Страница:
Он видел Леонору такой, какой встретил ее в аббатстве, — прекрасную даже в безумии. Это была уже не та восторженная девочка из особняка Монтегю — прелестная в своем изяществе и доверчивости… Перед ним предстала женщина во всем расцвете красоты, гордая и неприступная… О! Опять увидеть ее!.. Увезти их обеих… ее и дочь! Сорвать с плеч эту пурпурную кардинальскую мантию, которая, казалось ему, окрашена кровью!
Пока все эти картины будоражили воображение кардинала, Фауста спускалась с помоста, разгневанная своим новым поражением, но по обыкновению хладнокровная. Она на ходу отдавала какие-то приказы.
Одно из этих распоряжений относилось к дому, где находился Фарнезе. Что же касается второго, мы скоро станем свидетелями его исполнения.
Когда лошадь, уносящая Карла и Виолетту, исчезла вдали, кардинал машинально закрыл окно.
Действовать надо было быстро. Нет никаких сомнений, что Фауста попытается вновь схватить Виолетту. Он горько сожалел, что не уничтожил эту женщину тогда, когда она была в его власти в павильоне аббатства, что не приказал Клоду вновь вернуться к своему ремеслу палача!
Размышляя об этом, Фарнезе медленно спускался по лестнице. Тот же слуга, одетый в черное, который встречал Бельгодера, распахнул перед ним дверь. Фарнезе протянул ему полный золота кошелек со словами:
— Если за мной придут от принцессы…
Слуга перекрестился.
— Вы ответите, что я ушел отсюда и сказал, что покидаю Париж и еду в Италию.
— Слушаюсь, монсеньор, — ответил лакей, одновременно распахивая дверь в маленький чуланчик, служивший ему жильем.
В ту же минуту из этого чулана появились пять или шесть мужчин, которые набросились на Фарнезе. В мгновение ока его обезоружили, и один из нападающих, приставив кинжал к его груди, холодно произнес:
— Монсеньор, мы получили приказ доставить вас живым или мертвым. Надеюсь, вы избавите нас от неприятной необходимости прибегать к убийству…
Побледневший Фарнезе поднял к небу глаза, полные упрека, и прошептал:
— О Фауста, я узнаю тебя! Боже праведный, смотри, что творит Твоя посланница, и осуди ее!
Потом он обратился к тому, кто разговаривал с ним.
— Граф, — сказал кардинал, — мы шли одной дорогой три года, я знаю, что вы со всем усердием выполните приказание, которое получили. Только одно слово: могу я просить вас как можно скорее препроводить меня к… к той, которая вас послала?
— Монсеньор, — ответил человек, названный графом, — ваша просьба будет исполнена. Нам велено немедленно доставить вас во дворец на Ситэ. Только помните, что в дороге одно движение, один крик могут стоить вам жизни!
— Я не закричу, — холодно ответил Фарнезе. — Идемте, господа, я спешу. А ты, — продолжал он, поворачиваясь к лакею в черном, — а ты, иуда, можешь оставить себе мой кошелек, и это будет платой за твое предательство.
Лакей опять перекрестился, поклонился и произнес:
— Господь повелевает, я повинуюсь!
Итак, они отправились в путь. Кардинал шел посередине. Казалось, несколько дворян мирно возвращаются домой. Мрачный и задумчивый принц Фарнезе вспоминал дворец Ситэ, это зловещее логово, входя в которое никто не мог быть уверенным в том, что выйдет оттуда живым.
Через двадцать минут маленький отряд достиг дома Фаусты. Кардинала провели в комнату, дубовые двери коей были снабжены прочными запорами, а узкие окна, выходящие на Сену, защищены толстыми решетками.
Он попросил, чтобы его сразу проводили к Фаусте. Но вместо ответа человек, приведший его сюда, закрыл дверь и задвинул засов. Фарнезе рухнул на стул. На его бледных губах играла насмешливая улыбка:
— Кто знает, не лучше ли мне умереть! Проклятие Нотр-Дам тяготеет надо мной и надо всем, что дорого мне! Но умереть, не покарав это исчадие ада, Фаусту!.. О Клод, Клод! Что ты делаешь сейчас?..
Итак, что же делал Клод? Он видел, как Карл Ангулемский увез Виолетту; он был совсем рядом с помостом.
Фауста, конечно, заметила его и догадалась, что он собирается делать! Она сказала несколько слов человеку, находившемуся рядом с ней, тот бросился к Клоду.
Палач одним из первых схватил за поводья чью-то лошадь, принудил ее повиноваться и помчался за Пардальяном. Однако когда шевалье свернул, Клод не последовал за ним, подобно прочим. Он торопился отыскать Карла Ангулемского, который исчез вдали, за поворотом. Он добрался до этого поворота как раз вовремя и заметил, что Карл повернул на улицу Барре. Клод сделал то же самое…
Карл решил, что его преследуют.
Когда лошадь остановилась перед особняком Мари Туше, он спрыгнул на землю, подхватил на руки Виолетту и забарабанил в дверь молотком с таким неистовством, что сбежались перепуганные слуги. Дверь открыли, и Карл внес в вестибюль бесчувственную Виолетту…
В этот момент у дома появился Клод. Юный герцог немедленно выскочил наружу и направил на него пистолет. Клод, задыхающийся, изнемогающий, находился в том состоянии, когда уже не разум управляет человеком, а лишь нервное возбуждение. Клод сказал себе, что сейчас и здесь этот молодой человек убьет его, но у него и мысли не возникло как-то защитить себя. Карл выстрелил… Но в момент выстрела его рука, к счастью, дрогнула, и пуля пролетела мимо. Карл почувствовал, что его обнимают чьи-то руки, и слабый голос прозвучал у него над ухом:
— Мой отец! Вы стреляете в моего отца!
Молодой герцог вскрикнул и с ужасом воззрился на Клода… Тот, весь окутанный дымом, стоял бледный и недвижный. Карл бросился к нему, воскликнув:
— Я не ранил вас?..
— Нет!
— Входите… входите же! Она назвала вас отцом… простите… я думал, что вы гонитесь за нами… Если бы вы знали, как я люблю ее… Я потерял рассудок… Я мог бы убить любого…
Через несколько минут Карл Ангулемский и Виолетта то плакали, то смеялись в объятиях Клода. Палач не в силах был сдержать свою нежность.
Для этих троих настал момент величайшего счастья. Виолетта радовалась избавлению от страшной смерти, обретению любимого и возвращению отца, мужчины же переживали то тихое изумление, которое охватывает закаленные души, когда опасность внезапно сменяется безмятежностью, а отчаяние — уверенностью в благоприятном исходе. Они едва были знакомы друг с другом, но им казалось, что они всегда жили вместе. Клод прошептал на ухо Виолетте:
— Значит, это тот молодой господин, за которым я заходил в гостиницу «Надежда» и которого там не нашел?
— Это он! — отвечала Виолетта, потупясь.
— Сударь, — сказал молодой человек, улыбаясь Виолетте, — все очень просто: я люблю этого ангела, чьим отцом вы имеете счастье быть. Необходимо, чтобы вы знали, кто я. Меня зовут Карл, герцог Ангулемский. Моя мать — госпожа Мари Туше, а моего отца звали Карл IX…
— Сын короля! — воскликнула Виолетта.
И наивная душа бедной маленькой певицы переполнилось гордостью, словно душа Золушки, которой добрая фея дала в супруги Прекрасного Принца. Если мечта ее была лучезарной, то реальность оказалась еще чудесней. Этот господин, которого она втайне обожала, который сейчас держал ее за руку и который сказал, что любит ее, был сыном короля…
До этой отдаленной улочки не долетали зловещие крики. В уютной зале с прекрасной мебелью, со старинными коврами, царила бесконечная тишина, словно нежная возлюбленная Карла IX оставила здесь частицу своей глубокой и спокойной любви. Склонив голову на грудь Клода, а руку вложив в руку Карла, Виолетта грезила с улыбкой на устах. Карл между тем продолжал:
— Теперь вам известно, кто я такой… Я был бы счастлив узнать именно в эту минуту, самую прекрасную в моей жизни, кто же является отцом моей возлюбленной…
Клод, который смотрел на Виолетту, медленно перевел глаза на юношу. Слезы счастья, которые струились по его щекам, высохли, взгляд сделался затравленным. Его счастливая улыбка превратилась в гримасу горечи.
— Кто я такой? — спросил он сдавленным голосом. — Вы хотите знать, кто я такой?
Карл смотрел на него с тревожным удивлением. Глядя на изменившегося в лице Клода, он догадывался, что тот хранит в своем сердце какую-то страшную тайну.
— Сударь, — замялся Карл, — возможно, я слишком тороплю события, извините меня…
— Нет-нет, — проговорил палач с хриплым вздохом. — Надо, чтобы вы знали…
И он инстинктивно отнял свою руку у молодого человека. Ведь она была обагрена кровью, эта рука палача! Никогда никто не пожимал ее! Этот жест заставил Карла затрепетать.
— Если ваше имя — тайна, — сказал он просто, — то не произносите его… Я спросил его у вас, только чтобы иметь возможность сказать: я люблю ваше дитя… благословите же нашу любовь до того, как священник благословит наш союз…
Виолетта ужасно побледнела. Она все поняла! Душераздирающая сцена исповеди Клода встала перед ней… Кто захочет взять в жены дочь палача?!
— Отец мой! — прошептала она в страхе.
И слова ее были бальзамом для израненной души палача. Значит, она не отреклась от него даже в такую минуту!
— Нет! — повторил Клод. — Вы не ошиблись, спросив меня, кто я такой; нужно, чтобы вы знали, кем я не являюсь. Монсеньор, я вовсе не отец этой девушке!..
— Господи! — страдальчески воскликнула Виолетта. — Вы уже говорили мне это! Но я все равно верю, что мой отец — вы и только вы!
— Спасибо тебе, ангел нежности и надежды, который смилостивился надо мной, проклятым… — прошептал Клод.
Карл замер от изумления и тревоги, а приемный отец поднял Виолетту, на мгновение прижал ее к своей широкой груди, отнес в соседнюю комнату и усадил там в кресло.
— Не беспокойся и ничего не опасайся, — проговорил он. — Твой старый отец, Клод, все устроит. Ты выйдешь замуж за королевского сына! Скоро ты станешь госпожой герцогиней Ангулемской…
Затем он вернулся в залу, где оставил Карла, и закрыл за собой дверь.
— Вы удивлены? — спросил он.
— Должен признаться…
Клод принялся в задумчивости расхаживать из угла в угол. Карл несколько испуганно наблюдал за ним.
— Сударь, — произнес Клод, внезапно останавливаясь напротив него. — Как я вам уже сказал, я не отец Виолетты. Я только воспитывал ее. И вам не так уж важно знать, кто я такой или кем я был. Я скажу вам только, что меня зовут Клодом, а живу я в Париже.
Он замолчал и принялся со вниманием вглядываться в лицо юноши, ожидая его ответа.
— В вашей жизни существует тайна, — проговорил Карл.
— Виолетта откроет вам ее! — еле слышно произнес Клод.
— Но я не хочу ее знать, — мягко запротестовал герцог.
Клод глубоко вздохнул.
— Важно то, — с усилием продолжил он, — что я не отец той, кого вы любите. Виолетта — дочь монсеньора Фарнезе и очень знатной дамы Леоноры де Монтегю.
— Это тот человек, которого я видел в павильоне аббатства?
— Да.
— Он говорил, что его дочь умерла…
— Он так считал!
— Где и когда я смогу вновь увидеть принца Фарнезе?
— Я знаю, где его найти.
— Что ж, будьте любезны, сделайте так, чтобы я повстречался с ним как можно скорее.
Некоторое смущение, еле уловимая скованность чувствовались в разговоре двух мужчин. Тайна, которую Карл не пожелал знать и которую Клод так и не раскрыл, казалось, вырыла между ними пропасть. Оба спешили как-то исправить положение.
— Принц Фарнезе, — продолжал Клод, — единственный, кто может решать судьбу Виолетты. Я не отец ей… она мне ничего не должна… я для нее ничто… Это очень важно, и мне бы хотелось, чтобы вы это поняли.
— Я понял, — глухо ответил Карл.
— Прекрасно, — сказал экс-палач. — Ввиду того, что я не имею никакого отношения к Виолетте и она не имеет никакого отношения ко мне, вы сразу же после свадьбы можете уехать, даже не сообщая мне, в какую точку земного шара вы направляетесь…
Он остановился, чтобы отдышаться и вытереть пот со лба.
— Итак, — закончил он, — лучшее, что вы можете сделать, — это переговорить с принцем Фарнезе… отцом Виолетты…
— Я тоже так считаю, — ответил Карл.
Бывший палач понурил голову. После слов, которые он произнес, ему оставалось только сразу же уйти, чтобы приступить к поискам принца Фарнезе. Вместо этого он застыл на месте, погруженный в мрачные раздумья.
Молодой человек наблюдал за ним с возрастающей тревогой. Подозрения тем более мучительные, чем более неясные, одолевали его. Откуда такая ледяная холодность между ним и этим человеком, которого Виолетта назвала своим отцом? Разве они не были связаны чувством, которое с первого взгляда должно было сделать их навеки друзьями? Кто бы ни был в действительности отцом Виолетты, очевидно, что этот человек испытывал к девушке безграничную отцовскую любовь.
Как же получилось, что этот Клод восстановил его против себя? Кто он такой? Чем может навредить Виолетте о6щение с ним, какую тень может бросить на нее эта мрачная фигура? Юный герцог, наверное, еще долго задавался бы этими вопросами, но внезапно он заметил в глазах да такую боль, что все сомнения тотчас исчезли, и под влиянием безотчетной жалости он воскликнул:
— Мы не можем так расстаться! Сударь, во имя той, кого мы оба любим, я вас заклинаю сказать мне, кто вы такой!
— Разве я не сказал вам? — дрожащим голосом ответил палач. — Я парижский буржуа, меня зовут Клод… это все!
— Нет, это не все!.. Эта тайна… тайна, которая есть в вашей жизни, я хочу немедленно узнать ее.
— Эта тайна! — пробормотал Клод. — Послушайте, монсеньор. Я уже сказал, что сама Виолетта откроет вам ее!
— О! — воскликнул молодой человек. — Но тогда — немедленно!
Он двинулся было к комнате, куда Клод отнес девушку, но палач остановил его, взяв за руку, и сказал:
— Принц Фарнезе… отец девушки, которого вы скоро увидите, объяснит вам все, что связано с прошлым вашей любимой… я не имею права сделать этого, поскольку я не отец ей! Монсеньор, поклянитесь не говорить обо мне с принцем Фарнезе! Так нужно! — добавил он сурово, видя, что молодой человек колеблется.
— Хорошо, пусть так! — ответил герцог Ангулемский. — Слово дворянина, что я не произнесу вашего имени в присутствии отца Виолетты.
— Так. Теперь поклянитесь никогда не спрашивать Виолетту обо мне. Если она заговорит сама, без вашей просьбы, если сама раскроет секрет моей жизни, что ж, это не страшно. Но поклянитесь мне не подвергать это дитя мучениям, которых оно не заслуживает, не пытайтесь вырвать у нее эту тайну, если она считает, что должна хранить ее.
— Клянусь вам и в этом, — ответил Карл под влиянием сострадания, о котором мы уже говорили.
Клод удовлетворенно кивнул.
— Тогда прощайте! — сказал он; — Через час принц Фарнезе будет здесь. Что же до меня… если мы больше не увидимся, то…
— Почему мы больше не увидимся? — спросил Карл, взволнованный, раздосадованный и встревоженный одновременно.
— Если мы больше не увидимся, — глухо повторил Клод, как будто не слыша его слов, — нужно сделать так, чтобы девочка была в безопасности…
— Никому не придет в голову искать нас здесь, к тому же я надеюсь, что завтра мы уедем из Парижа…
— Очень хорошо, — вздохнул Клод. — Это к лучшему, я и сам хотел посоветовать вам это. Но тем не менее, если вдруг произойдет что-то… неважно что… и вы подумаете, что я мог бы быть полезен девочке, на Ситэ, приблизительно в середине улицы Каландр, за новым рынком, есть дом, низенький такой, в стороне от других, окна и двери там всегда закрыты. Днем ли, ночью, если вы окажетесь в Париже и если вам понадобится помощь, постучитесь в дверь этого дома… И последнее: когда вы уезжаете?
— Завтра на рассвете.
— Через какие ворота?
— Я поеду по улице Сен-Дени, мне нужно заглянуть на постоялый двор «У ворожеи». Там живет мой друг, который мне очень дорог… Он присоединится к нам, и мы с принцем Фарнезе и Виолеттой отправимся в Орлеан.
— Так! Значит, вы поедете через ворота Нотр-Дам де Шам…
С этими словами Клод подошел было к комнате, где находилась Виолетта. Но внезапно он остановился, покачал головой, обернулся к Карлу, и долго смотрел на него.
— Монсеньор, — сказал он наконец низким и хриплым голосом, — это дитя вас обожает, я в этом уверен, но, видит Бог, сколько же ей пришлось вынести!
— Страдания, несчастья — все это для нее закончилось! — заверил его юный герцог. — Всю свою жизнь я посвящу тому, чтобы дать ей счастье! Клянусь вам в этом!
Лицо палача засияло от невыразимой радости, и он низко поклонился герцогу Ангулемскому. Карл протянул ему обе руки. Но Клод вновь притворился, что не заметил этого жеста, и стремительно вышел. Через несколько секунд он был уже на улице.
Он внимательно огляделся по сторонам — все дышало тишиной и покоем. Слава Богу, юного принца и Виолетту на их пути с Гревской площади никто не преследовал.
— Спасена! — прошептал палач. — Теперь я и впрямь могу сказать, что она спасена!
И он бросил на дом Мари Туше прощальный взгляд, полный боли и сияющий от сознания той огромной жертвы, которая была им принесена. Сделав несколько шагов, он разрыдался. Он двинулся вдоль набережной в сторону Гревской площади. Скоро он смешался с толпой, которая шумно обсуждала недавние события.
В тот момент, когда палач выходил из дома Мари Туше, из-за ближайшего угла появился человек, который незаметно последовал за ним. Он был одним из тех, кому Фауста отдала приказ у помоста. Выслушав принцессу, он вскочил в седло и помчался на улицу Барре. Там он привязал своего коня к железному кольцу, собратья которого увенчивали многочисленные тумбы, служившие всадникам в тяжелых доспехах для того, чтобы садиться в седло. Затем, выбрав наблюдательный пункт, он принялся ждать. Когда Клод вышел, этот шпион направился за ним.
«Конечно, — думал Клод, — так и должно было случиться. Я знал это, я чувствовал. Неужели я мог надеяться, что Виолетта будет рядом со мной, что она станет по-прежнему называть меня отцом. Я чужой ей, чужой всему миру, я не смею дышать тем воздухом, каким дышит она. Я палач, я — отверженный!..»
Человек, который следил за ним издалека, видел, как он спустился с набережной к реке и долго неподвижно стоял, глядя на бегущую воду.
«И никому нет дела до меня, — думал несчастный, пытаясь все же не поддаваться отчаянию, — никому нет дела до того, что я уже не занимаюсь этим ужасным ремеслом. Я по-прежнему вызываю страх и омерзение. Виолетта простила мне мое прошлое, она добрый милый ангел с золотым сердцем… но она любит не меня, она любит этого юношу. Я хорошо его рассмотрел. Неважно, кто он такой, но у него благородное сердце, и любовь сияет в его глазах. Он так нежен с ней… И все же это так необычно звучит: герцогиня Ангулемская, жена сына Карла IX!..»
Шпион видел, как он резко взмахнул рукой, поднялся на набережную и продолжил свой путь.
«Но, — со скорбью думал Клод, — будь он даже обычный грузчик на Сене, будь он бродяга, а не герцог, будь он сын кабатчика, а не сын короля, что бы от этого изменилось? Кто согласился бы жить вместе с палачом? Где тот влюбленный, какой бы сильной ни была его страсть, который бы не крикнул Виолетте: „Так тебя воспитал палач? Палач носил тебя на руках, и палача ты называешь своим отцом?!. Ты запачкана в крови, дочь палача!“ — и он оставит ее навсегда!»
Мэтр Клод добрался до Гревской площади и принялся пробираться сквозь возбужденные группки людей к дому, где оставил Фарнезе.
«Палач исчезнет… Моя смерть изменит все! Этот юноша не будет больше бояться меня, если узнает, что я погиб. У него останется только жалость ко мне. Да, да… Если он узнает, что я мертв, то сможет любить без страха! Несколько слов, которые я напишу им в Орлеан, откроют им правду, и тогда Виолетта сможет все рассказать ему, если захочет! Моя возлюбленная дочь, если бы ты знала, с каким наслаждением я умру для тебя!»
Он был действительно счастлив, его некрасивое лицо светилось гордостью от сознания того, какую жертву он собирался принести, от него веяло нежностью и величественным покоем… Он постучал в дверь, сказав себе:
«Как же удивится кардинал, когда я объяснюсь с ним. Я разорву наше соглашение, я прощу его, потому что его дочь… наша Виолетта… ждет своего отца. Ему нужно только пойти на улицу Барре. Ну что ж, в добрый час! Вот отец, которого моя девочка может не стыдиться!»
В его последних словах не было иронии, как можно было бы ожидать. Палач находился сейчас в таком состоянии духа, что самоотверженность и самоуничижение казались ему совершенно естественными. А ведь когда-то, у подножия виселицы, к которой влекли Леонору де Монтегю, Фарнезе побоялся забрать у него, палача, свое дитя!
Фарнезе был только трусом, а он, Клод, убийцей!
…Дверь открыл лакей в черном, который сразу же узнал его и улыбнулся.
— Я хочу видеть монсеньора, — сказал Клод.
— Поднимайтесь, — ответил лакей.
Клод перешагнул через порог и стал быстро подниматься по широкой лестнице. В этот момент шпион, который следовал за ним по пятам, тоже вошел в дом и, ничего не сказав лакею, заглянул в чулан: там его ждал небольшой отряд, подобный тому, который совсем недавно захватил кардинала. По знаку шпиона семь или восемь человек крадучись направились за палачом
Клод подошел к двери того огромного зала, где он был недавно вместе с Фарнезе, и в ту же секунду почувствовал, как кто-то резко схватил его за руку. Он еле успел рассмотреть людей, которые окружили его, и внезапно очутился в полной темноте. Мешок из толстого сукна был наброшен ему на голову.
Клод был одарен небывалой силой. Он не издал ни одного крика, не произнес ни единого слова, он попросту мощным движением — как дикий кабан, который стряхивает собак, — освободился от повисших на нем людей. Одновременно он наудачу выбросил вперед руки, и две его пятерни, словно ужасные клешни, обхватили два горла. Двойной короткий хрип, хруст шейных позвонков — и два мертвых тела рухнули на пол.
Но как ни быстро он действовал, те, кто напали на него, успели все же затянуть мешок у него на шее. Клод, лишенный света, продолжал свою молчаливую битву. Он размахивал кулаками, словно кувалдами. И когда эта кувалда опускалась на чей-нибудь череп, человек падал…
Вдруг Клод пошатнулся… Ему на ноги накинули скользящую петлю, и сильный рывок веревки заставил его потерять равновесие.
Клод, распростертый на полу, со связанными ногами, ослепший, сопротивлялся из последних сил. Он чувствовал, как его пинали, как чье-то колено надавило ему на грудь, как его схватили за руки и лишили возможности шевелиться. Вокруг раздавались хрипы умирающих, тяжелое дыхание и усталые голоса оставшихся в живых… он понял, что, видимо, убил или ранил пятерых, а то и шестерых…
Он лежал неподвижно, и мысли его обратились к Виолетте… Потом все помутилось у него в голове. Он потерял сознание…
Глава 38
Пока все эти картины будоражили воображение кардинала, Фауста спускалась с помоста, разгневанная своим новым поражением, но по обыкновению хладнокровная. Она на ходу отдавала какие-то приказы.
Одно из этих распоряжений относилось к дому, где находился Фарнезе. Что же касается второго, мы скоро станем свидетелями его исполнения.
Когда лошадь, уносящая Карла и Виолетту, исчезла вдали, кардинал машинально закрыл окно.
Действовать надо было быстро. Нет никаких сомнений, что Фауста попытается вновь схватить Виолетту. Он горько сожалел, что не уничтожил эту женщину тогда, когда она была в его власти в павильоне аббатства, что не приказал Клоду вновь вернуться к своему ремеслу палача!
Размышляя об этом, Фарнезе медленно спускался по лестнице. Тот же слуга, одетый в черное, который встречал Бельгодера, распахнул перед ним дверь. Фарнезе протянул ему полный золота кошелек со словами:
— Если за мной придут от принцессы…
Слуга перекрестился.
— Вы ответите, что я ушел отсюда и сказал, что покидаю Париж и еду в Италию.
— Слушаюсь, монсеньор, — ответил лакей, одновременно распахивая дверь в маленький чуланчик, служивший ему жильем.
В ту же минуту из этого чулана появились пять или шесть мужчин, которые набросились на Фарнезе. В мгновение ока его обезоружили, и один из нападающих, приставив кинжал к его груди, холодно произнес:
— Монсеньор, мы получили приказ доставить вас живым или мертвым. Надеюсь, вы избавите нас от неприятной необходимости прибегать к убийству…
Побледневший Фарнезе поднял к небу глаза, полные упрека, и прошептал:
— О Фауста, я узнаю тебя! Боже праведный, смотри, что творит Твоя посланница, и осуди ее!
Потом он обратился к тому, кто разговаривал с ним.
— Граф, — сказал кардинал, — мы шли одной дорогой три года, я знаю, что вы со всем усердием выполните приказание, которое получили. Только одно слово: могу я просить вас как можно скорее препроводить меня к… к той, которая вас послала?
— Монсеньор, — ответил человек, названный графом, — ваша просьба будет исполнена. Нам велено немедленно доставить вас во дворец на Ситэ. Только помните, что в дороге одно движение, один крик могут стоить вам жизни!
— Я не закричу, — холодно ответил Фарнезе. — Идемте, господа, я спешу. А ты, — продолжал он, поворачиваясь к лакею в черном, — а ты, иуда, можешь оставить себе мой кошелек, и это будет платой за твое предательство.
Лакей опять перекрестился, поклонился и произнес:
— Господь повелевает, я повинуюсь!
Итак, они отправились в путь. Кардинал шел посередине. Казалось, несколько дворян мирно возвращаются домой. Мрачный и задумчивый принц Фарнезе вспоминал дворец Ситэ, это зловещее логово, входя в которое никто не мог быть уверенным в том, что выйдет оттуда живым.
Через двадцать минут маленький отряд достиг дома Фаусты. Кардинала провели в комнату, дубовые двери коей были снабжены прочными запорами, а узкие окна, выходящие на Сену, защищены толстыми решетками.
Он попросил, чтобы его сразу проводили к Фаусте. Но вместо ответа человек, приведший его сюда, закрыл дверь и задвинул засов. Фарнезе рухнул на стул. На его бледных губах играла насмешливая улыбка:
— Кто знает, не лучше ли мне умереть! Проклятие Нотр-Дам тяготеет надо мной и надо всем, что дорого мне! Но умереть, не покарав это исчадие ада, Фаусту!.. О Клод, Клод! Что ты делаешь сейчас?..
Итак, что же делал Клод? Он видел, как Карл Ангулемский увез Виолетту; он был совсем рядом с помостом.
Фауста, конечно, заметила его и догадалась, что он собирается делать! Она сказала несколько слов человеку, находившемуся рядом с ней, тот бросился к Клоду.
Палач одним из первых схватил за поводья чью-то лошадь, принудил ее повиноваться и помчался за Пардальяном. Однако когда шевалье свернул, Клод не последовал за ним, подобно прочим. Он торопился отыскать Карла Ангулемского, который исчез вдали, за поворотом. Он добрался до этого поворота как раз вовремя и заметил, что Карл повернул на улицу Барре. Клод сделал то же самое…
Карл решил, что его преследуют.
Когда лошадь остановилась перед особняком Мари Туше, он спрыгнул на землю, подхватил на руки Виолетту и забарабанил в дверь молотком с таким неистовством, что сбежались перепуганные слуги. Дверь открыли, и Карл внес в вестибюль бесчувственную Виолетту…
В этот момент у дома появился Клод. Юный герцог немедленно выскочил наружу и направил на него пистолет. Клод, задыхающийся, изнемогающий, находился в том состоянии, когда уже не разум управляет человеком, а лишь нервное возбуждение. Клод сказал себе, что сейчас и здесь этот молодой человек убьет его, но у него и мысли не возникло как-то защитить себя. Карл выстрелил… Но в момент выстрела его рука, к счастью, дрогнула, и пуля пролетела мимо. Карл почувствовал, что его обнимают чьи-то руки, и слабый голос прозвучал у него над ухом:
— Мой отец! Вы стреляете в моего отца!
Молодой герцог вскрикнул и с ужасом воззрился на Клода… Тот, весь окутанный дымом, стоял бледный и недвижный. Карл бросился к нему, воскликнув:
— Я не ранил вас?..
— Нет!
— Входите… входите же! Она назвала вас отцом… простите… я думал, что вы гонитесь за нами… Если бы вы знали, как я люблю ее… Я потерял рассудок… Я мог бы убить любого…
Через несколько минут Карл Ангулемский и Виолетта то плакали, то смеялись в объятиях Клода. Палач не в силах был сдержать свою нежность.
Для этих троих настал момент величайшего счастья. Виолетта радовалась избавлению от страшной смерти, обретению любимого и возвращению отца, мужчины же переживали то тихое изумление, которое охватывает закаленные души, когда опасность внезапно сменяется безмятежностью, а отчаяние — уверенностью в благоприятном исходе. Они едва были знакомы друг с другом, но им казалось, что они всегда жили вместе. Клод прошептал на ухо Виолетте:
— Значит, это тот молодой господин, за которым я заходил в гостиницу «Надежда» и которого там не нашел?
— Это он! — отвечала Виолетта, потупясь.
— Сударь, — сказал молодой человек, улыбаясь Виолетте, — все очень просто: я люблю этого ангела, чьим отцом вы имеете счастье быть. Необходимо, чтобы вы знали, кто я. Меня зовут Карл, герцог Ангулемский. Моя мать — госпожа Мари Туше, а моего отца звали Карл IX…
— Сын короля! — воскликнула Виолетта.
И наивная душа бедной маленькой певицы переполнилось гордостью, словно душа Золушки, которой добрая фея дала в супруги Прекрасного Принца. Если мечта ее была лучезарной, то реальность оказалась еще чудесней. Этот господин, которого она втайне обожала, который сейчас держал ее за руку и который сказал, что любит ее, был сыном короля…
До этой отдаленной улочки не долетали зловещие крики. В уютной зале с прекрасной мебелью, со старинными коврами, царила бесконечная тишина, словно нежная возлюбленная Карла IX оставила здесь частицу своей глубокой и спокойной любви. Склонив голову на грудь Клода, а руку вложив в руку Карла, Виолетта грезила с улыбкой на устах. Карл между тем продолжал:
— Теперь вам известно, кто я такой… Я был бы счастлив узнать именно в эту минуту, самую прекрасную в моей жизни, кто же является отцом моей возлюбленной…
Клод, который смотрел на Виолетту, медленно перевел глаза на юношу. Слезы счастья, которые струились по его щекам, высохли, взгляд сделался затравленным. Его счастливая улыбка превратилась в гримасу горечи.
— Кто я такой? — спросил он сдавленным голосом. — Вы хотите знать, кто я такой?
Карл смотрел на него с тревожным удивлением. Глядя на изменившегося в лице Клода, он догадывался, что тот хранит в своем сердце какую-то страшную тайну.
— Сударь, — замялся Карл, — возможно, я слишком тороплю события, извините меня…
— Нет-нет, — проговорил палач с хриплым вздохом. — Надо, чтобы вы знали…
И он инстинктивно отнял свою руку у молодого человека. Ведь она была обагрена кровью, эта рука палача! Никогда никто не пожимал ее! Этот жест заставил Карла затрепетать.
— Если ваше имя — тайна, — сказал он просто, — то не произносите его… Я спросил его у вас, только чтобы иметь возможность сказать: я люблю ваше дитя… благословите же нашу любовь до того, как священник благословит наш союз…
Виолетта ужасно побледнела. Она все поняла! Душераздирающая сцена исповеди Клода встала перед ней… Кто захочет взять в жены дочь палача?!
— Отец мой! — прошептала она в страхе.
И слова ее были бальзамом для израненной души палача. Значит, она не отреклась от него даже в такую минуту!
— Нет! — повторил Клод. — Вы не ошиблись, спросив меня, кто я такой; нужно, чтобы вы знали, кем я не являюсь. Монсеньор, я вовсе не отец этой девушке!..
— Господи! — страдальчески воскликнула Виолетта. — Вы уже говорили мне это! Но я все равно верю, что мой отец — вы и только вы!
— Спасибо тебе, ангел нежности и надежды, который смилостивился надо мной, проклятым… — прошептал Клод.
Карл замер от изумления и тревоги, а приемный отец поднял Виолетту, на мгновение прижал ее к своей широкой груди, отнес в соседнюю комнату и усадил там в кресло.
— Не беспокойся и ничего не опасайся, — проговорил он. — Твой старый отец, Клод, все устроит. Ты выйдешь замуж за королевского сына! Скоро ты станешь госпожой герцогиней Ангулемской…
Затем он вернулся в залу, где оставил Карла, и закрыл за собой дверь.
— Вы удивлены? — спросил он.
— Должен признаться…
Клод принялся в задумчивости расхаживать из угла в угол. Карл несколько испуганно наблюдал за ним.
— Сударь, — произнес Клод, внезапно останавливаясь напротив него. — Как я вам уже сказал, я не отец Виолетты. Я только воспитывал ее. И вам не так уж важно знать, кто я такой или кем я был. Я скажу вам только, что меня зовут Клодом, а живу я в Париже.
Он замолчал и принялся со вниманием вглядываться в лицо юноши, ожидая его ответа.
— В вашей жизни существует тайна, — проговорил Карл.
— Виолетта откроет вам ее! — еле слышно произнес Клод.
— Но я не хочу ее знать, — мягко запротестовал герцог.
Клод глубоко вздохнул.
— Важно то, — с усилием продолжил он, — что я не отец той, кого вы любите. Виолетта — дочь монсеньора Фарнезе и очень знатной дамы Леоноры де Монтегю.
— Это тот человек, которого я видел в павильоне аббатства?
— Да.
— Он говорил, что его дочь умерла…
— Он так считал!
— Где и когда я смогу вновь увидеть принца Фарнезе?
— Я знаю, где его найти.
— Что ж, будьте любезны, сделайте так, чтобы я повстречался с ним как можно скорее.
Некоторое смущение, еле уловимая скованность чувствовались в разговоре двух мужчин. Тайна, которую Карл не пожелал знать и которую Клод так и не раскрыл, казалось, вырыла между ними пропасть. Оба спешили как-то исправить положение.
— Принц Фарнезе, — продолжал Клод, — единственный, кто может решать судьбу Виолетты. Я не отец ей… она мне ничего не должна… я для нее ничто… Это очень важно, и мне бы хотелось, чтобы вы это поняли.
— Я понял, — глухо ответил Карл.
— Прекрасно, — сказал экс-палач. — Ввиду того, что я не имею никакого отношения к Виолетте и она не имеет никакого отношения ко мне, вы сразу же после свадьбы можете уехать, даже не сообщая мне, в какую точку земного шара вы направляетесь…
Он остановился, чтобы отдышаться и вытереть пот со лба.
— Итак, — закончил он, — лучшее, что вы можете сделать, — это переговорить с принцем Фарнезе… отцом Виолетты…
— Я тоже так считаю, — ответил Карл.
Бывший палач понурил голову. После слов, которые он произнес, ему оставалось только сразу же уйти, чтобы приступить к поискам принца Фарнезе. Вместо этого он застыл на месте, погруженный в мрачные раздумья.
Молодой человек наблюдал за ним с возрастающей тревогой. Подозрения тем более мучительные, чем более неясные, одолевали его. Откуда такая ледяная холодность между ним и этим человеком, которого Виолетта назвала своим отцом? Разве они не были связаны чувством, которое с первого взгляда должно было сделать их навеки друзьями? Кто бы ни был в действительности отцом Виолетты, очевидно, что этот человек испытывал к девушке безграничную отцовскую любовь.
Как же получилось, что этот Клод восстановил его против себя? Кто он такой? Чем может навредить Виолетте о6щение с ним, какую тень может бросить на нее эта мрачная фигура? Юный герцог, наверное, еще долго задавался бы этими вопросами, но внезапно он заметил в глазах да такую боль, что все сомнения тотчас исчезли, и под влиянием безотчетной жалости он воскликнул:
— Мы не можем так расстаться! Сударь, во имя той, кого мы оба любим, я вас заклинаю сказать мне, кто вы такой!
— Разве я не сказал вам? — дрожащим голосом ответил палач. — Я парижский буржуа, меня зовут Клод… это все!
— Нет, это не все!.. Эта тайна… тайна, которая есть в вашей жизни, я хочу немедленно узнать ее.
— Эта тайна! — пробормотал Клод. — Послушайте, монсеньор. Я уже сказал, что сама Виолетта откроет вам ее!
— О! — воскликнул молодой человек. — Но тогда — немедленно!
Он двинулся было к комнате, куда Клод отнес девушку, но палач остановил его, взяв за руку, и сказал:
— Принц Фарнезе… отец девушки, которого вы скоро увидите, объяснит вам все, что связано с прошлым вашей любимой… я не имею права сделать этого, поскольку я не отец ей! Монсеньор, поклянитесь не говорить обо мне с принцем Фарнезе! Так нужно! — добавил он сурово, видя, что молодой человек колеблется.
— Хорошо, пусть так! — ответил герцог Ангулемский. — Слово дворянина, что я не произнесу вашего имени в присутствии отца Виолетты.
— Так. Теперь поклянитесь никогда не спрашивать Виолетту обо мне. Если она заговорит сама, без вашей просьбы, если сама раскроет секрет моей жизни, что ж, это не страшно. Но поклянитесь мне не подвергать это дитя мучениям, которых оно не заслуживает, не пытайтесь вырвать у нее эту тайну, если она считает, что должна хранить ее.
— Клянусь вам и в этом, — ответил Карл под влиянием сострадания, о котором мы уже говорили.
Клод удовлетворенно кивнул.
— Тогда прощайте! — сказал он; — Через час принц Фарнезе будет здесь. Что же до меня… если мы больше не увидимся, то…
— Почему мы больше не увидимся? — спросил Карл, взволнованный, раздосадованный и встревоженный одновременно.
— Если мы больше не увидимся, — глухо повторил Клод, как будто не слыша его слов, — нужно сделать так, чтобы девочка была в безопасности…
— Никому не придет в голову искать нас здесь, к тому же я надеюсь, что завтра мы уедем из Парижа…
— Очень хорошо, — вздохнул Клод. — Это к лучшему, я и сам хотел посоветовать вам это. Но тем не менее, если вдруг произойдет что-то… неважно что… и вы подумаете, что я мог бы быть полезен девочке, на Ситэ, приблизительно в середине улицы Каландр, за новым рынком, есть дом, низенький такой, в стороне от других, окна и двери там всегда закрыты. Днем ли, ночью, если вы окажетесь в Париже и если вам понадобится помощь, постучитесь в дверь этого дома… И последнее: когда вы уезжаете?
— Завтра на рассвете.
— Через какие ворота?
— Я поеду по улице Сен-Дени, мне нужно заглянуть на постоялый двор «У ворожеи». Там живет мой друг, который мне очень дорог… Он присоединится к нам, и мы с принцем Фарнезе и Виолеттой отправимся в Орлеан.
— Так! Значит, вы поедете через ворота Нотр-Дам де Шам…
С этими словами Клод подошел было к комнате, где находилась Виолетта. Но внезапно он остановился, покачал головой, обернулся к Карлу, и долго смотрел на него.
— Монсеньор, — сказал он наконец низким и хриплым голосом, — это дитя вас обожает, я в этом уверен, но, видит Бог, сколько же ей пришлось вынести!
— Страдания, несчастья — все это для нее закончилось! — заверил его юный герцог. — Всю свою жизнь я посвящу тому, чтобы дать ей счастье! Клянусь вам в этом!
Лицо палача засияло от невыразимой радости, и он низко поклонился герцогу Ангулемскому. Карл протянул ему обе руки. Но Клод вновь притворился, что не заметил этого жеста, и стремительно вышел. Через несколько секунд он был уже на улице.
Он внимательно огляделся по сторонам — все дышало тишиной и покоем. Слава Богу, юного принца и Виолетту на их пути с Гревской площади никто не преследовал.
— Спасена! — прошептал палач. — Теперь я и впрямь могу сказать, что она спасена!
И он бросил на дом Мари Туше прощальный взгляд, полный боли и сияющий от сознания той огромной жертвы, которая была им принесена. Сделав несколько шагов, он разрыдался. Он двинулся вдоль набережной в сторону Гревской площади. Скоро он смешался с толпой, которая шумно обсуждала недавние события.
В тот момент, когда палач выходил из дома Мари Туше, из-за ближайшего угла появился человек, который незаметно последовал за ним. Он был одним из тех, кому Фауста отдала приказ у помоста. Выслушав принцессу, он вскочил в седло и помчался на улицу Барре. Там он привязал своего коня к железному кольцу, собратья которого увенчивали многочисленные тумбы, служившие всадникам в тяжелых доспехах для того, чтобы садиться в седло. Затем, выбрав наблюдательный пункт, он принялся ждать. Когда Клод вышел, этот шпион направился за ним.
«Конечно, — думал Клод, — так и должно было случиться. Я знал это, я чувствовал. Неужели я мог надеяться, что Виолетта будет рядом со мной, что она станет по-прежнему называть меня отцом. Я чужой ей, чужой всему миру, я не смею дышать тем воздухом, каким дышит она. Я палач, я — отверженный!..»
Человек, который следил за ним издалека, видел, как он спустился с набережной к реке и долго неподвижно стоял, глядя на бегущую воду.
«И никому нет дела до меня, — думал несчастный, пытаясь все же не поддаваться отчаянию, — никому нет дела до того, что я уже не занимаюсь этим ужасным ремеслом. Я по-прежнему вызываю страх и омерзение. Виолетта простила мне мое прошлое, она добрый милый ангел с золотым сердцем… но она любит не меня, она любит этого юношу. Я хорошо его рассмотрел. Неважно, кто он такой, но у него благородное сердце, и любовь сияет в его глазах. Он так нежен с ней… И все же это так необычно звучит: герцогиня Ангулемская, жена сына Карла IX!..»
Шпион видел, как он резко взмахнул рукой, поднялся на набережную и продолжил свой путь.
«Но, — со скорбью думал Клод, — будь он даже обычный грузчик на Сене, будь он бродяга, а не герцог, будь он сын кабатчика, а не сын короля, что бы от этого изменилось? Кто согласился бы жить вместе с палачом? Где тот влюбленный, какой бы сильной ни была его страсть, который бы не крикнул Виолетте: „Так тебя воспитал палач? Палач носил тебя на руках, и палача ты называешь своим отцом?!. Ты запачкана в крови, дочь палача!“ — и он оставит ее навсегда!»
Мэтр Клод добрался до Гревской площади и принялся пробираться сквозь возбужденные группки людей к дому, где оставил Фарнезе.
«Палач исчезнет… Моя смерть изменит все! Этот юноша не будет больше бояться меня, если узнает, что я погиб. У него останется только жалость ко мне. Да, да… Если он узнает, что я мертв, то сможет любить без страха! Несколько слов, которые я напишу им в Орлеан, откроют им правду, и тогда Виолетта сможет все рассказать ему, если захочет! Моя возлюбленная дочь, если бы ты знала, с каким наслаждением я умру для тебя!»
Он был действительно счастлив, его некрасивое лицо светилось гордостью от сознания того, какую жертву он собирался принести, от него веяло нежностью и величественным покоем… Он постучал в дверь, сказав себе:
«Как же удивится кардинал, когда я объяснюсь с ним. Я разорву наше соглашение, я прощу его, потому что его дочь… наша Виолетта… ждет своего отца. Ему нужно только пойти на улицу Барре. Ну что ж, в добрый час! Вот отец, которого моя девочка может не стыдиться!»
В его последних словах не было иронии, как можно было бы ожидать. Палач находился сейчас в таком состоянии духа, что самоотверженность и самоуничижение казались ему совершенно естественными. А ведь когда-то, у подножия виселицы, к которой влекли Леонору де Монтегю, Фарнезе побоялся забрать у него, палача, свое дитя!
Фарнезе был только трусом, а он, Клод, убийцей!
…Дверь открыл лакей в черном, который сразу же узнал его и улыбнулся.
— Я хочу видеть монсеньора, — сказал Клод.
— Поднимайтесь, — ответил лакей.
Клод перешагнул через порог и стал быстро подниматься по широкой лестнице. В этот момент шпион, который следовал за ним по пятам, тоже вошел в дом и, ничего не сказав лакею, заглянул в чулан: там его ждал небольшой отряд, подобный тому, который совсем недавно захватил кардинала. По знаку шпиона семь или восемь человек крадучись направились за палачом
Клод подошел к двери того огромного зала, где он был недавно вместе с Фарнезе, и в ту же секунду почувствовал, как кто-то резко схватил его за руку. Он еле успел рассмотреть людей, которые окружили его, и внезапно очутился в полной темноте. Мешок из толстого сукна был наброшен ему на голову.
Клод был одарен небывалой силой. Он не издал ни одного крика, не произнес ни единого слова, он попросту мощным движением — как дикий кабан, который стряхивает собак, — освободился от повисших на нем людей. Одновременно он наудачу выбросил вперед руки, и две его пятерни, словно ужасные клешни, обхватили два горла. Двойной короткий хрип, хруст шейных позвонков — и два мертвых тела рухнули на пол.
Но как ни быстро он действовал, те, кто напали на него, успели все же затянуть мешок у него на шее. Клод, лишенный света, продолжал свою молчаливую битву. Он размахивал кулаками, словно кувалдами. И когда эта кувалда опускалась на чей-нибудь череп, человек падал…
Вдруг Клод пошатнулся… Ему на ноги накинули скользящую петлю, и сильный рывок веревки заставил его потерять равновесие.
Клод, распростертый на полу, со связанными ногами, ослепший, сопротивлялся из последних сил. Он чувствовал, как его пинали, как чье-то колено надавило ему на грудь, как его схватили за руки и лишили возможности шевелиться. Вокруг раздавались хрипы умирающих, тяжелое дыхание и усталые голоса оставшихся в живых… он понял, что, видимо, убил или ранил пятерых, а то и шестерых…
Он лежал неподвижно, и мысли его обратились к Виолетте… Потом все помутилось у него в голове. Он потерял сознание…
Глава 38
ТАЙНОЕ СУДИЛИЩЕ
Сколько времени пролежал он в забытьи? Он не знал этого. Когда Клод пришел в себя, то почувствовал дуновение свежего воздуха и понял, что его куда-то везут. Каждый толчок болью отзывался в его теле, перетянутом веревками. Но он не замечал этого… он думал о Виолетте.
Что его ожидало? Палач не знал. Он понимал только, что его, пока он был без сознания, перенесли в повозку и, дождавшись наступления ночи, повезли куда-то. Отсюда и это ощущение свежести, которая даже через прочный мешок, надетый на голову, прохладой овевала его пылающий лоб.
Кто же, кто схватил его? Некоторые детали указывали на то, что нападение совершили люди Фаусты. Он вздрогнул. Но боялся Клод не за себя. Что могла Фауста? Убить его? Но он и сам решил умереть! А Виолетта? Вдруг Фауста, это исчадие ада, напала и на ее след? Однако вспомнив, каким образом ему подготовили ловушку, он постепенно успокоился: ему казалось очевидным, что его поджидали в доме на Гревской площади, не зная, откуда он пришел… Тогда Клод улыбнулся.
Внезапно повозка, в которой его везли, остановилась. Клода схватила добрая дюжина рук. Он слышал, как бронзовый молоток ударил по двери, и содрогнулся: молоток ударил по железу, он узнал эти зловещие звуки и понял, в какую берлогу его затащили. Он был пленником той, которую еще совсем недавно называл своей государыней! Пленником Фаусты!
Клод, которого несли на руках, почувствовал, как его тюремщики опять остановились; открыв замок на двери, они быстро втащили его в комнату и бросили на ковер… затем дверь закрылась… Вдруг он услышал легкий крик изумления… быстрые шаги мягко прошелестели по ковру… Быстрые и ловкие руки распутали веревки на ногах и руках, развязали бечевку мешка, сорвали его с головы пленника, и тот, кто его освободил, кто стоял сейчас рядом с ним на коленях, глухо воскликнул:
— Клод! Вы! Вы здесь!
Резкий свет ослепил Клода, и он зажмурился, ему казалось, он бредит. Но, узнав голос, он открыл глаза и прошептал:
— Кардинал принц Фарнезе!
Кардинал с изумлением взирал на него. Клод пытался подняться, но все его тело болело — видно, веревки были затянуты слишком туго. Он остановил на Фарнезе непонимающий взгляд.
— Где мы? — спросил он хрипло.
— Не сомневайтесь! — мрачно ответил кардинал. — Где мы еще можем быть, как не у дьявола, который заставил меня служить ему, у той, которая, проходя, сеет смерть на своем пути, словно разбушевавшийся среди людей злой гений!
— Фауста! — воскликнул Клод, которому наконец-то удалось встать. — Я так и думал. Но, значит, вы тоже пленник?
— Меня схватили, когда я выходил из дома на Гревской площади…
— А меня, когда я вернулся туда за вами…
Что его ожидало? Палач не знал. Он понимал только, что его, пока он был без сознания, перенесли в повозку и, дождавшись наступления ночи, повезли куда-то. Отсюда и это ощущение свежести, которая даже через прочный мешок, надетый на голову, прохладой овевала его пылающий лоб.
Кто же, кто схватил его? Некоторые детали указывали на то, что нападение совершили люди Фаусты. Он вздрогнул. Но боялся Клод не за себя. Что могла Фауста? Убить его? Но он и сам решил умереть! А Виолетта? Вдруг Фауста, это исчадие ада, напала и на ее след? Однако вспомнив, каким образом ему подготовили ловушку, он постепенно успокоился: ему казалось очевидным, что его поджидали в доме на Гревской площади, не зная, откуда он пришел… Тогда Клод улыбнулся.
Внезапно повозка, в которой его везли, остановилась. Клода схватила добрая дюжина рук. Он слышал, как бронзовый молоток ударил по двери, и содрогнулся: молоток ударил по железу, он узнал эти зловещие звуки и понял, в какую берлогу его затащили. Он был пленником той, которую еще совсем недавно называл своей государыней! Пленником Фаусты!
Клод, которого несли на руках, почувствовал, как его тюремщики опять остановились; открыв замок на двери, они быстро втащили его в комнату и бросили на ковер… затем дверь закрылась… Вдруг он услышал легкий крик изумления… быстрые шаги мягко прошелестели по ковру… Быстрые и ловкие руки распутали веревки на ногах и руках, развязали бечевку мешка, сорвали его с головы пленника, и тот, кто его освободил, кто стоял сейчас рядом с ним на коленях, глухо воскликнул:
— Клод! Вы! Вы здесь!
Резкий свет ослепил Клода, и он зажмурился, ему казалось, он бредит. Но, узнав голос, он открыл глаза и прошептал:
— Кардинал принц Фарнезе!
Кардинал с изумлением взирал на него. Клод пытался подняться, но все его тело болело — видно, веревки были затянуты слишком туго. Он остановил на Фарнезе непонимающий взгляд.
— Где мы? — спросил он хрипло.
— Не сомневайтесь! — мрачно ответил кардинал. — Где мы еще можем быть, как не у дьявола, который заставил меня служить ему, у той, которая, проходя, сеет смерть на своем пути, словно разбушевавшийся среди людей злой гений!
— Фауста! — воскликнул Клод, которому наконец-то удалось встать. — Я так и думал. Но, значит, вы тоже пленник?
— Меня схватили, когда я выходил из дома на Гревской площади…
— А меня, когда я вернулся туда за вами…