Страница:
— Что вы можете сказать о случившемся? — спросил жрец Моисея.
— Это была случайность. Хотя мои отношения с Сари были натянутыми, но у меня не было намерения убивать его.
— Почему такая враждебность?
— Потому что я обнаружил, что Сари, будучи строительным мастером, шантажировал и обкрадывал еврейских каменщиков. Стремясь защитить одного из них, я убил Сари, не желая этого, а лишь спасая собственную жизнь.
— Вы утверждаете, что это была самооборона?
— Именно так.
— Почему вы сбежали?
— Я поддался панике.
— Странный поступок для невинного.
— Убийство человека вызывает глубокий шок. На мгновение теряешь голову и действуешь, как пьяный. Затем понимаешь, что совершил нечто ужасное, и остается только одно желание: сбежать, исчезнуть, забыть и быть забытым. Вот почему я спрятался в пустыне.
— Волнение прошло, вы должны были вернуться в Египет и предстать перед судом.
— Я женился, и у нас родился сын. Египет мне казался далеким, очень далеким.
— Почему же вы вернулись?
— У меня есть предназначение, которое я должен выполнить.
— Какое?
— Сегодня это еще моя тайна, не имеющая отношения к разбирательству; но завтра о ней узнает каждый.
Ответы разгневали жреца.
— Ваш рассказ не совсем убедителен и ваши объяснения очень запутаны. Я полагаю, что вы убили Сари преднамеренно, потому что он вел себя несправедливо по отношению к евреям. Ваши мотивы понятны, но речь идет все же о преступлении. По возвращении в Пи-Рамзес вы продолжали прятаться! Не является ли это подтверждением вашей виновности? Уверенный в своей правоте человек не поступает таким образом.
Амени посчитал, что настал момент для решающего удара.
— Я располагаю доказательством невиновности Моисея.
Тон жреца стал строгим.
— Если у вас нет серьезных оснований, я обвиню вас в оскорблении правосудия.
— Еврейского каменщика, которого Моисей взялся защищать, звали Абнер; Сари вымогал у него деньги. Абнер пожаловался Моисею. Сари захотел отомстить Абнеру, мучая его. Моисей прибыл вовремя и помешал Сари истязать свою жертву. Но драка обернулась убийством, Моисей убил Сари, но защищая свою жизнь. Абнер был свидетелем, и его показания включены в дело. Оно в вашем распоряжении.
Амени отдал документ жрецу.
Последний удостоверился, что папирус имел печать судьи. Он сломал ее, проверил дату и прочитал текст.
Моисеи не осмелился проявить своей радости, но обменялся с Амени взглядом заговорщика.
— Этот документ подлинный и приемлемый, заключил жрец.
Суд был закончен, Моисей освобожден от обвинений. Ему вынесли оправдательный приговор.
— До освобождения, — снова взял слово верховный судья, — я все же предпочел бы провести последнюю проверку.
Амени заморгал глазами.
— Пусть этот Абнер предстанет перед нами, потребовал жрец, — и пусть он подтвердит свое показание.
ГЛАВА 16
ГЛАВА 17
ГЛАВА 18
— Это была случайность. Хотя мои отношения с Сари были натянутыми, но у меня не было намерения убивать его.
— Почему такая враждебность?
— Потому что я обнаружил, что Сари, будучи строительным мастером, шантажировал и обкрадывал еврейских каменщиков. Стремясь защитить одного из них, я убил Сари, не желая этого, а лишь спасая собственную жизнь.
— Вы утверждаете, что это была самооборона?
— Именно так.
— Почему вы сбежали?
— Я поддался панике.
— Странный поступок для невинного.
— Убийство человека вызывает глубокий шок. На мгновение теряешь голову и действуешь, как пьяный. Затем понимаешь, что совершил нечто ужасное, и остается только одно желание: сбежать, исчезнуть, забыть и быть забытым. Вот почему я спрятался в пустыне.
— Волнение прошло, вы должны были вернуться в Египет и предстать перед судом.
— Я женился, и у нас родился сын. Египет мне казался далеким, очень далеким.
— Почему же вы вернулись?
— У меня есть предназначение, которое я должен выполнить.
— Какое?
— Сегодня это еще моя тайна, не имеющая отношения к разбирательству; но завтра о ней узнает каждый.
Ответы разгневали жреца.
— Ваш рассказ не совсем убедителен и ваши объяснения очень запутаны. Я полагаю, что вы убили Сари преднамеренно, потому что он вел себя несправедливо по отношению к евреям. Ваши мотивы понятны, но речь идет все же о преступлении. По возвращении в Пи-Рамзес вы продолжали прятаться! Не является ли это подтверждением вашей виновности? Уверенный в своей правоте человек не поступает таким образом.
Амени посчитал, что настал момент для решающего удара.
— Я располагаю доказательством невиновности Моисея.
Тон жреца стал строгим.
— Если у вас нет серьезных оснований, я обвиню вас в оскорблении правосудия.
— Еврейского каменщика, которого Моисей взялся защищать, звали Абнер; Сари вымогал у него деньги. Абнер пожаловался Моисею. Сари захотел отомстить Абнеру, мучая его. Моисей прибыл вовремя и помешал Сари истязать свою жертву. Но драка обернулась убийством, Моисей убил Сари, но защищая свою жизнь. Абнер был свидетелем, и его показания включены в дело. Оно в вашем распоряжении.
Амени отдал документ жрецу.
Последний удостоверился, что папирус имел печать судьи. Он сломал ее, проверил дату и прочитал текст.
Моисеи не осмелился проявить своей радости, но обменялся с Амени взглядом заговорщика.
— Этот документ подлинный и приемлемый, заключил жрец.
Суд был закончен, Моисей освобожден от обвинений. Ему вынесли оправдательный приговор.
— До освобождения, — снова взял слово верховный судья, — я все же предпочел бы провести последнюю проверку.
Амени заморгал глазами.
— Пусть этот Абнер предстанет перед нами, потребовал жрец, — и пусть он подтвердит свое показание.
ГЛАВА 16
Амени физически ощущал ярость Рамзеса.
— Неоспоримое доказательство, подлинный документ, а Моисей все еще в тюрьме!
— Жрец дотошен, — осторожно заметил личный писец Фараона.
— Но что еще ему нужно?
— Я повторяю тебе, он хочет услышать подтверждение Абнера.
Рамзес признал справедливость этого желания: требования верховного суда должны быть удовлетворены.
— Он вызван?
— Да, и в этом-то все и дело.
— Почему?
— Абнера нигде нет. Еврейские старейшины утверждают, что он исчез уже много месяцев назад. Никто не знает, что с ним произошло.
— Ложь! Хотят навредить Моисею.
— Возможно, но что делать?
— Пусть поиском займется Серраманна лично.
— Нужно будет немного подождать... Серраманна занят расследованием в Среднем Египте около покинутого города фараона-еретика. Он одержим одной идеей: опознать убитую блондинку. И, если быть откровенным, он уверен, что хеттские шпионы не уничтожены, они в Египте.
Гнев Фараона прошел.
— Каково твое мнение, Амени?
— Шенар мертв, его сообщники в бегах. Но Серраманна полагается на свой инстинкт.
— Может быть, он не ошибается, Амени; инстинкт — подсознательное чувство, внутреннее чутье, которое сбивает нас с толку или успокаивает. Мой отец превращал инстинкт в интуицию. Он гениально пользовался ею.
— Сети не был пиратом!
— Серраманна — выходец из мрака, и он достаточно хорошо знает его хитрости. Было бы ошибкой не прислушаться к нему. Доберись до него как можно быстрее и прикажи ему вернуться в Пи-Рамзес.
— Я отправлю посыльных.
— И передай мое требование жрецу: я желаю увидеть Моисея.
— Но... он в тюрьме!
— Суд прошел, факты известны: эта встреча не повлияет на свершение правосудия.
Резкий ветер дул на равнине, где в спешке был построен город Солнца, чьи руины удручали взгляд. Когда Серраманна проходил по одной из улиц, неожиданно рухнула стена полуразрушенного дома. Хотя сард всегда умел противостоять страху, он почувствовал себя неуютно. Опасные тени бродили в этом дворце и в этих покинутых домах. Прежде чем спрашивать жителей, он хотел ознакомиться с местностью, встретиться с ее призраками, оценить драму, которая протекала под солнцем Атона.
С приближением вечера Серраманна направился в соседний поселок, чтобы поесть там, поспать несколько часов и возобновить поиски. Поселок казался пустынным: ни осла, ни гуся, ни собаки. Двери и ставни домов были открыты. Однако сард вынул из ножен короткий меч. Осторожность подсказывала ему действовать осмотрительно там, где таится опасность, но он доверился своему опыту и своей силе.
На земляном полу убогого жилища, прижавшись к стене, сидела старая женщина.
— Убей меня, если хочешь, — сказала она слабым голосом. — Здесь нечего красть.
— Успокойся, я из стражи Рамзеса.
— Уходи, пришелец, этот поселок мертв, мой муж мертв, и я мечтаю только о том, чтобы исчезнуть.
— Кем был твой муж?
— Добрым человеком, которого обвинили в том, что он — недобросовестный знахарь, он, который провел жизнь, помогая другим... Вместо благодарности проклятый маг убил его!
Серраманна присел рядом с вдовой, одетой в грязное платье.
— Опиши мне мага.
— Зачем?
— Я ищу этого злодея.
Вдова посмотрела на сарда с удивлением.
— Ты смеешься надо мной?
— Разве я похож на шутника?
— Слишком поздно, мой муж убит.
— Я его не воскрешу, боги займутся им; а схвачу мага.
— Высокий мужчина, сухощавый, с профилем хищной птицы и холодными глазами.
— Его имя?
— Офир.
— Египтянин?
— Ливиец.
— Откуда ты все это знаешь?
— В течение многих месяцев он приходил разговаривать с нашей приемной дочерью Литой. Бедное дитя... У нее были видения, и она считала себя связанной с семьей царя-еретика. Мой муж и я пытались вернуть ей разум, но она предпочитала верить магу. Однажды ночью Лита исчезла, и больше мы ее никогда не видели.
Серраманна описал вдове внешность молодой блондинки, убитой Офиром.
— Это она?
— Да, это моя дочь, Лита... Она...?
Сард не любил скрывать правду; он утвердительно кивнул головой.
— Когда ты видела Офира в последний раз?
— Несколько дней назад он посетил моего больного мужа. Это он, Офир, убил его!
— Он прячется в окрестностях?
— В береговых скальных гробницах, часто посещаемых злыми духами... Перережь ему горло, стражник, растопчи его труп и сожги его!
— Ты должна будешь покинуть это место, вдова; люди не живут рядом с призраками.
Серраманна вышел из лачуги, вскочил на лошадь и пустил ее галопом по направлению к склепам. День начал клониться к вечеру.
Оставив лошадь у подножия склона, сард вскарабкался на него с мечом в руке; он не станет прятаться, а предпочтет вступить в открытый поединок. Начальник охраны Рамзеса выбрал гробницу, вход в которую был самым широким, и нырнул внутрь.
Везде пусто. Единственными обитателями этих покинутых склепов были изображения, высеченные на стенах, последние оставшиеся следы минувшей эпохи.
Меритамон, дочь Рамзеса и Нефертари, играла на арфе для царской четы с искусством, удивившим Фараона. Сидя на складных стульях у края водной глади, на которой плавали голубые лотосы, Рамзес и Великая Супруга Фараона рука в руке наслаждались мгновением счастья. Восьмилетняя девочка не только была виртуозна, но она еще и проявляла удивительную чувствительность. Боец, огромный лев, и Дозор, золотисто-желтый пес, лежавший между передними лапами хищника, казалось, были околдованы мелодией.
Мягко затихли последние ноты, оставляя после себя нежное эхо.
Царь обнял дочь.
— Ты доволен?
— Ты очень способная девочка, но тебе нужно будет еще многому научиться.
— Мама мне пообещала, что я буду принята в храм Хатор и что там меня научат всему, что должна знать дочь Фараона.
— Если таково твое желание, оно будет выполнено.
Красота девочки была такой же ослепительной, как и у Нефертари; в ее глазах сиял тот же свет.
— Если я стану заниматься музыкой в храме, ты придешь меня послушать?
— Ты полагаешь, что я мог бы обойтись без твоих мелодий?
Приблизился Ка с недовольным видом.
— Ты чем-то озабочен, Ка, — заметила царица.
— У меня кое-что украли.
— Ты в этом уверен?
— Каждый вечер я сам собираю свои вещи. У меня украли одну из моих старых кисточек, которой я любил писать.
— Ты не ошибаешься?
— Нет, я всюду искал.
Рамзес взял сына за плечи.
— Ты выдвигаешь серьезное обвинение.
— Я знаю, что нельзя говорить сгоряча; поэтому я сначала подумал, прежде чем жаловаться...
— Кого ты подозреваешь?
— Пока еще никого; но я буду искать. Я очень любил эту кисточку.
— У тебя есть другие.
— Да, но эта была особой.
Лев приподнял голову, собака навострила уши.
— Кто-то приближался.
Появилась Долент. На ней был парик из длинных кос и зеленое платье, подходившее к ее матовому цвету лица.
— Ваше Величество хотели меня видеть?
— Во время суда над Моисеем, — заявил Рамзес, — твое поведение было замечательным.
— Я сказала только правду.
— Необходимо было мужество, чтобы описать твоего мужа так откровенно.
— Перед лицом Маат и судьи не лгут.
— Твои показания очень помогли Моисею.
— Я только выполнила свой долг.
Царский виночерпий принес новое вино, и разговор пошел о работе, которую должны будут проделать оба ребенка, чтобы достичь мудрости.
Когда Долент покидала сад, она была убеждена, что добилась доверия царя. Внешнюю приветливость сменила симпатия.
Долент отослала свои носилки, она предпочла побродить по улицам и вернуться к себе пешком.
Под скромной одеждой остановившего ее водоноса кто узнал бы Шенара, исхудавшего, с усами и бородой?
— Ты довольна, моя дорогая сестра?
— Твой план оказался превосходным.
— Дружба делает слепым моего брата; придя на помощь Моисею, ты стала союзником Рамзеса.
— Рамзес уязвим, потому что он верит в мою честность; что должна я делать теперь?
— Открой свои уши: малейшая новость может быть драгоценна. Я встречусь с тобой таким же образом.
— Неоспоримое доказательство, подлинный документ, а Моисей все еще в тюрьме!
— Жрец дотошен, — осторожно заметил личный писец Фараона.
— Но что еще ему нужно?
— Я повторяю тебе, он хочет услышать подтверждение Абнера.
Рамзес признал справедливость этого желания: требования верховного суда должны быть удовлетворены.
— Он вызван?
— Да, и в этом-то все и дело.
— Почему?
— Абнера нигде нет. Еврейские старейшины утверждают, что он исчез уже много месяцев назад. Никто не знает, что с ним произошло.
— Ложь! Хотят навредить Моисею.
— Возможно, но что делать?
— Пусть поиском займется Серраманна лично.
— Нужно будет немного подождать... Серраманна занят расследованием в Среднем Египте около покинутого города фараона-еретика. Он одержим одной идеей: опознать убитую блондинку. И, если быть откровенным, он уверен, что хеттские шпионы не уничтожены, они в Египте.
Гнев Фараона прошел.
— Каково твое мнение, Амени?
— Шенар мертв, его сообщники в бегах. Но Серраманна полагается на свой инстинкт.
— Может быть, он не ошибается, Амени; инстинкт — подсознательное чувство, внутреннее чутье, которое сбивает нас с толку или успокаивает. Мой отец превращал инстинкт в интуицию. Он гениально пользовался ею.
— Сети не был пиратом!
— Серраманна — выходец из мрака, и он достаточно хорошо знает его хитрости. Было бы ошибкой не прислушаться к нему. Доберись до него как можно быстрее и прикажи ему вернуться в Пи-Рамзес.
— Я отправлю посыльных.
— И передай мое требование жрецу: я желаю увидеть Моисея.
— Но... он в тюрьме!
— Суд прошел, факты известны: эта встреча не повлияет на свершение правосудия.
Резкий ветер дул на равнине, где в спешке был построен город Солнца, чьи руины удручали взгляд. Когда Серраманна проходил по одной из улиц, неожиданно рухнула стена полуразрушенного дома. Хотя сард всегда умел противостоять страху, он почувствовал себя неуютно. Опасные тени бродили в этом дворце и в этих покинутых домах. Прежде чем спрашивать жителей, он хотел ознакомиться с местностью, встретиться с ее призраками, оценить драму, которая протекала под солнцем Атона.
С приближением вечера Серраманна направился в соседний поселок, чтобы поесть там, поспать несколько часов и возобновить поиски. Поселок казался пустынным: ни осла, ни гуся, ни собаки. Двери и ставни домов были открыты. Однако сард вынул из ножен короткий меч. Осторожность подсказывала ему действовать осмотрительно там, где таится опасность, но он доверился своему опыту и своей силе.
На земляном полу убогого жилища, прижавшись к стене, сидела старая женщина.
— Убей меня, если хочешь, — сказала она слабым голосом. — Здесь нечего красть.
— Успокойся, я из стражи Рамзеса.
— Уходи, пришелец, этот поселок мертв, мой муж мертв, и я мечтаю только о том, чтобы исчезнуть.
— Кем был твой муж?
— Добрым человеком, которого обвинили в том, что он — недобросовестный знахарь, он, который провел жизнь, помогая другим... Вместо благодарности проклятый маг убил его!
Серраманна присел рядом с вдовой, одетой в грязное платье.
— Опиши мне мага.
— Зачем?
— Я ищу этого злодея.
Вдова посмотрела на сарда с удивлением.
— Ты смеешься надо мной?
— Разве я похож на шутника?
— Слишком поздно, мой муж убит.
— Я его не воскрешу, боги займутся им; а схвачу мага.
— Высокий мужчина, сухощавый, с профилем хищной птицы и холодными глазами.
— Его имя?
— Офир.
— Египтянин?
— Ливиец.
— Откуда ты все это знаешь?
— В течение многих месяцев он приходил разговаривать с нашей приемной дочерью Литой. Бедное дитя... У нее были видения, и она считала себя связанной с семьей царя-еретика. Мой муж и я пытались вернуть ей разум, но она предпочитала верить магу. Однажды ночью Лита исчезла, и больше мы ее никогда не видели.
Серраманна описал вдове внешность молодой блондинки, убитой Офиром.
— Это она?
— Да, это моя дочь, Лита... Она...?
Сард не любил скрывать правду; он утвердительно кивнул головой.
— Когда ты видела Офира в последний раз?
— Несколько дней назад он посетил моего больного мужа. Это он, Офир, убил его!
— Он прячется в окрестностях?
— В береговых скальных гробницах, часто посещаемых злыми духами... Перережь ему горло, стражник, растопчи его труп и сожги его!
— Ты должна будешь покинуть это место, вдова; люди не живут рядом с призраками.
Серраманна вышел из лачуги, вскочил на лошадь и пустил ее галопом по направлению к склепам. День начал клониться к вечеру.
Оставив лошадь у подножия склона, сард вскарабкался на него с мечом в руке; он не станет прятаться, а предпочтет вступить в открытый поединок. Начальник охраны Рамзеса выбрал гробницу, вход в которую был самым широким, и нырнул внутрь.
Везде пусто. Единственными обитателями этих покинутых склепов были изображения, высеченные на стенах, последние оставшиеся следы минувшей эпохи.
Меритамон, дочь Рамзеса и Нефертари, играла на арфе для царской четы с искусством, удивившим Фараона. Сидя на складных стульях у края водной глади, на которой плавали голубые лотосы, Рамзес и Великая Супруга Фараона рука в руке наслаждались мгновением счастья. Восьмилетняя девочка не только была виртуозна, но она еще и проявляла удивительную чувствительность. Боец, огромный лев, и Дозор, золотисто-желтый пес, лежавший между передними лапами хищника, казалось, были околдованы мелодией.
Мягко затихли последние ноты, оставляя после себя нежное эхо.
Царь обнял дочь.
— Ты доволен?
— Ты очень способная девочка, но тебе нужно будет еще многому научиться.
— Мама мне пообещала, что я буду принята в храм Хатор и что там меня научат всему, что должна знать дочь Фараона.
— Если таково твое желание, оно будет выполнено.
Красота девочки была такой же ослепительной, как и у Нефертари; в ее глазах сиял тот же свет.
— Если я стану заниматься музыкой в храме, ты придешь меня послушать?
— Ты полагаешь, что я мог бы обойтись без твоих мелодий?
Приблизился Ка с недовольным видом.
— Ты чем-то озабочен, Ка, — заметила царица.
— У меня кое-что украли.
— Ты в этом уверен?
— Каждый вечер я сам собираю свои вещи. У меня украли одну из моих старых кисточек, которой я любил писать.
— Ты не ошибаешься?
— Нет, я всюду искал.
Рамзес взял сына за плечи.
— Ты выдвигаешь серьезное обвинение.
— Я знаю, что нельзя говорить сгоряча; поэтому я сначала подумал, прежде чем жаловаться...
— Кого ты подозреваешь?
— Пока еще никого; но я буду искать. Я очень любил эту кисточку.
— У тебя есть другие.
— Да, но эта была особой.
Лев приподнял голову, собака навострила уши.
— Кто-то приближался.
Появилась Долент. На ней был парик из длинных кос и зеленое платье, подходившее к ее матовому цвету лица.
— Ваше Величество хотели меня видеть?
— Во время суда над Моисеем, — заявил Рамзес, — твое поведение было замечательным.
— Я сказала только правду.
— Необходимо было мужество, чтобы описать твоего мужа так откровенно.
— Перед лицом Маат и судьи не лгут.
— Твои показания очень помогли Моисею.
— Я только выполнила свой долг.
Царский виночерпий принес новое вино, и разговор пошел о работе, которую должны будут проделать оба ребенка, чтобы достичь мудрости.
Когда Долент покидала сад, она была убеждена, что добилась доверия царя. Внешнюю приветливость сменила симпатия.
Долент отослала свои носилки, она предпочла побродить по улицам и вернуться к себе пешком.
Под скромной одеждой остановившего ее водоноса кто узнал бы Шенара, исхудавшего, с усами и бородой?
— Ты довольна, моя дорогая сестра?
— Твой план оказался превосходным.
— Дружба делает слепым моего брата; придя на помощь Моисею, ты стала союзником Рамзеса.
— Рамзес уязвим, потому что он верит в мою честность; что должна я делать теперь?
— Открой свои уши: малейшая новость может быть драгоценна. Я встречусь с тобой таким же образом.
ГЛАВА 17
Рамзес и Амени с вниманием выслушали длинный рассказ Серраманна. Мягкий свет, проникающий в кабинет Рамзеса, составлял контраст напряжению, которое царило в комнате. С окончанием жаркого лета Египет наряжался в золотистые и умиротворяющие тона.
— Офир, ливийский маг, — повторил Амени, — и Лита, слабоумная... Должны ли мы и правда беспокоиться о нем? Эта мрачная личность где-то скрывается, у него нет сторонников в стране, и он, несомненно, уже пересек границу.
— Ты недооцениваешь серьезность ситуации, — заметил Рамзес, — забывая о месте, где он спрятался: город Солнца, столица Эхнатона.
— Она уже давно заброшена.
— Но опасные идеи ее основателя продолжают смущать некоторые души! Офир мечтал воспользоваться ими, чтобы посеять смуту в стране.
— Офир — хеттский шпион?
— Я в этом уверен.
— Но хетты насмехаются над Атоном и над единым богом!
— Но не евреи, — вмешался Серраманна.
Амени боялся услышать это утверждение. Но сард совершенно не придавал никакого значения тонкостям дипломатии и продолжал выражать свою мысль напрямик.
— Мы знаем, что с Моисеем встречался мнимый архитектор, — напомнил начальник охраны Рамзеса, — и описание этого самозванца точно соответствует описанию мага. Не правда ли, факт, достойный внимания?
— Успокойся, — посоветовал Амени.
— Продолжай, — приказал Рамзес.
— Я ничего не понимаю в высоких материях, — сказал великан, — но я знаю, что евреи говорят об одном — едином боге. Должен ли я напомнить вам, Ваше Величество, что я подозреваю Моисея в предательстве?
— Моисей наш друг! — запротестовал Амени.
— Даже если он и встретил Офира, почему он будет принимать участие в заговоре против Рамзеса? Маг встречался со многими знатными лицами.
— Зачем не верить очевидному? — спросил сард.
Фараон поднялся и посмотрел вдаль через центральное окно кабинета. Великолепные пейзажи Дельты казались воплощением самой изысканной жизни.
— Серраманна прав, — рассудил Рамзес, — хетты предприняли двойное наступление, атакуя в провинциях и действуя в Египте. Мы выиграли сражение при Кадеше, отбросили хеттские войска от границ наших провинций и уничтожили их шпионов на территории Египта. Но не являются ли эти победы ничтожными? Хеттская армия не уничтожена, и Офир все еще бродит где-то по стране. Такой человек не отступит ни перед чем, не откажется причинить нам вред. Но Моисей не может быть его сообщником... Это честный человек, не способный действовать исподтишка. Насчет Моисея Серраманна ошибается.
— Я бы этого хотел, Ваше Величество.
— У меня для тебя есть новое поручение, Серраманна.
— Я арестую Офира.
— Прежде всего, найди каменщика-еврея по имени Абнер.
Нефертари хотела отпраздновать свою годовщину рядом со столицей в сердце обширной области Дельты, управление которой было доверено Неджему. С приятным характером, постоянно радующийся чудесам природы, он представил царской чете новый плуг, более приспособленный к плодородным и жирным почвам Дельты. Энтузиаст своего дела, он сам опробовал орудие. Плуг вспахивал почву на необходимую глубину, не раня землю.
Служащие поселка не скрывали своей радости: видеть так близко царя и царицу было настоящим даром небес, который наполнит год наступлением тысячи и одного счастья. Урожай будет большим, прекрасные фрукты вырастут в садах, стада принесут многочисленный приплод.
Нефертари чувствовала, что Рамзес оставался равнодушным к радостям этого прекрасного дня. В конце обильного обеда она воспользовалась моментом отдыха.
— Страх сжимает твое сердце... Моисей — виновник этого?
— Да, его судьба меня беспокоит.
— Абнер найден?
— Нет еще. Если он не предстанет перед судом, жрец не произнесет оправдательного приговора.
— Серраманна не разочарует тебя. Я чувствую, что другая тревога неотступно преследует моего супруга.
— Закон фараонов предписывает мне защищать Египет от врагов как внешних, так и внутренних, и я боюсь, что потерпел поражение.
— Поскольку хетты держатся на расстоянии, тебя беспокоит противник, находящийся на нашей земле.
— Мы будем вести войну с сыновьями тьмы, которые передвигаются в масках в неверном свете.
— Какие странные слова! Однако они не удивляют меня. Вчера во время выполнения вечернего ритуала в храме Сехмет глаза гранитной статуи загорелись неспокойным светом. Мы хорошо знаем этот взгляд: он объявляет о несчастье. Я тотчас же произнесла слова заклинания. Но после возвращения спокойствия в святилище, распространится ли оно на внешний мир?
— Призраки Амарны возвращаются и преследуют умы, Нефертари.
— Разве Эхнатон не очертил границы своего опыта в пространстве и во времени?
— Конечно, но он вызвал силы, которым он больше не хозяин. И Офир, ливийский маг, на службе у хеттов, разбудил злых духов, дремавших в покинутом городе.
Нефертари, закрыв глаза, долгое время молчала. Преодолевая связь с повседневностью, ее мысль устремилась к незримому в поисках правды, спрятанной в лабиринтах будущего. Практика ритуалов развила у Нефертари способность к провидению, прямому соприкосновению с силами, создающими жизнь каждое мгновение. Иногда ей удавалось приоткрыть завесу тайны.
Не без страха ждал Рамзес слов Великой Супруги Фараона.
— Столкновение будет опасным, — сказала она, открыв глаза. — Армии, приготовленные Офиром, будут не менее сильными, чем армия хеттов.
— Раз ты подтверждаешь мои опасения, нужно действовать как можно быстрее. Употребим энергию основных храмов царства, накроем его защитной силой, петли которой будут сплетены богами и богинями. Мне необходима твоя помощь.
Нефертари обняла Рамзеса с выражением бесконечной нежности.
— Разве нужно меня просить об этом?
— Мы предпримем длительное путешествие и будем вместе, если столкнемся с опасностями.
— Разве имела бы смысл наша любовь, если бы не была отдана Египту? Он дает нам жизнь, мы ему отдаем свою.
Молодые крестьянки с оголенной грудью, голова которых была украшена убором из роз, а талия перевязана повязкой из растений, танцевали в честь плодородия земли и перебрасывались маленькими тряпичными шариками, чтобы отвести дурной глаз. Благодаря их искусству злые духи, тяжелые, неповоротливые и бесформенные, не могли проникнуть в сельскохозяйственные культуры.
— Если бы мы могли обладать их сноровкой, — пожалела Нефертари.
— В тебе тоже живет скрытая тревога.
— Меня беспокоит Ка.
— Он совершил серьезную ошибку?
— Нет, это из-за кисточки, которую у него украли. Помнишь об исчезновении моей любимой шали? Вне всякого сомнения, Офир использовал ее, чтобы произнести заклинание, разрушить мое здоровье и ослабить наше супружество. Благодаря вмешательству Сетау я смогла родить Меритамон, избежать смерти, и я опасаюсь нового нападения, и на этот раз на твоего старшего сына.
— Он страдает?
— Лекарь Парьямаху осмотрел его и ничего необычного не обнаружил.
— Этого недостаточно; обратись к Сетау и попроси его создать магическую стену вокруг Ка. С сегодняшнего дня пусть он сообщает нам о малейших подозрениях. Ты предупредила Изэт?
— Конечно.
— Нужно найти вора, неужели предатели действуют во дворце? Серраманна опросит челядь.
— Я боюсь, Рамзес, я боюсь за Ка.
— Будем сдерживать этот страх, он может ему навредить. Тот, кто общается с мраком, будет использовать любую оплошность.
С палитрой писца и кисточками Ка вошел в лабораторию Сетау и Лотос. Прекрасная нубийка заставляла черную кобру выплюнуть яд, в то время как ее муж готовил микстуру для лечения расстройства пищеварения.
— Это ты мой учитель магии?
— Твоим единственным учителем будет сама магия. Ты еще боишься змей?
— О, да!
— Только дураки не боятся рептилий. Они родились раньше нас и знают секреты, которые нам нужны. Ты заметил, что они проскальзывают через миры?
— С того момента, как отец подверг меня испытанию, заставив встретить огромную кобру, я знаю, что избегну ужасной смерти.
— Все же тебя, кажется, нужно охранять.
— У меня украли кисточку, и маг может воспользоваться ею, чтобы навредить мне; царица сказала мне правду.
Серьезность и взрослость мальчика удивила Сетау.
— Околдовывая, — объяснил он, — они учат нас способу борьбы против черной магии. Вот почему я буду давать тебе каждый день микстуру из толченого лука, змеиной крови и крапивных растений. Через две недели к этому я добавлю медные стружки, красную охру, квасцы и оксид свинца: а затем Лотос предложит тебе снадобье, которое она сама придумала.
Ка сделал гримасу, надул губы.
— Это, наверное, не очень приятно.
— Немного вина уничтожит неприятный вкус.
— Я его никогда не пил.
— Заполнишь еще один пробел в своем образовании.
— Вино мутит сознание писцов и мешает иметь им верную руку.
— Избыток воды мешает сердцу расшириться; не поддавайся этому недостатку. Чтобы хорошо различать вина, нужно раньше начинать их пробовать.
— Они охранят меня от злых духов?
Сетау потрогал зеленоватую мазь.
— Тот, кто ничего не делает, не может сопротивляться черной магии; только энергичная работа позволит тебе отвратить нападки незримого.
— Я готов, — подтвердил Ка.
— Офир, ливийский маг, — повторил Амени, — и Лита, слабоумная... Должны ли мы и правда беспокоиться о нем? Эта мрачная личность где-то скрывается, у него нет сторонников в стране, и он, несомненно, уже пересек границу.
— Ты недооцениваешь серьезность ситуации, — заметил Рамзес, — забывая о месте, где он спрятался: город Солнца, столица Эхнатона.
— Она уже давно заброшена.
— Но опасные идеи ее основателя продолжают смущать некоторые души! Офир мечтал воспользоваться ими, чтобы посеять смуту в стране.
— Офир — хеттский шпион?
— Я в этом уверен.
— Но хетты насмехаются над Атоном и над единым богом!
— Но не евреи, — вмешался Серраманна.
Амени боялся услышать это утверждение. Но сард совершенно не придавал никакого значения тонкостям дипломатии и продолжал выражать свою мысль напрямик.
— Мы знаем, что с Моисеем встречался мнимый архитектор, — напомнил начальник охраны Рамзеса, — и описание этого самозванца точно соответствует описанию мага. Не правда ли, факт, достойный внимания?
— Успокойся, — посоветовал Амени.
— Продолжай, — приказал Рамзес.
— Я ничего не понимаю в высоких материях, — сказал великан, — но я знаю, что евреи говорят об одном — едином боге. Должен ли я напомнить вам, Ваше Величество, что я подозреваю Моисея в предательстве?
— Моисей наш друг! — запротестовал Амени.
— Даже если он и встретил Офира, почему он будет принимать участие в заговоре против Рамзеса? Маг встречался со многими знатными лицами.
— Зачем не верить очевидному? — спросил сард.
Фараон поднялся и посмотрел вдаль через центральное окно кабинета. Великолепные пейзажи Дельты казались воплощением самой изысканной жизни.
— Серраманна прав, — рассудил Рамзес, — хетты предприняли двойное наступление, атакуя в провинциях и действуя в Египте. Мы выиграли сражение при Кадеше, отбросили хеттские войска от границ наших провинций и уничтожили их шпионов на территории Египта. Но не являются ли эти победы ничтожными? Хеттская армия не уничтожена, и Офир все еще бродит где-то по стране. Такой человек не отступит ни перед чем, не откажется причинить нам вред. Но Моисей не может быть его сообщником... Это честный человек, не способный действовать исподтишка. Насчет Моисея Серраманна ошибается.
— Я бы этого хотел, Ваше Величество.
— У меня для тебя есть новое поручение, Серраманна.
— Я арестую Офира.
— Прежде всего, найди каменщика-еврея по имени Абнер.
Нефертари хотела отпраздновать свою годовщину рядом со столицей в сердце обширной области Дельты, управление которой было доверено Неджему. С приятным характером, постоянно радующийся чудесам природы, он представил царской чете новый плуг, более приспособленный к плодородным и жирным почвам Дельты. Энтузиаст своего дела, он сам опробовал орудие. Плуг вспахивал почву на необходимую глубину, не раня землю.
Служащие поселка не скрывали своей радости: видеть так близко царя и царицу было настоящим даром небес, который наполнит год наступлением тысячи и одного счастья. Урожай будет большим, прекрасные фрукты вырастут в садах, стада принесут многочисленный приплод.
Нефертари чувствовала, что Рамзес оставался равнодушным к радостям этого прекрасного дня. В конце обильного обеда она воспользовалась моментом отдыха.
— Страх сжимает твое сердце... Моисей — виновник этого?
— Да, его судьба меня беспокоит.
— Абнер найден?
— Нет еще. Если он не предстанет перед судом, жрец не произнесет оправдательного приговора.
— Серраманна не разочарует тебя. Я чувствую, что другая тревога неотступно преследует моего супруга.
— Закон фараонов предписывает мне защищать Египет от врагов как внешних, так и внутренних, и я боюсь, что потерпел поражение.
— Поскольку хетты держатся на расстоянии, тебя беспокоит противник, находящийся на нашей земле.
— Мы будем вести войну с сыновьями тьмы, которые передвигаются в масках в неверном свете.
— Какие странные слова! Однако они не удивляют меня. Вчера во время выполнения вечернего ритуала в храме Сехмет глаза гранитной статуи загорелись неспокойным светом. Мы хорошо знаем этот взгляд: он объявляет о несчастье. Я тотчас же произнесла слова заклинания. Но после возвращения спокойствия в святилище, распространится ли оно на внешний мир?
— Призраки Амарны возвращаются и преследуют умы, Нефертари.
— Разве Эхнатон не очертил границы своего опыта в пространстве и во времени?
— Конечно, но он вызвал силы, которым он больше не хозяин. И Офир, ливийский маг, на службе у хеттов, разбудил злых духов, дремавших в покинутом городе.
Нефертари, закрыв глаза, долгое время молчала. Преодолевая связь с повседневностью, ее мысль устремилась к незримому в поисках правды, спрятанной в лабиринтах будущего. Практика ритуалов развила у Нефертари способность к провидению, прямому соприкосновению с силами, создающими жизнь каждое мгновение. Иногда ей удавалось приоткрыть завесу тайны.
Не без страха ждал Рамзес слов Великой Супруги Фараона.
— Столкновение будет опасным, — сказала она, открыв глаза. — Армии, приготовленные Офиром, будут не менее сильными, чем армия хеттов.
— Раз ты подтверждаешь мои опасения, нужно действовать как можно быстрее. Употребим энергию основных храмов царства, накроем его защитной силой, петли которой будут сплетены богами и богинями. Мне необходима твоя помощь.
Нефертари обняла Рамзеса с выражением бесконечной нежности.
— Разве нужно меня просить об этом?
— Мы предпримем длительное путешествие и будем вместе, если столкнемся с опасностями.
— Разве имела бы смысл наша любовь, если бы не была отдана Египту? Он дает нам жизнь, мы ему отдаем свою.
Молодые крестьянки с оголенной грудью, голова которых была украшена убором из роз, а талия перевязана повязкой из растений, танцевали в честь плодородия земли и перебрасывались маленькими тряпичными шариками, чтобы отвести дурной глаз. Благодаря их искусству злые духи, тяжелые, неповоротливые и бесформенные, не могли проникнуть в сельскохозяйственные культуры.
— Если бы мы могли обладать их сноровкой, — пожалела Нефертари.
— В тебе тоже живет скрытая тревога.
— Меня беспокоит Ка.
— Он совершил серьезную ошибку?
— Нет, это из-за кисточки, которую у него украли. Помнишь об исчезновении моей любимой шали? Вне всякого сомнения, Офир использовал ее, чтобы произнести заклинание, разрушить мое здоровье и ослабить наше супружество. Благодаря вмешательству Сетау я смогла родить Меритамон, избежать смерти, и я опасаюсь нового нападения, и на этот раз на твоего старшего сына.
— Он страдает?
— Лекарь Парьямаху осмотрел его и ничего необычного не обнаружил.
— Этого недостаточно; обратись к Сетау и попроси его создать магическую стену вокруг Ка. С сегодняшнего дня пусть он сообщает нам о малейших подозрениях. Ты предупредила Изэт?
— Конечно.
— Нужно найти вора, неужели предатели действуют во дворце? Серраманна опросит челядь.
— Я боюсь, Рамзес, я боюсь за Ка.
— Будем сдерживать этот страх, он может ему навредить. Тот, кто общается с мраком, будет использовать любую оплошность.
С палитрой писца и кисточками Ка вошел в лабораторию Сетау и Лотос. Прекрасная нубийка заставляла черную кобру выплюнуть яд, в то время как ее муж готовил микстуру для лечения расстройства пищеварения.
— Это ты мой учитель магии?
— Твоим единственным учителем будет сама магия. Ты еще боишься змей?
— О, да!
— Только дураки не боятся рептилий. Они родились раньше нас и знают секреты, которые нам нужны. Ты заметил, что они проскальзывают через миры?
— С того момента, как отец подверг меня испытанию, заставив встретить огромную кобру, я знаю, что избегну ужасной смерти.
— Все же тебя, кажется, нужно охранять.
— У меня украли кисточку, и маг может воспользоваться ею, чтобы навредить мне; царица сказала мне правду.
Серьезность и взрослость мальчика удивила Сетау.
— Околдовывая, — объяснил он, — они учат нас способу борьбы против черной магии. Вот почему я буду давать тебе каждый день микстуру из толченого лука, змеиной крови и крапивных растений. Через две недели к этому я добавлю медные стружки, красную охру, квасцы и оксид свинца: а затем Лотос предложит тебе снадобье, которое она сама придумала.
Ка сделал гримасу, надул губы.
— Это, наверное, не очень приятно.
— Немного вина уничтожит неприятный вкус.
— Я его никогда не пил.
— Заполнишь еще один пробел в своем образовании.
— Вино мутит сознание писцов и мешает иметь им верную руку.
— Избыток воды мешает сердцу расшириться; не поддавайся этому недостатку. Чтобы хорошо различать вина, нужно раньше начинать их пробовать.
— Они охранят меня от злых духов?
Сетау потрогал зеленоватую мазь.
— Тот, кто ничего не делает, не может сопротивляться черной магии; только энергичная работа позволит тебе отвратить нападки незримого.
— Я готов, — подтвердил Ка.
ГЛАВА 18
Уже десять дней в Хаттусе[7], столице Хеттской империи, основанной на Центральном Анатолийском плато, где пустынные степи чередовались с ущельями и теснинами, шел дождь.
Усталый, сутулый, с короткими ногами, с постоянно бегающими глазами, император Муваттали все время зяб. Даже около камина он оставался, не снимая шерстяной шапки.
Несмотря на неудачу при Кадеше и поражение в провинциях, Муваттали чувствовал себя в безопасности в своей столице, состоявшей из нижнего и верхнего города с акрополем, где возвышался императорский дворец. Гигантские укрепления, благодаря рельефу местности, превращали Хаттусу в неприступную крепость.
Однако в гордом и непобедимом городе против императора поднималось скрытое недовольство. Впервые за все время правления Муваттали дважды потерпел поражение.
На девять километров в окрестности, ощетинившейся башнями и укреплениями, воины несли неусыпную охрану, но каждый спрашивал себя, продолжит ли завтра Муваттали вершить судьбу империи. До сих пор тот, кого называли «великим вождем», предотвращал попытки захвата власти, уничтожая самых дерзких; но последние события сделали его правление уязвимым.
Два человека страстно стремились к трону: его сын Урхи-Тешшуб, поддерживаемый военачальниками, и Хаттусили, брат императора, создавший мощную союзную армию против Египта. Союз, который император пытался поддерживать, преподнося большое количество дорогостоящих подарков правителям провинций.
Муваттали провел умиротворенно полдня в обществе очаровательной молодой женщины, забавной и образованной, заставившей его отвлечься на время от забот. Он предпочел бы, как и она, посвятить себя любовной поэзии, чтобы забыть обо всем. Но это только мечта, а хеттский император не имеет ни времени, ни права мечтать.
Муваттали согрел руки. Он еще колебался: кого нужно уничтожить, брата или сына, или обоих? Несколько лет тому назад он бы использовал грубое, но надежное средство; все интриганы при хеттском дворе умерли от яда. Теперь враждебность между двумя претендентами на трон могла послужить ему. Быть может, они станут действовать друг против друга, позволив ему выступить необходимым посредником?
Еще одно обстоятельство диктовало ему его поведение: империя была на грани распада. Повторяющиеся военные поражения, тяготы войны, трудности торговли изрядно пошатнули гиганта.
Муваттали предался размышлениям в храме бога урагана, самом красивом украшении квартала святилищ нижнего города, который включал не менее двадцати одного монумента, посвященного божествам. Подобно жрецу, император разломил три хлеба и вылил вино на каменный блок, произнося ритуальную формулу: «Чтобы ты мог длиться бесконечно». Муваттали хотел именно такого будущего для своей страны. В кошмарах он не раз видел себя побежденным Египтом и преданным своими союзниками. Сколько еще времени с высоты акрополя он будет разглядывать террасы, сооруженные из плотно прилегающих камней, прекрасные жилища знати, величественные ворота, закрывающие проход в его столицу?
Слуга предупредил императора, что к нему прибыл посетитель. Последний прошел многочисленные посты охраны, прежде чем достичь апартаментов императора, окруженных резервуарами с водой, конюшнями, оружейной мастерской и казармой.
Муваттали любил принимать гостей в зале с темными и строгими колоннами, украшенными памятным оружием — символом побед хеттской армии.
Тяжелые четкие шаги Урхи-Тешшуба можно было узнать среди тысяч. Высокий, мускулистый, крепкий, с длинными волосами, он выглядел как суровый воин, всегда готовый ринуться в бой.
— Как ты себя чувствуешь, сын мой?
— Плохо, отец.
— Однако твое здоровье кажется превосходным.
— Вы меня звали, чтобы смеяться надо мной?
— Не забывай, с кем ты разговариваешь!
Урхи-Тешшуб усмирил свое высокомерие.
— Простите меня, моя душа в смятении.
— От чего?
— Потому что я был главой победоносной армии. А теперь низведен в ранг подчиненного. Поставлен под командование Хаттусили, побежденного при Кадете!
— Без Хаттусили не было бы союзной армии.
— Для чего она нам нужна? Если бы вы доверяли мне, я бы победил Рамзеса!
— Ты упорствуешь в своем заблуждении, сын мой; зачем без конца вспоминать прошлое?
— Прогоните Хаттусили и передайте мне командование!
— Хаттусили — мой брат, он уважаем нашими союзниками и пользуется расположением торговцев, без которых ослабла бы наша военная мощь.
— Итак, что вы предлагаете мне?
— Забыть ссоры и объединить усилия, чтобы спасти страну.
— Спасти страну... Но кто ей угрожает?
— Вокруг нас меняющийся мир; мы не победили Египет. Некоторые союзы могут распасться быстрее, чем я предполагал.
Усталый, сутулый, с короткими ногами, с постоянно бегающими глазами, император Муваттали все время зяб. Даже около камина он оставался, не снимая шерстяной шапки.
Несмотря на неудачу при Кадеше и поражение в провинциях, Муваттали чувствовал себя в безопасности в своей столице, состоявшей из нижнего и верхнего города с акрополем, где возвышался императорский дворец. Гигантские укрепления, благодаря рельефу местности, превращали Хаттусу в неприступную крепость.
Однако в гордом и непобедимом городе против императора поднималось скрытое недовольство. Впервые за все время правления Муваттали дважды потерпел поражение.
На девять километров в окрестности, ощетинившейся башнями и укреплениями, воины несли неусыпную охрану, но каждый спрашивал себя, продолжит ли завтра Муваттали вершить судьбу империи. До сих пор тот, кого называли «великим вождем», предотвращал попытки захвата власти, уничтожая самых дерзких; но последние события сделали его правление уязвимым.
Два человека страстно стремились к трону: его сын Урхи-Тешшуб, поддерживаемый военачальниками, и Хаттусили, брат императора, создавший мощную союзную армию против Египта. Союз, который император пытался поддерживать, преподнося большое количество дорогостоящих подарков правителям провинций.
Муваттали провел умиротворенно полдня в обществе очаровательной молодой женщины, забавной и образованной, заставившей его отвлечься на время от забот. Он предпочел бы, как и она, посвятить себя любовной поэзии, чтобы забыть обо всем. Но это только мечта, а хеттский император не имеет ни времени, ни права мечтать.
Муваттали согрел руки. Он еще колебался: кого нужно уничтожить, брата или сына, или обоих? Несколько лет тому назад он бы использовал грубое, но надежное средство; все интриганы при хеттском дворе умерли от яда. Теперь враждебность между двумя претендентами на трон могла послужить ему. Быть может, они станут действовать друг против друга, позволив ему выступить необходимым посредником?
Еще одно обстоятельство диктовало ему его поведение: империя была на грани распада. Повторяющиеся военные поражения, тяготы войны, трудности торговли изрядно пошатнули гиганта.
Муваттали предался размышлениям в храме бога урагана, самом красивом украшении квартала святилищ нижнего города, который включал не менее двадцати одного монумента, посвященного божествам. Подобно жрецу, император разломил три хлеба и вылил вино на каменный блок, произнося ритуальную формулу: «Чтобы ты мог длиться бесконечно». Муваттали хотел именно такого будущего для своей страны. В кошмарах он не раз видел себя побежденным Египтом и преданным своими союзниками. Сколько еще времени с высоты акрополя он будет разглядывать террасы, сооруженные из плотно прилегающих камней, прекрасные жилища знати, величественные ворота, закрывающие проход в его столицу?
Слуга предупредил императора, что к нему прибыл посетитель. Последний прошел многочисленные посты охраны, прежде чем достичь апартаментов императора, окруженных резервуарами с водой, конюшнями, оружейной мастерской и казармой.
Муваттали любил принимать гостей в зале с темными и строгими колоннами, украшенными памятным оружием — символом побед хеттской армии.
Тяжелые четкие шаги Урхи-Тешшуба можно было узнать среди тысяч. Высокий, мускулистый, крепкий, с длинными волосами, он выглядел как суровый воин, всегда готовый ринуться в бой.
— Как ты себя чувствуешь, сын мой?
— Плохо, отец.
— Однако твое здоровье кажется превосходным.
— Вы меня звали, чтобы смеяться надо мной?
— Не забывай, с кем ты разговариваешь!
Урхи-Тешшуб усмирил свое высокомерие.
— Простите меня, моя душа в смятении.
— От чего?
— Потому что я был главой победоносной армии. А теперь низведен в ранг подчиненного. Поставлен под командование Хаттусили, побежденного при Кадете!
— Без Хаттусили не было бы союзной армии.
— Для чего она нам нужна? Если бы вы доверяли мне, я бы победил Рамзеса!
— Ты упорствуешь в своем заблуждении, сын мой; зачем без конца вспоминать прошлое?
— Прогоните Хаттусили и передайте мне командование!
— Хаттусили — мой брат, он уважаем нашими союзниками и пользуется расположением торговцев, без которых ослабла бы наша военная мощь.
— Итак, что вы предлагаете мне?
— Забыть ссоры и объединить усилия, чтобы спасти страну.
— Спасти страну... Но кто ей угрожает?
— Вокруг нас меняющийся мир; мы не победили Египет. Некоторые союзы могут распасться быстрее, чем я предполагал.