маскарад. Вообще, нам повезло, несмотря ни на что. Я зафрахтовал самолет как раз на том аэродроме, куда нас везли. Спасибо, полковник. Интересно, сойдем мы за ваших подчиненных?
   Тягач с платформой медленно въезжал на территорию военного аэродрома, спрятанного в долине среди невысоких гор. В рядок выстроились истребители. Глядя на них, Василий вспомнил гигантских насекомых, вмороженных в ледяную планету, которая висит где-то в Буферах среди звездных рек и бешеных разноцветных лун.
   Василий с Хафизуллой в неудобной форме убитых солдат стояли на платформе, изображая охранников. Борис и Ольга остались в кабине тягача — Ольга за рулем, а Борис при полковнике.
   На дальнем конце аэродрома громоздились пузатые транспортные «Антошки». Борис сразу узнал свой, зафрахтованный. А на другом их, видимо, собирался везти полковник.
   Погрузка прошла легко — с полковником на аэродроме никто не собирался спорить. Другой самолет — так другой, он все равно не занят. Арестованные остались в Новороссийске — пожалуйста. Полковник врал исправно: Борис пообещал ему не только жизнь, но и богатство.
   Но Борис обманул. Через полчаса после взлета он зашел к пилотам.
   — Петр Иванович, сейчас надо скинуть кой-чего. Люк задний приоткрой.
   Петр Иванович только кивнул, он давно уже знал Бориса.
   Пасть заднего люка стала медленно раззеваться. Борис поднял пистолет полковника и приставил к его виску.
   — Не надо, — тихо сказал полковник, — я сам прыгну.
   Но Борис, помня случай с Освальдом, все-таки, выстрелил. Вслед за трупом он выкинул в люк и пистолет, предварительно протерев его шелковым носовым платком.

Глава 2

   Трубку взяли сразу.
   — Приходите.
   Четкий мужской голос назвал Борису адрес — недалеко от Казанской Консерватории. Голос этот Борису не понравился.
   К двухэтажному зданию в центре Казани Борис подошел пешком. И прошел мимо, стараясь глядеть в другую сторону: за углом ждали милицейские джипы. Бультерьер подставить не мог. Просто Александра Ильича за что-то взяли.
   Борис вернулся в гостиницу, где ждали остальные.
   — Не знаю, что делать. Обложили. Даже ко мне домой опасно идти, коли уж Освальд взялся на меня стучать.
   — А свой «Буфет» есть в этом городе? — спросил Василий.
   — Буфет?..
   — Типа того, где мы были в Москве.
   — Что, колы захотелось?.. Да. Авось, там меня брать не будут. Хотя, риск велик. Ладно, поехали в Банк-клуб. Только… Вась, Хаф, Оль, ты тоже. Прийдется переодеться, все-таки. В Банк-клуб без галстука не войдешь.
   Золотистый свет растекался от плафонов и дробился на части в бокалах. На сцене играли музыканты. Василий поморщился.
   — Что, Вась, джаз не любишь?
   — Калюка Припегаллы — и та приятнее звучит. Тише.
   — Янычар привык к музыке войны. Ладно, поищем столик.
   Ольга прищурилась. Нахмурилась.
   — По-моему, нас зовут. И я даже знаю, кто.
   Хафизулла проследил за ее взглядом — и расцвел.
   — Девчонки! Все три! Живые! Эмир…
   Но Василий тоже заметил трех девушек из Буферов. На них были длинные полупрозрачные платья, напоминавшие накидки женщин с исчезнувшей планеты Колаксай.
   Девушки чуть ли не визжали и хлопали в ладоши. Хафизулла первым добежал до них. Гюльчачай кинулась к нему на шею.
   Два столика сдвинули вместе. Перекрикивая музыкантов, Василий рассказывал о том, что было с ним после бегства из Москвы. Девушки тоже рассказали свою историю — довольно короткую. Пулей из автомата Гуле ранило руку — рыбья трубка выпала и куда-то закатилась. Наверное, до сих пор валяется в доме Карловацкого, в пыли, на лестничной клетке.
   Люди Рыбака ворвались к Михаилу Гавриловичу, он на них наорал. Они успокоились. Оказывается, многие из них ходили к нему лечиться. Карловацкий сказал бандитам, что те, кого они ищут, были здесь, но ушли еще до восхода. Во дворе, правда, осталась машина Бориса. Но Михаил Гаврилович объяснил, что Борис решил бросить машину, по которой его легко вычислить.
   Девушек бандиты забрали с собой, обращались с ними, по словам Гули, сносно, а главное — не принимали их всерьез. Отвезли на какую-то квартиру, оставили троих парней охранять. Парни, конечно, стали клеиться, хоть и не слишком навязчиво. Девушки сделали вид, что они — не прочь…
   В квартире, таким образом, осталось три трупа, а девушки обзавелись мотоциклами. И удрали в Казань.
   — Здесь не то, что у нас, — закончила Гуля, — у нас-то Казань — столица. Но тоже ничего. Ребята хорошие. Вот, я еще не познакомила. Володя и Тимур.
   Спутники девушек, два тихих молодых человека, вежливо кивнули. Из всего разговора они поняли только одно: девушки повстречали своих старых знакомых, причем — крутых.
   Борис подсел поближе к Володе, принялся осторожно расспрашивать об Александре Ильиче.
   — Взяли его, — просто ответил Володя, — за какие-то бомбы.
   — Вот бомбы-то меня и волнуют, — мягко улыбнулся Борис.
   Оказалось, Тимур и Володя не хуже Александра Ильича могут помочь с вертолетным заводом. Когда Борис упомянул о золоте и платине, Тимур задумался. Протер очки. Потом кивнул.
   — Попытаемся.
   Насколько Борис разбирался в людях, эти двое не мололи чепухи.
   Из Банк-клуба девушки уехали с Тимуром, а Володя отвез гостей к себе домой. Борис сразу узнал свой собственный стиль: в глубине неопрятного двора, за проволочной изгородью, прячется покосившаяся халупа. Все окна плотно заколочены, перед узким досчатым крыльцом валяется остов голубого мотороллера.
   А внутри, за простой прихожей, начинаются настоящие хоромы.
   — Окна я заколотил, чтобы снаружи народ не глазел. Но воздух чистый, тут всюду кондиционеры. Так. В этой комнате можно спать…
   Посреди чистой комнаты стояла одинокая кушетка с торшером. Остальное пространство заполняли блестящие черными боками мотоциклы.
   — У меня тут коллекция. Вот «Харлей» довоенный. Так, это «Судзуки», я по малолетству на нем катался. А здесь, смотри: «Бээмвушка» сорок второго года. Мне он больше всего нравится — тем, что такой маленький.
   В следующей комнате стояла большая кровать, в углу — письменный стол с компьютером.
   Василий осмотрел компьютер.
   — М-да, на таком чертежи делать…
   — Чертежи вам прийдется чертить.
   — Как?
   — А как чертят? Карандашом, тушью… Вот.
   И Володя вытащил из-под кровати допотопные чертежные принадлежности — несколько толстых рулонов ватмана, доску с деревянной рейсшиной и готовальню. Ольга раскрыла готовальню, почесала лоб.
   — Ничего. Я в монастыре училась этим пользоваться.
   — Это в каком же монастыре чертить учат?
   Борис поспешно ответил за Ольгу:
   — Она так свой институт называет. Она в МЭИ училась.
   — Энергетический?! — удивился Володя, — монастырь? Да большего борделя… Ладно. Вот здесь на кровати двое поместятся. И еще следующая комната, поглядите…
   В следующей комнате стояли стол, кресла, у стены возвышалась стойка бара. Комнату освещали веселенькие пестрые фонарики.
   — Тут вроде гостиной, — пояснил Володя, — но с той стороны стойки есть диван. Еще один человек заснет. Как раз. Да, белье в первой комнате, на кушетке, под покрывалом сложено. Еда — вон дверь, там кухня. Удобства — возле прихожей. Располагайтесь. А сколько вам надо, чтобы чертежи сделать? Недели хватит?
   Василий нахмурился.
   — Ольга, сколько нам надо? Поплавок и движок. Как у шлюпки, каботажный. Или сделаем прыжковый, как у фелуки?
   — Нет. Прыжковый — долго. Как у шлюпки. Оружие…
   — Местным обойдемся.
   — Тогда три дня. Кстати, Владимир, как у вас тут с плутонием?
   Володя даже чуть присел от удивления.
   — Вы что? Нет, бомбу мы делать не станем!..
   Ольга тоже удивилась.
   — Ядерное оружие? Дикари, — добавила она по-гречески. Потом ответила Володе:
   — Это не для бомбы.
   — Все равно, — Володя помотал головой, — плутоний достать не смогу.
   Ольга пожала плечами.
   — Ладно. Поплавок, движок — без бака и ходовой аккумулятор. Три дня.
   Володя проверил, течет ли вода из крана.
   — Через три дня вернусь. Ваши вещи заберу из гостиницы сам. На телефон не реагируйте, дверь никому не открывайте. Я вас запру. Еды хватит.
   И ушел.
   Трое суток слились в одну бесконечную ночь — сквозь заколоченные окна не проникало ни капли дневного света. Назойливо жужжал кондиционер.
   На чертежи деталей для поплавка ушли сутки. Но потом работа двинулась быстрее. К концу вторых суток Василий и Ольга сами себе напоминали блидов — двигались автоматически, говорили бесцветными голосами. Хафизулла и Борис готовили еду, приносили, уходили на цыпочках. Хафизулла спал на кушетке в комнате с мотоциклами, Борис — на диване за стойкой.
   Но еда оставалась нетронутой, так же, как и большая кровать. Василий и Ольга забыли обо всем, думали только о чертежах, даже перешли на "вы".
   — Принцесса, вы чертите боковую стенку накопителя.
   — Верно, лейтенант.
   — Вы предлагаете аккумулятор, разработанный в Институте Марса. Я бы предложил аримановский вариант. Вот так.
   И Василий показал кончиком карандаша.
   — Вот такой формы. Тогда движение ионов создаст магнитное поле, которое усилит поле соленоида… Можно и вовсе обойтись без соленоида. Сэкономим в весе — в три раза.
   — Спасибо, лейтенант. Вы сделали работу за наших разведчиков.
   Сказав это, принцесса даже не улыбнулась.
   Улыбнулась она, когда работа была закончена. Посмотрела на чертежи издали, словно на произведения живописи.
   Потом выпустила ватман из рук, подошла к кровати, упала на нее ничком и тихо рассмеялась. Василий не удивился. Он упал рядом и тоже тихо рассмеялся.
   Не удивился он и тогда, когда Хафизулла принес белье.
   — Привстаньте-ка, эмир. И вы, принцесса.
   Постелив постель, Хафизулла погасил свет и вышел из комнаты.
   Ольга разделась и легла, продолжая смеяться. Это тоже не удивило Василия. Он отодрал от горла глупую тряпку под названием «галстук», скинул отвратительную местную одежду, серую, как туники блидов.
   И забрался под одеяло.