Руни вздрогнула. В тоне служанки было достаточно яда, чтобы понять, что Гутруна стремится как можно сильнее унизить ее.
   — Думаю, ты ошибаешься, — очень спокойно ответил Эрл, не сводя потемневшего взгляда с Гутруны. — Просто Руни не понравилось место, куда вы ее отвели.
   — Неуже-е-ели?
   Гутруна так томно растянула напевный звук, что лесянке вдруг показалось: служанка глумится над ними. “Гутруна считает, что воля Эмбалы сильнее решения Эрла? Кто дал ей такую власть?” — с тайным чувством испуга подумала девушка.
   Эрла ничуть не смутило нахальство прислужницы.
   — Если Руни сама себе выберет комнату, Эмбала может спокойно велеть принести туда чан, — с очень странной улыбкой ответил он.
   — Выберет комнату? Нет уж! Эмбала сказала: “Все знают, где она будет тут ночевать! Господин Орм не любит ждать. Ему нужно лишь, чтобы ее побыстрее вымыли, причесали и привели в надлежащий вид!”
   Руни отпрянула, как от пощечины. То, что сказала Гутруна, было ужасно. Конечно, она понимала, что дети Героя просто так не рождаются, но Руни думала, что ей позволят немного освоиться. “Почему же он так спешит? И зачем, не любя, уже хочет ребенка и так цинично об этом всем говорит?” — с чувством сильной обиды и страха подумала девушка.
   Для лесянки, знавшей о страсти из песен Мероны, любовь не была плотским чувством. Скорее, она видела в ней единение душ, слитых в общем порыве, полете, вздымавшем с земли к небесам. В мире животных сезонные брачные игры служили рождению жизни, но даже там спешка была не в чести.
   Руни видела, как самцы птиц танцевали перед подругами, распустив свои пестрые перья, а самки смотрели на них. Они сами решали, кому и когда подать знак и позволить лететь вместе с ними строить гнездо. Она видела и поединки лесных хищников. Если победитель не нравился самке, она могла просто прогнать его или заставить ходить за ней следом несколько дней. Почему же Орм, не попытавшись увидеться с ней, все решил? Почему он ее не спросил? Неужели прихода из леса достаточно, чтобы…
   Должно быть, Гутруна заметила ужас лесянки, поскольку продолжила:
   — Да! Мне Эмбала сказала: “Рысь, что же, считает, что будет здесь жить просто так? Настоящий мужчина не станет терпеть эти выверты, чтобы полюбоваться ей! Ему нужно еще кое-что!”
   Руни не знала, когда поняла, что Гутруна лжет, и Эмбала здесь не при чем, а своими словами служанка стремится унизить не только ее, но и Эрла. Открытие поразило. Ей было непросто объяснить это, но почему-то догадка превратилась в уверенность, когда служанка продолжила:
   — Вот Эмбала и приказала Ильди попробовать…
   — Хватит, я слышал достаточно, — остановил ее Эрл. — Теперь можешь идти. А Эмбале скажи, что придется оставить в покое и Руни, и ее сестру. Они сами позаботятся о себе и попросят то, что им будет нужно.
   Та смущенно потупилась, словно колеблясь:
   — Но если Эмбала…
   Эрл улыбнулся со странной иронией:
   — Может, Гутруна, не стоит так переигрывать? Ты же совсем не боишься ее.
   Серо-зеленые глазки невольницы тут же кокетливо округлились:
   — Ее — не боюсь, но вот самого господина Орма… Я вправду безумно боюсь… Огорчить его!
   Ответ Эрла был холоден:
   — Можешь не беспокоиться, Орм вряд ли знает про то, что ты здесь собрала. Твои домыслы мало волнуют его. А Эмбале скажи, чтобы забыла про свои старые игры!
   — Игры? — удивление Гутруны было уже непритворным.
   — Я знаю больше, чем ей бы хотелось. Чаша и серп… И Орм тоже может об этом узнать! — словно бы не расслышав, закончил Эрл.
   Снова потупившись и играя вышитым пояском, девушка переспросила:
   — А что это значит: чаша и серп?
   — Что? Эмбала поймет.
   — Значит, вы угрожаете ей?
   — Я? Считаешь, что мне это нужно?
   Коснувшись язычком ярко-розовых губок, Гутруна на удивленье смирно ответила:
   — Нет, господин.
   — А Гутруна не любит тебя. Очень сильно не любит! — сказала Эрлу лесянка после ухода служанки.
   — Есть за что, — очень спокойно ответил он ей на простом языке.
   Руни очень хотелось, чтобы он снова позволил свободно сливаться их мыслям, но Эрл замкнулся. Любой бы почти не заметил случившейся в нем перемены, но Руни мгновенно ощутила защитный барьер.
   Эрл заметил ее состояние.
   — Знаешь, — сказал он ей, — лучше не стоит вникать в то, что здесь происходит. Безопаснее! Скоро ты это поймешь, а сейчас…
   Эрл действительно ей очень сильно помог. Они вместе обошли старый замок.
   — Не бойся Памяти камня, ее очень просто закрыть, — почти сразу сказал он ей.
   Руни печально улыбнулась ему:
   — Закрыть? Как? Я пыталась поставить барьер…
   — Поначалу я тоже считал, что она проникает сквозь любой щит, но потом обнаружил, что это не так.
   Подняв левую руку, Эрл тут же сложил из двух пальцев кольцо. Этот знак был известен и детям, и взрослым. К нему прибегали, когда было нужно изгнать “дурной сглаз”.
   — Можешь сделать его?
   Руни было нетрудно повторить простой знак.
   — А теперь вложи пальцы в другую ладонь и замкни в ней второе кольцо, — пояснил он и тут же проделал все это. — Ты видишь, что пальцы — как звенья в цепочке?
   — И что?
   — Подними руки и разверни их так, чтобы в двух “звеньях” возникло третье “кольцо”. А свободные пальцы сложи “крышей домика”.
   Руни покорно исполнила этот совет.
   — Теперь, глядя сквозь третье “кольцо”, постарайся представить себе луч, который обводит вокруг тебя круг. Что ты видишь?
   Руни вздрогнула:
   — Эрл, мне сейчас показалось…
   — Что?
   — Что из черты, проведенной лучом, словно встала стена. И я будто бы знаю: снаружи она словно зеркало!
   — Верно. Ты что-нибудь слышишь теперь?
   Потрясенно взглянув на него, она быстро ответила:
   — Ничего! Память замка исчезла?
   — Нет, но вряд ли сумеет пройти через “стену”. Сначала зеркальный щит сможет сдержать ее час, полтора. Потом дольше. Через неделю таких упражнений ты просто забудешь о Памяти, и тебе будет нужно сделать усилие, чтобы расслышать ее.
   — Почему?
   — Я не знаю. Возможно, действие Памяти — словно запах цветов. Поначалу ты явственно чувствуешь их аромат, а потом привыкаешь к нему, перестаешь замечать.
   — Ты это сам все придумал? — наивно спросила она.
   Неожиданно Эрл рассмеялся:
   — Конечно же, нет! Этой старой защите научил меня Норт, наш Хранитель. Как-то, заметив, что Память пугает меня, заставляя бежать прочь из замка, он просто объяснил, что к чему.
   — Это было давно?
   — Да, наверно, лет семнадцать назад. С той поры я могу здесь жить, не боясь, что сойду с ума.
   — А другие? Другие знают о Памяти?
   — Думаю, нет. Кто-то может почувствовать тяжесть или неясный гнет, кто-то легкость, но вряд ли люди способны услышать ее так, как мы.
   — Значит, тех, кто умеет слышать ее — только трое? Ты, я и Норт?
   Глаза Эрла вдруг потемнели.
   — Нет, четверо. Эмбала тоже способна общаться с ней.
   — Эмбала — ведьма?
   — Возможно.
   — Зачем же она живет в замке?
   — Эмбала безумно предана Орму. Прогнать ее — значит, убить.
   В Гокстеде и даже Лонгрофте бы вряд ли поняли Эрла. Им было бы так же трудно увидеть разницу между ведьмой и Рысями. Скерлинг со “Службой” сумели внушить им: любая Сила — кощунство, попрание власти Святого. В Гальдоре ведьмами звали не просто способных воздействовать на окружающий мир, но мечтавших использовать чары во вред другим. Впрочем, разве легко понять, что такое зло? Любой должен помнить, что радость не живет без печали, победа — без поражения. То, что желанно для одного, для другого способно обернуться проклятием. Ведь не случайно девизом Хранителя было: “Попробуй понять, а потом уж суди!”
   Роковые Потоки перекрестных Сил были лишь в одной комнате.
   — Лучше вообще не ходи туда, чтобы не рисковать. Перекресток для Рыси — достаточно жуткая штука, хотя…
   Эрл замолк, потому что ему не хотелось рассказывать все.
 
   “Перекресток” способен не только отнять, но и дать. Эрл отлично знал, что Орм был многим обязан этой комнате. И выносливость, и здоровье, и редкая сила Победителя пополнялись именно здесь. Эрлу было известно, что точно так же поступали и дед, и отец.
   — Благословение нашего рода! — не раз повторял Галар. — А ведь другие не только не могут использовать Силу Потоков, но даже не замечают ее!
   Это было истинной правдой. И гости, и слуги не видели ничего необычного в комнате. Только Бельвер, мать Эрла, пугливо ее избегала.
   Эрл знал, что когда он был должен родиться, его мать покинула замок, поселившись во флигеле. Там он и рос. Бельвер не разрешала ему бывать в замке, чем очень обижала Галара. Эрлу было лет семь, когда тот настоял, чтобы младший сын поселился там. К счастью, Норт быстро помог ему.
   Как-то раз Галар рещил попытаться свести Эрла с Силой Потоков, считая, что младший сын сможет вбирать их, как все остальные мужчины, и горько потом сожалел.
   Он едва не лишился своего “перекрестка”. Потоки, как будто взбесившись, метались по комнате, то завиваясь воронками, то распадаясь на сетку отдельных тонких лучей. Несмотря на прошедшие годы, Эрл помнил свое состояние: ужас и ликование, горечь потери и счастье, возрождение и, параллельно, полнейший распад… Он потом целый месяц валялся в постели на грани жизни и смерти. Потоки восстановили себя через год.
 
   — Знаешь, Руни, тебе лучше выбрать комнату неподалеку от залы для пиршеств. Почетные гости, остановившись у Орма, живут наверху, но тебе будет проще внизу. Не придется проходить “перекресток”. Все Рыси, когда-то жившие здесь, выбирали одну из двенадцати комнат.
   — Двенадцати? — Руни всерьез удивилась. — Зачем же вам так много комнат?
   — У Орма бывает немало людей, всех их нужно где-нибудь разместить. Ты поймешь это после первого праздника.
   — А ты сам?
   — Моя комната тоже внизу, хотя летом я редко бываю здесь.
   — Почему?
   — Я могу защититься от Памяти и “перекрестка”, но замок не слишком люблю.
   Руни понравилась комната неподалеку от лестницы в башню.
   — Надеюсь, Потоки не доберутся сюда? — улыбаясь, спросила лесянка. — Хочу поселиться здесь вместе с сестрой.
   Эрл как-то странно взглянул на нее, и ей стало не очень уютно:
   — Поселиться с сестрой? Неужели ты думаешь, это возможно? А впрочем, решай сама.
   Слова Эрла подтвердили догадку о том, что Гутруна была близка к истине, извещая ее о намерениях Орма, и настроение сразу испортилось.
   — Я хочу жить только здесь! — повторила она. — Если Свельд не захочет, не стану ее принуждать, но сама я останусь в этой комнате!
   — Потому что здесь Память замка слабее? Или тебя привлекает второй выход в сторону лестницы? — прямо спросил он ее.
   — То и то! В других комнатах я ощущаю себя зверем в клетке, а в этой… Из этой ведь можно сбежать!
   Эрл опять рассмеялся:
   — Сбежать? От кого?
   — Я не знаю. Сбежать — и сбежать! — очень резко сказала она, хотя знала, кто пугал ее. “Но почему? Почему я не в силах принять все, как Свельд?” — промелькнула тревожная мысль.
 
   Руни впрямь разрешили остаться в той комнате вместе с сестрой. Принесли и одежду, и чан, полный теплой воды. С удовольствием вымывшись, Руни, к удивлению Свельд, постирала старое платье.
   — Надеюсь, к утру оно высохнет, — просто сказала она.
   На все просьбы сестры хоть примерить один из нарядов, доставленных в комнату, Руни ответила:
   — Нет.
   Эти платья были чужими, вобравшими чувства своих мастериц. Их никто не носил, но лесянке казалось, что в них накопилось немало опасных эмоций, способных разрушить непрочный душевный покой.
   — Мне неважно, что старое платье бесит Эмбалу и прочих прислужниц, — сказала она, отвечая на все попытки Свельд разбудить в ней чувство стыда и неловкости за свой вид. — Оно даст мне возможность привыкнуть к их миру, при этом оставшись собой!
 
   Поздно утром, проснувшись, Руни с трудом могла вспомнить, где она. Свельд еще не вставала. Обычно они поднимались чуть свет, но сегодня проспали. Слишком насыщенным выдался прошлый день. Вспомнив, что они в замке, лесянка выбралась из постели. Одевшись, прошла к дверям.
   Руни знала, что один выход ведет в коридор, где находятся комнаты части прислуги, другая же к лестнице. Выйдя, она ощутила, что Память, так испугавшая Руни во время “прогулки” с Эмбалой, и без особой защиты не ощущается здесь. Ряд эмоций, конечно, витал в теплом воздухе, но отстраниться от них было просто. Так человек, что нечаянно слышит беседу полушепотом, может спокойно заняться своими делами, совсем не вникая в чужой разговор.
   Руни припомнила, что в коридоре она видела бочку с водой. Очень быстро она подошла к ней умыться, надеясь не повстречать никого. Памятуя о столкновении с Эмбалой и Гутруной, лесянка совсем не хотела вступать в новый конфликт.
   — Позже я познакомлюсь со всеми, однако сначала мне нужно немного привыкнуть к их жизни, — решила она.
   Возвратившись в комнату, Руни увидела, что сестра уже встала, а вскоре к ним постучали. В дверь вошла Ильди с ее деревянной шкатулкой. Руни сразу отметила, что появление девушки очень приятно Свельд. Было похоже, что они обе уже подружились.
   — Мне лучше уйти, чтобы снова не вспыхнул скандал! — вдруг мелькнуло у нее в голове.
   Эта девушка не вызывала у Руни ни неприязни, ни дружеских чувств. Она видела, что служанка боится ее. Недоверие Ильди слегка задевало лесянку, но Руни уже понимала, что сама пробудила его. Наблюдая, как ловко служанка вынимает расчески и баночки с краской, которые ставит на стол перед Свельд, она вдруг ощутила: закончив с лицом и прической сестры, эта Ильди, как раньше Гутруна, начнет говорить, что негоже расхаживать ей в таком виде. Свельд тут же поддержит ее, убеждая, что лучше смириться и никого не дразнить.
   — Они дали нам все, что смогли! Они приняли нас! — неустанно твердила сестра в прошлый вечер. — Почему же ты так обижаешь их? Неужели ты вправду стремишься к тому, чтобы каждый над тобой потешался?
   Совсем не желая повтора вчерашней сцены, к тому же в присутствии Ильди, лесянка стремительно встала.
   — Пойду прогуляюсь, — как можно беспечней сказала она.
   Изумленно-растерянный взгляд сестры лишь подхлестнул ее, так как Руни прочла в нем надежду продолжить их прошлый спор.
   — Свельд действительно верит, что так будет лучше обеим, но я — не она, — вдруг подумала Руни, спускаясь к выходу.
 
   Выйдя из замка, лесянка остановилась. Солнечный свет на минуту ослепил ее и, прикрывая глаза, Руни вдруг ощутила, что улыбается.
   — Как много солнца! Нечасто нам выпадает такое хорошее лето, — мелькнуло у нее в голове.
   Двор был очень просторным. Вокруг было много строений. Лесянка с первого взгляда узнала невысокую кухню и кузницу. Часть домов могла оказаться амбарами или складами. Конюшен, как и сеновалов, не было видно с крыльца. Пивоварню и баню с прачечной тоже. Вокруг деловито сновали прислужники. Неподалеку от крыльца на нагретых камнях разлеглось уже несколько крупных охотничьих псов. При появлении Руни собаки дружно вскинули уши, как будто прислушавшись, а потом, встав и виляя хвостами, потрусили к ней, словно бы знали давно.
   Поведение псов взволновало и тронуло. Эти собаки показали ей, что для животных она еще прежняя. Гибель дромма от “голубого цветка” не смогла отттолкнуть их. Склонившись, лесянка погладила острую морду ближайшей собаки, и она тут же перевернулась на спину, словно игривый домашний щенок. Вскоре свора каталась по плитам, махая лапами в воздухе.
   Зрелище было настолько забавным, что часть прислужников остановилось, желая как следует все рассмотреть. Очень скоро в быстро растущей толпе наблюдателей раздались шутки, смех и советы, как лучше использовать столь нежданную преданность псов. Но внимание не раздражало. Впервые Руни вдруг захотелось прыгать, смеяться, делить свою радость с веселой толпой. Эти люди от чистого сердца, открыто восхищались и ей, и собаками, в шутках не было злобы и зависти, не было тайных страстей.
   Неожиданно ей захотелось что-нибудь им показать. Встав и вытянув руку, Руни громко сказала собакам: “Вперед!” Они сразу вскочили с булыжников, чтобы исполнить команду, взяв этот барьер.
   Увлекшись собаками, Руни не заметила, как все затихли, и тут же ощутила спиной чей-то взгляд. Обернувшись, она замерла: среди пестрого сборища слуг стоял Орм. Она сразу узнала его. В ярком солнечном свете он не был похож на пугающий призрак из сна. Руни впервые заметила, что Победитель действительно очень красив. Не сводя с нее взгляда, Орм, как и другие, улыбался ей.
   — Ты умеешь подчинить гончих псов! Они редко кому разрешают так обходиться с собой, — преднамеренно громко сказал он лесянке.
   Неожиданно Руни вспыхнула. Ей показалось, что Победитель сейчас при всех скажет:
   — Но я не собака и не позволю так обращаться со мной!
   Однако догадка не оправдалась. Орм, продолжая ей улыбаться, присел на ступенях крыльца. Все зеваки, вдруг вспомнив о важных делах, поспешили покинуть двор, разбредясь, кто куда. И, по-прежнему искоса глядя на Победителя, Руни подумала:
   — Он сейчас подойдет ко мне!
   Сделав вид, что еще продолжает возиться с собаками, она стала ждать. Орм не двигался. Руни вдруг поняла, что хозяин желает, чтобы лесянка сама сделала первый шаг.
   — Он имеет на это полное право! — подумала Руни, однако ей было нелегко подойти.
   Лучи солнца играли на темно-пурпурной рубахе, скользили по черным блестящим кудрям молодого мужчины. Сверкали белки темных глаз.
   — Он красив… И совсем не похож на лесного хищника… Так почему я боюсь его? Гутруна может говорить что угодно, но сам он пока что ничем не обидел меня… И спас Свельд! Будет глупо не подойти к нему… — размышляла она, не решаясь сдвинуться с места.
   Как будто поняв ее или устав дожидаться, Орм встал со ступеней и подошел. Все еще улыбаясь, он спросил у нее:
   — Неужели только эти собаки способны вызвать твой интерес?
   Вскинув взгляд, она удивленно переспросила:
   — Собаки? Конечно же, нет. Почему…
   — Почему я спросил это? Просто я позавидовал им!
   В тоне Орма упрека не было, но Руни стало неловко под взглядом Победителя. Раньше никто так не смотрел на нее.
   — Может, стоит раскрыться? — на миг промелькнуло в сознании Руни, которая сразу воздвигла меж ними барьер.
   Но прежний опыт подсказывал: это опасно. Кто знает, какие чувства теснятся в человеческом сердце? Готова ли Руни понять их и воспринять? Интуиция говорила, что вряд ли они будут доступны ей. Постаравшись, чтобы голос не дрогнул, Руни сказала:
   — Я знаю, что вы вступились за Свельд. Я вам так благодарна!
   — Пустое! — небрежно ответил он.
   — Почему же?
   — Не стоит говорить о ней. Лучше скажи, тебе нравится в замке?
   И снова ей показалось, что за словами скрыт какой-то подтекст.
   — Я не знаю, — откровенно сказала она.
   “Если бы не защита!” — опять застучало в висках.
 
   Руни сама не заметила, как потеряла нить разговора. Орм о чем-то спросил, она что-то ответила, не вникая в смысл. Почему-то ей снова стало не по себе, хотя этот мужчина был очень внимателен. Руни не в чем было его упрекнуть, но тревога не проходила. “Сейчас здесь что-то случится!” — твердило ей сердце. Нежданно в памяти всплыл странный сон.
   Орм, должно быть, считая, что слов уже хватит, склонился к ней, чтобы обнять, но лесянка отпрянула, словно испуганный зверь. Вновь волна чужих чувств!
 
   …Восхищение крепко сплеталось с самодовольством… Решимость с пренебрежением… Нежность с желанием власти… И вера в свое несомненное право решать за другого, поскольку любой будет счастлив покориться ему…
 
   Эта смесь испугала до смерти… Орм вдруг показался ей даже не Бером с оскаленной пастью, а жуткой воронкой из “перекрестка”, которая жадно стремилась втянуть ее. И, восприняв этот образ, Руни рванулась и бросилась прочь.
 
   Ее выходка очень обескуражила Орма. Не двигаясь с места, он изумленно смотрел ей вслед. Несмотря на вчерашнюю встречу с Эмбалой, наговорившей о Руни ему невесть что, Орм был счастлив увидеть лесянку. Радость, которой сияли ее глаза, взволновала его. Наблюдая за веселой возней лесной гостьи со своими собаками, он терял голову.
 
   Волны сверкающих белых волос… Удивительно хрупкие руки среди мягкой шерсти охотничьих псов… Звонкий смех, отвечавший на шутки людей… Необычно короткое платье, не скрывавшее даже колен… Голубой ореол, окружавший ее…
 
   Эта Белая Рысь возбуждала до дрожи, но к страсти вдруг примешалась неясная нежность, умиление. Орм просто замер на месте, любуясь ей. Он боялся спугнуть непривычное чувство, проникшее в душу. Внезапно Руни вздрогнула и обернулась. Бледные щеки не зарумянились. Видно, она не умела краснеть, но смущение ясно читалось в настороженном взгляде огромных сверкающих глаз.
   Она не посмела подойти к нему, просто присела рядом с собаками, но ей уже было не до игры. Понимая, что девушка сильно робеет, он сам подошел к ней, о чем-то спросил. Она что-то сказала в ответ, но слова не имели значения. Он был счастлив, что Руни рядом с ним, что сумела разрушить монотонную скуку обыденной жизни, пробудить незнакомые чувства в пресыщенном сердце.
   — Я хочу тебя… Я теряю голову…
   Сколько раз в своей жизни твердил он женщинам эти слова, и они принимали их как настоящий подарок. Однако лесянка как будто не слышала их, только яркие искры в ее необычных глазах потускнели.
   — Не бойся, ты будешь счастлива! Руни, ты не пожалеешь, что пришла ко мне…
   Сами слова доставляли ему наслаждение, говорить их было безумно приятно. Он даже не спешил обнимать ее, чтобы, ускорив события, не лишиться ощущения новизны.
   — Мой прелестный Рысенок! Я сразу же понял: ты создана для меня! Ты прогонишь скуку, ты скрасишь мою жизнь… Ты доставишь мне множество удовольствий, а я… Я действительно буду любить тебя! Твоя кротость достойна награды… — с волнением думал Орм, представляя, как Руни склоняет головку к нему на грудь, моля взглядом о ласке, но…
   — Я ведь высказал все, я раскрыл свою душу! — мелькнула вдруг неприятная мысль. — Неужели возможно быть такой робкой? Другая давно бы…
   С другой бы он больше не стал разговаривать, просто подумав: “Если не хочешь, то дело твое!” Он ушел бы, ни разу не обернувшись, забыв, что такая была в его жизни, но Руни… Она не была любой. “Может, лесяночка просто не знает что делать?” — внезапно подумал он и, наклонившись, нежно обнял ее.
   Поведение Руни вызвало шок. Она просто рванулась, как будто ее обнимал не мужчина, сводивший с ума всех красавиц, а монстр.
   — Так зачем же ты пришла сюда? — думал Орм, изумленно глядя вслед убегавшей лесянке.
   Своим поведением Руни серьезно задела его самолюбие, вызвав вопрос: “Что за игры она начала?”
   — Хорошо хоть свидетелей не было! Мне не хватает только нелепых шуточек, — раздраженно подумал он, но женский голос мгновенно развеял иллюзию, обратившись к нему:
   — Господин… Господин, не терзайте себя, Руни ведь не хотела обидеть Вас! Она просто еще не привыкла к человеческой жизни. Вы очень смутили ее…
 
   Обернувшись, Орм изумленно взглянул на служанку.
   — Новая, что ли? — мелькнуло у него в голове. И лишь только минуту спустя он вдруг понял, с кем говорит.
   — Мы ведь выросли в диком лесу! Кроме мамы, мы не видели никого, только разве старую знахарку. Руни трудно поверить, что вы снизошли до нее. Она думает, вы пошутили…
   В теплых карих глазах неожиданно вспыхнули слезы:
   — Простите! Простите ей глупую выходку! Что мне сделать, чтобы вы вправду простили ее?
   “А она ничего! Не такая дурнушка, как показалось сначала, хоть и не так хороша, как сестра, — удивленно подумал он. — Почему? Точно те же лицо и фигура… Отличаются волосы и… Неужели все дело в загадочных синих глазах?”
   — Господин, Руни скоро полюбит вас, обещаю! Клянусь вам жизнью!
   — Ты уверена? — прямо спросил он у Свельд, уже зная ответ. — Почему?
   — Потому что вас нельзя не любить! Вы особенный, непохожий на всех остальных!
   Она и не пыталась скрывать своих чувств. Взгляд больших карих глаз мало чем отличался от взоров влюбленных женщин, к которым он привык с юности, но почему-то восхищение Свельд вдруг польстило.
   — Не зря я спас эту девочку! — мимоходом подумал Орм.
   Слова Свельд побудили взглянуть по-другому на произошедшее. Руни сбежала, как дикий зверек? Что ж, звереныша нужно подманить, приручить! Она этого стоит! Настанет день, когда Руни посмотрит ему в глаза так же влюбленно, как и ее сестра. Будет даже забавно покорить своенравную Рысь!
   — Я прощаю ее! — снисходительно бросил он Свельд. — Для тебя!
   Свельд не зарделась, однако большие глаза просияли таким беспредельным счастьем, что Орм улыбнулся. “Приятно кого-то порадовать!” — подумал он.
   Через минуту Орм забыл о Свельд.

Глава 8.

   Подъемный мост, отделявший замок от леса и деревенских домишек, по счастью, уже был опущен, и Руни свободно прошла по нему. Возвращаться ей не хотелось.
   — Почему я стремлюсь оттолкнуть его? — горько размышляла она. — В старых песнях герои легко избирали путь долга, а я… Свельд права, нужно думать о будущем! О том ребенке, с которым связана жизнь Гальдорхейма, и о его отце… Покориться! Принять все, как есть! Не метаться, не мучиться… Просто смириться и жить!
   Руни знала, что сможет усилием воли пригасить свои чувства, отбросить картины, которые так испугали ее. Прожив рядом с Мероной, приемной матерью, больше пятнадцати лет, Руни помнила: был момент, когда она, против желания, стала улавливать мысли, эмоции старой измученной женщины, но это вскоре прошло. Тогда Руни открыла, что может мучительно остро воспринимать посторонние чувства, однако сама Жизнь дает ей защитный барьер.