Жак Кристиан. Госпожа Абу-Симбела

   — Превосходно! Что ждет он от моих людей?
   — Приказы просты: продолжайте поддерживать волнение евреев в Египте, организуйте волнения по всей стране, чтобы ослабить Рамзеса, постарайтесь выкрасть Урхи-Тешшуба и отвезти его Хаттусили, или убейте его.
 
   Дуаг-Тордус был крестьянином, влюбленным в свой клочок земли и в маленькое стадо коров, двадцать животных, одно лучше другого, грациозных и ласковых, только самая старая имела норовистый характер и не подпускала к себе кого попало. Дуаг-Тордус проводил долгие часы, разговаривая с ней.
   По утрам Рукина, шалунья, будила его, лизала его лоб; напрасно пытался Дуаг-Тордус схватить ее за ухо, всегда заканчивалось тем, что он вставал.
   В это утро солнце было уже высоко над горизонтом, когда Дуаг-Тордус вышел на улицу.
   — Рукина... Куда ты девалась, Рукина?
   Протерев глаза, Дуаг-Тордус сделал несколько шагов в поле и увидел корову, лежавшую на боку.
   — Что с тобой, Рукина?
   С вываленным языком, пустыми глазами и вздутым животом красивая корова доживала последние минуты. Немного дальше в поле два животных были уже мертвы.
   Охваченный паникой, Дуаг-Тордус добежал до площади поселка в поисках коновала. Того уже осаждали десятки крестьян, переживавшие ту же трагедию.
   — Эпидемия! — закричал Дуаг-Тордус.
   — Нужно тотчас же предупредить дворец!
   Когда Офир с террасы своего дома увидел сбегающуюся толпу взволнованных и гневных крестьян, он убедился, что его распоряжения были выполнены правильно. Отравив несколько коров, вожди бедуинов Амос и Бадуш создали превосходный беспорядок.
   Посередине улицы, ведущей ко дворцу, Моисей остановил толпу.
   — Вы — жертвы пятого несчастья, которое Яхве послал на Египет! Его рука ударит по всем стадам, мор затронет крупный и мелкий скот! Он пощадит только животных, принадлежащих моему народу.
   Серраманна и отряд воинов были готовы прогнать крестьян, когда на черной лошади галопом прискакала Лотос и остановилась совсем рядом с собравшимися.
   — Пусть никто не безумствует, — сказала она спокойным голосом, — речь идет не об эпидемии, а об отравлении. Я уже спасла двух дойных коров и с помощью коновалов вылечу тех животных, которые еще живы.
   Тотчас же растерянность сменилась надеждой. И когда земельный управитель объявил, что Фараон возместит мертвых животных за счет государства, вернулось спокойствие.
 
   У Офира и его союзников оставалось еще достаточно яда, чтобы помочь Моисею, на этот раз не говоря ему об этом. Используя старый магический рецепт, пророк по приказу Яхве взял пригоршнями печную сажу и бросил ее в воздух, чтобы она пылью упала на людей, животных и покрыла их гнойниками. Это шестое несчастье будет таким ужасным, что Фараону придется уступить.
   У Офира была другая идея. Что больше всего может обеспокоить Фараона, если не болезнь его близких? Лысый Амос, неузнаваемый благодаря парику, закрывавшему половину его лба, доставил испорченные продукты повару, который готовил еду Амени и его служащим.
   Когда носитель сандалий царя принес Рамзесу свои ежедневные отчеты, Рамзес заметил на щеке друга красную сыпь.
   — Ты ранен?
   — Нет, но это высыпание начинает становиться болезненным.
   — Я приглашу лекаря Парьямаху.
   Сопровождаемый очаровательной девушкой, прибежал запыхавшийся лекарь.
   — У вас недомогание, Ваше Величество?
   — Вам известно, дорогой Парьямаху, что я не знаю болезней. Будьте добры осмотреть моего личного писца.
   Парьямаху обошел вокруг Амени, потрогал кожу рук, послушал пульс и приложил ухо к грудной клетке.
   — Ничего небычного на первый взгляд... Нужно подумать.
   — Если речь идет об изъявлении, вызванном желудочным расстройством, то нужно приготовить снадобье из измельченных плодов смоковницы, аниса, меда, древесной смолы терпентина, укропа и употреблять его в виде микстуры.
   Лекарь Парьямаху принял важный вид.
   — Это, может быть, неплохая идея... Попробуйте, мы посмотрим... Идите в лабораторию, моя дорогая, и прикажите приготовить снадобье.
   Девушка исчезла, после того как поклонилась Фараону.
   — Как имя вашей помощницы? — спросил Рамзес.
   — Неферет, Ваше Величество: не обращайте на нее никакого внимания, это просто ученица.
   — Она показалась мне очень знающей.
   — Она только рассказала рецепт, которому я ее обучил. Простая помощница без большого будущего.
 
   Офир был задумчив.
   Снадобья вылечили язвы, а Рамзес все еще не отказался от своего решения. Моисей и Аарон пока поддерживали спокойствие среди евреев, любые их действия могли спровоцировать грубое вмешательство Серраманна и стражников.
   К этим событиям добавилось еще одно — исчезновение Долент, сестры царя. Вне всякого сомнения, она потерпела поражение. Нефертари была жива и здорова. Чувствуя опасность, Долент не осмеливалась приходить даже ночью в еврейский квартал, лишая, таким образом, Офира сведений о маленьких секретах двора.
   Это препятствие не помешало, однако, хеттскому шпиону смущать умы и разжигать мятеж в кварталах каменщиков; события принимали опасный оборот.
   Было бы трудно организовать побег Урхи-Тешшуба. Поселенный в доме, охраняемом днем и ночью воинами Серраманна, Урхи-Тешшуб был недосягаемым. Вместо того, чтобы подвергаться неоправданному риску, не лучше ли было заставить его исчезнуть, чтобы как можно быстрее вызвать благодарность Хаттусили? Умный, хитрый и безжалостный император, безусловно, достоин своего брата Муваттали. У Офира оставался приспешник, о чьем предательстве никто не подозревал: Меба. Конечно, он был ничтожеством, но именно он может уничтожить Урхи-Тешшуба.
 
   Аша сопровождала лишь небольшая группа людей, поскольку он не рассчитывал на радужный прием в Хаттусе. Новый император подозревал его в том, что он позволил Урхи-Тешшубу избежать наказания. Как поведет себя Хаттусили: как злопамятный человек или как мудрый политик? Если он уступит гневу, прикажет арестовать, даже казнить Аша и его людей, тем самым вынудив Рамзеса развязать военные действия, чтобы смыть оскорбление.
   Конечно, Путухепа, казалось, желала мира, но согласится она пойти против мужа? Императрица очень практична; и если путь переговоров окажется слишком затруднительным, она выступит за военные действия.
   Резкий ветер, нередкий на Анатолийском плато, сопровождал Аша и его людей до ворот хеттской столицы, неприветливость которой показалась еще более устрашающей, чем во время предыдущего визита.
   Аша передал верительные грамоты начальнику стражи, и долгий час ожидал у стен города, прежде чем получил разрешение пройти в Хаттусу через Львиные Ворота. В противоположность тому, на что надеялся Аша, его провели не во дворец, а в здание из сероватого камня. Там ему отвели комнату, на единственном окне которой была железная решетка.
   Аша это место напоминало тюрьму. Чтобы вести игру с хеттами, требовалось умение и удача, много удачи; будет ли и на этот раз судьба благосклонна к Аша?
   После заката военный в шлеме и тяжелых доспехах попросил его следовать за ним. На этот раз он пошел по маленькой улочке, ведущей к акрополю, где возвышался дворец императора.
   Час истины, если она существовала в мире дипломатии, настал.
   Огонь горел в очаге приемного зала, украшенного коврами. Императрица наслаждалась приятным теплом.
   — Пусть египетский посол соизволит занять место около меня перед этим огнем: ночь может быть прохладной.
   Без лишних церемоний Аша расположился на стуле, стоявшем на почтительном расстоянии.
   — Я высоко оценила письма царицы Нефертари, — заявила императрица. — Ее мысль ясна, слова убедительны, намерения открыты.
   — Должен ли я считать, что император согласится начать переговоры?
   — Император и я сама надеемся на конкретные предложения.
   — Я податель текста, согласованного Рамзесом и Нефертари и написанного самим Фараоном, он послужит основой наших переговоров.
   — Это то, чего я желаю; конечно, у империи есть свои требования.
   — Я здесь, чтобы услышать их, и прибыл с твердой волей прийти к согласию.
   — Тепло этих слов так же приятно, как тепло этого огня, Аша. Вы удивлены таким... сдержанным приемом?
   — Это было бы неуместно, не так ли?
   — Хаттусили простудился и останется некоторое время в постели: мои дни очень загружены, вот почему я вынуждена была заставить вас ждать. С завтрашнего дня император будет в состоянии начать переговоры.

ГЛАВА 51

   День еще не наступил, и Рамзес направился в храм Амона, когда путь ему преградил Моисей. Царь удержал руку охранника, сопровождавшего его.
   — Я должен с тобой поговорить, Фараон!
   — Будь краток.
   — Разве ты не понимаешь, что до сих пор Яхве проявлял снисходительность? Если бы он этого захотел, ты и твой народ были бы уже уничтожены! Он оставил тебе жизнь, чтобы лучше заявить о своем всемогуществе, о могуществе Его, не имеющего соперников. Позволь евреям покинуть Египет, не то...
   — Не то...!
   — Седьмая кара принесет твоей стране невыносимые мучения. Пойдет град такой силы, что будут многочисленные жертвы! Когда я протяну свой посох к небесам, раздастся гром и ударят молнии.
   — Разве ты не знаешь, что один из этих храмов посвящен Сету, властелину грозы? Он — гнев небес, и я сумею успокоить его ритуалами.
   — На этот раз тебе не удастся. Люди и животные умрут.
   — Уйди с моей дороги.
   Сразу же после обеда царь побывал у «жрецов времени», наблюдавших за небом, изучавших движение планет и предсказывавших погоду. И в самом деле, они предвидели сильные ливни, которые могли уничтожить часть урожая льна.
   Как только разразилось несчастье, Рамзес закрылся в святилище Сета и остался один перед лицом бога. Красные глаза величественной статуи горели, как угли.
   Царь не имел власти противостоять воле Сета и ярости туч; но, общаясь с его духом, он уменьшит силу грозы и сделает ее менее длительной. Сети научил своего сына, как вести диалог с Сетом и отводить его разрушительную энергию, не гневая его самого. Фараону требовалось много энергии, чтобы вынести, противостоять и не уступить ни пяди земли невидимому огню Сета, и его предприятие увенчалось успехом.
 
   Меба трясся от страха. Он опасался быть узнанным, хотя и был в коротком парике и одет в грубый плащ плохого покроя. Но кто бы мог его узнать в этом пивном заведении в квартале докеров, где утоляли жажду заготовщики провианта и моряки.
   Напротив него сидел Амос, рыжий бородач.
   — Кто... кто вас направил?
   — Вы хорошо знаете... маг.
   — Довольно! Вы передадите ему эту табличку. Она содержит сведения, которые могут заинтересовать его.
   — Маг желает, чтобы вы занялись Урхи-Тешшубом.
   — Но... его охраняют люди Серраманна.
   — Офир требует: убейте Урхи-Тешшуба. В противном случае мы выдадим вас Рамзесу.
 
   В душах евреев начало поселяться сомнение. Семь несчастий было уже послано на Египет, а Фараон оставался неуступчивым. Во время собрания совета старейшин Моисею все же удалось сохранить их доверие.
   — Что рассчитываешь ты делать теперь?
   — Вызвать восьмое несчастье, такое страшное, что египтяне почувствуют себя покинутыми богами.
   — Каково будет это бедствие?
   — Посмотрите на небо, на восток, и вы узнаете.
   — Уйдем мы, наконец, из Египта?
   — Будьте терпеливыми, каким был я эти долгие годы, и сохраняйте веру в Яхве: он поведет нас к Земле Обетованной.
 
   Нефертари проснулась внезапно среди ночи.
   Рядом с ней спокойным сном спал Рамзес. Тихо ступая, царица вышла из комнаты и сделала несколько шагов к террасе. Воздух был благоухающим, город — тихим и спокойным, но страх Великой Супруги Фараона не прекращал увеличиваться. Видение, которое мучило ее, не рассеивалось, кошмар продолжал сжимать сердце.
   Рамзес нежно обнял ее.
   — Плохой сон, Нефертари?
   — Если бы это было только так...
   — Чего ты опасаешься?
   — Опасности, идущей с востока с опасным ветром...
   Рамзес посмотрел в этом направлении.
   Он надолго сосредоточился, как если бы хотел видеть в темноте. Сознание царя стало ночью и небом, и он перенес себя на край земли, туда, где рождаются ветры.
   То, что обнаружил Рамзес, было так ужасно, что он в спешке оделся, разбудил челядь дворца и послал за Амени.
   Подгоняемая резким ветром, с востока надвигалась огромная туча саранчи. Нападение этих насекомых происходило не впервые, но это было ужасающего размаха.
   Благодаря вмешательству Фараона крестьяне Дельты разожгли костры, в которые они бросали пахучие вещества, призванные отпугнуть саранчу; на некоторые культуры накинули покрывала из грубого льна.
   Когда Моисей прокричал, что насекомые съедят все деревья Египта и не оставят ни одного фрукта, известие об угрозе быстро распространилось по деревням благодаря царским посланцам, и люди поздравляли себя, что на этот раз без промедления приняли все меры предосторожности, предписанные Рамзесом.
   Опустошения были незначительными; вспоминали, что саранча была одной из символических форм, облекавших душу Фараона, чтобы достичь неба в гигантском прыжке. Насекомое рассматривалось как благоприятное в небольшом количестве; только большое число делало его опасным.
   Царская чета объехала на колеснице окрестности столицы и останавливалась во многих поселках, опасавшихся нового нашествия саранчи; но Рамзес и Нефертари обещали, что бедствие не замедлит исчезнуть.
   Как это и предчувствовала Великая Супруга Фараона, восточный ветер стих, и его заменили шквалы, унесшие саранчу до моря тростника за пределы полей.
 
   — Вы не больны, — сказал Парьямаху, — но все же должны взять несколько дней для отдыха.
   — Это недомогание...
   — Сердце в превосходном состоянии, печень работает хорошо. Не беспокойтесь, вы умрете в возрасте ста лет!
   Меба симулировал недомогание в надежде, что Парьямаху ему прикажет оставаться в комнате несколько недель, в течение которых Офир и его сообщники, может, будут арестованы.
   Этот детский план провалился... А донести на них — значило донести на самого себя!
   Ему оставалось только выполнить свою работу. Но как пробраться к Урхи-Тешшубу, не побеспокоив Серраманна и его охранников?
   В конечном итоге его лучшим оружием стала дипломатия. Столкнувшись с сардом в одном из коридоров дворца, Меба остановил его.
   — Аша только что прислал мне послание, в котором мне приказано допросить Урхи-Тешшуба и собрать сведения о хеттском управлении, — заявил Меба, — то, что мне сообщит Урхи-Тешшуб, должно оставаться тайной, поэтому мы должны беседовать один на один. Я запишу его показания на папирус, запечатаю его и передам царю.
   Серраманна казался недовольным.
   — Сколько времени вам потребуется?
   — Я не знаю.
   — Вы спешите?
   — Это срочное поручение.
   — Хорошо... Идем туда.
 
   Урхи-Тешшуб принял Меба с презрением, но сановник сумел употребить лесть и убеждения, чтобы умаслить хетта. Он не спешил задавать ему вопросы, поблагодарил за сотрудничество и успокоил, уверив, что его будущее все же станет более светлым.
   Урхи-Тешшуб описал свои самые удачные сражения и даже вставил несколько шуток.
   — Вы довольны тем, как к вам здесь относятся? — удивился Меба.
   — Жилище и пища приятны, я делаю упражнения, но... мне не хватает женщин.
   — Наверное, я мог бы это уладить...
   — Каким образом?
   — Потребуйте прогулку в саду на закате, чтобы воспользоваться свежестью вечера. Под сенью рощи тамариска около потайной дверцы вас будет ждать женщина.
   — Я полагаю, что мы станем добрыми друзьями.
   — Это самое заветное мое желание, Урхи-Тешшуб.
 
   Погода ухудшалась, небо темнело. Бог Сет снова проявлял свое могущество. Удушающая жара при отсутствии ветра стали для Урхи-Тешшуба поводом, чтобы потребовать прогулки в сад. Его сопровождали два охранника и оставили побродить между цветочными клумбами, так как у хетта не было никакого шанса сбежать. Впрочем, зачем ему покидать позолоченную тюрьму, где он был в безопасности?
   Скрываясь под тамариском, от страха трясся Меба. Напичкав себя настойкой мандрагоры, в одурманенном состоянии он перелез через стену ограды и приготовился к удару.
   Когда Урхи-Тешшуб наклонится к нему, он перережет ему горло кинжалом, украденным у одного сотника. Он оставит оружие в трупе, а обвинят в убийстве военных, они сделали это, чтобы отомстить врагу, на совести которого смерть многих египтян.
   Меба никогда не убивал и знал, что это деяние приведет к проклятию, но он будет защищаться перед судьями загробного мира, объясняя, что его принудили. Теперь сановник должен был думать только о кинжале и горле Урхи-Тешшуба.
   Шаги.
   Шаги медленные и уверенные. Его добыча приближалась, остановилась, наклонилась...
   Меба поднял руку, чтобы ударить, но сильный удар кулака по голове заставил его погрузиться во тьму.
   Серраманна приподнял Меба и схватил его за ворот туники.
   — Предатель, жалкий тупица... Вставай, Меба.
   Тот оставался неподвижен.
   — Хватит прикидываться!
   Голова Меба как-то неестественно склонилась к плечу. Удар Серраманна был слишком сильным.

ГЛАВА 52

   В рамках необходимого расследования по поводу ужасной смерти Меба Серраманна должен был подвергнуться допросу, проводимому Амени. Чувствуя себя неуютно, сард опасался быть наказанным.
   — Дело ясное, — заключил писец, — ты подозревал с полным на то основанием, что Меба обманул тебя и хочет уничтожить Урхи-Тешшуба. Ты попытался арестовать Меба на месте преступления, но он защищался и подверг твою жизнь опасности и был убит во время борьбы.
   Бывший пират расслабился.
   — Это прекрасный отчет.
   — Если бы он не умер, Меба отдали под суд. Его виновность не вызывает сомнения, имя Меба будет убрано из всех официальных документов. Но остается вопрос: на кого он работал?
   — Он утверждал, что действовал по приказу Аша.
   Амени потрепал свою кисточку.
   — Заставить уничтожить хетта, чтобы освободить Рамзеса от обузы... Но Аша не доверил бы это задание светскому человеку и трусу! И, кроме того, он не пошел бы против воли Рамзеса, уважающего право убежища. Меба обманул еще раз. А если он был одним из хеттских шпионов?
   — Разве они не были расположены к Урхи-Тешшубу?
   — Сегодня императора зовут Хаттусили. Урхи-Тешшуб — лишь изменник. Уничтожая заклятого врага нового властителя хеттов, шпионы стремились завоевать его хорошее расположение.
   Сард погладил свои длинные усы.
   — Иначе говоря, Офир и Шенар не только живы, но все еще находятся в Египте.
   — Шенар исчез в Нубии, Офир не появлялся многие годы.
   Серраманна сжал кулаки.
   — Этот проклятый маг может быть совсем близко от нас! Косвенные доказательства его бегства в Ливию были лживы и предназначены для того, чтобы усыпить мое недоверие.
   — Разве Офир не доказал, что умеет оказываться вне досягаемости?
   — Не для меня, Амени, не для меня...
   — А если однажды ты приведешь нам его живого?
 
   В течение трех нескончаемых дней густые черные облака закрывали солнце над Пи-Рамзесом. Для египтян волнения, названные богом Сетом, смешивались с опасностями, которые передавали посланники богини Сехмет, предвестники болезней и несчастий.
   Только один человек мог помешать ухудшению ситуации: Великая Супруга Фараона, земное воплощение вечного Закона, который Фараон насыщал подношениями. Это было время, когда каждый смотрел сам за собой, и без снисходительности пытался честно исправить недостатки. Беря на себя ответственность за недостатки и достоинства своего народа, Нефертари отправилась в Фивы в храм Мут, чтобы возложить подношения к ногам статуи грозной богини Сехмет и таким образом превратить мрак в свет.
   В столице Рамзес согласился принять Моисея, кричавшего, что темнота, покрывавшая столицу, была девятым несчастьем, посланным Яхве на египетский народ.
   — Ты убежден, наконец, Фараон?
   — Ты только по-своему истолковывал естественные явления, приписывая их твоему богу; это твое видение мира, и я его уважаю. Но я не соглашусь, чтобы ты сеял волнения в народе во имя религии. Это противоречит Законам Маат и может привести только к хаосу и мятежам.
   — Требования Яхве остаются неизменными.
   — Покинь Египет со своими сподвижниками, Моисей, и молись своему богу там, где ты этого хочешь.
   — Это не то, что ждет Яхве; вместе со мной должен уйти весь еврейский народ.
   — Ты оставишь здесь скот, крупный и мелкий, так как по большей части он вами нанят и принадлежит нам. Те, кто отказывается от Египта, не могут пользоваться его благами.
   — Наши стада уйдут вместе с нами, ни одно животное не останется в твоей стране, так как каждое послужит культу Яхве. Нам они нужны, чтобы совершить жертвоприношение до нашего прибытия в Землю Обетованную.
   — Ты поведешь себя, как вор?
   — Только Яхве может меня судить.
   — Какая вера могла мы оправдать такое действие?
   — Ты не способен ее понять. Лучше уступи.
   — Фараонам удавалось пресекать фанатизм и нетерпимость, смертельные яды, разъедающие сердце человека. Ты не опасаешься, как я, последствий абсолютной и окончательной истины, вера в которую навязывается одними людьми другим?
   — Выполни волю Яхве!
   — Неужели у тебя больше нет ничего, кроме угроз и поношений на устах, Моисей? Что стало с нашей дружбой?
   — Меня интересует только будущее, и это будущее — исход моего народа.
   — Уходи из дворца, Моисей, и не появляйся больше предо мной. Не то я буду считать тебя мятежником, и суд вынесет тебе наказание, применяемое к виновникам беспорядка.
 
   Объятый гневом, Моисей прошел через ворота дворца, не поприветствовав придворных, которые охотно обменялись бы несколькими словами с ним, и вернулся в свое жилище в еврейском квартале, где его ждал Офир.
   Приспешники мага рассказали ему о неудаче и смерти Меба. Но последний отчет, написанный сановником, содержал интересную информацию: во время церемонии в храме Птаха в Мемфисе Меба убедился, что Ка освободился от магической защиты, созданной Сетау. Конечно, должность верховного жреца защищала его от темных сил; но почему бы Офиру не испытать удачу?
   — Рамзес уступил? — спросил маг.
   — Он не уступит никогда! — ответил Моисей.
   — Рамзес не знает страха. Эта ситуация останется без изменений, пока мы не обратимся к насилию.
   — Мятеж...
   — У нас есть оружие.
   — Евреи будут уничтожены.
   — Кто говорит об открытом бунте? Нужно использовать смерть, она явится десятым и последним несчастьем, обрушившимся на Египет.
   Ярость Моисея не спадала. И слушая угрожающие слова Офира, он полагал, что слышит голос Яхве.
   — Ты прав, Офир, нужно ударить так сильно, чтобы Рамзес был вынужден освободить евреев. В полночь, в ночь смерти, Яхве пройдет по Египту, и умрут все первенцы.
   Офир столько ждал этого момента! Наконец он отомстит за поражения, которые ему нанес Фараон.
   — Одним из первых, старший сын Рамзеса и его вероятный наследник. До сих пор он пользовался магической защитой, и я никак не мог преодолеть ее. Но теперь...
   — Рука Яхве не пощадит его.
   — Мы должны обмануть, — предложил Офир, — пусть евреи братаются с египтянами, как когда-то, и пусть воспользуются этим, чтобы забрать много драгоценных вещей. Они нам потребуются во время исхода.
   — Мы отпразднуем Пасху, — объявил Моисей, — и украсим наши дома красными букетами иссопа, окропленными кровью животного, принесенного в жертву в честь праздника. В ночь смерти злой дух пощадит эти жилища.
   Офир поспешил в свою лабораторию. Благодаря кисточке, украденной у Ка, магу, возможно, удастся вызвать паралич у старшего сына Рамзеса и заставить его уйти в небытие.
 
   Игра тени и света оживляла сад, делая Нефертари еще более красивой. Таинственная и величественная, прохаживаясь среди деревьев и цветов с грацией богини, она была счастлива. Однако, когда Рамзес поцеловал ей руку, он сразу почувствовал ее недовольство.
   — Моисей не прекратил угрожать нам, — прошептала она.
   — Он был моим другом, и я не могу поверить в его испорченную душу.
   — Я тоже, я испытываю уважение к нему, но разрушительный огонь исходит из его сердца, именно этого я опасаюсь.
   С озабоченным видом Сетау подошел к царской чете.
   — Прости меня, я привык говорить прямо: Ка болен.
   — Это серьезно? — спросила Нефертари.
   — Я опасаюсь этого, Ваше Величество; мои снадобья не помогают.
   — Ты хочешь сказать...
   — Не будем обольщаться: это порча.
   Дочь Исиды, чародейка по призванию, Великая Супруга Фараона поспешила к изголовью старшего сына Рамзеса.
   Несмотря на боль, верховный жрец Птаха сохранял достоинство. Лежа на низкой постели с искаженными чертами лица, Ка прерывисто дышал.
   — Мои руки неподвижны, — сказал он Нефертари, — и я не могу больше двинуть ногой.
   Царица положила руки на виски юноши.
   — Я дам тебе всю свою энергию, — пообещала она, — мы вместе будем бороться против смерти. Я дам тебе свое счастье, свою жизнь, и ты не умрешь.
 
   В хеттской столице переговоры продвигались очень медленно. Хаттусили оспаривал каждый пункт, написанный Рамзесом, предлагал другую формулировку, упорно боролся с Аша, с трудом приходил к согласию, взвешивая каждое слово. Путухепа добавляла свои замечания, разгорались другие споры.