Страница:
Возвращаясь к себе, она знала: теперь будет все хорошо. Ее мало заботила участь Траэль. Что бы ни было с наглой девицей, она заслужила любой, самый худший конец!
Вскоре Эмбала опять убедилась, что Сила Потоков по-настоящему милосердна. Траэль не погибла, не заболела и даже физически не ослабела. Ей просто все стало без разницы. Она целыми днями, как кукла, сидела в углу, но на голос Эмбалы отзывалась мгновенно и сразу выполняла приказ.
Правда, толку с Траэль теперь было немного. Орм сразу утратил к ней интерес, а работать она не умела. Попытки обучить ее ткать или шить результата не дали. Эмбала поняла, что Траэль может делать лишь то, что умела до полнолуния. С тайным злорадством она приказала Траэль носить воду.
Теперь “деревянная кукла”, как вскоре прозвали служанку крестьяне и слуги, целыми днями, как будто живой механизм, регулярно ходила от замка к реке. Может статься, она бы делала это и ночью, но Эмбала не забывала приказывать ей идти спать.
Траэль стала первой, но не последней из “кукол”. Эмбала старалась быть осторожной и редко вынимала свой серп. Раз в два года… Раз в год… И еще год спустя! Раз в шесть месяцев… В три… Перерыв длиной в год… И опять! Живых “кукол” уже стало семь… Все вокруг присмирели. Они полагали, что это болезнь и безумно боялись ее…
…— Что ты делаешь здесь?
Резко вздрогнув, Эмбала стремительно обернулась. Выскользнув на пол, отчетливо звякнули ножницы, даже ткань платья не приглушила звук.
— Что ты делаешь с платьем Гевьен? — повторил Эрл, нежданно возникнув у выхода в комнату и перекрыв ей единственный путь.
— Ничего! Ей пора бы сменить его. Эта неряха совсем не следит за собой и позорит хозяина! — деловито сказала она, постаравшись унять неприятную дрожь.
— И давно? — с ироничной насмешкой уточнил ненавистный ей Выродок.
— Что — давно? — раздраженно спросила Эмбала, всем видом демонстрируя, что не считает его господином, которому нужно давать отчет. (Все в замке знали, что приказать ей способен лишь сам Орм.)
— Давно ты проверяешь одежду прислуги? — спросил ее Эрл прямо в лоб, но Эмбала совсем не хотела продолжить с ним разговор. Она лишь пожала плечами и, бросив платье служанки, направилась к выходу, тайно надеясь, что Эрл пропустит ее, не желая конфликта из-за такой ерунды.
“Обыск платья прислуги — не повод для ссоры! Такое — не редкость во многих замках!” — старалась Эмбала успокоить себя, но она хорошо понимала, что стоит поторопиться. Близилось полнолуние!
Восковая кукла Гевьен, молодой, энергичной прислужницы, с равным умением ткавшей и гобелены, и кружева, была сделана ею давно. Оставалось только одеть ее и приделать прядь русых волос. Почему же Гевьен, мастерица? Решала не Эмбала. Сила заветной комнаты выбрала именно Гевьен, и показала ей это во сне…
…Ночь полнолуния… Полночь… Комната… Столик с куклой и чашей… В руке зажат серп.
— Подчинись… Покорись… Право жить! — заклинание было привычно, однако сегодня слова были словно чужими, как будто бы что-то мешало ей говорить.
Взмах серпа… Эмбале вдруг показалось, что воздух сгустился, уподобился вязкому меду, в котором с большим трудом двигался серп. Он не сумел срезать воск с волосами, нежданно столкнувшись с преградой. В холодном свете двух Лун над фигуркой внезапно проступил темный нож с голубым удивительным камнем у рукояти, сделанной в форме креста. Этот камень вспыхнул странным зеленым огнем, потемнел, запульсировал темно-багровым… Эмбала не смогла сдержать вопль боли: серп так раскалился от столкновения с жутким ножом, что, казалось, расплавится прямо в руках. Удержать его не было сил, и он выпал на каменный пол.
Нож завис над фигуркой. Одежда и волосы куклы вспыхнули голубоватым огнем, чтобы тут же осыпаться пеплом. Воск тоже… Последняя вспышка напомнила маленький странный цветок. Взлетев над Эмбалой, нож сделал три круга в воздухе и растворился в ночной мгле.
Эмбала с трудом приходила в себя.
— Лишь бы только меня не застали здесь! — застучало встревоженно сердце.
С трудом собрав столик и белый плат, выпив чашу простого вина, чтобы как-то взбодрить себя, она вышла. Безумно болела рука. Она знала, кто помешал ей исполнить волю божественной Силы. Никто не мог спутать знаменитый нож-крест Хранителя.
— Норт знает! Но от кого? — прошептала она.
От кого? Это тоже не было тайной. Ножницы, платье Гевьен… Несомненно, Выродок все рассказал.
Неожиданно ей стало трудно дышать. В Гальдорхейме не слишком любили колдуний. Чтобы лишить ее крова, достаточно будет сказать о случившемся Орму. Серп… Чаша… Два атрибута исконных ведьм! Разве сможет Эмбала доказать, что она лишь выполняла волю Божественной Силы, направленной против Зла?
— Зло побеждает, скрываясь под личинами Блага, но я-то знаю! Я сразу же чую его! — простонала она. — Неужели Мир слеп?
Но Благая Воля священных Сил сохранила свою потаенную жрицу. Хранитель не сказал ничего.
Теперь, три долгих года спустя, Эмбала снова достала покрытый окалиной серп. До сих пор она не решалась вновь пустить его в ход, так как Сила из комнаты не посылала снов, а прислуга всерьез опасалась рассердить ее. Были моменты, когда внешне кроткая Альвенн будила гнев Эмбалы, но формально придраться ей было не к чему, так как певица держалась почтительно. В ней, несомненно, скрывалось Зло, но Эмбала хорошо понимала, что старый трюк с куколкой здесь безнадежен: Хранитель ее защитит. Говорили, что певиц, выступавших с ним в прошлые годы, всегда окружала завеса невидимой Силы, способной отразить чары… А Руни вряд ли успеет добиться поддержки у Норта! К тому же Эмбала вдруг ощутила, что дерзкий дух синеглазой лесянки потоку Сил много желаннее мелкого Зла людских душ.
Глава 9.
Вскоре Эмбала опять убедилась, что Сила Потоков по-настоящему милосердна. Траэль не погибла, не заболела и даже физически не ослабела. Ей просто все стало без разницы. Она целыми днями, как кукла, сидела в углу, но на голос Эмбалы отзывалась мгновенно и сразу выполняла приказ.
Правда, толку с Траэль теперь было немного. Орм сразу утратил к ней интерес, а работать она не умела. Попытки обучить ее ткать или шить результата не дали. Эмбала поняла, что Траэль может делать лишь то, что умела до полнолуния. С тайным злорадством она приказала Траэль носить воду.
Теперь “деревянная кукла”, как вскоре прозвали служанку крестьяне и слуги, целыми днями, как будто живой механизм, регулярно ходила от замка к реке. Может статься, она бы делала это и ночью, но Эмбала не забывала приказывать ей идти спать.
Траэль стала первой, но не последней из “кукол”. Эмбала старалась быть осторожной и редко вынимала свой серп. Раз в два года… Раз в год… И еще год спустя! Раз в шесть месяцев… В три… Перерыв длиной в год… И опять! Живых “кукол” уже стало семь… Все вокруг присмирели. Они полагали, что это болезнь и безумно боялись ее…
…— Что ты делаешь здесь?
Резко вздрогнув, Эмбала стремительно обернулась. Выскользнув на пол, отчетливо звякнули ножницы, даже ткань платья не приглушила звук.
— Что ты делаешь с платьем Гевьен? — повторил Эрл, нежданно возникнув у выхода в комнату и перекрыв ей единственный путь.
— Ничего! Ей пора бы сменить его. Эта неряха совсем не следит за собой и позорит хозяина! — деловито сказала она, постаравшись унять неприятную дрожь.
— И давно? — с ироничной насмешкой уточнил ненавистный ей Выродок.
— Что — давно? — раздраженно спросила Эмбала, всем видом демонстрируя, что не считает его господином, которому нужно давать отчет. (Все в замке знали, что приказать ей способен лишь сам Орм.)
— Давно ты проверяешь одежду прислуги? — спросил ее Эрл прямо в лоб, но Эмбала совсем не хотела продолжить с ним разговор. Она лишь пожала плечами и, бросив платье служанки, направилась к выходу, тайно надеясь, что Эрл пропустит ее, не желая конфликта из-за такой ерунды.
“Обыск платья прислуги — не повод для ссоры! Такое — не редкость во многих замках!” — старалась Эмбала успокоить себя, но она хорошо понимала, что стоит поторопиться. Близилось полнолуние!
Восковая кукла Гевьен, молодой, энергичной прислужницы, с равным умением ткавшей и гобелены, и кружева, была сделана ею давно. Оставалось только одеть ее и приделать прядь русых волос. Почему же Гевьен, мастерица? Решала не Эмбала. Сила заветной комнаты выбрала именно Гевьен, и показала ей это во сне…
…Ночь полнолуния… Полночь… Комната… Столик с куклой и чашей… В руке зажат серп.
— Подчинись… Покорись… Право жить! — заклинание было привычно, однако сегодня слова были словно чужими, как будто бы что-то мешало ей говорить.
Взмах серпа… Эмбале вдруг показалось, что воздух сгустился, уподобился вязкому меду, в котором с большим трудом двигался серп. Он не сумел срезать воск с волосами, нежданно столкнувшись с преградой. В холодном свете двух Лун над фигуркой внезапно проступил темный нож с голубым удивительным камнем у рукояти, сделанной в форме креста. Этот камень вспыхнул странным зеленым огнем, потемнел, запульсировал темно-багровым… Эмбала не смогла сдержать вопль боли: серп так раскалился от столкновения с жутким ножом, что, казалось, расплавится прямо в руках. Удержать его не было сил, и он выпал на каменный пол.
Нож завис над фигуркой. Одежда и волосы куклы вспыхнули голубоватым огнем, чтобы тут же осыпаться пеплом. Воск тоже… Последняя вспышка напомнила маленький странный цветок. Взлетев над Эмбалой, нож сделал три круга в воздухе и растворился в ночной мгле.
Эмбала с трудом приходила в себя.
— Лишь бы только меня не застали здесь! — застучало встревоженно сердце.
С трудом собрав столик и белый плат, выпив чашу простого вина, чтобы как-то взбодрить себя, она вышла. Безумно болела рука. Она знала, кто помешал ей исполнить волю божественной Силы. Никто не мог спутать знаменитый нож-крест Хранителя.
— Норт знает! Но от кого? — прошептала она.
От кого? Это тоже не было тайной. Ножницы, платье Гевьен… Несомненно, Выродок все рассказал.
Неожиданно ей стало трудно дышать. В Гальдорхейме не слишком любили колдуний. Чтобы лишить ее крова, достаточно будет сказать о случившемся Орму. Серп… Чаша… Два атрибута исконных ведьм! Разве сможет Эмбала доказать, что она лишь выполняла волю Божественной Силы, направленной против Зла?
— Зло побеждает, скрываясь под личинами Блага, но я-то знаю! Я сразу же чую его! — простонала она. — Неужели Мир слеп?
Но Благая Воля священных Сил сохранила свою потаенную жрицу. Хранитель не сказал ничего.
Теперь, три долгих года спустя, Эмбала снова достала покрытый окалиной серп. До сих пор она не решалась вновь пустить его в ход, так как Сила из комнаты не посылала снов, а прислуга всерьез опасалась рассердить ее. Были моменты, когда внешне кроткая Альвенн будила гнев Эмбалы, но формально придраться ей было не к чему, так как певица держалась почтительно. В ней, несомненно, скрывалось Зло, но Эмбала хорошо понимала, что старый трюк с куколкой здесь безнадежен: Хранитель ее защитит. Говорили, что певиц, выступавших с ним в прошлые годы, всегда окружала завеса невидимой Силы, способной отразить чары… А Руни вряд ли успеет добиться поддержки у Норта! К тому же Эмбала вдруг ощутила, что дерзкий дух синеглазой лесянки потоку Сил много желаннее мелкого Зла людских душ.
Глава 9.
Изумрудный жучок влетел в комнату и, сложив жесткие крылья, легко приземлился на столик. Секунду помедлив, он смело заполз на ладонь, пожелав ознакомиться с сим необычным предметом.
Руни сжала кулак, ощущая, как цепкие лапки щекочут ей пальцы, потом вновь раскрыла их, не сомневаясь: букашка, почувствовав волю, взлетит. Но ее маленький гость не спешил. Подобрав свои лапки, он просто прикинулся мертвым. Потом, переждав и поняв, что опасности, вроде бы, нет, побежал. Перебрался с ладони на стол и обследовал крошки печенья, взобрался на чашку и чуть не нырнул.
Деловитость жучка забавляла, но вскоре лесянка поняла, что жучок не сумеет отвлечь ее, пригасить неприятное чувство, которое пробудилось в душе. Продолжая рассеянно наблюдать за зеленой букашкой, Руни опять вспоминала последний разговор с сестрой.
Да, она оказалась не готовой к нему. Почему? Две недели под крышей у Орма сломали привычный ритм жизни. Столько лиц, впечатлений, предметов… Смена образов, красок, картин незнакомого быта… Иногда время мчалось как сумасшедшее, а временами вдруг резко замедляло свой бег, и минуты тянулись дольше часов.
Руни быстро усвоила, что большинство обитателей замка не слишком-то рады им со Свельд. Самолюбию слуг очень льстило, что их хозяин “завел таких редких зверей”, но лесянки невольно вызвали зависть прислужниц.
— Подумаешь, Рыси! За что им такая честь? Ведь в девчонках ни обаяния, ни красоты! — говорила Гутруна подругам, демонстративно не замечая, что сестры неподалеку и слышат все.
Руни мало волновали ее замечания. Отгородившись барьером, лесянка могла бы не реагировать, но она видела, как страдает и мечется Свельд.
Сестра изо всех сил старалась подладиться к вкусам людей, но, похоже, эффект был обратным. Служанки смотрели на нее свысока, только Ильди привязалась к ней и пыталась помочь, чем могла. Свельд мучительно остро воспринимала свой каждый промах, насмешки убивали ее. Руни хотела бы чем-то помочь, но внезапно открыла, что она бессильна. Сестра изменилась. Свельд вдруг потеряла способность и слышать, и понимать.
Прошлый вечер… Уже подходя к общей комнате, Руни услышала плач. Свельд рыдала, упав на кровать. Неожиданно Руни ощутила сильнейший гнев. Развернувшись, она ринулась в коридор для прислуги, надеясь, что Гутруна там, но служанки не было. Руни нашла ее на половине для гостей. Стоя у входа в центральную залу, она, мило играя серыми глазками, завлекала кого-то из слуг.
— Подойди сюда! — гневно сказала ей Руни.
Гутруне хотелось бы лишь отмахнуться, но в тоне лесянки звучала такая ярость, что противиться ей было трудно. Стараясь не замечать удивленного взгляда мужчины, с которым болтала, Гутруна подошла. Пальцы Рыси так сильно вцепились в плечо, что она вскрикнула:
— Больно! Пусти!
— Предупреждаю! — сказала ей Руни, — Еще раз приблизишься к Свельд или скажешь ей что-нибудь — пожалеешь! Понятно?
Сглотнув, Гутруна сразу ответила:
— Я поняла.
Отпустив ее, Руни вернулась к себе. Обнимая рыдавшую Свельд, она тихо сказала ей: “Перестань, она больше уже не обидит тебя.”
— Почему? Почему ты стремишься разрушить все?
Этот крик поразил ее в самое сердце. Откинувшись, Руни изумленно взглянула на Свельд.
— Что с тобой?
— Я просила? Просила об этом тебя?! Неужели тебе еще мало того, что ты сделала?
— Сделала? Я?
Руни вправду не знала, о чем она.
— С первых дней… Что там дней! Уже с первой минуты ты показала всем людям, что тебе безразличны их чувства, их доброта! Ты старалась шокировать, оскорбить! Почему же тебя удивляет, что они обижают меня? Неужели ты не способна понять: мы же сестры! Мы едины для них!
Слова Свельд показались нелепостью, бредом.
— Не знаю, о чем ты сейчас говоришь! Я пока никого не обидела.
— Неужели? А Ильди? Ты знаешь, как ей достается за твои выходки? А Эмбала? Ты постоянно унижаешь ее перед всеми! Думаешь, ей так легко управлять остальными, когда ты открыто не подчиняешься?
Руни изумленно смотрела на Свельд. Ее слезы высохли, щеки пылали розоватыми пятнами, она была будто бы не в себе.
— А сам Орм? Что ты делаешь с ним? Две недели и — ничего! А ведь он сделал все, чтобы только ты стала счастливой! Мы вместе живем в его замке, не зная бед! Мы…
— Послушай, Свельд, — голос Руни вдруг стал очень холоден. — Мне надоели упреки. Ты вправду считаешь, что нужно подыгрывать всем? Исполнять побыстрее любую прихоть живущих здесь? Что касается Орма…
На этом имени Руни запнулась, ей было трудно смириться со словами сестры. Из всех нежданных упреков этот казался ей самым жестоким. Считая, что Орм предназначен ей, Руни очень старалась его полюбить.
Веря, что если позволит ему постоянно быть рядом, то чувства проснутся, лесянка не уклонялась от встреч, говоря себе:
— Он хозяин этого замка и вправе рассчитывать на благодарность!
Однако ей было совсем нелегко. Разговоры сводились к двум темам: какой он прекрасный (не говоря это прямо, Орм постоянно старался ей показать, что он очень влиятелен, смел и хорош) и как скоро она осчастливит его своей лаской. Орм не хотел понимать, что набор страстных взглядов, довольно прозрачных намеков и как бы случайных объятий, желанных для многих, пугает ее.
Поговори Орм с лесянкой серьезно, попробуй понять состояние Руни, сомнения, страхи, и он бы стал ей много ближе. Но Победитель упорно отвергал все попытки девушки что-нибудь изменить: откровенность мгновенно сводил к легкой шутке, воспоминания — к обещаниям счастья в ближайшем будущем, а порывы объяснить, что ей нужно, Орм просто не принимал всерьез.
— Я боюсь тебя, Орм! Я боюсь твоей силы, напора и нежелания видеть реальность, если она не похожа на ту, что сложилась у тебя в голове! — откровенно призналась ему Руни.
Он это принял как тайный намек.
— Не волнуйся, я буду с тобой очень нежным. Ты вскоре сама убедишься, как это приятно! — ответил Орм, попытавшись обнять ее.
Руни не знала, что делать, как быть. Временами ей очень хотелось все бросить и скрыться в лесу.
Она не смогла бы здесь жить, если бы не бывала в каменном домике, где отдыхала душой. Там лесянка могла проделывать все, что угодно. Нахально обшарить деревянные полки с пробирками, опрокинув какой-то раствор… Бросить в тигель блестящие черные камни… Поймать горсть больших муравьев, а потом отпустить прогуляться по дому… Тихонько присев в уголок, наблюдать за работой хозяина…
Часто оба молчали, иногда говорили. О жизни… О быте… О людях, которые жили в каменном замке… Руни было легко, она знала, что может спросить обо всем и получит правдивый ответ. Эрл никогда не заигрывал с ней, не пытался казаться Соблазнителем или Героем, но встречи давали желание жить. Возвращаясь к себе, ложась спать, Руни вновь вспоминала их…
…Теплый день у реки… Розоватые крупные листья, как будто покрытые лаком… И голубые цветки… Лучи солнца в сверкающей глади воды… И нежданная легкая рябь… Кучка юрких мальков, что отважно скользят по ногам, погруженным в прохладную влагу… Звон ярко-красных стрекоз… И корзинка у пояса… Она быстро заметила панцирь защитного цвета на темном илистом дне.
— Осторожнее, Руни!
Она рассмеялась, отбросив намокшую прядь волос…
— Неужели ты думаешь, что раньше я не ловила их? Да мы со Свельд…
Клешни… Жесткий панцирь… Подвижный хвост… Ей попался хороший, крупный кленг.
— Знаешь, сколько мы съели таких?
Эрл смотрел с очень странной улыбкой…
— Смеешься? Конечно, тебе-то было не надо ни ловить, ни варить из них суп!
— Ты уверена?
— Да! У вас в замке хватало для этого слуг.
— Ошибаешься. Мне приходилось вылавливать кленгов. И печь их на углях…
…Дым небольшого костра… Пучки трав… Они долго говорили о них, словно это сейчас было главным… И тоненько тенькала птица… И сердце стучало, как будто бы слыша ее в первый раз… И слова, что нежданно слетели с губ Руни…
— Скажи, почему ты не Вождь?
Эрл ничуть не смутился, услышав вопрос:
— Потому что вождь — Орм. Уже в детстве он был самым первым из всех.
— Почему? Вы ведь братья? Вы выросли вместе! Ты никогда не пытался соперничать с ним?
Эрл приподнялся с зеленого мха, на котором устроился, бросил пару веток в огонь.
— А зачем? Каждый должен найти себе дело по способностям и по душе. Если честно, то я не люблю ни приказывать, ни сражаться. Конечно, я тоже умею владеть мечом, только… Это не для меня. Ты же видела: свитки мне ближе оружия, колбы нравятся больше сражений. Но если бы даже я захотел управлять, то, скорее всего, пробудил бы ненависть местных, а не любовь.
— Почему?
— Потому что Вождь — свой. Самый лучший, но все же один из них… Тот, кто может увлечь за собой, заставить себе доверять.
— Ты не можешь?
— Я не хочу. В глазах вирдов я просто ошибка природы. Я вырос здесь, но для них я чужой. Мне не верят и даже слегка опасаются, так как я не похож на других. Выродок… Прозвищем сказано все!
…Грозовые темно-серые тучи… Горсть гальки, брошенной ветром в стекло… Барабанящий дождь… Но очаг согревал, в деревянных кружках дымился горячий отвар лесных трав, сладко пахли медовые соты в тарелке из глины… Ей было тепло и уютно… Дышалось на удивленье легко…
— Эрл, скажи, твой отец не пытался помочь найти тебе место среди остальных?
Улыбнувшись, он осторожно отогнул небольшую скобу у края светильника. Пламя усилилось…
— Отец любил меня. Галар и так сделал все, что мог… И даже больше, чем нужно! Ты знаешь, что пришло ему в голову после “развала” комнаты с Силой? — Лесянка давно уже знала о детском столкновении Эрла и “перекрестка”, который так напугал ее в первый день. — Мой отец почему-то решил, что я должен стать новым Хранителем и попытался внушить это Норту. Забавно?
— Наверное, Норту от этого было совсем не смешно! Вряд ли это приятно — услышать, что твое время проходит.
— Нет, Руни, ты ошибаешься. Каждый Хранитель мечтает о Смене. Он слишком тяжелый, их груз…
— Груз? Неужели петь песни так трудно?
— Баллады и песни, беседы — лишь внешний пласт. Что сокрыто за ним, знают лишь посвященные. Ты ведь слыхала об “обменном ребенке Хранителя”?
— Нет.
— Существует обычай: когда среди мальчиков четырех-семи лет выделяется явный лидер, который, скорее всего, поведет их и в будущем, то отец должен отправить ребенка к Хранителю и взять взамен сына Норта. До шестнадцати лет эти дети растут в чужих семьях.
— Зачем?
— Люди верят: прошедший “школу Хранителя” вряд ли способен причинить зло.
— И что? Эрл, я не понимаю, к чему ты ведешь! Как “обменный ребенок” связан со сменой Хранителя?
— Этим “обменным ребенком” был должен стать Орм. Но Подруга Хранителя, Влана, погибла, еще не родив. Ты слыхала ведь песню?
— Да.
— Ее смерть разрубила цепочку событий, предписанных силой традиции. Норт не мог забрать Орма к себе без обмена, и “школу” мой брат не прошел!
— Ну и что?
— Есть предание: если цепочка разбита, то близится Смена Хранителя. Мой отец, зная об этом, подумал, что эта роль для меня.
— Почему?
— Я не знаю. Наверно, он думал: сын Рыси — существо необычное, может и станет наследником Норта!
— Но Норт отказался?
— Напротив! Удайся эта попытка — Норт был бы рад, только вот…
— Только что?
Эрл рассмеялся:
— Отец не имел музыкального слуха и искренне верил, что я могу петь! Между тем вся округа считала, что младшему сыну Галара этого делать не стоит. Даже собаки, которые очень любили меня, разбегались, когда я пытался исполнить балладу. Их уши не выносили такого страшной пытки! Ты можешь представить? Хранитель, не умеющий петь!
Они долго смеялись. Руни хотелось, чтобы дождь никогда не кончался, и ей не пришлось уходить. Эрл очень много говорил о Хранителе… Рассказал, как Норт, зная, что Смены не будет, старался помочь ему, чем только мог.
— Понимание сил лесных трав, увлеченность старыми свитками, поиск утраченных знаний… Вряд ли я смог бы постигнуть все это один! — откровенно признался ей он.
Руни знала, что не сумеет объяснить сестре правду, поскольку вдруг поняла: Свельд совсем не желает ее слышать ее. Имя Эрла с недавних пор просто бесило сестру. “Значит, мне нужно попробовать все объяснить по-иному!” — мелькнуло у нее в голове.
— Что касается Орма, — опять повторила Руни, — то ты не права. Я совсем не пытаюсь ни избегать его, ни унижать.
— Неужели? Ты знаешь, что он тебя любит и все же…
— Что — все же?
Свельд очень смутилась.
— Ты знаешь, о чем я… — тихонько сказала она.
— Нет, не знаю! — ответила Руни, хотя поняла уже все. В сердце вдруг закипели обида и злость. — Объясни мне, пожалуйста, что я обязана сделать! Конкретно! А лучше подай пример!
— Что?!
— Покажи мне, как нужно ответить на страстное чувство! Фланн стал твоей тенью, как только ты поселилась здесь! Он действительно любит тебя! Почему бы тебе…
— Как ты можешь! Как можешь так говорить! Как ты можешь их сравнивать!
— А я не вижу особенной разницы, — жестко продолжила Руни, — и хочу знать, почему ты считаешь, что я унижаю отказом, а ты — нет! Пожалуйста, объясни, почему я обязана делать то, к чему я не готова, чего не хочу?
— Потому что мы вошли в его дом! Потому что все знают…
Она снова сбилась, замолкла.
— Что знают?
— Все знают: ты уже выбрала, а я — нет!
Руни знала, что в этом Свельд права, но смириться ей было трудно. Ответ пришел сам собой:
— Ошибаешься! Я никогда не давала Орму клятвы, не приносила Формулы Подчинения! Я свободна точно так же, как ты!
По щекам Свельд неожиданно хлынули слезы:
— Не знаю, не знаю, что ответить тебе… Неужели ты можешь бесстыдно отречься от Долга, от своего Назначения ради глупой гордости, просто из желания поиграть чужим сердцем! Ты вправду решила, что если помучить его, то Орм тут же предложит тебе вступить в брак?
— Свельд, о чем ты?
— О предсказании! Только не верь ему, потому что у Орма уже есть невеста!
— Я знаю. Ее зовут Бронвис, — ответила Руни.
— Да! Ты не сможешь занять ее место, свое же ты потеряешь! Тогда-то и будешь страдать!
Закончив тираду, Свельд вышла, но Руни за ней не пошла. В первый раз ссора не кончилась примирением. Лесянку так сильно задели обвинения Свельд, что когда та возвратилась в комнату, Руни прикинулась, что уже спит, хотя втайне надеялась: Свельд решит помириться. Та даже не подошла.
Утро мало что изменило. Проснувшись, Свельд сразу ушла, даже завтрак не стала ждать, чем обидела. Сидя у столика и наблюдая за зеленым жучком, Руни вновь задавалась вопросом:
— В чем дело? Что стало со Свельд?
Постепенно обида сменилась сожалением.
— Может, я тоже была слишком резкой с ней? Свельд считает, что многим обязана Орму, но… Но почему же платить должна я? — промелькнула тревожная мысль.
Резко вздрогнув, она отодвинула чашку. Платить… Слово вдруг показалось жестоким и грубым. Платить за жизнь в замке? Но Руни совсем не хотела здесь оставаться. К тому же лесянка прекрасно знала, что, кроме Фланна и златоглазой невесты, под крышей у Орма гостило немало вирдов. Руни слышала, как Эмбала внушала одной из кухарок:
— Какая разница — сколько друзей господина приедет к нам? Ваше дело — принять их достойно! Не мелочитесь, готовьте побольше — и все!
Неужели тому, кто способен задавать такие пиры, будет жалко еды двум лесянкам?… Одежда? Она не носила ее. Размышляя над этим, Руни искренне верила, что платить ей пока что не за что.
— Но справедливо ли слово “платить”? — вдруг подумала Руни. — Об этом ли говорила мне Свельд?
Может статься, сестру задевало не так обращение с Ормом, как пререкания с Ильди? Возможно, несчастной служанке и вправду досталось за то, что она не сумела ее приодеть? Поначалу Руни считала все это глупостью, но…
— Почему бы и нет? Свельд хотела, чтобы я одевалась как все остальные… Возможно, это помирит нас! — промелькнула мысль.
Эта жертва теперь не казалась ей слишком большой.
Встав со стула, Руни направилась к шкафу с нарядами. Платья висели в ряд. Две недели уже притушили чувства ткачих, что невольно вплелись меж волокон нарядных тканей.
— А вскоре они и совсем пропадут! — не забыла отметить она.
Поначалу Руни хотела взять платье сестры, но потом передумала. Ее смущали метания Свельд. Выбирая одежду, лесянка не столько смотрела, сколько старалась почувствовать, что она ей принесет.
Это белое платье с букетами мелких бутонов из голубого атласа было нейтральным. Оно не несло посторонних страстей. Но, надев его, Руни невольно поежилась. Ткань была мягкой, прохладной и пахла чем-то чужим. Застегнув белый пояс, она тут же вынула ленту и заплела косы.
Рядом с кроватью Свельд было несколько мелких коробочек с красками для лица, но лесянка не стала трогать их.
— На сегодня мне хватит и этого! — глядя в большое зеркало, грустно усмехнулась она.
Осторожно повесив лесной наряд в шкаф, Руни плотно прикрыла резные деревянные дверцы. Ей было не слишком уютно и как-то тревожно.
— Наверно, нужно сейчас найти Свельд, — промелькнуло в мозгу.
Но при мысли о пылком восторге сестры Руни стало не по себе. Ей совсем не хотелось выслушивать сто вариантов на тему: “Ты видишь, как хорошо! Наконец-то! Я знала, что скоро ты это поймешь!” Нужно было сначала освоиться, примириться с новым обликом. И помочь в этом мог только Эрл.
— Он не станет таращить глаза, разевать рот и бурно комментировать перемену, — твердила она, очень быстро проходя мимо слуг, ошалело смотревших ей вслед.
Миновав мост, она очень скоро оказалась в лесу, но ей было по-прежнему не по себе. На середине дороги ее охватило дурное предчувствие. Руни захотелось вернуться, но, пересилив нелепый страх, она смело продолжила путь.
Очень скоро мелькнула крыша домика. Руни, решив подойти, вдруг застыла на месте, поскольку впервые Эрл был не один. Рядом с ним на крыльце была девушка. Солнце играло на волосах цвета меди, покрывших ее как блестящий плащ. Руни не знала имени девушки, помнила только, что видела ее в замке.
— Певица! — отчетливо прозвучало в мозгу, отозвавшись в сердце нежданной болью.
Не в силах отвести взгляд, лесянка ясно видела, как Эрл, склонившись к медноволосой, о чем-то рассказывал ей, потом взял из рук букет трав. Вынув несколько стебельков, он возвратил его. Руни сразу же вспомнила песню, в которой влюбленный просит на память цветок из букета, который он будет носить на груди.
Руни могла бы легко прикоснуться к сознанию девушки, чтобы ощутить ее чувства, но что-то сдержало ее.
— Я не вправе вторгаться туда! — очень горько сказала она себе прежде, чем повернуть назад.
Скрывшись в чаще, лесянка присела на бугорок. Сердце жгла непонятная боль, но слез не было. Почему ей было больно? Впервые повстречав в замке Орма златоглазую Бронвис, которую все называли невестой хозяина, Руни осталась спокойной. Ей было известно, что та любит Орма.
— И постоянно живет с ним, — сказала Гутруна ей в первый же день, но это не взволновало.
Теперь же, увидев Альвенн, (имя всплыло само собой, без усилий) Руни чуть не лишилась чувств.
— Почему? Почему я так реагирую? У любого мужчины должна быть подруга… Почему же я… Я не думала… — повторяла она про себя, возвращаясь назад.
Оказавшись в комнате, Руни увидела Ильди. Открыв дверцы шкафа, служанка вынимала оттуда платья Свельд.
— Это в стирку, — сказала она, словно бы пожелав оправдаться, и посторонилась.
Руни сжала кулак, ощущая, как цепкие лапки щекочут ей пальцы, потом вновь раскрыла их, не сомневаясь: букашка, почувствовав волю, взлетит. Но ее маленький гость не спешил. Подобрав свои лапки, он просто прикинулся мертвым. Потом, переждав и поняв, что опасности, вроде бы, нет, побежал. Перебрался с ладони на стол и обследовал крошки печенья, взобрался на чашку и чуть не нырнул.
Деловитость жучка забавляла, но вскоре лесянка поняла, что жучок не сумеет отвлечь ее, пригасить неприятное чувство, которое пробудилось в душе. Продолжая рассеянно наблюдать за зеленой букашкой, Руни опять вспоминала последний разговор с сестрой.
Да, она оказалась не готовой к нему. Почему? Две недели под крышей у Орма сломали привычный ритм жизни. Столько лиц, впечатлений, предметов… Смена образов, красок, картин незнакомого быта… Иногда время мчалось как сумасшедшее, а временами вдруг резко замедляло свой бег, и минуты тянулись дольше часов.
Руни быстро усвоила, что большинство обитателей замка не слишком-то рады им со Свельд. Самолюбию слуг очень льстило, что их хозяин “завел таких редких зверей”, но лесянки невольно вызвали зависть прислужниц.
— Подумаешь, Рыси! За что им такая честь? Ведь в девчонках ни обаяния, ни красоты! — говорила Гутруна подругам, демонстративно не замечая, что сестры неподалеку и слышат все.
Руни мало волновали ее замечания. Отгородившись барьером, лесянка могла бы не реагировать, но она видела, как страдает и мечется Свельд.
Сестра изо всех сил старалась подладиться к вкусам людей, но, похоже, эффект был обратным. Служанки смотрели на нее свысока, только Ильди привязалась к ней и пыталась помочь, чем могла. Свельд мучительно остро воспринимала свой каждый промах, насмешки убивали ее. Руни хотела бы чем-то помочь, но внезапно открыла, что она бессильна. Сестра изменилась. Свельд вдруг потеряла способность и слышать, и понимать.
Прошлый вечер… Уже подходя к общей комнате, Руни услышала плач. Свельд рыдала, упав на кровать. Неожиданно Руни ощутила сильнейший гнев. Развернувшись, она ринулась в коридор для прислуги, надеясь, что Гутруна там, но служанки не было. Руни нашла ее на половине для гостей. Стоя у входа в центральную залу, она, мило играя серыми глазками, завлекала кого-то из слуг.
— Подойди сюда! — гневно сказала ей Руни.
Гутруне хотелось бы лишь отмахнуться, но в тоне лесянки звучала такая ярость, что противиться ей было трудно. Стараясь не замечать удивленного взгляда мужчины, с которым болтала, Гутруна подошла. Пальцы Рыси так сильно вцепились в плечо, что она вскрикнула:
— Больно! Пусти!
— Предупреждаю! — сказала ей Руни, — Еще раз приблизишься к Свельд или скажешь ей что-нибудь — пожалеешь! Понятно?
Сглотнув, Гутруна сразу ответила:
— Я поняла.
Отпустив ее, Руни вернулась к себе. Обнимая рыдавшую Свельд, она тихо сказала ей: “Перестань, она больше уже не обидит тебя.”
— Почему? Почему ты стремишься разрушить все?
Этот крик поразил ее в самое сердце. Откинувшись, Руни изумленно взглянула на Свельд.
— Что с тобой?
— Я просила? Просила об этом тебя?! Неужели тебе еще мало того, что ты сделала?
— Сделала? Я?
Руни вправду не знала, о чем она.
— С первых дней… Что там дней! Уже с первой минуты ты показала всем людям, что тебе безразличны их чувства, их доброта! Ты старалась шокировать, оскорбить! Почему же тебя удивляет, что они обижают меня? Неужели ты не способна понять: мы же сестры! Мы едины для них!
Слова Свельд показались нелепостью, бредом.
— Не знаю, о чем ты сейчас говоришь! Я пока никого не обидела.
— Неужели? А Ильди? Ты знаешь, как ей достается за твои выходки? А Эмбала? Ты постоянно унижаешь ее перед всеми! Думаешь, ей так легко управлять остальными, когда ты открыто не подчиняешься?
Руни изумленно смотрела на Свельд. Ее слезы высохли, щеки пылали розоватыми пятнами, она была будто бы не в себе.
— А сам Орм? Что ты делаешь с ним? Две недели и — ничего! А ведь он сделал все, чтобы только ты стала счастливой! Мы вместе живем в его замке, не зная бед! Мы…
— Послушай, Свельд, — голос Руни вдруг стал очень холоден. — Мне надоели упреки. Ты вправду считаешь, что нужно подыгрывать всем? Исполнять побыстрее любую прихоть живущих здесь? Что касается Орма…
На этом имени Руни запнулась, ей было трудно смириться со словами сестры. Из всех нежданных упреков этот казался ей самым жестоким. Считая, что Орм предназначен ей, Руни очень старалась его полюбить.
Веря, что если позволит ему постоянно быть рядом, то чувства проснутся, лесянка не уклонялась от встреч, говоря себе:
— Он хозяин этого замка и вправе рассчитывать на благодарность!
Однако ей было совсем нелегко. Разговоры сводились к двум темам: какой он прекрасный (не говоря это прямо, Орм постоянно старался ей показать, что он очень влиятелен, смел и хорош) и как скоро она осчастливит его своей лаской. Орм не хотел понимать, что набор страстных взглядов, довольно прозрачных намеков и как бы случайных объятий, желанных для многих, пугает ее.
Поговори Орм с лесянкой серьезно, попробуй понять состояние Руни, сомнения, страхи, и он бы стал ей много ближе. Но Победитель упорно отвергал все попытки девушки что-нибудь изменить: откровенность мгновенно сводил к легкой шутке, воспоминания — к обещаниям счастья в ближайшем будущем, а порывы объяснить, что ей нужно, Орм просто не принимал всерьез.
— Я боюсь тебя, Орм! Я боюсь твоей силы, напора и нежелания видеть реальность, если она не похожа на ту, что сложилась у тебя в голове! — откровенно призналась ему Руни.
Он это принял как тайный намек.
— Не волнуйся, я буду с тобой очень нежным. Ты вскоре сама убедишься, как это приятно! — ответил Орм, попытавшись обнять ее.
Руни не знала, что делать, как быть. Временами ей очень хотелось все бросить и скрыться в лесу.
Она не смогла бы здесь жить, если бы не бывала в каменном домике, где отдыхала душой. Там лесянка могла проделывать все, что угодно. Нахально обшарить деревянные полки с пробирками, опрокинув какой-то раствор… Бросить в тигель блестящие черные камни… Поймать горсть больших муравьев, а потом отпустить прогуляться по дому… Тихонько присев в уголок, наблюдать за работой хозяина…
Часто оба молчали, иногда говорили. О жизни… О быте… О людях, которые жили в каменном замке… Руни было легко, она знала, что может спросить обо всем и получит правдивый ответ. Эрл никогда не заигрывал с ней, не пытался казаться Соблазнителем или Героем, но встречи давали желание жить. Возвращаясь к себе, ложась спать, Руни вновь вспоминала их…
…Теплый день у реки… Розоватые крупные листья, как будто покрытые лаком… И голубые цветки… Лучи солнца в сверкающей глади воды… И нежданная легкая рябь… Кучка юрких мальков, что отважно скользят по ногам, погруженным в прохладную влагу… Звон ярко-красных стрекоз… И корзинка у пояса… Она быстро заметила панцирь защитного цвета на темном илистом дне.
— Осторожнее, Руни!
Она рассмеялась, отбросив намокшую прядь волос…
— Неужели ты думаешь, что раньше я не ловила их? Да мы со Свельд…
Клешни… Жесткий панцирь… Подвижный хвост… Ей попался хороший, крупный кленг.
— Знаешь, сколько мы съели таких?
Эрл смотрел с очень странной улыбкой…
— Смеешься? Конечно, тебе-то было не надо ни ловить, ни варить из них суп!
— Ты уверена?
— Да! У вас в замке хватало для этого слуг.
— Ошибаешься. Мне приходилось вылавливать кленгов. И печь их на углях…
…Дым небольшого костра… Пучки трав… Они долго говорили о них, словно это сейчас было главным… И тоненько тенькала птица… И сердце стучало, как будто бы слыша ее в первый раз… И слова, что нежданно слетели с губ Руни…
— Скажи, почему ты не Вождь?
Эрл ничуть не смутился, услышав вопрос:
— Потому что вождь — Орм. Уже в детстве он был самым первым из всех.
— Почему? Вы ведь братья? Вы выросли вместе! Ты никогда не пытался соперничать с ним?
Эрл приподнялся с зеленого мха, на котором устроился, бросил пару веток в огонь.
— А зачем? Каждый должен найти себе дело по способностям и по душе. Если честно, то я не люблю ни приказывать, ни сражаться. Конечно, я тоже умею владеть мечом, только… Это не для меня. Ты же видела: свитки мне ближе оружия, колбы нравятся больше сражений. Но если бы даже я захотел управлять, то, скорее всего, пробудил бы ненависть местных, а не любовь.
— Почему?
— Потому что Вождь — свой. Самый лучший, но все же один из них… Тот, кто может увлечь за собой, заставить себе доверять.
— Ты не можешь?
— Я не хочу. В глазах вирдов я просто ошибка природы. Я вырос здесь, но для них я чужой. Мне не верят и даже слегка опасаются, так как я не похож на других. Выродок… Прозвищем сказано все!
…Грозовые темно-серые тучи… Горсть гальки, брошенной ветром в стекло… Барабанящий дождь… Но очаг согревал, в деревянных кружках дымился горячий отвар лесных трав, сладко пахли медовые соты в тарелке из глины… Ей было тепло и уютно… Дышалось на удивленье легко…
— Эрл, скажи, твой отец не пытался помочь найти тебе место среди остальных?
Улыбнувшись, он осторожно отогнул небольшую скобу у края светильника. Пламя усилилось…
— Отец любил меня. Галар и так сделал все, что мог… И даже больше, чем нужно! Ты знаешь, что пришло ему в голову после “развала” комнаты с Силой? — Лесянка давно уже знала о детском столкновении Эрла и “перекрестка”, который так напугал ее в первый день. — Мой отец почему-то решил, что я должен стать новым Хранителем и попытался внушить это Норту. Забавно?
— Наверное, Норту от этого было совсем не смешно! Вряд ли это приятно — услышать, что твое время проходит.
— Нет, Руни, ты ошибаешься. Каждый Хранитель мечтает о Смене. Он слишком тяжелый, их груз…
— Груз? Неужели петь песни так трудно?
— Баллады и песни, беседы — лишь внешний пласт. Что сокрыто за ним, знают лишь посвященные. Ты ведь слыхала об “обменном ребенке Хранителя”?
— Нет.
— Существует обычай: когда среди мальчиков четырех-семи лет выделяется явный лидер, который, скорее всего, поведет их и в будущем, то отец должен отправить ребенка к Хранителю и взять взамен сына Норта. До шестнадцати лет эти дети растут в чужих семьях.
— Зачем?
— Люди верят: прошедший “школу Хранителя” вряд ли способен причинить зло.
— И что? Эрл, я не понимаю, к чему ты ведешь! Как “обменный ребенок” связан со сменой Хранителя?
— Этим “обменным ребенком” был должен стать Орм. Но Подруга Хранителя, Влана, погибла, еще не родив. Ты слыхала ведь песню?
— Да.
— Ее смерть разрубила цепочку событий, предписанных силой традиции. Норт не мог забрать Орма к себе без обмена, и “школу” мой брат не прошел!
— Ну и что?
— Есть предание: если цепочка разбита, то близится Смена Хранителя. Мой отец, зная об этом, подумал, что эта роль для меня.
— Почему?
— Я не знаю. Наверно, он думал: сын Рыси — существо необычное, может и станет наследником Норта!
— Но Норт отказался?
— Напротив! Удайся эта попытка — Норт был бы рад, только вот…
— Только что?
Эрл рассмеялся:
— Отец не имел музыкального слуха и искренне верил, что я могу петь! Между тем вся округа считала, что младшему сыну Галара этого делать не стоит. Даже собаки, которые очень любили меня, разбегались, когда я пытался исполнить балладу. Их уши не выносили такого страшной пытки! Ты можешь представить? Хранитель, не умеющий петь!
Они долго смеялись. Руни хотелось, чтобы дождь никогда не кончался, и ей не пришлось уходить. Эрл очень много говорил о Хранителе… Рассказал, как Норт, зная, что Смены не будет, старался помочь ему, чем только мог.
— Понимание сил лесных трав, увлеченность старыми свитками, поиск утраченных знаний… Вряд ли я смог бы постигнуть все это один! — откровенно признался ей он.
Руни знала, что не сумеет объяснить сестре правду, поскольку вдруг поняла: Свельд совсем не желает ее слышать ее. Имя Эрла с недавних пор просто бесило сестру. “Значит, мне нужно попробовать все объяснить по-иному!” — мелькнуло у нее в голове.
— Что касается Орма, — опять повторила Руни, — то ты не права. Я совсем не пытаюсь ни избегать его, ни унижать.
— Неужели? Ты знаешь, что он тебя любит и все же…
— Что — все же?
Свельд очень смутилась.
— Ты знаешь, о чем я… — тихонько сказала она.
— Нет, не знаю! — ответила Руни, хотя поняла уже все. В сердце вдруг закипели обида и злость. — Объясни мне, пожалуйста, что я обязана сделать! Конкретно! А лучше подай пример!
— Что?!
— Покажи мне, как нужно ответить на страстное чувство! Фланн стал твоей тенью, как только ты поселилась здесь! Он действительно любит тебя! Почему бы тебе…
— Как ты можешь! Как можешь так говорить! Как ты можешь их сравнивать!
— А я не вижу особенной разницы, — жестко продолжила Руни, — и хочу знать, почему ты считаешь, что я унижаю отказом, а ты — нет! Пожалуйста, объясни, почему я обязана делать то, к чему я не готова, чего не хочу?
— Потому что мы вошли в его дом! Потому что все знают…
Она снова сбилась, замолкла.
— Что знают?
— Все знают: ты уже выбрала, а я — нет!
Руни знала, что в этом Свельд права, но смириться ей было трудно. Ответ пришел сам собой:
— Ошибаешься! Я никогда не давала Орму клятвы, не приносила Формулы Подчинения! Я свободна точно так же, как ты!
По щекам Свельд неожиданно хлынули слезы:
— Не знаю, не знаю, что ответить тебе… Неужели ты можешь бесстыдно отречься от Долга, от своего Назначения ради глупой гордости, просто из желания поиграть чужим сердцем! Ты вправду решила, что если помучить его, то Орм тут же предложит тебе вступить в брак?
— Свельд, о чем ты?
— О предсказании! Только не верь ему, потому что у Орма уже есть невеста!
— Я знаю. Ее зовут Бронвис, — ответила Руни.
— Да! Ты не сможешь занять ее место, свое же ты потеряешь! Тогда-то и будешь страдать!
Закончив тираду, Свельд вышла, но Руни за ней не пошла. В первый раз ссора не кончилась примирением. Лесянку так сильно задели обвинения Свельд, что когда та возвратилась в комнату, Руни прикинулась, что уже спит, хотя втайне надеялась: Свельд решит помириться. Та даже не подошла.
Утро мало что изменило. Проснувшись, Свельд сразу ушла, даже завтрак не стала ждать, чем обидела. Сидя у столика и наблюдая за зеленым жучком, Руни вновь задавалась вопросом:
— В чем дело? Что стало со Свельд?
Постепенно обида сменилась сожалением.
— Может, я тоже была слишком резкой с ней? Свельд считает, что многим обязана Орму, но… Но почему же платить должна я? — промелькнула тревожная мысль.
Резко вздрогнув, она отодвинула чашку. Платить… Слово вдруг показалось жестоким и грубым. Платить за жизнь в замке? Но Руни совсем не хотела здесь оставаться. К тому же лесянка прекрасно знала, что, кроме Фланна и златоглазой невесты, под крышей у Орма гостило немало вирдов. Руни слышала, как Эмбала внушала одной из кухарок:
— Какая разница — сколько друзей господина приедет к нам? Ваше дело — принять их достойно! Не мелочитесь, готовьте побольше — и все!
Неужели тому, кто способен задавать такие пиры, будет жалко еды двум лесянкам?… Одежда? Она не носила ее. Размышляя над этим, Руни искренне верила, что платить ей пока что не за что.
— Но справедливо ли слово “платить”? — вдруг подумала Руни. — Об этом ли говорила мне Свельд?
Может статься, сестру задевало не так обращение с Ормом, как пререкания с Ильди? Возможно, несчастной служанке и вправду досталось за то, что она не сумела ее приодеть? Поначалу Руни считала все это глупостью, но…
— Почему бы и нет? Свельд хотела, чтобы я одевалась как все остальные… Возможно, это помирит нас! — промелькнула мысль.
Эта жертва теперь не казалась ей слишком большой.
Встав со стула, Руни направилась к шкафу с нарядами. Платья висели в ряд. Две недели уже притушили чувства ткачих, что невольно вплелись меж волокон нарядных тканей.
— А вскоре они и совсем пропадут! — не забыла отметить она.
Поначалу Руни хотела взять платье сестры, но потом передумала. Ее смущали метания Свельд. Выбирая одежду, лесянка не столько смотрела, сколько старалась почувствовать, что она ей принесет.
Это белое платье с букетами мелких бутонов из голубого атласа было нейтральным. Оно не несло посторонних страстей. Но, надев его, Руни невольно поежилась. Ткань была мягкой, прохладной и пахла чем-то чужим. Застегнув белый пояс, она тут же вынула ленту и заплела косы.
Рядом с кроватью Свельд было несколько мелких коробочек с красками для лица, но лесянка не стала трогать их.
— На сегодня мне хватит и этого! — глядя в большое зеркало, грустно усмехнулась она.
Осторожно повесив лесной наряд в шкаф, Руни плотно прикрыла резные деревянные дверцы. Ей было не слишком уютно и как-то тревожно.
— Наверно, нужно сейчас найти Свельд, — промелькнуло в мозгу.
Но при мысли о пылком восторге сестры Руни стало не по себе. Ей совсем не хотелось выслушивать сто вариантов на тему: “Ты видишь, как хорошо! Наконец-то! Я знала, что скоро ты это поймешь!” Нужно было сначала освоиться, примириться с новым обликом. И помочь в этом мог только Эрл.
— Он не станет таращить глаза, разевать рот и бурно комментировать перемену, — твердила она, очень быстро проходя мимо слуг, ошалело смотревших ей вслед.
Миновав мост, она очень скоро оказалась в лесу, но ей было по-прежнему не по себе. На середине дороги ее охватило дурное предчувствие. Руни захотелось вернуться, но, пересилив нелепый страх, она смело продолжила путь.
Очень скоро мелькнула крыша домика. Руни, решив подойти, вдруг застыла на месте, поскольку впервые Эрл был не один. Рядом с ним на крыльце была девушка. Солнце играло на волосах цвета меди, покрывших ее как блестящий плащ. Руни не знала имени девушки, помнила только, что видела ее в замке.
— Певица! — отчетливо прозвучало в мозгу, отозвавшись в сердце нежданной болью.
Не в силах отвести взгляд, лесянка ясно видела, как Эрл, склонившись к медноволосой, о чем-то рассказывал ей, потом взял из рук букет трав. Вынув несколько стебельков, он возвратил его. Руни сразу же вспомнила песню, в которой влюбленный просит на память цветок из букета, который он будет носить на груди.
Руни могла бы легко прикоснуться к сознанию девушки, чтобы ощутить ее чувства, но что-то сдержало ее.
— Я не вправе вторгаться туда! — очень горько сказала она себе прежде, чем повернуть назад.
Скрывшись в чаще, лесянка присела на бугорок. Сердце жгла непонятная боль, но слез не было. Почему ей было больно? Впервые повстречав в замке Орма златоглазую Бронвис, которую все называли невестой хозяина, Руни осталась спокойной. Ей было известно, что та любит Орма.
— И постоянно живет с ним, — сказала Гутруна ей в первый же день, но это не взволновало.
Теперь же, увидев Альвенн, (имя всплыло само собой, без усилий) Руни чуть не лишилась чувств.
— Почему? Почему я так реагирую? У любого мужчины должна быть подруга… Почему же я… Я не думала… — повторяла она про себя, возвращаясь назад.
Оказавшись в комнате, Руни увидела Ильди. Открыв дверцы шкафа, служанка вынимала оттуда платья Свельд.
— Это в стирку, — сказала она, словно бы пожелав оправдаться, и посторонилась.