Рамзес, Моис и Бакен приехали на стройку, где работали ремесленники, сооружавшие гигантскую залу с колоннами, о которой мечтал Сети и которую построит его сын. Поставка блоков происходила без опозданий, слаженность основных работ была непрерывной, каменные столбы, символизирующие стебли папируса, появившиеся из первичного океана, поднимались один за другим.
   — Ты доволен своими рабочими? — спросил Рамзес у Моиса.
   — Управлять Сари нелегко, но мне кажется, что я подчинил его.
   — В чем заключается его проступок?
   — Он относится к рабочим с недопустимым презрением и пытается урезать их питание, чтобы поживиться.
   — Заставь его предстать перед судом.
   — Это ни к чему, — решил еврей, развеселившись. — Я предпочитаю иметь его под рукой. Как только он перейдет допустимые границы, я сам займусь им.
   — Если ты его слишком заденешь, он начнет жаловаться.
   — Будьте спокойны, Великий Царь, на этот счет: Сари — трус.
   — Разве он не был вашим наставником? — спросил Бакен.
   — Да, — ответил Рамзес, — и он был действительно знающим воспитателем. Но какое-то безумие овладело им. Учитывая тяжесть его преступлений, другой на моем месте сослал бы его на каторгу в оазис. Я надеюсь, что работа поможет ему обрести разум.
   — Первые результаты не впечатляют, — пожаловался Моис.
   — Твое упорство довершит дело… но не здесь. Через несколько дней мы уезжаем на Север, и ты с нами.
   Еврей казался раздосадованным.
   — Этот зал с колоннами не закончен!
   — Я доверяю эту заботу Бакену, четвертому жрецу Амона, которому ты дашь необходимые советы и указания. Он доведет работу до конца, а также займется увеличением храма Луксора. Какое это будет чудо, когда двор с колоннами, пилонами и обелисками увидит свет! Пусть работы продвигаются быстро, Бакен, возможно, судьба отмерила мне краткий срок, а я желаю освятить эту роскошь.
   — Ваше доверие — честь для меня, Великий Царь.
   — Я не назначаю тряпичных кукол, Бакен. Старый Небу будет выполнять свои функции, а ты свои, он — управлять Карнаком, ты — стройками. И ты, и он должны предупредить меня в случае возникновения трудностей. Принимайся за работу и думай только о ней.
   Фараон и Моис покинули стройку, пройдя по аллее, окаймленной тамариском, ведущей к святилищу богини Маат, закону, истине и справедливости.
   — Мне нравится бывать здесь, — признался царь. — Мой дух отдыхает здесь, а мое видение более ясно. Как повезло этим жрецам, но они забывают об этом! В каждом камне ощущается душа богов, в каждом храме слышны их послания.
   — Почему ты заставляешь меня покинуть Карнак?
   — Нас ждет восхитительное приключение, Моис. Ты помнишь, когда мы говорили об истинном могуществе с Ашей, Амени и Сетау? Я был убежден, что им обладает лишь фараон. Оно притягивало меня, как пламя мотылька, и я бы сгорел, если бы мой отец не подготовил меня к тому, чтобы жить в нем. Даже когда я отдыхаю, оно горит во мне, требует, чтобы я строил.
   — Что ты задумал?
   — Это настолько велико, что я еще не решаюсь говорить об этом с тобой, мне надо все обдумать во время путешествия. Если только боги благословят меня на осуществление замысла, ты будешь непосредственно участвовать в этом.
   — Признаюсь, ты меня удивил.
   — Почему?
   — Я был убежден, что царь забудет своих друзей и будет озабочен лишь придворными, думами о государстве и властными приказами.
   — Ты плохо думал обо мне, Моис.
   — А ты изменишься, Рамзес?
   — Человек меняется, желая достигнуть цели. Моя цель — это величие моей страны, и это неизменно.

28

   Сари, бывший воспитатель Рамзеса, продолжал кипеть. Он был понижен до управления несчастной группой кирпичников, он, учивший элиту царства! А этот Моис, который постоянно ему угрожал, пользуясь своей физической силой! С каждым днем он все меньше выносил унижения и насмешки. Он попытался восстановить против еврея рабочих, но популярность последнего была такова, что его критика не нашла никакого отклика.
   Моис был всего лишь исполнитель. Нужно было поразить того, кто вверг его в нынешнее несчастье и отчаянье.
   — Я разделяю твое мнение, — согласилась его жена Долент, сестра Рамзеса, разлегшаяся на подушках. — Но решение, которое ты предлагаешь, кажется страшным, таким страшным…
   — Чем мы рискуем?
   — Мне страшно, дорогой. Подобные действия могут обратиться против их исполнителей.
   — И что же? Ты забыта, презираема, а я, я терплю отвратительное отношение! Как можно продолжать так жить?
   — Я понимаю, Сари, я понимаю. Но дойти до такого…
   — Ты пойдешь со мной или я пойду один?
   — Я твоя жена.
   Он помог ей подняться.
   — Ты хорошо подумал?
   — Я думаю об этом постоянно уже более месяца.
   — А если… нам откажут?
   — Никакого риска.
   — Как ты можешь быть в этом уверен?
   — Я предпринял меры предосторожности.
   — Они будут достаточны?
   — Даю тебе слово.
   — Разве нельзя избежать…
   — Нет, Долент. Решайся!
   Пара, скромно одетая, пошла пешком по переулку, ведущему в рабочий квартал Фив, где жило много иноземцев. Чувствуя себя не в своей тарелке, сестра Рамзеса шла, прижавшись к мужу, боясь сбиться с пути.
   — Мы потерялись, Сари?
   — Конечно, нет.
   — Еще далеко?
   — Пара кварталов.
   Их рассматривали, считая за чужаков. Но Сари упрямо шел вперед, хотя его жена все больше дрожала.
   — Вот, это здесь.
   Сари постучал в маленькую дверь, окрашенную в красный цвет, к которой был прибит мертвый скорпион. Открыла дверь старая женщина, пара спустилась по деревянной лестнице, ведущей в подобие сырого грота, где горело около десятка масляных ламп.
   — Он придет, — сказала старуха. — Садитесь на табурет.
   Долент предпочла остаться стоять, так ее пугало это место. Черная магия была запрещена в Египте, но некоторые маги не колеблясь предлагали свои услуги за непомерную цену.
   Ливанец, толстый и раболепный, приблизился маленькими шагами к клиентам.
   — Все готово, — объявил он. — Есть ли у вас все необходимое?
   Сари опрокинул в правую руку мага содержимое маленького кожаного мешка: десяток камней бирюзы удивительной чистоты.
   — То, что вы купили, находится в глубине пещеры, рядом вы найдете рыбью кость, которой вы напишете имя того, кого вы ходите околдовать. Затем вы разобьете предмет, и этот человек заболеет.
   Во время речи мага Долент спрятала лицо, закутавшись в шаль. Как только они остались с мужем одни, она вцепилась в его запястья.
   — Уйдем, это слишком ужасно!
   — Еще немного, и все закончится.
   — Рамзес мой брат!
   — Ты ошибаешься, он стал нашим первым врагом. Мы должны действовать без страха и угрызений совести. Мы ничем ни рискуем, он даже не узнает, откуда был нанесен удар.
   — Может быть, можно…
   — Мы не можем больше затягивать, Долент.
   В глубине пещеры, на подобии алтаря, покрытом странными знаками, представляющими страшных зверей и злых духов, лежали известковая табличка и рыбья кость, длинная, толстая и острая. Коричневые пятна покрывали табличку. Без всяких сомнений, маг смочил ее змеиной кровью, чтобы увеличить вредоносную силу.
   Сари взял кость и начал писать иероглифами имя Рамзеса. В ужасе его жена закрыла глаза.
   — Твоя очередь! — приказал он.
   — Нет, я не могу!
   — Если порча не наведена парой, она бесполезна.
   — Я не могу убить Рамзеса!
   — Он не умрет, маг обещал мне. Его болезнь просто помешает ему править, Шенар станет правителем, а мы вернемся в Мемфис.
   — Я не могу…
   Сари вложил кость в ее правую руку и заставил ее сжать пальцы.
   — Пиши имя Рамзеса.
   Так как рука дрожала, он помог ей. Неумело написанные иероглифы образовали имя царя.
   Осталось лишь разбить известковую табличку.
   Сари взял ее, Долент снова спрятала лицо. Она отказывалась быть свидетелем этого ужаса.
   Несмотря на все свои усилия, Сари не достиг цели. Табличка выдержала, она казалась прочнее гранита. Рассерженный Сари взял один из булыжников, валявшихся на полу пещеры, и попытался им разбить табличку с порчей, но на ней не появилось даже щербины.
   — Я не понимаю… Эта табличка тонкая, такая тонкая!
   — Рамзес защищен! — крикнула Долент. — Никто не может достать его, даже маг! Идем, идем быстро отсюда!
 
   Пара бродила по улочкам бедного квартала. В паническом ужасе, скручивающем внутренности, Сари больше не узнавал дорогу. Двери закрывались, когда они приближались, подозрительные взгляды следили за ними за ставнями. Несмотря на жару, Долент продолжала прятать лицо за покрывалом.
   Худой человек с профилем хищной птицы остановил их.
   — Вы потерялись?
   — Нет, — ответил Сари, — дайте пройти.
   — Я не враг, я могу вам помочь.
   — Мы сами выкрутимся.
   — В этом квартале можно встретить неприятности.
   — Мы сумеем защититься.
   — Против вооруженной шайки у вас нет ни единого шанса. Здесь человек, у которого есть драгоценные камни, желанная добыча.
   — У нас нет ничего такого.
   — Разве не вы заплатили ливийскому магу бирюзой?
   Долент прижалась к мужу.
   — Это всего лишь пустые слова!
   — Вы оба весьма неосторожны, не вы ли забыли… это?
   Худой человек показал им тонкую табличку с именем Рамзеса.
   Долент закатила глаза и упала на руки своего мужа.
   — Любое применение черной магии против фараона карается смертью, разве вы не знали? Но в мои намерения не входит вас разоблачать, успокойтесь.
   — Что… что вы хотите?
   — Помочь вам, я уже сказал. Входите в дом, слева, вашей супруге нужно попить.
   Жилище с земляным полом было скромным, но чистым. Молодая полная женщина со светлыми волосами помогла Сари положить Долент на деревянную скамью, покрытую циновкой, и принесла воды.
   — Мое имя Офир, — сказал худой человек, — а это Лита из рода Эхнатона и законная наследница трона Египта.
   Сари был оглушен. Долент тем временем пришла в сознание.
   — Вы… вы шутите?
   — Это правда.
   Сари повернулся к молодой светловолосой женщине.
   — Этот человек лжет?
   Лита отрицательно покачала головой, отошла и села в углу комнаты, как будто безразличная к тому, что происходило.
   — Не пугайтесь, — сказал Офир. — Она столько страдала, что ей долго и трудно придется снова учиться жить.
   — Но… что с ней сделали?
   — Ей угрожали смертью. В одиноком заключении ее заставили отказаться от веры в Атона, единого бога, ей приказали забыть имена родителей и пытались разрушить ее душу. Если бы я не вмешался, она бы уже стала безумной нищенкой.
   — Почему вы помогаете ей?
   — Потому что моя семья была казнена, как и ее. Наша жизнь наполнена лишь одним: желанием отомстить, желанием, которое даст Лите власть и изгонит ложных богов из Египта.
   — Рамзес не несет ответственности за ваши несчастья!
   — Напротив. Он принадлежит к проклятой династии, которая обманывает и угнетает народ.
   — Как вам удалось выжить?
   — Последователи Атона дают нам кров и пищу в надежде, что он услышит наши молитвы.
   — Вас все еще много?
   — Больше, чем вы можете представить, но мы храним молчание. Но даже если останемся лишь мы с Литой, мы продолжим бороться.
   — Но прежние времена минули, — возразила сестра Рамзеса. — Эту горечь испытываете лишь вы.
   — Ошибаетесь, — сказал Офир. — Отныне вы мои союзники.
   — Покинем этот дом, Сари, эти люди — помешанные.
   — Я знаю, кто вы, — произнес Офир.
   — Это неправда!
   — Вы — Долент, сестра Рамзеса, а это ваш муж, Сари, бывший наставник фараона. Одна из жертв его жестокости, и вы хотите отомстить за себя.
   — Это наше дело.
   — У меня есть порченная известковая табличка, которую вы использовали. Если я предъявлю ее визирю, засвидетельствовав против вас…
   — Это шантаж!
   — Если мы станем союзниками, эта угроза исчезнет.
   — А какая нам выгода от этого? — спросил Сари.
   — Использовать против Рамзеса магию было хорошей идеей, но вы не являетесь знатоками. Порча, которую вы выбрали, заставила бы заболеть простого смертного, но не царя. Фараон во время коронации наделяется невидимой защитой, которая окружает его. Нужно шаг за шагом разрушить ее. Я и Лита способны на это.
   — Что вы требуете взамен?
   — Гостеприимный кров и спокойное место, чтобы завязывать контакты.
   Долент подошла к Сари.
   — Не слушай его. Он опасен, он навредит нам. Сари повернулся к магу.
   — Согласен. Мы союзники.

29

   Рамзес зажег масляные светильники в наосе храма Карнака, самой потайной части храма, куда мог проникать лишь фараон и, в случае его отсутствия, его заместитель, верховный жрец. Тьма рассеялась, показалась святая святых, тайное святилище из розового гранита, в котором находилось земное воплощение Амона, «спрятанное», чью истинную форму не знал ни один из смертных. Благовония фимиама медленно воскурялись, обволакивая место, где божественная энергия воплощалась в видимом и невидимом.
   Царь разбил глиняную печать, приложенную к наосу, отодвинул засов и открыл двери святилища.
   — Просыпайся в мире, мощь порождения, которая творит постоянно. Признай меня, я твой сын, в моем сердце любовь к тебе, я пришел получить твой совет, дабы выполнить то, что будет полезно тебе. Просыпайся в мире и освети эту землю, которая живет лишь твоей любовью. Энергией, что идет от тебя, возроди все, что есть вокруг.
   Царь осветил статую божества, снял цветные повязки из льна, покрывавшие ее, совершил обряд ее очищения водой из священного озера, умастил притираниями и покрыл новыми повязками из чистой ткани. Потом, оживляя их своим голосом, он представил подношения, которые в эти же мгновения подносили жрецы на многочисленных алтарях храма. Такой же ритуал выполнялся каждое утро в каждом храме Египта.
   Наконец пришел черед главному подношению, подношению Маат, закону жизни.
   — Ты живешь им, — обратился царь к божеству, — он оживляет тебя своим благоуханием, питает тебя своей росой, твои глаза есть Закон, все твое существо есть Закон.
   Фараон заключил статую, источающую животворную силу, в братские объятия, закрыл двери наоса, задвинул засов и наложил глиняную печать. Завтра верховный жрец Небу повторит все эти действия от его имени.
   Когда Рамзес вышел из наоса, весь храм уже проснулся. Жрецы снимали с алтарей ту часть очищенной пищи, которая должна была пойти людям, хлеба и пироги выходили из булочных Карнака, мясники готовили мясо для обеда, ремесленники принимались за работу, садовники украшали приделы цветами. День был мирным и счастливым.
 
   Следуя за колесницей Серраманны, колесница Рамзеса направлялась к Долине Царей. Несмотря на утренний час, жара была уже злой. Хотя Нефертари и опасалась зноя в долине, она сохраняла спокойствие. Влажная повязка на затылке и зонтик помогали ей перенести жару.
   До отъезда на север Рамзес хотел снова увидеть гробницу отца и постоять перед саркофагом того, чье египетское имя «Хозяин жизни» воплощало его функцию. В таинстве золотого покоя душа Сети постоянно возрождалась.
   Две колесницы остановились перед узким входом в Долину. Рамзес помог Нефертари спуститься, в то время как Серраманна, невзирая на присутствие стражи, осматривал окрестности. Даже здесь он не был спокоен. Серраманна внимательно осмотрел стражников, охранявших вход, и не заметил ничего необычного в их поведении.
   К удивлению Нефертари, Рамзес не пошел дорогой, ведущей к вечному жилищу Сети и его предка, первого из Рамзесов, которые находились рядом, а свернул направо, к стройке. Рабочие мотыжили скалу, дробившуюся мелкими кусками, которые собирали в небольшие корзины.
   На выровненных и отполированных блоках один из помощников руководителя стройки Дейр эль-Медине развернул папирус. Он склонился перед царской четой.
   — Вот план устройства моей гробницы, — сказал Рамзес Нефертари.
   — Ты уже сейчас думаешь об этом…
   — С первого года своего правления фараон должен задумываться о плане своего вечного жилища и начать работы.
   Тень грусти, омрачившая взгляд Нефертари, рассеялась.
   — Смерть сопровождает нас каждую минуту, ты прав, и если мы сможем к ней подготовиться, она улыбнется нам.
   — Место кажется тебе подходящим?
   Царица медленно повернулась вокруг себя, как если бы принимала во владение пространство, обвела взглядом скалу и углубления. Потом остановилась, закрыв глаза.
   — Здесь успокоится твое тело, — предсказала она. Рамзес прижал ее к себе.
   — Даже если закон предписывает тебе покоиться в Долине Цариц, мы никогда не расстанемся. Я сделаю твое вечное жилище самым прекрасным из когда-либо построенных на нашей земле, любимой богами. О нем сохранят память грядущие поколения и воспоют его красоту в веках.
   Могущество Долины и торжественность момента связали царскую чету новыми узами, чью сверкающую силу ощутили каменотесы, рабочие каменоломни и надсмотрщик. На вершине стояли влюбленные мужчина и женщина, фараон и его великая супруга, в глазах неба их жизнь и смерть были отмечены печатью вечности.
   Работа была прервана, шум инструментов прекратился. Каждый ремесленник понял, что причастился к тайне тех двоих, чьим делом было править, чтобы небо покоилось на столбах, а земля перебывала в празднике. Без них Нил не будет течь, рыбы резвиться в волнах, птицы летать в небесной лазури, человечество будет лишено дыхания жизни.
   Рамзес и Нефертари отстранились друг от друга, но продолжали разговаривать взглядами. Они только что отворили двери истинного супружества.
   Ремесленники снова принялись мотыжить скалу, царь приблизился к надсмотрщику.
   — Покажи мне план, который ты принял.
   Царь внимательно посмотрел на предложенный ему рисунок.
   — Ты удлинишь первый коридор, сделаешь в первой зале четыре колонны, углубишься в скалу и расширишь зал Маат.
   Взяв кисть предложенную надсмотрщиком, царь поправил рисунок красными чернилами и уточнил размеры, которые требовал.
   — На выходе из зала Маат ты повернешь направо, узкий и короткий проход приведет в золотой покой с восемью колоннами, в центре которого будет расположен саркофаг. Множество приходов, предназначенных для погребения, будут соединены с ним. Каково твое мнение?
   — Никаких технических препятствий, Великий Царь.
   — Если во время работ возникнут трудности, я должен быть незамедлительно предупрежден.
   — Мой долг разрешить их.
   Царская чета и ее эскорт вышли из Долины Царей и снова направились к Нилу. Так как царь не предупредил Серраманну, последний неотрывно наблюдал за холмами. Тяжким был его труд, так как молодой монарх был безразличен к опасности. Слишком полагаясь на удачу, он рисковал ее в конце концов потерять.
   Дойдя до долины, царская колесница свернула направо, проехала мимо некрополя знати и погребального храма Тутмоса III, знаменитого фараона, который сумел установить мир в Азии и заставил расцвести египетскую цивилизацию на Ближнем Востоке.
   Рамзес остановился перед необитаемой деревней, на границе полей и пустыни, недалеко от поселка строителей. Серраманна тут же расставил людей, опасаясь, что злоумышленник прячется среди стеблей пшеницы.
   — Что ты думаешь об этом месте, Нефертари?
   Легкая и грациозная, царица сняла сандалии, чтобы лучше почувствовать энергию земли. Ее обнаженные ноги коснулись раскаленного песка, она прошла справа налево, вернулась по своим следам и села на плоский камень в тени пальмы.
   — Здесь присутствует сила, та же сила, что живет в твоем сердце.
   Рамзес опустился на колени и начал осторожно гладить нежные ступни царицы.
   — Вчера, — призналась она, — я испытала странное чувство, почти пугающее.
   — Ты можешь описать его?
   — Ты находился внутри продолговатого камня, защищенный им, кто-то пытался его разбить, чтобы снять и разрушить эту защиту.
   — Ему это удалось?
   — Мой дух боролся с этой темной силой, он отбросил ее. Камень остался невредимым.
   — Дурной сон?
   — Нет, я не спала, и это видение прошло через мои мысли, как реальность далекая, однако существующая.
   — Твое беспокойство рассеялось?
   — Нет, не совсем. Тревожно, будто враг прячется за дверью, желая навредить тебе.
   — У меня много врагов, Нефертари, но нужно ли удивляться этому? Чтобы победить меня, они, не колеблясь, будут использовать самое гнусное оружие. Или я перестану действовать, опасаясь их ударов, или я буду двигаться вперед, не заботясь о них. Я решил двигаться вперед.
   — Тогда я должна защищать тебя.
   — Серраманна заботится об этом.
   — Он отразит видимые атаки, но как оградить тебя от невидимых? Это будет моей заботой, Рамзес, своей любовью я окружу твою душу стеной, которую не преодолеют демоны. Но нужно еще…
   — О чем ты думаешь?
   — О том, кто еще не существует, но кто должен сохранить твое имя и твою жизнь.
   — Он родится здесь, на этой земле, на которой ты сейчас стоишь. Я тоже подумал об этом великом союзнике в сердце камня, душе, построенной из материи вечности. Здесь будет воздвигнут мой Храм миллионов лет, Рамессеум. Я хочу, чтобы мы создали его вместе, как нашего ребенка.

30

   Серраманна разгладил усы, надел пурпурную тунику с широким воротом, надушился и внимательно посмотрел на свою прическу в зеркало.
   Учитывая обязательства перед Рамзесом, он должен быть одет как достойный и почтенный человек, чье мнение имеет вес. Сард долго колебался, но убежденность в правильности собственных выводов подталкивала на решительные действия, он не мог больше жить с таким грузом на сердце.
   Он застал царя заканчивающим свой утренний туалет. Свежий и бодрый, монарх был в благосклонном расположении духа.
   — Роскошно, — признал Рамзес. — Ты не откажешься от командования моей личной стражей, чтобы заняться последней модой в Мемфисе?
   — Я подумал…
   — Ты подумал, что утонченный вид подойдет лучше для щекотливых просьб.
   — Кто предупредил вас…
   — Никто, успокойся, твоя тайна сохранена.
   — Великий Царь, я прав!
   — Прекрасное начало! Насчет чего?
   — Этот скорпион, который должен был вас укусить и испортить ваше путешествие… Кто-то подложил его в ваши покои.
   — Безусловно, Серраманна. Что еще?
   — Разозленный своей оплошностью, я провел расследование.
   — И твое заключение тебя беспокоит.
   — Действительно, Великий Царь. Действительно…
   — Тебе страшно, Серраманна?
   Оскорбление заставило сарда побледнеть. Если бы Рамзес не был фараоном Египта, Серраманна заставил бы его закрыть рот.
   — Я должен заботиться о вашей безопасности, Великий Царь, а это не всегда легко.
   — Ты упрекаешь меня за то, что я непредсказуем?
   — Если бы вы были чуть менее…
   — Тебе бы стало скучно.
   — Я старый пират, но я люблю хорошо делать свою работу.
   — Кто мешает тебе выполнять ее?
   — Просто пассивно охранять вас — никто, но могу ли я зайти дальше?
   — Выскажись яснее.
   — Я подозреваю одного из ваших приближенных. Чтобы подложить этого скорпиона, нужно было знать, где находится ваша каюта.
   — Столько людей знали это!
   — Возможно, но мое чутье подсказывает, что у меня есть шанс узнать виновного.
   — Каким способом?
   — Моим.
   — Справедливость — основа египетского общества, Серраманна. Фараон — первый слуга Закона, и он отнюдь не выше его.
   — Другими словами, я не получу официального приказа.
   — Неужели это помешает твоему предприятию?
   — Понял, Великий Царь!
   — Я не уверен, Серраманна. Следуй своим путем, но уважай других, я не допущу никакого бесчинства. Есть ли официальный приказ или нет, я ответствен за твои поступки.
   — Я не буду ни с кем обращаться грубо.
   — Дай слово.
   — Имеет ли ценность слово пирата?
   — Храбрый человек не нарушит своего слова.
   — Когда я говорю «грубо обращаться», я…
   — Твое слово, Серраманна.
   — Хорошо, у вас оно есть, Великий Царь.
 
   Чистота дворца была одной из главных забот Роме, управляющего Рамзеса, ответственного за комфорт фараона. Так что подметальщики, мойщики полов и другие труженики тряпки не бездействовали под присмотром дотошного писца, державшегося за свое место и желавшего понравиться Роме. Он проверял работу этих групп, немедленно вызывая того, кто не выполнял своих обязанностей, угрожая понизить его жалование при первом же нарушении.
   С наступлением ночи писец вышел из дворца, сверкавшего, как зеркало. Уставший, изнывающий от жажды, он направился быстрым шагом к таверне, где подавали вкуснейшее пиво. Когда он шел по улице, запруженной ослами, гружеными сумками с пшеницей, мощная рука схватила его за воротник и заставила, пятясь, зайти в темную лавку, дверь которой захлопнулась. Служащий испугался так, что даже не вскрикнул.
   Две сильные руки сжали его шею.
   — Говори, подлец!
   — Отпустите меня… Мне нечем дышать… Серраманна ослабил хватку.
   — Ты ведь приспешник своего хозяина, а?
   — Хозяина… какого хозяина?
   — Роме, управляющего.
   — Но… его работа безукоризненна!
   — Роме ненавидит Рамзеса, не так ли?
   — Я не знаю… Нет, нет, я не думаю! А я, я верный слуга царя!