Страница:
— А ты... честен?
— В любви я даю столько, сколько беру.
Они оказались на гумне посреди ночи. Ни он, ни она не любили пустых разговоров. Они тотчас же бросились друг на друга с пылом, ослабевшим только после множества штурмов. Наконец, насытившись, они затихли, лежа рядом.
— Ты заставляешь меня вспомнить кое о ком, — сказал он, — твое лицо напоминает мне человека, которого я хотел бы найти.
— Кто это?
Критянин показал служанке портрет молодой блондинки.
— Я ее знаю, — сказала служанка.
— Она живет в местечке?
— Она проживала в маленьком поселке на окраине покинутого города, около пустыни. Я сталкивалась с ней на рынке много месяцев назад.
— Как ее имя?
— Я не знаю его. Я с ней не говорила.
— Она жила одна?
— Нет, с ней был старый человек, какой-то знахарь, он еще верил в вымыслы проклятого фараона. Никто к нему не приближался.
В отличие от других поселков, этот был в совершенном запустении. Убогие дома, потрескавшиеся фасады, покрытая трещинами краска, заброшенные садики... Кому в голову могло прийти желание поселиться здесь? Критянин отважился выйти на главную улицу, оскверненную нечистотами, которые оставили козы.
Стукнул деревянный ставень.
Подбежала девочка, сжимая в руках тряпичную куклу. Ребенок споткнулся, критянин подхватил ее.
— Где здесь живет знахарь?
Девочка начала вырываться.
— Если ты не ответишь, я заберу твою игрушку.
Она указала на дом с закрытой дверью и окнами, снабженными деревянными решетками. Отпустив девочку, критянин побежал к бедному жилищу и вышиб дверь плечом.
Квадратная комната с земляным полом, погруженная в полумрак. На постели из пальмовых веток умирал старик.
— Стража, — объявил Критянин, — вам нечего бояться.
— Что... что вы хотите?
— Скажите мне, кто эта молодая женщина?
Человек Серраманна показал портрет старику.
— Лита... Это моя маленькая Лита... Она верила, что принадлежит семье еретика... И он ее увел.
— О ком вы говорите?
— О чужеземце... О чужеземном маге, который украл душу Литы.
— Как его зовут?
— Он вернулся... Он прячется в гробницах... В гробницах, я уверен в этом.
Голова старика откинулась в сторону. Он еще дышал, но не мог говорить.
Критянин испугался.
Темные входы брошенных гробниц походили на пасти преисподней. Нужно было быть злыми духами, чтобы использовать их убежище. Может быть, старик обманул его, но ему нужно обследовать это место. Существовал маленький шанс, что он схватит убийцу Литы, приведет его в Пи-Рамзес и получит вознаграждение.
Несмотря на эти благоприятные перспективы, критянин чувствовал себя не в своей тарелке. Он предпочел бы сразиться в открытом поединке или напасть на пиратов в море... Ему не нравилось лезть в склепы, но он все же переборол свой страх и не отступил.
Вскарабкавшись по крутому склону, он сунулся в первую гробницу с довольно высоким потолком, стены которой были украшены лицами, отдающими почести Эхнатону и Нефертити. Осторожными шагами стражник продвинулся в глубину склепа, но не обнаружил ни мумии, ни следов человеческого присутствия, ни демонов.
Успокоившись, критянин обследовал вторую гробницу, такую же обманчивую, как и первая. Слабая скала рассыпалась; высеченные на стенах сцены из жизни богов не переживут, конечно, столетия. Взлетели потревоженные летучие мыши.
Старик, давший ему сведения, несомненно бредил, однако посланец Серраманна решил посетить еще два или три больших склепа, прежде чем оставить это покинутое место.
Здесь все было мертво.
Пройдя вдоль скал, которые возвышались над равниной, где был воздвигнут город Солнца, он проник в гробницу Мерире, верховного жреца Атона. Барельефы в ней были тщательно отделаны. Критянин залюбовался изображением царской четы, освещенной лучами солнца.
За спиной критянину послышался легкий шум шагов.
Прежде чем стражник успел повернуться, маг Офир перерезал ему горло.
ГЛАВА 13
ГЛАВА 14
ГЛАВА 15
— В любви я даю столько, сколько беру.
Они оказались на гумне посреди ночи. Ни он, ни она не любили пустых разговоров. Они тотчас же бросились друг на друга с пылом, ослабевшим только после множества штурмов. Наконец, насытившись, они затихли, лежа рядом.
— Ты заставляешь меня вспомнить кое о ком, — сказал он, — твое лицо напоминает мне человека, которого я хотел бы найти.
— Кто это?
Критянин показал служанке портрет молодой блондинки.
— Я ее знаю, — сказала служанка.
— Она живет в местечке?
— Она проживала в маленьком поселке на окраине покинутого города, около пустыни. Я сталкивалась с ней на рынке много месяцев назад.
— Как ее имя?
— Я не знаю его. Я с ней не говорила.
— Она жила одна?
— Нет, с ней был старый человек, какой-то знахарь, он еще верил в вымыслы проклятого фараона. Никто к нему не приближался.
В отличие от других поселков, этот был в совершенном запустении. Убогие дома, потрескавшиеся фасады, покрытая трещинами краска, заброшенные садики... Кому в голову могло прийти желание поселиться здесь? Критянин отважился выйти на главную улицу, оскверненную нечистотами, которые оставили козы.
Стукнул деревянный ставень.
Подбежала девочка, сжимая в руках тряпичную куклу. Ребенок споткнулся, критянин подхватил ее.
— Где здесь живет знахарь?
Девочка начала вырываться.
— Если ты не ответишь, я заберу твою игрушку.
Она указала на дом с закрытой дверью и окнами, снабженными деревянными решетками. Отпустив девочку, критянин побежал к бедному жилищу и вышиб дверь плечом.
Квадратная комната с земляным полом, погруженная в полумрак. На постели из пальмовых веток умирал старик.
— Стража, — объявил Критянин, — вам нечего бояться.
— Что... что вы хотите?
— Скажите мне, кто эта молодая женщина?
Человек Серраманна показал портрет старику.
— Лита... Это моя маленькая Лита... Она верила, что принадлежит семье еретика... И он ее увел.
— О ком вы говорите?
— О чужеземце... О чужеземном маге, который украл душу Литы.
— Как его зовут?
— Он вернулся... Он прячется в гробницах... В гробницах, я уверен в этом.
Голова старика откинулась в сторону. Он еще дышал, но не мог говорить.
Критянин испугался.
Темные входы брошенных гробниц походили на пасти преисподней. Нужно было быть злыми духами, чтобы использовать их убежище. Может быть, старик обманул его, но ему нужно обследовать это место. Существовал маленький шанс, что он схватит убийцу Литы, приведет его в Пи-Рамзес и получит вознаграждение.
Несмотря на эти благоприятные перспективы, критянин чувствовал себя не в своей тарелке. Он предпочел бы сразиться в открытом поединке или напасть на пиратов в море... Ему не нравилось лезть в склепы, но он все же переборол свой страх и не отступил.
Вскарабкавшись по крутому склону, он сунулся в первую гробницу с довольно высоким потолком, стены которой были украшены лицами, отдающими почести Эхнатону и Нефертити. Осторожными шагами стражник продвинулся в глубину склепа, но не обнаружил ни мумии, ни следов человеческого присутствия, ни демонов.
Успокоившись, критянин обследовал вторую гробницу, такую же обманчивую, как и первая. Слабая скала рассыпалась; высеченные на стенах сцены из жизни богов не переживут, конечно, столетия. Взлетели потревоженные летучие мыши.
Старик, давший ему сведения, несомненно бредил, однако посланец Серраманна решил посетить еще два или три больших склепа, прежде чем оставить это покинутое место.
Здесь все было мертво.
Пройдя вдоль скал, которые возвышались над равниной, где был воздвигнут город Солнца, он проник в гробницу Мерире, верховного жреца Атона. Барельефы в ней были тщательно отделаны. Критянин залюбовался изображением царской четы, освещенной лучами солнца.
За спиной критянину послышался легкий шум шагов.
Прежде чем стражник успел повернуться, маг Офир перерезал ему горло.
ГЛАВА 13
Меба закрыл глаза. Когда он их снова открыл, труп критянина лежал на земле.
— Вы не имели права, Офир, вы не имели права...
— Прекратите охать, Меба.
— Вы только что убили человека!
— А вы были свидетелем убийства.
Взгляд Офира был таким угрожающим, что Меба отступил и растворился в глубине гробницы. Он хотел убежать от этих глаз с невообразимо жестоким взглядом, которые преследовали его во мраке.
— Я знаю этого проныру, — заявил Шенар. — Он один из наемников, оплачиваемых Серраманна, чтобы охранять Рамзеса.
— Стражник, пущенный по нашему следу... Сард, должно быть, знает о Лите и пытается получить сведения. Присутствие этой ищейки подтверждает, что задействованы немалые силы.
— Это проклятое место для нас не безопасно, — сделал вывод Шенар.
— Не будем поддаваться панике; любопытный больше не заговорит.
— Все же ему удалось добраться до нас... Серраманна сделает то же самое.
— Только один болтун мог открыть наше укрытие: опекун Литы, тот, кого жители в поселке принимают за знахаря. Старый идиот умирает, но у него еще хватит сил нас предать. Этим вечером я займусь им.
Меба посчитал себя обязанным вмешаться.
— Вы не совершите еще одно убийство!
— Выйдите из темноты, — приказал Офир.
Меба заколебался.
— Быстрее.
Помощник верховного сановника приблизился. Нервный тик кривил его губы.
— Не прикасайтесь ко мне, Офир!
— Вы наш союзник и мой подчиненный, не забывайте об этом.
— Конечно, но эти убийства...
— Мы не в уютном помещении вашего ведомства. Вы принадлежите к группе людей, у которой одна задача — противостоять мощи Рамзеса, дабы уничтожить ее и помочь хеттам победить Египет. Вы полагаете, что для этого достаточно дипломатических хитросплетений? Однажды вам тоже придется уничтожить противника, угрожающего вашей безопасности.
— Я помощник верховного сановника и я...
— Вы сообщник убийцы этого стражника, Меба, нравится вам это или нет.
Меба снова посмотрел на труп критянина.
— Я не думал, что он придет сюда.
— Теперь вы это знаете.
— Нас прервали, — напомнил Шенар, — тебе удалось, Меба?
— Да, мне удалось.
Голос мага стал нежным и ласковым.
— Прекрасная работа, друг мой. Мы рады за вас.
— Я держу свои обещания, не забывайте о ваших.
— Новая власть не забудет вас, Меба. Показывайте сокровище, которое вы украли.
Дипломат достал кисточку Ка.
— Мальчик использовал ее для письма.
— Превосходно, — согласился Офир, — превосходно.
— Что вы рассчитываете делать с ней?
— С помощью этого предмета уловить энергию Ка и повернуть ее против него.
— Все же у вас нет намерения...
— Старший сын Рамзеса входит в число наших противников. Любое испытание, ослабившее царскую чету, хорошо для нашего дела.
— Ка ребенок!
— Он — старший сын Фараона.
— Нет, Офир, только ребенок.
— Вы сделали свой выбор, Меба. Слишком поздно, чтобы отступать.
Маг протянул руку.
— Дайте мне этот предмет.
Колебания сановника позабавили Шенара. Он так ненавидел этого труса, что готов был задушить его собственными руками.
Меба медленно передал кисточку Офиру.
— Неужели на самом деле необходимо вредить мальчику?
— Возвращайтесь в Пи-Рамзес, — приказал маг, — и не приходите сюда больше.
— Вы долго будете находиться в этой гробнице?
— Все время, необходимое для наведения порчи.
— И затем?
— Не будьте слишком любопытны, Меба, я сам свяжусь с вами.
— В столице мое положение становится невыносимым.
— Сохраняйте хладнокровие, и все будет хорошо.
— Как я должен себя вести?
— Выполняйте обычную работу, мои инструкции поступят в нужное время.
Меба уже было вышел из гробницы, но вернулся.
— Подумайте, Офир. Если затронут его сына, Рамзес разозлится и...
— Отправляйтесь, Меба.
У входа в склеп Офир и Шенар наблюдали, как их соучастник спускается по склону и садится на лошадь.
— Этот трус ненадежен! — проворчал Шенар, — он похож на безумную крысу, которая напрасно ищет выход из своей тюрьмы. Почему бы его не уничтожить прямо сейчас?
— Пока Меба занимает высокую должность, он будет нам полезен.
— А если ему в голову придет мысль открыть место нашего укрытия?
— Вы думаете, я не задавал себе этого вопроса?
Со времени возвращения Рамзеса Нефертари только изредка получала возможность побыть наедине с супругом. Амени, сановники и верховные жрецы осаждали кабинет царя, и царица сама продолжала отвечать на прошения писцов: управляющих мастерскими, сборщиков податей и других чиновников, принадлежавших к ее Дому.
Часто она сожалела, что не стала заниматься музыкой в храме; там она жила бы в спокойствии, в стороне от ежедневных забот; но царица Египта не имела права на такое убежище и должна была исполнять свой долг, не обращая внимания на усталость и груз испытаний.
Благодаря постоянной помощи Туйи Нефертари овладела искусством управлять. В течение семи лет царствования Рамзес много месяцев провел в провинциях и на полях сражений; молодая царица черпала в себе скрытые силы, чтобы выносить тяжесть управления страной и выполнять ритуалы, которые поддерживали необходимые связи между миром богов и миром людей.
Пусть у нее не было возможности подумать о себе самой, но это не раздражало Нефертари; день приносил больше забот, чем в нем было часов. Конечно, она не могла часто видеть Ка и Меритамон, и теряла незабываемые моменты, когда можно наблюдать, как распускается сознание ребенка. Хотя Ка и Меренптах были детьми Рамзеса и Красавицы Изэт, она любила их так же, как и свою дочь Меритамон. Рамзес имел все основания, чтобы просить Изэт заботиться о воспитании троих детей. Между двумя женщинами не было ни соперничества, ни вражды; не имея возможности больше быть матерью, Нефертари сама попросила Рамзеса сойтись с Красавицей Изэт, чтобы последняя дала ему потомков, среди которых он, возможно, выберет своего преемника. После рождения Меренптаха Рамзес решил удалиться от Изэт, издав указ о «царских детях», позволявший Рамзесу назначить столько наследников престола, сколько он захочет.
Любовь, которую царица испытывала к Рамзесу, была гораздо больше, чем единение тел, это было магическое единение их душ; ее покорил не только мужчина, но и его сияние. Каждое мгновение она ощущала, как тонкая незримая связь объединяет их, даже когда Рамзеса нет рядом.
Уставшая царица отдалась в опытные руки прислужниц; после трудного дня в заботе о теле и красоте она забывалась и расслаблялась.
Наступил чудесный момент душа: две служанки вылили на голое тело царицы ушат теплой и ароматизированной воды. Затем она распростерлась на теплых плитах; одна из прислужниц начала делать массаж, используя специально предназначенный для этого крем, состоящий из ладана, скипидара, масла и лимона, обладавших свойством снимать напряжение и усталость перед сном.
Нефертари думала о принятых ею за день решениях, за которые была ответственна, об ошибках, которые совершила, о своих ненужных вспышках раздражения; для того, кто действует, верный путь — действовать правильно, обогащая Законы Маат и ограждая страну от хаоса.
Однако рука, массировавшая царицу, сменила ритм и стала более ласковой.
— Рамзес...
— Позволь мне заменить служанку?
— Я должна подумать.
Очень медленно она повернулась и встретила его влюбленный взгляд.
— Неужели твое бесконечное собрание с Амени и управляющими погребов закончилось?
— Этот вечер и эта ночь принадлежат нам.
Она развязала набедренную повязку Рамзеса.
— В чем твой секрет, Нефертари? Иногда меня охватывает мысль, что твоя красота нереальна.
— А наша любовь реальна?
Они сплелись на теплых плитах, их ароматы смешались, их губы соединились, затем желание понесло их на своих волнах.
Рамзес накрыл Нефертари огромной шалью; развернутая, она представляла крылья богини Исиды, бесконечной в движении, чтобы давать дыхание жизни.
— Какое великолепие!
— Новый шедевр ткацкой мастерской Саиса, чтобы тебе никогда не было холодно.
Она свернулась клубочком около царя.
— Пусть боги сделают так, чтобы мы никогда не расставались.
— Вы не имели права, Офир, вы не имели права...
— Прекратите охать, Меба.
— Вы только что убили человека!
— А вы были свидетелем убийства.
Взгляд Офира был таким угрожающим, что Меба отступил и растворился в глубине гробницы. Он хотел убежать от этих глаз с невообразимо жестоким взглядом, которые преследовали его во мраке.
— Я знаю этого проныру, — заявил Шенар. — Он один из наемников, оплачиваемых Серраманна, чтобы охранять Рамзеса.
— Стражник, пущенный по нашему следу... Сард, должно быть, знает о Лите и пытается получить сведения. Присутствие этой ищейки подтверждает, что задействованы немалые силы.
— Это проклятое место для нас не безопасно, — сделал вывод Шенар.
— Не будем поддаваться панике; любопытный больше не заговорит.
— Все же ему удалось добраться до нас... Серраманна сделает то же самое.
— Только один болтун мог открыть наше укрытие: опекун Литы, тот, кого жители в поселке принимают за знахаря. Старый идиот умирает, но у него еще хватит сил нас предать. Этим вечером я займусь им.
Меба посчитал себя обязанным вмешаться.
— Вы не совершите еще одно убийство!
— Выйдите из темноты, — приказал Офир.
Меба заколебался.
— Быстрее.
Помощник верховного сановника приблизился. Нервный тик кривил его губы.
— Не прикасайтесь ко мне, Офир!
— Вы наш союзник и мой подчиненный, не забывайте об этом.
— Конечно, но эти убийства...
— Мы не в уютном помещении вашего ведомства. Вы принадлежите к группе людей, у которой одна задача — противостоять мощи Рамзеса, дабы уничтожить ее и помочь хеттам победить Египет. Вы полагаете, что для этого достаточно дипломатических хитросплетений? Однажды вам тоже придется уничтожить противника, угрожающего вашей безопасности.
— Я помощник верховного сановника и я...
— Вы сообщник убийцы этого стражника, Меба, нравится вам это или нет.
Меба снова посмотрел на труп критянина.
— Я не думал, что он придет сюда.
— Теперь вы это знаете.
— Нас прервали, — напомнил Шенар, — тебе удалось, Меба?
— Да, мне удалось.
Голос мага стал нежным и ласковым.
— Прекрасная работа, друг мой. Мы рады за вас.
— Я держу свои обещания, не забывайте о ваших.
— Новая власть не забудет вас, Меба. Показывайте сокровище, которое вы украли.
Дипломат достал кисточку Ка.
— Мальчик использовал ее для письма.
— Превосходно, — согласился Офир, — превосходно.
— Что вы рассчитываете делать с ней?
— С помощью этого предмета уловить энергию Ка и повернуть ее против него.
— Все же у вас нет намерения...
— Старший сын Рамзеса входит в число наших противников. Любое испытание, ослабившее царскую чету, хорошо для нашего дела.
— Ка ребенок!
— Он — старший сын Фараона.
— Нет, Офир, только ребенок.
— Вы сделали свой выбор, Меба. Слишком поздно, чтобы отступать.
Маг протянул руку.
— Дайте мне этот предмет.
Колебания сановника позабавили Шенара. Он так ненавидел этого труса, что готов был задушить его собственными руками.
Меба медленно передал кисточку Офиру.
— Неужели на самом деле необходимо вредить мальчику?
— Возвращайтесь в Пи-Рамзес, — приказал маг, — и не приходите сюда больше.
— Вы долго будете находиться в этой гробнице?
— Все время, необходимое для наведения порчи.
— И затем?
— Не будьте слишком любопытны, Меба, я сам свяжусь с вами.
— В столице мое положение становится невыносимым.
— Сохраняйте хладнокровие, и все будет хорошо.
— Как я должен себя вести?
— Выполняйте обычную работу, мои инструкции поступят в нужное время.
Меба уже было вышел из гробницы, но вернулся.
— Подумайте, Офир. Если затронут его сына, Рамзес разозлится и...
— Отправляйтесь, Меба.
У входа в склеп Офир и Шенар наблюдали, как их соучастник спускается по склону и садится на лошадь.
— Этот трус ненадежен! — проворчал Шенар, — он похож на безумную крысу, которая напрасно ищет выход из своей тюрьмы. Почему бы его не уничтожить прямо сейчас?
— Пока Меба занимает высокую должность, он будет нам полезен.
— А если ему в голову придет мысль открыть место нашего укрытия?
— Вы думаете, я не задавал себе этого вопроса?
Со времени возвращения Рамзеса Нефертари только изредка получала возможность побыть наедине с супругом. Амени, сановники и верховные жрецы осаждали кабинет царя, и царица сама продолжала отвечать на прошения писцов: управляющих мастерскими, сборщиков податей и других чиновников, принадлежавших к ее Дому.
Часто она сожалела, что не стала заниматься музыкой в храме; там она жила бы в спокойствии, в стороне от ежедневных забот; но царица Египта не имела права на такое убежище и должна была исполнять свой долг, не обращая внимания на усталость и груз испытаний.
Благодаря постоянной помощи Туйи Нефертари овладела искусством управлять. В течение семи лет царствования Рамзес много месяцев провел в провинциях и на полях сражений; молодая царица черпала в себе скрытые силы, чтобы выносить тяжесть управления страной и выполнять ритуалы, которые поддерживали необходимые связи между миром богов и миром людей.
Пусть у нее не было возможности подумать о себе самой, но это не раздражало Нефертари; день приносил больше забот, чем в нем было часов. Конечно, она не могла часто видеть Ка и Меритамон, и теряла незабываемые моменты, когда можно наблюдать, как распускается сознание ребенка. Хотя Ка и Меренптах были детьми Рамзеса и Красавицы Изэт, она любила их так же, как и свою дочь Меритамон. Рамзес имел все основания, чтобы просить Изэт заботиться о воспитании троих детей. Между двумя женщинами не было ни соперничества, ни вражды; не имея возможности больше быть матерью, Нефертари сама попросила Рамзеса сойтись с Красавицей Изэт, чтобы последняя дала ему потомков, среди которых он, возможно, выберет своего преемника. После рождения Меренптаха Рамзес решил удалиться от Изэт, издав указ о «царских детях», позволявший Рамзесу назначить столько наследников престола, сколько он захочет.
Любовь, которую царица испытывала к Рамзесу, была гораздо больше, чем единение тел, это было магическое единение их душ; ее покорил не только мужчина, но и его сияние. Каждое мгновение она ощущала, как тонкая незримая связь объединяет их, даже когда Рамзеса нет рядом.
Уставшая царица отдалась в опытные руки прислужниц; после трудного дня в заботе о теле и красоте она забывалась и расслаблялась.
Наступил чудесный момент душа: две служанки вылили на голое тело царицы ушат теплой и ароматизированной воды. Затем она распростерлась на теплых плитах; одна из прислужниц начала делать массаж, используя специально предназначенный для этого крем, состоящий из ладана, скипидара, масла и лимона, обладавших свойством снимать напряжение и усталость перед сном.
Нефертари думала о принятых ею за день решениях, за которые была ответственна, об ошибках, которые совершила, о своих ненужных вспышках раздражения; для того, кто действует, верный путь — действовать правильно, обогащая Законы Маат и ограждая страну от хаоса.
Однако рука, массировавшая царицу, сменила ритм и стала более ласковой.
— Рамзес...
— Позволь мне заменить служанку?
— Я должна подумать.
Очень медленно она повернулась и встретила его влюбленный взгляд.
— Неужели твое бесконечное собрание с Амени и управляющими погребов закончилось?
— Этот вечер и эта ночь принадлежат нам.
Она развязала набедренную повязку Рамзеса.
— В чем твой секрет, Нефертари? Иногда меня охватывает мысль, что твоя красота нереальна.
— А наша любовь реальна?
Они сплелись на теплых плитах, их ароматы смешались, их губы соединились, затем желание понесло их на своих волнах.
Рамзес накрыл Нефертари огромной шалью; развернутая, она представляла крылья богини Исиды, бесконечной в движении, чтобы давать дыхание жизни.
— Какое великолепие!
— Новый шедевр ткацкой мастерской Саиса, чтобы тебе никогда не было холодно.
Она свернулась клубочком около царя.
— Пусть боги сделают так, чтобы мы никогда не расставались.
ГЛАВА 14
Освещенный тремя окнами кабинет Рамзеса был лишен украшений так же, как кабинет его отца. Белые стены, большой стол, кресло с прямой спинкой для Фараона, соломенные кресла для посетителей, сундуки с папирусами, имеющие магические надписи, предназначенные для того, чтобы защитить царскую персону. Карта Ближнего Востока и статуя умершего фараона, чей взгляд из вечности следил за работой сына.
Около письменных принадлежностей лежали две ветки акации, соединенные на концах крепкой льняной веревкой: рамка искателя подземных вод Сети, которой уже однажды воспользовался Рамзес.
— Когда будет суд? — спросил Фараон у Амени.
— Через две недели.
Писец, как всегда, был нагружен большим количеством папирусов и исписанных табличек. Несмотря на слабость спины, он сам предпочитал носить секретные документы.
— Ты предупредил Моисея?
— Разумеется.
— И какова была его реакция?
— Он казался спокойным.
— Ты ему сказал, что мы располагаем доказательствами его невиновности?
— Я дал ему знать, что у него есть надежда.
— К чему столько предосторожностей?
— Потому что ни ты, ни я не знаем, чем закончится суд.
— Но это была самооборона!
— Моисей убил человека, и более того, мужа твоей сестры Долент.
— Я вмешаюсь, чтобы сказать, что я думаю об этом несчастном.
— Нет, Ваше Величество, никоим образом ты не можешь вмешаться. Так как Фараон обеспечивает присутствие Маат на земле и четкость правосудия, он не должен вмешиваться в судебную процедуру.
— Ты полагаешь, что я этого не знаю?
— Был бы я твоим другом, если бы не помог тебе бороться против самого себя?
— Трудная задача, Амени!
— Я упорный и настойчивый.
— Но Моисей сам вернулся в Египет, ведь так?
— Это ничего не меняет.
— Ты выступишь против него?
— Моисей также и мой друг; я представлю доказательства его невиновности, но убедят ли они судей?
— Моисея очень ценили при дворе; каждый поймет стечение обстоятельств, которые заставили его убить Сари.
— Будем надеяться на это, Ваше Величество.
Несмотря на приятную ночь в обществе двух сирен, хорошо дополнявших друг друга, Серраманна был в плохом настроении. Еще до завтрака, который египтяне называли «полоскание рта», он прогнал двух красоток.
Серраманна приложил столько усилий, а убитая молодая блондинка все еще не была опознана.
Сард не верил, что описание жертвы поможет его людям выйти на правильный след. Но ни в Пи-Рамзесе, ни в Мемфисе, ни в Фивах не нашлось ни одного свидетеля. Напрашивается единственно возможный вывод: она была убита с самыми большими предосторожностями.
Лишь один свидетель должен кое-что знать об этом: Долент, сестра Рамзеса. Увы! Серраманна не мог ее допросить, как бы он этого не желал. Сделав публичное покаяние и поклявшись в верности царской чете, лицемерная Долент вновь вернула, по крайней мере, наполовину, доверие к себе.
Раздосадованный сард просмотрел отчеты, написанные его людьми после возвращения из провинций. Элефантина, Эль-Каб, Эдфу, города Дельты... Ничего. Одна деталь его удивила, когда он проверял список отчетов: критянин не передал никакой информации о своих расследованиях. Хотя и знал о последующем наказании в случае неповиновения.
Наспех одевшись, Серраманна направился к Амени. В столь ранний час никого из подчиненных Амени еще не было, но личный писец и носитель сандалий Рамзеса уже разбирал папирусы, отведав ячменной каши, фиг и сухой рыбы. Несмотря на большое количество пищи, которую он поглощал, Амени, на удивление, не толстел.
— Что-то не так, Серраманна?
— Отсутствует отчет одного из моих людей.
— Это так серьезно?
— Да. Критянин — фанатик точности.
— Куда ты его отправил?
— В Средний Египет, в провинцию Эль-Берше. Точнее, недалеко от покинутого города Эхнатона.
— Глухое место.
— Беру с тебя пример, я стал сознательным.
Амени улыбнулся. Два этих человека не всегда были друзьями, но после примирения они испытывали истинное уважение друг к другу.
— Может быть, речь идет о простом опоздании?
— Критянин должен был вернуться еще неделю назад.
— Откровенно говоря, я не стал бы волноваться.
— Мой инстинкт убеждает меня в обратном.
— Зачем ты мне говоришь об этом? Ты располагаешь необходимыми возможностями, чтобы раскрыть тайну.
— Потому что ничего не получается, совершенно ничего.
— Объясни.
— Маг исчез, труп Шенара так и не нашли, эта убитая девушка... Я обеспокоен.
— Рамзес контролирует ситуацию.
— Насколько я знаю, мир не установлен, и хетты еще не отказались от мысли разрушить Египет!
— Ты думаешь, что хеттские шпионы существуют?
— Затишье перед бурей... вот что я чувствую. А мой инстинкт редко обманывает.
— Что ты предлагаешь?
— Отправлюсь в это затерянное место, я хочу знать, что произошло с критянином. До моего возвращения охраняй Фараона.
Долент, старшая сестра Рамзеса, была охвачена сомнением. Крупная брюнетка вернулась к аристократическому образу жизни, праздному и обеспеченному, посещая один пир за другим. Она обменивалась пустыми словами с безмозглыми щеголями, а немолодые ухажеры с речами такими же глупыми, как и их мысли, ухаживали за ней.
С того времени как она стала поклонницей культа Атона, единого бога, у Долент была одна мысль: благоприятствовать возрождению правды, заставить ее, наконец, воссиять на земле Египта, выгнав ложных богов, и тех, кто поклонялся им.
Лишенная советов Офира, она походила на потерпевшего кораблекрушение во время урагана. С каждой неделей ее решимость уменьшалась. Как сохранить веру, если ничто и никто не питает ее? Долент не надеялась на будущее, которое казалось ей безнадежным.
Ее служанка, брюнетка с острым взглядом, сменила постельное белье и вымела комнату.
— Вы страдаете, госпожа?
— Кто позавидовал бы моей участи?
— Красивые платья, прогулки по прекрасным садам, встречи с великолепными людьми... Я немного завидую вам.
— Ты несчастна?
— О, нет! У меня есть добрый муж, двое здоровых детей, и мы хорошо зарабатываем. Скоро мой муж закончит строить наш новый дом.
Долент осмелилась задать вопрос, мучивший ее.
— А бог... Ты думаешь о нем иногда?
— Бог везде, госпожа: достаточно почитать богов и наблюдать природу.
Долент больше не настаивала, Офир прав: настоящую религию нужно внедрять силой. Подчиняясь вере, народ отступится от всех своих пошлых заблуждений.
— Госпожа... Знаете, что говорят?
Чувствовалось, что у служанки была охота поболтать. Может быть, Долент услышит что-нибудь интересное?
— Ходят слухи, что вы собираетесь снова выйти замуж и, что многие воздыхатели оспаривают это счастье.
— Неважно, что говорят.
— Жаль... Вы достаточно долго носили траур. По моему мнению, нехорошо, когда такая женщина, как вы, страдает так долго от одиночества.
— Я не жалуюсь на жизнь.
— Иногда вы кажетесь грустной. Возможно, это нормально. Вы должны думать о вашем муже. Несчастный! Быть убитым! Несмотря на уважение к вам, госпожа, говорят, что ваш муж не всегда поступал честно.
— Это печально, но правда.
— Тогда зачем вам замыкаться на плохих воспоминаниях?
— Новое замужество не интересует меня.
— Счастье вернется, госпожа! Особенно, когда убийца вашего мужа приговорен.
— Что ты знаешь об этом?
— Моисея будут судить.
— Моисей... Но он в бегах!
— Это тайна, но мой муж — друг начальника охраны главной тюрьмы: еврей заключен там. Он точно будет приговорен к смертной казни.
— Его можно увидеть?
— Нет, это тайна, из-за тяжести обвинения, выдвинутого против него. Вас обязательно пригласят на суд, и у вас будет случай отомстить.
Моисей вернулся! Моисей, который верит в единого бога! Не знак ли это, обращенный к Долент?
Около письменных принадлежностей лежали две ветки акации, соединенные на концах крепкой льняной веревкой: рамка искателя подземных вод Сети, которой уже однажды воспользовался Рамзес.
— Когда будет суд? — спросил Фараон у Амени.
— Через две недели.
Писец, как всегда, был нагружен большим количеством папирусов и исписанных табличек. Несмотря на слабость спины, он сам предпочитал носить секретные документы.
— Ты предупредил Моисея?
— Разумеется.
— И какова была его реакция?
— Он казался спокойным.
— Ты ему сказал, что мы располагаем доказательствами его невиновности?
— Я дал ему знать, что у него есть надежда.
— К чему столько предосторожностей?
— Потому что ни ты, ни я не знаем, чем закончится суд.
— Но это была самооборона!
— Моисей убил человека, и более того, мужа твоей сестры Долент.
— Я вмешаюсь, чтобы сказать, что я думаю об этом несчастном.
— Нет, Ваше Величество, никоим образом ты не можешь вмешаться. Так как Фараон обеспечивает присутствие Маат на земле и четкость правосудия, он не должен вмешиваться в судебную процедуру.
— Ты полагаешь, что я этого не знаю?
— Был бы я твоим другом, если бы не помог тебе бороться против самого себя?
— Трудная задача, Амени!
— Я упорный и настойчивый.
— Но Моисей сам вернулся в Египет, ведь так?
— Это ничего не меняет.
— Ты выступишь против него?
— Моисей также и мой друг; я представлю доказательства его невиновности, но убедят ли они судей?
— Моисея очень ценили при дворе; каждый поймет стечение обстоятельств, которые заставили его убить Сари.
— Будем надеяться на это, Ваше Величество.
Несмотря на приятную ночь в обществе двух сирен, хорошо дополнявших друг друга, Серраманна был в плохом настроении. Еще до завтрака, который египтяне называли «полоскание рта», он прогнал двух красоток.
Серраманна приложил столько усилий, а убитая молодая блондинка все еще не была опознана.
Сард не верил, что описание жертвы поможет его людям выйти на правильный след. Но ни в Пи-Рамзесе, ни в Мемфисе, ни в Фивах не нашлось ни одного свидетеля. Напрашивается единственно возможный вывод: она была убита с самыми большими предосторожностями.
Лишь один свидетель должен кое-что знать об этом: Долент, сестра Рамзеса. Увы! Серраманна не мог ее допросить, как бы он этого не желал. Сделав публичное покаяние и поклявшись в верности царской чете, лицемерная Долент вновь вернула, по крайней мере, наполовину, доверие к себе.
Раздосадованный сард просмотрел отчеты, написанные его людьми после возвращения из провинций. Элефантина, Эль-Каб, Эдфу, города Дельты... Ничего. Одна деталь его удивила, когда он проверял список отчетов: критянин не передал никакой информации о своих расследованиях. Хотя и знал о последующем наказании в случае неповиновения.
Наспех одевшись, Серраманна направился к Амени. В столь ранний час никого из подчиненных Амени еще не было, но личный писец и носитель сандалий Рамзеса уже разбирал папирусы, отведав ячменной каши, фиг и сухой рыбы. Несмотря на большое количество пищи, которую он поглощал, Амени, на удивление, не толстел.
— Что-то не так, Серраманна?
— Отсутствует отчет одного из моих людей.
— Это так серьезно?
— Да. Критянин — фанатик точности.
— Куда ты его отправил?
— В Средний Египет, в провинцию Эль-Берше. Точнее, недалеко от покинутого города Эхнатона.
— Глухое место.
— Беру с тебя пример, я стал сознательным.
Амени улыбнулся. Два этих человека не всегда были друзьями, но после примирения они испытывали истинное уважение друг к другу.
— Может быть, речь идет о простом опоздании?
— Критянин должен был вернуться еще неделю назад.
— Откровенно говоря, я не стал бы волноваться.
— Мой инстинкт убеждает меня в обратном.
— Зачем ты мне говоришь об этом? Ты располагаешь необходимыми возможностями, чтобы раскрыть тайну.
— Потому что ничего не получается, совершенно ничего.
— Объясни.
— Маг исчез, труп Шенара так и не нашли, эта убитая девушка... Я обеспокоен.
— Рамзес контролирует ситуацию.
— Насколько я знаю, мир не установлен, и хетты еще не отказались от мысли разрушить Египет!
— Ты думаешь, что хеттские шпионы существуют?
— Затишье перед бурей... вот что я чувствую. А мой инстинкт редко обманывает.
— Что ты предлагаешь?
— Отправлюсь в это затерянное место, я хочу знать, что произошло с критянином. До моего возвращения охраняй Фараона.
Долент, старшая сестра Рамзеса, была охвачена сомнением. Крупная брюнетка вернулась к аристократическому образу жизни, праздному и обеспеченному, посещая один пир за другим. Она обменивалась пустыми словами с безмозглыми щеголями, а немолодые ухажеры с речами такими же глупыми, как и их мысли, ухаживали за ней.
С того времени как она стала поклонницей культа Атона, единого бога, у Долент была одна мысль: благоприятствовать возрождению правды, заставить ее, наконец, воссиять на земле Египта, выгнав ложных богов, и тех, кто поклонялся им.
Лишенная советов Офира, она походила на потерпевшего кораблекрушение во время урагана. С каждой неделей ее решимость уменьшалась. Как сохранить веру, если ничто и никто не питает ее? Долент не надеялась на будущее, которое казалось ей безнадежным.
Ее служанка, брюнетка с острым взглядом, сменила постельное белье и вымела комнату.
— Вы страдаете, госпожа?
— Кто позавидовал бы моей участи?
— Красивые платья, прогулки по прекрасным садам, встречи с великолепными людьми... Я немного завидую вам.
— Ты несчастна?
— О, нет! У меня есть добрый муж, двое здоровых детей, и мы хорошо зарабатываем. Скоро мой муж закончит строить наш новый дом.
Долент осмелилась задать вопрос, мучивший ее.
— А бог... Ты думаешь о нем иногда?
— Бог везде, госпожа: достаточно почитать богов и наблюдать природу.
Долент больше не настаивала, Офир прав: настоящую религию нужно внедрять силой. Подчиняясь вере, народ отступится от всех своих пошлых заблуждений.
— Госпожа... Знаете, что говорят?
Чувствовалось, что у служанки была охота поболтать. Может быть, Долент услышит что-нибудь интересное?
— Ходят слухи, что вы собираетесь снова выйти замуж и, что многие воздыхатели оспаривают это счастье.
— Неважно, что говорят.
— Жаль... Вы достаточно долго носили траур. По моему мнению, нехорошо, когда такая женщина, как вы, страдает так долго от одиночества.
— Я не жалуюсь на жизнь.
— Иногда вы кажетесь грустной. Возможно, это нормально. Вы должны думать о вашем муже. Несчастный! Быть убитым! Несмотря на уважение к вам, госпожа, говорят, что ваш муж не всегда поступал честно.
— Это печально, но правда.
— Тогда зачем вам замыкаться на плохих воспоминаниях?
— Новое замужество не интересует меня.
— Счастье вернется, госпожа! Особенно, когда убийца вашего мужа приговорен.
— Что ты знаешь об этом?
— Моисея будут судить.
— Моисей... Но он в бегах!
— Это тайна, но мой муж — друг начальника охраны главной тюрьмы: еврей заключен там. Он точно будет приговорен к смертной казни.
— Его можно увидеть?
— Нет, это тайна, из-за тяжести обвинения, выдвинутого против него. Вас обязательно пригласят на суд, и у вас будет случай отомстить.
Моисей вернулся! Моисей, который верит в единого бога! Не знак ли это, обращенный к Долент?
ГЛАВА 15
Суд над Моисеем проходил в большом зале правосудия, возглавляемый жрецом, служителем Маат. Одетый в тяжелое накрахмаленное платье, он носил единственное украшение — сердце, символ человека, которое во время испытания смертью будут взвешивать на весах загробного царства.
До открытия заседания жрец встретился с Рамзесом в храме Птаха для возобновления клятвы, данной им во время коронации: он будет чтить богиню правосудия и никому не окажет предпочтения. Остерегаясь давать ему какие-либо советы, царь ограничился разговором об организации предстоящего процесса.
Большой зал был полон.
Ни один придворный не хотел пропустить такое событие.
Замечено было присутствие некоторых старейшин еврейских племен. Мнения разделились: одни верили в виновность Моисея, другие ожидали признаний, объясняющих причину возвращения преступника.
Жрец открыл заседание, приветствуя Маат, Закон, который будет жить вечно в человеческом обществе. Он приказал выставить на настил из плиток сорок две медные пластинки, напоминавшие, что правосудие осуществляется в сорока двух провинциях. Два воина привели Моисея.
Все взгляды устремились на еврея. Словно высеченное из камня лицо, длинная борода, огромный рост; бывший сановник Рамзеса выказывал удивительное спокойствие. Воины указали ему место напротив жреца.
Расположившийся по обе стороны верховного судьи — суд из четырнадцати человек включал землемера, жрицу богини Сехмет, лекаря, плотника, мать семейства, крестьянина, писца казны, придворную даму, скульптора, ткачиху, военачальника соединения «Ра», каменотеса, ответственного за царские погреба и моряка.
— Ваше имя Моисей?
— Именно так.
— Отводите ли вы кого-нибудь из этого суда? Посмотрите на них и подумайте некоторое время.
— Я доверяю правосудию этой страны.
— Разве это страна не ваша?
— Я здесь родился, но я — еврей.
— Вы египтянин и будете судимы как таковой.
— Была бы процедура и приговор другим, если бы я был иностранцем?
— Конечно, нет.
— Какая разница в таком случае?
— Суду решать. Вы стыдитесь быть египтянином?
— Суду решать, как вы говорите.
— Вы обвиняетесь в убийстве мастера по имени Сари, а затем — в побеге. Признаете вы эти факты?
— Признаю, но они требуют объяснений.
— Это цель данного разбирательства. Вы считаете неточными термины обвинения?
— Нет.
— Следовательно, вы понимаете, что в соответствии с законом я должен потребовать для вас смертной казни.
По залу пробежал шепот; Моисей остался невозмутимым, как будто эти ужасающие слова его не касались.
— Исходя из тяжести обвинения, — уточнил жрец. — Я не стану устанавливать никаких ограничений во времени, чтобы вы могли защититься и объяснить свое преступное поведение. Я требую также абсолютной тишины и прерву заседание при малейшем беспорядке; виновные будут наказаны тяжелым штрафом.
Чиновник обратился к Моисею.
— Какую должность занимали вы в то время?
— Сановник египетского двора и мастер на строительстве Пи-Рамзеса. В частности, я руководил еврейскими каменщиками.
— По моим документам, все были этим довольны. Вы были другом Фараона, ведь так?
— Точно.
— Учеба в Мемфисе, первый официальный пост — в гареме Мэр-Ур, старший мастер в Карнаке, мастер в Пи-Рамзесе... Блестящая карьера, которая только что начиналась. Жертва, Сари, проделал обратный путь. Он, бывший воспитатель Рамзеса, надеялся стать главой школы в Мемфисе, но был назначен на незначительную должность. Вы знали о причинах этой неудачи?
— У меня было свое мнение.
— Можно его узнать?
— Сари подлый человек, честолюбивый и жадный. Мою руку направила судьба.
Амени попросил слова у жреца.
— Я хочу внести некоторые уточнения: Сари участвовал в заговоре против Рамзеса. Так как он был мужем его сестры, царь выказал милость и заговорщик избежал сурового наказания.
Многие придворные были удивлены.
— Пусть предстанет перед судом госпожа Долент, — приказал жрец.
Не скрывая своего волнения, приблизилась величавая брюнетка.
— Вы подтверждаете слова Моисея и Амени?
Долент опустила голову.
— Они мягки, слишком мягки... Мой муж стал чудовищем. Когда он понял, что его карьера окончательно загублена, он начал питать сильную ненависть к подчиненным, проявляя по отношению к ним беспощадную жестокость. В течение последних месяцев своей жизни он преследовал еврейских каменщиков, за которых он отвечал. Если бы Моисей не убил его, кто-нибудь другой сделал бы это.
Речь Долент крайне удивила жреца.
— Не слишком ли сильны ваши слова?
— Клянусь вам, нет! Из-за мужа моя жизнь стала мучением.
— Его гибель вас обрадовала?
Долент еще больше опустила голову.
— Я... я как бы освободилась, и мне стыдно за себя... Но как сожалеть о таком человеке?
— Что еще вы можете сказать, госпожа?
— Все... больше ничего.
Долент вернулась и села среди придворных.
— Кто-нибудь желает защитить память Сари и опровергнуть слова его супруги?
Таковых не оказалось. Писец, обязанный записывать показания, вносил их тонким и быстрым почерком.
До открытия заседания жрец встретился с Рамзесом в храме Птаха для возобновления клятвы, данной им во время коронации: он будет чтить богиню правосудия и никому не окажет предпочтения. Остерегаясь давать ему какие-либо советы, царь ограничился разговором об организации предстоящего процесса.
Большой зал был полон.
Ни один придворный не хотел пропустить такое событие.
Замечено было присутствие некоторых старейшин еврейских племен. Мнения разделились: одни верили в виновность Моисея, другие ожидали признаний, объясняющих причину возвращения преступника.
Жрец открыл заседание, приветствуя Маат, Закон, который будет жить вечно в человеческом обществе. Он приказал выставить на настил из плиток сорок две медные пластинки, напоминавшие, что правосудие осуществляется в сорока двух провинциях. Два воина привели Моисея.
Все взгляды устремились на еврея. Словно высеченное из камня лицо, длинная борода, огромный рост; бывший сановник Рамзеса выказывал удивительное спокойствие. Воины указали ему место напротив жреца.
Расположившийся по обе стороны верховного судьи — суд из четырнадцати человек включал землемера, жрицу богини Сехмет, лекаря, плотника, мать семейства, крестьянина, писца казны, придворную даму, скульптора, ткачиху, военачальника соединения «Ра», каменотеса, ответственного за царские погреба и моряка.
— Ваше имя Моисей?
— Именно так.
— Отводите ли вы кого-нибудь из этого суда? Посмотрите на них и подумайте некоторое время.
— Я доверяю правосудию этой страны.
— Разве это страна не ваша?
— Я здесь родился, но я — еврей.
— Вы египтянин и будете судимы как таковой.
— Была бы процедура и приговор другим, если бы я был иностранцем?
— Конечно, нет.
— Какая разница в таком случае?
— Суду решать. Вы стыдитесь быть египтянином?
— Суду решать, как вы говорите.
— Вы обвиняетесь в убийстве мастера по имени Сари, а затем — в побеге. Признаете вы эти факты?
— Признаю, но они требуют объяснений.
— Это цель данного разбирательства. Вы считаете неточными термины обвинения?
— Нет.
— Следовательно, вы понимаете, что в соответствии с законом я должен потребовать для вас смертной казни.
По залу пробежал шепот; Моисей остался невозмутимым, как будто эти ужасающие слова его не касались.
— Исходя из тяжести обвинения, — уточнил жрец. — Я не стану устанавливать никаких ограничений во времени, чтобы вы могли защититься и объяснить свое преступное поведение. Я требую также абсолютной тишины и прерву заседание при малейшем беспорядке; виновные будут наказаны тяжелым штрафом.
Чиновник обратился к Моисею.
— Какую должность занимали вы в то время?
— Сановник египетского двора и мастер на строительстве Пи-Рамзеса. В частности, я руководил еврейскими каменщиками.
— По моим документам, все были этим довольны. Вы были другом Фараона, ведь так?
— Точно.
— Учеба в Мемфисе, первый официальный пост — в гареме Мэр-Ур, старший мастер в Карнаке, мастер в Пи-Рамзесе... Блестящая карьера, которая только что начиналась. Жертва, Сари, проделал обратный путь. Он, бывший воспитатель Рамзеса, надеялся стать главой школы в Мемфисе, но был назначен на незначительную должность. Вы знали о причинах этой неудачи?
— У меня было свое мнение.
— Можно его узнать?
— Сари подлый человек, честолюбивый и жадный. Мою руку направила судьба.
Амени попросил слова у жреца.
— Я хочу внести некоторые уточнения: Сари участвовал в заговоре против Рамзеса. Так как он был мужем его сестры, царь выказал милость и заговорщик избежал сурового наказания.
Многие придворные были удивлены.
— Пусть предстанет перед судом госпожа Долент, — приказал жрец.
Не скрывая своего волнения, приблизилась величавая брюнетка.
— Вы подтверждаете слова Моисея и Амени?
Долент опустила голову.
— Они мягки, слишком мягки... Мой муж стал чудовищем. Когда он понял, что его карьера окончательно загублена, он начал питать сильную ненависть к подчиненным, проявляя по отношению к ним беспощадную жестокость. В течение последних месяцев своей жизни он преследовал еврейских каменщиков, за которых он отвечал. Если бы Моисей не убил его, кто-нибудь другой сделал бы это.
Речь Долент крайне удивила жреца.
— Не слишком ли сильны ваши слова?
— Клянусь вам, нет! Из-за мужа моя жизнь стала мучением.
— Его гибель вас обрадовала?
Долент еще больше опустила голову.
— Я... я как бы освободилась, и мне стыдно за себя... Но как сожалеть о таком человеке?
— Что еще вы можете сказать, госпожа?
— Все... больше ничего.
Долент вернулась и села среди придворных.
— Кто-нибудь желает защитить память Сари и опровергнуть слова его супруги?
Таковых не оказалось. Писец, обязанный записывать показания, вносил их тонким и быстрым почерком.