Пробираясь сквозь чащу, Руни молила Лес об одном: о забвении. Ей безумно хотелось позабыть о случившемся, будто ничего не было. Оказавшись у дома и обнаружив, что Свельд до сих пор не вернулась, она попыталась немного совладать с собой. Это не сразу у нее получилось.
   В конце концов, взяв корзину с лесными ягодами и достав медный таз, Руни решила заняться вареньем. Обычно это делала Свельд, но сегодня ей захотелось подменить сестру. Занимаясь не слишком привычным ей делом, Руни старалась внушить себе, что способна вернуться к прежней жизни.
   Монотонный труд не успокаивал. Головная боль прошла, но облегчения не было. Память упорно воскрешала все пережитое, заставляя задаваться вопросом, что будет дальше, сумеет ли она управлять собой или придется ей выжечь весь лес, который она так любила.
   Нежданно из глаз покатились слезы. Стекая по щекам, они капали на руки, в ягоды, в таз. Вскоре Руни рыдала, уткнувшись лицом в траву. Постепенно поток слез иссяк, и ее охватило равнодушие. Зная, что не сумеет ничего изменить, Руни словно смирилась с этой тяжестью.
   — Может, мне все же сходить в белый Храм? Не случайно на старой картине изображен именно столб, а не дерево! Может, он выдержит мой удар, и я вновь смогу жить спокойно? — зашептал ей внутренний голос, баюкая новой надеждой, и Руни, склонившись к корзине, взяла новую горсть спелых ягод.
   Обрывая с сочной мякоти листья и плодоножки, подумала, как хорошо просто жить.
 
   Большая корзина почти опустела, когда появилась Свельд. Не успев подойти к сестре, Руни вдруг ощутила, что с той тоже что-то случилось, и бросилась к ней. Обнимая Свельд, Руни невольно вздрогнула, ощутив необычный поток мыслей и чувств. Если раньше душа Свельд походила на тихую заводь с кристально-прозрачной водой, то теперь она клокотала, как бурный лесной поток. Не считая возможным пытаться проникнуть туда без согласия девушки, Руни тревожно спросила:
   — Что с тобой, Свельд?
   И, взволнованно глядя, та ответила:
   — Руни, он все же пришел, твой Герой!
 
   Свельд опять повторила:
   — Ты слышишь?
   Но Руни молчала, ей было трудно принять эту мысль.
   — Почему же? Почему сейчас, именно в этот день? — отдавалось в ее голове.
   Вместо радости снова возник липкий страх. Ей казалось: она, наделенная жуткой, неуправляемой Силой, уже не имеет права быть рядом с ним.
   — Руни! Ответь мне, ты слышишь? Ты слышишь меня? — затрясла ее Свельд.
   Не понимая состояния Руни, она ощутила, что с сестрой что-то не так. Осторожно отстранив ее, Руни ответила:
   — Слышу, не надо так кричать. Я действительно слышу тебя.
   — Ты понимаешь, что я сказала сейчас?
   — Понимаю.
   — Ты разве не рада?
   — Не знаю! Не знаю ничего!
   Ей вдруг захотелось изо всех сил закричать: “Мне не нужен! Не нужен этот Герой! Мне не нужен никто! Неужели ты не заметила, что я стала совсем другой? Я изменилась в один день! Со мной рядом нельзя находиться уже никому! Свельд, ты должна уйти к людям, оставив меня здесь одну! Ты должна!” Но она не посмела так сделать. При мысли лишиться сестры Руни стало действительно плохо.
   — Свельд, прости меня! Ты ведь не виновата в том, что случилось со мной! — собиралась сказать она, но, повстречав темно-карий встревоженный взгляд, не смогла. Ей совсем не хотелось пугать сестру, заставляя страдать из-за своей беды. Улыбнувшись, она постаралась придать синему взгляду немного задорного любопытства, с которым обычно она принимала все новости:
   — Ладно, прости, я немного устала, вот и все. Так Герой пришел? Ты мне расскажешь о нем?
   Руни очень хотелось услышать в ответ: “Расскажу!” и послушать обычный рассказ, отказавшись от слияния двух сознаний. Но Свельд вдруг обиделась:
   — Если тебе безразлично, то я не стану надоедать тебе!
   Эта внезапная вспышка и слезы, блеснувшие в теплых глазах, ее очень смутили. Руни не могла не признать, что в последнее время со Свельд тоже что-то творится. Обычно сестра была ласкова, весела и предельно открыта, теперь же она рассердилась всерьез. Осторожно коснувшись плеча Свельд, она мягко сказала ей:
   — Ты же знаешь, что ты не можешь мне надоесть! Мы ведь выросли вместе, мы знаем и понимаем друг друга, как никто не поймет. Мы едины.
   Печально взглянув на сестру, Свельд ответила:
   — Нет! Нет, Руни! Ты часто закрываешься от меня. Тебе неприятны мои разговоры и мечты, я как будто мешаю тебе. Ты не хочешь понимать меня!
   Ее губы вдруг жалобно дрогнули. В эту минуту Свельд казалась несчастным ребенком, который впервые столкнулся с суровым миром. И жалость горячей волной всколыхнулась в сердце сестры. Обнимая Свельд, она зашептала:
   — Малышка, малышка моя, не обижайся, не сердись! Я люблю тебя, очень люблю. Ты моя дорогая сестренка, с которой я буду всегда! Я не позволю обижать тебя!
   Вскоре, усевшись на старом бревне, две сестры позабыли размолвку, и Руни сама предложила Свельд:
   — А теперь покажи!
   Они взялись за руки.
 
   Раньше, впервые обнаружив способность включаться в сознание Свельд, Руни просто дозволяла потоку чужих мыслей и чувств проникать в свою душу, не контролируя их. Постепенно она поняла, что так делать не стоит. Сама Свельд не причиняла ей боли, но люди из ближней деревни, с которыми девушка виделась, приходя туда вместе с Мероной, и к чьим эмоциям часто бессознательно подключала сестру, не были столь безобидны. Их горе, гнев, злоба, вторгаясь в сознание Руни, терзали ее. Позже она научилась контролировать их, не допуская в подсознание. Свельд передавала уже пережитое и по ряду мелких подробностей Руни вскоре могла распознать, кто опасен, и тут же поставить защиту, отключив все эмоции. Эти “встречи” были сходны с картинами и обычной беседой: видно, кто рядом со Свельд, слышно, что он ей говорит, но не больше.
 
   …Теперь Руни ясно видела Свельд среди мшаннов и слышала топот коней. Не имея способностей Руни к восприятию тайных мыслей и чувств, Свельд, тем не менее, ясно ощущала чужую ненависть. Отступая от злобного человека, она вышла к Топи… Не зная, где скрыться, девушка влезла на старое полусухое дерево, веря, что, видя Топь, незнакомец не решится подняться за ней. Через сознание Свельд Руни очень отчетливо видела этого человека: высокий атлет с необычными золотыми глазами.
   — Мертвыми! — вдруг пришло ей на ум, потому что во взгляде мужчины не было ни понимания, ни доброты.
   Не было даже обычной радости бытия, без которой жизнь невозможна, а были гордыня и злоба. На миг сердце Руни сжалось от ужаса, будто на ветке сидела она, а не Свельд. Она, даже закрывшись, всей кожей, каждой клеточкой тела воспринимала страх сестры. Безысходность давила, ломая душу.
   — Мечтать о человеке, а встретить чудовище! — жестко подумала Руни, отстраняясь от восприятия Свельд.
   В ту же минуту картина дрогнула и расплылась. Не желая терять ее, Руни усилием воли вернулась к видению.
 
   … На поляне, в толпе тоже не было помощи. Кора дромма царапала руки. Сдирая запястья до крови, Свельд пыталась избавиться от веревки. Единственной мыслью осталось: “За что?” Нет, не ярость, не праведный гнев полыхали тогда сердце Свельд, а обида, недоумение, и наивный огонек чистой веры, что это лишь дурной сон. Разве можно так обращаться с ней? Разве можно?
   В эту минуту Руни вдруг поняла, что она не сумеет простить то, что увидела, в сердце стал разгораться гнев. Свельд была не способна возненавидеть этих мучителей, Руни была неспособна забыть!
   — Почему? Почему на поляне Свельд, а не я? — промелькнуло в воспаленном мозгу.
   В эту минуту ей был не нужен приступ боли, она бы, ничуть не колеблясь, зажгла “голубой цветок”.
 
   … Неожиданно на поляне появился новый отряд во главе с человеком на черном коне. Сердце Свельд дрогнуло. Всплеск эмоций был слишком силен, чтобы Руни сумела справиться с ним. Восхищение? Трепет? Восторг? Да, можно было почувствовать это в порыве Свельд, но сестра понимала, что слова выражают лишь малую часть пережитого, для большинства ощущений просто не было имени. Руни не знала названия этих эмоций, поскольку ни разу ей не выпало их пережить.
   Хорошо зная Свельд, она тут же поняла, что полет небывалых чувств вызван не данной картиной, а тем, что случится с сестрой много позже. Так человек, повествуя другим о недавно пережитой опасности, знает, что он уже спасся, и это наполняет его торжеством.
   Руни не знала, почему ей вдруг захотелось отгородиться. (Возможно, порыв Свельд был слишком силен.) Осторожно попробовав отстраниться от ее подсознания, Руни немного раскрылась для остальных. Было ясно, что незнакомец на черном коне — это Вождь, его первенство признавали все. На секунду она задержалась рядом с юношей. Он больше всех восхищался Вождем. Молодая брюнетка с такими же золотыми глазами, как у захватчика Свельд, вызвала неприязнь. Руни знала, что незнакомка возненавидела пленницу с первого взгляда.
   Уже “осмотрев” всю поляну, Руни упорно избегала того, кто был должен изменить ее жизнь. Она даже не попыталась рассмотреть его. Подключаясь к мыслям и чувствам собравшихся, Руни узнала, что незнакомца зовут Орм и что он — Победитель серого Бера из чащи. Но почему-то ей было непросто включиться во всеобщий восхищенный порыв. В душу Руни вползал непонятный страх.
   — Я боюсь? Но чего? Пробуждения чувства? Ошибки? — невольно спросила она себя, но ответа не было.
 
   …Спрыгнув с коня, Орм направился к Свельд, и нежданно Руни решилась. Она не могла бы сказать, что ее подтолкнуло: желание чуда или любопытство, но только, когда он склонился к ее сестре, Руни сняла свой защитный барьер и раскрылась для чужих чувств. Она верила, что сумеет справиться с ними.
   — Мне лучше узнать все сейчас, чем потом. Я должна ему верить! Герой неспособен… — обрывком наивной мысли мелькнуло в мозгу перед всплеском мучительной боли, вдруг вновь расколовшим сознание.
   Ей показалось, что земля вздыбилась, небо рухнуло вниз, а деревья вдруг заплясали. Кровавая муть затуманила взгляд и, свернувшись клубком, она соскользнула на землю, выпустив руки сестры.
 
   — Руни! Руни! Очнись! Что случилось? Что с тобой? — Свельд была рядом, но голос шел как бы издалека. В нем звучал неприкрытый страх, но подняться не было сил.
   Металлический привкус крови во рту, чувство сильной, мучительной тошноты… Полотенце, смоченное в воде, помогло прийти в чувство.
   — Ответь мне, что с тобой?
   Приподнявшись и прижимая холодный жгут к голове, Руни тихо ответила:
   — Ничего.
   Она знала, что винить в происшедшем было некого, кроме себя. “Разве можно так глупо… Зачем я раскрылась? Ведь люди…” Нежданно ей стало тоскливо и холодно.
   — Руни, не надо мне лгать, я же вижу!
   — Не бойся, Свельд, мне уже хорошо. Просто трудно так сразу избавиться…
   Руни не стала объяснять, от чего, потому что Свельд поняла ее. (Она знала, как остро сестра реагирует на чужое сознание.)
   — Ты раскрылась?
   — Да.
   — Это тот, с золотыми глазами? Он просто ужасен! Ты знаешь, увидев его возле Топи, я сразу же поняла…
   Конец фразы Руни уже не дослушала, так как ей снова сделалось нехорошо. Убежденность, звучавшая в тоне сестры, позволяла не вдаваться в подробности и избежать объяснения.
   — Пусть Свельд считает, что угадала. Так лучше! — мелькнула усталая мысль, вызывая новый прилив тошноты. Руни знала, что вряд ли решится сказать ей всю правду…
   «Ты просто не любишь людей, если можешь так говорить о нем! Он же спас меня! Спас!» — прошептала бы Свельд, отвернувшись, чтобы скрыть набежавшие слезы. И Руни не смогла бы ее убедить, что не лжет.
 
   …Шок, перешедший в презрение… Гнев, отвращение, ярость под маской показной доброты…
 
   Эти чувства обрушились в душу, ломая ее, как стремительный черный поток, разрушающий всех и вся, уносящий жизнь, а Свельд не ощутила этого, не поняла… Может, все-таки и ощутила, но сразу простила его, оправдав. Не случайно, уже уходя, она прошептала ей:
   — Знаешь, Вождь ждал ведь тебя, не меня…
 
   …Ждал одну, а увидел другую… Ты помнишь, Свельд, мы когда-то искали золотисто-зеленых птенцов, а увидели норку розовой мышки с мышатами… Разве мы рассердились на них? Разве мы ненавидели маленьких мышек за то, что они не зеленые птенчики? Так почему же тогда… Почему…
 
   …Два человека у дромма на зеленой поляне, как в песне: враг, злодей и спаситель- герой… Смерть и боль, боль и смерть… Почему? Почему даже лучший…
 
   Губ Руни коснулась деревянная чаша с водой. Приоткрыв глаза, она сразу увидела Свельд и постаралась улыбнуться ей:
   — Знаешь, мне уже лучше.
   Присев к ней на постель, сестра осторожно прильнула щекой к ее бледной руке.
   — Я ведь так за тебя испугалась! Знаешь, Руни, наверно, я была не права. Ты не можешь жить с людьми, и я не смею заставлять тебя. Если любое, совершенно случайное прикосновение к их подсознанию вызывает такие муки, то лучше тебе оставаться в лесу. А гадание… Мало ли может придумать деревенская знахарка?
   Ее голос был удивительно нежен, взгляд излучал теплоту.
   — Ты прости меня, Руни! Мне очень тоскливо в лесу, жизнь проходит без всякого смысла… В деревне у наших ровесниц уже есть дети, а тут… Я недавно ходила туда. Мне разрешили подержать малыша. Он был толстенький, теплый, живой! Мне безумно хотелось такого же. Вот я и подумала: если мы уйдем к людям, то у нас с тобой тоже будут дети. Свои! Мне показалось, что ты захочешь… Прости!
   Руни очень хотелось ответить ей, но почему-то она не решилась. Наверное, ей помешало чувство вины, что нежданно нахлынуло в душу.
   — Я никогда не смогла бы так, как она! — пришло в голову. — Свельд никогда никого не осудит, она очень быстро найдет оправдание каждому, кроме себя, а вот я…
   Мысли Руни невольно вернулись к картине, воспринятой через Свельд. Теперь гнев и ярость Героя не казались ей столь ужасными.
   — Каждый способен сорваться, но разве я смею его осуждать за минутную вспышку? Такое возможно с любым! В душе каждого есть потаенные бездны, которые просто пугают. Мне было бы нужно быть просто осторожнее! Разве я лучше него? Нет, ничуть… Все мы можем утратить самоконтроль! Орм за что-то рассердился на Свельд, но ведь он же ее спас… Я совсем не хотела жечь дромм, но оставила лишь золу… — убеждала она себя, заставляя смириться с возникшей ситуацией.
   — Это ты прости меня, Свельд! Я не смею больше держать тебя здесь, — очень тихо сказала она.
   Свельд улыбнулась ей:
   — Ты не держишь! Я сама не хочу покидать тебя!
   Эта фраза решила все.
   — Я не смею заботиться лишь о себе! — промелькнуло в сознании Руни и, улыбнувшись сестре, она просто сказала:
   — Ты права, Свельд, пора нам вернуться к людям. Обеим! Пусть будет так.
 
   Они говорили весь вечер, и радость Свельд понемногу передалась Руни. Она начала уже верить, что все это к лучшему. Но когда, наконец, Свельд уснула, тревога опять охватила ее и, желая немного отвлечься, Руни вышла из хижины.
   Воздух был темен и свеж. Свет двух дисков зеленых лун словно дрожал, заливая поляну загадочным светом, а шелест древесной листвы, овеваемой ветром, звучал странным шепотом:
 
   — Если не сможешь понять, как жить дальше, попробуй призвать фетч!
 
   Секунду помедлив, Руни вернулась назад. Свельд спала.
 
   — Возьми теплую ткань или шкуру, напиток из ягод и рог.
 
   Руки сами подняли с постели ее одеяло. Кувшин с соком ягод, стоявший на полке, казался удивительно легким. Взяв чашу, Руни подумала: “Рога здесь нет, но, возможно, сгодится и кубок из дерева.”
   Выйдя из дома, она расстелила свое одеяло, свернув его вдвое, наполнила кубок и чашу.
 
    — Размышляй о себе и о том, что волнует, лишая покоя…
 
   Присев на ткань, Руни сложила ладони.
 
   — Приди ,Рысь -хранитель ,придикомнекрадучись ,чтобыязналатвоюмощь ,твоюнесравненнуюмудрость ,-взывала она.Поднимая бокал к ярким звездам, шептала: Ты — щит !Ты-дарительЗакона ,мойистинныйдруг… Появисьже ,фетч -Рысь !”
 
   Совершенно случайно коснувшись темно-синего камня, который носила у себя на груди, Руни вдруг ощутила, что он завибрировал, наполняясь теплом. Темный сумрак сгустился в комок, посветлел, обретая контуры зверя. Сверкающий камень дрогнул и, словно живой, шевельнулся в ладони.
 
   — Вопрошай!
 
   Это слово звучало почти что приказом.
 
   — Мне нужно знать!
 
   Был ли это ответ на призыв, или тайная мысль, что еще не успела обрести свою форму, но только лесянка могла бы поклясться: она, не успев задать фетчу вопрос, воспарила над собственным телом. Взлетев над поляной, она легкой тенью скользнула в прозрачную Рысь. Неожиданно все поплыло, а зеленый свет Лун побелел.
 
   …На поляне, у кромки ночного леса, возникло темное облако, из него вышел Герой. Руни видела черные кудри, большие глаза, блеск зубов, приоткрытых в хищной улыбке.
   — Как будто у Серого Бера! — внезапно мелькнуло у нее в голове.
   Этот облик лесного Хозяина ясно проступил сквозь черты человека. Два зверя на круглой поляне: могучий Бер и прекрасная Рысь с белой шерстью, готовая встретить врага. Да, врага, потому что Бер просто захватчик, посмевший явиться в ее белый Храм!
   …Бер и Рысь, Рысь и Бер, два хозяина Леса в извечном их поединке. За Бером — грубая сила, выносливость, вера в свое неизменное право, за Рысью — традиции прошлого, Сила и красота. Руни видела, что в этой битве нет победителя, оба смогут лишь проиграть, но и вместе им тоже не жить…
   …Скаля зубы, Бер шагнул к Белой Рыси, стоявшей под деревом.
   — Не подходи! — приказала она, не совсем понимая, кто делает это: она или фетч. Но впервые зверь Бер не послушался. Впрочем, был ли он им?
   Над поляной взмыл “голубой цветок”. Рысь не хотела его убивать, она просто предупреждала, но хищник шел вперед. Снова, снова “цветок”! И еще один! Бер приближался, не замедляя шаг. Руни стало не по себе. Напружинившись, вздыбив шерсть, Рысь ждала нападения.
   — Не подходи!
   Бер уже подошел, он казался огромным рядом с ней. Не сводя взгляда с Рыси, он улыбнулся ей, но улыбка всерьез испугала ее.
   — Сожрет! Прямо сейчас! — промелькнула тоскливая мысль.
   Руни вдруг показалось, что она уже слышит треск костей, разгрызаемых пастью, и противное чавканье. Сжавшись и собрав древнюю Силу, она нанесла свой последний удар.
   “Голубого цветка” не возникло. Не было запаха гари и пепла, но, все еще прижимаясь спиной к толстому дереву, Рысь испытала большое облегчение. Бер исчез.
 
   Резко вздрогнув, Руни открыла глаза. Крона старого дромма, что рос рядом с хижиной, тихо шумела, как будто беседуя с ветром, а в небе разгорался рассвет. “Я уснула прямо под ним!” — изумленно подумала Руни, еще продолжая сжимать синий камень и глядя на кубок и чашу. Поднявшись, она обняла крепкий ствол.
   — Какой странный сон! Настоящий бред, морок, насланный Храмом! — невольно думала девушка, но неприятное чувство от ночного видения не проходило. “Сначала мука от собственной Силы, потом этот Удар, а теперь странный сон. Ну и день! Можно просто лишиться рассудка…” — подумала Руни. Мысль была непривычно рассудочной, без малейшего проблеска чувства, как будто все эмоции сгинули, растворившись в предутренней мгле.
   — Фетч, лети назад! — тихо сказала она, вспоминая вышивку матери, и опрокинула чашу на землю. Обряд был закончен, но что он ей дал?
   Отстранившись от дерева, Руни, взяв вещи, направилась к хижине. Приоткрыв тяжелую дверь, она тихо скользнула в комнату и легла. Одеяло приятно согрело после прохлады утра, но ей было совсем не до сна. Свернувшись клубочком, она посмотрела на Свельд.
   Сестра крепко спала, разметав по подушке длинные волосы цвета пшеницы и мерно дыша. День унес с собой страх, пережитый тогда на болоте, оставив надежду на новую жизнь, так внезапно открытую ей.
   — А ведь именно я виновата в том, что случилось с сестрой! — вдруг подумала Руни. — Не будь “голубого цветка”, Свельд бы вряд ли решилась пойти к Топи!
   Она понимала, что Свельд не могла не увидеть нежданно взмывший над лесом огненный шар. Не могла не припомнить рисунки на стенах белого Храма, в который однажды привела ее Руни, а так же песни Мероны, знакомые с детства. Не зная о Силе сестры, Свельд решила, что у болота появились чужие Белые Рыси, и захотела посмотреть на них, не подумав, что кто-то ринется их ловить.
 
   Неожиданно Руни вспомнила давний случай из детства. Мерона рассказала им сказку о волшебном цветке, цветке Счастья, который цветет на высокой вершине огромной скалы. “Он прекрасен! Его лепестки — точно звезды, а сердцевинка сияет солнечным светом, — с улыбкой говорила приемная мать. — Его запах не сравнится ни с чем! Кто увидит его, тот всегда будет счастлив!” И вскоре Свельд сказала сестре:
   — А я знаю, где скала и цветок! Помнишь кручу, к которой нас не пускают? Он там!
   — Ты уверена?
   — Да! Жаль, что нам не взобраться туда.
   На минуту задумавшись, Руни спросила:
   — А почему?
   — Потому что это очень опасно, и мама запрещает нам.
   — Знаешь, пожалуй, я поднимусь!
   Свельд испуганно вздрогнула:
   — Нет, не надо! Не ходи туда, Руни!
   Но Руни решила настоять на своем. Рано утром, когда Мерона еще спала, она встала и, взяв одежду, тихонько вышла из домика. Несмотря на прошедшие годы, Руни помнила белый туман, покрывавший поляну, и влажный холод земли. Одеваясь, она тихо ежилась, наступая босыми ногами на мокрые капли росы. Ей было тревожно и радостно. Предвкушение чуда отдавалось в душе странным звоном, мелодией счастья. Нежданно из тумана выросла Свельд. Она тоже не накинула платья, боясь, что разбудит Мерону своей возней. Восхищенно взглянув на сестру, Свельд спросила:
   — Ты все же идешь?
   — Да.
   — Вот, возьми!
   И, засунув ей в руки какой-то сверток, Свельд снова скрылась в тумане. Сжимая узелок, Руни тронулась в путь. У подножия скал она развязала его. В нем был хлеб. Они ели его не так часто, поскольку не сеяли. Иногда Мерона меняла то, что давал им лес, на муку. Прошлым вечером она выдала девочкам по куску, объяснив, что наутро даст еще, остальной же высушит на сухари, чтобы их им хватило надолго. И, глядя на три куска в старой тряпице, Руни вдруг поняла, что Свельд отдала ей свою долю.
   Она не нашла цветок Счастья. Взбираясь по круче, она содрала руки в кровь. Пару раз с виду крепкие камни осыпались под ногой. “И зачем я лезу туда?” — поневоле приходило на ум, но вернуться она не могла. Куски хлеба, принесенные Свельд, заставляли взбираться все дальше. В нее верили, ее ждали! Ждали с победой, с рассказом о чуде!
   Оказавшись на плоской площадке, она облегченно вздохнула, стирая едкий пот, заливавший глаза. “Вершина! Победа! — стучало ее сердце. — Волшебный цветок, где же ты?!” Перед Руни лежали лишь серые камни, поросшие бледно-зеленым мхом. Несколько жухлых травинок с трудом пробивались меж них. И, нежданно лишившись последних сил, она села. Соленые слезы усталости и обиды потекли по грязным щекам, оставляя дорожки, но утирать их совсем не хотелось. На сердце было тоскливо и тяжко, а предстоял еще долгий путь.
   Возвратившись домой лишь под вечер, Руни хотела лечь спать. Ее просто пугали вопросы Свельд. Но сестра, выбрав минутку, подсела к ней:
   — Что ты видела там? Расскажи?
   — Ничего! Только голые камни и сухой мох! — захотелось ответить ей, но она не смогла это сделать. Восторг в глазах Свельд, ожидание чуда, слепая вера в него вдруг заставили Руни ответить:
   — Да, Свельд, я нашла его, наш волшебный Цветок!
   — Он такой же, как в сказке?
   — Нет, лучше, намного лучше!
   Она говорила, Свельд слушала, и усталость вдруг начала проходить. Восхищение Свельд придавало сил, ее радость заставляла забыть об увиденном. Руни вдруг ощутила, что вправду нашла этот цветок. Он расцвел в ее сердце, невольно согревая его. Много позже она поняла, что чужая разделенная радость способна дать ни с чем не сравнимое счастье.
   — Я долго шла к этому, — думала Руни. — Для Свельд же все было естественно, она не умела жить по-другому. Для тех, кого любит, Свельд может пожертвовать всем… И теперь, как когда-то, она вновь готова отказаться ради меня… Не от хлеба, от давней, заветной мечты! Неужели я сломаю ей жизнь? Для чего? Почему я готова бежать от Судьбы? Я ведь верю той старой гадалке! Герой пришел… Доказал и отвагу, и благородство… Я просто оказалась слишком чувствительна… Орм… Он и впрямь необычен… Среди этих людей он единственный Вождь!
   Неожиданно Руни вздрогнула.
   — Проклятый сон! — промелькнуло у нее в голове. — Рысь и Бер… Ну откуда, откуда эти странные образы? Ведь Серый Бер не похож на других зверей леса, он всегда сторонится и грозно рычит, скаля пасть, если встретит меня… Фетч, старинный обряд… Совершенно бессмысленный! Что он мне дал? Рысь и Бер в поединке на грани времен, на разломе эпох… Это бред!
   Руни резко сжала руками виски.
   — Я же просто схожу с ума! — промелькнула жуткая мысль.
   В голове застучало. Испуганно сжавшись, она ожидала приступа боли, но все обошлось. Постепенно сознание вновь прояснилось.
   — Мне нужно так поступить, я должна! Очень скоро я выйду к нему… Ради Свельд, так мечтавшей о жизни людей! Для ребенка, который родится и будет хранить Гальдорхейм! Для себя! Для себя самой… Я должна не бояться Судьбы… Мне не стоит оставаться в лесу, отпуская сестру… А моя страшная Сила… Возможно, именно люди помогут обуздать ее! — повторяла она, понимая, что новый путь будет нелегким, придется во многом ломать себя.
   «Я сумею, я выдержу!” — говорила она, прогоняя незваную фразу, вдруг четко всплывшую в подсознании: