Жак Кристиан. Госпожа Абу-Симбела

   — Простите, что покидаю вас, — сказала Нефертари, — но вы понимаете, меня ждут мои обязанности.
   Растроганный Аша, любуясь, смотрел на удаляющуюся царицу, воздушную и светлую.
   — Если Нефертари удастся сделать это, — сказал Рамзес своему послу, — ты вернешься в Хаттусу. Я никогда не выдам Урхи-Тешшуба, но ты должен добиться мира.
   — Ты требуешь невозможного; вот почему я так люблю работать для тебя.
   Царь обратился к Амени.
   — Ты попросил Сетау срочно вернуться?
   — Да, Ваше Величество.
   — Что происходит? — заволновался Аша.
   — Моисей считает себя голосом своего бога, этого Яхве, приказавшего ему вывести евреев из Египта, — объяснил Амени.
   — Ты хочешь сказать... всех евреев?
   — Для него речь идет о народе, имеющем право на независимость.
   — Это безумие!
   — Невозможно урезонить Моисея, к тому же он становится все более непримиримым.
   — Ты боишься его?
   — Я боюсь того, что наш друг Моисей станет опасным врагом, — заявил Рамзес, — а я часто недооцениваю своих противников; вот почему присутствие Сетау здесь необходимо.
   — Ну и дела, — сказал с сожалением Аша, — Моисей — человек сильный и прямой.
   — Он всегда такой, но он поставил эти качества на службу некоей высшей истине.
   — Ты пугаешь меня, Рамзес; не будет ли это противостояние более опасным, чем конфликт с хеттами?
   — Или мы выиграем, или мы погибли.
 
   Сетау положил руки на хрупкие плечи Ка.
   — Клянусь всеми змеями земли, ты уже почти мужчина!
   Контраст между двумя людьми был впечатляющим Ка, старший сын Рамзеса — молодой писец с бледной кожей и хрупким телосложением; Сетау, коренастый, мужественный, с матовой кожей, плохо выбритый, в тунике из шкуры антилопы, похожий на авантюриста или золотоискателя.
   При виде этих людей трудно было даже представить, что их могло что-то объединять. Однако Ка считал Сетау учителем, приобщившим его к познанию незримого, а Сетау видел в Ка исключительно способного юношу со жгучим желанием проникнуть в сокровенность тайн.
   — Я боялся, как бы ты не совершил много глупостей после моего отъезда, — сказал Сетау.
   Ка улыбнулся.
   — Итак... я все же надеюсь не разочаровать вас.
   — Ты уже многого достиг!
   — Я выполнил несколько ритуальных обязанностей в храме, это правда... Но у меня не было выбора. И затем... я очень счастлив.
   — В добрый час, мой мальчик! Но скажи мне... Я не вижу ни амулета на шее, ни повязки на запястье.
   Я их снял во время очищения в храме и не нашел потом; раз вы вернулись, не существует никакого риска, тем более, что я воспользовался магией ритуалов.
   — Все же ты должен носить амулеты.
   — Вы их носите, Сетау?
   — У меня есть шкура антилопы.
   Стрела угодила точно в цель, к удивлению Сетау и Ка, которые находились в поле, где тренировались лучшие лучники. Именно здесь царь назначил им встречу.
   — Рамзес все такой же ловкий, — заметил Сетау.
   Ка посмотрел, как отец отложил лук, тетиву которого только ему удавалось натянуть и который он использовал во время битвы при Кадете. Фигура Фараона была великолепной, уже своим видом он воплощал верховную власть.
   Ка упал ниц перед этим человеком, намного большим для него, чем отец.
   — Почему ты собрал нас здесь? — спросил Сетау.
   — Потому что мой сын и ты будете помогать мне вести сражение, и нужно научиться точно попадать в цель.
   Ка ответил со всей откровенностью.
   — Я опасаюсь оказаться очень неловким.
   — Перестань заблуждаться, сын мой; нужно бороться умом и магией.
   — Я принадлежу к жрецам храма Амона... и...
   — Жрецы единодушно выбрали тебя как лучшего в их сообществе.
   — Но... мне еще нет двадцати лет!
   — Возраст не имеет значения; все же я отклонил их предложение.
   Ка обрадовался.
   — До меня дошла плохая весть, — признался Рамзес. — В Мемфисе недавно исчез верховный жрец Птаха. Я выбрал именно тебя, чтобы заменить его, сын мой.
   — Меня, верховным жрецом Птаха... Но это...
   — Такова моя воля. В этом качестве ты будешь находиться среди сановников, перед которыми хочет предстать Моисей.
   — Что ты хочешь этим сказать?
   — Получив отказ позволить евреям удалиться в пустыню, Моисей угрожает Египту карами, наложенными его богом. Новый верховный жрец Птаха и лучший из моих магов, сумеют ли они рассеять эту угрозу?

ГЛАВА 48

   Сопровождаемый Аароном, Моисей приблизился к входной двери приемного зала дворца Пи-Рамзеса, находившегося под охраной Серраманна и лучших воинов. При виде еврея сард бросил на него гневный взгляд; на месте Фараона он приказал бы бросить этого мятежника в подземелье, темное и сырое, или еще лучше, отправил бы его в самую глубину пустыни. Бывший пират доверял своему инстинкту: Моисей не имеет другого намерения, кроме как принести вред Рамзесу.
   Продвигаясь по центральному проходу между двумя рядами колонн, вождь и пророк еврейского народа отметил без всякого удовольствия, что приемный зал был хорошо обставлен. Справа от царя стоял его сын Ка, одетый в шкуру пантеры, украшенную золотыми звездами. Несмотря на свой юный возраст, Ка теперь получил самую высокую должность. Понимая глубину его познаний, ни один жрец не оспаривал этого решения. Старшему сыну Фараона уже не раз приходилось доказывать свою способность воспринимать послание богов и переводить их в иероглифы; каждый со вниманием наблюдал за его действиями, так как он сохранит традиции эпохи пирамид, золотого века, во время которого были созданы главные ценности египетской цивилизации.
   Это назначение удивило Моисея; но увидев Ка вблизи, он почувствовал, что решительность и зрелость молодого человека были исключительными. Не было никакого сомнения, что он станет опасным противником.
   А что говорить о том человеке, стоявшем слева от Фараона? Сетау, заклинатель змей и настоящий маг царства Сетау, который был, как и Рамзес, одним из друзей Моисея так же, как и Амени, сидевший поодаль и уже готовый записывать содержание их споров.
   Моисей не хотел больше думать о тех временах, когда он работал на величие Египта. Его прошлое умерло в тот день, когда Яхве открыл его предназначение, и он не имел права подчиняться воспоминаниям о днях, давно уже миновавших.
   Моисей и Аарон остановились перед ступенями, ведущими на возвышение, где разместился Фараон и его сановники.
   — О чем вы хотите говорить перед этим собранием? — спросил Амени.
   — У меня нет намерения говорить попусту, — ответил Моисей, — я намерен потребовать то, что мне причитается в соответствии с волей Яхве; чтобы Фараон разрешил мне и моему народу покинуть Египет.
   — В разрешении отказано по мотивам общей безопасности.
   — Этот отказ — оскорбление Яхве.
   — Яхве не царит над Египтом, насколько мне известно.
   — Однако его гнев будет ужасен! Бог охраняет меня, и он совершит чудеса, чтобы доказать свое могущество.
   — Я тебя хорошо знал, Моисей, мы были даже друзьями; во время нашей учебы ты не тешился подобными выдумками.
   — Ты египетский писец, Амени, а я — вождь еврейского народа. Яхве говорил именно со мной, и я это утверждаю!
   Аарон бросил свой посох на землю, Моисей устремил на него напряженный взгляд. Сучки дерева зашевелились, посох вытянулся и превратился в змею.
   Ужаснувшись, многие придворные отступили; змея подползла к Рамзесу, не проявившему никакого страха. Сетау подскочил и схватил рептилию.
   Все придворные пришли в замешательство, крики сопровождали действия Сетау, особенно когда змея вновь превратилась в посох в его руке.
   — Я обучил Моисея этому магическому трюку в гареме Мэр-Ур уже давно; нужно нечто большее, чтобы ослепить Фараона и египетский двор.
   Моисей и Сетау обменялись взглядами. С этого момента они стали врагами.
   — Через неделю, — предсказал пророк, — другое чудо приведет народ Египта в смятение.
 
   Под наблюдением Дозора, который лежал в тени тамариска, Нефертари купалась обнаженной в самом близком ко дворцу бассейне. Вода в нем была всегда чистой, благодаря медным пластинкам, прикрепленным на камнях, пожирающим бактерии растениям и канализационной системе, обеспечивавшей регулярное обновление воды; более того, смотритель регулярно бросал в воду порошок медной соли.
   С приближением времени повышения уровня воды жара становилась изнуряющей; прежде чем начать прием, царица наслаждалась этим восхитительным моментом, когда тело, оправившееся от усталости, оставляло свободным течение мысли, легкой, как птичий пух. Плавая, Нефертари думала о словах то подбадривающих, то строгих, которые она должна была адресовать своим собеседникам, все их просьбы представляли для нее большую важность.
   Переодевшись в платье с глубоким вырезом, оставлявшим грудь обнаженной, с распущенными волосами, Изэт бесшумно прошла к бассейну. Она, считавшаяся красивой, чувствовала себя почти дурнушкой, любуясь Нефертари. Каждое движение Нефертари было исполнено несравненной чистоты, царица являлась самим совершенством.
   После длительных колебаний, и еще раз встретившись последний раз с Долент, Изэт приняла окончательное решение.
   На этот раз она будет действовать.
   Освободившись от сомнений, которые могли бы выдать ее, Изэт сделала еще один шаг к бассейну. Действовать... Она не должна больше отказываться от своей цели.
   Нефертари заметила Изэт.
   — Иди купаться!
   — Я не очень хорошо себя чувствую, Ваше Величество.
   Царица подплыла к краю и вышла из бассейна по каменной лестнице.
   — Отчего ты страдаешь?
   — Я не знаю этого.
   — Меренптах причиняет тебе заботы?
   — Нет, он чувствует себя превосходно, и его здоровье меня каждый день поражает.
   — Ляг на эти теплые плиты рядом со мной.
   — Простите меня, я плохо выношу солнце.
   Тело Нефертари очаровывало душу; оно было похоже на тело богини Запада, чья улыбка освещала потустороннее и этот мир. Лежа на спине, вытянув руки вдоль тела, с закрытыми глазами, она была одновременно близка и недосягаема.
   — Почему ты так взволнованна, Изэт?
   Снова сомнения охватили вторую супругу Рамзеса; должна ли она следовать принятому решению, или убежать отсюда с риском показаться сумасшедшей?
   К счастью, Нефертари не глядела на нее. Нет, случай был слишком хорош. Изэт не должна упустить его.
   — Ваше Величество, Ваше Величество, я хотела бы...
   Красавица Изэт встала на колени возле лица Нефертари; царица осталась неподвижной, залитая солнцем.
   — Ваше Величество, я хотела убить вас.
   — Я не верю тебе, Изэт.
   — Да, я должна вам признаться в этом... Эта ноша становится невыносимой. Теперь вы знаете.
   Царица открыла глаза, приподнялась и взяла руку Красавицы Изэт.
   — Кто попытался сделать из тебя убийцу?
   — Я поверила, что вы не любите Рамзеса и что в вас живет только честолюбие. Я была слепой и глупой! Как могла я слушать такую, достойную презрения клевету?
   — Каждый человек испытывает моменты слабости, Изэт; зло пытается захватить сознание и подавить сердце. Разве не главное, что ты устояла в этой ужасной борьбе?
   — Мне стыдно за себя, так стыдно... Когда вы решите, чтобы я предстала перед судом, я приму любой приговор.
   — Кто обманул тебя?
   — Я хотела признать ошибку, Ваше Величество, а не играть роль доносчицы.
   — Стремясь уничтожить меня, метили в Рамзеса, ты должна сказать мне правду, если любишь царя.
   — Вы... вы меня ненавидите?
   — Ты не гордячка, не интриганка, у тебя хватило смелости признаться в своих ошибках; в моем сердце нет ненависти, я все еще расположена к тебе.
   Изэт заплакала и заговорила от избытка чувств, освобождая свое сердце.
 
   На берегу Нила Моисей собрал тысячи евреев, сопровождаемых зеваками, пришедшими из различных кварталов столицы. По слухам, воинственный бог евреев осуществит великое чудо, доказывая то, что он более могущественен, чем все боги Египта, вместе взятые. Не должен ли был Фараон удовлетворить требования пророка?
   Вопреки мнениям Амени и Серраманна, Рамзес решил не запрещать происходящее. Послать армию и стражу, разогнать собравшихся было бы неразумно; ни Моисей, ни евреи не нарушали общественного порядка, бродячие торговцы радовались огромной толпе.
   С террасы своего дворца Фараон смотрел на реку, на берегу которой происходила вся эта суматоха; но все время думал только о страшных признаниях, сделанных ему Нефертари.
   — Существует ли сомнение?
   — Нет, Рамзес, Изэт искренна.
   — Я должен сурово наказать ее.
   — Я требую твоего прощения; из-за любви она чуть не совершила ужасного преступления. Но непоправимого не произошло, и благодаря ей мы знаем, что твоя сестра Долент ненавидит тебя до такой степени, что может пойти на убийство.
   — Я надеялся, что она победила демонов, которые разъедали ее душу много лет назад... Но я ошибался. Никогда она не изменится.
   — Ты предашь Долент суду?
   — Она откажется от всего и обвинит Изэт, что та все придумала; суд закончится простым скандалом.
   — Подстрекательница убийства останется не наказана?
   — Нет, Нефертари; Долент использовала Изэт, мы используем Долент.
   На берегу волнения и крики улеглись.
   Моисей бросил свой посох в Нил, вода приобрела красный оттенок.
   Пророк набрал немного воды в чашу и вылил на землю.
   — Будьте все свидетелями этого чуда! По воле Яхве вода Нила превратилась в кровь... И если его желание не будет исполнено, она наполнит все каналы страны, и рыба погибнет. Это будет первое бедствие, которое испытает Египет.
   В свою очередь Ка набрал в чашу странную воду с острым запахом.
   — Ничего подобного не произойдет, Моисей; это всего лишь красная волна паводка. В течение нескольких дней эту воду нельзя пить, и нельзя употреблять рыбу. Если речь идет о чуде, то им мы обязаны природе, и должны уважать ее законы.
   Молодой и хрупкий Ка не испытывал страха перед огромным Моисеем. Еврей сдержал свой гнев.
   — Это прекрасные слова, но как объяснишь ты то, что мой посох вызвал поднятие воды?
   — Кто станет оспаривать пророка? Ты предчувствовал изменение воды, силу, которая идет с юга, и день, когда появится красная волна. Ты знаешь эту страну так же хорошо, как я, ни один из ее секретов не скрыт от тебя.
   — До сих пор, — повысил голос Моисей, — Яхве довольствовался предупреждениями. Так как Египет упорствует в сомнении, он нашлет на него другие несчастья, более страшные.

ГЛАВА 49

   Аша сам отнес письмо Великой Супруге Фараона, которая беседовала с Рамзесом, обсуждая различные хозяйственные проблемы.
   — Вот послание, Ваше Величество, оно от императрицы Путухепы. Я надеюсь, что его содержание вас не разочарует.
   — Вы не хотите нам его прочесть, Аша? С одной стороны, вы в совершенстве владеете хеттским языком; с другой — исходящая из Хаттусы информация напрямую касается вас.
   Глава египетской дипломатии подчинился.
 
   «Моей сестре, царице Нефертари, Супруге Сына Солнца, Рамзеса Великого.
   Как чувствует себя моя сестра, в полном ли здравии ее семья, превосходны и крепки ли ее лошади? В нашей стране наступил прекрасный сезон. Высок ли будет уровень воды в Египте?
   Я получила длинное письмо от моей сестры Нефертари и прочитала его с огромным вниманием. Император Хаттусили очень недоволен появлением презренного Урхи-Тешшуба в Пи-Рамзесе. Урхи-Тешшуб — дурной человек, жестокий и трусливый. Он должен быть выдан и переправлен в Хаттусу, чтобы здесь быть осужденным. Император Хаттусили выказывает неуступчивость в этом вопросе. Но не является ли мир между нашими странами такой ценою, которая стоит некоторых жертв? Конечно, невозможно найти компромисс в отношении Урхи—Тешшуба, и император никогда не откажется от его выдачи. Все же я настаивала, чтобы он признал правоту Рамзеса, который держит данное слово. Какое доверие могли бы мы иметь к государю, изменившему своему слову?
   Итак, хотя случай с предателем Урхи-Тешшубом не подлежит обсуждению, почему бы не предположить его уже решенным, чтобы перейти к заключению договора о перемирии? Разработка этого документа займет много времени, поэтому было бы разумно начать как можно раньше.
   Царица Египта, моя сестра, разделяет ли она мои мысли? Если это так, было бы хорошо как можно быстрее отправить к нам дипломата высокого ранга, пользующегося доверием Фараона. Мне приходит на ум имя Аша.
   Моей сестре, царице Нефертари, с искренней дружбой».
 
   — Мы вынуждены отказаться от этого предложения, — высказал сожаление Рамзес.
   — Почему? — вскинулся Аша.
   — Потому что речь идет о западне, предназначенной для того, чтобы удовлетворить чувство мести. Император не может простить, что ты помог бежать Урхи-Тешшубу. Если ты прибудешь туда, то оттуда не вернешься.
   — Я понимаю это письмо иначе, Ваше Величество. Царица Нефертари сумела найти убедительные слова, императрица Путухепа подтверждает свое стремление к миру. Учитывая влияние, которое она имеет на императора, разве это не решающий шаг?
   — Аша прав, — согласилась Нефертари, — моя сестра Путухепа прекрасно поняла смысл послания, отправленного ей. Не будем больше говорить об Урхи-Тешшубе и приступим к переговорам по подготовке мирного договора.
   — Урхи-Тешшуб по-прежнему здесь! — возразил Рамзес.
   — Должна ли я снова разъяснить мою позицию и позицию моей сестры Путухепы? Хаттусили требует выдачи Урхи-Тешшуба. Рамзес отказывает в ней. Пусть каждый остается твердым и несговорчивым, в то время как переговоры будут продвигаться. Разве это не называется дипломатией.
   — Я доверяю Путухепе, — сказал Аша.
   — Если царица и ты объединились против меня, как могу я сопротивляться? Мы отправим посла, но не тебя.
   — Невозможно, Ваше Величество. Ясно, что желание императрицы — это приказ. И кто знает хеттов так же, как я?
   — Ты готов подвергнуть себя такому риску, Аша?
   — Отказаться от подобного случая заключить мир было бы преступно; этой задаче должны быть посвящены все наши силы. Победа над невозможным... не правда ли, это символ твоего царствования?
   — Я редко видел тебя таким воодушевленным.
   — Я люблю удовольствия и удовольствия, а война не лучшее время для них.
   — Я не буду заключать мир любой ценой; никоим образом Египет не останется в проигрыше.
   — Я предвидел некоторые трудности такого рода, но они — часть моей профессии. Мы будем работать много дней подряд, чтобы подготовить подходящий договор, я нанесу визит некоторым дорогим подругам, затем отправлюсь в Хаттусу. Мне это удастся, потому что этого требуешь ты.
 
   Сначала она сделала поразительный скачок, затем замерла недалеко от Сетау, который, сидя на берегу реки, с удовлетворением наблюдал за изменением воды в Ниле, ставшей вновь пригодной для питья.
   Вторая, затем третья, ловкая, веселая, со светло-зелеными пятнами: великолепные лягушки наслаждались тиной, которую выносила река на землю Египта, чтобы оплодотворить ее и обеспечить пищей народ Фараона.
   Возглавляя небольшую группу евреев, Аарон, простер свой посох к Нилу и сказал звучным голосом:
   — Раз Фараон отказывается позволить евреям уйти из Египта, то вот вам второе несчастье, налагаемое Яхве: лягушки, тысячи лягушек, миллионы лягушек проникнут повсюду, в мастерские, дома, комнаты богатых!
   Спокойным шагом Сетау вернулся в свою лабораторию, где Лотос готовила новые снадобья благодаря яду превосходных кобр, пойманных в окрестностях Абу-Симбела, откуда шли успокаивающие известия: стройка продвигалась быстрыми темпами. Заклинатель змей и его супруга поспешат вернуться туда, как только Рамзес позволит им это сделать.
   Сетау улыбнулся. Ни он, ни Ка не будут бороться с Аароном и этим несчастьем: подручные Моисея должны были просветить своего вождя, прежде чем позволить ему предрекать несчастье, которое не испугает ни одного египтянина.
   В этот период года изобилие лягушек не представлялось удивительным, более того, оно считалось у народа счастливым предзнаменованием. В иероглифическом письме знак лягушки служил обозначением цифры «сто тысяч», множественности, почти неисчислимой, в соответствии с изобилием, которое давало повышение уровня воды.
   Наблюдая за метаморфозами этого земноводного, жрецы первых династий увидели в ней нескончаемость изменения жизни; и в народном сознании лягушка стала одновременно как символом счастливого рождения в конце многочисленных превращений, начиная от эмбриона и заканчивая детенышем, так и символом вечности, существующей во времени и вне его.
   На следующий день Ка приказал бесплатно раздать амулеты из фаянса, изображавшие лягушек. Счастливое население столицы устроило бурное ликование в честь Рамзеса и почувствовало признательность Аарону и евреям; благодаря их деятельности многие простые люди стали обладателями драгоценного предмета.
 
   Аша поставил последнюю точку в проекте договора, разработанного вместе с царской четой; потребовалось больше месяца интенсивной работы, чтобы взвесить каждое слово и обдумать каждую фразу. Как и предполагал Аша, требования Фараона сделают переговоры очень трудными, и все же Рамзес воспринимал Хеттскую империю не как побежденную страну, но скорее как партнера, который найдет много преимуществ в этом соглашении. Если Путухепа и правда хотела мира, шансы на удачу были весьма велики.
   Амени принес чудесный папирус, цвета амбры, на нем Рамзес лично напишет предложения мира.
   — Жители южного квартала направили мне жалобу: они подверглись нашествию мух.
   — В это время года они размножаются со страшной силой, если не соблюдать правила гигиены. Наверное, они забыли осушить лужу?
   — По мнению Аарона, Ваше Величество, это будет третье несчастье, посланное на Египет Яхве. Ученик Моисея протянул свой посох и ударил им по земле, чтобы она превратилась в мух; тебе предназначается видеть в этом перст мстящего бога.
   — Наш друг Моисей всегда был упрямым, — напомнил Аша.
   — Немедленно направь людей в южный квартал, чтобы они провели необходимые работы по уничтожению мух, — приказал Рамзес Амени, — избавь обитателей квартала от этого бедствия.
 
   Большой разлив воды обещал счастливое будущее. Рамзес совершил ритуалы рассвета в храме Амона и позволил себе прогулку на пристань в обществе Бойца, прежде чем вернуться во дворец и написать послание Хаттусили, которое сопроводит его предложения о мире.
   Вдруг посох Моисея стукнул по плитам. Рычание огромного льва удержало еврея.
   — Разреши уйти моему народу, Рамзес, чтобы они смогли воздать Яхве культ, который он ждет от них.
   — Разве мы не все сказали друг другу, Моисей?
   — Чудеса и бедствия открыли тебе волю Яхве.
   — Неужели это мой друг изрекает такие странные слова?
   — Я больше не твой друг! Я посланник Яхве, ты безбожный Фараон.
   — Как излечить тебя от слепоты?
   — Это ты слеп!
   — Следуй своей дорогой, Моисей, я буду следовать своей, что бы ни случилось.
   — Сделай мне одолжение: пойди и посмотри на стада моих еврейских братьев.
   — Что в них особенного?
   — Пойдем, прошу тебя.
   Боец, Серраманна и отряд наемников обеспечивали охрану Фараона. Моисей приказал собрать стада евреев в десятке километров от столицы в болотной местности. Вокруг животных роились тысячи слепней, которые не давали им покоя и вызывали жалобное мычание.
   — Вот четвертое бедствие, посланное Яхве, — объяснил Моисей, — мне будет достаточно разогнать этих животных, и слепни заполнят столицу.
   — Я не понимаю тебя... Неужели необходимо содержать их в таком состоянии, такой грязи и заставлять страдать?
   — Мы должны принести в жертву Яхве баранов, коров и других животных, считающихся у египтян священными. Если мы совершим наши ритуалы в твоей стране, мы вызовем ярость крестьян. Позволь нам пойти в пустыню, или слепни нападут на твоих подданных.
   — Серраманна и отряд воинов сопроводят тебя, твоих жрецов, больных животных в пустыню, где вы совершите жертвоприношения. Остальная часть стада будет очищена от грязи и помещена в стойла. Затем вы вернетесь в Пи-Рамзес.
   — Это только отсрочка, Рамзес; завтра ты будешь вынужден разрешить евреям уйти из Египта.

ГЛАВА 50

   — Нужно ударить сильнее, — процедил Офир, — намного сильнее.
   — Разве нам не удалось принести жертву Яхве в пустыне, как он того требовал? — заметил Моисей.
   — Рамзес уступил и уступит еще.
   — Разве не пришел конец его спокойствию?
   — Яхве защищает нас.
   — У меня другая идея, Моисей, идея, которая выразится в пятом несчастье, и оно глубоко ранит Фараона.
   — Это не нам решать, а Яхве.
   — Может, нужно прийти к нему на помощь? Рамзес — упрям, на него произведут впечатления только знаки иного мира, заставив его отступить. Позволь мне помочь вам.
   Моисей согласился.
   Офир вышел из жилища пророка и добрался до своих сообщников — Амоса и Бадуша. Оба вождя бедуинов продолжали складывать оружие в подвалах домов еврейского квартала; они только что возвратились из Южной Сирии и привезли новости от хеттов. Маг страстно желал узнать их.
   Амос погладил свою лысую голову.
   — Император Хаттусили разгневан, — сознался он, — потому что Рамзес отказывается выдать Урхи-Тешшуба, он готов возобновить войну.