Жак Кристиан. Госпожа Абу-Симбела

   — Чтобы уничтожить своего врага, о нем нужно знать все. Не бог ли Амон пришел ему на помощь во время битвы при Кадеше?
   — Вы верите в подобную чепуху?
   — Мир создан не только из зримого. В нем бродят тайные силы, и они формируют нить реальности.
   Шенар ударил кулаком по поверхности, на которой был изображен солнечный диск Атона.
   — Куда нас завели ваши речи? Сюда, в эту усыпальницу, подальше от всех, от власти! Мы одни и обречены погибнуть, как нищие.
   — Это не совсем так, потому что приверженцы Атона кормят нас и защищают от непрошенных гостей.
   — Приверженцы Атона... Банда сумасшедших, пленников своих иллюзий!
   — Вы не ошиблись, но они нам полезны.
   — Рассчитываете сделать из них армию, способную победить Рамзеса?
   Офир рисовал на земле странные геометрические фигуры.
   — Рамзес победил хеттов, — настаивал Шенар, — у меня нет больше ни одного сторонника. Что нам еще остается, сгнить в этой дыре?
   — Магия поможет нам изменить его.
   Шенар пожал плечами.
   — Вам не удалось уничтожить Нефертари, вы оказались не способны ослабить Рамзеса.
   — Вы несправедливы, — заметил маг. — Царица едва не погибла, и только чудо спасло ее.
   — Красавица Изэт подарила Рамзесу второго сына, и царь может назначить столько наследников, сколько захочет! Ничто не помешает моему брату царствовать.
   — Силы зла ослабят его.
   — Разве вы не знаете, что Фараон Египта духовно возрождается, достигнув тридцатилетнего возраста?
   — Хетты не отказались от борьбы, Шенар.
   — Разве союзная армия, созданная ими не была уничтожена при Кадеше?
   — Император Муваттали человек хитрый и осторожный, он сумел в нужный момент отступить и организует новое наступление, которое застигнет Рамзеса врасплох.
   — У меня нет больше желания мечтать, Офир.
   Вдали послышался топот копыт.
   Шенар схватил меч.
   — Условленный час, когда нам приносят еду, еще не настал.
   Брат Рамзеса поспешил к выходу усыпальницы, которая возвышалась над мертвым городом и равниной.
   — Два всадника.
   — Они едут к нам?
   — Они направляются к берегу... к нам! Надо было выйти из этой усыпальницы и спрятаться в другом месте.
   — Не спешите, их только двое. Возможно, это знак, которого я ждал, Шенар. Посмотрите получше.
   Присмотревшись, Шенар узнал приверженца Атона, а рядом с ним ехал человек, показавшийся ему знакомым. Шенар не верил своим глазам.
   — Меба... Меба здесь?
   — Он мой подчиненный и наш союзник.
   Шенар положил меч.
   — При дворе Рамзеса никто не подозревает Меба; сегодня нужно забыть наши разногласия.
   Шенар не ответил. Он испытывал только презрение к Меба, единственным стремлением которого было защитить свое состояние и покой. Когда бывший верховный сановник представился ему как новый посланец хеттов, Шенар не поверил ему.
   Всадники спешились в начале дороги, ведущей к усыпальнице верховного жреца Атона. Приверженец солнечного бога удерживал лошадей, в то время как Меба направился к логову своих сообщников.
   Беспокойство сжало горло Шенара. А что, если Меба предал их, и за ним через несколько мгновений прибудет стража Фараона? Но горизонт оставался пустым.
   Смущенный, Меба не произнес обычных слов приветствия.
   — Я очень рисковал, приехав сюда... почему мне было передано послание, предписывающее встретиться с вами?
   Ответ Офира был хлестким.
   — Вы в моем подчинении, Меба; куда я вам скажу, туда вы и пойдете. Что нового вы можете нам рассказать?
   Шенар был удивлен. Офир оказался проворнее, чем он думал, и даже отсюда продолжал плести свои интриги.
   — Ничего особенного. Наступление хеттов не имело полного успеха; Рамзес уже отвоевал Ханаан.
   — Он устремляется к Кадешу?
   — Мне это не известно.
   — Надо быть деятельным, Меба, немного более предприимчивым и давать мне больше сведений. Бедуины выполнили свои задачи?
   — Мятеж кажется широким... Но я должен выказывать большую осторожность, чтобы не вызвать подозрение у Амени!
   — Разве вы не работаете в подчинении верховного сановника?
   — Осторожность...
   — Имеете вы возможность приблизиться к маленькому Ка?
   — К старшему сыну Рамзеса? Да, но почему...
   — Мне нужен один предмет, который ему особенно дорог, Меба, и он мне нужен незамедлительно.

ГЛАВА 7

   Моисей, его жена и сын покинули страну Мадиан, которая находилась к югу от Эдома и к востоку от залива Акаба. Именно здесь долгое время прятался еврей, прежде чем выйти из этого убежища, чтобы вернуться в Египет вопреки мнению своего деда. Не совершает ли он безумный поступок, сдаваясь страже Фараона, будучи обвиненным в убийстве? Он будет посажен в тюрьму и приговорен к смерти.
   Но ничто не могло поколебать Моисея. Бог разговаривал с ним в сердце горы и приказал ему увести из Египта всех еврейских братьев, чтобы позволить им жить по правильному закону на земле, которая принадлежала бы евреям. Задача казалась невозможной, но у пророка будут силы выполнить ее.
   Его жена Сепфора тоже пыталась отговорить Моисея.
   Напрасно.
   И маленькая семья направилась в Дельту. Сепфора следовала за мужем, шедшим спокойным шагом с новым посохом, не сомневаясь в выбранном пути.
   Когда облако пыли указало на приближение отряда всадников, Сепфора сжала сына в своих объятиях и спряталась за спину Моисея. Высокий, бородатый, с широким торсом, он казался несокрушимым.
   — Нам нужно спрятаться, — взмолилась она.
   — Бесполезно.
   — Если это бедуины, они убьют нас; если это египтяне, они схватят тебя!
   — Не бойся, Сепфора.
   Застыв неподвижно в ожидании всадников, Моисей вдруг вспомнил о годах своей учебы в Мемфисе, во время которых он познал всю премудрость египтян, вспомнил о большой дружбе с юным Рамзесом, будущим Фараоном. Затем, как одаренный выпускник Капа, он занимал высокий пост в гареме Мэр-Ур в Фаюме, позже руководил строительством Пи-Рамзеса, новой столицы Двух Земель. Доверив Моисею эту работу, Рамзес сделал его одним из первых лиц в царстве.
   Но Моисей был в постоянном смятении. С юности неукротимый огонь жег его душу; и только после того, как Бог говорил с ним, представ в образе горящего куста, страдание исчезло. Еврей постиг, наконец, свое предназначение.
   Всадники оказались бедуинами.
   Их возглавляли Амос, лысый, бородатый, и Бадуш, высокий и худой. Амос и Бадуш, вожди племен, те самые бедуины, обманувшие Рамзеса перед битвой при Кадеше, чтобы завлечь его в западню. Их люди окружили Моисея.
   — Кто ты?
   — Мое имя Моисей. Вот моя жена и мой сын.
   — Моисей... Ты друг Рамзеса, верховный сановник, ты был признан виновным в одном преступлении и сбежал в пустыню?
   — Это я.
   Амос спрыгнул на землю и поздравил еврея.
   — Итак, мы в одной лодке, не правда ли! Мы также боремся с Рамзесом, который был твоим другом и который сегодня хочет твоей смерти!
   — Царь Египта еще и мой брат, — заметил Моисей.
   — Ты бредишь! Его ненависть не прекращает преследовать тебя. Бедуины и евреи должны объединиться с хеттами, чтобы победить Фараона. Его сила стала легендарной, Моисей; идем с нами и будем неотступно следовать за египетскими войсками, которые стремятся захватить Сирию.
   — Я иду не на север, а на юг.
   — На юг? — удивился Бадуш, — Куда же ты надеешься попасть?
   — В Египет, в Пи-Рамзес.
   Амос и Бадуш посмотрели друг на друга удивленно.
   — Ты смеешься над нами? — спросил Амос.
   — Я вам говорю правду.
   — Но... ты будешь схвачен и казнен!
   — Яхве будет охранять меня. Я должен вывести мой народ из Египта.
   — Евреи... вне Египта... Ты стал безумным?
   — Таково мое предназначение, доверенное мне Яхве, и я его выполню.
   Бадуш в свою очередь спешился.
   — Не двигайся, Моисей.
   Оба вождя отошли в сторону, чтобы Моисей их не услышал.
   — Это бессмысленно, — настаивал Бадуш, — слишком долгое пребывание в пустыне затмило ему разум.
   — Ты ошибаешься.
   — Я ошибаюсь? Моисей сумасшедший, несомненно.
   — Нет, он хитрый и настойчивый человек.
   — Это несчастный, потерявшийся на пустынной тропе со своей женой и сыном... Какая превосходная хитрость!
   — Да, Бадуш, прекрасная! Кто будет остерегаться такого ничтожного странника, как этот? Но Моисей остается очень популярным в Египте, и у него есть намерение вызвать мятеж евреев.
   — У него нет ни единого шанса на удачу! Стража Фараона не даст ему это осуществить.
   — Если мы ему поможем, он может быть нам полезен.
   — Помочь ему... Каким образом?
   — Проведя его через границу и раздобыв оружие для евреев. Вероятно, они будут уничтожены, но они посеют смуту в Пи-Рамзесе.
 
   Моисей полной грудью вдыхал воздух Дельты; став враждебной, эта земля принимала его снова. Он должен был ее ненавидеть, но нежность растений и ласковость пальмовых рощ восхищали его, напоминали ему о мечте, заключавшейся в том, чтобы всю жизнь провести рядом с Рамзесом, служить ему, помогать ему в хранении идеала истины и справедливости, питавшего династии. Но этот идеал принадлежал прошлому; теперь Моисея вел Яхве.
   Благодаря Бадушу и Амосу еврей, его жена и сын вступили на египетскую территорию ночью, избегая дозорных отрядов, которые разъезжали между двумя укреплениями. Несмотря на страх, Сепфора не выразила ни недовольства, ни возражения; Моисей — ее муж, и она должна подчиняться ему, следуя за ним туда, куда он пожелает пойти.
   С восходом солнца и пробуждением природы Моисей почувствовал, как его надежда растет и крепнет. Именно здесь он проведет свой бой, какими бы ни были силы, противостоящие ему. Рамзесу придется понять, что евреи требуют свою свободу и хотят обрести свою родину, в соответствии с божественной волей.
   Маленькая семья остановилась в поселке, где, как обычно, с благосклонностью принимали путешественников. Манера держаться и разговаривать выдавала в Моисее истинного египтянина, и общение с жителями поселка не вызывало осложнений. Наконец, еврей, его жена и сын добрались до пригородов столицы.
   — Я построил большую часть этого города, — признался он жене.
   — Какой он большой и красивый! Мы будем жить здесь?
   — Некоторое время.
   — Где мы поселимся?
   — Яхве позаботится об этом.
   Моисей и его близкие проникли в квартал мастерских, где царило постоянное движение. Лабиринт улочек удивил Сепфору, которая уже жалела о спокойном существовании в оазисе. Со всех сторон перекликались и кричали торговцы, зеваки; увлеченно работали столяры, обувщики. Неспешно продвигались мулы, груженые корзинами с мясом, рыбой или сыром.
   Немного дальше разместились дома еврейских каменщиков.
   Ничто не изменилось. Моисей узнавал каждое жилище, слышал знакомые песни, и в нем поднимались воспоминания, в которых протест смешивался с энтузиазмом молодости. Когда он замешкался на площадке, где был вырыт колодец, старый каменщик подошел посмотреть на него поближе.
   — Я уже тебя видел... Но... это невозможно! Никак ты знаменитый Моисей?
   — Да, это я.
   — Тебя считали мертвым!
   — Ошибались, — сказал Моисей, улыбаясь.
   — Когда ты был с нами, с нами, каменщиками, лучше обращались. Те, кто работает плохо, вынуждены теперь сами доставать солому. Ты бы протестовал! Ты слышишь: вынуждены сами доставать солому! И сколько споров, чтобы добиться повышения платы!
   — Есть ли у тебя, по крайней мере, жилье?
   — Я хотел бы иметь большее, но начальство не исполняет мою просьбу. Раньше ты бы мне помог.
   — Я помогу тебе.
   Взгляд каменщика стал подозрительным.
   — Разве тебя не обвинили в преступлении?
   — В самом деле?
   — Как говорят, ты убил мужа сестры Рамзеса.
   — Вымогателя и преступника, — напомнил Моисей, — я не хотел убивать его, это было случайностью.
   — Итак, ты его все же убил... Но, знаешь, я тебя понимаю!
   — Согласился бы ты приютить нас, мою семью и меня, на эту ночь?
   — Добро пожаловать.
   Как только Моисей, его жена и сын заснули, старый каменщик покинул свою постель и в темноте прошел к двери, выходящей на улицу.
   Открывающаяся дверь заскрипела. Встревоженный каменщик замер. Удостоверившись, что Моисей не проснулся, он проскользнул наружу.
   Выдав преступника страже, он получит хорошее вознаграждение.
   Едва он сделал несколько шагов по улочке, как мощная рука прижала его к стене.
   — Куда ты идешь, каналья?
   — Я... Я задыхался, мне нужен был воздух.
   — Ты рассчитывал продать Моисея, не правда ли?
   — Нет, конечно, нет!
   — Стоило бы тебя задушить.
   — Оставь его, — приказал Моисей, появившись на пороге жилища, — это еврей, как и мы. Кто ты, пришедший мне на помощь?
   — Мое имя Аарон.
   Мужчина был в возрасте, но крепкий; он обладал сильным и зычным голосом.
   — Как ты узнал, что я нахожусь здесь?
   — Кто же тебя не знает в этом квартале? Совет старейшин желает видеть и слышать тебя.

ГЛАВА 8

   Бентешина, правитель Амурру, видел дивный сон. Молодая знатная дама, родом из Пи-Рамзеса, полностью обнаженная и надушенная миррой, скользила вверх по его бедрам, как влюбленная лиана.
   Вдруг она заколебалась и начала раскачиваться, словно ладья в момент качки. Бентешина схватил ее за шею.
   — Господин, господин! Проснитесь!
   Открыв глаза, правитель Амурру обнаружил, что чуть не задушил своего управляющего. Утренний свет освещал комнату.
   — Почему меня потревожили так рано?
   — Вставайте, прошу вас, и посмотрите в окно.
   Колеблясь, Бентешина последовал совету слуги. Вес его обрюзгшего тела стеснял движения. На море тумана не было: день начинался великолепно.
   — На что смотреть?
   — На вход в порт, господин!
   Бентешина протер глаза.
   При входе в порт города Беруты стояли три военных египетских корабля.
   — А как обстоят дела на дорогах к городу?
   — Тоже перекрыты огромной египетской армией. Город осажден.
   — Аша в порядке? — спросил Бентешина.
   Управляющий опустил голову.
   — По вашему приказанию египтянина бросили в темницу.
   — Приведите его ко мне!
 
   Рамзес сам кормил любимых лошадей «Победу при Фивах» и «Богиня Мут довольна». Два великолепных животных никогда не расставались. И одна, и другая с удовольствием принимали ласку Фараона и не забывали издавать гордое ржание, когда он хвалил их за смелость. Присутствие Бойца, нубийского льва, не вызывало у них ни малейшего страха; не вместе ли с хищником противостояли они тысячам хеттских воинов? Военачальник соединения «Ра» склонился перед царем.
   — Ваше Величество, все подходы к городу перекрыты, даже мышь не проскочит. Мы готовы к штурму.
   — Задерживайте все караваны, направляющиеся в город.
   — Мы должны установить осаду?
   — Возможно, если Аша еще жив, мы освободим его.
   — Это было бы отрадно, Ваше Величество, но жизнь одного человека...
   — Жизнь одного человека иногда очень драгоценна, полководец.
   Все утро Рамзес находился со своими лошадьми и львом. Их спокойствие ему казалось хорошим предзнаменованием; и в самом деле, прежде чем солнце достигло зенита, Рамзесу принесли весть, которую он ждал с нетерпением.
   — Бентешина, наместник Амурру, просит принять его.
 
   Одетый в просторное цветное шелковое платье, скрывавшее его тучность, надушенный розовым маслом, вошел улыбающийся Бентешина.
   — Привет Сыну Солнца...
   — У меня нет желания выслушивать лесть от предателя.
   Властитель Амурру продолжал улыбаться.
   — Наша встреча должна стать полезной, Ваше Величество.
   — Продавшись хеттам, ты сделал плохой выбор.
   — Ваш друг Аша у меня в плену.
   — Ты полагаешь, что его пребывание в тюрьме помешает мне уничтожить город?
   — Я в этом уверен. Всем известно, как Рамзес Великий дорожит дружбой. Предающий своих близких Фараон вызовет гнев богов.
   — Аша еще жив?
   — Жив.
   — Требую доказательства.
   — Ваше Величество увидит своего друга и верховного сановника на вершине главной башни моего дворца. Я не отрицаю, что нахождение Аша в тюрьме из-за попытки побега могло причинить ему некоторые физические неприятности, но ничего серьезного.
   — Что ты требуешь в обмен на его освобождение?
   — Ваше прощение. Когда я отдам вашего друга, вы забудете, что я вас вроде бы предал, и издадите указ, предусматривающий полное доверие ко мне. Это много, я признаю, но мне нужно спасти свой трон и свое скромное состояние. А... если вы все-таки решите покарать меня, Аша будет, конечно, казнен.
   Рамзес долго молчал.
   — Мне нужно подумать, — сказал он спокойно.
   Бентешина опасался только одного: что государственный интерес окажется сильнее дружбы. Колебания Рамзеса заставили его содрогнуться.
   — Мне нужно время, чтобы убедить моих полководцев в необходимости отменить штурм города, — объяснил царь, — ты полагаешь, что легко отказаться от победы и простить преступника?
   Бентешина был успокоен.
   — «Преступник», не слишком ли сильное слово, Ваше Величество? Политика — трудное искусство; раз я пришел с повинной, почему бы не забыть прошлое? Египет открывает мне новое будущее, и я предоставлю доказательства моей верности, будьте уверены в этом. Если бы я осмелился, Ваше Величество...
   — Что еще?
   — Население и я сам плохо бы восприняли осаду города. Мы привыкли жить хорошо, и поставка продовольственных товаров является частью нашего соглашения. В ожидании утверждения договора и освобождения Аша, не будет ли он сам счастлив хорошо питаться?
   Рамзес поднялся. Встреча была закончена.
   — Ах, Ваше Величество... если бы я мог знать, как долго продлится ваше размышление...
   — Несколько дней.
   — Я убежден, что мы достигнем соглашения, выгодного как для Египта, так и для провинции Амурру.
 
   Рамзес размышлял, глядя на море, а лев лежал у его ног. Волны подкатывались к берегу и умирали, дельфины играли на просторе. Дул сильный ветер с юга.
   Сетау сел справа от Фараона.
   — Не люблю море, в нем нет змей. И даже не видно другого берега.
   — Бентешина пытается диктовать мне условия.
   — И ты колеблешься между Египтом и Аша.
   — Ты упрекаешь меня в этом?
   — Я упрекаю тебя в обратном, но я знаю, какое решение ты примешь, и оно мне не нравится.
   — У тебя есть предложение?
   — Иначе зачем мешать размышлениям властителя Двух Земель?
   — Аша не должен подвергаться никакому риску.
   — Ты многого требуешь от меня.
   — У тебя есть реальный шанс на удачу?
   — Может быть, только один.
 
   Слуга Бентешины следил за тем, чтобы удовлетворять не прекращающиеся желания хозяина. Наместник Амурру много пил и предпочитал только хорошие вина; хотя погреб дворца постоянно пополнялся, многочисленные пиры его быстро опустошали. Следовательно, управляющий с нетерпением ждал каждую поставку.
   Когда египетские войска осадили Беруту, он ожидал прибытия каравана, который должен был доставить во дворец сотню амфор с вином из Дельты, именно то, которое требовал Бентешина, и никакое другое.
   С каким удовольствием увидел управляющий прибытие в обширный двор вереницы повозок, груженых амфорами с вином!
   Итак, осада была снята. Благодаря шантажу Бентешина победил Рамзеса.
   Правитель Амурру поспешил к вознице главной повозки и дал ему указания: часть кувшинов — в погреб, другую часть — в подвал рядом с кухней, третьей частью пополнить запасы, прилегающие к пиршественному залу.
   Началась разгрузка, сопровождаемая песнями и шутками.
   — Может быть... попробовать? — подал мысль управляющий начальнику конвоя.
   — Хорошая идея.
   Оба спустились в погреб. Управляющий склонился над кувшином, уже предвкушая божественный вкус изысканного вина. В то время как он поглаживал пузатое чрево сосуда, резкий удар по затылку заставил его рухнуть на пол.
   Начальник конвоя, воин армии Рамзеса, помог выйти из кувшина Сетау и его людям. Вооруженные легкими топориками с выемкой на обухе, с тремя шипами в виде выступов, воткнутых в рукоятку и крепко перевязанных, они уничтожили ливанских охранников, которые не ожидали нападения.
   Пока другие люди Сетау открывали главные ворота города, давая проход пехотинцам соединения «Ра», заклинатель змей кинулся к апартаментам Бентешины. Когда охранники попытались преградить ему путь, он выпустил змей из мешка, своих вечных спутниц.
   При виде рептилии, которой размахивал Сетау, Бентешина пустил от страха слюну.
   — Освободи Аша, или ты умрешь.
   Бентешина не мог отвечать. Дрожа, дыша как задыхающийся бык, он сам открыл дверь комнаты, где находился Аша.
   Сетау убедился, что его друг в добром здравии, он был так взволнован, что сделал невольное движение, чтобы обнять Аша, его кулак разжался, и освобожденная змея метнулась на Бентешину.

ГЛАВА 9

   Приближаясь к пятидесятилетию, худощавая, с тонким и длинным носом, с большими миндалевидными глазами, царица-мать Туйя оставалась хранительницей традиции и духа Египетского царства. Возглавляя многочисленный персонал, она давала советы, не приказывая, но следя за уважением обычаев и ценностей, издревле являющихся непоколебимым оплотом власти Фараонов, посредником между зримым и незримым.
   Она, которую называли «матерью бога, родившей мощного быка, Рамзеса», жила воспоминанием о своем почившем муже — фараоне Сети. Вместе они построили сильный и могущественный Египет, а теперь их сын поддерживал процветание страны. Рамзес обладал той же энергией, что и его отец, той же верой в свое предназначение; ничего не значило для него больше, чем счастье его народа.
   Чтобы спасти Египет от порабощения, он смирился с необходимостью вести войну с хеттами. Туйя поддерживала решение сына, так как пойти на сделку со злом означало прийти только к катастрофе. Избежать войны было невозможно.
   Но конфликт затянулся, и Рамзес каждую минуту рисковал жизнью. Туйя молила, чтобы душа Сети, ставшая звездой, покровительствовала Рамзесу. В правой руке она держала зеркало, ручка которого имела форму стебля папируса, иероглифа, означавшего «быть зеленеющим, распустившимся, молодым»; когда драгоценный предмет клали в гробницу, он давал душе своего владельца вечную молодость. Туйя направила бронзовый диск к солнцу и попросила зеркало раскрыть тайну будущего.
   — Могу я вас потревожить?
   Царица-мать медленно повернулась.
   — Нефертари...
   Великая Супруга Фараона в длинном белом платье, стянутом в талии красным поясом, была так же красива, как богини, нарисованные на стенах вечных жилищ в Долине Царей и Цариц.
   — Нефертари, ты принесла хорошие новости?
   — Рамзес освободил Аша и вновь овладел провинцией Амурру; Берута подчиняется Египту.
   Женщины крепко обнялись.
   — Когда он возвращается?
   — Не знаю, — ответила Нефертари.
   Туйя села перед зеркалом. Кончиками пальцев она помассировала щеки, предварительно намазав их кремом, основными составляющими которого были мед, красная сода, алебастровая мука и молоко ослицы. Снадобье разглаживало морщины, укрепляло верхний слой кожи, омолаживая ее.
   — Ты озабочена, Нефертари?
   — Опасаюсь, что Рамзес решит идти дальше.
   — На север, к Кадешу...
   — К новой западне, подготовленной ему Муваттали, императором хеттов. Позволив Рамзесу легко завоевать территории, принадлежавшие Египту, не завлекает ли анатолиец нашу армию в ловушку?
 
   Старейшины-евреи собрались в просторном жилище Аарона, сделанном из сырцового кирпича. Все собравшиеся поклялись хранить молчание о возвращении Моисея, о чем египетские власти не должны были узнать.
   Многие евреи по-прежнему чтили и уважали Моисея и надеялись, что он, как и раньше, сумеет защитить их интересы. Лишь Либни, верховный старейшина, обязанный поддерживать сплоченность между кланами, был иного мнения.
   — Почему ты вернулся, Моисей? — спросил старейшина скрипучим голосом.
   — В горах я увидел пылающий куст, который не сгорал.
   — Мираж.
   — Нет, это знак божественного присутствия.
   — Ты сошел с ума, Моисей?
   — Бог окликнул меня из середины куста, и Он говорил со мной.
   Старейшины зашептались.
   — Что он тебе сказал?
   — Бог услышал жалобы и стенания детей Израиля, угодивших в рабство.
   — Смотри, Моисей: мы свободные труженики, а не пленники!
   — Евреи не свободны в своих действиях.
   — Конечно! Но что ты предлагаешь?
   — Бог сказал мне: «Когда ты уведешь народ из Египта, вы создадите новую святыню на этой горе».
   Старейшины посмотрели друг на друга, пораженные.
   — Из Египта! — вскричал один из них. — Что это значит?
   — Бог увидел нищету своего народа в Египте. Он хочет освободить от нее евреев и повести их в плодородную и просторную страну.
   Либни вспылил.
   — Изгнание помутило твой разум, Моисей. Мы пришли сюда давно, ты сам родился в Египте, и эта страна стала нашей родиной.
   — Много лет я провел в Мадиане, там я был пастухом, там женился и обрел сына. Я был убежден, что моя жизнь вошла в новую колею, но Бог решил по-другому.
   — Ты прятался, совершив преступление.
   — Это правда, я убил египтянина, потому что он сам угрожал убить еврея.
   — Ни в чем нельзя упрекнуть Моисея, — вмешался один из старейшин, — теперь нам следует его поддерживать.
   Остальные согласились.
   — Если ты желаешь жить здесь, мы спрячем тебя, — заявил Либни, — но ты должен забыть свои бессмысленные идеи.